Текст книги "Ступени в вечность"

Автор книги: Людмила Минич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 38 страниц)

– Достойная награда за все его труды, – упрямо прошептала девушка, не надеясь, впрочем, что Раванга не расслышит её слов.

– Ты предлагаешь предоставить его судьбе? – Она кивнула. – Оставить тварям из незримого? – Маритха продолжала яростно кивать. – Чтобы он стерёг тут других путников, помогая незримым завладеть чужими телами? – Девушка сникла. – Труднее всего найти тело первому. Иное дело, если у тебя уже есть помощник в нашем мире. Представь, что он направится в Латиштру.

Маритха опускала голову все ниже. Великий, как всегда, был прав в своей милости к пленнику. Оставлять его тут нельзя. Но все равно её ненависть к Корке слишком сильна.

– Ты же говорил, что сам он не доберётся до Латиштры…

– Корка – нет. Рана не столь тяжела, но и не легка. И кажется мне, что прежде ему не приходилось бывать в запретных землях, дороги он не знает. А ты заметила, что раньше он не чувствовал своей раны?

Да, она заметила эту странность.

– Я ведь говорил, что существа из незримого обладают особой силой и расплачиваются за обретённое тело её потерей?

Маритха вновь кивнула, побуждая его продолжать.

– Они теряют, и это необратимо. Но когда они входят в тело, сила ещё при них и сразу никуда не уходит. Надо, чтобы она иссякла. Несколько дней. А кому и с десяток. За то время они «знакомятся» с жертвой, не отпускают её Нить, не выталкивают окончательно. Для них ведь все внове. Они стремятся походить на людей как можно больше. Выделяться в людской толпе им нельзя, смерти подобно.

– А что будет?

– «Странных» объявляют либо ущербными, либо опасными. И тех, и других рано или поздно приводят в Храм.

– И что, неужто любой Ведатель в Храме увидит незримого? Вот так просто?

– Не любой. Но любой не увидит внутри человеческой Нити и по тому угадает в людской оболочке чужое присутствие. Любой почти сразу поймёт, откуда прилетела эта песчинка.

– И что тогда? Его изгонят?

– Его тело, полученное с таким трудом, попросту уничтожат. А силы, чтобы вернуть его к жизни, у незримого больше нет. Ведь теперь он связан с телом и лишён своих настоящих возможностей. Он уязвим для людей.

– А почему не выгнать тварь? Так, как сделал ты?

– Если прошло много времени, в этом нет нужды – настоящего хозяина давно уже нет. Если немного…

Он умолк.

– Да, – подтолкнула Маритха, – если он, хозяин, ещё там? Тангар мне немножко рассказывал… каково это… Ужас!

– Изгонять незримых может далеко не каждый. Таких в Великой Аданте осталось немного. Главный Храм Амиджара закрыт, и те, кому суждено настоящее величие, больше оттуда не выходят.

Храм Амиджара… Маритха вспомнила, что говорил Аркаис про этот самый Храм. Все до песчинки.

– Закрыт? Почему? Неужто Великие в нашем мире больше не нужны?

– Бессмертные оставили его своей милостью – наставников, способных вдохнуть в твою Нить настоящее величие, к этому времени не осталось. Великий – не слово, что ласкает слух, а всего лишь ступень, на которой стоишь.

– И что? В нашем мире больше не будет Великих? Это несправедливо! Неужто ты сам не можешь быть наставником?

– Я пытался. Учить способен любой, научить же – далеко не каждый из тех, кто берётся. Каждому – своё.

– Вот и Тёмный всегда так говорит. Каждому – своё.

– Никто из моих учеников не встал на эту ступень. Все они до сих пор безмерно далеки от неё. Но я надеюсь. Быть может… – он не продолжил.

– А много у тебя учеников? – жадно спросила Маритха.

– Истинных? Немного.

Кажется, он опять улыбался.

– А как… как в этом самом Храме… который теперь закрыт… учили? Или это большая тайна… – Она вспомнила, как правильно называются большие тайны. – Я хотела сказать, опять запретное знание.

– Запретное.

Девушка даже сквозь ночь ощутила улыбку Раванги, но не сдалась. Она должна про негоразузнать! Все, что только сможет.

– Ну и что? – небрежно пожала она плечами, набравшись смелости. – Сколько во мне уже того запретного знания! Песчинкой больше, песчинкой меньше…

– Лучше пусть будет песчинкой меньше.

Маритха возненавидела его улыбку. На миг, но этого оказалось достаточно, чтобы не поддаться накатившему вдруг безразличию и усталости.

– Нет уж, пускай песчинкой больше, – сжала она зубы, подавляя зевоту. – Почему, когда я не прошу, вдруг какое-то знание с неба падает? Да больнёхонько по темечку! Мне ничуть не нужное! И все запретное! А стоит мне попросить, как сразу – не положено! Кто мне его по горсточке выбирает? Кто решает? Нет уж, или все надо открывать, или совсем ничего!

Улыбка исчезла. Навалившаяся усталость тоже.

– Ты сама видишь, – ответил он, – знание часто приносит боль, счастье – редко. Тебе не надо нести на плечах весь мир, ухитрись удержать хотя бы малую малость. Чем больше ты узнаешь, тем дальше окажешься от прежней Маритхи. Вернуться будет нелегко.

– Вернуться уже…

Она хотела сказать «нельзя», но сама испугалась.

– Сейчас ты спрашиваешь о том, что никогда тебя не коснётся, даже краем. Что тебе Амиджар и его ученики? Он давно закрыт, но если бы было иначе… Женщины не становятся Ведателями, не обучаются в Храмах. Бессмертными им суждено другое. Ты ведь знаешь.

Ах, вот он про что! Маритха глупо захихикала. Вот было бы забавно, если б ей такое в голову взбрело!

– Ты хотела узнать о Храме по другой причине?

Она опять смешалась и только кивнула.

– Ты скажешь мне?

Девушка усердно представляла тонкие пальцы, ласкающие струны, чтобы ни одна предательская мыслишка не вырвалась из Серой Сферы.

– А недостаточно того, что я прошу? – вышло слишком грубо, но было поздно что-то исправлять. – Очень сильно прошу… – все-таки выдавила она вслед.

Вот он, миг правды. Если он не захочет рассказать про такую малость, которая, как он говорит, даже краем не коснётся… Тогда что от него ждать? Такой не даст Маритхе решать самой, что правильно, а что нет. Какие двери открывать, а какие погодить. Бессмертные-то ей доверили, иначе бы кого-то другого Ключом назначили… Того же Равангу! Уж он бы от Тёмного Дверь лучше всех охранил. А коль скоро сами Бессмертные Маритху избрали, негоже её на верёвочке тащить, как слепую собачонку.

– Ты ведь не встречала Аркаиса с тех пор, как мы расстались? – спросил Раванга. В его голосе она уловила лёгкую задумчивость, никакой настороженности.

– Я спрашиваю не у него, у тебя, – попыталась она выкрутиться.

– Разве я сказал что-нибудь обидное для тебя?

Не обидное, нет… Но запретное. Вспоминать – само вспоминается, да так, что про то говорить не хочется.

– Ничего обидного. – Девушка пожала плечами. – Только ты мне ничего не говоришь, если Тёмный что-нибудь не скажет наперёд. А сам то и дело справляешься, что, да где, да как.

– Ответь лишь, видела ли Аркаиса, и узнаешь то, что хочешь.

Он ведь и так уже знает, зачем же из Маритхи ответ вытряхивать?

– Во сне, – прошептала девушка.

Хотелось небрежно бросить, словно ничего такого нет, но голос предательски сорвался на шёпот.

– Что же ты сразу не сказала?

– Я должна была?

– А сама ты как думаешь?

Теперь он повернулся к ней. Луна сияет, её лицо, как назло, вовсю виднеется. Да Великому и без того читать легко, на то он и Великий.

– Я думаю… А почему бы тебе самому его не подстеречь и все свои дела не порешить? Неужто двое Великих не могут…

– Не могут, Маритха, – ответил он, и теперь ей послышалась лёгкая печаль. – Между нами пропасть гораздо больше Пограничной Расселины. И то, что он мне скажет, теперь не имеет значения. Меня нельзя обмануть, искусить, сбить с пути. Важно лишь то, что он говорит тебе. Видишь, насколько он хитёр. Я не знал, что Аркаис приходил опять, не уследил за тобой. Это значит, что ты отдаляешься, а ему все легче скрывать твою Нить. Когда это было?

– Позапрошлой ночью, – неохотно призналась Маритха. – Он только снился. И пел.

– Пел? Тебе?

Теперь её и вправду задело. Больно-больно. Раванга бы ей петь не стал, это точно. Для него все одинаковые. Что Корка, что Тангар, что Маритха… ещё ученики какие-то, паломники со всей Аданты, Ведатели Храма, люди из Табалы. Даже тварей из незримого он жалеет не меньше.

Девушка не заметила, как забылась, метнула прямо в него неслышное обвинение.

– Нет, все разные, Маритха. Но страдают одинаково.

Она вылезла из Сферы! Маритха тут же вообразила Сына Тархи с муштаром, чтобы заткнуть свои мысли обратно.

– И Великие?

Он ответил не сразу.

– Великие тоже от этого не избавлены.

– Ты расскажешь про Амиджар?

– Это ведь не праздное любопытство? Что ты хочешь знать?

– Все, – жадно подхватила она.

– Все о Храме? Об обучении? Об Аркаисе? Что тебя тревожит? Что онтебе рассказал?

– Ничего. Почти… Потому и прошу тебя.

– Хочешь знать о том, как он ушёл из Храма?

Маритха кивнула, хоть это было далеко не все, про что ей хотелось услышать.

– Он оказался слаб и не вынес обучения. Всего лишь.

– Слаб? – воскликнула Маритха, вспоминая беспощадную ясность Нити и слепящий свет. Такого не выдержать слабому.

– Дар может быть велик, но воля слаба. Он покинул Храм.

Да… Маритха вспомнила. Он что-то сам говорил… про слабость.

– А он сказал, оттуда не выходят, – нерешительно отозвалась девушка.

– Что он ещё сказал? Пойми, Маритха, мне будет легче успокоить твою тревогу, если ты не будешь скрывать того, что знаешь.

– Да я не скрываю! – защищалась она. – Говорил, что есть такой Храм, откуда Великие выходят. Только не очень-то часто… Что обучение там хуже пытки, – вольно пересказала она слова Тёмного. – На мою теперешнюю жизнь очень похоже… Что выдержать не каждый может. Что не выходят оттуда, только входят. Вот и все.

– И зачем тебе это ненужное знание? Он и так сказал более чем достаточно.

Что ему ответить? Что сама не знает зачем? Маритха уже позабыла, для чего затеяла этот разговор, даже про Дверь позабыла, про все на свете. Ей хотелось разузнать про Тёмного хоть что-нибудь, хотя б на волосок приблизиться к его секретам. Он тоже был слабым… Как обретают силу?

– Я видела его Нить, – призналась девушка, отбросив мучительные колебания. – С неё не капает кровь его жертв, – вспомнила слова самого Аркаиса. – Она светлая, такая, что невозможно смотреть. Вот я и хочу знать, кто он такой. Раз и навсегда.

Раз и навсегда решить, стоит ли его ненавидеть. Должна ли она.

– Видела Нить… – усмехнулся невесело Великий. – Ты ведь знаешь, кто он такой. Неужели до сих пор не понимаешь? Или не хочешь понять?

– Я никогда не знала меньше, чем теперь, – ответила Маритха и сама несказанно удивилась.

– Признаться, я удивлён твоими словами. Маритха никогда бы так не сказала.

– Это мои слова. Не его.

– Ты очень изменилась за эти дни. Скажи, о чем была его песня?

Ну вот, она так и думала. Раванга принялся осторожненько расспрашивать вместо того, чтобы поведать ей прошлое Сына Тархи. Но Маритха ответила:

– Да про все понемногу. Про вечность, про счастье… про все. Ты обещал, – напомнила она Великому.

На этот раз он не стал больше медлить.

– История его – одна из многих, Амиджар насчитывает тысячи таких от самого дня основания, – начал Раванга, и Маритха обратилась в слух. – Главный Храм Амиджара – самый древний в Аданте. Говорят, ещё Бессмертные ступали на его камни. Тогда он с виду был совсем иной, не было ни крыши, ни величественных врат, ни высоких стен, и все же это место сохранило мощь Бессмертных до наших дней. Это совершенно особое место. Оно учит само, наставники лишь направляют. Обучаться там – великая честь для прошедшего Первое Посвящение. Только для таких, ещё не ставших Ведателями, открываются двери Храма. Но мало кто из ищущих мудрости Бессмертных остаётся, ибо решают не наставники, выбирает само место. Тот, кому удастся спуститься в Храм, принят Бессмертными, и обратно к свету он поднимается, только полностью завершив свой труд.

Ещё одно пещерное место!

– А остальные? Которые не выходят? Куда они деваются? – не удержалась девушка.

Великий задержался с ответом:

– Наш мир – это жестокий мир, Маритха. Но справедливый. И первый, кто должен усвоить это, – ученик Амиджара, потому они и становятся Великими. Становились.

– Значит, это правда, что они сами себя убивают? А им не дают…

– Он и это сказал? Странный был у тебя сон, Маритха.

– Да уж… – пролепетала девушка, не зная, как прикусить побольнее свой глупый язык.

– Пойми, – продолжал Раванга после небольшого раздумья, – мне тяжело не исказить словами драгоценной чистоты, скрытой в пещерах Амиджара. Поверь, все имеет глубокий смысл. Далеко не каждому суждено быть Великим, но даже пройдённый наполовину путь украшает Нить. Путь Ведателя иной, он легче, но для тех, кто хочет большего, нет лёгкости. Там… в тех пещерах проступает истинная сущность, и она так ужасна, что не хватает сил её вынести. Страх, отчаяние и боль. Слишком много, слишком часто. А когда уже кажется, что все позади и ты достиг, тебя опять настигает враг и хватает за сердце. Это безумие, и не все могут его преодолеть. Рано или поздно все начинают искать не знания, а покоя.

– Истинный покой – это смерть, – прошептала девушка.

Удивительно, но даже ветер стих от этих слов. Они упали в полной тишине.

– Ты запомнила.

– Я никогда не забуду.

– Но это всего лишь миг, он проходит, а жизнь вернуть невозможно. И потому никому не дают необдуманно оборвать свою Нить прежде времени. До определённой черты. Если потребность в покое не становится невыносимой…

Он говорил так же легко и ровно, и фигура его дышала привычным Маритхе умиротворением. Ничто не указывало на то, что воспоминания тяготят его.

– Смотрят, не дают… – пробормотала она. – Ведь Бессмертные все знают наверняка! И все равно убивают! Да ещё много раз.

– Запретное знание на то и закрыто от непосвящённых, что они не в силах понять его. Или принять. Ты хотела знать. Но слова искажают суть, и ты так и не поняла, что есть Храм Амиджара. Но ты хотела слов, не понимания.

Может, и не поняла, однако он и не старался. Сегодня он был скуп. Когда Раванга хочет, чтобы кто-то уразумел его речи, он всегда находит нужные слова, которые ничего и нигде не искажают.

– Жуткое место, вот что. И наставники под стать, – бормотала Маритха, опасаясь, что её услышит кто-нибудь, кроме Великого, потому и озиралась по сторонам, вглядываясь во тьму.

– Наставники принадлежат этому месту и никогда его не покидают. Не покидали.

– А почему никто не выходит? Неужто нельзя человека просто так отпустить, а не ждать, пока он Нить свою укоротит?

– Отпустить просто, не просто уйти. Туда попадают лучшие, Маритха, избранные Бессмертными для того, чтобы отдать себя нашему миру. Для них это не просто поражение. Это смерть. Лучше принять её в учении, Бессмертные зачтут это, когда клубок размотается вновь. Быть может, новая попытка окажется удачной. Из Храма можно выйти, но почти никто и никогда не выбирал этот путь. Выбрать его – значит сдаться, упустить такое, чего никогда не получишь вновь. И мощь, которую ты ощущал не раз, которою ты был не раз, которою ты почти уже стал, больше никогда тебя не осенит. Это всего тяжелее. Ты никогда не знала такого счастья, потому тебе не понять.

Да уж, не понять ей такого кошмара, хоть и она уже кое-что повидала. Пускай недолго, пускай чужую мощь, чужую вечность… Надо же так людей мучить! Приманивать, а потом плющить между молотом и наковальней, и водой холодной обливать, и жару ещё поддавать.

– А ты тоже?.. – не решилась она закончить.

– Я не сильней других. Но Лишняя песчинка воли все решает.

Они двигались в ночь, и так же темно было у девушки внутри. Недалеко от неё, в носилках, спал Тангар, единственный, близкий, родной, но Маритха опять про него позабыла.

– Это потому Бессмертные так сделали, что Ведатели всегда одинокие? Никто, кроме них самих, воле Бессмертных не воспротивится! Никто искать не станет, даже если кто-то и пропадёт в каких-нибудь пещерах вроде этого Амиджара, – проронила она наконец.

– В этом тоже скрыт свой смысл, Бессмертные ничего не делают по прихоти. На самом деле одиночество приходит само.

Девушка подождала немного, но Раванга оставался безмолвным, и она сама подала голос:

– Как это, само?

– Если собственную суть становится видно лишь в Амиджаре, то естество других выступает гораздо раньше. Ведатель теряет близких, как только он начинает видеть и слышать.

– Не понимаю я, – упрямо твердила Маритха.

– Сейчас ты поймёшь, – пообещал он. – Нить моего отца прервалась от тяжкой болезни. Мать моя осталась неутешной. А с нею я, четверо моих братьев и две сестры. Наследовать было почти нечего даже одному из нас. Троих отправили в служение разным Храмам. Мне тогда ещё не исполнилось положенных пяти лет, но я единственный был рад такому случаю. Из нашей нищеты мне посчастливилось попасть туда, где более всего хотелось быть! Мне не стоило большого труда оторваться от дома. Никогда наша мать не пыталась узнать, что случилось со мной и с каждым из нас. Давным-давно я повстречал её в Табале, она приходила в Храм за предсказанием. Тогда я только отправлялся в Амиджар, а она была уже почти старухой. Она так и не узнала, что за Ведатель напророчил такое будущее её старшему внуку. Плохое будущее. Она молчала, мелко кланялась, а в мыслях её не было ничего, кроме ненависти. Если бы его будущее оказалось иным, она умерла бы от счастья, глядя на меня. Мне довелось испытать этот бесполезный глупый гнев потому, что внук её оказался злодеем, лишённым милости Бессмертных. Одиночество благотворно, и лишь потому Бессмертные заповедали его блюсти.

– Должно быть, это ужасно тяжело. И горько, – вздохнула девушка, жалея Ведателей.

– Это неприятно лишь поначалу, – загадочно изрёк её спутник. – И даёт гораздо больше, чем забирает.

Теперь они долго ехали молча. Маритха все же не выдержала, выдавая своё болезненное пристрастие:

– Ну а Тёмный? Ты что-то знаешь про него?

Великий опять помолчал немного, прежде чем ответить. Он смотрел на девушку, но та усиленно вглядывалась в темноту и представляла тонкие пальцы на струнах, чтобы не дать самой маленькой мысли ускользнуть из-под укрытия Сферы.

– Ты жаждешь этого так сильно? Что ж… Когда-то Саис был сыном песенника, услаждавшего слух самого Покровителя всей Аданты. Он мечтал о той же судьбе, но вышло иначе. По воле отца он попал в Табалу, далеко от Башни Верховного Покровителя. Несколько лет ему твердили, что служение Храму – величайшая честь, и он так затвердил это, что в священных стенах с ним даже говорить нельзя было без торжественности, без особого скрытого значения. Отец навещал его время от времени, раз в несколько лет. Приехал он и перед Первым Посвящением, чтобы в последний раз увидеть сына. У меня к тому времени уже открылся дар Ведателя, однако полностью моей воле он ещё не покорился. У Саиса тоже. Тогда я не умел обходить своим взором то, куда смотреть не нужно, и увидел истинную причину странного выбора отца-песенника. Тогда мне даже было жаль Саиса. Ведатель одинок, Маритха, но в этом одиночестве нет беды. Привычный с детства мир кажется гораздо страшнее, лишь только откроется дар. Но это на первых порах, потом все меняется.

– Так что случилось? Что? – жадно спрашивала Маритха, позабыв обо всем.

– Любимый первенец, на самом деле он должен был повторить судьбу отца. Его ждали струны муштара. Ни о чем лучшем Саис не мог бы и мечтать, потому что песня у него в крови. Если ты слышала, то понимаешь. – Маритха торопливо кивнула. – Однако незадолго до появления второго сына Ведатель местного Храма предрёк, что милостью Бессмертных в семью придёт великий песенник, необычайный. Если останется жить. Во время родов младенец чуть не умер, и отец молил Бессмертных сохранить в семье великий дар. И свидетельствовал в Храме, что взамен отдаст старшего сына служителем в любой из Храмов, что укажет местный Ведатель. Положенные пять лет пролетели не зря, Саиса должным образом подготовили к служению, чтобы своевольный мальчишка никогда не нарушил клятвы отца, даже ненароком. Так много усилий обернулись пеплом! Потом оказалось, что все это песок, поднятый ветром в пустыне. Никогда не знаешь, где он найдёт пристанище. Мне довелось повстречать сына песенника, которому предрекли великое будущее. Он кончал свои дни нищим, лишённым милости всех Покровителей. Отец не смог бы им гордиться. Однако пророчество сбылось. Саис действительно стал великим песенником. И ему все равно на чем играть, струнах муштара или Нитях. Однако струны он оставляет для себя, только случайно можно услышать его песню. Может быть, ты даже первая, для кого он пел.

Маритхе стало жарко, несмотря на ледяной ветер.

– Не обольщайся, – охладил её нежданную горячку Раванга, – в его поступках всегда есть тонкий расчёт. Он всего лишь хотел привлечь твоё внимание, настроить твои чувства, как настраивает свой муштар. Он играет не только на Нитях. Это тонкая игра, но случается, что она не приносит успеха. И тогда он не гнушается и другими играми, запретными для Ведателей.

Маритха почти пропустила мимо ушей последние слова, так пыталась унять жар во всем теле.

– И он попал в Амиджар? И ты тоже? – сыпала она вопросами. – А потом его покинул? А как?

– Он прекратил обучение. Сдался задолго до срока. Выбрал позор и горечь памяти о потерянном величии. Бессмертные лишают отступников своего благоволения, ограждают стеной свои дары. Саис больше не мог питаться живительной силой Бессмертных, не мог больше слышать и видеть доступное Ведателю. Почти возвратился в детство. Пещеры Амиджара отпустили его без труда. В нем уже не было ничего, что стоило бы удерживать. Наставник сказал, что, когда Саис вышел из Храма, он смеялся.

– Он всегда смеётся, – пробормотала Маритха.

– Должно быть, с тех пор. После Посвящения я никогда не слышал его смеха, не видел улыбки, всегда только одержимость своим даром, своей новой властью. Вот и все. Я рассказал тебе все, что знал.

– Но ведь Бессмертные не лишили его виденья? Ну, на самом-то деле? Мысли он читает так же, как другие Ведатели. Даже лучше.

– Лишили. Все остальное он обрёл, блуждая по земле вслед за ветрами и песками. Мир держится силой Бессмертных, она питает Храмы и Ведателей. Мир полон силы, но не только живительной, творящей. Здесь царит равновесие. – Девушка силилась понять, про что его последние слова. – Мы неоднократно сталкивались с Саисом. В первый раз он прошёл мимо, сделав вид, что не знает меня. От его мощи не осталось и следа, а бесполезный теперь груз знаний волочился, оттягивая плечи. Наконец-то он держал в руках вожделенный муштар, но счастье так и не пришло. Слишком много он помнил. Слишком много видел. Я уверен, что тогда он жалел о своём глупом выборе в пещерах Амиджара. Мы не были друзьями, и я не стал за ним гоняться. Прошло очень много времени, и я с удивлением встретил его вновь, хотя даже кости давно должны были истлеть. Я ощутил новую мощь, чуждую мне, и решил не вмешиваться в его судьбу. Но нам приходилось сталкиваться снова и снова, иногда едва заметно, но всегда болезненно. Я понял, откуда взялась его сила. Всегда есть такие, что противятся Бессмертным, черпают силу в других источниках. У них свои храмы, свои пещеры, свои тайные места. Они далеко не так многочисленны, раскиданы по всему миру, но и у них можно научиться… – Маритха опять ощутила сожаление, оно было не только в голосе, но и вокруг, окутало её невидимым покрывалом. – Сыновья Тархи, безусловно, всех сильнее. Однако их осталось очень мало, меньше, чем Великих в Аданте. На этом пути нельзя совершать ошибок, Маритха. Теперь же мы встретились ещё раз, и, признаюсь, я ждал его, я знал, что он хочет открыть эту Дверь. Не спрашивай зачем.

– Я и так знаю, – отомстила Маритха за все его прежние недомолвки. – Дверь к Бессмертным.

Раванга, верно, глядел на неё, пытаясь проникнуть в Сферу, но девушка усердно смотрела вдаль и слушала ветер, вспоминая песню. Ей ни к чему открывать свои мысли. Уж очень много в них суеты, непонятной ей самой. Нельзя, чтобы Великий Раванга разобрался в них первым.

– Он и это тебе поведал? – задумчиво протянул Великий. – Воистину странный сон тебе приснился, Маритха.

– Воистину, – подтвердила девушка, а наружу рвался глупый смех.

И вдруг она вспомнила, с чего затеяла весь разговор. С этого надо было начинать, но сейчас уже казалось, что спрашивать нет никакого смысла. Неужто все не ясно? Однако прежнее намерение не дало ей скрыться.

– Скажи мне ещё одно, раз уж такой разговор. Куда лежит наш путь? Я больше не могу безоглядно верить, потому что и это мне уже известно. Но ты все равно скажи: куда на самом деле?

Маритха думала, что уж эти слова точно ей дадутся нелегко, а вышло так… проще некуда.

– Аркаис и тут постарался? И что же он мнит?

– Он говорит, что для меня нет иной цели в запретных землях, кроме Двери. Туда и идём.

– Он прав.

Девушка ждала такого ответа и все равно разочарованно вздохнула.

– Зачем, если нельзя её открывать? Ты сам говорил! Или можно открывать, но не всем? – невольная едкость прорвалась наружу, как Маритха ни старалась скрыть её.

– Почему же? – спокойно ответствовал Великий. – Открывать можно сколько угодно, а вот стать Бессмертным, пройдя сквозь неё, без расплаты – не получится. Наш мир платит не за открытую Дверь, а за бессмертие для одного из нас. За то, чтобы сломался порядок, за то, чтобы появилась новая связь между мирами. Пусть ненадолго, но это все равно непосильный груз. Сколько может стоить такое бессмертие, не знает никто.

– Так что же, – ещё язвительнее получилось у Маритхи, – мы ищем её… Дверь эту проклятую, чтобы любоваться? Или о притолоку хлопнуть?

– Именно! – подхватил Раванга. – Хлопнуть! Для тебя это единственный способ избавиться от Аркаиса. Пока ты являешься Ключом, он будет за тобой охотиться. Как только ты сделаешь попытку открыть эту Дверь, ты станешь обычным человеком, бессильным что-либо менять. Останется только закрыть врата – и все пойдёт по-старому. Ты думаешь, что я хочу занять место Аркаиса? Что соперничаю с ним за бессмертие? Никто не войдёт в эту Дверь, пока у меня есть хоть песчинка моей силы!

– А если… онбудет там? Если захочет войти?

– Я остановлю его. Тебе надо будет только отворить её и тут же затворить обратно. Ты освободишься от Аркаиса, а мир от угрозы его безумия. До следующего Ключа.

– Зачем тогда нужен Ключ? Если Бессмертные такие мудрые, они не станут нам вредить. Может, все не так уж и плохо? Может, и не такая она большая, эта расплата? Раз уж никто не знает, какая она…

Маритха чуть не плакала. Она-то думала, что хоть в чем-то лучше остальных, а все выходит, что от неё одна беда.

– Ты уже ищешь лазейку, – спокойно ответил Великий. – Трещину, щель, куда скользнёт твой разум, чтобы разрешить себе не думать, а сердцу не болеть. Ты почти уже поймана. А ловушка старая, как мир…

– Погоди, – перебила Маритха почти грубо, не желая слушать бесконечные поучения. Все время одно и то же. – Ты ведь не сказал… Зачем Бессмертным свой собственный мир трясти? Неужто им просто интересно?

– Бессмертные разнятся, как и люди. Наверное. Ведь Тархи тоже был Бессмертным.

– Тархи? Бессмертным? – выпучила глаза Маритха.

– Да, но он долго пребывал в нашем мире.

– И… это он придумал? Я про Нити…

– Это он указал такой путь своим ученикам.

– Бессмертный?!

– Если бы он был достоин своего мира, то не оказался бы в нашем. Я так думаю… Но в нашем мире каждый выбирает долю по себе. А покровителей по ней.

– Все, хватит. Не могу больше, – чаша её страданий переполнилась.

– Ты сама затеяла этот разговор вместо отдыха.

– Я измучилась, но не устала, – проворчала девушка.

С Великим она никогда не уставала. Впрочем, с Темным тоже.

– Я о том и говорю. Ты слишком глубоко опускаешься в песок запретного знания. А он зыбучий и не выпустит, если позволишь себе провалиться хотя бы по пояс. Ты уже достигла этой черты. Не стоит постоянно думать о Нитях, Бессмертных и своём нелёгком выборе. Не надо думать о том, кто такой Аркаис и откуда взялась его мощь, если ему не благоволят Бессмертные. Думай о насущном. О Тангаре, что любит тебя. О Корке, что не зря попался на пути. О его вездесущем хозяине, который, возможно, где-то рядом, О Двери, что закроется навсегда, унося с собой твой несчастливый дар. О счастье, что придёт после испытаний. До конца осталось не так уж много. Четверть пути мы уже одолели.

– Ладно, я буду думать про Тангара, – тихо пообещала девушка.

Она поползла к носилкам, отогнула полог. За ним клубилась чернота, Тангар не стал разводить огонь, но Маритха долго смотрела внутрь, вслушивалась в знакомое сопение. Тангар такой хороший, такой сильный… Но что эта сила по сравнению с мощью Великих? Зато он с ней и никуда не уйдёт. Не покинет… А верно ли, что не покинет? Вот исчезнут вокруг неё все Великие, и его восторг истает, внимание пресечётся, а любовь исчезнет, словно не бывало. Ведь что в ней замечательного, кроме Ключа? Наверно, что-нибудь да есть, иначе Сын Тархи не стал бы ей петь. Не стал бы Нить свою показывать. Не разделил бы с нею вечность. Иначе она бы его не удивила…