сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 49 страниц)
А потом понимаешь. В жизни так будет всегда. Хоть за руки держись, хоть за ноги — всё равно разбросает. Просыпаешься — а ты один. И ты принимаешь правила. Всё всегда кончается. Значит, и не начинай.
— Он, знаешь... — задумчиво сказал Майкл. — На него как будто всё время солнце светило. Даже через облака. Особенно когда улыбался.
— Вот как, — прошептал Джеймс.
— Я ещё над ним смеялся, что он на самом деле откололся от Солнца и упал на Землю, чтобы...
— Чтобы что?.. — спросил Джеймс, не дождавшись продолжения.
— Ну... чтобы мы встретились, — смущённо сказал Майкл.
— Очень... поэтично.
— Да ладно тебе... — он пожал плечами. — Мы много глупостей придумывали. Все придумывают.
— Например?..
— Ну, например, что когда вырастем, построим корабль, уплывем в Атлантику, захватим необитаемый остров и будем жить там вдвоём. Заведём попугая, анаконду, крокодила, пингвина и снежного барса. А, и ещё у меня будет ручной кит. Нам лет по восемь было, когда мы договорились, что никогда ни на ком не женимся, а будем вместе всю жизнь.
— Ммммм, — сказал Джеймс, опустив глаза.
— Что? Все так делают.
— А о чем вы ещё мечтали?
— Ну, мы выдумывали, что это будет за остров. Карты к нему рисовали... Дом...
— И каким был бы дом?..
— Я хотел, чтобы моя часть была над водой, — сказал Майкл. — Чтоб можно было нырять в океан сразу из окна, утром, когда солнце встает. А он хотел, чтоб его часть врезалась в пыхающий вулкан, и там у него был бы орган, как в церкви, чтоб играть что-нибудь трагическое, если мы с ним поссоримся или если у него просто будет депра.
— И вы бы жили в разных частях дома?
— Нет, мы бы жили в центре, он был бы общий.
— А где бы вы спали?
— Ну, где — в спальне.
— Вдвоём?..
— Конечно, вдво... Так. — Майкл остановился и сердито посмотрел на Джеймса. — На что ты намекаешь?
— Я ни на что не намекаю, — Джеймс опустил лицо. — Это же не мои фантазии. Я просто спрашивал.
— Ты всё не так понял, — Майкл нахмурился.
Джеймс уставился в сторону, на рыжий облетающий куст. Смотрел так пристально, будто в окне за ним показывали какое-то кино.
— Сложно понять «не так», когда два мальчика фантазируют о том, что будут жить вместе, спать вместе и никогда не женятся, — глухо сказал он.
— Да все так делают в детстве!.. — с досадой сказал Майкл.
Джеймс вздернул подбородок, но головы не повернул. Вот как пить дать, у него там кино с Анжелиной Джоли. Конечно, на неё интереснее пялиться, чем башку повернуть и на Майкла посмотреть.
— Жаль разрушать твои иллюзии, — раздражённо сказал Джеймс, - но нет, далеко не все так делают. Только примерно десять-пятнадцать процентов. Хотя так, как ты — наверное, процентов пять.
— Отлично, — резко выдохнул Майкл. — Я попал в пять процентов парней, которые верят в крепкую дружбу. И чё теперь?
— В дружбу, — повторил тот. — Угу.
— Что ты угукаешь?.. Посмотри на меня! — рявкнул Майкл.
Джеймс повернулся, взглянул в глаза. Уголок губ у него подёргивался.
— Я восхищён твоим невежеством, Майкл, — сдержанно сказал он, — но, судя по тому, что ты мне только что рассказал — ты прирождённый гомосексуал.
— Что?.. — Майкл хотел было обидеться, но не смог. Заржал. — Девки обоссутся от смеха.
— Может быть, бисексуал, — спокойно сказал Джеймс. — Психологи всё ещё спорят на этот счет. Одни говорят, что бисексуальности не существует, другие — что все люди в той или иной степени бисексуальны. Я, честно говоря, не эксперт.
Майкл отсмеялся, утёр глаза.
— Слушай, я не знаю, что ты там себе навоображал... — он широко ухмыльнулся, — но ничего такого у меня с Эваном не было. Мы ж спали вместе, я бы всяко заметил, если б у меня на него встал. Или наоборот.
— Вы ещё и спали вместе?.. — тихо спросил Джеймс.
— Ты у нас в доме гостевую спальню видел? — разозлился Майкл. — Чё тебе «ещё и»?.. Конечно, вместе, блять, потому что больше негде было. И мы просто спали, всё! Мы...
Майкл осёкся. Джеймс угрюмо смотрел, сплетая и расплетая пальцы. Потом не выдержал:
— Вы — что?..
— Ну, мы целовались пару раз... В шутку. В губы, — добавил Майкл упавшим голосом. — Но это же не значит...
— Ну что ты, — Джеймс провел рукой по волосам и отвернулся. — Когда мальчики целуются в губы, это совсем ничего не значит.
— Да не было у нас ничего такого!.. — возмутился Майкл. — Мы не лезли друг другу в трусы, просто спали!.. — И тихо добавил: — В обнимку...
Джеймс посмотрел через плечо.
— Сколько тебе было лет, когда он уехал?
— Двенадцать, — буркнул Майкл. — Какая разница?
— Такая, что ещё год-другой — и ваша нежная дружба полыхнула бы бурным романом. Судя по тому, что ты говоришь, твои чувства были взаимными, — сухо сказал Джеймс. — Вы просто не успели это понять.
— Иди ты знаешь, куда... — сердито сказал Майкл. — Ты знаешь, куда.
Джеймс пожал плечами, медленно пошёл вперед. Сунул руки в карманы. Спина прямая, как линейка. Только делений между лопатками не хватает.
Майкл догнал его, схватил за локти, развернул к себе.
— Ну, что, блять, не так?.. — беспомощно спросил он. — Что я сказал?..
— Ты иногда такой умный, что это пугает, — тихо сказал тот, не поднимая глаз. — А иногда такой кретин, что хочется опять съездить тебе по роже.
— Ты мне скажешь, что происходит, или нет? — Майкл встряхнул его.
Джеймс молчал и кусал губу. Майкл убрал руки.
— Ты же сам спрашивал, — тихо сказал он. — Я думал...
Он сам не знал, что он думал. Взял зачем-то и... Каждый раз так получалось. Заходит кудряшка к тебе в нутро, оглядывается:
— «А что это у тебя, Майкл, такое?»
— «А это у меня мечты дурацкие.»
— «Клёвые какие!.. А тут что лежит, в коробочке?»
— «А это у меня симпатия. Вот террариум с завистью, вот баллон под давлением — там стыд. Царапины от когтей по стенам — это надежда, её никто не видел, но она всегда рядом. Лазерное шоу на крыше — это секс. Здесь целая полка «мне ничего не нужно», там фотоальбом «ебал я в рот». А эта мумия в саркофаге, в пыльном углу — полный пиздец. На табличке, конечно, написано «Первая любовь», но ты не верь. Мало ли что там пишут.»
Джеймс вдруг поднял голову, тревожно свёл брови.
— Майкл...
— Чего ещё?..
— Послушай... Я зря так сказал.
— А чё ты сказал, — Майкл пожал плечами. Ему вдруг стало всё безразлично. — На кретина я не обиделся.
— Ты мне рассказал ужасно трогательные вещи, а я... Это было грубо.
— Я те херню всякую рассказал. А ты распереживался.
Джеймс шагнул вперёд, Майкл отступил.
— Я те такой херни вагон могу рассказать, — сказал Майкл. — Хочешь?..
— Не надо...
— Чё, неинтересно стало?..
— Майкл...
— Чё «Майкл»?..
Джеймс смотрел, будто над пропастью висел, держась за верёвочку.
— Ну чё, ещё вопросы остались? — спросил Майкл. — Давай, пока шанс есть, а то передумаю. Я ж вижу, у тебя зудит. Когда я первый раз трахнулся? В четырнадцать. Поцеловался — в девять. На учёбу хер положил — в двенадцать. На горшок пошёл...
Джеймс метнулся вперёд, обхватил руками за пояс, прижался лицом к груди.
— Перестань... Прости...
— А чё прощать-то, — Майкл стоял, как столб.— Я ж понимаю, сам поковыряться люблю, разобрать, чё как сделано. Я вот из херни сделан.
Джеймс коротко прерывисто вдохнул, сжал руки ещё крепче.
— Ты сделан из наглости, секса и железнодорожных шпал, — сказал он.
— Из говна и палок, короче, — хмыкнул Майкл.
— Из обаяния, доброты и потрясающего чувства юмора, — Джеймс не сдавался.
— Из смешного говна и палок.
Джеймс прыснул, но сдержался:
— Из упрямства, смелости и воображения.
— Из смешного говна и ненастоящих палок, — согласился Майкл, даже не улыбнувшись.
Джеймс набрал воздуха в грудь, чтобы добавить что-то ещё, взглянул ему в лицо — фыркнул, хрюкнул и заржал, как сумасшедший.
Майкл стоял и ждал, пока тот успокоится. А Джеймс не мог. Он держался за Майкла, просто чтобы не упасть, и хохотал. Всхлипывал, утирал глаза — и хохотал, утыкаясь лицом ему в грудь и закусывая рубашку. Сквозь смех бормотал извинения, цеплялся за ремень, чтобы устоять на ногах.
— Щас штаны с меня снимешь, — спокойно предупредил Майкл. — А у меня там стоит.
Джеймс, едва успокоившись, расхохотался снова.
— И чё смешного? — без улыбки спросил Майкл. — Когда я первый раз достал, ты так не ржал.
— Когда ты первый раз достал... — всхлипнул Джеймс, — я думал — в меня не влезет... У меня всё-таки... не стакан... и даже не мисочка...
Майкл сжал губы — не помогло.
Они хохотали, держась друг за друга, шатаясь, как пьяные. Переглядывались — и ржали. Кое-как успокаивались, глубоко дышали, говорили друг другу «так, всё» — и ржали снова. До колик под рёбрами. До полного просветления.
— Так, всё, — сказал Майкл, упираясь руками в колени и стараясь отдышаться. — Знаешь, что. Пошли отсюда. Тут какое-то место... Заколдованное.
Джеймс, застонав, протёр лицо руками.
— Майкл, ты... Господи, я никогда в жизни столько не смеялся.
Они разогнулись кое-как, уцепились друг за друга. Побрели дальше по улице нога за ногу. Смех постепенно отпускал, будто и правда оставался там, в круге света жёлтого фонаря. Непроизвольные смешки становились всё реже и реже.
— Майкл... Можно, я ещё спрошу?
— Опять про Эвана? — тот вздохнул. — Ну.
— Как у него теперь дела?..
— Да откуда я знаю. Выучился, наверное.
— Вы с тех пор не общались?.. Ты его не искал?..
— Да зачем мне его искать? — сказал Майкл. — У него своя жизнь, у меня своя. Детство кончилось, нечего там ворошить.
— Но он ведь был тебе близким другом.
— Был.
— И тебе никогда не хотелось...
— Хотелось, — сказал Майкл. — Когда мне было двенадцать. А сейчас мне двадцать. И уже не хочется. Закрыли тему, лады?..
* "Some say the devil is dead" — народная ирландская песня.
========== 20 ==========
В этот день, кажется, влез целый год жизни. Майкл никогда не чувствовал себя таким пустым и уставшим. Он считал — отлично разбирается в самом себе и в окружающих людях. Вся его жизнь была организована просто, вроде стеллажей в гараже, где в цветных ящиках хранились воспоминания, чувства, планы на будущее.
Но Джеймс выкрутил лампочку, и всё стало не тем, чем всегда казалось. И Майкл стоял, смотрел на незнакомые чувства, а те моргали на него светящимися глазами с тёмных полок и ждали момента, когда он повернётся спиной, чтобы прыгнуть на плечи, вцепиться острыми зубами в шею и пропороть кожу, как лысую покрышку.
Джеймс больше ни о чём не спрашивал, а Майкл не стремился трепать языком. В отель вернулись молча. От скоростного лифта заложило уши, противно заныло в висках. Майкл смотрел краем глаза в зеркальную стену, думал: «Надо же, это я» — и не верил. Не-а. Чёрта с два это ты.
Ты не разгуливаешь в таких шмотках — у тебя их нет. Ты не оказываешься в номере отеля на верхнем этаже — да здесь ночь стоит столько, сколько ты за месяц не заработаешь. Ты не спишь с парнями, потому что у тебя никогда на них не вставало, и даже если тебя всё ещё зовут Майкл, ты всё равно кто-то другой.
Через панорамные окна был виден весь центр Бирмингема. Майкл стоял, сунув руки в карманы, и смотрел с высоты на город. По улицам бежали огни, светились фонари, вывески, фары. Он следил за ними сквозь своё отражение в невидимом стекле. Отражение было чужим, жизнь была тоже чужая. Ненастоящая.
Чувства осыпались под ноги, как чешуйки ржавчины. Не осталось ни страха, ни злости, ни тревоги. Ничего не осталось. Даже радости. Голова была пустая и звонкая. Утро, казалось, было миллион лет назад. Сейчас запиликает будильник — и проснёшься.
Сзади выстрелило шампанское. Майкл даже не обернулся. Казалось, всё кончилось, а он даже не успел сообразить — когда. Будто завтра они вернутся в Лондон и больше никогда не увидятся.
Как и с Эваном.
Они тогда простились легко. Будто на пару дней расставались. Письмо из Манчестера пришло в мае — Королевская музыкальная школа выдала Эвану грант на обучение. Майкл гордился — он-то всегда знал, что Эван особенный. Дураки бы они были, если б не взяли его к себе.
Он никогда не считал, что Эван бросил его, предал их дружбу. Да он первый за него радовался — поедет, выучится, человеком станет. Для Эвана музыка была смыслом жизни. Он часами из-за пианино не вылезал, вообще про всё забывал: поесть, поспать, задания в школу сделать. Майкл к нему по утрам перед уроками забегал, чтобы с домашкой помочь. Тогда-то он сам ещё нормально учился. Одним из лучших был. Мозги резвые, схватывал всё на лету.
То, что Эван хотел уехать — тут и обсуждать было нечего: если такой шанс выпадает, хватать же надо. Последнее лето провели вместе, почти не разлучаясь. Майкл и сам не ждал, что в сентябре жизнь возьмёт, да и кончится. Будет всё едино — что осень за окном, что зима. Какая разница-то, Эвана же всё равно нет.
Два месяца, пропущенных в том году, он так и не нагнал. Да и не пытался. Переползал из класса в класс, только чтобы мать не расстраивать. Та за него переживала — пыталась разговорить, отвлечь чем-то.
— Это ничего, — говорила она. — Это пройдёт. Познакомься с какой-нибудь девочкой. Какие тебе нравятся? У тебя в классе есть симпатичные?.. Пригласи к нам домой кого-нибудь. Или сам в гости сходи. Надо дружить с девочками, — говорила она. — Это пройдёт.
В четырнадцать Майкл будто проснулся. С девочками дружить, говоришь? Самое время. Как раз дружилка отросла.
И понеслось. Никто не понимал, как он подход к ним находит. Ничем ведь не блистал: лицом не вышел, красиво говорить не умел, даже не ухаживал. Посмотреть-то было не на что: щуплый, костлявый, нескладный, всей красоты — глаза серые, как сумерки в небе, да член длиной в ладонь. А ведь велись.
Потом, в пятнадцать, когда начал в гонках участвовать, хоть понятно было: авторитет рос-рос, да и вырос. Зато с учёбой окончательно распрощался. Если по три-четыре месяца в год дома валяешься и ждёшь, пока кости срастутся — не до школы уже.
— Ты такой серьёзный, — сказал Джеймс.
Отражений в стекле теперь было два. Одно повыше, другое пониже. Одно длинноногое, другое с волной тёмных волос. Одно без другого смотрелось потерянным, но сейчас, когда оба стояли рядом, казалось — родились вместе.
— О чём ты сейчас думаешь? — спросил Джеймс, прислоняясь к нему спиной.
— О том, как мы смотримся, — честно ответил Майкл.
Джеймс отпил шампанского и протянул ему свой бокал. Холодное стекло остудило пальцы.
В номере был полумрак. Горела лампа на тумбочке в спальне, сквозь приоткрытую дверь на пол ложился клин медового света. Горел торшер, зажатый в углу модным серым диваном.
— И как же мы смотримся?..
— Никуда не хочется тебя отпускать, — тихо сказал Майкл.
— Не отпускай.
Со дна бокала тянулись ниточки пузырьков, шампанское было сладковатым, непривычно чистым на вкус. Джеймс развернулся лицом, ткнулся губами в хмурую челюсть. Майкл прикрыл глаза.
— У тебя сердце колотится, — сказал Джеймс, прижавшись ладонью к груди — Так быстро...
— Хочет сбежать, наверное.
— Что же ему мешает?
— Ты.
Джеймс прерывисто вздохнул, запрокинул голову, провёл пальцами по щеке Майкла.
— Мне так интересно, как это рождается в твоей голове, — прошептал он.
— Что? Дурацкие шутки?..
— Слова... Образы. Откуда ты их берёшь?..
— Да просто говорю, как есть, — сказал Майкл.
— Ты не понимаешь... — Джеймс смотрел ему в лицо, будто головоломку разгадывал.
— Так объясни.
— Только не обижайся, ладно?
Майкл смотрел сквозь два отражения на мерцающий пунктир улиц и обижаться не собирался. Он пил шампанское.
— У тебя поразительная метафоричность для твоего уровня эрудиции.
— Это ты меня щас так нахер послал? — Майкл усмехнулся.
— Это я тебе комплимент хочу сделать, дятел, — с Джеймса в момент слетела романтичная задумчивость, он насупился. — У тебя словарный запас — как у попугая, выглядишь, как крокодил, зато интеллект размером с жирафа!
Майкл засмеялся.
— Мои однокурсники иногда часами мучаются, чтобы подобрать удачное сравнение, а ты даже не задумываешься!.. Ты так видишь!..
— Может, им большой словарный запас мешает?.. — Майкл усмехнулся. — Когда в супермаркете не три вида хлопьев, а триста, у меня тоже глаза разбегаются, не знаешь, за какие хвататься.
Джеймс прильнул к нему, как кот, потёрся лбом о плечо.
— Что бы ты сказал про меня?.. — с улыбкой спросил он, поднимая лицо. — Каким ты меня увидел в первый раз?
— Я подумал, у тебя под волосами бирка должна быть, будто тебя только что в магазине купили. Что ты губы красишь. И что у тебя глаза, как летнее солнце в зените.
Джеймс тихо засмеялся, ухватил за руку, потянул за собой. Толкнул на диван, пристроился на коленях.
— А я подумал, что ты опасный и наглый, — сказал он. — Что от тебя стоит держаться подальше.
— Как-то плохо у тебя получилось держаться подальше, — Майкл хмыкнул.
— Это потому что ты наглее, чем я представлял.
Майкл допил шампанское, покрутил пустой бокал. Джеймс расстегнул на нём пиджак, стал вдруг очень серьёзным.
— Можно?.. — тихо спросил он.
— Снять с меня что-нибудь? В любой момент, красавчик.
