Текст книги "Солдат удачи. Исторические повести"

Автор книги: Лев Вирин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц)

Снова у шведов

Ротмистр Михельс допрашивал пленных поодиночке. Памятуя об ужасах польского плена, Патрик сразу заявил:

–              Я шотландец, служил рейтаром под началом генерала Дугласа. Под Краковом попал в плен и был вынужден пойти на польскую службу.

Ротмистр посмотрел на Гордона с подозрением:

–              А не врёшь ли ты, парень? Что-то я тебя не видел. Отведу-ка я тебя к Дугласу сам. Погляжу.

Через пару дней, в Варшаве, ротмистр привёл Патрика к Дугласу. Недавно за битву под Прагой тот был произведён в чин фельдмаршала– лейтенанта.

– Этот парень – шотландец, уверяет, что служил под вашим началом.

Гордон стоял непринуждённо, страха не показывал.

Дуглас спросил по-английски:

–              Где и когда ты служил у меня?

Патрик низко поклонился:

– Прошу извинить меня. Я осмелился прибегнуть к имени Вашего Превосходительства единственно для того, чтобы добиться лучшего обращения. Не имел чести служить под начальством Вашего Превосходительства. Но я служил рейтаром в полку Делагарди. Попал в плен и после долгого и тяжкого заключения был вынужден пойти на службу полякам.

Дуглас внимательно разглядывал юношу:

«Ловкач! Неглуп и весьма учтив. Такой пригодится».

–              Я знаю этого парня, – сказал фельдмаршал по-немецки. – Буду весьма признателен Вам, герр Михельс, если вы соблаговолите освободить его.

Польщенный ротмистр согласился не только отпустить Гордона, но и вернуть коня и оружие. Дуглас поблагодарил Михельса в самых лестных выражениях.

На другой день Дуглас принял Гордона лишь после обеда, однако был весьма любезен.

– Я хочу собрать лейб-роту из шотландцев, – сказал фельдмаршал. – В наше время полезно иметь под рукой сотню преданных людей. Рота станет офицерской школой. Шотландцы получат важные привилегии: свободу от дозорной службы, хорошие, просторные квартиры и прочее. А если у кого-либо возникнет неотложная нужда вернуться на родину, помогу получить отставку. Ты парень неглупый, и язык хорошо привешен. Поищи в Варшаве и вокруг достойных земляков и уговори их поступить в оную роту на сказанных условиях.

«Вот удача! – подумал Патрик. – Не ждал, не думал, что сведу короткое знакомство с прославленным Дугласом! С тем самым, чью великую судьбу когда-то предсказал маркиз Агостино. Наконец-то, Фортуна улыбнулась мне. Надо постараться. Доброе мнение фельдмаршала весьма много стоит. И трудно найти дорогу к офицерскому чину короче, чем его лейб-рота».

Патрик немедля отправился на поиски. Скоро он встретил двух шотландцев, коих не раз видел здесь при поляках. Тогда земляки Гордона гордо ходили в волонтерах. Нынче парни оскудели, надели польское платье и опасались новых властей.

Патрик пригласил шотдандцев в трактир, угостил добрым вином и предложил вступить в лейб-роту на лестных условиях. Земляки слушали с недоверием. Молокосос! Откуда он знает Дугласа? Гордон заметил их сомнения и не оставлял стараний. Зашли ещё трое шотландцев, подсели к Патрику и собеседникам.

Начал снова. При поляках шотландцы служили в привилегированных частях, имели весьма хорошее содержание и не верили, что это так просто сойдёт им с рук. Шотландцы недоверчивы и более всего боятся остаться в дураках. Уговоры Патрика они сочли пением сирен и даже принялись убеждать Гордона никому не сообщать о земляках.

–              Ну, парни, вы чересчур много от меня хотите, – молвил Гордон с едва заметной угрозой. – Вам бояться нечего. Фельдмаршал Дуглас – наша лучшая защита. Ему нужна шотландская лейб-рота, и он готов платить щедро. Чего же лучше? А права и привилегии можно подробно оговорить в контракте. Подумайте до завтра, да и решайте.

–              Если мы пойдём, найдутся и другие, – заметил капрал Эндрю Стрейтон.

–              Чем больше нас будет, тем лучше! – обрадовался Гордон.

Дело пошло. Патрик поспешил к Дугласу, но фельдмаршал был у Его Величества и вернулся поздно, зато утром принял Патрика сразу, одеваясь.

– Отличное начало! Продолжай, – и приказал выдать юноше денег на расходы.

Гордон щедро угощал земляков. Вино помогло рассеять сомнения, они стали сговорчивее. И всё же Патрику пришлось пустить в ход всё своё красноречие, пока земляки не составили список – девятнадцать имён – и не выбрали капрала Стрейтона своим представителем.

Фельдмаршал принял Гордона и Стрейтона рано утром. Дуглас был весьма милостив и, добавив к прежним обещаниям множество новых, отпустил шотландцев. В тот день Патрик и Стрейтон нашли и добавили в список ещё шестерых земляков.

Вечером обрадованный Гордон решил зайти к милым дамам. На Малостранской его встретили с изумлением и восторгом. Патрик понял, что паненки его уже оплакали. Нынче все они теснились в двух задних комнатах, ибо лучшие апартаменты занял юный шведский граф.

Девушки не имели никаких вестей из деревни и тут же принялись просить Гордона поехать в Малые Лумны, узнать, что там и как. Даже Анеля, в последнее время редко удостаивавшая Патрика внимания, улыбнулась с нежностью:

–              Я Вас прошу, пан-рыцарь, поезжайте! Узнайте, как там мои родители.

В столице и в окрестностях с приходом шведов стало куда спокойнее, да и репутация «рыцаря» обязывала. Утром Гордон отправился по знакомой дороге.

В усадьбе он нашёл только пару слуг да старую ключницу. Та тотчас послала казачка в лес, за болото, где скрывались хозяева. Скоро приехала пани Матильда и заключила Патрика в свои жаркие объятия:

–              Вы из Варшавы? Как там Анеля?

Выслушав подробный отчёт, женщина провела его в полупустую гостиную (ковры, шторы и нарядную посуду увезли и спрятали).

– Мне надо серьёзно поговорить с Вами, пан Гордон! Быть может, сие не совсем прилично, но время нынче худое, медлить нельзя. Позвольте говорить откровенно. Пан Арциховский простыл в лесу и нынче лежит в тяжёлой лихорадке. Бог знает, выживет ли. Приходится решать мне, – сказала пани Матильда.

Патрик давно знал, что при всей внешней почтительности к мужу всё в доме решала хозяйка.

– Оставаться в Варшаве Анеле – чистое безумие. Нынче в столице шведы, завтра снова поляки. У меня в Пруссии, около Эльбинга, живёт сестра. Там спокойно. Я хочу, чтобы Вы отвезли туда дочку. Да и кузин заодно. Вы человек надёжный и храбрый, можете это сделать.

Гордон был поражен. Пани Матильда, обычно такая мягкая, немного манерная, нынче говорила властно, решительно, настойчиво: – Понимаю, что сие предложение нарушает Ваши планы, Вашу карьеру. Я видела, пан Гордон, что пани Анеля для Вас небезразлична, но брак – дело серьёзное. Перемена всей жизни. Так вот, мы с мужем решили, что, ежели найдётся надёжный человек, которому не страшно доверить нашу единственную дочь, он получит в приданое село Яблу– новку под Уманью. Какой там чернозём! Знаете, сколько нынче платят в Кёнигсберге за пуд украинской пшеницы? А какие там луга, какие сады! Я там выросла. Мой отец в селе даже церковь построил для хлопов. Они хоть и схизматики, а всё ж христиане. Правда, усадьбу сожгли казаки, но вы её отстроите.

Патрик молчал, пораженный сим предложением, и размышлял: «Стать владельцем богатого имения? Помещиком?».

–              Много ли там хлопов? – спросил он.

–              Раньше было за полторы сотни. Нынче осталась треть. Да ведь я дам в приданое за Анелей пятьсот дукатов. Хлопов можно задёшево прикупить у татар. Соглашайтесь, пан Гордон! Отвезёте девочек в Эль– бинг, да и сыграете свадьбу.

–              Согласится ли на сие Анеля?

–              Не сомневайтесь! Я напишу ей письмо.

Получив «доверительное письмо» и пять дукатов на расходы, Гордон выехал в Варшаву, сопровождаемый благословениями и добрыми пожеланиями пани Матильды.

Известие, что пани назавтра отправятся в Пруссию, вызвало на Малостранской бурю восторга. Пани Зося просто прыгала от радости, да и пани Барбара была совершенно счастлива. Должно быть, ей чудились сказочные приключения.

Анеля сидела надутая, но явно не возражала. Девушка прекрасно понимала, кто станет главным призом в грядущем путешествии.

Патрик ушёл поздно и в больших сомнениях. Паненкам чудились романтические бредни, а он-то знал, что им предстоят грязные дороги, вонючие постоялые дворы, клопы и много опасностей. Впрочем, на днях в Кёнигсберг отправлялся ротмистр Михельс с отрядом бран– денбургских рейтар. Если к ним присоединиться, то, скорее всего, юные пани доедут до Эльбинга благополучно.

Мучило юношу другое. Почудилось, что обманули, обвели вокруг пальца. Полночи Патрик ворочался, тщетно пытаясь уснуть:

«Легко пани Матильде обещать златые горы. Имение под Ума– нью вдвое больше, чем батюшкин Охлухис. Чернозём. Так ведь Охлу– хис в Шотландии! Там казаки не жгут дворянских усадеб, а татары не тащат в рабство любого встречного. Кто будет править Украиной через десять лет? Поляки? Хмельницкий? Или турки? Может быть, даже московиты?

Анеля – милая девочка, хорошо воспитанная. Но характер в матушку. Отец, пан Арциховский, полностью под каблуком ужены. Ведь хозяйка имения – Анеля. И стану я управляющим под началом ясновельможной пани. Понадёжнее, да и подешевле, чем жид-арендатор.

В сущности, меня купили. Купили! К дьяволу!!! Сие дело надо менять немедленно! Да так, чтобы ущерба чести не было. Нет уж, жену я себе выберу сам».

Утром Патрик тщательно продумал свою роль. О Михельсе вспоминать, конечно, не следовало.

На Малостранской сборы были в полном разгаре. Пани Анелю за ночь убедили полностью. Гордон усадил дам в гостиной.

– Надобно обсудить наши планы, – сказал он с важностью. – Ваше семейство удостоило меня знаков внимания столь существенных, столь исключительной милости и доверия, что с моей стороны было бы непростительно решать сии вопросы наспех, без должной основательности и осторожности.

Честь моя обязывает оправдать возложенные на меня упования. Следует признать, что в Варшаве нынче куда спокойнее, чем при поляках. Шведы навели порядок. Прямой грабёж и насилие, к счастью, вам пани, уже не угрожают. А именно опасность оного вынудила вас решиться на путешествие в Пруссию. Дороги всё ещё весьма небезопасны.

Ежели мне даже удастся получить подорожную от фельдмаршала Дугласа (а сие весьма не просто!), оная обезопасит нас от шведов, но не от бесчисленных шаек разбойников. Возможно, шляхтичи и отнесутся к благородным пани с должным почтением, но, ежели мы встретим чернь, хлопов? Сии негодяи беспощадны, поверьте мне! И я, по своей молодости и низкому званию, не смогу вас защитить! Не медля ни минуты, готов отдать за вас жизнь, но подвергать прекрасных пани столь страшному риску я не могу.

Я умоляю вас обдумать оные доводы и остаться! Доподлинно известно, что шведы скоро уйдут, не сделав вреда никому в городе. И тогда вы обретёте свободу, не рискуя ни жизнью, ни благополучием.

– Слава Господу! Мы остаёмся! – облегчённо вздохнула пани Анеля.

Кузины же были весьма разочарованы доводами юноши, но не могли не согласиться с высказанными резонами. И только вдовушка, пани Барбара, не скрывала горести.

Так и на сей раз не стал Патрик Гордон польским помещиком.

Впрочем, и потом не получилось. Знать, не судьба!

***

Вскоре их отряд выехал из Варшавы вместе с фельдмаршалом Дугласом. После смотра войска получили недельную передышку. Дабы не терять время, они разделились на партии и двинулись в поисках приключений.

Гордону с дюжиной шотландцев не слишком повезло. Они пригнали в Торн семь сотен голов крупного рогатого скота да вдвое больше овец, но цены на скот были низкие, и на долю Патрика досталась всего сотня рейхсталеров.

Потом их всех влили в роту Джона Мелдрама. К тому моменту у того в роте оставалось всего восемнадцать шотландцев.

Осень и зиму провели в Пруссии. Хорошие, чистые квартиры, не чета польским. Да и кормили отменно.

Только вот дружественная страна, никаких приключений. По добычу не пойдёшь.

Война шла с переменным успехом: то шведы били поляков, то наоборот. Однако сил не хватало, и Карл Густав приказал вывести шведские гарнизоны, оставив их только в крупных городах, да в ключевых крепостях.

Осенью по наущению императорского посла царь Алексей Михайлович двинул в Лифляндию стотысячную армию. Ригу держали в плотной осаде шесть недель. Встревоженный шведский король приказал Дугласу с четырёхтысячным корпусом пойти на помощь. Шотландцы уже готовились к маршу, но сикурс был отменён.

Второго октября, после обеда, когда русские, по обычаю, завалились спать, осаждённые ударили по стану князя Черкасского. Вылазка удалась. Сказалось превосходство регулярной армии над стрелецкими полками и, особенно, над плохо обученной дворянской кавалерией. Русских отбросили далеко от стен, взяли восемнадцать знамён. После сего царь снял осаду и ушёл.

Осенью основные баталии шли в Литве. Лейб-рота Дугласа в сих сражениях не участвовала.

В ноябре король Ян Казимир со своей армией прибыл в Данциг. Вельможе устроили великолепную встречу и поднесли два бочонка с золотом.

А шведский король никак не мог перейти Вислу. Наводили мост, его дважды снесло огромными льдинами, у Грауденца. Перешли ниже. Сильные морозы сковали реку тонким льдом, и шведы три дня устилали его соломой и поливали водой, пока лёд не окреп настолько, что по нему прошла вся армия с артиллерией.

Поляки боя не приняли: без пехоты и пушек нечего было и пытаться. Ушли в Малую Померанию.

Дуглас послал сильный отряд кавалерии в разведку. Выступили до рассвета. Гордон ехал на левом фланге. Убедившись, что поляки уже ушли, шведы повернули обратно. Возле Гребина ехали мимо каменной усадьбы, окружённой рвом. Данцигцы, шестьдесят солдат с лейтенантом, подняли пальбу.

–              С правой стороны в первом этаже окон нет, – молвил Вилли Мидлтон, отчаянный парень по прозвищу Длинная рапира. – А из среднего окна во втором не стреляяют. Право, я смог бы туда забраться. Недурно глянуть, что у них в сундуках. Поможете?

Гордон и Стрейтон кивнули:

– Можно.

Низко пригнувшись, галопом, промчались сквозь зону обстрела. У самого рва стало уже тихо.

Патрик остался караулить коней, а Эндрю с Вилли, помогая друг другу, перелезли ров. Стрейтон встал к стене, упёршись руками. Мидл– тон кошкой взобрался ему на плечи, дотянулся до подоконника, нырнул!

«Добро, коли в комнате пусто. – думал Гордон. – Впрочем, пистоль за поясом, да он и ножом орудовать мастер».

Вилли показался в окне:

– Держи! – выкинул Эндрю большой тюк, повис на руках и спрыгнул. Патрик помог друзьям выбраться изо рва – и вновь карьером сквозь огонь.

Пронесло! Не попали! Добыча богатая: добротная одежда. В роте смельчакам завидовали.

***

Данциг, сильнейшая крепость Польши, укреплённая по новейшей голландской манере, занозой сидел в ближнем тылу шведских войск. И не взять!

Карл Х Густав оставил на Данцигском вердере ³⁴Дугласа с пятитысячным корпусом, дабы тот беспокоил и разорял врагов постоянными набегами, и отбыл в Мариенбург.

Скоро Дуглас выступил к Данцигу со своей кавалерией. Погода подвела. Сильный мороз за ночь покрыл землю ледяным панцирем. Кони на летних подковах едва шли по скользкому льду и часто падали. Маневрировать стало просто невозможно. Фельдмаршал с трудом наскрёб всего три сотни на острых зимних подковах. В том числе, и свою лейб-роту.

Шотландцы стояли на правом фланге. Молодой, рослый мерин Гордона нервничал, переступая с ноги на ногу. Патрик поглаживал, успокаивал коня.

Сотня данцигцев с длинными пиками выехала навстречу. Выстроились. Тронулись рысью.

«Дьявол! – подумал Патрик. – Почему в бою страшнее всего ждать?»

Он очень живо представил, как длинное стальное остриё входит в его грудь. Покосился влево. Капрал Стрейтон сидел как каменный – рука с пистолем на луке седла.

Немцы уже шли галопом.

– Целься! – скомандовал ротмистр Мелдрам. – Огонь!

Залп! Разряжённый пистоль в кобуру, быстро. Второй в руку.

Но рейтары уже поворачивали коней. Сажен двадцать не доскакали. Гордон осторожно вытер пот со лба. По команде проехали шагом саженей четыреста. Встали на гребне очередного холма. Мелдрам выровнял строй. Снова враг полетел в атаку, и опять его остановил дружный залп. Оттеснили немцев ещё на полверсты. И так до полудня. Потом к врагу подошло подкрепление. Но и Дуглас прислал с полсотни голландских стрелков. Мушкетёры свалили с десяток данцигских рейтар. Отбились и на этот раз.

Видно, тот офицер, что командовал данцигцами, никак не хотел упустить близкую победу, тем более, при таком перевесе сил. Рейтары перестроились и вновь пошли в атаку. Два залпа в этот раз их не остановили. Дошло дело и до палашей.

Строй рассыпался. Патрик удачно отбивался от двух рейтар, стараясь держаться поближе к Стрейтону. Тут во фланг нападавшим ударил полуэскадрон шведской гвардии, и враги ретировались.

Шотландцы гнали их, не останавливаясь. Патрик оглянулся. Лейб-рота безрассудно втиснулась меж вражеских резервов. Времени перезарядить пистолеты не было. Но кураж победы был так велик, что шотландцы с палашами наголо опрокинули атакующий эскадрон на стоящий во второй линии и погнали оба.

Впрочем, ротмистр Мелдрам тут же отозвал своих. Преследовать было слишком опасно. Отошли. Только теперь Патрик заметил, что у него правая щека и ворот мундира в крови. Никак не мог вспомнить, кто и когда хватил его кончиком сабли по лбу.

Стемнело. Враги разошлись как бы по взаимному согласию.

***

На этот раз выспаться не удалось. Вестовой растолкал:

– Ротмистр зовёт.

Несмотря на ранний час, Мелдрам был одет и чисто выбрит.

–              Седлай коня, парень. Твоя очередь конвоировать Шварцваль– дов. Проводи, да пригляди, чтоб в Гребине их тамошний гарнизон не ограбил.

Раз в неделю братья Шварцвальд, с разрешения начальства, отвозили в Данциг припасы своим семьям. Выехали затемно. Ночью выпал пушистый снежок, и Патрик улыбался, покачиваясь в удобном седле. День обещал быть солнечным, с лёгким морозом, и о возможных бедах Гордон совсем не думал.

Гребин проехали спокойно. Патрик уже собирался повернуть обратно, когда Фриц, старший брат, попросил его:

–              Проводи нас ещё немного, дружище! Хоть до поворота. Боюсь, сии разбойники устроят нам какую-нибудь пакость. А вернёмся из Данцига, я тебя такой ливерной колбасой угощу, пальчики оближешь.

Проехав с полмили, до поворота, Гордон повернул обратно. И хоть он был совсем один, на ничьей земле, не боялся. Но невдалеке от Гребина увидел двух неизвестных кавалеристов. На всякий случай Патрик заставил мерина перескочить канаву и вытащил пистолет.

–              Кто такие?

–              Ты чё, парень? Своих не узнал? – рассмеялся коренастый рейтар с пышными усами. – Добропорядочные шведы, служим генералу Дугласу. А ты где?

Патрику стало стыдно. Свои ж! Дал шпоры мерину, перескочил обратно.

–              В лейб-роте.

Поехали втроём, коренастый – справа, молодой – слева.

–              Мы на поживу собрались. Айда вместе! Втроём-то сподручнее.

Гордон отказался. Спешил вернуться в роту, да и парней этих он

не знал.

–              Тогда и мы вернёмся. – Солдаты ехали спокойно. Пышноусый оказался капралом. Несколько сараев отгородили их от стен Гребина. И тут попутчики вдруг схватили Патрика с двух сторон за руки! И на помощь им уже спешили семеро.

Вот влип! И до оружия не добраться! Тут ему на голову накинули его же плащ и понеслись.

«Чтоб тебе в аду гореть, проклятый обманщик!» – подумал Гордон Обиднее всего, что его, бывалого солдата, провели, как мальчишку. Вспомнив муки плена в Новом Сонче, осторожно вытащил кошелёк из кармана и сунул в панталоны. Всё ж таки пятнадцать рейхсталеров!

Отъехав от крепости на достаточное расстояние, мужиковатый капрал забрал у Патрика оружие и принялся его обыскивать. Нашёл– таки в кармашке семь медных грошей! А уж как он старался: и ворот камзола ощупал, и пояс снял.

–              Все деньги я на квартире оставил, – усмехнулся Гордон.

–              Не может быть, чтоб столь нарядный господин на хорошей лошади с богатой сбруей выехал из дома без денег! – возмутился капрал.

Принялся искать снова, но кошелька не обнаружил.

Встречный конный дозор записал имя пленника. Поехали дальше. И тут капрал углядел на Патрике отличные английские сапоги:

–              Стой, парень! Сымай! Меняться будем.

–              Коль скоро вам угодно столь неучтиво со мной обращаться, то, будьте любезны, возьмите на себя труд снять оные, – ответил пленник.

Да этих хамов учтивыми манерами не проймёшь. Спешили Гордона, стащили сапоги бросили взамен старьё.

–              Мужицкие! Будь я проклят, если одену хлопские сапоги! Лучше босиком останусь.

–              Иди босой, коли хошь. В полотняных чулках по снегу.

Патрик упёрся:

–              Не пойду!

Уж его тащили, толкали карабинами в спину, ругали – не идёт. Посадили в седло, поехали к городу. Недалеко от ворот капрал снова стал нудить Гордона надеть старые сапоги.

– Нет уж! Одеть хлопские сапоги – поруха чести. Везите босиком. То-то комендант вам спасибо скажет. А уж попадёте в плен к нашим – не посетуйте. И вас примут так же.

Капрал устало махнул рукой.

–              Не зря говорят: «упрям, как шотландец». Чёрт с тобой.

И вернул Патрику его сапоги.

Полковник Винтер, комендант крепости, пленному из лейб– роты обрадовался – редкая пташка. Расспросил Гордона о численности войск, их расположении, и приказал капралу отвести пленного в тюрьму. По дороге Патрик попросил вернуть отобранную книжку:

–              К чему тебе Фома Кемпийский, да ещё и на латыни? Его никто и не купит. Верни.

Капрал отказался. Правда, купил Патрику хлебец:

–              Тебе теперь ежедень положен такой хлебец и штоф пива.

Тюрьма помещалась в башне Хоогена. Капрал провёл пленника

через тюремный двор и заказал Патрику в таверне кружку пива. В сводчатой, большой комнате расхаживало несколько пленных шведских офицеров, да сидела компания данцигских рейтар, должно, попавших сюда за какую-нибудь провинность. Капрал подсел к ним и стал хвастаться знатной добычей: конь добрый, и плащ, и оружие. Рейтары позавидовали удаче.

«Ну, бахвал, погоди», – подумал Патрик. Он допил пива и потребовал вторую кружку.

–              Нет, паря, второй кружки тебе не положено, – рассмеялся капрал.

– Почему ж? – сказал Патрик, вытащил кошель и позвенел монетами. – Мужичьё! Ты и в солдатском ремесле ни черта не смыслишь. Пленного обыскать и то не сумел.

У меня здесь сотня талеров, вернусь к шведам, куплю и коня, и оружие, да и с тобой я ещё посчитаюсь.

Капрал от изумления рот разинул! Рейтары смеялись до упаду, потешаясь над простофилей.

Утром капрал побежал к коменданту жаловаться. Дескать, пленник спрятал двести рейхсталеров и грозится отомстить, нельзя ли у него отобрать деньги.

Комендант засмеялся:

– Поздно. Что с воза упало – пропало. Будь у него хоть тысяча, отобрать уже нельзя!

В тюрьме жили четыре сотни пленных. Здоровые, раненые, больные, человек по пятьдесят в камере, все без разбора. Свирепствовал лагерный тиф ³⁵. Вонь стояла такая, что человек непривычный, зайдя с улицы, мог и в обморок упасть.

Впрочем, днём можно было гулять по двору. Патрик подолгу сидел в таверне. Правда, приходилось заказывать пиво, и Гордон нередко угощал земляка. Тот прослужил рейтаром тридцать лет и сильно онемечился. Да никого лучше не нашлось. А Патрику здешнее пиво уже в глотку не лезло.

С субботу всех пленных вызвали в большую залу. Вслух зачитали имя, звание и происхождение каждого. Потом почтенный полковник предложил перейти на польскую службу. Сулил хорошее содержание. Три четверти согласились. Гордон отказался. Его и потом уговаривали. В тюрьму пришли два нарядных офицера:

– Давай к нам! У нас и платят регулярно, не задерживают, как у шведов. Шотландцев ценят. Твой родич и тёзка, Патрик Гордон, по прозвищу Стальная рука, служит у нас ротмистром. Иди к нему, не пожалеешь.

Патрик вежливо отказался.

Наконец, пленных повели на обмен. Простонародье на улицах Данцига ругало идущих последними словами. За городом встретили конный разъезд во главе с Гордоном Стальная рука. Тот признал родича:

–              Ты, случаем, не сын Гордона из Охлухиса? Как там отец? Оставайся служить со мной.

Патрик учтиво извинился и пошёл к месту обмена.

***

Утром Гордон явился к фельдмаршалу. Дуглас осведомился:

–              Какого дьявола тебя угораздило попасть в плен?

– Мужики подвели, Ваше Превосходительство! Уговорили проводить их далёко за Гребин. Может, они и неслучайно меня уговаривали.

– Тогда они должны вернуть тебе коня. Поезжай и потребуй с них. В понедельник в любом случае вернешься в роту.

О стоимости коня и снаряжения торговались долго. Наконец, Фриц Шварцвальд предложил Патрику вернуть его собственного. Тот согласился. Братья послали в Данциг человека, чтобы разыскал и выкупил коня.

Тем же вечером Гордон свалился. Сильный жар и жуткая головная боль. Должно, прихватил лагерный тиф в тюрьме. Назавтра, когда пришли братья Шварцвальд, он лежал, головы не поднять.

–              Слышь, парень, шведы-то с вердера ушли. Того гляди, заявятся данцигцы, будет тебе совсем худо. Мы перевезём тебя в Гросс Лихтенау, к брату. Там потише. Поживёшь, пока мы твоего коня и экипировку не раздобудем.

Легко сказать – поедем! Патрик с огромным трудом взобрался в седло и всю дорогу судорожно хватался за луку, только бы не упасть. К вечеру добрались до Ханса Шварцвальда. Гордон никак не мог согреться под толстой периной. Болезнь усилилась. Обращались с ним тут не слишком любезно. Только стряпуха Клара подкладывала больному куски пожирнее. Немолодая толстушка была бы ещё недурна, кабы не большая красная родинка на правой щеке. Стряпуха старалась прятать недостаток, поворачивалась левой щекой.

В среду с утра Гордону так похужало, что он подумал: «Помираю» – и попросил послать за католическим священником.

Хозяин отмахнулся:

–              Где его найдёшь?

Вечером, когда Фриц привёл коня и имущество, Патрик даже не встал посмотреть.

В четверг он очнулся от шума за окном. В комнате было пусто. Вбежала баба:

–              Спасайся, солдатик! Данцигцы тута. Ваших ищут!

На улице пальба. В полубреду подумал, что буянят пьяные шведы. С трудом встал. До чего трудно натянуть панталоны! Дважды упал, пока добрался до двери. Но всё ж таки прошёл через кухню. Зашел в чуланчик. Должно, тут прислуга живёт. Лёг на лавку. Ох, как худо! Просто сил нет.

Вспомнил: в кошельке два дуката, золотой крестик и на три талера мелочи. Надо спрятать. Засунул под лавку.

Зашла стряпуха:

– Милок! Они уже в доме! Прячься! Ложись-ка в мою постель, скажу, муж хворый. Портной у меня мужик-то.

– Портной! В солдатских панталонах с серебряным галуном и лентами.

Кухарка мигом стащила с Патрика панталоны, запрятала их, а больного уложила в постель:

– Ничо! Ты худой да страшный, бородой оброс, поверят!

– Всеблагая Матерь Божья, – взмолился Патрик. – Ты всегда выручала меня в беде! Не выдай, Заступница!

Помогла! Солдаты обыскали во дворе каждый уголок, даже свинарник, в кухне шастали, а в чуланчик никто так и не сунулся! Дан– цигцы в тот день перебили в деревне семьдесят шведов, в основном, больных, сорок увели в плен. Угнали и коня Патрика со всем снаряжением. А он уцелел!

Через два дня у Гордона началась сильная испарина, слабость, чуть не до обморока. Потом стало легче. Отлежавшись ещё пару дней, Патрик встал, худой, слабый, но здоровый.

Узнав, что Дуглас в Мариенбурге, Гордон чуть свет явился к Его Превосходительству. Тот ахнул:

– Что с тобой, парень? Один скелет остался.

Патрик поведал о болезни и о своих приключениях.

Фельдмаршал был весьма тронут и приказал вернуться и потребовать своего:

– Да скажи писарю, чтоб выдал тебе форменный приказ, дабы мужики не упрямились.

Повидав ротмистра и товарищей, Гордон вернулся к Гансу Шварцвальду и предъявил приказ. Хозяин спорить не стал. Отослал приказ в Данциг, братьям. Шли дни, а толку не было. Хитрые бауэры явно тянули время.

Тут их лейб-роту отправили на восток. Дорога шла через Гросс Лихтенау. Патрик попросил ротмистра задержаться. Мелдраму шутка понравилась. Он отправил квартирьера к старосте объявить, что рота будет квартировать в деревне, пока Гордону не возместят потери. Тут мужики стали сговорчивее! Патрик получил доброго коня и двадцать пять рейхсталеров за ущерб. Поделившись с ротмистром, Гордон купил всё необходимое и встал в строй.

Вскоре его послали с конвоем в Гребин для размена пленных. Гордон встретил там знакомых данцигцев. Дивясь его отличному снаряжению, один из них заметил:

–              Пора бы тебе снова наведаться в Данциг!

– Простите, сударь, но нынче ваш черёд. Ждем вас в Мариен бурге.

***

А в замке Мариенбурга шумно. Бегают слуги, важно шествуют придворные, куда-то спешат офицеры. Это – внизу. У резной дубовой лестницы стоит офицер, пропуская гостей наверх с большим разбором.

На втором этаже Его Величество изволит беседовать с принцем Адольфом Иоганнном и с фельдмаршалом Виттенбергом. У дверей комнаты, встали как истуканы, два гвардейца – мухи не пропустят.

Карл Х расхаживал по комнате, придерживая шпагу на поворотах.

– Что-то не так! – говорил король. – Поляки от нас бегают, избегая баталии генеральной. Наши гарнизоны стоят во всех крупных городах Польши, кроме Данцига. А победа ускользает из рук! Французы и голландцы набиваются в посредники. Какого чёрта! Пока Ян Казимир не согласится на наши условия, мне посредники не нужны!

Тем временем польские послы в Вене ждут не дождутся кончины императора. Тот совсем плох. Фердинанд III влезать в здешнюю свару не хотел. А вот наследник, Эрц-герцог Леопольд, вельми охоч. Помрёт император, и придут на помощь Яну Казимиру имперские полки. Султан послал татар в помощь полякам. И с московитами он заключил перемирие. Надо действовать! И действовать немедля!!!

Принц Адольф поднял голову от карты Польши, лежавшей на большом столе:

– Ведомо, характера Яну Казимиру не хватает. Король – человек мягкий, но упрямый. Он будет тянуть и изворачиваться, а капитуляции не подпишет. Особливо теперь, когда и магнаты, и шляхта идут за ним. Однако не следует забывать и Данию. Ваше Величество! На острове Фюн датские сословия ассигновали на войну с нами по сорок тысяч рейхсталеров в месяц! Хотят вооружить семьдесят тысяч солдат. Мало того, пятнадцать знатных дворян обязались на собственный счёт набрать по полку каждый!

– Ты прав, брат! – кивнул король. – Именно посему надо спешить! Должно разобраться с Польшей до того, как датчане соберут силы. Курфюрст выделил нам четыре полка. И князь Ракоши уже перешёл границу Польши! Старая лиса, князь Любомирский, пытался отговорить трансильванского князя от союза со мной.

Сулил ему корону Польши после смерти Яна Казимира. Не вышло! Недаром я плачу дукаты вельможам Ракоши! Мы выступим немедля, не дожидаясь весны. Дугласа я возьму с собой, а ты, брат, останешься в Пруссии главнокомандующим. Мы покажем этим хвастунам, что шведская сталь не затупилась!