Текст книги "Солдат удачи. Исторические повести"

Автор книги: Лев Вирин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)

Дорога

Не так давно южные рубежи Московской Державы лежали по Оке. Калуга, Кашира, Серпухов были пограничными крепостями. За два века неусыпными трудами и заботами московских государей сей рубеж отодвинулся далеко на полдень, аж за Северский Донец. И вырастали там пограничные городки, а в них несли службу городовые стрельцы и пушкари с огненным боем. А казаки степь сторожили.

Теперь татары да ногаи редко забегали в эти края, опасались. Мужики из российских земель и с правобережной Украины толпами бежали туда от притеснений панов и помещиков да, пуще того, от татарских грабежей и погромов, распахивали щедрый чернозём, ставили слободы. Потому и назвали край Слободской Украиной.

Драгунский полк Гордона стоял в Севске, поближе к южной границе.

Кони у Гордона добрые. За пять дней добрались до Севска. Вечером увидели дубовые стены и башни городка над высоким мысом у слияния Сева и Марицы. Дом Гордона стоял не в крепости, а внизу, в городе.

Полковник сразу разослал офицеров собирать полк. Зиму драгуны прожили в окрестных деревнях, на постое. Но нынче Гордон не ждал весны. И через пару дней начались ежедневные учения.

Друзей определили в роту капитана Фишера. Невысокий, толстый, лысый Ганс нещадно, с утра и до вечера, учил драгун маршировке. На лугу, у Спасо-Преображенского монастыря, весь снег до травы вытоптали. По-русски Ганс говорил вполне внятно, а уж матом ругался! После учений капитан любил посидеть в шинке с младшими офицерами. За кружкой пива Фишер добрел и становился прост.

«Капитан у нас неплохой мужик», – подумал Иван.

Попривыкнув, Лёха спросил командира:

–              Какого рожна мы так мучаем драгун, обучая строю? Правое плечо вперёд! Левое плечо вперёд! Все подмётки стёрли.

– О, Алекс, ты есть варвар! – смеялся Ганс, вытирая рыжие усы.

– Фрунт – основа военной науки ин Еуропа! Смотри! – Он нарисовал ножом на досках стола квадрат. – Это строй карре! Выстрой умелых золдатен в карре. Первый шеренга – пики наперевес, второй и третий– фузеи ⁴наготове. Добрый карре устоит против армии дикарей! Они бросаются на нас, как пёс на ежа. А им в морду дружный залп второй и третий шеренги. И враги бегут! Карре – как живая крепость, пока не рассыплется, его не возьмёшь. Потому что тут строй. Плечо к плечу, как в легионах Цезаря. Упал один, вместо него встал другой. Карре идёт по полю битвы как один человек. Для того и нужно учить фрунт. Чтобы все, как один. И по команде: напра-ву, нале-ву. И огонь, как один. Залпом. А ты говоришь.

Лёха чесал в затылке, а Иван кивал:

– В строю и струсишь, не побежишь – некуда.

– Ти прав, Ванья! Зольдата в строю можно убить, но нельзя по– бедить ⁴.

Через неделю маршировки Фишер перешёл к стрельбе залпом, по команде. И особо, отобрав дюжину лучших в роте солдат, учил бросать ручные гренады. Гренад было мало. Их давали счётом, учили на незаряженных.

– Гренадиры – мой артиллерия, – объяснил Фишер Лёхе.

Как-то к марширующей роте подъехал на гнедой кобылке полковник. Посмотрел внимательно, похвалил:

– Неплохо, Ганс, совсем неплохо. Как тебе новички?

– Зер гут. Из Куницина хороший поручик выйдет.

–              Так я и полагал. Быть по сему. А Ивана я заберу. Грамотный писарь в полку зело нужен.

–             Жалко отдавать. Дельный парень.

–             Не проси, не оставлю. Ты, Иван, получишь чин прапорщика. Хоть и младший, а офицер. Из какого роду?

–             Бекбулатовы мы.

–             Так и запишем: прапорщик Бекбулатов. Через пару дней – в Путивль.

«Ну и дела! Приеду в Казань, все ахнут. Был вчера Ванька – подьячий, а ныне прапорщик Бекбулатов! – обрадовался Иван. Тихонько постучал по прикладу, чтобы не спугнуть удачу. – Повезёт, глядишь, и до «Ивана Измаиловича» доживу. Хотя навряд ли. Зело большой чин надо заслужить, чтоб по отечеству величали».

Назавтра Фишер устроил роте конные учения. Тут он много не требовал. Говорил:

–             Драгун к бою едет верхом, а дерётся пешком.

***

Гордон отослал полк в Путивль, оставив в Севске Ландельса, майора Шульца, Бекбулатова и дюжину драгун. Надо было получить припасы для Чигирина на случай осады.

Патрик считал, что поладить с нужными людьми проще всего за хорошей пирушкой. И решил устроить богатый пир для князя Репнина, наместника государева, его дьяков и старших офицеров. Повара привёз из Москвы. Предстоящее угощение обсуждал подробно, во всех деталях. Ландельс курил свою трубочку в углу, наблюдая за военным советом. Патрик переводил другу непонятное.

– Не извольте беспокоиться, барин! – важно говорил Трофим. – Всё исполним в лучшем виде! На первую перемену подам белую стер– ляжью ушицу с перцем.

–             Фишзуппе мит пфеффер, – перевёл Гордон.

– К ней пирожки подовые да пряженые со снетками, с молоками, с вязигой, да и курник сгодится.

–             Хюнеркухен...

–             Потом чёрную уху с гвоздикой. На вторую перемену птицу.

–             Жаль, лебедя не достать. Было бы как в Кремле! – заметил Гордон.

– Ништо. Дрофа есть, пару цапель сготовим. Потом тетерева, рябчики, гуси, утки. На следующую перемену баранину под чесночным заваром ⁴, зайцы с репой. На сладкое.

Два дня жарили и парили – гости пировали до глубокой ночи. Наутро Гордон как ни в чём не бывало отправился получать припасы для гарнизона.

Однако наместник выдать требуемое отказался:

– Приказа из Москвы не было!

– Не хочешь лаской, отдашь таской! – проворчал Гордон.

Скоро прибыл из Москвы строгий указ. Дело пошло полегче.

Майор Шульц получал, Ванька записывал, драгуны грузили и увязывали на возы. По приказу Великого государя им выдали две мортиры, 120– и 80-фунтовые ядра, да бомб четыреста штук, да уксусу для охлаждения пушек, пороха. Обоз получился знатный. Подождали три отставших стрелецких полка, пошли вместе. Сейм разлился, лошади шли по брюхо, часть припасов подмокло. Прискакал Гордон, остановил переправу, навёл порядок.

Майор перевозил амуницию на паромах и лодках с великим сбережением. Одного пороху везли две тыщи пудов.

За Сеймом устроил смотр полка.

– Дезертиров много! – ворчал Гордон.

В полку осталось 869 человек, из них две сотни на плохих конях, многие в нетях.

После смотра Гордон с Ландельсом поехал в Батурин, к гетману Самойловичу.

***

У гетмана, в горнице, завешенной коврами, душно, сильно пахло пряными травами. В серебряных шандалах горели свечи. В красном углу, под иконами, сидели бояре Ромодановские: воевода, князь Григорий Григорьевич, и его сын, войсковой товарищ, Михаил Григорьевич. По правую руку: гетман Самойлович и генеральный есаул, Иван Мазепа.

– Как мыслишь оборонять Чигирин, полковник? – важно вопросил воевода.

Гордон неспешно раскладывал на столе планы. Сколько вечеров Патрик с Ландельсом просидел над «Новой и дополненной военной архитектурой» Фрейтага! Пригодилась латынь, не зря зубрил у иезуитов. У Александра оказалась «Фортификация» графа Пагана. Проштудировали и её.

Гордон хорошо запомнил укрепления Чигирина после прошлогодней осады. Ландельс отлично рисовал планы, правда, писать по-русски не умел.

Гордон посадил ему в помощь Бекбулатова. Теперь было, что показать боярам.

– Крепость Чигиринскую должно оградить несколькими линиями укреплений, подобно. – сказал Патрик и замялся, подыскивая нужное слово, – кочану капусты.

Турки встретят линию фортов, каждый из которых защищает и себя, и соседей. Каменные стены в наши дни не спасают от тяжёлых пушек, а уж от мощных мин и подавно. Каменец – первоклассная крепость – и то не устоял. Мы построим линию больверков, в них, за широким рвом, спрячем опущенные валы с палисадом, недоступные для турецких батарей. Да и мину под них труднее подвести. Стрельцам и казакам сподручно будет отбивать атаки турок за бойницами палисада. А буде враг и прорвётся где-нибудь, наткнётся на вал ретраншемента в тылу больверка. До городского вала долго не дойти, да и людей потеряют много. Сия новейшая система обороны позволит крепости продержаться до тех пор, пока ваша славная армия, Григорий Григорьевич, совместно с доблестными казаками гетмана, не ударит в тыл туркам, увязшим в осаде, и не решит компанию.

Воевода сидел в собольей, горлатной шапке, вытирал пот со лба шёлковым рушником, слушал.

– Нутко, покажи твои картинки, – попросил Григорий Григорьевич.

Гетман перегнулся над столом, стараясь рассмотреть планы и разрезы.

«Зря я уступил настояниям государя, – думал Патрик. – Не следовало браться за это дело. Наместник Ртищев не худший из московских воевод, да как он покажет себя во время тяжкой осады? Я ведь только инженер. Приказы отдаёт он. А, случись беда, виноватым буду я. Генералу Трауернихту в прошлом году было куда легче. Он, хоть и немец, а православный. Крестился. Значит свой. Ему доверили командование. Да что об этом думать. Слово дадено».

– Добро! – огладил длинную бороду воевода. – Знатный план приготовил. Выстроишь свои бастионы, туго придётся Великому визирю, хотя идёт он с большим войском. А ведь отказывался перед государем, твердил: мол, не умею. Ты воин надёжный и премудрый. Справишься! Да другого умельца всё равно нету.

Обсудили предстоящую осаду. Пушки были, а мортир в Чигирине совсем мало. Боярин пообещал прислать из Смоленска водой большую картауну. Пороха запасли вдоволь.

– Хитро придумал немчин, – сказал гетман Самойлович, с любопытством рассматривая чертежи. – Сие и есть пониженный вал по новой моде? И пушками до него не достать? Из мортир достанут, да мортир и у турок негусто. Да ты не тревожься, Пётр Иваныч! Втянется турок в осаду, тут мы с Григорий Григорьичем перейдём Днепр, да и прижмём их в чистом поле. Только перья полетят. Сила у нас нынче большая.

Ландельс ждал его на постоялом дворе, заварив крепчайший кофе. Сие важное дело Александр слугам не доверял.

– Ну как? Принят наш прожект?

–              Принят, – устало вздохнул Гордон. – Другого-то нету. Кажется мне, воевода скрывает что-то. Слышал я, у государя большие споры шли, стоит ли воевать за Чигирин. Патриарх Иоаким уговаривал отдать туркам левый берег, избежать войны. В сием спектакле у нас роль вспомогательная: связать и отвлечь турок. А главный удар за Ромода– новским. Он и решит всё.

Щеголеватый, сухой Ландельс слушал внимательно, пощипывая тонкий ус. Алекс почти не знал русского и в интригах местных разбирался плохо.

– Вам письмо из дома, – сказал Александр.

Патрик схватил пакет и торопливо сломал печать.

–              Что пишет Кэт? – спросил Ландельс. – Все ли здоровы?

– Пока слава Богу. Фон Берг, гувернёр, жалуется на старших ребят. Много шалостей, мало усердия. Пора отправить старшего, Джона, в Англию. Братец Александр там его пообтешет.

Ландельс слушал с затаённой болью. Больше полугода он не имел известий от своих, из Риги.

–              Я всё думаю, – тихонько заметил он, – может, купить домик в Немецкой слободе, перевезти семью поближе.

Полковник отложил письмо и кивнул:

–              Безусловно! Я, пока не женился, жил здесь, как собака. Свой дом – великое дело.

– Вам здорово повезло с Катрин, Патрик.

–              Не спорю, – ухмыльнулся в усы Гордон. – Недаром же я два года добивался её.

***

За Пселлом полк остановился в селе Никольском. Иван, недавно назначенный квартирьером, отметил для себя и друзей опрятную белую мазанку на самом краю села.

Разместив драгун по хатам, Бекбулатов и трое поручиков, наконец, пошли на ночлег.

Невысокая хозяйка вытащила из печи горшок, выложила каравай хлеба, поставила торель с кислой капустой.

–              А горилка-то е? – спросил Сёмка Остапенко, тяжёлый, зверо– видный мужик.

– Звиняйте, панове, нема, – низко поклонилась хозяйка.

– Не жадничай, Сёмка! – сказал Иван и вынул баклажку. – По паре глотков своей найдём.

– Кулеш хорош! – хвалил Лёха. – Жирный!

Управившись с кормёжкой, усталые мужики отправились на сеновал спать. Только Иван остался в избе. Неторопливо высек огонь, раскурил трубочку.

– Как тебя величать, хозяюшка?

– Мотрей кличут.

– Матрёна, значит. А где же хозяин?

– Татары скрали. Поихал мий чоловик на Яблочный спас в прошлом роки на майдан, тёлочку продать. Та и попавси цим гадам. И коня увели, и телегу. Осталась я, чи вдова, чи мужняя жена. Хто знает? Может, продали його в Туретчину, в рабство, а может, вже прибрал Господь, отмучился мий Остап. Господи, Боже мий! – вздохнула Матрёна. — Вже и в нас басурмане людей крадуть! Тай на правом берегу давно ниякого життя нету. Вчистую всих пожгли и разорили. Люды сюды бе– гуть. Там пустые сёла остались. Тильки на царя надия, не даст нас в обиду татарве проклятой да черкасам.

– Не дадим, Мотря, вишь, какая сила идёт! Да ты молись Николе Угоднику, он сирым защитник.

–              А ты пан, сам из каких? – спросила хозяйка, с сомнением разглядывая скуластую рожу Ивана.

–  Крещёный! – Ванька вынул крест из-за пазухи.– Садись, Мотря, поближе, потолкуем.

Хозяйка, помедлив, присела на дальний край скамьи. Иван подвинулся и приобнял женщину.

Утром, покачиваясь в седле, Лёха спросил друга:

– Как тебе старушка?

–              Да какая она старуха? Тридцать лет, молодайка ишшо. Да на чужой сторонке и старушка – Божий дар.

Чигирин

Богдан Хмельницкий сделал безвестный Чигирин столицею Украины. На высоком холме, сложенном из жёлтых, плотных песчаников, выстроил крепость. Каменные башни и высокие стены видны издалёка. Пониже – деревянный кремль нового замка. На широком склоне, у реки Тясмина, стоял окружённый валами город. Укрепления с прошлогодней осады никто не ремонтировал. Так и зияли проломами дубовые стены. Заехав к царскому наместнику боярину Ртищеву, Гордон с Ландельсом пошли осматривать укрепления.

– Работы тут. – вздохнул Гордон, – копать и копать. Надо привязать наши планы к местности.

Назавтра Гордон вешками наметил рвы и разделил между полками участки обороны. Кроме драгун, в Чигирин пришли четыре полка стрельцов да пять казачьих полков гетмана.

Ландельс посадил Бекбулатова копировать планы и разрезы. Иван старался. Надо было обеспечить чертежами каждого полковника.

Всех лошадей Гордон отрядил на подвоз брёвен для палисадов и дёрна для облицовки фасов крепости.

Господа полковники жаловались Ртищеву: дескать, проклятый немчин томит людей зряшной работой. Но все знали: армия визиря Кара-Мустафы уже перешла Дунай, и работали на совесть от зари до зари.

Ваня, писарь и квартирмейстер, устроил начальство в большом поповском доме в Новой крепости. А сам с друзьями поселился у дьякона Парфена, в городе.

Изба у дьякона большая, да и семейство немалое: шесть дочек. Дьяконица больше на печи лежала: ноги отказали, ходила по дому на костылях. Всё хозяйство тянули старшие дочки. Вечером, когда усталые мужики приходили с работы, кареглазая Ксана с косой ниже пояса выставляла на стол чугун жирного украинского борща со свёклой, с молодой крапивой, резала большими ломтями ароматный пшеничный хлеб. Мужики на девушку заглядывались. Но ей, похоже, приглянулся тихий Лёха. Как-то, выйдя покурить на свежий воздух, Ваня услышал негромкий разговор за углом хаты.

Выглянул: точно, Лёха с Ксаной.

– Чи у вас жинка дуже гарная, пан поручик? – журчал быстрый говорок Ксаны.

–              Нету у меня жинки. Холостой ещё.

–              Ей-богу? Видать, обманываете. А батька е? А маты?

«Пропал Лёха, – подумал Иван. – От такой дивчины не уйдёшь. А хороша!»

Через пару дней спросил друга:

–              Ну что, когда свадьба?

Лёха помрачнел:

– Живым бы уйти отседа. Знаешь, как тут в прошлом году страшно было? Чует моё сердце, нынче будет не легче. Даст Бог, останусь жив, посмотрим.

Иван призадумался:

– Оно, конечно. Турок идёт с большой силой. С ним крымский хан с ордой, молдавский до волошский государи. Бают, янычары – рубаки отчаянные. Ну, Господь не выдаст, свинья не съест. Знаешь, Лёха, я нынче целые дни сижу с этим немцем. С Ландельсом тоись. Он по– нашему ни бельмеса, так я его учу понемногу русскому. И немецкий перенять стараюсь, много уже понимать начал! Вернусь живой, так в Иноземном приказе подьячие, знающие язык, во как нужны! Без иноземцев нам войска настоящего не устроить. Подполковник-то мужик неплохой. Въедливый, правда, и чистюля страшный. Увидит грязь в бумаге, так и взовьётся! А добрый. Намедни снял с шеи серебряный складень и показал. Я-то думал, икона. А там парсунка, махонькая. На кости так тоненько нарисовано: баба евойная и двое детишек. Красавица! Тоскует он по своим-то. Всё письма пишет.

***

После ужина, как обычно, Гордон достал толстую тетрадь в чёрном кожаном переплёте – дневник, который вел много лет. Писал он по-английски, от третьего лица, записывал наиболее интересные события, чтоб ни забыть.

Сперва просмотрел записи за май:

4-го прибыл, авангард пехотного полка Гордона, а 5-го и самый полк. Расположился вагенбургом* на крымской стороне, недалеко от городского рва.

16-го Гордон составил план нового равелина, или, вернее, полумесяца перед Крымскими воротами.

19–      го,  воскресенье. День отдыха. Гордон обедал вместе со старшими офицерами у наместника. Обед был очень весел.

Подумав, добавил:

20–      го   начат водяной бастион на Тясмине, а 21-го укрепления перед Крымскими воротами. Гордон очень хотел устроить пониженный вал, но тогда ров должен бы/л иметь 8 прусских саженей в ширину.

Казаки начали роптать. Гордону пришлось отказаться. Приказал каменотёсам заготовить жернова для ручных мельниц

29 мая Гордон устроил угощение в саду для старших офицеров гарнизона в честь дня рождения короля Англии. Было очень весело.

Для защиты пушкарей на батареях Гордон придумал и приказал изготовить большие туры, сажень на полторы, набитые волосом и шерстью. 2 человека легко поднимают такой тур на жердях во время выстрела. Гетман прислал в подарок наместнику и полковникам обоз водки. Гордону досталась большая бочка.

Драгуны копали ров перед городским валом на крымской стороне. Участок достался большой, да и копать было тяжко – плотная глина. Гордон заметил, что его полк отстаёт, и велел изготовить конные тележки с откидным задним бортом да выкопать пологие выезды изо рва. Сорок тележек заметно ускорили работу по сравнению с тачками. Теперь уже полку Гордона завидовали стрельцы из соседних полков, но сделать себе такие же тележки ленились. Сотники обычно прятались от жары в тенёчке, поругивали стрельцов, лопаты в руки не брали.

Лёха стыдился бездельничать. Выбирал себе заступ – и «бери больше, бросай дальше». Глядя на него, отобрал лопату у ледащего драгуна и Сёмка Остапенко:

– Остынь, паря. Разомнусь.

Над головой звенит жаворонок, по вечерам в болотце орут лягушки. В обед Ксана приносила мужикам котёл с гречневой кашей, наливала в кружки парное молоко. Как-то не думалось, что скоро здесь пушки загремят.

На глинистом откосе вырастал грозный пятиугольник больверка. Вот уже плотники стучат топорами, укрепляют связями толстые брёвна палисада на пониженном валу, ладят в нём бойницы для мушкетов. Гордон объезжал бастионы каждый день, торопил.

В начале июня по приказу Гордона начали сносить полуразрушенные укрепления в старом замке и возводить новые. Патрик купил лесу и велел поставить в замке дом для себя. Для солдат – сие верный знак, что крепость не сдадут.

Появились первые отряды татар. На вершинах холмов вокруг Чигирина выставили караулы. Из Москвы гонец привёз царскую грамоту. Государь изволил выразить благодарность господам офицерам за упорную работу.

Иван возвращался домой уже в сумерках. Весь вечер полковник сочинял письмо государю. Иван старательно переписывал его набело. И не дай Бог ошибиться хоть в букве царского титула, под плеть пойдёшь. В густом бузиннике возле хлева он заметил за плетнём две слившие фигуры.

«Целуются! Везёт Лёхе!» – с лёгкой завистью подумал Иван.

– Ой, Лёшенька! – послышался мягкий говорок Оксаны: — Хиба ж ты мени за пазуху лезишь? Ни! Вот оженимся, тоды я вся твоя буду.

– Без родительского благословения венчаться не можно. Грех! – тихонько басил Лёха. – Вот уйдёт турок осенью.

– Тай доживём мы до той осени, чи ни? А може писульку послать до бати? Твой дружок дуже гарно пише. Заутро гонец в Москву поиде, а у мени там крёстная живет, тётка Христина. Я и черкну ей писулю, я ведь грамотна. А вона найде оказию, переслать твоим.

«Хитра девка! – хмыкнул Иван. – Правда, ответа со Смоленщины ждать долго».

Восьмого июня наместник устроил большой пир в честь дня рождения государя.

Из Смоленска на барже пришла тяжёлая картауна. Сотня стрельцов, надрываясь по жаре, затащила её в старую крепость. Да бомб к ней прислали всего полсотни! Драгуны Гордона и казаки привезли большой запас брёвен.

Окончили пониженный вал против фронта кронверка. Снова собрались у наместника. Делили пушки. Всего их в городе было восемьдесят, да пять мортир. Из них четырнадцать коротких, пригодных под картечь, и восемь малых – шланг. Гордон решил ставить короткие пушки на опущенных батареях по флангам пониженных валов. В случае прорыва турок пушки были бы весьма полезны. Бомб для мортир запасли всего пять сотен – для серьёзной осады мало. Но хуже всего было с пушкарями. Воевода отпустил из Севска только троих. Решили выбрать солдат потолковее, чтобы учить. Плотникам Гордон приказал делать лафеты на колёсах.

От государя приехал стольник с приказом: осмотреть сделанное и увезти в Москву планы укреплений. Два дня Ландельс чертил, не разгибаясь, а Ванька писал к тем чертежам скаску ⁴.

Пришло подкрепление, полторы тысячи солдат и стрельцов. На валу расставили пушки, рядом – туры и бочки с водой. К каждой определили двух канониров да четырёх подносчиков.

Гордон два дня уговаривал Ртищева опробовать пушки, да заодно и пушкарей поучить. Наместник отказал, пожалел порох.

Два голландских капитана с помощью русских пушкарей снаряжали бомбы для мортир и ручные гренады. Их было всего 1200 штук – слёзы.

К началу июля заканчивали укрепления, покрывали фасы дёрном, достраивали палисады. Пятого прискакал казак с вестью: хан с ордой дожидается Великого визиря у Ингула. Здесь будут дней через пять.

Из города отослали офицерских жён, вывезли лишний запас сена на случай пожара, отозвали людей из леса.

Русские полки с гетманом пошли вверх по Днепру, к Бужинской переправе.

Вечером, как обычно, мужики курили на дворе. Иван рассказывал:

– Нынче наместник собирал полковников. Шумел, велел готовиться лучше: турок идёт с великой силой. В прошлом году Ибрагим Шайтан-паша снял осаду, ушёл от Чигирина ни с чем, так султан его в темницу посадил. Грит: «Кара-Мустафа так просто не уйдёт!». Видать, страшно боярину. Что не станется, а отвечать-то ему. Гаврила, подьячий наместника, баял: дескать, Ртищев отписал воеводе Ромоданов– скому: «Поспешайте за ради Господа! Не то турок придёт к Чигирину раньше вас».

–              Ну, а что воевода?

– Разрешил оставить в гарнизоне стрельцов и казаков, что строили укрепления.

Шестого указаны посты полкам. Боковой вал около Тясмина достался Гордону.

Казаки донесли, что четыреста драгун Гордоновского полка собираются перейти Днепр у Городища. Полковник тут же отрядил Фишера с парой офицеров и десятком солдат: найти и привести отставших. Стрелецкий голова Фролов смеялся: дескать, пустое дело, и эти не вернутся. Однако через два дня Фишер привёл отставших драгун в Чигирин.