Текст книги "Солдат удачи. Исторические повести"

Автор книги: Лев Вирин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 33 страниц)

– Спасибо, пан Йожеф. Постараюсь скрыться. Огромное вам спасибо.

Гриша побежал домой. Хотел предупредить пана Александра, пока не поздно, но на углу увидел покрытую снегом, нахохлившуюся фигурку.

–              Хеленка! Что ты тут делаешь?

– Тебя, дурака, жду. Беда, Грегор. Пришли стражники, арестовали пана Александра. У него обыск. И тебя спрашивали. Зачем только ты с этими дурнями связался? Ты ведь даже не наш!

–              Не успел я его предупредить. Худо. Придётся бежать.

– Да уж. Пора тебе уходить из Праги. Пойдём, я отведу тебя к своей тётке. Укроешься на пару дней. А там – воскресенье, мужиков с рынка поедет много. Проскочишь.

–              Как же Янко?

–              Небось. Передам я твоему дружку.

–              А пан Карел?

– Повезло ему. Утром уехал к отцу в Пльзень. Мы постараемся предупредить и его.

Говоря все это, Хеленка быстро вела Григория на окраину. Там, в большой старинной пекарне, жила с семьёй пани Мария, сестра пани Ханны.

Она обрадовалась Хеленке и, выслушав торопливый рассказ племянницы, улыбнулась Грише:

–              Не волнуйтесь, пан Грегор. Хеленка о вас много говорила. Хорошего человека надо выручать. Спрячем вас, никто и не увидит. Проводи его на чердак, девочка.

Горькое это было прощанье. Хеленка плакала. Григорий метался по чердаку, как зверь в клетке.

–              Господи, почему я такой неудачник! – говорил он с горечью. – Встретил такую девушку, такое чудо, и принёс ей одно горе. Не нужно было мне и подходить к тебе близко, родная моя. Знал ведь, что мою бродячую судьбу с твоей не свяжешь. Дурак проклятый!

– Нет, Грегор, нет. Это счастье, что я тебя встретила! – Хелена подняла заплаканное лицо. – Теперь я и в старости буду вспоминать, какой чудесный, ласковый и нежный милый был у меня. Редко у какой девушки бывает такая любовь. Ты для меня как принц из сказки. И не кори себя. Может, оно и к лучшему, что у нас так кончилось. Я ведь с самого начала знала, что не стану твоей женой. Уже скоро, после Пасхи, я выйду замуж за старого друга моего отца пана Повондру. Год назад он овдовел.

Пан старше меня лет на двадцать, да это не важно. Главное, человек он добрый, хороший. Я его с детства знаю. Так что, может, наша разлука и к лучшему. У него свой дом, и я стану хозяйкой. Не думай, у нас в Праге все порядочные девушки выходят замуж по выбору родителей. Прощай, мой милый.

Григорий вытер слёзы.

– Бедная моя девочка! Вот ты какая оказалась, смелая да разумная. Возьми, я вчера купил тебе колечко, да не думал, что станет оно прощальным. Вспомнишь меня.

Григорий вынул из кармана завёрнутый в шёлковую тряпочку серебряный перстень с красным кораллом.

Назавтра пришёл Янко, принёс Грише всё его барахло, в том числе и «Мысли» Паскаля. Григорий развернул платок и удивился:

–              Это ж книга пана Александра. Он так дорожил ею.

–              Вернётся ли он живым? Считай – подарок от него на память.

Прощаясь с Гришей, Хеленка отдала ему свою вишнёвую флейту.

– Отец надеялся, что я полюблю её. А я так и не научилась толком играть. Вспоминай меня, Грегор, хороший мой, – попросила девушка.

Вечером в воскресенье они вышли из Праги в толпе возвращавшихся с рынка мужиков. Григорий низко накинул капюшон, но никто не остановил друзей.

Бавария

Беглецы шли по заснеженным дорогам, ночевали в избах. Чехия кончилась, теперь друзья шли по Баварии. В сочельник с утра повалил снег. Идти по сугробам было тяжело. Ближе к вечеру ветер усилился.

–              Пурга начинается, – сказал Янко. – Пора искать ночлег.

Скоро друзья вышли на окраину деревушки. Мальчишка показал дорожку к постоялому двору. Молодой хозяин, бывший явно навеселе, обрадовался:

–              Вовремя вы пришли, парни! Рождество Христово! Ужин готов. По пять крейцеров вас не разорит? Угощу на славу.

На середине стола красовался большой котёл с дымящимся Айс– баном ⁷.

Друзья скромно пристроились с краю.

–              До церкви шесть вёрст, – сказал хозяин. – Бабы ушли на ночную службу. Обойдёмся! Герр писарь молитвы знает.

Писарь прочёл молитву. Нестройно спели рождественский гимн: «Штиле нахт, хейлиге нахт»» ¹.

Кто-то подъехал к постоялому двору. Хозяин выбежал встречать. Вошёл высокий, дородный юноша лет двадцати, с холёной русой бородкой, в роскошной лисьей шубе и меховой шапке. Это был Якоб Вай– скопф, сын богатого купца и мануфактурщика из Фюрта. Хозяин помог гостю раздеться и усадил во главе стола.

– С Рождеством вас! Хозяин, подай вина! Я угощаю! – властно сказал герр Якоб.

Хозяин принёс вино, поставил Вайскопфу серебряную чарку, а остальным гостям оловяные.

В разгар ужина в корчму ввалилась шумная толпа ребятишек с рождественским вертепом. В большой деревянной коробке горели свечи, стояли неуклюжие, вырезанные, деревенским мастером вол и ослик. Мария и Иосиф склонились над крохотным Иисусом. Дети выстроились у двери и по команде худой девочки запели рождественские гимны на латыни. Потом девочка обошла всех постояльцев корчмы, и каждый бросил в её корзинку сколько мог. Купец дал целых десять крейцеров.

Янко загрустил.

– Боже мой, Гриша, – сказал он. – Как далеко от дома привёл нас Господь встречать Рождество. Хорошо сейчас дома. В церкви – крестный ход..

Янко тихонько запел:

Рождество твое, Христе Боже наш, Возсия мирови свет разума...

Гриша вынул флейту и начал подыгрывать. У Янко был красивый голос. Гости смолкли, слушая гимны на непонятном языке.

– На каком языке вы пели? – спросил герр Якоб, когда Янко кончил.

– Он пел по-русски, – ответил Григорий.

–               А ты знаешь русский?

– Знаю. А ещё и французский, чешский, турецкий и другие.

Купеческий сын удивлённо посмотрел на Григория:

– Ты кто?

– Странствующий подмастерье, друкарь. Зовут меня Грегор.

– Похоже, тебе повезло, – сказал Якоб. – Месяц назад умер герр Хохберт, наш старый писарь. Он тоже знал много языков. Отец не может найти ему замену. У нас большое торговое дело, переписка с клиентами в разных странах. Пойдёшь к нам писарем? Если у тебя хороший почерк и ты понравишься отцу, он заплатит щедро. Будешь жить в нашем доме.

–               Я не один, – сказал Григорий. – Мы идём с другом. Янко – знатный кузнец.

– Отец недавно купил в Голландии новые станки для нашей суконной мануфактуры. Кузнец пригодится. Доберётесь до Фюрта, приходи прямо к нам.

Утром герр Якоб укатил в своём нарядном возке, а друзья пошли пешком дальше.

***

Странствовать хорошо летом. А зимой, да ещё по горным дорогам, – не приведи Господь! В этом году зима выдалась снежная. Буран начался около полудня. Друзья уже далеко отошли от последней деревушки, а до ближайшего хутора оставалось часа четыре ходу.

– Не дойдём, – сказал Янко обеспокоенно. – Как бы не пришлось ночевать в лесу.

Но Гриша заметил на снегу красный отблеск:

– Похоже, там костёр. Хорошо бы.

По занесённой снегом тропке друзья свернули вглубь леса. Вот и костёр. Возле огня грелись шестеро – четыре мужика и две женщины в лохмотьях. У замшелой скалы из молодых ёлок был сложен большой шалаш.

«Бродяги», – подумал Григорий.

В те годы бродяг на дорогах было много. Нередко, встретив такую шайку, друзья старались обойти её стороной. Но этих, вроде, можно было не опасаться.

Огромный грузный старик с широкой седой бородой поднялся им навстречу.

–              Бог помощь, люди добрые... – сказал Янко.

–              Кто такие? – строго спросил старик.

– Странствующие подмастерья. Янко – кузнец, да Грегор – дру карь.

Старик обернулся и толкнул бродягу, спавшего на изодранной овчине у огня:

–              Проснись, Губерт. Этот парень говорит, что он кузнец. Спавший мужичок сел, протёр глаза изуродованной правой рукой, подумал:

–              Что-то я тебя не видел. В братстве?

–              Да. Меня принял Яцек Покорни.

–              Большой Яцек? Добро. Свои ребята, Старшой. Можно верить.

– Садитесь к костру, братья, – сказал старик. – Жратва-то есть? У нас негусто.

Гриша вынул из сумки каравай ржаного хлеба, шматок сала и две луковицы.

–              Отдай Берте, – сказал старик.

Женщина, хлопотавшая над висевшим на огне котлом, протянула руку.

– Луковица! – обрадовалась она. – Похлёбка вкусней будет. Григорий всмотрелся в полное лицо черноволосой Берты.

«Сколько ж ей лет? – подумал он. – Лицо молодое, а руки, как у старухи. Наверно, от тяжкой работы».

Высокий мужчина в аккуратно зашитом синем кафтане, с щеголеватой узкой бородкой подвинулся, освободив удобное место возле огня:

– Будьте как дома, – улыбнулся он. – Меня зовут Жан Леклерк. Это Гретхен – моя подружка. Это Малыш, – бродяга указал на истощённого паренька лет пятнадцати.

Остальных вы уже знаете. Осмелюсь спросить, какого чёрта вы ушли из Праги в разгар зимы? Подмастерья странствуют летом.

Янко улыбнулся.

–              Понимаешь, мой друг немного не поладил с законом.

Малыш повернулся к нему:

–              Из тюряги сбёг?

–              Друг предупредил. Успели уйти.

– Эвона, – протянул парень, теряя интерес. – А вот недавно из Бреславского замка, говорят, один ушёл. Там на ярмарке цыганочка танцевала. Красавица! Увидел её один богатый барин. Схватил за руку и говорит: «Пойдём со мной!». А цыганочка не хочет. Барин говорит: «Я барон, не хошь добром, силой уведу!». Тут цыган гитару отложил, как свиснет ему по роже! Нос набок своротил, челюсть сломал. Набежали стражники, скрутили цыгана, отвели в тюрьму. Судья определил – повесить! С вечера виселицу ставят, палач верёвку мылит. Утром пришли, а камера-то пустая! Утёк цыган. И кандалы его железные на полу лежат, как ножом разрезанные, и решётка в окне распилена. А держали цыгана на самом верху высокой башни, не спустишься. Не иначе цыган волшебное слово знал. Улетел! Не веришь? Ей-богу, правда, мне знакомый цыган рассказал, он врать не будет!

Янко расхохотался:

– Гришка! Это ведь о тебе сказка! Ладно, парень, хошь волшебное слово поглядеть? Против него никакая цепь не устоит.

Кузнец покопался в карманах и вынул большой зильбергрошен. Все бродяги разом придвинулись поближе к старшому. Тот внимательно рассмотрел монету, раскрыл зильбергрошен, показал пилку:

–              Чистая работа. Шва-то и не заметишь.

– Дай-ка посмотреть! – протянул руку Губерт. – Хороша пилка. Закаливал Бруно? Ну, вещь.

Старшой вновь закрыл монету и попросил Коваля:

– Продай, друг! Нам такая пилка ох как нужна бывает. Продай! Заплачу два дуката!

Янко заколебался:

– Хотел себе оставить. Дружок у меня влипчивый, глядишь, снова понадобится.

–              Ты ж сам её делал! Припечёт, сделаешь новую! Продай за три. Цена правильная.

–              Так и быть. Бери.

Старшой вынул из-за пазухи кошелёк, покопался, отдал Янко дукаты.

– Готово! – объявила Берта.

Жан и Малыш сняли котёл с огня и поставили в середину. Старшой прочёл молитву. Потом каждый из путников достал свою ложку, и все принялись за горячую похлёбку.

После обеда Старшой, Малыш и Губерт забрались в шалаш и завалились спать. Женщины прибирались возле костра. Жан выстругивал из чурбачка деревянную ложку.

– А ты друкарь, Грегор? – спросил бродяга. – Грамотный, значит.

– Грамотный.

– Может, у тебя и книжонка какая есть? Полгода не держал в руках книги.

Гриша посмотрел на него с интересом.

– Тоже грамотный?

– Есть немного. Магистр Сорбонны. Полаялся с архиепископом, пришлось бежать. Вот и странствую. Временами всё ж тянет к книгам.

Григорий вытащил из заплечного мешка книгу, развернул платок:

– Руки-то протри.

Жан старательно вымыл руки снегом, вытер о шейный платок.

– Ого! «Мысли» Паскаля! Не ждал. Дашь посмотреть? Вот нечаянная радость-то. Давали мне эту книгу в Париже на одну ночь. Редкая книга. И небезопасная. Нравится?

Жан бережно перелистывал книгу, прочитывал кусок, листал дальше.

– Да как сказать. Глубокая книга. Много верного, – подумав, ответил Гриша. – Но в главном я с Паскалем не согласен. Уж очень мы разнимся. Он-то монах по природе. Как отец Феодор в Афонском монастыре. Его только Бог интересует. А меня – мир. На земле столько хорошего... Глянь, белочка на сосне нас разглядывает. До чего мила! Смотрю на неё, и сердце радуется. А о Боге он правильно говорит. Мудро.

– Может, ты и прав, Грегор. Я вот тоже к миру привязан. И в монастырь не хочу! – сказал Жан и углубился в книгу. – Хорошо пишет. Сильно!

Берта, прибравшая провизию, подсела к Янко:

– Ты ведь кузнец, парень. Починишь мне старый котелок? Прохудился.

–               Я кузнец, не лудильщик, – ответил Янко. – Без протравы то ли выйдет, то ли нет. Но, давай, попробую.

У него в мешке были, конечно, добавки и флюсы для пайки железа, но травлёной соляной кислоты как раз не было. Берта вынесла из шалаша старый, измятый медный котелок и подала Янко.

–              Без второго котелка очень неудобно. Тут трещина в боку.

Янко раскрыл сумку с инструментом, выбрал удобное место на бревне и начал осторожно править смятый котелок.

–              А Старшой-то у вас из каких? – спросил кузнец Берту.

– Солдат, – ответила Берта. – Тридцать лет прослужил. Да надоело. До фельдфебеля дослужился у пруссаков. А пришёл новый командир роты, мальчишка, ничего не знает, вот и стал придираться к старикам. Назначил моему двести фухтелей ⁷. Старшой и сбежал. Я с ним уже шесть лет, – с гордостью сказала женщина.

Янко тщательно зачистил дно котелка изнутри, раскалил на углях массивную железку и начал пропаивать котелок оловом. Работа без нужной протравы шла трудно, но с третьего раза получилось.

–              Держи. На огонь без воды не ставь, распаяется.

К утру буран кончился. Позавтракав, путники собрались в дорогу. Бродяги шли на юг, в Италию.

–              А вы куда? В Нюрнберг собираетесь? – спросил Старшой.

–              В Фюрт, – ответил Янко.

– Что так? – удивился тот. – В Нюрнберге работу найти куда легче.

–              Да нам обещана работа у Вайскопфа, – сказал Янко.

– На мануфактуре? Спроси-ка Жана, каково там. Он едва ушёл из этой тюрьмы. И Малыш там побывал.

–              Разве мануфактура – это тюрьма? – удивился Григорий.

–              А как же! – ответил Старшой. – Здешний Курфюрст, Макс Эмануил, «Голубой Король», бродяг терпеть не может. По его приказу и выстроили в Фюрте Цухтхауз, сиречь Работный дом. Ловят бродяг и, коли ты не старый и не увечный, сажают под караул – работай. Герр Вайскопф взял этот Цухтхауз в аренду и устроил там мануфактуру. Рабочих найти трудно. Да и платить им нужно. А арестантов можно только кормить. Да вы не тревожьтесь. Мастерам он платит прилично.

Попрощавшись, странники разошлись в разные стороны.

***

Наконец, друзья добрались до Фюрта. Трёхэтажный, массивный дом оберкоммерциенрата ⁷Каспара Вайскопфа стоял на главной улице. Недалеко, на берегу речки Регница, у плотины, возвышалось новое здание Цухтхауза с каменными колоннами.

Пожилой приказчик проводил Григория в кабинет. Старый хозяин сидел за столом, заваленном счетами и бумагами. Справа, на подставке, висел роскошный пышный парик.

«Он похож на умную, лысую ворону», – подумал Гриша.

Герр Каспар долго, молча разглядывал его.

–              Грегор? Якоб мне говорил. Знаешь много языков. Напиши по– французски, – старик указал Григорию на конторку.

Григорий взял перо, приготовился. Хозяин продиктовал короткое деловое письмо. Прочёл написанное.

–              Гут. Теперь переведи на польский.

Григорий сделал и это. Герр Каспар похвалил перевод:

–              И почерк превосходный. Откуда ты родом?

–              Из Салоник, – ответил Григорий и кратко рассказал о себе.

–              У Рапопорта служил? – заинтересовался хозяин. – Солидный купец. И совершенно надёжный. Хорошо. Переведи-ка это письмо на греческий.

Хозяин позвонил. Вошёл тот же приказчик.

–              Михель, герр Папаиоану сейчас на складе? Попроси его зайти.

Хозяин надел большой парик, поправил перед зеркалом жабо из дорогих кружев.

Постучав, вошёл молодой грек в длинном сюртуке.

– Ну как, вы подобрали всё, что хотели? – любезно спросил хозяин. – Посмотрите наши сукна. Они не хуже голландских, но заметно дешевле.

–              Я уже отобрал две дюжины.

– Прекрасно. У меня к вам маленькая просьба. Поглядите это письмо, – старик протянул греку последний перевод Григория. – Хорошо ли оно написано? Может быть, тут есть ошибки?

Ошибок не было. Экзамен Григорий выдержал успешно.

–              Я тебя беру, – сказал герр Каспар. – Жить будешь на третьем этаже, питаться с приказчиками. Платой не обижу.

– Но я не один, – сказал Григорий. – Мы путешествуем вдвоем– вдвоём, с другом. Он хороший кузнец.

– Кузнец? Недавно я нанял учёного Механикуса, Георга фон Шлора. Ему нужен подручный. Зайди с твоим другом, может, он и подойдёт. Но я не хочу, чтоб кузнец жил у меня в доме. Михель! – позвал хозяин.

Вошёл давешний приказчик.

–              У твоей сестры есть свободная комната? Пусть она возьмёт Гре– гора и его друга. Ладно. Проводи парней к Механикусу.

–              Скажи-ка, – спросил Гриша Михеля, – как у вас принято называть хозяина?

–              Так и называй. Он это любит. А при гостях «герр обер-коммер– циенрат». Ничего, он мужик умный. Бывает, горяч, ежели рассердится. Но отходчив и зла не помнит. Я у него шестнадцать лет работаю. Дай Бог, и дальше.

Янко ждал Григория в пивной. Пошли к Механикусу. Мастерская занимала весь первый этаж старого дома, недалеко от Цухтхауза. Во втором жил сам фон Шлор со старой служанкой.

Мастер в чёрном берете и суконной блузе что-то писал, стоя у конторки.

–              Герр Механикус! – сказал Михель. – Хозяин прислал вам этого парня. Он кузнец, быть может, подойдёт вам как подручный?

–              Подручный нужен, – кивнул Механикус. – Лучше бы хороший слесарь, но и кузнец неплохо. Как тебя зовут?

Янко рассказал о себе.

–              Ну что ж. Для начала разберись в кузнице.

На кузне висел заржавелый замок, кузнеца давно уже не было. Янко надел фартук и принялся за дело. К вечеру зашел Механикус. Осмотрел аккуратно разложенный инструмент, похвалил чистоту и порядок в кузне.

– Есть срочная работа, – сказал он. – После Пасхи приезжает барон фон Рехберт, председатель Тайного Совета, очень нужный человек. Лучшие люди города решили сделать ему подарок. Хозяин предложил накаминные часы. Все и согласились. В прошлом году я изготовил напольные часы с боем по книге Гюйгенса « Horologium os - cillatorum ». С его балансовым регулятором часы стали точным инструментом! Теперь накаминные. Основу механизма я купил в Швейцарии. Делать самому все эти зубчатые колёса слишком долго. Но часы будут не с гирями, а по-новому, с пружиной. И я хочу сделать ещё указатель дня недели. Это очень сложно. Надо закончить их до приезда барона. Работа тут слесарная, но надеюсь, ты справишься.

Механикус откинул холстинку и показал Янко начатый механизм часов на верстаке. Янко с некоторым страхом смотрел на сложный механизм с множеством зубчатых колёсиков. Башенные часы кузнец видел, а домашние только один раз, в доме Рапопорта.

«Авось ничего, – успокоил он себя. – Глаза страшат, а руки делают».– Подфартило мне, Гриша! – с восторгом говорил кузнец другу. – Не зря топал тыщу вёрст от Слободки.

Нашёл я мастера! Всё умеет. Право слово, была бы здесь нашинская церква, поставил бы толстую свечку Николе Угоднику. Знаешь, что мы будем делать? Часы. Да хитрющие, чтоб и день недели показывали. Работа-то какая тонкая! У Шлора уже почти всё заготовлено. И станок токарный у него хитрый, резец в суппорте крепится. Такого и у Густавсона не было. А собирать сию механику будем на заклёпках ⁸. Так у мастера есть снасть особая, фильера называется. Пластина стальная, калёная, а в ней дырочки, мал мала меньше. Протаскиваешь через них медный прут – и вот тебе проволока, хоть тонкая, хоть толстая, какая надо. Здорово!

Янко всегда любил мелкую, аккуратную работу. Учился жадно, перенимая из-под руки мастера всякий приём. Особенно хотел он овладеть токарным станком. Шлор учил охотно, секреты не прятал. Через месяц Янко точил уже не хуже мастера.

Однако, когда дело дошло до сборки, Янко растерялся. Механи– кус, чему-то улыбнувшись, дал ему большой чертёж и приказал изготовить по нему детали корпуса. Янко смотрел на чертёж как баран на новые ворота. Да и надписи на нём были на латыни.

К счастью, дело было вечером, и Янко прихватил чертёж домой, чтобы показать Грише. Стали разбираться вместе. Надписи на чертеже Гриша перевёл сходу: латынь!

– Понял! Это три проекции по методу Декарта. – сказал он, – Я об этом слышал. Декарт изобрёл такую систему, что каждую вещь рисуют три раза, как будто ты смотришь на неё спереди, сбоку и сверху. У твоего Механикуса, наверное, есть его книга «Рассуждение о методе». Если он даст её, попробуем разобраться.

Герр фон Шлор отнёсся к просьбе подручного вполне благосклонно.

– Учись, Янко. Хороший Механикус должен много знать. Хочешь стать настоящим мастером, учи латынь. Сегодня латынь – язык науки. В любой стране – во Франции, в Англии, и у нас – серьёзные книги пишут только на латыни. Вот тебе Декарт. Береги, – сказал Механикус, и показал на чертеже, что есть что, как сделать детали коробки для часового механизма.

Вечерами Янко жёг свечи и мучил Гришу:

–              Ну ещё немного, переведи мне вот эту страницу.

–              Да учи ты латынь сам! Прав твой Механикус, без латыни как без рук.

Что делать, пришлось приняться за латынь. Благо, у Гриши и латынь казалась лёгкой. А работа над часами двигалась.

Фон Шлор был человек мягкий, вежливый и доброжелательный. Охотно объяснял непонятное. И, что особенно удивляло подмастерье, не стеснялся сказать, что чего-то не знает. Часто Механикус расспрашивал Янко о хитростях кузнечного дела.

Пришла пора приглашать ювелира и литейщика Абрама Френкеля. Он делал корпус и украшения к часам. Уже была отлита бронзовая статуэтка курфюрста Макса Эмануила в латах, с обнажённым мечом. По склёпанной коробке часового механизма Абрам вылепил из твёрдого воска корпус часов, украшенный цветами и листьями. Его предстояло еще отливать, полировать, собирать. На корпусе хотели закрепить статуэтку бронзовой Ники – богини победы, венчающей курфюрста лавровым венком.

Однако, когда часы первый раз запустили, оказалось, что купленная в Цюрихе пружина обеспечивает ход всего на три с половиной часа.

– Беда! – ахнул Механикус. – Нужна пружина длиннее и более упругая. А я и так выбирал самую длинную и самую тугую. Что делать?

Янко повертел пружину в руках:

–              Отковать подлиннее, нехитро. Вот закалить. Но я попробую. Бруно показал мне кое-какие секреты.

Пять дней Янко не вылезал из кузницы. Потом принёс три пружины. Вторая обеспечила ход часов на двое суток, а третья больше, чем на четверо!

– Ну, ты и вправду мастер! – восхитился фон Шлор.

И Янко принялся выпиливать из латуни и полировать толстую пластину основания, на которой всё и будет собрано.

***

Григорию отвели в конторе стол в углу. Толмач разбирал и переводил накопившиеся деловые письма в основном на французском и итальянском.

Неожиданно прибежал Михель и срочно вызвал к хозяину. В кабинете Гриша увидел немолодого господина в алом бархатном кафтане и парчовом жилете. Он пытался что-то объяснить на языке, отдалённо напоминающем немецкий. Хозяин нетерпеливо протянул Григорию письмо:

– Переведи!

Григорий прочёл рекомендательное письмо на французском:

Глубокоуважаемому и Высокопочтенному мсье обер-коммерциенрату и моему дорогому другу Каспару Вайскопфу.

Дорогой мсье Вайскопф! Это письмо Вам передаст крупный марсель– ский негоциант и мой компаньон мсье Жорж Лебру. Можете верить его слову и его подписи, как моей. Надеюсь, что это знакомство будет Вам и приятно, и полезно. Не сомневаюсь, что Вы, дорогой мсье Каспар, примете моего друга с присущим Вам широким гостеприимством.

Передайте мои почтительные приветы Вашей прекрасной супруге и Вашим талантливым детям.

Ваш покорнейшй слуга, Жозеф Дютрак.

–              Слава Богу, теперь понял! – с облегчением сказал хозяин. – Переводи ! Дорогой герр Лебру! Я рад приветствовать Вас в своём доме...

Хозяин очень плохо говорил по-французски, а Лебру ещё хуже по-немецки. Но с приходом Гриши недоразумения кончились.

Жорж Лебру отвёз в Вену большую партию зеркал, шелков и набивных индийских ситцев, выгодно их распродал и сейчас возвращался домой.

–              Вена вся в строительных лесах! – с воодушевлением рассказывал гость. – Отстраивается после осады. Я продал товары по самым высоким ценам. Но дороги! И эти бесчисленные таможни. Платишь и платишь. Здесь я особенно оценил мудрость нашего Великого министра. Кольбер уничтожил во Франции внутренние таможни, и жить стало значительно проще. Ну, а вы, месье Вайскопф? Я слышал, что у вас большая торговля.

– Куда нам равняться с прославленными французскими негоциантами, – с преувеличенной скромностью отозвался герр Каспар. – Но, если хотите, я покажу вам мои скромные запасы.

Склады Вайскопфа занимали огромное каменное здание. Кладовщик, низко кланяясь хозяину, распахнул дубовые ворота.

Чего тут только не было! Русские меха и греческие фиги, перец и пряности, льняные ткани и сукна... Всё было аккуратно разложено по сортам, упаковано. Кладовщик мгновенно называл количество каждого товара, почти не заглядывая в толстый гроссбух.

–              У вас поразительный порядок, месье Вайскопф! – восхитился Лебру.

Хозяин так и засиял. Лучшей похвалы для него и быть не могло.

– Мы, немцы, любим порядок, – сказал он гордо. – Но вас что– нибудь заинтересовало, месье Лебру?

Француз, подумав, купил телячьи кожи тонкой выделки и балтийский янтарь.

Герр Каспар повёл гостя в Цухтхауз.

– Я взял его в аренду у курфюрста, – сказал старик. – И недорого. Бродяги и бездомные у меня работают: моют, расчёсывают и прядут нашу, баварскую шерсть. В окрестных деревнях ткут суровье. У нас в Фюрте, к счастью, нет цеховых правил и ограничений. Как мне надо, так и делают. Самое трудное – обработка суровья. Я нанял двух добрых мастеров в Роттердаме. Плачу им щедро, зато сукно получается не хуже голландского.

Работающие были одеты в бурые одинаковые балахоны странного покроя. Бродяги угрюмо поглядывали на проходящих. За ними приглядывали два толстомордых надсмотрщика.

–              Я сам придумал эти балахоны, – сказал хозяин. – В них труднее бежать. Любой стражник задержит.

–              И часто бегут?

– Осенью и зимой очень редко. У нас тепло. И кормят. А весной и летом часто. Не беда, привезут новых. Я даже плачу тем, кто работает добросовестно. Не много, но сходить по воскресеньям в пивную хватает. А женщинам – купить какую-нибудь тряпочку. Если не платишь, работают совсем плохо.

Прошли в сукновальню. В полутёмном сыром помещении стояло два больших чана. В них тяжёлые деревянные песты мяли и валяли суровье. Огромное водяное колесо, почти в два человеческих роста, приводило их в действие.

–              Не просто сделать даже такое, недорогое сукно, – сказал герр Каспар. – После сукновалки идёт ворсование, сушка, выглаживание, стрижка ворса, прессование. И всё ж берут его неплохо, и доход от мануфактуры вполне приличный.

В доме уже был готов парадный обед. Однако вернувшийся из Нюрнберга Якоб Вайскопф избавил Гришу от необходимости переводить за столом.

Дня через два Михель опять вызвал Григория к хозяину.

– Садись, – сказал герр Каспар. – Ты неплохо знаешь французский. Лебру хвалил твоё произношение. С завтрашнего дня начнёшь учить французскому Вальтера. Парню уже четырнадцать лет. В наше время без французского настоящим купцом не станешь.

«Вот незадача! – подумал Гриша. – Теперь учи хозяйского сына. А я в жизни ни разу никого не учил», – а вслух ответил:

– Коли так, надо купить нужные книги: французскую грамматику, какие-нибудь французские романы.

–              Верно, – согласился хозяин. – Послезавтра Якоб едет в Нюрнберг. Захватит и тебя. Выберешь нужные книги в лавке Гросфатера.

Двадцать вёрст до Нюрнберга по зимней дороге проехали быстро. Григорий промёрз, сидя на облучке с кучером.

–              Жди меня в пивной «Браункелле», – сказал Якоб, – часа через три заеду.

В лавке Гросфатера французских книг было множество. Григорий сразу нашёл грамматику, словари, два рыцарских и один «галантный» роман. На верхней полке заметил томик в буром переплёте.

– Монтень! «Эссе» ⁸! Сколько стоит? – спросил Григорий хозяина.

–              К сожалению, у нас только второй том. Поэтому дёшево. Всего сорок крейцеров.

На тридцати сторговались, и Григорий, старательно завернув книгу в шейный платок, спрятал её на груди.

– Вот повезло! – думал он. – Паскаль, а теперь и Монтень. У меня собирается недурная библиотека французских философов. Теперь бы найти «Этику» Спинозы.

***

Перед приездом барона фон Рехберта в доме три дня шла генеральная уборка: выбивали ковры, натирали воском мебель. Фрау Вайскопф белоснежным платочком проверяла самые труднодоступные углы и закоулки, и горе было горничной, если на платочке хозяйка замечала пыль.

Григория вызвали к хозяину. Требовалось переписать на пергамене самым красивым готическим шрифтом оду в честь высокого гостя, написанную местным поэтом.

Хозяин одевался перед зеркалом. Он вынул золотой медальон с портретом Макса Эмануила на бело-голубой, цвета баварского флага ленте и надел на шею.

– Барон, – сказал герр Каспар, – умнейший человек и мой истинный благодетель. В своё время он дал мне добрый совет. К счастью, у меня хватило ума последовать ему.

«Интересно!» – подумал Гриша.

Герр Каспар ещё полюбовался своим отражением в зеркале и продолжил:

–              В 1683 году я приехал к барону в Мюнхен, просить облегчения от налогов. Совсем задушили. А благодетель и говорит мне: «Не могу. В казне пусто. Курфюрст в каждом письме из-под Вены требует денег. Узнает, снимет с меня голову. Умный человек снарядил бы обоз с продовольствием для армии курфюрста. Солдаты уже голодают. Такой подарок Макс Эмануэль оценит».

Я занял денег у Соломона Френкеля и снарядил обоз – тридцать две фуры. Две с вином, четыре с солониной, остальные с мукой и с овсом. И поехал. Век не забуду эти жуткие дороги! Семь колёс сломали на ухабах. Одну фуру пришлось бросить, груз разложили на остальные. А страху натерпелись! И чем ближе к фронту, тем хуже. Хорошо, со мной ехали в армию ротмистр фон дер Валь и лейтенант Гере.

Верстах в тридцати от лагеря курфюрста, вечером, выскочила на нас из-за рощи татарская орда – летят с диким криком. Ужас! Ротмистр сразу взял на себя команду: «Заворачивай коней! Вагенбург! Ва– генбург!». Успели мы выстроить возы в Вагенбург плотным кругом, коней в середину. Ружей у нас было шестнадцать, да четыре пистолета. Фон дер Валь приказал без команды не стрелять и целить в грудь лошадей.