Текст книги "Ступени в вечность"

Автор книги: Людмила Минич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 38 страниц)

Людмила Минич
СТУПЕНИ В ВЕЧНОСТЬ

Глава 1
Встреча в пустоши

Он наткнулся на неё почти случайно. Полосы Молочного Света в небе необычайно ярки сегодня, но в извечном сером сумраке Времени Холодов, укравшем солнце много дней назад, вперёд видно недалеко. Тем более в холмах. Но он не пропустил её молчаливого зова и развернул своего неповоротливого тарпа, меняя направление. Усмехнулся. Обычные глаза вскоре станут помехой. Они как черные бездонные дыры, куда бесцельно вытекает драгоценная сила его источника… Да, он непременно проследовал бы мимо, предоставив путницу своей судьбе, если бы не Нить. Она вибрировала и пела, призывая туда, подсказывая, что цель близка, что Ключ, быть может, почти уже найден. Он там, впереди.

Мари́тха замерла возле неподвижной туши своего облезлого тарпа. Старика ей так и не удалось вытащить из-под громадины, прежде чем тот испустил дух. Его тело все ещё торчало из-под бурого мехового бока огромного зверя. Песчинки времени шуршали одна за одной, а девушка продолжала робко топтаться на месте, в отчаяний стискивая свой объёмистый узел, не решаясь сделать ни шага в сторону по пустоши, мёрзлой, темной и безлюдной на несколько дней пешего пути. Да и куда идти? Дороги в Таба́лу она не знает. А и знала бы – ей пешей не добраться. И ещё… – её передёрнуло от ужаса – где-то в округе рыщут гора́кхи, огромные, страшные.

Маритха сдёрнула рукавицу, стянула наличник, спешно вытерла глаза, уже заледеневшие на холоде, но слезы выступили вновь. Никто её не спасёт. И это всего в одном переходе от Табалы! От её Игана, долгожданного дорогого Игана! В одном шаге! Пройти, так много и пропасть в холодной пустоши в одном шаге от счастья!

Против воли она зарыдала ещё сильнее. Вытянула из узла с пожитками первую попавшуюся одёжку, уткнулась в неё лицом. Ну же, Маритха, ты прошла так много, не хватает замёрзнуть прямо тут, не сделав и шага!

– Не хватает замёрзнуть… прямо тут… – прошептала она в тряпку, давясь словами, силясь себя ободрить.

На тарпе остались сумки проводника… ему теперь ни к чему уже… а там еда, жир, лепёшки сушёного мха, огненные камни… И она сама пойдёт через пустошь… Ведь у неё ещё последняя надежда есть, амулет против горакхов. С ним смело идти можно. Она за него последнее золото выложила, все, что от матери осталось. Сама пойдёт…

Девушка взвыла, захлёбываясь слезами. Сама, одна, о Бессмертные! Да что ж это такое, что за беда такая, что за жестокость! За что это ей?! Ей, Маритхе, что никогда ничего худого не делала! Жалко-то как, ох как жалко! Как же пропадать не хочется!.. Не хочется, Бессмертные! Помогите, не оставьте, каждый день буду вас поминать! Каждое утро начинать с благодарения! Пожалейте бедную Маритху! Перенесите к воротам Табалы!

Девушка подскочила, резко оглянулась на звук. Нет, не обман, её на самом деле окликнули. Откуда тут всадник на тарпе взялся, посреди пустоши да без всякого шума, так что она и не почуяла? Неужто Бессмертные Маритху услыхали?

Она поспешно отёрла заплаканное лицо промокшей тканью и, морщась от рези в глазах, воззрилась снизу вверх на незнакомца, восседавшего на спине огромного роскошного тарпа впереди просторных носилок. Мертвенный, дрожащий свет Молочных Полос, прочерченных в небе Бессмертными, играл на диковинном шарфе поверх мехового одеяния пришельца. Необычная ткань почти целиком скрывала лицо незнакомца, да и отсюда его не очень-то видать в здешнем сумраке, но… ведь он послан Бессмертными.

Девушка затрепетала. Никогда бы не поверила, что такое бывает. Что и вправду случается. И все ради неё, Маритхи!

– Так что у тебя случилось, женщина? – повторил нежданный спаситель. – Онемела?

Маритха и в самом деле онемела от восторга. Ничего даже выдавить из себя не могла. А может, хвалу Бессмертным сначала воздать надо? Вдруг они рассердятся и все исчезнет?

– Все слова отрезало? – насмешливо бросил всадник. – Не бойся, я не с ТойСтороны. В Табалу добирался и твои рыдания услыхал в этой мути. Повезло тебе, женщина, неслыханно повезло. Наверно, на всю Пограничную Пустошь только ты да я остались. И горакхи. – И ещё насмешливее прибавил: – Что молчишь? Зря, что ли, я спешил, с пути свернул? Может, тебе и помощь не нужна?

Девушка не смогла сдержать вздоха разочарования. Вон как получилось, повезло ей просто. А она-то, глупая, почти уж в чудо поверила. Что этим Бессмертным до неё, Маритхи, с её-то счастьем худым?

А что ж теперь? Она маялась, не решаясь голоса подать. Помощь ей нужна, ох как нужна! Да заплатить незнакомцу нечем. А кто ж за так помогать будет? За доброе слово, что ли? Или за глаза её пепельные, как спины окрестных холмов в этом сумраке? Нечем платить, кроме… Девушка вздохнула. Столько хоронилась, столько береглась для Игана, что ей в мужья отцом и матерью назначен, и вот… И беречься-то не стоило. Тогда б от одной только мысли о незнакомце на тарпе не била бы дрожь, не слабели бы колени. А так… непривычна она. Такую дорогу пройти – и в одном шаге от Табалы не уберечься! Но не умирать же в пустоши… Только бы до города добраться, а там, может, и ускользнуть удастся. Или как-нибудь договориться. Может статься, Бессмертные все-таки её не оставят.

– Нужна… Нужна помощь, – еле разлепила она не послушные губы. – Только вот…

И тут девушка радостно вскинулась, припомнив о последнем своём сокровище.

– У меня ж амулет есть! Против горакхов! Настоящий! Это такая вещь могучая! Уж его-то хозяина эти твари ни за что не тронут! Вот как до Табалы доберёмся, так я тебе его сразу и отдам. Подарю!

Незнакомец расхохотался, и Маритха опять задрожала. Она-то уж подумала, что спасена, что отвертелась. Но смеялся путник неопасно. Раскатисто, громко, весело, даже беспечно. Давно уже она не слыхала такого хорошего смеха.

– Нет, правда, подарю, – упавшим голосом лепетала девушка, прижимая свой узел к груди, будто защищаясь. – Он самый настоящий… Мне бы только до Табалы добраться… а то бы ни за что не отдала!

Незнакомец вновь разразился смехом, но нехорошо уже, обидно.

– И где же ты добыла такую ценность? – бросил сверху вниз.

– В Бара́хе купила, – прошуршала Маритха совсем уж тихо, – Ты не думай, я много за него отдала! – вознамерилась она убедить нежданного спутника. – Без него старик никак в эту пору в путь пускаться не хотел. Его при мне ещё двое купить хотели, очень хотели, все добавляли, добавляли… А я больше всех посулила, вот мне и достался! Так что ты не подумай… я тебя не хочу обвести. У меня на самом деле есть… Хочешь, покажу?

И сразу осеклась. А что, если отберёт сейчас незнакомец её сокровище, а глупую женщину в пустоши оставит? И кто её за язык потянул так не вовремя?

– И верно, все своё последнее богатство на том растеряла? – снова уронил путник сверху.

Не поймёшь, то ли расспрашивает, то ли насмехается. И зачем ему? Неужто всего оставшегося лишить хочет?

– Ага, – кивнула девушка, хотя в кошеле ещё болталось несколько золотых зёрен побольше, да поменьше – мелкая горстка, и пригоршня медных пластинок.

Это чтобы в Табалу войти да несколько дней перебыть, пока она Игана своего разыщет. А что до её кошеля незнакомцу? Сразу видно, не бедняк он. Богато убран. Странный шарф его яркой белой вязью расшит, и отсюда видать. Вон как серебрится. Верхний арча́х пушистый, добротный, богатый. А ворот-то какой! Вздымается сзади высоко да острыми перьями торчит, не гнётся, как попало – это туда не что иное, как настоящий ус горакха вшит. И в отвороты на шапке тоже. Маритха в этом толк знает. Уж её-то отец всяких колпаков, да шапок, да ещё много чего переделал, пока Бессмертные его Нить не оборвали – половину пустоши можно застелить.

Одно утешение, богатый незнакомец ей попался. Вон и носилки у него непростые… вроде ещё чем-то, кроме голых шкур, затянутые… Не очень-то видать отсюда… И тарп знатный, прямо небывало роскошный. Шерсть огромного зверя, свисавшая почти до земли, лоснилась так, точно он и в дороге не был. Точно кормили его чистым сушняком из её родного Предгорья, а не перегнившим колючим игольником, собранным в здешних пустошах. А ведь только таким кормом и потчуют их жители Барахи и всего Нагорья. Витые рога у самой основы толстенные, а кончики острые, как ножи. Молодой зверь ещё, сильный. Наверно, целую кучу золота за него пришлось отвесить, это не то что Маритхе за её крохи – дохлую развалину подсунули.

– Ты врёшь, – раздался вдруг голос сверху. – Лучше впредь не обманывай – и мы поладим.

– Я не… – Маритха попятилась.

– Не обманывай – и поладим! – гораздо резче бросил он. – Ты же хочешь добраться до Табалы?

Девушка кивнула. О чем это путник? О тех золотых зёрнах, даже песчинках… нет, просто слезах, что у неё остались? Да откуда он…

– Как тебя зовут? – спросил он.

Не стоит говорить своё имя незнакомцу, вдруг подумалось Маритхе. Ведь если имя прознать, то у любого Ведателя про тебя что хочешь можно выведать. Всю судьбу прочитать. И хорошо, если только прочитать. Мало ли что… Странный он какой-то, да и золота для такого дела у него хватит, это точно.

Девушка невольно покачала головой. Да что за страхи такие, что ему до какой-то Маритхи?

– Маритха, – удовлетворённо произнёс незнакомец и вновь повторил, словно пробуя на вкус: – Маритха. И что же ты стоишь, словно ноги к земле приморозило? Полезай, женщина! Время лишней болтовни не терпит.

Он сбросил опешившей от изумления девушке два длинных кожаных ремня, связанных друг с другом множеством узлов. Маритха все ещё топталась на месте. Когда ж это она имя своё выболтала? Как только вырвалось? И про цену не сговорились… Надо обязательно сговориться, а то как бы этотот неё не захотел слишком много. Странный незнакомец, что и говорить… Откуда же он имя-то узнал? Она облилась потом, несмотря на то что вокруг носился ледяной ветер. На такое только Ведатель способен. Однако Ведатели по пустошам не ходят. Они по храмам своим сидят, про вечное думают… Правда, бывает, что и странствуют от храма к храму, жертву выискивают, мрачно подумала девушка, но то все полунищие, этот же – не из таких, сразу видно. И шапка у него совсем другая. Ведателя всегда по шапке заметно.

– Ну же! – махнул ей рукой всадник на тарпе. – Я тебе ничего не сделаю, женщина. И в уплату ничего не надо, ты мне без надобности. Историю свою расскажешь и тем меня в дороге развлечёшь. Скучные здесь места, тоскливые, – уронил он безразлично.

Сердце дрогнуло. Что-то тут не так, ох не так. Он возьмёт её с собой задаром? Девушка теребила свободной рукою лестницу, медля взбираться.

– Ладно, – он вроде пожал плечами там, наверху, – ждать мне некогда. Делай, как знаешь… Если смелости хватит.

Лестница скользнула обратно, и Маритха задохнулась от страха.

– Да, – уронил он напоследок опешившей девушке, – у тебя будет случай амулет свой испытать. Я в пути горакха слышал. Отсюда пока ещё далеко, но в округе бродит. Может, и не один…

– Стой! – завопила она, сама не своя от страха. – Я ж как раз собиралась… узел только некуда деть… руки заняты, – частила скороговоркой, опасаясь окончательно обидеть нежданного спасителя.

Жизнь-то её куда ценнее платы. Любой притом.

– Узел, говоришь? – насмешливо протянул всадник. – Лови! Привязывай.

Маритха поспешно ухватила сначала лестницу, потом ещё и верёвку. Сбросила рукавицы, стынущими непослушными пальцами кое-как привязала свой мешок с поклажей. Все, что к концу пути осталось. Узел унёсся наверх, и девушка, тяжело отдуваясь в толстых меховых одеждах, старательно полезла по крутому боку тарпа, опираясь на узлы в ремнях, цепляясь за длинную шерсть. Схватилась за протянутую руку, оступилась и чуть не скатилась обратно на землю, но незнакомцу все же удалось втащить её наверх. Он сразу же усадил девушку позади, под прикрытие просторных носилок. И, как она ни старалась, самого всадника толком разглядеть не удалось.

Тронулись. Высунувшись, Маритха взглядом проводила громадную бурую тушу мёртвого тарпа на мёрзлой земле. Не иначе, это ветры пустоши, ищущие жертву, надоумили её старика того проводником взять. Девушка вздохнула. А кого ещё, если больше никто не соглашался Бараху покидать до Первого Солнца? Потому и выложила она последние свои сокровища, чтобы жадного до золота старика соблазнить. А что было делать? Вот останься Маритха в том маленьком городишке на долгие сорок дней от Последнего Заката до Первого Солнца – и неизвестно, как бы жизнь её повернулась. А что в этом мире хуже неизвестности?

Уж больно этот тощий хозяин гостевого дома на неё смотрел… И тот ещё, из хранителей Покровителя Барахи, глаз на неё положил, не иначе. Она ведь пока что ничья: нет у неё ни мужа, ни своего покровителя. Сама по себе, а значит, бери, кому не лень, горько подумала Маритха. Как тут уберечься? Кто будет спрашивать? А Игану потом как на глаза явиться? Вот и ухватилась за старика, будь тарп его десять раз проклят, и старый болтун вместе с ним. Чуть зря не пропала. А сейчас её судьба опять… ну, почти прямая, если незнакомец не соврал и задаром в Табалу доставит.

– Любопытно, – раздалось впереди.

Маритха вздрогнула. Незнакомец ворвался в её думы, будто подслушивал. Не в первый раз уже. Странный он, что и говорить. И даже головы не повернул, только голос возвысил, чтобы ветер, задувавший вбок, не унёс его слова.

– Так что же случилось?

– Старый тарп оказался, наверно, – осторожно сказала Маритха, поглядывая на его спину из прорези в меховом пологе носилок. – Или больной. Я в них ничего не смыслю. Я из Южного Предгорья. У нас тарпы не такие большие. И шерсти на них столько нету. Землю на них пашут, – на всякий случай добавила она, чтобы незнакомец во вранье её не заподозрил и не вздумал снова в пустоши оставлять.

– А ты, значит, из города? – тут же спросил этот странный всадник.

– Ага, – небрежно кивнула девушка в его спину.

– Так откуда?

Она недовольно поморщилась. Уловка не удалась.

– Из Ашанка́ра.

Маритхе привиделся дом, которого у неё уже нет, крошечная комнатка над отцовской мастерской, что она делила с Ни́хой, старшей сестрой… А когда отец отдал Ниху сыну торговца шкурами я́хи, Маритха осталась в своей каморке одна. Теперь уже надолго. Три года минуло, как её за Игана сговорили… Ага, сразу после Больших Холодов, что дома совсем не так суровы, как здесь, в горах.

Девушка поёжилась, несмотря на то что за этой меховой завесой да на тёплой спине тарпа было поуютнее, чем в худых носилках старика, рассохшихся и проконопаченных чем придётся, да ещё пропитанных едким запахом какого-то варева. Старик и не подумал с ней свою снедь разделить, однако это и к лучшему, если на вкус она не лучше, чем на запах. Маритха отогревала над маленьким жаро́вником сухие лепёшки ича́нди, аж звеневшие на морозе друг об друга, и давилась ими, для утешенья представляя счастливое, изумлённое лицо Игана, ожидавшее её в конце пути.

– Что ж, и это понятно.

Девушка так и подскочила на уютной спине зверя. Её сморило, пока незнакомец помалкивал, и родное обличье Игана грезилось уже в полудрёме.

– Что? Что… тебе понятно?

– Многое, – бросил он перед собой.

И странное дело: говорил незнакомец вроде тихо, но слова его перекрывали ветер, гудевший над пустошью. А Маритхе приходилось все время голос возвышать, даже в горле скреблось.

– Зачем тогда все время спрашиваешь, раз и так ясно? – набралась она смелости.

Вряд ли он теперь её наземь выкинет. А сама она… уже в носилки залезла, так что и так и так платить придётся… Деваться некуда.

– Некуда, – согласился незнакомец. – Но пока я всего лишь спросил, откуда ты, Маритха, и что с тобой случилось в пустоши. Помнится, ты меня развлечь обещала…

Маритха почувствовала, как её нижнюю рубаху сразу пропитало потом. Но не оттого, что «развлечь обещала».

– Я не… – Она захлебнулась воздухом в своём закутке. – Неужто это я в голос… что мне деваться больше некуда? Прости тогда… я не хотела… обидеть… Я в голос? – тревожно и требовательно переспросила девушка у его спины.

Не оборачиваясь, спутник отрицательно качнул головой.

– Тогда как? Как ты это? Догадался?

Он вновь покачал головой, направляя тарпа в обход очередной расселины.

– А как?

Незнакомец молчал, нагоняя на Маритху все больший страх.

– А как узнал, что меня Маритхою зовут? – выдавила она. – И как тебя… называть? А?

Вытянула руку сквозь прорезь в пологе, намереваясь толкнуть его в спину, поскольку ответа так и не дождалась, но в последний миг боязливо отстранилась.

– Ты кто? – просипела она, внезапно охрипнув. – Откуда все знаешь-ведаешь?

«Неужто Ведатель?» – только успела подумать.

– Да, – качнулся вперёд незнакомец.

Ну что за худое счастье! Старик этот! Тарп его облезлый да больной! А теперь ещё хуже: она одна-одинешенька посреди мёртвой пустоши с Ведателем!

– А почему ты боишься, Маритха? – Незнакомец вдруг обернулся, наклонился ближе к отверстию в пологе. – Неужели я так страшен? – спросил насмешливо.

Девушке удалось даже немного разглядеть его черты в здешнем полумраке. Молочные Полосы, сиявшие над здешними местами в Холода, сегодня так и переливались в небе, благоприятствуя её любопытству. А диск Большой Луны всегда необычайно ярок в дни вечной ночи. Даже лёгкая пелена, укравшая его край, почти не застила свет.

Ведатель оказался не так уж стар. Даже совсем не стар. Вроде бы. Между высокой остроконечной шапкой, надвинутой по самые брови, и шарфом, скрывшим нижнюю часть лица, она не заметила ничего необычного. Кроме одного – наличника у него не было, а в эту пору тут без него никто по пустошам не бродит. Если б новый спутник не признался, что Ведатель, Маритха б и не заподозрила…

Незнакомец тоже разглядывал её, щуря и без того узкие глаза.

– Так что же? – переспросил он. – Чем я так страшен, женщина?

– А ты правда Ведатель? Или шутишь? – взмолилась она. – Не шути так надо мною!

В ответ он только хмыкнул и вновь повернулся к холмам.

«Ну, а чего надо мной смеёшься?» – неприязненно уставилась девушка в его затылок.

– Нравится пугать таких, как ты, Маритха! – Незнакомец рассмеялся так же хорошо, как в самом начале, при встрече. – Надо же, как вы все боитесь Ведателей! А чего страшитесь? Что выведают тайны ваши сокровенные? И только? Да у кого их нет! У кого не припрятано хотя бы несколько потаённых мыслишек! Или ещё похуже, дел, тайно сотворённых…

Всадник на тарпе вновь обернулся. Казалось, незнакомца развлекает её страх.

– А ты чего боишься? Кому нужны твои маленькие страхи? Поверь мне, женщина: они так малы, что никому до них нет дела. И не будет. Как и до твоей судьбы. Так чего же?

Девушка старалась унять расходившиеся в голове мысли, а они, как назло, приходили незваные и лезли наружу. О том, как Ведатели вытягивают чужие Нити по капле, забирают чужую силу. Капля за каплей… Как воду из подземных колодцев.

– Забирают Нити! – хмыкнул её спутник. – Да у вас в Ашанкаре какие-то жуткие слухи ходят!

Он просто забавлялся её смятением!

И Маритха разозлилась, так и не позабыв, однако, за злостью своего страха.

– Ничего не слухи! Я сама видела, своими глазами! – горько швырнула в его ненавистную спину. – Вот этими глазами! Видела, как мать моя умирала! Да!.. Целый год смотрела! Песчинка за песчинкой унесло её красоту, её удачу… а потом и все остальное… Я видела! Как она по дому бегала все равно что безумная… и ни где не могла найти покоя! Каждый день от нас все дальше уходила! И все повторяла, как будто одна-единственная забота её скребла! «Он придёт. Он не может снова не прийти, и тогда я попрошу у Бессмертных не отрезать моей Нити!» Вот так и говорила, что ни день то же самое!

Девушка принялась яростно стирать слезы, просившиеся при одном только воспоминании о том чёрном дне, когда хмурый высокий старик с короткой чертой меж бровей и седыми космами, лезшими из-под белой высокой шапки Ведателя, вступил на их крыльцо.

Отец Маритхи захотел призвать Бессмертных для освящения будущего супружества Маритхи и Игана, сына торговца с соседней улочки. Такой сговор уже не порвёшь так просто, не сломаешь. Пускай даже сгинет без известия кто-то из наречённых, все равно долгих восемь лет надо выждать, пока не наступит черед зазывать в дом нового супруга. Вот потому-то в жилище над мастерской и ждали Ведателя из Храма, что на холме за городом…

А пришёл другой, чужой. Какой-то странствующий старик, нашедший на ночь приют в здешнем Храме. Мать Маритхи даже губы поджала: столько снеди, столько золота в Храм снесли, а оттуда даже явиться не соизволили. Прислали взамен какого-то полунищего странника. Таких немало по всей Великой Аданте. Места им в Храме, что ли, не находится? Носит из города в город, как придорожную пыль. Таких бедняки только жалуют, потому что они платы большой за дела свои не берут. Ещё бы, если б дочка была из семьи Покровителя Ашанкара или торговца какого богатого, сам Первый Ведатель пришёл бы, не поленился. Или уж кто-нибудь из Вторых, не меньше, а не этот, почти нищий.

«Нищий». Так она и шепнула мужу, и Маритха хорошо расслышала, потому что стояла рядом. Старик ещё от дверей не отошёл, далеко от Маритхи стоял, не услыхать. Но расслышал и он. По-своему, не по-человечески, внутренним чутьём. Кинул недобрый взгляд, презрительно скривился, потом заперхал скрипуче так, жутко – засмеялся.

«Это так ты гостей принимаешь, что в дом привела твоя же нужда, твоё воспрошение? Так, женщина? Велика же твоя милость! – заперхал он снова. – Тогда и от меня прими подарок, моё благословение этому дому! Но прежде… Дочь не виновата в твоей глупости, и потому я не откажу по справедливости свидетельствовать её союз перед Бессмертными. Да будет он свят и нерушим! – Ведатель воздел худые руки, торчавшие из широких рукавов его ветхого одеяния, на мгновение закрыл глаза, потом вперился в лицо несчастной женщины. – Твою же Нить проклинаю словом Ведателя. Она истончится и порвётся до срока. Не больше года пройдёт, увидишь! Таково моё знание о твоей судьбе, таково твоё наказание. Капля за каплей истечёшь, песчинка за песчинкой размечет ветром!.. Если меня не умилостивит время и опять не занесёт в этот город. Лишь тогда я вновь явлюсь под этой крышей!»

Он резко вскинул руку; приковывая к месту отца Маритхи, готового кинуться к гостю и просить, молить о снисхождении, потом повернулся спиной и исчез, не затворив дверей. Молчание немного постояло в душном воздухе, и люди один за другим потекли наружу. Какой уж праздник? Ушёл отец Игана со своим братом и двумя старшими сыновьями. Иган, виновато поглядывая на Маритху, потоптался немного и последовал за ними. Бочком выползла Ниха, старшая сестра наречённой, придерживая свой огромный живот. Хорошо ещё, прямо тут не разродилась от такого-то…

Отец Маритхи скоро опомнился и кинулся в Храм искать оскорблённого старца, но след его уж потерялся в холмах за Ашанкаром. Несчастный умолял Первого Ведателя Храма вступиться перед Бессмертными, не отрезать Нить Судьбы глупой женщины, но получил отказ. Каждому – своё. Устами Ведателей говорят Бессмертные, их глазами глядят, их дар направляют. Они определяют, кому молиться в Храме, а кому по свету странствовать, кому носить богатые одежды, а кому до века бедствовать. Оскорбили старика – вот его и ищите, его и молите о прощении, только тогда вина будет оплачена. Никто, кроме него, теперь за эту женщину перед Бессмертными не заступится. Так сказал Первый Ведатель. А ведь отец ничего не пожалел, ни даров, ни денег, чтобы только увидать его, только говорить с ним, только воспрошение изложить.

И потянулись дни. Сразу ничего ужасного не случилось, но в маленьком домике над мастерской поселился страх. А потом мать начала таять. Сначала незаметно, затем, трепеща с каждым днём все больше, сильнее стала хворать. Не было сил, все тело изболелось, изгорелось. Маритха взяла дом под свою руку, потому что мать то в возбуждении бегала комнатушками, приготавливая все для скорого прихода Ведателя, то сидела неподвижно, с утра до вечера уставясь в одну точку, что-то шептала. И так изо дня в день. Но старик не шёл, а время бежало. Он правильно увидел её судьбу. До года ей всего пары дней не хватило. Ах, мама, что же ты наделала… Да кто же знал, что они не только видят судьбу человеческую, а и менять могут… проклинать… Ах, мама…

– Чушь!

Пробудил Маритху от воспоминаний тот же насмешливый голос. Она и не сообразила, что всхлипывает у него за спиной.

– Горячечный бред глупой женщины!

Как же она его ненавидит! Как ненавидит! Почти как того старика.

– И ты думаешь, Маритха, что у этого глупого обидчивого старика на самом деле была такая сила? Такаянедоступна почти никому из смертных!

Как же она ненавидит… Маритха непонимающе качнулась, когда до неё добрался смысл его последних слов. Зачем он хочет её запутать? Как будто она собственными глазами не видела, собственными ушами не слышала.

– Как это – никому? Он сказал – и она умерла! – яростно бросила девушка в спину Ведателю, в его дорогое одеяние, что, наверно, и давало ему право издеваться над бедной девушкой, встреченной в пустоши.

– Простые Ведатели не так сильны, как ты думаешь, женщина, – качал головой незнакомец, не давая себе труда обернуться. – Они лишь видят, да и то – не всегда! И далеко не всё! – Он хмыкнул. – И далеко не все из них.

– Она умерла! Умерла она, понятно тебе?! Или ты не слышишь, что говорю!! – зло выкрикивала Маритха.

– А теперь меня послушай: это был всего лишь простой старик… простой Ведатель. И ему не по силам чужие судьбы менять, чужие Нити рвать по своему желанию. Не по силам, Маритха! Ты слишком хорошо помнишь и день тот, и гостя этого – я мог ясно различить старика в твоих образах. Достаточно, чтобы видеть. Так же, как тебя сейчас. – Он обернулся, глаза сощурились до щёлок, словно ему на морозе смотреть неловко. – Он не столь могуч, сколь ловок, как многие его собратья. Не зря годами странствовал по Великой Аданте.

– А как же… как же…

Сбитая с толку девушка не знала, что и думать. Уверенный и вечно насмешливый голос как-то быстро переложил все, что она знала, на иной лад. Против воли Маритха слушала своего попутчика, позабыв про свою к нему ненависть.

– У твоей матери уже тогда был недуг. Вот его-то старик и увидел, а дальше всласть попользовался знанием. В месть его обратил.

Ведатель умолк, но Маритха не смогла разлепить непослушные губы, чтобы спросить…

– Одно здесь правда – не будь его пророчества, женщина бы дольше протянула, гораздо дольше. Она сама себя по капле выпила, Маритха, Сама себя так быстро погубила. Старик лишь камень толкнул. Вот и обвалилось.

«Откуда же тызнаешь?» – ломала голову девушка.

– Знаю, – сказал он. – Знаю. Уж поверь мне.

И она поверила тотчас. Он знает. Да, знает. Все они, Ведатели, связаны. Все дела друг друга им ведомы. Только вот зачем их попутчице случайной открывать? Проклятый, проклятый старик! Ненавижу! Ненавижу! И ведь никакой ему выгоды с выходки злой! Никакой!

– А вот тут ты ошибаешься, женщина, – опять раздался надоевший голос.

Как же глупо она попалась, связавшись с Ведателем! Ни словечка, ни мыслишки от него не утаишь. Как будто совсем голая, да ещё в такой мороз! Надо про себя повторять слова какие-нибудь простые, вот, например…

– А хочешь ему отомстить, Маритха? – внезапно уронил Ведатель.

Девушка застыла, сразу позабыв о своём намерении мысли от чужака прятать.

– А как? – осторожно спросила она у спины, маячившей в прорези меховой завесы.

– Так хочешь? Или нет?

– Как? – настойчиво повторила Маритха.

– А это уж совсем не твоё дело. – Он хмыкнул вновь, как будто весь их мучительный… дурацкий этот разговор несказанно его забавлял. – Так хочешь или нет?

«Все они – одно. Скажу, что хочу, и этот меня тоже проклянёт, как старик мою мать…» – не успела она удержаться.

– А скажешь «не хочу» – я твой обман издалека увижу, – подхватил он невысказанное. – Кажется, ты вовсе не глупа, а ничего так и не уразумела. Мне совершенно нет дела до какого-то старика. Что и кому он сделал – тоже не моя забота. Тебя пожалел, Маритха, потому и предложил.

«Пожалел…» Не жалеют с таким холодом в голосе. Не жалеют с издёвкой! Да ещё первых встречных. Нет, тут что-то другое скрыто.

– У меня правда ничего нет, – нерешительно протянула Маритха, не зная, что ему ответить. – Кроме меня…

– У тебя вообще нет ничего, что бы мне пригодилось, женщина. Потому не суши понапрасну свой разум. Так желаешь или нет?

– Нет, – против воли выдавила девушка и тут же пожалела.

– А как же иначе! Столько лет свой страх лелеяла – сразу не отбросить, – усмехнулся незнакомец.

– Первый в Храме Ашанкара сказал: каждому – своё, – безжизненно прошелестела Маритха, отчаянно сожалея о своей глупости.

Подумаешь, Ведатель. И правда – чего уж бояться-то? Однако боязно…

– Да, – его высокая шапка качнулась вперёд, – каждому. Твоя мать своё получила. Ты, я вижу, тоже. И ему, старику твоему, тоже обрести своё… было бы полезно. Ты зря отказалась, Маритха. Щедрость в нашем мире – вещь редкая. Вряд ли кто-нибудь ещё предложит тебе подобное. До самого конца.

Такая редкая, что в неё не верится, подумалось Маритхе. И никогда не поверится.

– Ведь я-то от него благо получила, – упрямо качнула она головой. – Он наш с Иганом союз освятил, не отказался.

– Открой глаза, Маритха!

Ведатель рассмеялся. Так же хорошо, как в самом начале. Без едкости и презрения, открыто, беспечно. Как почти никто никогда не смеётся.

– До чего же ты глупа, если веришь в свои слова! – Внезапно, словно дубиной, огрел он девушку, уже было заслушавшуюся. – Освятил, говоришь? И где он, твой Иган? Освятил? И почему тогда ты в пустоши, а не в постели с мужем? Отчего не нянчишь первенца, а рвёшься в Табалу, пограничный город, где находит приют всякий сброд?

– Его отец послал! – вскрикнула Маритха. – За золотом!

Этот человек отнимал у неё последнее, что осталось в этом мире, её Игана. Отнимал то, что никто не в силах отнять, потому что подарено Бессмертными, и теперь её навсегда. Её, целиком и без раздела.

– Табала, женщина, не тот город, где свято чтят традиции, взлелеянные в Храмах. И Ведатели, что там обретаются, не похожи на других. Они… – хмыкнул опять незнакомец, – практичнее. Хитрее. Оказавшись там, я не стал бы надеяться на слова, сказанные три года назад в Ашанкаре.

– А ты из Табалы? – с трудом выговорила девушка, не желая понимать остального.

– Нет.

– Тогда откуда знаешь?

– Бывал. И не раз. Сама увидишь.

И больше ни слова.

Теперь Маритха уже не могла успокоиться. Встревожил, взбередил все раны, все тёмные подозрения и замолчал! Она ведь и сама все гадала, с чего бы отец Игана решился так нежданно услать её наречённого, да ещё в такую даль, будто во всей Великой Аданте не нашлось другого места. Зачем ему пытать удачу далеко в приграничье? Ведь Игану и так причитается половина мастерской отца Маритхи. Да ещё половина дома. Вот как принесёт вместе с ней дары в Храм Бессмертных, так все это ему и отойдёт. С чего вдруг торговец так озаботился судьбою младшего сына, когда все только про старших и думают?