Текст книги "Ступени в вечность"
Автор книги: Людмила Минич
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 38 страниц)
Привалов не делали, двигались до самого заката. Когда скалы окрасились в багровые тона уходящего солнца, а в темнеющем небе едва обозначились обе луны, расходящиеся по местам, обоз встал. Бледный диск Большой Луны пока не успел опуститься в холмы, а Малая только начала свой путь по небу, когда погонщики выстроили тарпов неровным кругом, мордами наружу. Это место, видно, приглядели загодя. Тут холмы раздавались в стороны, образуя довольно широкую долину, так что во время ночного привала обоз растягивать не пришлось.
Бодрый вечерний холод пробрался за полог, заставляя Маритху запахнуться поплотнее. Снаружи слышались нечастые окрики, всхрапывания тарпов, и только. Тангар тоже что-то ответил, перекликаясь с остальными. Такие обозы не раз отправлялись в Латиштру. Никакой суеты. Никакого общего лагеря. Люди таились друг от друга, и каждый оставался при своём.
– Эй! – кто-то окликнул их снизу, обходя, видно, всех подряд. – Ваша вторая треть!
– Ясно! – ответил Тангар и полез внутрь, отогнув полог.
– Какая это треть? – подозрительно спросила Маритха.
– Нам охранять во вторую треть выпало.
– А-а…
Хранитель посмотрел на неё со вниманием, и девушка сжалась до упора, почти уйдя в мохнатые одёжки.
– Чего огня не разожжёшь, если замёрзла?
Без издёвки спросил, даже участливо.
Она только плечами пожала слегка, вряд ли Тангар заметил в полутьме, которую даже открытый полог не сильно развеял. Вечереет. Скоро темень опустится. А с огнём Маритха до сих пор не сообразила. И разводить его в этих неудобных плошках она не умеет. Не пришлось научиться. Раньше его все проводники да случайные попутчики разжигали. А ей без сноровки недолго и шкуру на тарпе подпалить.
Хранитель до конца отодвинул полог, чтобы впустить быстро уходящий вечерний багрянец, и сам принялся за дело. Скинул рукавицы, подвесил плоский жаровник, привычно приладив ременные петли к низенькому потолку, открыл верхнюю отдушину, достал ворох верёвок из пережатого игольника, вымоченного в земляной смоле, откромсал ножом несколько кусков, ловко продел их в дыры, оставленные в верхней плошке. Развязал бурдюк, скребком щедро нагрёб оттуда жиру в нижнюю плошку жаровника. Ловко у него получалось и быстро, но Маритха во все глаза не на это смотрела, а на руку его. Как это она раньше не заметила? На правой руке не хватало, мизинца, и была она страшно изуродована до самой кисти, а может, и дальше – не видно под одёжей.
– Откуда это? – вырвалось у девушки.
Тангар даже глаз не вскинул, ударяя раз за разом огненными камнями. Он сосредоточенно молчал, пока искра не подпалила пучок сухого мха, тут же ловко подхватил его и запалил все фитили. Огонь начал понемногу разгораться, и хранитель опустил полог.
– Что откуда? – наконец отозвался он. – Тут лишнего нет. Я к дороге в пустошах готовился, и не маленькой.
– Нет… Не про то я…
Он вскинул глаза, вопрошая. Огонь заполнил уже всю плошку и светил ярче некуда, наполняя их каморку удушливой вонью. Маритха украдкой посматривала на изуродованную руку, опасаясь суровой отповеди. Разве это её дело? Мало ли у здешних хранителей тяжёлых дней? Но раз уж вырвалось…
– Я… – она протянула руку и тут же отдёрнула, так и не коснувшись, – я вот что увидала. Вот и вырвалось. Ты… не злись, хорошо?
Тангар тяжело глянул на неё. Ничего не сказал. Она тоже решила язык попридержать.
Молча он принялся за другой бурдюк, с водой. Налил в большую кружку, отхватил туда кусок уже другого жира, из бурдючка поменьше. Поставил на жаровник, бросил поверх пару лепёшек. Кинул Маритхе короткие щипцы. Велел самой следить, её ужин. Сам ещё повозился, извлекая на свет узел, от которого резко пахло вяленым мясом, подкинул ей поближе. Он и впрямь подготовился основательно. Маритха в этих местах как ребёнок, даже огня толком развести не умеет. А горцы, те всегда в дорогу готовы, не боятся ни холода, ни голода, ни смерти.
Её спутник притулился с другой стороны от огня, у самого полога, отдавая девушке местечко потеплее. Прикрыл глаза. То ли устал, то ли задремать решил, а может, Маритху не хотел смущать своим неусыпным надзором.
– А ты что же? Не голодный? – робея, пробормотала девушка.
– Я потом, сначала ты, – ответил он, не открывая глаз.
Маритха воспользовалась тем временем, пока грелась вода, чтобы ещё раз без помех оглядеть его. Теперь ей казалось, что она вдруг с незнакомцем повстречалась. Все их раздоры в подземелье Покровителя, покаянная речь Тангара в пещере Храма и даже его глупая беспомощность в жилище Тёмного Ведателя сильно истёрлись в памяти, точно пылью присыпало. Отчего же Маритха так его боится? За что так не любит?
Хранитель не отдыхал даже тогда, когда отдыхал. Вот и теперь, полуспящий, он как ус горакха, готовый вмиг разогнуться. Черты у него грубые, словно вырубленные из камня, но чёткие, прямые. Глубокие складки меж бровей, у рта, жёсткий упрямый подбородок. Он привык отдавать наказы, привык распоряжаться направо и налево, думала Маритха, хотя ещё далеко не стар, сединами не убелён и опытом наверняка не умудрён, как иные.
Тангар распустил завязки настолько, что хорошо было видно косой шрам на шее и подальше, за ухом, полускрытый волосами. Только изуродованную руку он укрыл, случайно ли, намеренно ли – неведомо. Если бы не их вражда, Маритха нашла бы в спутнике намного больше привлекательного. Вместо того она вздохнула, сняла кружку с огня, с сожалением ковырнула пальцем отмякшую лепёшку.
– Давай я после, а? Я тут немножко погрызла, пока ты там… трудился.
Хранитель открыл глаза. Удивился. Отказываться, однако, не стал.
Маритха засуетилась, отмеряя себе воду и еду, подумывая о том, какой же цепкий взгляд у нею, это она ещё при первой встрече приметила. Как будто в чем-то подозревает. То ли её одну, то ли целый мир.
Она принялась мостить свою кружку на жаровнике так же, как и он, краешком глаза подглядывая, что делает её спутник. Смотрит ли за ней? Но хранитель жадно, большими кусками поглощал еду, точно спешил разделаться с трапезой поскорее.
И тут, неловко повернувшись, девушка задела за ременную петлю, державшую маленький жаровник. Тот качнулся, опасно накренился, и горячий жир из плошки щедро выплеснулся наружу. Маритха ахнуть не успела, как Тангар дотянулся голою рукою, успокоив раскачавшуюся жаровню. Спина тарпа под ними дрогнула, зверь всхрапнул, но хранитель уже лил воду на то место, куда попал жир. Как он успел так быстро бурдюк растянуть? «Пол» под ними все равно качался. Тангар ещё плеснул воды, одной рукой хватаясь то за ремни, то за сам жаровник, расходившийся вместе с носилками и рассерженным тарпом.
Наконец зверь слегка угомонился, и хранитель вылез наружу, успокоить его окончательно.
– В другой раз лучше смотри, – велел Тангар, вернувшись. – Нельзя зверя злить. Скинет нас отсюда… к тощим горакхам…
– Почему к тощим-то? – упрямо пробормотала Маритха, и так прекрасно понимая свою вину.
Он растерялся, но только на мгновенье:
– К тощим? Говорят так… да и все. К глупостям цепляешься попусту! Вот скинет – и мости потом все это обратно. А помогать тут некому. И ждать нас, женщина, никто не будет долго. Без нас уйдут. Тут время дорого. А жизнь дешёвая. Никто из-за нас стараться не будет, – повторил он строго.
Тангар обозлился. Иначе бы не было такой длинной отповеди.
– Я ведь не нарочно, – насупилась Маритха.
И так понятно, что не нарочно. Если б нарочно, он ведь и рукой бы мог её приложить. А рука у него, верно, нелёгкая. Девушка уронила быстрый взгляд. Нелёгкая… и обожжённая.
Маритха вспыхнула.
– Ты уж прости… я ещё не привыкла, – взмолилась. – Давай я руку посмотрю!
– Ерунда, – отмахнулся он, – малость. Жиром намажу, и скоро пройдёт.
– Давай я, – решительно взялась Маритха за дело, забыв о том, что она до сих пор голодная.
Снова развязала бурдюк, окунула пальцы.
Тангар опять так и вцепился глазами, но ничего не сказал. Ей показалось, он озадачен, но следом за тем хранитель едва слышно хмыкнул:
– Тогда уж целебным, коль на то пошло.
Маритха налилась жаром ещё больше, поспешно оттёрлась и наново вымазала пальцы. Он протянул ей руку, уж очень небрежно. Пока они разговаривали, успели вздуться здоровенные волдыри.
– Тут осторожно надо, – прошептала Маритха, едва касаясь пальчиками. – Вот так. Эх! Сразу надо было… А обругать меня ты и потом успел бы.
Если бы девушка не была так занята и огорчена одновременно, то не пропустила бы едва заметную улыбку.
– Потом… Сразу надо делать то, что должно.
– Вот я и говорю – сразу, – подхватила она. – А сейчас, наверно, больно будет…
Хранитель уже откровенно хмыкнул, и она подняла глаза. И этот над ней чего-то смеётся!
– Ты чего это?
Он усмехнулся опять:
– Больно… Ты хоть знаешь, что такое больно, женщина?
– Да уж ведаю, – огрызнулась Маритха, вспоминая Такхура и свою выкрученную руку. – Все б ко мне цепляться! Да с издёвками! Будто только тебя жизнь и била!
На этот раз он смолчал, но Маритха уже вспомнила, как Великий бросал свечу в кувшин, объясняя ей про Нити, про то, как люди теперь там стоят… без лиц. Про то, как Ведатель глядел на неё, скрестивши руки на груди. «Когда придётся совсем тяжело – зови». Я приду, если будет совсем тяжело, Маритха. Я не забуду. Я берегу тебя. А сам…
– Будто у тебя одного все в шрамах…
Она смотрела прямо в глаза Тангару, а видела страшного Аркаиса. Он как всегда смеялся, смеялся над ними, своими пленниками. Вот где больно, Тангар, вот где…
Оказывается, спутник не первый раз окликал её. Хранитель уже не на шутку встревожился, когда Маритха, наконец, взглянула на него со смыслом. Однако тени, лёгшие на её обличье, так и не сошли. Она мешком опустилась в свой уголок, скорчилась, глотая слезы.
– Я тебе воды согрею, – неловко протянул Тангар, не зная, что делать дальше. – И еды.
– Не надо, – прошептала она, – не надо.
Закрыла глаза, но слезы продолжали течь в полной тишине. Хранитель долго не решался заснуть, озабоченно поглядывая то на огонь, то на девушку.
Следующие два дня Маритха мрачно отмалчивалась, поглядывая на серые холмы из своего укрытия. Обоз подвигался на редкость спокойно и, если верить словам Тангара, должен был пройти уже не Меньше четверти пути. Страшные россказни про Ту Сторону, что она слышала в Барахе, оставались пока что глупыми байками. Запретные земли не торопились себя показать. За все время один горакх выполз из-под скалы, да и тот не рискнул приблизиться к целому обозу, не то что напасть на какого-нибудь из тарпов.
Дни текли долго и уныло. Утренняя и вечерняя трапезы, а между ними – бесконечно надоевшая спина Тангара впереди да ещё сон в крошечном домишке на спине у тарпа, насквозь пропахшем вонючим дымом. Маритха не знала, чему огорчаться больше: холоду или дыму. Холод терзал её постоянно, особенно к утру, несмотря на подстилку, мешок из игольника, выстланный лёгким мехом, и свою накидку, в которую она на ночь заворачивалась. Тангар не отказывался держать огонь всю ночь, но ей хватало и вечернего обогрева.
Дым… он наполнял все вокруг, пропитал все тело. От него беспрестанно мутило. С утра девушка не в силах была глаз открыть, голова разбухала, а еда не лезла в стонущее нутро. Тангар только и мог, что отпаивать её ре́шем, горячей водой с сушёной местной травой и жиром, но и этот вездесущий напиток, который у горцев на все случаи жизни, её не очень-то спасал. Маритха и пила-то для того, чтобы хранитель ещё больше не досадовал. Уж ему и так возиться с ней надоело. Горцы ведь привычны к запаху тарпового жира, даже и не замечают. Без него тут никуда, особенно зимой. И Тангар, должно быть, понять не мог, откуда вдруг такая беда свалилась.
Они почти не говорили после того вечера. Во время еды перебрасывались словами, без которых не обойтись. Тангар, верно, даже радовался, что лишнего болтать с ней не приходится, а Маритха… не то чтобы обиду затаила, но и набиваться к нему в знакомые ничуть не хотелось. Рука его ещё не отошла, волдыри полопались, и каждое утро он мазал её жиром и заматывал какой-то тряпкой. Девушка больше с помощью не спешила. Ему её забота не нужна. Да и ей желания нет заботиться.
Из клетки, как оказалось, Маритха так и не выбралась. Тангар строго-настрого наказал сидеть в носилках и не высовываться. Каждую ночь он сторожил снаружи, прямо на спине огромного тарпа. Не слезая, вслушивался в ночь, вглядывался в темень, подсвеченную Малой Луной. Когда его очередь стражу стоять, указывал тот из хранителей Покровителя, что вечером весь обоз обходил. Все они были Тангару знакомы, и все как один не показывали никакого интереса к подельнику бывшего своего товарища. Не иначе как Великий постарался. Но хранитель Маритхи на чудо полагаться не желал, и потому сразу же придумал для неё какую-то непонятную здешнюю лихоманку. А то вдруг кто заметит, что его спутник ночную стражу не стоит да глаз наружу показать боится. А так все понятно…
Случается, и нередко, скупо роняя слова, объяснял Тангар, что уже после самой Расселины неведомая хворь людей валит с ног. Бывает, подолгу валяются. Бывает, и вовсе на ноги не встают. Если силы есть и золото, то в Табалу возвращаются. Там им лучше становится. Только вот кто за золотом собирается, тот последнее у Моста отдаёт или почти последнее. Потому мало кто из хворых обратно выползает. Так и чахнут в Латиштре. Если кто приютит. Вот никто и не удивился, когда Тангар одному, другому невзначай уронил, что спутник его занемог. Теперь девушке совсем не нужно было показываться, а Тангару рисковать, если спросит кто, что за человека он с собою тянет. Про недужных не расспрашивали. Такая хворь – плохой знак от запретных земель. Не терпят они, значит, не выносят. Прочь идти указывают. А своя удача всем дорога, потому и нет внимания к недужным.
Вот и выходит… и хорошо все вроде, и Тангар – молодец, складно в этот раз придумал, от всех её отгородил, да сил уже нет. Хочется на вольный воздух, хочется кожею чувствовать ветер из пустошей, а не слушать его унылый свист. Хочется набрать полную грудь свободы, а не вонючего дыма. Не скоро ей, видно, все это придётся.
Проклятый Ведатель был, как всегда, прав: бросал её Великий Раванга из одной клетки в другую, а за какую вину? А если ему уж так невмочь, оттого что она какую-то дверь открыть может запросто, то почему одну тут кинул? Почему на Тангара оставил? Ведь объяснял все так складно… А Маритха уж ничего и не помнит из того, что он в Табале ночью говорил. Значит, и помнить нечего? Подумаешь, кто-то там что-то узнает! Да в путь за ними устремится! Ну и что? Если Великий сам Маритху беречь собирался? Что ему преследователи? Что ему Ведатели Храма? Что ему какой-то Покровитель Табалы, если сам Раванга никак не меньше Тёмного может? А что Аркаис этот делает, она уж повидала! От кого ж Маритхе хорониться, кроме как от главного врага? И кто ж её от него сохранит, как не Великий? А Раванга, наоборот, одну бросил в пустоши. Одну! С узлами на Нити и страхом в сердце. Приходи, забирай, Аркаис! А ты, Маритха, держись, не поддавайся! Ты сама не знаешь своей силы! А сам был таков… Зови, говорил, а сколько раз он приходил, как она звала? Ни одного!
Нет, видно, какой-то другой у него расчёт был. Или не такой он Великий, как всем тут думается. Маритха вспоминала Равангу, его голос и немного успокаивалась. Нет, не может того быть, тут без расчёта никак! И очень даже хитрого. Вот только какого, ломала она голову, но тщетно. Может, он как-то Тёмного уловить вздумал? А ей и не сказал ничего. Или… или… Мысли, одна глупее другой, бродили у неё в голове, но среди них не было ни одной, достойной Великого Раванги, а значит, правильная догадка туда так и не постучалась.
На третью ночь девушка проснулась, дрожа от ужаса. Руки ослабли настолько, что она не смогла выпутать их из мешка, так и замерла, не зная, как убежать, где спрятаться. В воздухе над пустошами стоял… просто кошмар стоял, не иначе. Леденящий сердце нечеловеческий вопль, уходивший то в визг, то почти в рык. То слабевший, то набиравший неистовую силу. Тоскливый до жути. Страшный, как смерть. Ещё страшнее.
Сначала Маритха не в состоянии была подняться. Потом накрылась с головою, пытаясь скрыться от него, но куда там! Казалось, он висел не только снаружи, но и внутри. Её кинуло в холодный пот. Тьма давила со всех сторон. Хотела позвать Тангара, но язык не слушался, все слова напрочь из головы повыбило. Пока Маритха пыталась вернуть дар речи, сообразила, что не слышно не то что сопения, а и дыхания чужого, и испугалась ещё больше. Куда он пропал, бросив её одну посреди пустоши? Или его уже нет…
Девушке, наконец, удалось освободить руки, но лишь для того, чтобы отползти в уголочек носилок и вжаться туда, подальше от полога, за которым бродил этот ужас. Тело трясло то мелкой дрожью, то крупной.
– Тангар! – позвала она еле слышно, но никто не ответил.
Маритха повторила ещё и ещё раз. Наверно, время пришло, придётся звать Великого.
– Тише ты! Не бойся!
Полог запахнулся обратно, и она перевела дух, едва сообразив, что хранитель караулит снаружи, и если жив останется, внутрь никого не пропустит. Если жив останется…
Дрожь понемногу улеглась, но страх не прошёл. Куда там! Скорчившись в уголке, обняв руками колени, Маритха проклинала тот миг, когда отважилась отправиться на Ту Сторону. Теперь уж, получается, на Эту Сторону.
Сколько она так просидела, осталось для девушки темным. Показалось – вечность. Главное, что кошмар все не прекращался. Через некоторое время она, однако, окрепла настолько, что смогла прислушаться к тому, что творилось снаружи. Ничего не творилось. Ни криков, ни суматохи, ни звона оружия. Только это.Все уже умерли? Или сидят, подобно Маритхе, в темных закутках ни живы, ни мертвы?
Тангар! Где он? Торчит снаружи, вслушиваясь в жуткие звуки, или уже… Нет, он там, бережёт её. Как он может так долго там сидеть? Сама мысль о том, чтобы выглянуть наружу, только усиливала ужас.
И вдруг наступила тишина, ещё более жуткая. Маритха не рискнула выбраться из укромного уголка, не рискнула окликнуть Тангара. А если не ответит?
Девушка ещё долго не решилась бы вздохнуть посвободнее, если бы хранитель сам не откинул полог.
– Где ты там? Живая?
– Тут, – пискнула она, увидев его силуэт против слабого света.
Серело, занималось утро.
– Да не бойся! – успокоил он. – Это так… Пугают только.
А не слишком ли голос у него озабоченный?
– Ты тут посиди пока. А я там… ещё посижу, – велел он и скрылся опять.
Его стража давно прошла, но хранитель хотел убедиться, что опасность и вправду миновала. Маритху немного отпустило. Скоро она выбралась из своего угла и за неимением лучшего дела решила повозиться с огнём да едой. Не то чтобы так уж сильно хотелось – не до еды было, зато руки чем-то можно занять. Однако после этой ночи руки у девушки просто ходуном ходили, и после нескольких попыток развести огонь она решила ждать Тангара. А то ещё шкуру тарпу подпалит, так хранитель сам её убьёт, безо всяких местных тварей справится.
Тангар пропадал долго. Маритха отважилась выглянуть и не нашла его на месте, забеспокоилась, но спутник скоро объявился, взобрался наверх. Ввалился внутрь, глянул на остатки её безуспешных попыток заняться «хозяйством», без слов взялся за дело сам. Девушка с удовлетворением заметила, что ему тоже не по себе. Не так уж точны и споры сегодня его движения.
– Это что? – нарушила она молчание первой.
– Первое приветствие такое. От запретных земель.
Не больно-то он спокоен.
– Ничего себе приветствие, – пробормотала она. – Я думала, конец уж всем.
– На то они и запретные. Чтобы ходить сюда неповадно было.
Маритха сразу не нашлась, что сказать.
– Так чего же ходят? Раз нельзя?
– Известно чего. – Он слегка усмехнулся. – За золотишком. А то, что нельзя… Никто ж так прямо не говорит. А и сказал бы, не послушали б, – махнул рукой. – Вон адика хотя бы взять, людишки смелые, и вовсе здешнего не пугаются. Живут тут, ни на что не жалуются… кроме нас.
– И что? Всегда так… приветствуют?
Он покачал головой:
– Когда как. Все потом разное говорят. Оно и понятно. Ведь если бы всегда одно и то же, кто б устрашился?
Маритха опять не нашлась, что сказать в ответ.
– Так это кто вопил? Те нелюди, про которых…
Тангар резко пожал плечами. Не знаю, значит, и знать не хочу.
– А к чему это все? Что, теперь каждую ночь будут кричать? – Она поёжилась, представляя себе, как придётся ночами трястись до самой Латиштры.
– К чему? Вон, двоих уже недосчет, – нахмурился хранитель. – Один насмерть, другой не в себе. Только что слышал, решали, что с ними делать.
Маритха так и обмерла.
– А ты ничего, – промелькнуло что-то, похожее на одобрение, – ты быстро отошла. А каждую ночь они вопить не будут, нет. Это первое приветствие. Дальше хуже будет. Может, мы уже сегодня к Каменным Грядам подойдём. Вот оттуда настоящие запреты и начнутся. А сейчас так, земля больше ничейная.
Он водрузил кружку поверх жаровника и привалился к стенке.
– А откуда ты про все знаешь, если на Той Стороне и не бывал почти?
Хранитель только глазами сверкнул.
– С чего ты взяла?
– С чего? Думаешь, я не помню, что Такхур говорил? Думаешь, если я тогда…
– Ты его больше слушай, – перебил он, вновь сверкнув глазами.
– А что, – тут же спохватилась Маритха, – врал он? Или ты сейчас врёшь?
– А что? – подхватил за ней Тангар. – Тебе в том разница большая?
– Большая!
– Значит, он, – скупо бросил хранитель.
Вот как оно!
– Так тебе уже приходилось…
– Приходилось, – оборвал он. – И хватит.
– А что ж он, узел на его Нить, тогда наговаривал?
Тангар молчал уже так яростно, что Маритха не решилась повторить. Они посидели немного в тишине, и тут Тангар вдруг сам сказал:
– Не наговаривал. Я давно сюда не хаживал. Такхур у нас в хранителях позже заделался.
Девушка решила больше не расспрашивать. Не её дело. Но скоро её спутник опять нарушил молчание:
– Лучше я тебе скажу. Чтобы чего не вышло. Чтобы ты поосторожнее…
Маритха вскинула глаза. Тангар запинался от злости. И кто его так растравил?
– Я сегодня кое-кого видал. Ты только не пугайся понапрасну…
– Да говори уже! – начала злиться и она.
– Сегодня Такхура видел в обозе.
Девушка задышала часто-часто. Сразу вспомнилось все: и боль, и выкрученная рука, и нож у затылка, и затрещины его тяжёлые, и слова обидные. Нет, только не он! За что?
– Ты так уж не тревожься, – неловко утешил её Тангар. – Я тебя в обиду не дам. Да и не догадается он. А если и сообразит, то сюда все равно не сунется. Я ему сунусь! Ведь кто такой этот Такхур…
Маритха еле слышала его. Такхур. Почему Бессмертные все время их сталкивают? Мало ей других несчастий? Тангар говорит «в обиду не дам», да разве ему сдюжить! Ведь если уж Такхур на Ту Сторону выбрался, то точно не один. Давешний разговор в подземелье у Корки вспомнился сразу, как будто вчера услышанный. Наверняка они с Тангаром угодили в обоз, где полно людей Корки.
– А скажи, – прервала она его излияния, – как так вышло, что Такхур сюда выбрался? Я думала, его по всей Табале ищут.
Тангар свирепо кивнул.
– Ищут, ещё как ищут. Да не найдут! Я тоже искал. Думал, сбежал этот выродок горакха из Табалы с Первым Солнцем. Или залёг так глубоко под землёй, что не сыскать. А он вот где отыскался!
Хранитель досадливо поддел ногой бурдюк.
– Это за что искали? Что он меня украл? А что ему… что было бы, если б сыскали?
Тангар как будто даже удивился глупости её слов.
– Что ж, кроме петли? Тебя ведь сам Покровитель беречь обещал. А этот горакх усатый предал! – с силой бросил он. – А тут для хранителя одно наказание… коль уж предал своего хозяина. Тем более самого Покровителя! Тут пограничье.
Маритха во все глаза на него глядела. Оказывается, никому нет дела до того, что её Нить чуть не порвали! Оказывается, хозяина своего обвести – вот что страшно. Вот чего Великая Аданта не прощает.
– Ты чего это? – подозрительно спросил хранитель, глядя, как расширились её глаза.
– Ничего!
Девушка яростно принялась за кусок мяса, чтобы занять рот, чтобы не наговорить лишнего, про что потом опять пожалеет.
– А за то, что продать тебя хотел, я бы с ним особо… поговорил. – Он сжал кулаки, и Маритху отпустило немного. – Ничего, ещё поговорю. Успею случай найти до Латиштры.
Тангар, конечно, не за неё рассчитаться хочет, а за то, что Такхур его в дураках оставил. Но все равно… хоть кто-то за неё готов вступиться. Тёмный Ведатель и то злодея отпустил. Не было у него желания за Маритху считаться! Как бы Такхур теперь с ней сам не счёлся. Теперь у неё долг перед ним ещё длиннее. Девушка с усилием вернулась от нелёгких воспоминаний к Тангару.
– Ты его и так… Это же ты ему обличье изукрасил?
– Знал бы… – хранитель сжал кулаки, – я б ему ещё не то… чтобы неповадно было!
– Он, должно быть, люто тебя ненавидит, – невесело вздохнула Маритха, размышляя.
Дело все хуже оборачивалось. Не такой человек Такхур, чтоб не отплатить. А если он ещё и не один, то совсем худо. Не дойти Тангару до Латиштры. И чем раньше он с Такхуром повздорит… А хранители здешние, помогут ли её спутнику? Теперь ведь он не ихний, сам по себе. Не пора ли к Великому, за помощью?
– И что с того, что ненавидит? Не причитать же из-за того?
Он тоже вгрызся в твердокаменную вяленину.
– Не понимаешь ты! – Ей было уже не до еды. – И близко к нему не подходи! Не тревожь понапрасну!
Тангар прищурился:
– Чего это? Да не трясись ты так. Ишь, как застращал, уродище, узел на его Нить!
– Приходится трястись, раз застращал, – процедила девушка сквозь зубы.
Ну что с ним делать? Ведь и вправду счёты сводить побежит. Тут уж никакие хранители не вступятся, коль сам он драку затеет. Нужно было как-то его отговорить, что-то придумать. Ведь Тангар ничего не знает, совсем ничегошеньки! Так, малость. Ничего ему Великий не сказал. Ни про Корку, ни про то, как ей хотели Нить укоротить, ни про то, как Аркаис её от смерти спас. Что ж он своего любимого хранителя не посвятил хоть как-то… Словно все равно ему. А что теперь Маритхе делать? Ведь все, что с нею было, это тайна? И тайною должно оставаться? Так ведь?
И сам пропадёт, и она за ним следом. Так не годится. И раз уж Великий Маритху на Тангара бросил, ей самой и решать, что дальше делать. Её Нить – ей и плести.
– Я бы и сама с радостью с ним посчиталась, – решилась она наконец. – Твоими-то руками управилась, куда уж проще. Только вот… нельзя его трогать.
– Да ты не бойся… – начал было он, но Маритха тут же оборвала, встряла опять:
– Ты вот что… Я тебе скажу почему. Все, что могу открыть. А про остальное не нужно спрашивать, хорошо? Все равно ничего не скажу, хоть убей.
Тангар озадачился. Поглядел на Маритху, открыл рот, и даже несколько раз. И все-таки отказался:
– Если ты про тайны Великого Раванги, что Такхур продать хотел с тобою вместе, так не надо мне. Я Великому и без того верю. Коль не открыл ничего, так тому и быть.
– Надо же! – Она едко улыбнулась. – Ты так веришь Великому? Без оглядки?
– Да, – твёрдо ответил хранитель.
– Нельзя без оглядки верить, даже Великим.
Маритха осеклась. Тангар тоже удивился той силе, что девушка вложила в свои слова. Она вздрогнула. Вроде пустяк, а ведь как сказано… Словно не ею. Что ж, нетрудно догадаться, кем. Неужто онуже такую власть над ней взял? Однако внутри копошилось то же отвращение к Тёмному, клубился тот же припрятанный страх, и Маритха немного успокоилась: – Да никаких тайн я тебе не открою. Знаю, что лучше ничего не знать. И спишь крепче, и никакой Ведатель не сможет вызнать… Он вновь прервал её:
– Хочешь, я слово дам, что Такхура не трону?
Видно было лучше некуда, какого труда ему это стоило.
– Давай.
– Клянусь тебе Бессмертными и Нитью своей: к Такхуру не подойду, словом не обижу. Если он первый обидчиком не заделается.
– И даже тогда, – не согласилась Маритха.
Он поиграл желваками.
– Что ж… Великий мне велел… Глупее некуда держаться буду, но в ссоры с ним встревать не стану. Даже если он обидчиком будет.
Издалека послышался пронзительный звук костяной пищалки. Давали сигнал к отходу, и Тангар скользнул за полог.
– А что тебе Великий велел? Что велел? – вслед ему пустилась Маритха.
– Делать, как ты скажешь, – с трудом выдавил хранитель и резко отвернулся, разбирая ременные поводья.
Девушка удовлетворённо откинулась на жёстких тюках. Вот как оно! Значит, упрямый Тангар будет делать все, что она скажет! Знала бы раньше, иначе бы с ним говорила. С самого начала.
Однако забота внутри почему-то осталась. Тревога не шла из сердца целый день. Невольно её мысли возвращались к Тангару и его обиде. Не так уж все ладно, как ей сразу подумалось. Они и так не друзья, а теперь он и вовсе на неё горакхом глядеть станет. Да и жаль его. Уж сколько Маритху заломать пытались, ей ли не знать, как от того муторно, как противно. А теперь она, вот, помыкает… ещё и злорадствует, глядя на муки не в меру гордого хранителя. Сам предложил, сам обещал… только бы Великому не изменять, только бы секреты его сберечь. Даже Маритха так слепо за Равангой не побежала бы. Или это она так хорохорится, потому что не сама выбирает? Выбирает с чужим узлом на Нити, что дурное ей подсказывает, веры лишает? Девушка вконец запуталась.
Надо оставить все как есть, говорил ей разум. Великий знает все куда лучше тебя. Ага, а про то, что Такхур в обозе случится, он тоже знал, тоже видел? И не остерёг? Значит, не такой он всевидящий или не такой великий. И так и так выходило, что надо ей самой умом поворачивать, самой решать. Её Нить…
Даже горакхи, обильно попадавшиеся сегодня на пути, не слишком отвлекали девушку от горьких дум. Одиноких тварей никто в обозе и не замечал даже. А вот по нескольку сразу они отваживались приблизиться, и люди отгоняли их огнями да пищалками. Усы грозно топорщились, но звери не решались напасть. Один только раз самый отчаянный или самый голодный накинулся на тарпа. Маритха оказалась слишком далеко от схватки, что прошумела где-то в голове обоза. Видела только останки туши, над которыми веселились другие твари. Верно, люди потому и обдирать его не стали.
Маритха думала весь день и ничего не придумала. Про Тангара, да про Такхура, да про страх свой перед ним. Хуже горакха он, хуже нелюдей с Той Стороны. Да хуже него никого нет! Только один… Но про этого лучше вовсе не поминать.
Маритха решилась на правду, как только увидала перекошенное лицо Тангара. Видно, за день он нимало не остыл, совсем наоборот, перемучился. И поможет ли его обещанье не встревать в перепалки да в ссоры, если Такхур отомстить захочет? Вряд ли. Выходило одно: надо хранителю все рассказать, а дальше обоим думать, как быть.
– Вот что, – сказала Маритха, как только при первых сполохах огня в жаровнике обозначились его злые глаза и каменные скулы. – Ты ведь не прислужник какой, не песок под ногами, чтобы так топтаться. Что хочу, то и делаю! А ты давай исполняй… А если Такхур задираться полезет? Ты от ярости на месте и умрёшь, не зная, как ответить. Так что, хочешь слушай, хочешь нет, а я тебе кое-что поведаю. Тогда поймёшь, почему Такхура обходить лучше. Не один он. Тут, может, половина обоза с ним заодно. Может, и больше. Тебя в клочки разнесут, а я с кем останусь? Недаром его твои хранители даже тронуть не хотят, боятся.