Текст книги "Солдат удачи. Исторические повести"

Автор книги: Лев Вирин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 33 страниц)

Лев Вирин
Солдат удачи. Исторические повести

ТОЛМАЧ

Кафа

На берегу тёплого Черного моря лежит город Феодосия. Хороши в нём пляжи, дёшев виноград. Айвазовский оставил городу музей собственных картин и станцию железной дороги у самого моря.

Пять веков назад стоял на этом месте торговый город Кафа, колония Генуи. В то время слава богатой Кафы гремела по всему Средиземноморью. От Колхиды и до Гренады не было подобного невольничьего рынка. Десятки кораблей привозили в Кафу дорогие товары: сукна из Фландрии, шелка из Генуи, парчу из Цареграда, клинки из Милана, а главное, серебро. Много серебра. И уплывали, набив трюмы рабами. Везли на продажу нежных девушек с длинными русыми косами, могучих юношей. Недаром во всей Европе слово «раб» звучит как «славен» или «склавен». На славянских невольников всегда был спрос. В древности привозили в Крым рабов варяжские князья из Киева, потом половцы, потом татары. А доходы шли в Геную.

После того, как Константинополь захватили турки, настали худые времена. Торговля упала почти вдвое. А когда войско султана высадилось в Крыму, не спа с ли Кафу неприступные стены и высокие башни. Защита города – не камни стен, а верность и отвага. Работорговцы – плохие воины, а рабам и вовсе незачем защищать ненавистный город.

Султан посадил править городом алчного Али Осман-пашу, и уцелевшим генуэзцам стало худо. Конечно, за прошедшие после разгрома 16 лет город отстроился. По-прежнему стояли на мощёных улочках каменные дома-крепости. Только вместо богатых генуэзских купцов жили в них турки, армяне или греки. Шумел возле моря невольничий рынок. Но не то... Не то...

Конечно, обойтись без генуэзцев татары и турки не смогли бы. Кто еще ещё так знал все тонкости работорговли ? Рабы-то нужны всем. Правда, и тут армяне и греки лезли в каждую щёлку, пытались оттеснить.

И пригоняли в Кафу рабов, захваченных в бесчисленных набегах татары. Казанские, ногайские, и ордынские (жива еще Золотая Орда, хоть и потрепали еееё Менгли-Гирей и царь Иван III), казаки касимовского царевича Данияра и крымцы

Почти двадцать лет крымский хан Менгли-Гирей жил в дружбе и согласии с царем царём Иваном. Московские земли крымцы не трогали. Зато грабили и разоряли Литовскую Русь: земли Киевские и Черниговские, Мценские, Брянские, Мосальские и прочие. Недавно Менгли-Гирей налетом налётом взял Киев, разорил, разграбил, тысячи людей в полон увел, а золотые потир и дискос из Софийского собора послал в поминки Ивану Васильевичу. И хоть говорили люди, что позорно Великому князю Московскому принимать такое, подарок Иван III принял.

Вот и гнали ясырь, невольников, в Кафу. А генуэзцы продавали их дальше. Мальчиков: в Стамбул, в школы янычаров. Из них воспитывали лучших солдат султана. Девушек – в гаремы. Искусных ремесленников – в мастерские.

В конце Успенского поста, около полудня, старый раб Алексий прибежал к синьору Алессандро Дель Пино, синдику генуэзских купцов в Кафе, с известием, что к бухте приближается итальянский корабль.

Синьор Алессандро был занят. Вчера он купил у Хаджи-бея двенадцать рабов. Надо было записать сделку. Но итальянский корабль в Кафе за последние годы появлялся не часто. Он спрятал бухгалтерскую книгу в окованный железными полосами сундучок, запер замок и вышел на плоскую кровлю дома.

Итальянский корабль! Крутобокую карраку с высокой кормой ни с чем не спутаешь! Корабль поворачивал к гавани, и синьор Алес– сандро явственно различил на гроте красный генуэзский крест!

Алый крест Генуи! Турки разрешили, наконец, нашим судам проход через Босфор?! Много лет после падения Константинополя генуэзские парусники появлялись в Черном море только украдкой, под чужим флагом.

– Алексий! Позови Матрону!

По крутой лестнице торопливо поднялась статная, босая женщина. Русые косы вокруг головы, связка ключей у пояса – домоправительница синьора, Матрона.

Была она когда-то веселой весёлой попадьей попадьёй в большом рязанском селе. Но десять лет назад Золотая Орда выжгла Рязанское княжество. Сгорела и церковь Гавриила Архангела. Татарская стрела догнала отца Ивана, а матушка Матрёна с двумя детьми попала в полон. Пригнали их в Кафу. Тут, на невольничьем рынке, и углядел красавицу попадью Алессандро Дель Пино. Можно считать, повезло Матрёне. Скоро назначил он её домоправительницей. Не наказывал ни разу. А когда отец Илларион взялся выучить её сына Ондрея на дьякона, позволил Русскому братству выкупить его. И взял недорого. Нынче Ондрей свободный, дьякон в Константино-Еленинской церкви. И дочь Матроны, Аннушку, синьор пока не обижал.

Матрёна низко поклонилась господину:

–               Звали, Домине?

–               Озаботься парадным обедом. Гости из Генуи, – хозяин показал на море.

– Сделаем всё, как следует. Не тревожьтесь, Домине.

Надев парадный кафтан, синьор Алессандро спустился к пристани. Вот и шлюпка отвалила от корабля. На корме, рядом с капитаном, стоял высокий, молодой господин в бархатном, расшитом золотом кафтане и берете с пером. Синьор Алессандро вгляделся: «Кого он мне напоминает? Нет... Этот синьор в Кафе первый раз».

Гости вышли на берег. Сняв шляпу, синьор поклонился придворным поклоном:

– Имею ли я честь видеть синьора Дель Пино, синдика?

Синьор Алессандро помахал шляпой в ответ: – Счастлив вас видеть.

–               Я – Гвидо Спинола, негоциант и посланник банка св. Георгия.

– Вот оно что! Сын синьора Джузеппе Спинола?!

Гость широко улыбнулся и поправил:

– Внук. Старший внук.

– Святой Георгий! У Джузеппе уже такой внук! Когда-то мы вместе ухаживали за красотками в Генуэзском университете. Боже мой! Но что же я с вами разговариваю здесь, на пристани? Покорнейше прошу в мой дом! Вы мои гости. Пойдёмте, капитан.

* * *

Палаццо Дель Пино занимало целый квартал на горе над гаванью. Высокие окна, резная дубовая дверь, мраморная лестница.

– А мне говорили, что турки полностью разрушили Кафу, – заметил синьор Гвидо.

– Почти. Наш дом один из немногих уцелевших. Мудрость и предусмотрительность моего отца спасла наше семейство. Когда турки подошли к городу, многие старались скрыться в Мангупе, неприступной горной крепости готов. Просчитались. Князь Исайа не вовремя уехал на охоту и, возвращаясь, попал в лапы турок. Крепость продержалась полгода. Потом сдалась.

А мой отец поехал в степь, в кочевье Ахмед-бея Ширина. В Генуе считают крымского хана всесильным владыкой. Но это не так. В Крыму пять главных родов: Ширин, Барин, Кулук, Сулеш и Мансур. И Менгли-Гирей ничего серьезного без согласия нотаблей, глав этих родов, предпринять не может. Бей, старейшина и глава, в своих владениях – полный хозяин. А самый богатый и сильный род – Ширин. Султан может сместить хана, а главу рода Ширин не тронет никогда. Конечно, пришлось отдать Ахмед-бею много. По существу, отец стал его вассалом. Но мы на этом только выиграли.

Все рабы, захваченные родом Ширин, проходят через наши руки. Татары умеют воевать, но не умеют торговать. Тогда калга, старший сын и наследник Ахмед-бея, прискакал в Кафу и спас наш дом от пожара и полного разграбления.

Парадный стол блистал серебряной посудой, драгоценными хрустальными бокалами. Матрона постаралась. Гости хвалили нежный шашлык из молодого барашка, копчёную рыбу, фрукты.

Алексий подливал в бокалы вино. Когда гости утолили первый голод, хозяин заговорил о делах:

– Что за счастливая перемена? Султан Баязет II полюбил генуэзцев?

–               Знаете арабскую мудрость: «Враг моего врага – мой друг», – ответил с улыбкой синьор Спинола. – Герцог Лодовико Моро попросил солидный заем в банке св. Георгия. Мессир Дориа, президент банка, поставил условие: посольство к Баязету. Султан четвёртый год воюет с Венецией. А венецианцы – наши давние враги. Месяц назад посол вернулся из Высокой Порты с договором о дружбе. Так что зависимость Генуи от миланского герцога иногда даже удобна.

– Слава Господу! Торговля через Босфор открыта! Лучшего и желать нечего. Значит, ваша «Санта Катарина», капитан Никколо, у нас – первая ласточка? Налей, Алексий! Ваше здоровье, синьоры! Вы привезли замечательные вести. Думаю, вы, синьор Спинола, приехали сюда не только торговать?

– Да. Банк св. Георгия дал мне особое поручение, – ответил синьор Гвидо, и выбрал из расписной персидской чаши горсть винограда. – После падения Константинополя наша Генуя захирела. Упала торговля. Мы даже попали в зависимость от миланских герцогов. Но заметен поворот к лучшему. Герцог Лодовико ввязался в бесконечную войну между Испанией и Францией. Ему не до нас. При удобном случае Генуя вновь станет независимой! Для этого нужны деньги. Большие деньги. Венецианцы уже двадцать лет наживаются на торговле с Московией. Нынче на Великого князя Московского работает больше двух дюжин итальянцев. Почти все они из Венеции. Прямой смысл и Генуе завязать выгодную торговлю с Иоанном III. Президент банка св. Георгия поручил мне заключить с Москвой торговый договор. Жаль, не удалось получить верительных грамот от герцога Моро. Теперь, когда у нас открыт путь через Босфор, а в Крыму – наша старая база Кафа, грех не воспользоваться счастливым случаем!

– Дай Бог! – ответил синьор Алессандро и удобно откинулся в кресле. – Это было бы великой удачей. Генуэзцы в Кафе уже не хозяева. Мало нас осталось. Стыдно сказать, нынче в Кафе армянских, еретических храмов больше, чем католических! А ещё и греки. Хорошо, я сумел подружиться с Али Османом-пашой. Каждый год дарю ему для гарема красивую девочку. Ежели договор состоится, сюда потянутся молодые купцы из Генуи, и мы снова станем главными в Кафе. Но как сего добиться? Алексий, пригласи Балтазаро.

В покой вошёл, опираясь на толстую трость, грузный, лысый человек лет за сорок.

– Мой зять, Балтазаро, – представил его хозяин. – Матрона, поставь ещё один прибор. Балтазаро пять раз водил наши караваны в Москву. Нынче уже не может. Ноги занедужили. Синьор Гвидо едет в Москву с поручением банка. Расскажи ему, Балтазаро, что нужно для такого путешествия.

– Дело не простое, – ответил Балтазаро неторопливо. – Но как раз сейчас вполне возможное. Скоро возвращается в Москву царский посол, боярин Шеин. Вот с его посольством, под охраной Измаил-бея, калги рода Ширин, и пойдёт купеческий караван. Двое московитов, трое армян да три грека. Наши в этом году не едут. Некому. Если поклониться хану штукой генуэзского шёлка да добавить несколько цацек для его жён, можно и уладить это дело. Конечно, нужно и Измаил-бею подарить что-нибудь. Он любит красивое оружие.

– Есть у меня миланский кинжал в ножнах с серебром.

–               Прекрасно! Но ведь синьор Гвидо не только купец, но и посол. Важно, чтобы Менгли-Гирей замолвил за него слово боярину Шеину. Тогда ему много проще будет вести переговоры в Иноземном приказе. Сие можно устроить через ювелира хана, Иосипа бен Моше.

– Иудеи имеют такую силу при дворе хана? – удивился синьор Спинола.

– Большую. Да и Великий князь его хорошо знает. Двадцать лет назад покойный Хосе Кокос, тесть Иосипа, помог Иоанну заключить первый договор о дружбе с Менгли-Гиреем.

– Иосип не еврей, а караим, – заметил синьор Дель Пино.

–               А кто это – караимы?

– Секта, отколовшаяся от правоверных евреев. Они признают священными только первые пять книг Библии. И уже не считают себя евреями. Много их живёт сейчас в горной крепости Кырк-ор, где нынче ставка хана.

– Сколько же придется заплатить этому Иосипу?

–  Не слишком много, – ответил синьор Алессандро. – По счастью, у меня есть среди рабов семья караимов. Измаил-бей привёл из последнего набега на Литву. Старик Нафтали и красавица Мариам с двумя детьми. За сию красотку дали бы хорошую цену в Стамбуле, да ладно. Караимы всегда стараются выкупить своих, попавших в рабство, как и евреи. Вот Иосип и устроит нам это дело. С ним полезно быть в добрых отношениях.

–               Хорошо бы подружиться с боярином Шеиным, – заметил Бал– тазаро. – Он в большой чести у Великого князя.

– Ну, это само собой разумеется, – согласился молодой дипломат.

Синьор Алессандро украдкой разглядывал гостя: «Манеры хорошие. Придворная выучка заметна. Кажется, не глуп. И заметно нагл. Жаль, что мессир Дориа послал в Московию мальчишку. Старый Джу– зеппе женат на тётке Мессира, так что пристроить внука ему было несложно. А вот хватит ли парню ума, хитрости и терпения на переговоры с боярами Великого князя? Да и осторожности. Ну, всё в руках Божьих».

–               Для успеха посольства, – сказал Балтазаро, – нужен хороший толмач, знающий и русский и татарский.

– Есть такой, – кивнул синьор Дель Пино. – Пошлю с вами дьякона Андрео, сына моей Матроны. Он вырос в нашем доме, знает русский и татарский, да и греческий. Грамотен и неглуп. Что ещё надо?

–               А будет ли он верен? – спросил капитан. – Ведь он московит.

– Будет! У меня в доме остаются его мать и сестра, да и молодая жена его тоже в моей власти. Достаточный залог его верности.

– Сколько слуг вы берёте? – спросил Балтазаро.

– Из Генуи я взял только старого Донателло. А сколько нужно?

– Вопрос тонкий. Много слуг брать накладно. Да и уследить за ними в Москве будет сложно. Но и мало взять нельзя. Поруха чести. Вам понадобится повар и хороший конюх. Четверых, пожалуй, достаточно.

–               Так и быть, я отпущу с вами Ашота. Прекрасный повар, и у него здесь семья. А конюха поищем, – заметил синьор Алессандро. – Что за товары вы привезли из Генуи? У меня пустые склады, и я с радостью куплю у вас часть из них.

* * *

Как только господа отправились на «Санта Катарину» смотреть товары, Матрёна послала Аннушку за братом:

– Пусть идёт тотчас же!

Ондрей бегом поднялся по крутой лесенке в комнатушку матери. От двери заметил её осунувшееся, почерневшее лицо:

–               Что случилось, матушка? Беда какая?

– Беда, сынок! Садись рядом, подумаем. Аннушка, покарауль во дворе. Вернётся Домине, предупредишь.

Матрёна медленно провела ладонями по лицу, стараясь успокоиться:

– Посылают тебя толмачом в Москву с синьором Спинола. Тот едет ладить договор с Великим князем. А мы все здесь – в залог твоей верности. Не заладится что в Москве у молодого синьора, отвечать тебе, да и всем нам. И дорога-то через степь страшная. А Марьюшка твоя брюхата, на шестом месяце. Что делать, сынок? Ума не приложу!

Она с болью и страхом смотрела на сына. Настал его час. Выдюжит ли?

–               И впрямь худо, – задумался Ондрей. – Что ж делать, нужно беду избывать. Придётся ехать. Хотя и страшно. Батюшка мой отродясь в Москву не ездил. Только в Рязань. И сродственников в той Москве нет. Помочь некому, Господь милостив. – Ондрей перекрестился на иконы в красном углу. – Будем надеяться. Что за человек этот Спинола?

–               А нам-то что? – вздохнула мать. – Хоть чёрт с рогами. Всё одно, будешь служить ему верой и правдой да Бога молить, чтоб вернулся благополучен. Да и мы будем денно и нощно молить Николу Угодника о его удаче. Только на Господа и надежда.

В Рязанской земле попами да дьяконами четверо твоих дядьёв, братья отца. Да моих братьев – трое, и две сестры. Может, чем и помогут, хоть и далеко от Рязани до Москвы. Ну, мир не без добрых людей.

Поедет в Москву слуга синьоров да повар Ашот. А ещё надо приискать конюха. Ашот – мужик добрый, да шибко смирный. В трудный час – не помощник. А вот конюх. Кабы найти человека верного да надёжного, чтоб был тебе товарищем, в беде выручил, не сплошал, – задумалась Матрёна, подолом вытирая набежавшую слезу. – Ты, сыночка, в пути да в Москве к людям приглядывайся. Ищи добрых людей. Хитрого да наглого обходи. А к хорошим подходи с добрым словом. Доброе слово – и гору сдвинет.

В дверь сунулась русая головка сестрёнки:

– Матушка! Идёт!

* * *

Ондрей поклонился синьору в пояс:

–               Звали, Домине?

– Садись. Экий ты длинный вымахал. На голову выше меня. – Синьор рассказал Ондрею о путешествии в Москву. – Дело для нас крайне важное.

В былые годы Кафа имела большой доход от московской торговли. Да ограбили генуэзских купцов казаки касимовского царевича Данияра. Наш консул в отместку конфисковал все товары московитов. Обиделся царь Иоанн и запретил генуэзцам торговать с Москвой. А тут ещё и турецкий разгром 75-го года. Теперь наши ходят в Москву украдкой, как холопы Менгли-Гирея. А армяне и греки везут наши товары и богатеют. Нужен, очень нужен торговый договор с Москвой. Синьор Спинола поедет говорить с боярами в Иноземном приказе, а ты ему поможешь. Вернётся синьор Гвидо здоров да с договором, отпущу твою мать и сестру на волю. А случись с ним недоброе – не посетуй! Понял ли?

– Понял, Домине. – Ондрей вырос в этом доме и хорошо знал, что хозяин без нужды рабов не наказывал. Но уж если наказывал, был беспощаден. – Всё, что смогу, сделаю. Да ведь одному тяжко. Слышал я, нужен еще конюх. Позвольте, Домине, поискать верного человека.

– Ищи. Вернётесь с удачей, и его отпущу на волю. Верный человек всегда нужен, а на чужбине особливо. Зайди к Балтазаро, узнай, что в дорогу потребуется. Ступай.

***

Во дворе палаццо Дель Пино стоял двухэтажный дом с крепкими решётками на окнах. Там держали рабов. Молодых женщин – отдельно, детей – отдельно. Ондрей пошёл в помещение для мужчин. Однако подходящего человека не нашлось.

– Не тревожься, дьякон, – сказал ему Балтазаро, – завтра-послезавтра пригонят новых. Набег на Одоев был удачен.

Рабов пригнали в субботу. Аннушка прибежала в церковь к концу обедни:

– Ондрюша! Новых пригнали.

Во дворе сидело человек с пятьдесят. Хозяин был занят и ещё не смотрел их. К Ондрею сразу бросились женщины:

– Отец дьякон! Где мы? Что будет с нами?

– Это Кафа. Невольничий рынок. Скоро вас поведут продавать. А там, как Бог даст. Может, и добрый хозяин купит.

–               А ты здесь почему? Раб али свободный?

– Выкупили меня. Дьякон в здешней церкви.

–               А нас куда? – спросил чернобородый мужик в рваном армяке с алым рубцом на щеке от удара плетью.

– Ежели не мастер какой, наверно, продадут на галеру.

– Галера? А что это?

– Корабль морской. Идёт веслами. Гребца приковывают цепью к скамье. По три-четыре человека на весло. И греби, пока жив. А помрёшь – к рыбам.

– Ой, лихо, – закручинился чернобородый. – А нельзя ли миновать ту галеру?

– Как повезёт. Ты, часом, не конюх? Конюха ищу.

Чернобородый вскочил:

– Конюх я! Конюх! С издетства с лошадьми. Все их повадки знаю, – мужик умоляюще смотрел на Ондрея. – Бери меня, отец дьякон, не пожалеешь! Я князю Одоевскому семнадцать лет конюхом служил. Больно неохота на цепь садиться.

«Дёрганый какой-то», – подумал Ондрей. Спросил:

– Тебя как зовут?

– Вороном кличут. Васька Ворон.

– Нужен мне товарищ на трудное и опасное дело, – молвил дьякон. – Посылает меня здешний господин толмачом в Москву с синьором Спинола. А мать моя, сестрёнка малая да жена молодая здесь в залог остаются. Ну, случись что с послом в дороге или в Москве, они в ответе. И ждёт их казнь неминучая.

А вернёмся благополучны – хозяин отпустит на свободу и мать, и сестру. Да и тебя тоже обещал отпустить, ежели всё хорошо сбудется. Вот я и ищу, Вася, верного да надёжного человека.

– Бери меня! – Ворон рванул из-за пазухи деревянный крест и истово поцеловал. – Не подведу тебя, отец! Богом клянусь!

«Мужик вроде надёжный. Похоже не трус», – подумал дьякон.

– Ладно. Пойдём-ка к матушке, пущай она посмотрит, – решил Ондрей.

–               Вот, матушка, Вася Ворон. Конюхом служил князю Одоевскому.

–               Садись, милок. Да отощал-то ты как! Погоди, сейчас найду что– нибудь, – ласково сказала Матрёна. Скоро она принесла мягкий лаваш и миску похлёбки.

–               Ешь, родимый. Потом потолкуем.

Пока Ворон ел, стараясь не выказать голода, матушка, не отрываясь, смотрела на него. Затем, перекрестившись, сняла с киота старый образ Николы угодника. Андрей и Васька стали перед ней на колени, и матушка трижды перекрестила их иконой:

–               Благословляю вас, дитятки, на дорогу дальнюю, на труды тяжкие, на братство и верность. Да хранят вас Пречистая Богородица и Никола Угодник.

– Ондрюша, матушка, господин идёт! – вбежала в комнату Аннушка.

Синьор Алессандро осматривал новых рабов. Прежде всего, молодых женщин.

– Встань. Повернись. Зубы покажи, – требовал хозяин. Самые нужные слова по-русски он знал.

Ондрей подвёл к нему Ваську

–               Нашёл я конюха.

–               Ручаешься за него, Андрео? Клятву с него взял?

–               Взял, Домине.

–               Добро. Переведи: Служи верно, защищай господина, не щади живота. Ежели вернётся синьор Спинола из Москвы благополучен и договор привезёт, отпущу на свободу. Понял?

–               Понял, боярин. Все сполню.

–               Он московит?

–               Из Одоева. Там Литва.

–               Ну, это лучше. Московиты хитры и ленивы.

***

В первый же день после разговора с гостями синьор послал слугу в квартал караимов:

– Передай, что я шлю приветы почтеннейшему рэб Иосипу бен Моше. Прошу его заглянуть ко мне, когда он будет в Кафе. Есть у меня семья рабов-караимов.

На Успенье Балтазаро повёз синьора Спинолу в степь к Измаил– бею. В этот день к Дель Пино зашёл молодой, рыжий караим, сказал, что рэб Иосип готов прийти к синьору, когда тому будет удобно.

–               Жду почтенного рэб Иосипа! Жду с нетерпением.

Матрёна едва успела накрыть стол, поставить лучший виноград и дорогое кипрское вино, как старый рэб Иосип, тяжело отдуваясь, вошёл в дом.

– Жарко! – пожаловался он, усаживаясь в удобное кресло и вытирая платком вспотевшую лысину. – И лестницы очень крутые. Когда я был помоложе, крутых лестниц вовсе не было.

Матрёна подала ему драгоценный венецианский бокал с вином.

–               Благодарю за любезность, синьор Алессандро, – сказал старик (он прекрасно говорил по-итальянски). – Так к вам попали наши люди?

– Матрона сейчас приведёт их.

– И вы хотите содрать со старика три шкуры, зная, что я всё равно постараюсь их выкупить?

– Ну что вы, рэб Иосип! Мы столько лет знаем друг друга. Я уступлю их вам по дешёвке, почти даром.

– Значит, вам нужна моя помощь. Что-то нужно просить у Менгли-Гирея?

– Банк св. Георгия направил посланника ко двору Иоанна Московского.

–               Слышал-слышал. Молодой такой, красивый синьор. Сейчас поехал к Измаил-бею. Вы хотите, чтобы хан попросил его о покровительстве вашему послу? Об этом можно потолковать.

Матрёна ввела караимов. Мариам с детьми кинулась к ногам старика, обнимая и целуя его мягкие сапожки. Рэб Нафтали торопливо заговорил с ним по-своему.

«Умён старый Иосип! – с уважением подумал синьор Алес– сандро. – Его не обманешь. Жаль, я не понимаю их тарабарского языка».

Потом синьор и старый караим долго и яростно торговались. Не из-за денег. Ту минимальную цену, которую получит Дель Пино, оба знали заранее. Просто азартная торговля была для обоих стариков удовольствием. Иосип бен Моше увёл своих караимов.

«В этот раз дёшево отдал. Похоже, старый Нафтали в каком-то родстве с Иосипом. И он заплатил бы настоящую цену, – думал синьор

Алессандро. – Не беда. Заработаю на Гвидо Спинола».

***

В воскресенье после обедни в доме столяра Прокофия Фомича собралась головка ¹Русского братства: хозяин, Матрёна, сапожник Иван Евстигнеич и дьякон Ондрей.

Хозяин больше тридцати лет жил в Кафе. Мальчишку Прошку купил на невольничьем рынке мастер Стефанос. Оказался в пареньке редкий талант к дереву, особо к резьбе. Скоро стал Прокофий подручным, женился на дочери мастера и после его смерти сам стал мастером. Сундучки Прокофия Фомича с секретными запорами славились по всему Чёрному морю.

Примерно тот же путь прошёл и Иван Евстигнеич. В Кафе русских рабов много. Было и два-три десятка свободных. А в мастера вышли только двое. Русские жили каждый сам по себе. Молиться ходили в греческие церкви. Да греческий мало кто знал. Но попал в Кафу отец Иларион.

В 1485-м, среди полоняников, которых пригнали из разграбленного татарами Киева, увидела Матрёна худого старика в изорванной рясе. Старик был плох. Лежал не поднимая головы, дышал трудно, с хрипом. Матрёна послала сына к доктору. Рэб Арон лечил всех рабов в доме Дель Пино. За это хозяин давал ему скидку при выкупе рабов– евреев.

Доктор осмотрел старика, поохал:

– Плох. Грудь застудил. Я пришлю микстуру. Укутай ему грудь тёплым платком и пить давай побольше. Лучше – горячее молоко.

Добыла Матрёна козьего молока да десять дён выхаживала больного. Выходила. Отец Иларион был в Киево-Печерской лавре иеромонахом. В Афонском монастыре жил шесть лет. Истинный пастырь!

И тогда пошла Матрёна к Прокофию Фомичу. Знала она мастера хорошо, Ондрей в то время состоял у него учеником:

– До каких пор мы будем в Кафе без русского попа пропадать! – сказала она. – Отец Евлогий в Константино-Еленинской церкви неплохой мужик. Да по-русски ни бельмеса. Ему со своими греками хлопот хватает. Собраться всем вместе, да выкупить отца Илариона! Будет свой поп. А я синьора Алессандро умолю, он дорого не возьмёт.

Умолила Матрёна хозяина, и отпустил тот на волю старого монаха за сундучок кипарисового дерева с секретными запорами работы Прокофия Фомича. Отец Евлогий разрешил ему служить в Констан– тино-Еленинской церкви. Так снова появился в Кафе русский приход. ²

Отец Иларион и собрал прихожан в Русское братство. Со своими-то полегче. Помогали больным, убогим. Когда и выкупить кое– кого из рабов удавалось. Прошло время, приметил отец Иларион Онд– рюшу. Парень грамотный, церковные службы с издетства знает. И предложил выучить его на дьякона. Матрёна, конечно, обрадовалась. Выкупили и его. А ещё через год в Успенском монастыре владыка посвятил его в дьяконы. К тому времени женили Ондрея на Марусе, младшей дочери Прокофия Фомича. Дьякон должен быть женат.

Беда, помер отец Иларион в прошлом году. Конечно, Ондрей старался. Да молод он был больно. И, главное, дьякон – не поп. А тут и его усылали так далеко! Опять прихожане сиротами оставались.

– Вот что, Ондрей, – сказал, ероша седую бородку, Прокофий Фомич. – С Богом не борись, с сильным не судись. Повелели ехать – езжай. Но ты и о нас думай. Будешь в Москве, поклонись преосвященному Прохору, епископу Сарайско-Подонскому. Говорят, он под Москвой в сельце Крутицком живёт. Мы к его епархии принадлежим. Его предшественник, епископ Вассиан, нам образ Богоматери пожаловал. Ты, Ондрюша, не робей. Ударь челом Владыке за нашу общину. Скажи, пропадают тут в Кафе русские люди без своего батюшки. Может, смилуется да пришлёт попа. А мы бы его всем обеспечили. Чать не чужие мы для Москвы. И вот еще, сухая ложка рот дерёт. У меня от отца Ила– риона две греческие книги остались. Он их с Афона принёс да на страшном пути от Киева до Кафы не бросил. Дорожил. Нам они ни к чему. А для епископа им, быть может, и цены нет. Ты их с собой возьми. Береги. А как будешь просить за нас, ими Владыке и поклонишься. Просьба-то подоходчивее будет.

–               Хитёр ты, Фомич! – восхитился Иван Евстигнеич. – Ладно удумал!

– Знаю я эти книги, – сказал Ондрей. – Отец Иларион сии творения святых отцов Василия Великого и Исаака Сирина мечтал на русский перевести. Да не успел. Он и меня к сей работе хотел приспособить, да не постиг я греческий настолько, чтоб такие премудрые книги толмачить.

***

Конюшни Дель Пино размещались за городом. Два дня Васька Ворон с Ондреем и синьором Балтазаро отбирал коней, сбрую, сёдла и вьюки для товаров. Придирчиво проверял каждую пряжку, каждый ремешок. Лопнет в дороге – беда.

С «Санта Катарины» привезли товары: генуэзские шелка и бархат, миланские клинки, золотые и серебряные изделия. Господа разбирали, что везти в Москву, что купит синьор Дель Пино. Платил он щедро. Знал, что богатые татары заплатят вдвое.

Ондрей расспрашивал синьора Балтазаро об опасной дороге.

– Степь коварна. Не дай Бог отбиться от каравана. Но пока ты под охраной Измаил-бея, можешь спать спокойно. Он осторожен и знает до Оки каждый кустик. Вот в Москве смотри в оба. Там труднее. Да ты ведь и сам московит. Тебе легче.

К назначенному сроку караван – пять верховых, двенадцать вьючных да две запасных лошади – был готов.

Матрёна обняла сына на прощанье:

– Страшно мне, сынок. Бог знает, что ждёт тебя в дороге, а уж в Москве особо. Сердце болит, – матушка, сняла с шеи образок Николы Угодника, перекрестила им сына. – Батюшка благословил меня им, когда выдавал замуж. Баяла мать, что образок непростой. Может, он и убережёт тебя от беды. И ещё возьми, в Москве без денег плохо. Ну, с Богом... – Матрёна сунула сыну за пазуху небольшую калиту с аспрами и сомами, серебряными монетами Кафы.

* * *

В Кырк-ор ³отправились вместе с купеческим караваном. Синьора Алессандро в Кафе почитали. Поэтому и к Гвидо Спинола отнеслись сдержанно – конкурент всё-таки! —но благожелательно. Головы купеческих караванов, Армен Алачьян и Коста Ставраки, рассказывали ему о московских порядках, о ценах. Армен немного говорил по-итальянски, а в разговорах с Костой приходилось толмачить Ондрею. Московиты, Ванька да Митька, латынщика и еретика сторонились: «от греха подале».

К вечеру на второй день подошли к караимской деревушке у подножья Кырк-ор. Тут и остановились. Сотня полунагих рабов копала рвы и укладывала фундамент большого здания.

–               Новый дворец для Менгли-Гирея строят братья Иоаниди, – сказал Коста. – Храбрым стал крымский хан. Сеид-Ахмеда, хана Золотой Орды, не боится. Решил тут Город-сад ⁴построить. А главных-то его врагов, старших братьев Нордоулата и Айдара, Великий князь Иван держит где-то под Вологдой. Не пускает в Крым.