Текст книги "Солдат удачи. Исторические повести"

Автор книги: Лев Вирин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)

–               Гвидо, мою боевую шпагу, – кивнул принц. – Да захвати людей с факелами.

Гвидо, возникший, как будто из стены, оглянулся и бросил на ходу Янко и Григорию:

– Парни, возьмите по паре факелов и идите к конюшне.

Факелы нашлись на кухне, друзья зажгли их и вышли во двор. Леопольд с тремя слугами был уже там, вскоре пришёл и принц Евгений с Гвидо. Тот расставил людей с факелами вокруг площадки. Леопольд снял камзол и разминался, размахивая длинной шпагой.

– Мерде ⁷! – выругался принц. – Здесь я драться не буду.

– Почему? – спросил озадаченный Леопольд.

– Слишком грязно. Я готов испачкать рубаху кровью, но не навозом.

Леопольд опешил. Но, оглядев сильно загаженный двор, кивнул:

– Тут и вправду легко поскользнуться. Отойдём подальше.

Нашлась сравнительно чистая лужайка. Принц снял камзол и отдал его Гвидо.

Григорий заметил перевязку под рубахой, на левом плече принца, и подумал: «Ведь он ранен!». Но на это никто не обратил внимания. Бойцы скрестили шпаги. Леопольд был намного выше и мощней принца, и Грише стало страшно за него.

Дуэль продолжалась меньше минуты. Четыре-пять ударов, и вдруг принц, скользнув под шпагой противника, проткнул ему правое плечо. Евгений тут же опустил шпагу. Слуги увели раненого в замок.

– Гвидо, прикажи закладывать и собери вещи, – сказал принц. – Мы уезжаем.

Вскоре старенькая карета принца стояла у крыльца, и Янко помогал Гвидо увязывать чемоданы. Принц вышел в дорожном плаще, но его догнал барон фон Штремборк:

– Ваше Высочество, я бесконечно сожалею о прискорбном инциденте.

– Я тоже сожалею о случившемся, – ответил принц. – Надеюсь, что рана у вашего сына быстро заживёт. Но у меня не было другого выхода.

–               Но как с нашей договорённостью, принц? Она остаётся в силе?

– Безусловно. Дело есть дело. Прощайте, барон.

Карета тронулась.

***

Около полудня принц решил устроить привал. Остановились на лужайке около дубовой рощи. Гвидо расстелил персидский ковёр, положил подушки из красной кожи.

– Тоже трофеи из ставки визиря, – заметил слуга.

Янко разжёг костерок. Гвидо нарезал салат, заправил его оливковым маслом и пряностями, выложил в серебряную тарелку и с поклоном подал принцу.

Друзьям Гвидо выдал по большому ломтю хлеба с салом и по головке чеснока. Потом вынул серебряный кофейник и спиртовку. Гриша тут же принялся учить его варить настоящий турецкий кофе.

–              А ты, парень, откуда родом? – спросил принц Евгений Янко.

Подлинный аристократ, он был одинаково любезен с вельможами и со слугами.

–              Из Слободки, под Полтавой.

–              Из России? Интересно. А какова армия у русского царя?

– Армия-то большая. Стрелецкие полки, казаки. А нынче Алексей Михайлович завёл солдатские полки иноземного строя и конные – драгун и рейтаров.

– Вот и Московия становится на путь реформ, – задумчиво сказал принц Евгений. – Это неизбежно.

Стоит у вас появиться умному и энергичному царю, и Московия вырвется вперёд. Ещё и соседям нос утрёт. Не сегодня-завтра они могут стать нашим союзником в борьбе с султаном. И это надо учитывать.

***

Принца Евгения ждала впереди нелёгкая судьба и великая лава полководца, дипломата, государственного деятеля. Всю жизнь он воевал с турками и с Людовиком XIV. Когда при Зенте огромная армия турок не приняла бой, принц построил мост через реку и начал переправу: «Если враг робеет, надо атаковать!». А тут курьер из Вены привёз пакет с печатью императора. Принц знал: это приказ не рисковать армией, не ввязываться в опасные авантюры.

«Нет времени читать письма, – ответил он гонцу. – Веду армию в бой».

Турки бъли разбиты наголову: больше двадцати тысяч убитых. Потери принца – 430 человек. И Евгений повёл армию в Боснию, в Сараево, вышибая врага.

А в Вене победителя арестовали по доносу бездарного генерала Капрера.

Евгений без спора отдал свою шпагу. Но возмущение всего общества бышо так велико, что император «простил» принца.

В 1688 году началась война с Францией, и, нарушив все законы тогдашней военной науки, оставив позади ряд не взятых крепостей, принц вторгся в центр Франции, в Дофине. Теперь уже Людовик XIVпредлагал принцу огромные деньги, чин маршала Франции, только чтобы Евгений вернулся.

Но он остался верен принявшей его Австрии. В тридцать лет принц получил орден Золотого Руна и чин фельдмаршала. После смерти Леопольда новый император Иосиф I назначил его председателем гофкригсрата (это военный министр в мирное время и Главнокомандующий во время войны) и членом Тайного Совета. Принц Савойский стал некоронованным королём Австрии. Он настойчиво проводил реформы и в армии, и в народном хозяйстве, наводя порядок и осуществляя заветные мечты меркантилистов.

Молодой Пётр I изучал сражения и кампании принца Евгения Савой ского. Да и реформы Петра – те же самые. Время требовало их.

***

В Прагу приехали к вечеру. Поблагодарив принца, друзья пошли разыскивать в Градчанах пивную «У Рыжего», о которой им говорил Бруно Курц.

Пьяный парень у входа в пивную кивнул:

– Кузнечные подмастерья? Вон там.

Старшим за указанным столом явно был чернобородый, похожий на цыгана мужик. Встретил он гостей неприветливо:

–              Ты кто таков?

– Подмастерье, Янко Коваль. Член братства.

–              Тогда садись. Откуда и кто тебя принял?

– Мы идём из Бреславля. А в братство меня принял Яцек По– корни.

Тон чернобородого сразу изменился.

–              Большой Яцек? Парни, дайте ещё кружку! Наздар, брат Янко!

– Ваше здоровье, пан! – поднял кружку кузнец.

—Франек, меня зовут Франек. И не пан, а брат! – широко улыбнулся чернобородый. – А это кто с тобой?

– Мой друг Грегор, друкарь. Коли разрешите, я угощу братьев.

Янко заказал, и скоро толстая служанка принесла два больших жбана пива.

– Нужна помощь? И чего ты ищешь? – спросил Франек.

– Мастерства. Я учился у Густавсона.

–              Тогда у оружейников тебе делать нечего. А панцири работать можешь?

– Нет. Не случалось.

–              Завтра сведу тебя к Седому Гонзе. Он лучший панцирный мастер в Праге.

Франек посоветовал Грише зайти в друкарню к иезуитам:

–              Там всегда нужны люди.

Нашлось и жильё под крышей старого дома в Вышеграде вместе с шестью другими подмастерьями.

В полуподвале дворца Клементиниум, коллегиума иезуитов, помещалась большая типография «Общества святого Вацлава» – издательства католической литературы – шесть новых печатных станов, восемь верстаков для набора.

Мастер, пан Йожеф, седоватый, с курчавой бородкой, глянул на Гришу с сомнением:

–              Грек? Православный, значит. Жалко, что не католик. А латынь знаешь? Докажи.

Григорий без труда прочёл отрывок из писем Горация и набрал три строки Энеиды. Пан Йожеф проверил, похвалил:

– Без ошибок! Прекрасно. Пошли к пану Антонию.

Пан Антоний, иезуит в чёрном кафтане, скривил тонкие губы:

– Не католик? Плохо. Да наборщиков, знающих латынь, так мало. Ладно. Работай.

Пан Йожеф дал Григорию для набора «Доктринале», старый курс латинской грамматики.

–              За последние годы мы, иезуиты, открыли в Чехии двадцать восемь школ и училищ, – с гордостью сказал старик. – Учебников не хватает.

Через пару дней пан Антоний вызвал Гришу к себе. Приветливо усадил в кресло и часа два толковал о вере. Мягко, без нажима, убеждал Гришу в преимуществах единственно правильной Святой Католической Церкви.

–              Дело не в обрядах, – говорил иезуит. – Если ты привык к обрядам Греческой Церкви, соблюдай их. Пожалуйста! Наиболее просвещённые архиереи вашей Церкви давно поняли это и пошли на унию со Святым Престолом.

Григорий отмалчивался. Не хотел спорить с хитрым прелатом. Тот не настаивал: – Не торопись. Ты сам убедишься в необходимости перехода к униатам, а то и прямо в католичество. Нам спешить некуда.

***

Седой Гонза нанял Янко, не раздумывая. Ему заказали сотню кирас для эскадрона конной гвардии, и добрый подмастерье был весьма кстати.

Для кирас шло только очень чистое, мягкое шведское железо. Бруски нужно было расковать в тонкий лист, на это уходило много времени и сил. Потом лист обрубали, выгибали в форму полукирассы, отделывали.

В кузне работало восемь подмастерьев и четверо учеников. Народ был разный. Янко сдружился с Весёлым Павлом, прозванным так за любовь к шуткам и розыгрышам. Янко на шутки не обижался и первым смеялся даже над собой.

Работа оказалась тяжёлой и однообразной. Секретов, кроме качества шведского железа да закалки, он не увидел. Работали от зари до зари. А вечером на чердаке шумели пьяные подмастерья. Янко недосыпал.

Как-то Павел пошутил:

–              Видно, Янко влюбился, с лица спал, побледнел.

Все посмеялись. Но чуть погодя Павел спросил тихонько:

–              Ты, друг, случаем не приболел?

–              Здоров. Только недосыпаю. Восемь душ в комнате, кто храпит, кто поёт. Да и кормит хозяйка неважно.

– Я слышал, у вдовы, пани Рудаковой, как раз комнатка освободилась. Лучше хозяйки в Праге не сыщешь. Она, правда, подмастерьев брать не любит, у неё больше школяры из университета. Да твой дружок, наборщик, выглядит образованным. Конечно, у пани подороже, зато комнатка на двоих и кормит отлично.

–              Хорошо бы. Вдвоем с Гришей куда лучше.

В тот же вечер друзья пошли к пани Рудаковой. Её старинный дом под черепичной крышей стоял недалеко от собора святого Вита на Градчанах. Хозяйка сначала не хотела их брать. Однако Григорий сумел очаровать старую пани. Друзьям сразу понравилась комнатка на третьем этаже, маленькая, но уютная, с широкой кроватью и пузатым комодом.

Утром за большим кухонным столом собирались все жильцы: шестеро школяров из университета, немолодой и очень вежливый пан Александр, занимавший отдельную комнату. Приходили и младшие дочери пани Ханны: Марта и Хелена. Потом постояльцы разбегались до вечера. По воскресеньям можно было не спешить.

Пан Карел Кропка, весёлый черноглазый школяр, кончавший курс артистического факультета, в первое же воскресенье предложил погулять по городу:

– Вы, парни, совсем Прагу не знаете. А наша Злата Прага – лучший город в мире!

Друзья с удовольствием согласились. Марта и Хелена тут же присоединились к компании. Пан Карел надел шляпу с глухариным пером, нацепил длинную шпагу и повёл компанию на Старе Място. Старинные дома на узких, кривых улочках были поразительно красивы. Янко загляделся на кованые фонари, фигурные железные решётки:

– Мастерская работа!

Карел показал друзьям Карлов мост, дворцы графов Черни и Вальдштейна, Каролинум – здание Пражского университета с готической капеллой.

– Пражский университет – самый старый в империи, – говорил пан Кропка. – Император Карл IV основал его почти триста пятьдесят лет назад. Университет знал славные времена. Тут читал лекции Ян Гус! Сейчас, конечно, не то. Немцы всё заполонили. Немцы и иезуиты!

Торговать и заниматься ремеслом в Праге могут только католики. Да и дворян тоже притесняют. После Белой Горы отцу пришлось принять католичество. Для вида, ясное дело. А у тех, кто не стал католиком, конфисковали имения и отдали немцам.

Иезуиты завели десятки школ. Правду сказать, учат неплохо. Латынь, настоящая, классическая, французский язык, фехтование, танцы, география. Но ведь так трудно удержаться и не перейти в католичество! Я год вытерпел у иезуитов, потом попросил отца отправить меня в университет. На частной квартире всё же полегче. В бурсе ⁷тоже иезуиты и иезуиты.

– Да, – кивнул Гриша. – Они и печатают много. Учебники, Вергилий, но больше всего жития святых и религиозные книжки. Это печатают по-чешски. Я у них работаю в «Обществе святого Вацлава».

– Ты католик?

– Нет. Мы с Янко – православные.

–               А не нудят тебя перейти в католичество?

– Нудят. Но я не поддаюсь. Греческая вера лучше.

– Молодец ты, Грегор, – одобрил Карел. – Ну, мы ещё потолкуем.

Прогулка получилась славная. Девушки тоже были довольны.

– Удивительно, пан Карел, – сказала Марта кокетливо. – Вы же родом из Пльзеня, в Праге всего четыре года, а знаете город лучше меня, коренной пражанки. И рассказываете так интересно.

– Люблю историю, – улыбнулся Карел, – особенно историю Чехии.

Хелена больше помалкивала, только улыбалась чему-то и поглядывала на Гришу.

Через пару дней, после ужина, пан Карел остановил Гришу:

–              Пан Александр хочет с тобой поговорить. Зайдём? У пана есть очень интересные книги.

В комнате пана Александра одна стена была полностью занята книжными полками. Столько книг сразу Григорий видел только в Афонском монастыре. На столе стоял графин с вином, тарелка с яблоками. Хозяин поднялся навстречу гостям, разлил вино по рюмкам:

–              Вечер добрый! Садитесь, пан Грегор. Ваше здоровье!

Григорий смутился:

–              Прошу прощения, пан Александр, но чем бедный странствующий подмастерье мог заинтересовать столь просвещённого человека?

–              Впервые вижу странствующего подмастерья, легко читающего Вергилия и Горация, – улыбнулся хозяин. – Откуда вы родом, пан Гре– гор?

– Из Салоник. Но я – странствующий подмастерье, а вы пан Александр?

–              А я – скромный библиотекарь юридического факультета. Расскажите о себе. Не опасайтесь, мы ваши друзья.

–              Я был послушником в Афонскм монастыре. Ушёл оттуда искать правды и мудрости. Слышал я, живёт в Голландии великий мудрец, Бенедикт Спиноза. Поговорить бы с ним.

–              Вот оно что. Жаль, молодой человек, но поговорить с ним вам не удастся. Философ Бенедиктус Спиноза умер. Не дожил и до пятидесяти лет. После смерти друзья издали его труды. У нас они под запретом. К сожалению, главный труд Спинозы, его «Этику», уже не достанешь. В Праге был один экземпляр, но и он сожжён рукой палача. Отцы иезуиты постарались.

– Значит, Спиноза умер! И я опоздал! – горестно воскликнул Гриша. – Придётся читать мёртвые книги. Ну что ж, всё равно! Дойду за ними до Голландии. Там нет иезуитов. Но вы что-то хотели от меня?

–              Говоря откровенно, да. Видите ли, пан Грегор, мы, чехи, живём в своей стране как бесправные рабы. Наша вера запрещена, нашу культуру изгоняют, лучшие люди Чехии вынуждены бежать в чужие края, как наш Ян Амос Каменский. В Праге собралась небольшая группа друзей.

Мы хотим сохранить чешский язык, чешскую культуру. Вы ведь не католик. В греческой вере, как и в нашей, причащают мирян и Телом, и Кровью Христа. А у католиков под обоими видами причащается только священник.

И вы просвещённый человек. Помогите нам. Нужен наборщик. Мы хотим издавать чешские книги. Типографский стан есть. А набор сделать негде.

–              Что же вы хотите издать?

–              Для начала «Весёлые песни» Иржи Вольного.

Гриша подумал:

– По вечерам пан Йожеф уходит рано, я мог бы набирать по страничке. Но сначала хотелось бы прочесть эти песни.

–              Ну, само собой. И мы вам, конечно, заплатим.

– Если посчитать и плату за страх, то получится слишком дорого. Я знаю, чем рискую, – улыбнулся Гриша. – А так, не стоит и говорить.

– Молодец Грегор, – воскликнул Карел. – Ты храбрый парень! Выпьем за нашу удачу!

***

Если живёшь с человеком в одном доме и ешь за одним столом, познакомиться нетрудно. Но у Гриши с пани Хеленой знакомством дело не ограничилось.

И что особенного он нашёл в этой молоденькой девушке? Не красавица. Милое личико, русые косы, неровные зубы, лукавые глазки. По вечерам они часами просиживали вдвоём на ступеньках лестницы, ведущей на чердак.

Им было о чём поговорить. Хелена расспрашивала Гришу о семье, о Салониках. И ему было сладко поведать девушке о своём детстве. Становилось тепло на душе.

А она подробно рассказывала парню о своих старших сёстрах, уже вышедших замуж, и других родственниках. Гришу не раздражали эти длинные рассказы. Ему тоже было интересно.

– Ну, Гриша, смотри, захомутает тебя эта девочка, – смеялся

Янко.

Григорий отмалчивался.

Пан Александр как-то предупредил Гришу:

– Будьте осторожны. Иезуиты – великие ловцы душ. Они ловко используют слабости человека. И часто лгут. Ложь ad majorem Dei glo - riam ⁷ для них вполне законна. Нынче они начали контрреформацию. Вновь отвоёвывают для папы Чехию, Венгрию, Польшу. И довольно успешно. Вы слышали о янсенистах? Есть такое течение среди католиков. Люди высокой нравственности, аскеты, злейшие враги иезуитов.

Среди них был один замечательный человек и учёный – Блез Паскаль. Один из величайших математиков и физиков нашего времени. Говорят, он имел озарение и после этого бросил науку и ушёл в монастырь янсенистов Пор-Рояль. Перелистайте его книгу «Письма к провинциалу».

Вечерами, особенно по субботам, когда мастер уходил, Григорий набирал по паре страниц «Весёлых песен» и отдавал пану Александру.

Запас литер у иезуитов был большой – незаметно.

***

Однообразная работа над кирасами надоела Янко. Хотелось сделать что-нибудь для души. Нарядные кованые фонари на богатых домах надоумили его сработать такой фонарь в подарок пани Рудаковой. Он решил отковать его в виде цветка репейника с разлапистыми, живописными листьями, поместив сам фонарь в бутоне цветка. Хозяин позволил работать в кузне вечерами и использовать обрезки железа.

– За уголь вычту из зарплаты, – заметил он.

Весёлый Павел взялся ему помогать. Первый цветок делали четыре вечера, но он Янко не понравился.

– Сделаю новый, на треть меньше, – решил кузнец.

– Тогда я возьму этот? – спросил Павел. – На Пасху отвезу бате, в Брно. То-то обрадуется.

Новый цветок оказался лучше. Янко прибил его возле входной двери. Все в доме сбежались смотреть.

– Вы настоящий мастер, пан Янко! – с удивлением сказала хозяйка. – Спасибо!

Через пару дней Седой Гонза вызвал его.

– Видел твой фонарь, – сказал он. – Отличная работа. Сам придумал или увидел где?

– Сам придумал.

– Пан Шварцхоф заказал пару таких фонарей для своего нового дома. Становитесь с Павлом на эту работу. Доплачу по двадцать крейцеров.

Ночью выпал снег. Близилась зима. Гриша пришёл из типографии мокрый и промёрзший.

– Так не годится, Грегор, – сказала ему Хелена. – В одном кафтане зиму не проходишь. Надо для вас с Янко купить на зиму что-нибудь тёплое. Деньги-то у вас есть?

Деньги были. Гриша расходовал их очень скупо.

–              Ладно, послезавтра воскресенье. Пойдём, поищем...

На Велки Рынк ⁷пошли втроём. Без Хеленки друзья наверняка заблудились бы на этом торжище и ничего бы не купили. Но девушка знала, где нужно искать. Побродив часа два и вдоволь поторговавшись, Хелена нашла Григорию отличный, слегка поношенный суконный плащ с капюшоном, а для Янко просторный бараний кожушок.

–              О! Це гарно, – радовался кузнец. – Теперь и мороз не страшен.

***

Гриша вернул пану Александру книгу Паскаля.

–              Удивительная книга! И как написана! По ней-то и нужно учить французский. Так здорово писал, кажется, только царь Соломон в «Экклезиасте».

–              Конечно, язык Паскаля – это чудо, – согласился пан Александр и достал из запертого ящика стола ещё одну книгу, бережно обёрнутую в платок. – Хотите почитать его «Мысли» о религии и человеке? Грустная книга, но интересная. Вы аккуратны с книгами. Но всё ж берегите! Я очень дорожу ею. А прекрасная французская проза началась еще с Монтеня. Попадётся, прочтите.

–              Пан Александр, вы не знаете, чем так озабочен пан Карел? Не шутит, даже не ухаживает за Мартой.

–              Не знаю. Но я тоже заметил. Спросите, он не обидится.

Гриша остановил школяра на пороге его комнаты.

–              Кто украл вашу улыбку, пан Карел?

Тот ответил не сразу.

–              Назначен день экзамена и диспута на звание бакалавра. За две недели до Рождества Христова.

–              Очень трудно?

– Не слишком. Я уже окончил полный курс «тривиума» – грамматику, риторику и диалектику, а из «квадривиума» – арифметику и геометрию. Математика мне нравится. Остались музыка и астрономия, можно быстро и их подготовить. Но тогда мне придётся выходить на «большой диспут» – на звание магистра in Artibus . А это куда труднее, да и слишком дорого: придётся угощать весь факультет, а потом ещё свою нацию – землячество чехов. Моя учёба и так влетает отцу в копеечку.

Хватит с меня и бакалавра. Конечно, если идти в чиновники, степень магистра даёт заметные преимущества. Но там и бакалавра не часто встретишь. Да в наши дни и купцам нужны образованные люди.

–              Так что вас заботит?

– К диспуту всё-таки надо готовиться. Немного боюсь. Но латынь я выучил у иезуитов вполне прилично. А для экзамена главное – знание латыни. Мне повезло, наш профессор, из молодых, дал мне славную тему для диспута – «Третью любовную элегию Овидия». Есть о чём поговорить. Овидия на диспут выносят редко. Обычно Аристотеля, пибо Вергилия или Горация. Приходи послушать. Ты ведь латынь хорошо знаешь, повеселишься.

–              И вы уйдёте из университета? Я когда-то мечтал о нём.

– Ещё и сам не знаю. Живётся-то мне в Праге привольно. Но и корпеть над скукотой неохота. Музыку до сих пор изучают по древней книге де Муриса. Тоска жуткая. А по астрономии: церковный календарь да астрология, бред собачий. Зря ты мечтал об университете. Кроме латыни, тут мало чему научишься, разве что сам захочешь. Последние годы иезуиты хоть немного улучшили преподавание, а то были совсем допотопные порядки. Говорят, у протестантов в Виттен– берге много лучше. Если получу бакалавра, через год можно испросить у канцлера лиценцию на право преподавания. Это не так дорого. И тогда я стану лиценциатом!

–              А что будет на диспуте?

– Приходи, увидишь. Нас семеро будет защищаться на степень бакалавра. Трое чехов, два немца и два силезца. На диспуте главное – не теряться и уметь остро ответить. Язык у меня привешен неплохо.

Авось справлюсь. Ладно, надо хоть почитать Овидия-то.

***

В доме пани Рудаковой к столь важному событию готовились заранее. Решили все вместе устроить праздник и угостить новоиспечённого бакалавра и его друзей на славу.

Меню обсуждали за две недели. Марта очень удачно купила двух больших гусей. Пан Александр взял на себя вино. А друзья, студенты, готовили торжественную встречу с оркестром, шутки, тосты и весёлые песни.

Покойный пан Ян Рудак, почтенный секретарь Имперского суда, был большим любителем музыки. Каждую неделю он разыгрывал трио и квартеты с друзьями. В доме остались две скрипки, альт, три флейты и кларнет. Оркестр собирал пан Герман, студент-медик. Он играл первую скрипку, альт взял пан Александр, вторую скрипку – пани Марта, а флейта досталась Грише. Репетировали в те вечера, когда пана Карела не было дома.

В день диспута пан Карел надел положенную в торжественных случаях мантию, отстоял с утра в капелле университета мессу святой Екатерине, покровительнице артистического факультета.

Доцент и два магистра экзаменовали его недолго: магистр, пан Тропка, был его давним приятелем. После этого в готическом зале Ка– ролинума начался диспут.

За столом на возвышении, покрытым бархатной скатертью, сидел иезуит, в парадной мантии, большом берете и модном парике, декан артистического факультета, рядом с ним шесть профессоров.

Первым делом каждый аспирант произнёс торжественную присягу:

«Клянусь и обязуюсь всегда и во всём подчиняться пану декану и факультету, хранить почтение и верность коллегии докторов и магистров, никогда не нарушать ни прямо, ни косвенно статутов, древних прав и обычаев университета...»

Пан Карел выступал третьим. Он бодро вышел на трибуну, поправил шапочку и начал звучными латинскими стихами Овидия:

Всякий влюблённый – солдат, и есть у Амура свой лагерь.

В этом мне Аттик, поверь: каждый влюблённый – солдат

– Третья любовная элегия Овидия начинается с чёткого силлогизма. Автор устанавливает — Determinare – положение о сходстве влюблённого и солдата, о явной аналогии любви и войны. Далее он обосновывает — Arguere – данное положение — Dogmata Scientarum , – продолжил Карел с воодушевлением.

Элегия ему нравилась, и Карел с удовольствием читал строчку за строчкой, поясняя каждую из них комментариями на почти безошибочной, классической латыни.

Григорий, Янко, пани Марта и другие приятели Карела стояли на галерее, куда пускали посторонних. Гриша тихонько переводил латинские стихи:

Кто же стал бы терпеть, коль он не солдат, не любовник, Стужу ночную и снег вместе с дождём проливным ?

Оппонент, магистр Шмундт, на высокой резной трибуне напротив, что-то записывал, готовил возражения. Аргументы Карела, не слишком веские, но неизменно остроумные и весёлые, нравились заполнившим зал студентам. Оттуда то и дело слышались одобряющие возгласы.

Два старика профессора, сидящих на возвышении, явно были недовольны. Один из них что-то возмущённо шептал декану на ухо. Но тот, похоже, не поддержал старика.

Отроду бы/л я ленив, к досугу беспечному склонен, Душу расслабили мне дрёма и отдых в тени. Но полюбил я, и вот – встряхнулся, и сердца тревога Мне приказала служить в воинском стане любви. Бодр, как видишь, я стал, веду ночные сраженья. Если не хочешь ты стать праздным ленивцем – люби!

– Овидий кончает элегию мощным приказом, императивом: «люби!», – сказал пан Карел. – Конечно, меня могут спросить: следует ли нам, верным сынам Католической Церкви, читать и изучать столь нечестивые стихи языческого поэта? Однако следует вспомнить, что Господь в неизреченной милости своей открывал грядущее неким праведникам. Все знают, что Вергилий прямо предсказал рождение Господа Иисуса Христа. Каждый истинно верующий видит, что и в этих прекрасных стихах Овидия речь идёт вовсе не о плотской, греховной любви, а подразумевается истинная любовь – любовь к Господу нашему, и война не ради славы или добычи, а священная война с еретиками и язычниками. Именно поэтому Овидий достоин почитания и изучения! Я кончил.

Оригинальный конец вызвал бурю восторгов. Студенты даже крикнули Карелу:

– Виват!

Оппонент, не ожидавший столь эффектной концовки, настолько растерялся, что только мямлил какие-то не слишком убедительные возражения.

Старый профессор, сидевший рядом с деканом, вскочил и начал кричать, что это издевательство. Но декан мягко остановил его:

– Мне кажется, что заключение доклада можно было бы аргументировать и более основательно. Тем не менее, наш юный друг высказал необычный взгляд на Овидия. Я думаю, это надо приветствовать.

Диспут закончился для Карела успешно.

***

Пан Карел c друзьями пришёл домой, когда уже стемнело. Маленький оркестр встретил их торжественным маршем. Все шумно разместились за щедрым столом – тесно, но весело.

Пан Александр поднял тост за нового бакалавра. Пани Рудакова пожелала милому пану Карелу счастья и удачи.

Потом тосты смолкли. Слишком много вкусных вещей стояло на столе.

В те времена поесть досыта людям незнатным удавалось далеко не каждый день. Поэтому праздничный стол никого не оставил равнодушным.

Когда гости насытились, Карел попросил пана Александра прочесть знаменитую «Пирушку» Георга Векерлина:

– Вы же её помните наизусть!

Пан Александр встал:

Достопочтеннейшие гости! На время трапезы хотя б Свои гадания отбросьте: Силён противник или слаб?

Все в Праге знали немецкий и слушали с удовольствием.Чем бесконечно тараторить: Разбой, чума, беда, война, – Предпочитаю с вами спорить О вкусе дичи и вина. Вино согреет кровь густую, Дичь взбудоражит аппетит, И ночью муж не вхолостую С женой поспит.

Стихи, написанные полвека назад, в разгар Тридцатилетней войны, нравились по-прежнему

Мои отважные солдаты! Здесь милосердью места нет! Вперёд! За мной! На штурм салата! Громи паштет!

Пану Александру долго хлопали. Но тут Марта внесла сладкий пирог, и все с новыми силами принялись за него.

Настало время для музыки. Пан Герман махнул своему оркестру, и музыканты начали с университетского гимна «Гаудеамусс». Песен у студентов во все века хватало.

На французской стороне, на чужой планете, Предстоит учиться мне в университете...

Потом перешли к чешским песням. Здесь всех удивила пани Ханна. У неё оказалось сильное, красивое контральто.

Марта и Хелена вторили ей. Получалось очень здорово.

– Хорошие песни! Давно я не слышал таких славных чешских песен. Откуда они? – спросил Карела его недавний приятель Петер Гусак.

– Это ж из «Весёлых песен» Иржи Вольного! Погоди, скоро мы их напечатаем! – ответил пан Карел.

Пан Александр, стоявший рядом, неловко повернулся и наступил Карелу на ногу:

–              Извини, ради Бога! Какой я неловкий!

Праздник кончился поздно ночью.

***

Дня через четыре, вечером (Гриша уже начал собираться домой), в мастерскую заглянул пан Йожеф и махнул рукой, приглашая Григория в свою тесную конторку:

–              Садись, Грегор. Ну как, думал ты о перемене веры?

–              Думал. Но не надумал.

– Так-так. Скажи-ка мне, друг, а что тебя погнало из Афонского монастыря в Злату Прагу? Я вижу: ты ищешь истину. Значит, ищешь Бога. Потому что истина – это Бог. Ты хочешь улучшить этот грешный мир, чтобы в нём было меньше жестокости и больше порядка?

–              Конечно. Только никто не знает, как это сделать.

– Мы знаем. Иезуиты. И если желаешь изменить мир к лучшему, иди к нам. Ты ведь умный парень. И немного философ. А для философа ясно, что Бог один. И ему не важны обряды. Обряды важны только людям.

«Черт! Он что подслушал мои мысли?» – удивился Григорий.

– Большинство людей жадны и глупы. Каждый думает о себе, – продолжил пан Йожеф неторопливо. – И только мы думаем обо всех. Мы хотим навести в мире порядок. Настоящий порядок. Чтоб везде был мир, без войн и мятежей. Чтобы всем управляли мудрые и просвещённые пастыри. Не было голодных. И все стали намного счастливее и ближе к Богу. В Южной Америке, в Парагвае, мы уже создали свое государство, где нет голодных и бедных. Туземцы – гуарани – дружно работают и веселятся под благожелательным надзором добрых пастырей.

–              А пока Святая инквизиция жжёт вольнодумцев...

–              Это было давно. Реформация нас многому научила.

Сейчас вольнодумцев чаще жгут кальвинисты в Женеве, чем католики в Риме.

Иди к нам. Ты ведь знаешь и древнегреческий? Я как-то видел, ты листал Гиппократа. Да вроде ещё и другие языки.

– Верно. Арабский, древнееврейский, турецкий, польский...

–              У тебя дар к постижению языков. Господь тебя отметил не случайно. Такой человек нужен в Ордене. Ты можешь сделать сказочную карьеру...

–              Зачем мне карьера? Спасибо, вам, пан Йожеф. Вы хороший человек, но к иезуитам я не пойду. Хотя бы потому, что они жгут книги. «Этику» Спинозы.

– Вот оно в чём дело! Тебя успели отравить вольнодумные идеи. Жаль, очень жаль. Ты мне понравился, Грегор. Давно у меня не было такого прекрасного наборщика. В книге Цицерона ты не сделал ни одной ошибки и даже исправил три, вкравшиеся в рукопись. Ну что ж... – пан Йожеф помолчал. – Скажи, Грегор, зачем ты связался с этими сумасбродами: паном Александром и другими? Ведь ты даже не чех. Как всегда, нашёлся доносчик. Конечно, их ждёт кара. Мне жаль тебя. Постарайся уйти, пока цел. Если бы ты пришёл к нам, мы бы тебя защитили. Можно стать аффилированным членом Ордена, не надевать рясы. Подумай ещё раз.