Текст книги "Солдат удачи. Исторические повести"

Автор книги: Лев Вирин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 33 страниц)

–               Ладно. Только по-быстрому. А то меня засекут.

Стражник провёл друзей через боковую дверь. По узкой винтовой лестнице подмастерья поднялись на второй этаж. Янко запоминал повороты тюремного коридора: направо, опять направо, третья дверь налево.

Стефан отпер дверь. Сложные замки открывались с трудом. В небольшой камере помещалось шесть человек. Григорий сидел на полу под окном. Он был прикован цепью к кольцу в стене, как особо важный преступник.

«Опять Гриша на цепочке, – подумал Янко. – Да вот цепь толста, не перекусишь».

Поговорить с пленником почти не удалось. Стефан боялся начальства и торопил подмастерьев.

–               Держись, Грегор, – сказал Яцек. – Мы тебя выручим.

Выйдя из тюрьмы, друзья остановились. Мрачное здание замка наводило тоску

– Ну, парни, что думаете? – спросил Яцек.

– Кабы бы Грише распилить кандалы, да в окне выпилить одну перекладину... – сказал Янко.

– Окно выходит наружу, в ров, – кивнул Яцек. – Я приметил. Пошли посмотрим.

Друзья обошли тюрьму. Боковая сторона выходила на ров – вода покрытая ряской. Дальше тихая улица – деревянные домики.

– Ну, хорошо. Гриша распилит кандалы. Там железо мягкое, хорошей пилой за час можно управиться. Потом железная перекладина в окне. Она потолще, – сказал Янко.

– Часа полтора. Да ещё полреза с другой стороны, чтобы отогнуть. Он худенький, пролезет. Спрыгнуть в ров со второго этажа не штука. А тут уж мы бы ждали его. Если бы да кабы. Как передать пилу в камеру?

– Отец рассказывал, в Тридцатилетнюю войну из замка Вартбург бежал, распилив оковы, рыцарь Иоганн, – задумчиво молвил Бруно. – Будто ему передали в тюрьму большой зильбергрошен, а в нем была спрятана пила.

– В монете? Впрочем, они же были размером с ладонь, чешские зильбергрошены. Но как в монете запрятать пилу? – спросил Яцек.

– Я один раз видел такую монету, – сказал Янко. – Если распилить её пополам и в одной половинке сделать паз, а во второй – рожки, а на них натянуть тонкую пилку.

– Нужны две монеты, причём совершенно одинаковые. А где ж их взять? Зильбергрошены давно вышли из обращения.

–               Знаю, – сказал Янко. – Пошли к Рапопорту!

***

В лавке Рапопорта не было. Друзья поспешили на Юденштрассе. Вечерело, но ворота гетто были открыты. Герр Рапопорт вышел к подмастерьям и сразу спросил:

– Вы, наверное, друзья Грегора? Что с ним?

– Он в тюрьме. Ему грозит виселица, – ответил Янко и кратко рассказал, что они узнали.

Рапопорт схватился за голову.

– Вэйз мир ⁶! Есть ли какая-нибудь надежда?

– Мы хотим помочь ему. Нужно найти два одинаковых зильбер– грошена.

– Подождите!

Рапопорт ушёл, но скоро вернулся. Выложил на стол пять зиль– бергрошенов:

– Отберите одинаковые сами.

Янко переложил их на подоконник, к свету, и подмастерья, придирчиво разглядывая большие монеты со всех сторон, отобрали пару.

– Вот эти. А эти возьмите. Мы вернём вам долг.

Яцек протянул три монеты купцу.

– О чём вы говорите! Грегор спас от позора мою дочь! И всё, что я могу сделать для него, я сделаю. Да поможет вам Бог! А эти три возьмите, деньги вам понадобятся. – купец протянул Яцеку кошелек.

–               Деньги понадобятся, – кивнул подмастерье. – Но тут слишком много! – Яцек взял два золотых дуката. – Спасибо, герр Рапопорт. Если у нас не выйдет, то не из-за недостатка денег.

–               Дай Бог вам удачи! – сказал купец. – Грегор рассказывал о вас. Вы – Янко, вы – Яцек Покорни, а вы, наверное, – Бруно. Если что понадобится, приходите ко мне. Я сделаю всё, что в моих силах.

***

Друзья поспешили к Густавсону. Кузница была заперта, но хозяин дал ключ, не расспрашивая, только заметил:

– С огнём поосторожней! Пожара не наделайте.

– Без струмента и вошь не убьёшь, – приговаривал Янко, закрепляя монету в тисках.

Работа предстояла тонкая, но их было трое, да и вся ночь впереди.

Пока Янко размечал и распиливал монеты, Яцек с Бруно изготовили тоненькое, в 1/16 дюйма, сверло и узкий скарпель. Янко корпел над пазом, а парни отковали пилку и нарезали зубья. Работали неспешно, чтоб не ошибиться, но споро. Подмастерья почти не разговаривали.

К рассвету две половинки зильбергрошена были готовы, и, если вставить одну в другую, шва не было видно. Закаливал пилку Бруно трижды, с особой тщательностью. Потом её натянули на серебряные рожки, заклепали, вставили во вторую половинку. Осталось передать монету Грише.

– Пошли к Густавсону. Послезавтра большой праздник. Ратман, герр Густавсон, вполне может угостить булками бедных узников ради Успенья Пресвятой Богородицы. В этом ему не откажут, – сказал Яцек. – Хозяин – такой же добрый лютеранин, как был и его отец. Но у нас в Австрии лютеранам почти также худо, как евреям. Вот он и строит из себя правоверного католика.

Густавсон выдумку одобрил, ухмыльнулся в густые усы и заметил:

– Я – ратман, лицо официальное. И, конечно, никаких сомнительных поручений не приму. Но угостить несчастненьких узников ради праздника – святое дело. Я возьму две корзины. А Бруно понесёт их, поможет мне. А потом что? Янко придется бежать вместе с другом? Очень жаль. Прекрасный работник. Да видно уж, тут ничего не поделаешь.

***

Все сошло как по писанному. Смотритель сам повёл почтенного ратмана по камерам. Густавсону эта комедия явно нравилась. Он с удовольствием поздравлял бедных узников с близким праздником Успения Богородицы, увещевал их покаяться и больше не грешить.

Бруно с деловым видом раздавал мягкие булки. Он ловко сунул в руки Григория монету, завёрнутую в записку.

Убедившись, что голодные сокамерники заняты нечаянно свалившимся на них угощением, Гриша осторожно прочитал письмо. В нём были и радость, и горе. Надежда на свободу и помощь друзей – это такая радость!

Но дальше рэб Натан писал: «На всякий случай, я уже отправил Рахиль в Познань, к её жениху, рэб Мойше. Это весьма достойный юноша, сын моего давнего компаньона. Мы хотели поженить их в конце года, но теперь есть смысл поторопиться».

«Больше я её не увижу! – подумал Григорий. – Да всё равно, я всегда знал, что Рахиль не для меня. Может, так и лучше».

Гриша хотел бежать один. Своих соседей по камере он боялся. Особенно Лысого Фрица – пожилого вора с морщинистым лицом и злыми глазами.

Дождавшись, пока соседи уснули, Гриша раскрыл присланную монету и начал осторожно пилить звено цепи, подливая в распил сбережённую с вечера воду. Звук от пилы был совсем тихий, но, оглянувшись в очередной раз, Григорий заметил, что Лысый Фриц и его товарищ, Крошка Гансик, огромный детина с тупым лицом и длинными, как у обезьяны, руками, тайком следят за ним

–               Бежать собрался? Без нас? – спросил Фриц злобным шёпотом.

– С вами, конечно. Только тихо.

– Верно говоришь. Зачем нам лишние люди, – согласился Фриц. – Но смотри, без фокусов, а то пришью. Мы тебя прикроем.

Он с Гансиком сел рядом с Гришей, заслонив его от камеры, и приказал:

–               Давай!

Наконец, пилка прошла сквозь кольцо цепи. Григорий хотел надрезать кольцо с другой стороны, чтобы легче было разогнуть, но Фриц остановил его:

– Не трать времени. Ну-ка, Гансик.

Тот без труда разогнул кольцо одним нажимом своих ручищ.

«Готово! Теперь решётка!» – подумал Григорий.

Окно в камере было высоко от пола, и, чтобы дотянуться, он встал на цыпочки.

– Так дело не пойдёт, – сказал старый вор. – Гансик, сядь под окно. А ты, парень, лезь ему на плечи.

Пилить стало намного удобнее. Но вот пила прорезала и прут решётки.

– Отойди-ка, парень. Гансик, давай!

Верзила поднатужившись, отогнул прут.

– Покажь-ка свою пилку. Вот так диковина! – удивился Лысый Фриц. – В жизни не видел подобного. Может, продашь?

–               Да не моя, – ответил Григорий. – Поклялся вернуть её.

–               Жаль. Ну, с Богом! Лезь первым, – сказал Фриц.

Встав на плечи Гансика, Гриша протиснулся в окно, повис на руках, спрыгнул. Из окна уже торчали ноги Фрица. Григорий спустился ко рву. На той стороне его ждали. Ров оказался не глубоким, по пояс. Но выбирался из вязкой грязи Григорий с большим трудом. Хорошо, друзья схватили за руки и выдернули.

–              Ходу! – скомандовал Яцек.

Оглянувшись, Григорий увидел воров, удиравших в другую сторону.

– Как же мы выйдем? Ведь ворота закрыты, – спросил на бегу Янко.

–              Ничего, знаем мы выходы и кроме ворот, – ответил Бруно.

В дупле старого ясеня хранилась верёвочная лестница. По большому суку парни перебрались на стену. Янко и Григорий без труда спустились по лестнице, и Яцек поднял ее обратно:

–              Счастливо, парни! Да хранит вас Матка Боска Ченстоховска ⁷! Может, когда и встретимся!

Богемия

И снова дорога стелется под ногами. Хорошо! Первые два дня друзья шли по ночам, отсыпались в стогах, старались не заходить в деревни. На третий решили, что можно и не бояться. К вечеру дождь загнал путников в деревушку.

Деревня бедная: ни корчмы, ни кузницы, а от кирхи остались только развалины, поросшие крапивой. В помещичьей усадьбе на путешественников спустили собаку. Бедняки, как водится, пустили ночевать.

Господи! Какая же тут была нищета! В доме пусто, голодные ребятишки так жадно смотрели в рот севшим поужинать подмастерьям, что те, переглянувшись, разделили оставшийся хлеб и кусочек сала на шесть голодных ртов. В доме пахло какой-то гнилью, и уставшие за день парни долго не могли уснуть. Утром, когда они встали, хозяина уже не было.

– На барщине, – сказала измождённая хозяйка, доставая из печи чугунок.

И что это была за еда! Похлёбка из плохо очищенных овощей без соли, чуть забелённая козьим молоком, – в рот не возьмёшь. Григорий сказал, что у него сегодня пост.

А Янко постеснялся отказаться от предложенного угощения, сел за стол со всеми, достал из кармана ложку, похлебал несолёное варево.

–              У нашего помещика Гутсхершафт, – объяснила хозяйка, – барщина пять дней в неделю. Живём с огорода, да коза спасает. Старшую дочку отпустила в город, в услужение. Хоть поест досыта у булочника– то. А от малых какая помощь?

Посовещавшись, друзья оставили хозяйке сорок крейцеров.

–              На ваших детей, матушка, – сказал Григорий.

– Спаси вас Господь, добрые люди! Век Бога молить буду за вас, милостивые благодетели.

Началась Богемия. Край еще не оправился от страшного разорения Тридцатилетней войны, бедных деревень хватало. Два дня Янко отработал в кузне большой деревни, потом друзья тронулись дальше, на Прагу.

Янко шёл с трудом. Сильно потел, часто бегал в кустики. Лицо у него покраснело, и Гриша с тревогой поглядывал на товарища. Надо бы остановиться, но до Кралева Градца, где друзья собирались ночевать, осталось меньше десяти вёрст. На вершинке очередного холма Янко встал, покачнулся и чуть не упал, не подхвати его друг за плечи.

– Что-то я притомился, – с трудом сказал Янко, опускаясь на траву.

–              Открой-ка рот, – сказал Григорий. – Покажи язык.

Беловатый налет налёт и отпечатки зубов на толстом, разбухшем

языке сразу указали болезнь.

–              Беда, Янко. У тебя начался лагерный тиф ⁷, – сказал Григорий.

– Ох, голова болит, сил нет. А ты откуда эту хворь знаешь? – спросил Янко.

– Сам переболел. У Ахмеда-аги под Веной почти треть янычар валялась с этим тифом. И много умерло. Помнишь, я тебе говорил о докторе, реб Сулеймане из Смирны. Я у него кое-чему научился. Ложись в тенёчке, а я шалаш буду ладить.

Янко попытался протестовать, но сил на это не было. Григорий подсунул ему под голову свой кафтан, взял у друга большой нож и пошёл в лесок – рубить молодые деревца для шалаша.

Он поставил лагерь на полянке так, чтобы с дороги его не было видно. На пол настелил толстый слой лапника, а затем перетащил в шалаш друга.

– Ты весь горишь! – сказал Гриша. – Надо бы нам раньше остановиться. Я видел, что ты заболеваешь, да надеялся дойти до городка. Придётся лечить тебя здесь.

Парень размотал широкий пояс и вынул спрятанный там мешочек с лекарствами. На белой тряпочке аккуратно разложил три маленьких бутылочки, кусок бурой коры, сухие травы, свёрток корпии. Прежде всего, Григорий накапал в кружку семь капель тёмного настоя из бутылочки:

– Это индийский опий. Редкая вещь. Пей. Сейчас ты уснёшь, и головная боль пройдёт.

Лекарство подействовало быстро. Янко уснул.

Лечение затянулось. Особенно трудна была первая неделя. Тиф нещадно терзал Янко, порой он бредил:

–              Мамо, что ж я ушёл, вас не послушал. Простите, мамо.

Григорий обтирал другу лицо влажной тряпочкой, поил отваром целебных трав, три раза в день давал большие дозы коры хинного дерева, а, когда другу становилось совсем худо, несколько капель опия. Первые два дня Григорий вообще не кормил Янко. Пост полезен. На третий день сбегал в город, купил там мешочек «сарацинского пшена» – риса. Янко никогда не пробовал этой диковинки. Гриша сварил кашу– размазню и сначала кормил друга рисовым отваром и часто поил настоями трав.

На вторую неделю Янко стало полегче. Но слабость была страшная. Григорий не отходил от друга.

– Ты сам-то пожрать успеваешь? – спрашивал Янко. – И когда ты спишь?

–              Ничего, выхожу тебя, отосплюсь, – шутил друг.

Вечерами, у костерка, друзья вспоминали родные места. Как-то

Янко молвил:

– Раньше я думал, коли богатый, значит, гад. У нас в Слободке был такой, полковник Курень. Твой князь – тоже сволочь. И в Святом Писании сказано: «Скорее верблюд пройдёт сквозь игольное ушко...– чем богач внидет в Царствие Небесное...» – закончил Гриша.

– Верно. А вот твой Рапопорт. Ты ведь всё хвалил его. И помог он нам сразу, все сделал, деньги сам предложил, мы не просили. Непонятно.

–              Я и сам об этом думал. Всё не так просто. Возьми хоть купцов. Кажется, торгуют да гребут барыш? А риск? Торговля нынче опасна. И потом, вот я тебя лечу корой хинного дерева и индийским опием. Купцы везли их за три моря, жизнью рисковали, чтобы их можно было купить в наших краях. Смотри дальше, ты мне рассказывал о пистолетах с колёсным замком. Такой диковинки у нас и не видали. Твой мастер купил их в Лейпциге, у купца. Доброе дело сделал этот купец?

–              Ну а как же.

–              Вы сделали партию таких пистолей, и часть Густавсон отослал в Варшаву. Купец их продаст, и там увидят, что такое колёсный замок.

–              Верно. И стволы Коминаццо тоже купец привёз из Италии.

– И ещё. Честь для купца – первое дело. Иначе солидные люди с ним дела иметь не будут. Кредита не дадут. Конечно, мелкий лавочник жульничает и обманывает, как может. А толковый купец дорожит добрым именем больше, чем деньгами. Глупый купец быстро разорится. Вот и получается, что купцу выгодно быть и умным, и честным.

–              Странно как-то. Неужто купцы так нужны?

– Я об этом думал, ещё когда Костакис взял меня в Вену. Конечно, и среди купцов попадаются сволочи и жулики. Но много и таких, как Рапопорт. Купцы – народ полезный, хоть и богачи.

В начале третьей недели проливной дождь заставил друзей перебраться в город, хотя Янко был ещё очень слаб.

– Тебе надо бы лежать ещё дня четыре, – ворчал Григорий, выводя друга на дорогу.

–              Брось. Отдай лучше мою сумку. Ты под ней согнулся весь.

–              Выздоровеешь, отдам.

Вскоре друзей догнал мужик, везущий на рынок поросят, и за три пфеннига посадил путников до города. Они приехали в Кралев-Градец под холодным проливным дождём. Янко шатало.

– Поскорей бы засунуть тебя в тёплую постель, а то это плохо кончится, – сказал Гриша и огляделся.

На старом доме висела вывеска «Отель Венеция». Подмастерье решительно постучал. Дверь открыл старик в парчовом кафтане и завитом парике, явно хозяин:

–              Что вам угодно?

–              Нам нужна тёплая комната и сухая постель.

Вид подмастерьев вызывал сомнения. Но Григорий показал хозяину серебряный талер. Хозяин, синьор Анжело, поглядел внимательно и пропустил их в дом.

– Под крышей небольшая комната для слуг. Там тепло – рядом печная труба. И постель сухая. Есть будете на кухне с прислугой. Тридцать крейцеров в неделю за двоих, – добавил старик.

Два дня Янко лежал, грелся возле тёплой трубы. Григорий носил ему еду, поил горькой хиной. На третий день больной приободрился и вечером спустился на кухню. Господа уже отужинали, и можно было спокойно поесть.

Повар Прокоп разлил по мискам ароматный суп с клёцками. В гостинице держали фасон, и даже слуги ели из отдельных мисок. Горничные Берта и Марта, пересмеиваясь, поглядывали на подмастерьев.

Все уже принялись за компот из ревеня, когда в кухню вошёл хозяин.

– Сидите – сидите, – махнул рукою синьор Анжело.

Не так давно он сам был здесь мажордомом, потом выкупил отель у наследниц умершего хозяина. Анжело до сих пор держался со слугами запросто, особенно на кухне, не на глазах постояльцев.

–              Девочки! С утра в господских апартаментах наведите полный блеск! Чтоб ни пылинки! Проверю. После обеда ждём принца Евгения,– сказал старик.

– Неужто сам принц Савойский? – ахнула Берта.

–              А что такого? У нас лучший отель в городе. И принц весною жил у нас. Нынче он гостит в имении вдовы своего старшего брата. Юлий-то погиб в бою под Веной. Отсюда в Прагу, потом в Венецию, лечить пулевую рану в плече.

–              Какой он, принц Савойский? – мечтательно протянула Берта.

– Красивый? Расскажите, синьор Анжело.

Хозяин уселся за стол, кивнул:

–              Налей-ка пивка всем, Прокоп. Ты, девушка, у нас недавно, вот и не видела его. Красивый, говоришь? Худой, невысокий. Не скажешь, что принц. Бедных принцев без своего княжества хватает. Кому они интересны? Принц Евгений – другое дело, сей юноша из ряду вон. Когда он жил у нас, я щедро угостил его камердинера, Гвидо. Тот мне всё и рассказал.

О славе полководца принц Евгений мечтал с детства. Читал Плутарха, корпел над книгами по военному искусству, фехтовал, стрелял, ездил верхом. Его отец, из младшей ветви князей Савойских, командовал швейцарской гвардией короля Людовика XIV. Ему было всего десять лет, когда отец умер, а король отправил мать в ссылку, в дальнее имение. Придворные интриги!

Король-Солнце принца особо не жаловал, называл его «мой маленький аббат» и прочил в епископы. Шутил: «Какой из тебя вояка?!». А принц Евгений, как только ему исполнилось восемнадцать, попросил у короля полк. Тот только рассмеялся.

Вскоре пришла весть о нашествии султана на империю. И принц помчался в Вену, поступать волонтёром. Старший брат принца, Юлий, командовал в австрийской армии полком. Он и представил Евгения ко двору.

Император сразу дал ему чин полковника и драгунский полк. В битве под Веной Евгений отличился особо. Нынче, в двадцать лет, он уже генерал! И ещё станет великим полководцем, поверьте мне.

Назавтра старенькая карета принца, запряжённая парой отличных лошадей, остановилась у подъезда. Синьор Анжело почтительно проводил Его Высочество в приготовленные покои. Гриша помог немолодому камердинеру принца перетащить наверх сундучок и три чемодана.

–              Спасибо, парень! Ты, видать, нездешний, смуглый такой, – заметил слуга.

–              Я грек, из Салоник, – ответил Григорий.

–              Грек? Грамотный? Может, ты и турецкий знаешь? Принц давно ищет человека, который сумеет прочесть турецкие книги. У него их целый сундучок.

– Они, небось, по-арабски. Но я и арабский знаю, был толмачом у Ахмеда-аги.

–              Скажу принцу, может, ты и пригодишься.

Вечером Гвидо поднялся на чердак:

–              Пошли, парень, принц ждёт.

Принц Евгений, в потёртом халате и без парика, что-то читал за маленьким столиком. Услыхав скрип двери, поднял голову. Гриша учтиво поклонился:

–              Грегор, бывший толмач Ахмеда-аги, к Вашим услугам.

–              Служил у Ахмеда-аги, командира янычаров? Весьма интересно! – обрадовался принц. – Садись-ка сюда, рассказывай. Долго служил?

–              Больше года. Когда его армия проходила по Греции, Ахмед-ага забрал меня с Афона. Я был послушником в монастыре.

– Тоже не удалась духовная карьера? – улыбнулся принц. – Ты можешь прочесть турецкие и арабские книги?

Гвидо, открой сундучок. Я взял их в ставке Великого визиря и вот уже больше года вожу с собой, не зная, о чём они. Посмотрим, что за трофеи мне достались.

Книги были на пергамене, в роскошных кожаных переплётах. Григорий брал из сундучка по одной и читал титульные листы:

– «Коран», «О строении человека» Али Абу ибн Сина, по-вашему, Авиценна. Опять «Коран». Омар Хайям, трактат по астрологии, «О познании Аллаха» дервиша ибн Махмуда, «Трактат о военном искусстве» Омара ибн Али Абд Рахима.

– Ну, наконец, хоть что-то полезное! – воскликнул принц Евгений. — А то я подумал, что, кроме «коранов», там ничего нет. С этого и начнём. Беру тебя к себе на службу, дружище, – принц достал серебряную табакерку, заправил в обе ноздри по понюшке табаку и громко чихнул.

–              Мы идём в Прагу вдвоём с другом, – сказал Григорий.

–              Прекрасно. До Праги нам по пути. А кто твой друг?

–              Янко Коваль. Кузнец. Странствующий подмастерье, как и я.

– Найдётся и ему дело. Давно пора починить мой охотничий мушкетон. Расскажи-ка мне о янычарах. Храбрые ребята. Один из них прострелил мне грудь.

Григорий на минуту задумался и начал: – В старину с завоёванных христиан султан брал дань мальчиками семи-восьми лет. Их привозили в Стамбул, обращали в ислам, и воспитывали, как солдат, в специальных казармах – «орта». Теперь янычарами становятся только дети янычар. Это лучшая пехота султана. Всю жизнь они живут в казарме своей общины. У каждого – ружьё, сабля, кинжал и пистолеты. Во время войны янычар сводят в три дивизии. Ахмед-ага командовал столичной, самой лучшей дивизией Булукхалки. Дервиши твердят им, что воин Аллаха, погибший в бою, прямиком попадает в рай.

Янычаром быть выгодно. Им платят хорошее жалование. Потом, по указу султана, все товары янычарам продают много дешевле, чем простым людям. И судить их может только их начальник. Жаловаться на янычара – только время и деньги терять. У большинства из них семьи, добрая торговля. Нынче янычары уже не те, что в старину.

–              Похоже на правду, – кивнул принц. – Слишком хорошо живут, чтобы хорошо драться.

В дверь постучали.

–              Антре, – пригласил принц Евгений.

Вошел хозяин гостиницы:

– Ваше Высочество, приехал барон фон Штремборк, просит разрешения посетить Вас.

–              Фон Штремборк? Кто это?

– Барон – богатейший из здешних помещиков. Его отец служил адъютантом у Валленштейна и, когда тот решил сам стать королём и повернуть свою армию на императора, пропустил к своему хозяину подосланных императором убийц. За это и получил замок Штремборк и титул барона. Частью он скупил у разорённых крестьян их усадьбы, частью присоединил к своим владениям брошенные.

Тогда это было просто. Теперь у его сына девятнадцать тысяч моргенов земли.

–              Чего барон хочет от меня?

– Место офицера для младшего сына Адольфа. Старший унаследует имение и титул.

Григорий хотел выйти, но принц остановил его:

–              Еще дорасскажешь. Надеюсь, этот гость ненадолго.

Принц надел голубой бархатный кафтан, завитой парик:

–              Проси!

Барон фон Штремборк, высокий, тучный старик в расшитом золотом кафтане учтиво поклонился, помахав перьями шляпы у ног принца:

–              Ваше Высочество! Пользуясь счастливым случаем Вашего пребывания в нашей отдалённой провинции, осмелюсь пригласить Вас в замок Штремборк. Поверьте, мы приложим все усилия для того, чтобы принять Вас достойнейшим образом!

– Садитесь, барон. Я рад нашему знакомству, и, поверьте, меня растрогало Ваше любезное приглашение. Однако я еду в Венецию для лечения, и задержка была бы некстати.

–              Какая задержка, Ваше Высочество! До Штремборка недалёко. Вы погостите два-три дня, я дам Вам отличных лошадей, удобную карету, и Вы легко наверстаете эту, с позволения сказать, задержку. Не откажите! Моя семья будет гордиться Вашим посещением.

Принц любезно склонил голову:

–              Ну, если Вы настаиваете. Но не больше, чем на два дня.

–              Я счастлив, принц! Завтра с утра моя карета будет ждать Вас.

– Вот привязался старик, – заметил принц, когда барон откланялся. – Придется ехать в его замок, есть жирный обед и слушать скучные комплименты. Он хочет сделать офицером младшего сына. А я давно мечтаю добавить к своему полку роту карабинеров. Пусть барон раскошелится.

***

Принц, как всегда, поднялся очень рано, но из гостиницы путешественники выбрались только после полудня. Григория принц посадил вместе с собой в роскошную карету барона, обитую изнутри английским сукном и тиснёной кожей.

Гриша читал трактат Абд Рахима, с ходу переводя на немецкий. Принц часто прерывал толмача и требовал подробностей и уточнений.

Гриша уже жалел, что напросился на эту работу. Он плохо разбирался в военном деле, отвечать на въедливые вопросы принца было трудно.

Янко вместе с Гвидо ехали сзади, в стареньком экипаже принца.

В Штремборке гостей уже ждали. Барон торжественно представил принцу домочадцев: старшего сына Леопольда, его жену, смуглую красавицу Карлу Терезию, дочерей и, наконец, младшего сына Адольфа. Стол был уже накрыт.

Григорий и Янко прошли вниз, в людскую, и сели за общий котёл со слугами. Однако спокойно пообедать не удалось. Пришел Пришёл пан Щенсны, мажордом барона, с ним немолодой человек в господском кафтане, но без шпаги.

– Нет ли среди вас музыкантов? – спросил пан Щенсны. – Пан Иржи собирает оркестр. Вечером бал, а у меня всего две скрипки, контрабас и труба. Всю округу изъездил, никого! Выручайте парни, барон заплатит.

Григорий играл на флейте и взялся научить Янку барабанить.

–              Посмотрим бал, интересно же.

Пан Иржи отвёл оркестрантов на третий этаж. Там он готовил к вечеру маленький оркестр. Григорий быстро освоился с длинной флейтой и с полудюжиной танцев, которые играли музыканты. Труднее было научить Янко стучать в такт и не слишком громко. Но коваль всё же приспособился.

Пан Иржи играл на всех инструментах и без крика, терпеливо учил неумелых оркестрантов. Часа через полтора дело пошло.

– Шабаш, парни. Надо и передохнуть. Схожу за пивом, – сказал дирижер.

– Странный человек, пан Иржи, – заметил Гриша. – Вроде и не пан, а на слугу не похож.

– Не просто пан. Княжеского рода! – ответил скрипач. – Его прадед воевал за таборитов вместе с Яном Жижкой. После победы немцев их род лишился большей части своих владений. Так его дед опять ввязался в войну с императором. Погиб у Белой Горы. Вот и обеднели совсем. Пришлось пану Иржи зарабатывать себе на хлеб музыкой. Человек он хороший, да гордый. А гордому служить куда труднее.

Тут принесли большой жбан с пивом. Пан Иржи разлил всем поровну

– Слышал я о таборитах, – сказал Янко. – Кто говорит, что они за правду стояли, а другие говорят, еретики.

–              А ты, парень, откуда? – спросил пан Иржи.

–              Московит я. Из-под Полтавы.

Пан Иржи посветлел.

– Московит? Ну откуда ж тебе знать. Ясное дело, за правду. Ян Гус – первый выступил против греховного папизма, предавшего заветы Христа. Лютер да Кальвин пришли уже после него. Славное было время! Табориты Яна Жижки громили императора и немецких рыцарей так, что от них только пух летел! Наши парни доходили аж до Гданьска. Не враги погубили славное дело, а раздоры. Умер Жижка, начался раскол, и наших разбили поодиночке. А теперь даже за чтение гуситских книг рубят голову. Пропала Чехия. Все заполонили немцы. После битвы у Белой Горы стало совсем плохо.

Пан Иржи горестно махнул рукой.

***

Всё окрестное панство съехалось в Штремборк посмотреть на прославленного принца Евгения и потанцевать. Какие там были платья: и древние, извлечённые из бабушкиных сундуков, и новенькие, по последней парижской моде! Какие причёски!

Бал начался менуэтом. В первой паре шел принц и Карла Тере– зия. После смерти старой баронессы она играла роль хозяйки дома.

Пышная итальянка на полголовы выше принца была очень хороша в свои тридцать, в расцвете женской красоты. Она глядела на принца с явным обожанием. И принц Евге-ний не оставался безучастным к этому призыву.

– Смотри-ка, Янко, молодая-то хозяйка на нашего принца глаз положила, – сказал Гриша другу в коротком перерыве между танцами. – Очи-то так и горят.

В большом зале замка не было галереи для музыкантов, их просто посадили в углу, и гостей они видели достаточно близко.

–              Куда муженёк смотрит? – отозвался Янко. – За такими красотками глаз да глаз.

– Небось, не протрезвел ещё после обеда. Здешние паны пьют как лошади.

–              Хозяин-то вполне трезв.

Старый барон фон Штремборк отвёл принца Евгения в сторонку. Они остановились возле оркестра, и Гриша хорошо слышал их разговор.

– Моя заветная мечта, Ваше Высочество, определить под Ваше начало Адольфа. Из него выйдет превосходный офицер, – говорил барон.

– Это возможно, – ответил принц, заправляя в нос понюшку табаку и угощая барона. – Я бы хотел сформировать в своём полку роту карабинеров. Ваш сын мог бы стать капитаном этой роты. Но нужны деньги! Девяносто лошадей, мундиры, карабины, жалование солдатам за первый год. Я думаю, это составит не меньше 860 рейхсталеров.

– Так много? – удивился барон. – Впрочем, часть лошадей можно найти здесь.

– Прекрасно! Кони дороже всего. Но принимать я буду сам и плохих лошадей не приму.

– Значит, договорились?

– Безусловно, Ваше Превосходительство.

Вновь заиграла музыка, возобновились танцы. Дамы и девицы так и осаждали принца Евгения. Но Карла Терезия сумела оттеснить соперниц, и большую часть танцев принц отдал ей. Он был прекрасным и неутомимым танцором.

Ближе к утру, наконец, прозвучала прощальная полька. Бал кончился. Янко заметил, как Карла Терезия за руку увела принца в коридор направо. Музыканты собрали свои инструменты и долго ждали пана Щенсного, пообещавшего расплатиться сразу. Наконец, он пришёл, отдал условленную плату, и пан Иржи разделил её музыкантам.

В опустевший зал вбежал, размахивая руками, Леопольд. Кафтан измазан, на щеке – красное пятно.

– Где она! Где эта негодяйка?! – кричал он.

Из коридора вышел принц Евгений. Из-за его плеча выглядывало испуганное и счастливое лицо Карлы Терезии. Её высокая прическа было заметно измята.

– Где ты была, итальянская шлюха?! Что ты делала с этим щего– лишкой?! – орал взбешенный Леопольд.

– Синьора Карла Терезия любезно согласилась показать мне редкие книги в библиотеке Вашего замка. Впрочем, если Вы считаете себя оскорблённым, я всегда готов дать любое удовлетворение дворянину, – очень спокойно сказал принц.

– Прекрасно! Дуэль, немедленно, возле конюшни, – воскликнул Леопольд.