Текст книги "Солдат удачи. Исторические повести"

Автор книги: Лев Вирин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

Фельдмаршал Виттенберг сидел в кресле перед камином. Даже и здесь он кутался в тёплый плащ. Старика знобило.

–              Не сомневаюсь ни минуты, Ваше Величество, что Вы наголову разобьёте поляков, – ворчливо заметил он. – Но приблизит ли сие победу?

Карл Густав остановился:

– Верно сказал, старик! Польша оказалась нам не по зубам. Слишком большой кус! Вот я и решил разделить её, как затравленного оленя. Мне – Королевскую Пруссию, Малую Померанию и Кашубию. Бранденбургскому курфюрсту – Великую Польшу и епископство Вар– минское, а уж с южной Польшей пусть этот мадьяр разбирается.

Сколько сможет удержать – столько его и будет.

***

Перед Торном Мелдрам выстроил лейб-роту и лично проверил каждого. В крепость шотландцы въехали в шеренгах по три: 98 храбрых молодцев, один к одному, на добрых конях, при отличных мундирах и оружии. А следом двести слуг. Их выстроил в колонну денщик ротмистра: верхами, в отличном порядке, с хорошим вооружением. Стас гордо ехал в третьей шеренге с саблей на боку. Картина внушительная. Сам фельдмаршал изволил одобрить.

Джеймс Монтгомери оф Скалморли, племянник маркиза Ар– гайла, прибыл к Дугласу в Варшаве. Столь знатного юношу, да ещё и прибывшего с отличными рекомендациями, фельдмаршал принял весьма любезно. Джеймс получил прекрасного коня, мальчишку-немца в услужение и наказ:

–              Учите немецкий, друг мой. Выучите, освоите основы службы солдатской, тогда я подыщу вам приличную должность.

Юный аристократ не столь учился, сколь кутил и буянил. Держался Монтгомери весьма надменно, почитая себя неизмеримо выше всех вокруг.

Скоро его возненавидели многие, особо слуги Дугласа. Они стали регулярно докладывать фельдмаршалу о выходках парня. Дуглас вызвал Джеймса и попытался сделать тому отеческое внушение, но в ответ встретил лишь надменную наглость.

Фельдмаршал стал его сторониться, мальчишка-слуга сбежал, не выдержав побоев, и после Варшавы Монтгомери попал в лейб-роту.

И здесь заносчивость и высокомерие оттолкнули от Джеймса людей благородных. Пришлось ему квартировать с низкими, кои не оспаривали у него первое место за столом, да и коня его обихаживали. Пока стояли в Пруссии, хозяева кормили и поили Джеймса. Всё было ещё терпимо. Но в Польше слуги обычно следовали с обозом, и каждому пришлось самому заботиться о себе и о коне. Да и деньги у Монтгомери кончились. Все стали тяготиться сим пустым человеком, избегать его общества. Наконец, прекрасный жеребец, подаренный фельдмаршалом, подох с голоду в деревенской корчме! Это был предел падения.

Джеймс в самых смиренных выражениях просил ротмистра, а потом и других рейтар, у которых были запасные лошади, одолжить коня. Все отделались отговорками.

Мелдрам скомандовал:

–              Стройся!

И вся рота увидела, как Монтгомери стоит у дверей с седлом и пистолетами Другой-то поклажи у него и не было.

В глубине души Гордон пожалел парня. Конечно, Джеймс наделал глупостей. Но ведь он ещё так молод. Патрик охотно предложил бы ему коня из своих запасных. Да боялся открыто высказать жалость к сему отверженному. Ещё Иисусиком обзовут.

Рота тронулась, и Монтгомери пошел следом, взвалив на спину седло и пистолеты. Он знал, отстанешь от своих – мужики мигом глотку перережут.

Рейтар обогнала карета фельдмаршала. Несомненно, Дуглас знал о бедственном положении юного Монтгомери, но в окошко не выглянул, не удостоил внимания.

Через полчаса ротмистр Мелдрам сжалился и послал Джеймсу коня.

Рота встала на лугу, возле барского дома. Патрик занимался благоустройством лагеря.

Тут подъехал отставший Монтгомери на низенькой, дрянной кобыле, и привязал её к только что вбитому Гордоном колу. Сие вполне обычное действие почему-то вывело Патрика из себя:

– До коих пор ты будешь нахлебником в роте? Неужто мы – слуги Джеймса Монтгомери и обязаны на тебя работать? Стыдно! Заработаешь кличку Генерал Скемлер ³⁶.

Не совестно прослыть подонком среди товарищей? Все в роте тебя сторонятся и презирают из-за твоей нелепой надменности и высокомерия. Ужели сегодняшний день тебя ничему не научил? А ведь заслужить уважение и любовь наших ребят так просто. Делай своими руками всё, что надлежит, да будь учтив с каждым.

К общему удивлению, Монтгомери выслушал сие поучение с величайшим терпением и лишь весьма мягко спросил: чем он заслужил столь суровую отповедь и что, собственно, ему надлежит делать.

– На марше самое трудное – работа в лагере. Не жди приказов, ищи сам, что нужно и что можешь сделать. Станешь участвовать в стряпне и в заготовках, смело садись к общему котлу. Вилли Мидлтон овцу притащил. Сумеешь её освежевать? – спросил Патрик.

–              Да я с радостью! Только вот ножа нет. И, может, кто подержит её пару минут? – ответил Монтгомери.

Гордон протянул ему острый нож, а капрал Стрейтон придержал овцу за уши. И вот чудо! Джеймс ловко прирезал овцу и с великим прилежанием принялся снимать шкуру. Патрик не выдержал, забежал в барский дом:

– Право, джентльмены, ежели вы дадите себе труд взглянуть в окно, увидите прелюбопытную картинку.

Мелдрам выглянул и расхохотался:

–              Глазам своим не верю! Неужто ты обратил сего нечестивца?

–              Подождите немного, увидите, как он будет крутить вертел.

Суровый урок не прошёл даром. С того дня Монтгомери стал самым прилежным и усердным работником в роте и скоро заслужил всеобщее уважение.

А друзья Патрика восхищались сим подвигом куда больше, чем его отвагой в боях.

***

Под Петрокувом шведская армия встретилась с трансильван– цами. Толмача, знающего венгерский, не нашлось. С новыми союзниками пришлось объясняться на латыни.

Король Карл Х устроил большой смотр. Объезжая с князем Ра– коши выстроенные полки, особо указал тому на шотландскую лейб– роту.

Шотландцы часто стояли в карауле у ставки Дугласа. Новости узнавали первыми. Вилли Мидлтон принёс вечером весть: Вена подписала договор с Яном Казимиром.

Император Леопольд давал ему корпус в шестнадцать тысяч с изрядной артиллерией. Но подчиняться они обещали токмо королю, отнюдь не гетманам.

– Чем же заплатит Польша за сию подмогу? – заинтересовался Гордон.

–              Отдадут пятьсот тыщ дукатов за десять лет. А ещё корма и боеприпасы ...

– Во деньжищ-то! – ахнул капрал. – Откуда их взять в разорённой стране?

–              Император получит половину дохода от соляных копей.

Друзья чистили коней, готовясь к выходу.

– Соль нынче не хуже серебра! – заметил Стрейтон. – О майоре Андерсоне слышали? Дивная история!

Майора оставили с гарнизоном в две сотни добрых шведов на острове возле Нового Двура. Выстроили они редут, пушки поставили, всё чин чином.

Рядом, на правом берегу, был большой склад соли, польского короля. Андерсон, не будь дурак, всю соль перевёз на остров. Зимой шведов обложили со всех сторон, носа не высунешь. Солдаты с голода пухли. Майор уже и рапорт послал в Мариенбург: дескать, дозвольте ретираду, пока гарнизон не вымер. Разрешили. Только не уйдёшь! Поляки на берегу батареи поставили, стерегут. Тут майора кто-то и надоумил: в округе соли ни щепотки.

Андерсон отпустил двух пленных шляхтичей да намекнул: дескать, соль могу и продать. Тотчас мужики навезли припасов выше головы. Начал майор продавать соль за серебро. Озолотился.

– Слыхал я об этом, – кивнул Вилли. – Так оно и было. Однако корпус в шестнадцать тысяч не велика сила.

–              Не скажи! – возразил Гордон. – Нынче австрийцам просто нанять добрых солдат и генералов. Сказывают с ними граф Монтеку– колли – полководец знатный, из первых в Европе.

Мидлтон усмехнулся:

–              Ты, Патрик, ведомый стратиг. Скажи, куда двинут имперцы?

– Един Господь ведает. Проще всего им ударить по Трансильва– нии. Князь Ракоши – старый враг Вены. Навряд ли они упустят такой случай.

За Енджевом рота остановилась невдалеке от иезуитского монастыря. Вечером Патрика потянуло взглянуть.

Сколь горестная картина! Алтари были разорены и обезображены. Перед главным – убитый старец, второй монах – на хорах.

Лежавший внизу старик с седой, узкой бородкой напомнил ему отца Вильяма, когда-то учившего Патрика катехизису. Сердце защемило от жалости. Патрик постарался успокоить себя: «Святые отцы приняли мученическую кончину, и сейчас они, несомненно, в раю».

Позвать на помощь некого, и Гордон сам вырыл в саду могилу и похоронил старцев. Принёс из часовни большое деревянное распятие, поставил на могилу. Кто-то рубанул тесаком по лику Иисуса. Встав на колени, Патрик долго молился, каялся и просил прощения у Господа за своё участие в столь богопротивном деле.

Союзники заняли Варшаву, Краков, Брест-Литовский и прочие главные города страны. Однако поляки упорно уклонялись от крупных сражений. Карл Х гонялся за польской армией, как за призраком. А ведь ходил слух, что Чарнецкий, недавно получивший звание воеводы русского, где-то под Ченстоховым формирует регулярные полки с офицерами-иноземцами. Пользуясь передышкой, шотландцы, как и другие, с молчаливого одобрения ротмистра промышляли по лесам и болотам. Главное было —отыскать в кустарнике лагерь шляхты. Затем двое-трое шотландцев кидались в атаку с пальбой и громкими криками. Спешить не следовало, дабы хозяева успели разбежаться. Самое трудное в сиих рейдах – довезти добычу до обоза. А там уж трое слуг Гордона под присмотром верного Стаса оберегали ладную повозку, две гружёных телеги и табунок добрых коней. Фортуна не обижала Патрика. Одначе сия богиня вельми переменчива.

Как-то его отрядили в наряд к обозу. В тот вечер заночевали в больших амбарах. Гордон удобно устроился в углу на груде соломы. Лошадей поставил рядом. Среди ночи ему приснилось, что он борется с каким-то великаном и тот раз за разом швыряет Патрика наземь. Проснулся в дыму – пожар!!! Верхушки снопов поодаль уже пылали.

Гордон кинулся к воротам, с трудом распахнул их, бросился обратно и палашом обрубил поводья. Скорее выгнать коней на гумно! С каждой секундой огонь усиливался. Вернуться в амбар – чистое безумие. Но там же новое, отличное седло и пистолеты! Укрывшись плащом, Гордон снова сунулся в пекло. Нащупал и вытащил в дыму пистолет. Спасти седло не смог. Благо, живой выкатился в поле!

Слуги, повозка, две телеги с добычей, лошади – всё сгорело. Один Стас выбрался с опалённой рожей. Четверо шотландцев легли дальше от выхода. Выбрались безо всего в горящих на спине рубахах.

В ту ночь их эскадрон потерял большую часть запасных лошадей и экипировки.

У Гордона пропала вся упряжь, много богатой добычи и девять лошадей. Потом Гордон три дня ездил без седла – ни за какие деньги не купишь! Вечером у костра капрал Стрейтон заметил:

– Не жалей! Будем живы, будет и добыча. На войне всегда так. Да, видать, скоро всё кончится. Князь Ракоши привёл восемьдесят тысяч мадьяр, теперь полякам не выдержать.

– Не думаю, – ответил Патрик. – Мадьяр и половины не наберётся. Да и толку с венгров не густо. Они только грабить хороши.

Начался яростный спор. Большинство рейтар поддержало капрала.

– Чего зря глотки драть? – рассудительно заметил Александр Ландельс. – Проверить мы всё равно не сможем.

–              Мост через Вислу достроили, – заметил Мидлтон. – С утра переправа. Пересчитать несложно.

–              А что? И посчитаю! – заявил Патрик.

Гордон надеялся в ближайшем будущем стать офицером и старательно постигал все тонкости марсовой науки. Ему и впрямь было интересно.

Он поднялся затемно, собрался и встал у моста. Появились трансильванцы. За князем и его свитой – восемьсот гвардейцев. Потом конница, тысяч двенадцать-пятнадцать. Пехота – пять тысяч молдаван. Обозы – примерно столько же. Княжеский обоз и артиллерия – ещё две тысячи. Вышло меньше тридцати тысяч! А уж похвалялись!

Вскоре за Брест-Литовском капрал и Вилли предложили Гордону:

–              Айда по добычу! Время удобное, с ротмистром договорились.

Взяли ещё пятерых парней. В такой компании можно смело

ехать куда угодно.

Первые два дня удачи не было. На пути сожженные татарами сёла, только вороньё орёт с обгорелых печных труб. А в уцелевших деревнях уже всё подмели под метёлку, задолго до шведов. Ничего достойного перевозки не отыскали.

На третий день Мидлтон заметил узкую тропу, ведущую в заросли. Свернули. Недавно прошёл дождь, и, как ни старались шотландцы уклоняться от мокрых ветвей, промокли до нитки. Тропа вывела к узкой песчаной гряде меж двух болот. А там стояли шесть больших возов, гружённых доверху. И хозяев, ясное дело, не видно было: попрятались.

Тридцать-сорок финнов из полка генерала Барнса уже потрошили возы, выбирали, что поценнее.

– Есть смысл подождать и взять хотя бы то, что останется, – заметил капрал.

Ждали в сторонке, не сходя с коней.

Тут двое финнов выволокли из болота прекрасную паненку, одетую весьма изысканно. Вытащив кричащую и упиравшуюся панночку на сухое место, солдаты принялись срывать с неё одежду: меховую безрукавку, кофточку, расшитую кружевами и лентами, верхнюю юбку тонкого сукна.

Панночка осталась в корсаже с серебряными петлями и белой фланелевой юбке. Девушка сразу заметила шотландцев и сообразила, что они из другой компании.

–              Спасите, люди добрые! – отчаянно кричала девица, заливаясь слезами. Лицо её, искажённое страхом и залитое слезами, трудно было назвать красивым, но Патрик отметил высокую грудь и роскошные белые плечи под сорочкой.

–              Ради Господа! Спасите!

Гордон не выдержал:

– Послушай, камрад! Вы и так взяли нынче богатую добычу. Всё ж мы христиане. Негоже оставлять нагой сию девицу. У тебя тоже есть мать.

Солдат не слушал. Заметив на корсаже серебро, финн даже заржал от радости и тут же сорвал его и передал товарищу. Тот, не торопясь, складывал добычу в мешок.

Патрик соскочил с коня и подошел поближе.

– Гордон! Брось! – окликнул его Стрейтон. – Девка – его законная добыча. А уж финн из своего гроша не упустит. Не трогай.

Солдат тем временем пощупал фланель нижней юбки и рявкнул на ломаном польском:

–              Тонкая!!! Сымай, курва.

Панночка вывернулась у финна из рук и спряталась за спиной у Гордона.

–              Постой, камрад, договоримся, – начал Патрик. Он хотел предложить финну два-три талера как выкуп за девицу.

Солдат не стал ждать. Возмущённый вмешательством, он саданул Патрика по шее. Гордон устоял с трудом.

«Такое хамство спускать не должно!» – Патрик выхватил палаш и ударил финна плашмя, по макушке. Тот рухнул.

И тут же шестеро финнов с палашами наголо бросились на помощь к товарищу. Гордон отбивался от семерых. Счастье, что их тупые клинки не наносили большого вреда. Лишь один прямой выпад рассёк бровь. Но долго Патрик не удержаться бы.

Да уже бежал на выручку Алекс Ландельс, а за ним прыгали с коней и спешили остальные. Восемь шотландцев, плечом к плечу, с палашами в руках перегородили косу. Теперь решало не число, а уменье и превосходство в оружии. Добрые шотландские палаши быстро охладили пыл атакующих. То и дело умелый выпад выбивал одного из финнов. Особо отличался Вили Длинная рапира. Скоро финны побежали, и шотландцы загнали солдат в лес. На косе осталось шестеро раненых. Убитых вроде не было.

Капрал остановил друзей:

–              Ну, влипли! Ежели эти парни пожалуются, и дойдёт до начальства, мало нам не будет. А всё ты, Патрик! Какого чёрта полез заступаться за эту девку!

–              Выкрутимся. Финны нас не знают. Уведём их лошадей, как они нас догонят? – ответил Гордон. – Да и постыдятся жаловаться: четыре десятка восьмерых не одолели.

–              Негоже оставлять их пешими! Всё-таки они из наших, – заметил Ландельс.

–              Алекс прав. Возьмём с собой троих раненых, завяжем глаза. А отъехав на милю, отпустим с лошадьми назад. Тогда и жаловаться не станут, – поддержал Патрик.

Трём легко раненным финнам завязали глаза и посадили на захваченных коней. Погрузили всё оружие и кое-что из добычи. Капрал торопил: выбирать некогда. Когда шотландцы садились на коней, панночка бросилась к Гордону. Глаза её горели.

–              Благородный рыцарь! Вы спасли меня от столь горестной участи! Неужто оставите беззащитную девицу сим варварам? – молила пани.

«Придётся стать рыцарем, – подумал Патрик, – и спасать сию красотку. Бросить знатную пани – позор. А жаль, что знатная. Хороша».

– Оставь её, парень! – остерёг его Стрейтон. – Беды не оберёшься.

Да и остальные шотландцы смотрели с явным осуждением. Но Гордон подхватил девицу и посадил на круп, сзади себя.

По зарослям ехали молча. Пани крепко держала Патрика за талию, временами он чувствовал спиной её тёплую грудь.

«Видно, панночка к Венериным играм охоча», – подумал Гордон.

Выехав из леса, пошли рысью. Красотка начала тихонько выспрашивать своего спасителя:

– Позвольте осведомиться, как зовут милостивого пана? А какого он рода? А жена у пана вельми красива?

Пани поведала и о себе. Ее звали Беата Коштецкая. У её отца в округе было пять деревень.

«Ввязался в историю! – подумал Патрик. – Как теперь выпутаться?».

Ландельс подъехал и сказал по-английски вполголоса:

–              Извини, дружище! Я не собираюсь читать тебе мораль или вмешиваться в твои дела. Однако леди явно знатного рода. Это ведь не маркитантка и не служанка в доме. В Шотландии после подобного путешествия тебе пришлось бы на ней жениться.

Гордон усмехнулся:

–              Спасибо, Алекс! Я о том и сам размышляю.

Ландельс появился в лейб-роте недавно. Невысокий, скромный, хорошо образованный юноша сразу пришёлся по сердцу Патрику. Свой! Он стал ближайшим другом Гордона на много лет.

Беата Гордону понравилась.

«Приедем в город, сниму ей квартиру у булочника, а там видно будет, – подумал Патрик. – Подальше от чужих глаз, может, и сладится к обоюдному удовольствию. Сейчас рисковать не стоит».

На закате, в сожжённой деревне, финнам развязали глаза и отправили обратно с конями и оружием.

– Не держите зла, камрады! – сказал им капрал на прощанье. – Мы не хотели вас обидеть. Так уж вышло.

Полнолуние, ночь светлая. Погнали дальше. Часа через два остановились покормить коней в брошенной усадьбе.

Патрик нашёл в добыче подходящий польский мужской костюм (женских не было) и дал пани Беате переодеться. Спокойно добрались до шведских пикетов. Здесь разделили добычу, и Гордон отослал панночку с верным Стасом в город.

Шотландцы навестили, и не без пользы, ещё пару шляхетских усадеб, потом поехали к себе.

На улице, возле главной квартиры, Гордон увидел своего Стаса в окружении каких-то поляков. Слуга был в смущении:

– Проше пана, только тут слуги пана Корицкого узнали нашу панночку, да и забрали. Говорят, родственница.

Из дома вышел сам пан Корицкий и обратился к Гордону весьма учтиво:

– Надеюсь, милостивый пан не посетует на некоторое самоуправство моих слуг. Пани Беата – моя племянница. Позвольте высказать Вам глубочайшую благодарность за то, что не бросили благородную пани в беде, спасли. Я Ваш вечный должник, – вельможа говорил с большим чувством. – Если Вашей Милости будет угодно передать мне сию благородную пани, то я уж позабочусь, дабы пани Беату проводили в безопасное место с подобающим почётом.

Корицкий – один из немногих польских магнатов, оставшихся на службе у шведского короля. Спорить с ним было рискованно. Да не хотелось так уж сразу отдать красавицу.

– Ваша Милость, должно быть, слышала, с какими трудами и с какой опасностью удалось уберечь пани Беату от бесчестия. Мои намерения всегда были благородными. Да ведь пани сама пожелала ехать со мною! И, коль скоро я отбил её от насильников и с великими трудами довёз до города, ухаживал за пани, как подобает дворянину, мне поистине невозможно расстаться с прекрасной пани Беатой, – сказал Патрик.

Вельможа улыбнулся:

– Ваши заслуги, пан Гордон, неоценимы. Однако примите во внимание, что нынче я имею честь ужинать с Его Величеством, и стоит мне замолвить ему пару слов...

«Ну его к дьяволу! – подумал Патрик. – Дойдёт до разбирательства, так всплывёт наша драка с финнами!».

– Буде досточтимый пан позволит мне удостовериться в том, что пани Беата действительно Ваша племянница и что ей будет оказан подобающий приём, почту за честь вручить панну Коштецкую Вашей Милости.

Тем временем Мидлтон вполголоса сказал одному из слуг Кориц– кого, что за сию панну уступили долю в богатой добыче, и что, отдав Беату, останемся в большом убытке.

Слуга тут же доложил про это хозяину

– Проше пана подождать, – Корицкий зашёл в дом и, вернувшись, протянул Патрику десять дукатов. – Соблаговолите принять сие в счёт вашей доли.

Тут из дома высыпала стайка нарядных дам, и средь них была пани Беата.

«Взять дукаты у неё на глазах! Невозможно!» – подумал Патрик.

–              Недостойно дворянина брать деньги за спасение благородной девицы! Вручаю вам, пан Корицкий, сию девицу. Она в добрых руках! Осмелюсь просить Вас не разглашать сие приключение. Я не хотел бы стать предметом пересудов. Позвольте прислать пани Коштецкой подобающее платье. Мне достались немалые запасы оного при разделе добычи.

Беата улыбнулась и помахала Гордону белой ручкой. Она выглядела довольной.

Вечером Гордон отослал в дом Корицких Стаса с запасом дамских нарядов. «За труды» ему выдали дукат.

***

Лето солдаты провели между Бугом и Наревом. Много было лихих налётов, коротких схваток. Да и добычи хватало.

Фортуна изменчива! Имперская армия перешла границы Польши – и князь Юрий Любомирский тут же занял все Карпатские перевалы крепкими гарнизонами. Мадьярам отрезали дороги к родной Трансильвании. Пришлось гордому Ракоши повернуть на юг. Как легко князь занял Краков! И Польская Корона была почти в руках. Но дома уже хозяйничала польская кавалерия. Жгла, грабила, разоряла.

Карл Густав понял: победа в Польше снова ускользнула. Следовало спасать положение на севере. Наградив Дугласа чином фельдмаршала, король отправил его в Швецию, готовить датскую экспедицию. Да и сам вскоре собирался туда же. А лейб-роте приказал зимовать в Пруссии.

Хуже некуда! Тут ни богатства, ни почестей не добудешь. Запрут в гарнизоне, сиди, соси лапу. Покровитель далеко. А и шведы, и немцы шотландцев не любят. Все надежды Гордона на скорое производство в офицеры с отъездом Дугласа рассыпались.

Ландельс предложил подать королю петицию. Почтительно умолять Его Величество взять с собою шотландцев. Два дня сочиняли оную. Алекс, лучший каллиграф в роте, переписал её изысканным готическим шрифтом. Уговорили фельдмаршала Стенбока передать петицию королю. Без толку! Карл Густав отказал!

Вот незадача! Ротмистр посоветовал послать к королю делегацию – живое слово доходчивей.

– Мне ко двору соваться не след! – грустно заметил Мелдрам. – На прошлой неделе неосторожно говорил с государем, чуть в трибунал не попал.

Пошлите парни Стрейтона и Мидлтона. Король их хорошо знает. Ну, и кого-нибудь поречистее, скажем. Гордона. Можно и Ланд– ельса, тоже учёный малый.

Так и порешили. Вили Длинная рапира разузнал у королевского денщика (не раз выпивал с ним вместе), когда лучше всего подойти к Его Величеству. Тот сказал: после обеда, когда король изволит гулять по парку.

Карл Х, весь в чёрном бархате, неспешно шёл по дорожке с фельдмаршалом Стенбоком. Четверо друзей низко склонились, подметая шляпами пыль у ног кололя.

– Ваше Величество! – волнуясь, начал Гордон. – Окажите милость своим верным слугам! Дозвольте обратиться с нижайшей просьбой.

Король посмотрел холодно, отставив руку с тростью:

– Шотландцы? Что там у вас?

– Мы служим Вашему Величеству под командой фельдмаршала Дугласа. Не сомневаюсь, Вашему Королевскому Величеству достаточно известна доблесть и верность нашей лейб-роты. Покорнейше просим нас выслушать. Все мы покинули родную Шотландию, дабы снискать себе славу и средства к существованию. За всю нашу службу Вашему Величеству мы не получили и фартинга жалования. А ведь мы – дворяне. Мы не можем заработать себе на хлеб тяжким трудом, как простою– дины. Нынче, в рядах победоносной полевой армии Вашего Величества, мы имеем возможность приобрести достаточно, чтоб не бедствовать. Но зимой в прусских гарнизонах нам предстоят тяжкие лишения, голод. Умоляем Ваше Величество: не лишайте милости своих вернейших слуг! Дозвольте нам и дальше сопровождать Вас! – сказал Патрик, низко поклонился и сделал шаг назад.

Всё время своей речи Гордон старательно разглядывал королевское жабо из редкостных, черных брюссельских кружев. Король не любил, когда ему смотрят прямо в лицо. Кончив, осторожно поднял глаза. Карл Густав был явно в гневе:

– Вы будете верно служить Короне Шведской там, где вам укажут! Да я лучше прикажу привязать камень на шею каждому из этих упрямцев, чем отпущу их отсюда.

Пришлось подчиниться. Резкий отказ короля поразил всех. Гордона особенно. Он так готовил свою речь, так надеялся!

Заметив на улице характерную, толстенькую фигуру учёного секретаря Его Величества доктора Самуэля Уолтропа, Патрик обрадовался.

С доктором Гордон был почти дружен. Мало кто знал все придворные тайны лучше этого весёлого и радушного толстяка. И время от времени он делился кое-чем с учтивым юношей.

– Всё весьма просто, мой юный друг! – сказал доктор, картинно, почти как король, отставив руку с тростью, и поправив очки. – Наши дела – швах! Князь трансильванский выбыл из игры. Как, вы разве не знаете?

Казачий атаман, Колов, уговорил князя Ракоши возвращаться на родину южным путём. Уверил князя, что в Подолии тысячи вольных казаков примкнут к их армии. С такой силой никакой враг не страшен!

Но там уже хозяйничала шестидесятитысячная орда крымского хана. Прознав про сие, казаки разбежались в одну ночь, оставив князя промежду полками гетмана Любомирского и татарами, словно меж Сциллой и Харибдой.

Пришлось трансильванскому владыке капитулировать перед поляками, дабы не стать татарским пленником!

Князь поклялся вывести гарнизоны из польских городов, отпустить всех пленных и выплатить Польше миллион дукатов! Для обеспечения сего долга он оставил князю Любомирскому двух знатнейших вельмож.

Взамен гетман обещал безопасно проводить князя Ракоши с его спутниками до Трансильвании. Поручиться за армию он не мог, боялся разгневать хана. Под защитой Любомирского князь Ракоши благополучно достиг родины.

А вот его армии под командованием славного генерала Кемени пришлось отражать яростные атаки орды.

На седьмой день к татарам переметнулся пеший корпус молдаван. До того дня они дрались лучше всех, да испугались татар, переодетых в турецкие мундиры. Храбрые мадьяры сложили оружие. Пленных увели в Крым до выкупа.

По указу князя Ракоши, венгры сдали полякам Краков и прочие города. Ныне мадьяры нам уже не союзники! Да и за Курфюрстом надо следить в оба. Того гляди, и он переметнётся!

Его Величество на днях отбудет в Данию. А оберегать Пруссию будет принц Адольф Иоганн. Он-то и попросил брата оставить ему самые надёжные части. В том числе и вашу лейб-роту.

Шведская армия уходила в Пруссию по восточному берегу Буга. Гордон прибыл в Пултуск вечером. Здесь обещали днёвку, и Патрик мечтал вволю отоспаться. Но его окликнул корнет Стюарт. С ним сидело с полдюжины шотландцев из их роты.

–              Говорят, в Пшасныше можно взять богатую добычу, – заметил корнет. – Ежели поспеть вовремя.

–              Доброе дело. Я готов, – согласился Патрик.

Дюжина шотландцев и семеро слуг съехались у куста на шляхе после захода солнца. Скакали всю ночь, не останавливаясь. Лошади ровно бежали по пыльному шляху.

–              Гоним мы коней, торопимся, ловим удачу, – меланхолично заметил Ландельс, – а там, может, и нет ничего. Хорошо, коли живыми вернёмся.

Гордон не ответил. Что толку гадать о завтрашнем дне!

На рассвете увидели Пшасныш. Опоздали! В городке полно немцев и шведов. Лейтенант махнул им рукой:

– Поздно, камрады! Кроме пива, тут ничего не осталось.

Обидно! Приказав слугам накормить коней, разбрелись в поисках добычи. Да долго искать не пришлось. Через пустой майдан летел немец-рейтар с криком:

– Поляки!

Они вскочили в сёдла и выехали за околицу. Шотландцы, и правда, увидели поляков. Восьмёрка шляхтичей подъезжала к местечку, осторожно оглядываясь.

–              Нашли, кого бояться! – воскликнул Роберт Стивен, храбрец, на великолепной лошади. – Да мы их в капусту изрубим! – и бросился в погоню. Остальные следом.

Шляхтичи уходили по узкой гати, ведущей к лесу. Патрик приметил, что поляки придерживают коней.

– Стивен, стой! – крикнул он. – Впереди засада!

Куда там! Роберт почти настиг последнего, толстого шляхтича и уже поднял палаш. Тут и высыпала из кустов засада: десятка три конных.

– Назад! Боб! Назад! – кричал Патрик.

Поздно. Загремели выстрелы. Стивен схватился за грудь и сполз с седла. Пропал ни за грош. Не спасти.

Шотландцы развернулись – и, карьером, обратно к гати. Отставшие дали залп из карабинов, задержали погоню. Перескочив мостик, Стюарт скомандовал:

– Стой! С коней! Берись, парни! Дружно!

Мостик опрокинули в топь и уже спокойно доехали до Пшас– ныша. А там пусто! Только их слуги остались. Выехали на шлях, на холме обернулись. Погоня. Человек сорок.

«Пока далёко, да лошади у них свежие. Не уйти. Догонят», – подумал Патрик.

–  В низинке у ручья табунок, – заметил Вилли Мидлтон. – Может, повезет?

Подъехали ближе. Лошади мужицкие, скорости не дадут. Нет смысла менять. У ручья возле кустов – костерок. Вокруг с десяток мужиков да пяток мальчишек. На шотландцев смотрят с ужасом.

–              Коли одеть их в наши кафтаны и шляпы, поляки издали не разберут, – заметил Ландельс. – А нападать на столь мощный «эскадрон» не решаться.

Корнет рассмеялся:

–              Браво, Алекс! Вот это мысль! Обожаю театр.

По-польски Патрик говорил вполне свободно. Он и объяснил мужикам, что шотландцы берут их всех, с лошадьми, отпустят по домам на прусской границе и три талера за труды дадут. Даже поклялся на распятии.

Мужиков посадили на лучших коней, обрядили в форменные кафтаны и шляпы. Корнет выстроил «эскадрон» весьма продуманно: мальчишек и мужиков поставили в середину. Шотландцев – по бокам. И в арьергарде – четвёрка на лучших лошадях и с отличным вооружением: Гордон, Ландельс и ещё двое. Дня три назад Патрик в стычке пристрелил польского офицера и взял его мышастого жеребца. Великолепный конь, не хуже памятной Блекбёрд, быстрый, послушный, выносливый.

Выскочив на гребень холма, поляки увидели внушительный «эскадрон», уходящий неспешной рысью.

Шляхтичи придержали коней. Понемногу к преследователям подъезжали ещё всадники. Они начали наскакивать с флангов или с тыла. В таких случаях арьергардная четвёрка бросалась в яростную атаку, паля из пистолетов и размахивая палашами. Шляхтичи отставали. Так проехали пару миль.