355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Константин Романенко » Борьба и победы Иосифа Сталина » Текст книги (страница 42)
Борьба и победы Иосифа Сталина
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 00:12

Текст книги "Борьба и победы Иосифа Сталина"


Автор книги: Константин Романенко


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 49 страниц)

Где его разыскать? Я думаю, и Преображенский не мог бы назвать другой кандидатуры, кроме товарища Сталина...

То же относительно Рабкрина. Дело гигантское. Но для того, чтобы уметь обращаться с проверкой, нужно, чтобы во главе стоял человек с авторитетом, иначе мы погрязнем в мелких интригах».

Можно ли дать более превосходную характеристику?

Реализация государственной политики, проводимой партией, требовавшая систематической и скрупулезной работы, неизбежно упиралась в обилие мнений и позиций среди ее членов. Мелкие амбициозные интриги плелись даже в самом Политбюро. Такая мелкотравчатость – неизбежная болезнь любой «демократии». Это затрудняло деятельность Ленина как в партии, так и в государстве, и наиболее крупной фигурой среди не убывавшей оппозиции неизменно был Троцкий.

Ленин понимал разлагающее влияние Троцкого, имевшего сильных сторонников, но в сложившихся условиях не мог освободиться от него, не вызвав раскола далеко не монолитного большевистского блока.

Ленин даже был вынужден опубликовать в «Правде» заявление, что у нею нет разногласий с Троцким по крестьянскому вопросу. На открыто высказанное возмущение Сталина в отношении несоответствия этого утверждения действительности Ленин ответил: «А что я могу сделать? В руках у Троцкого армия, которая сплошь из крестьян; у нас в стране разруха, а мы покажем народу, что еще и наверху грыземся!»

Склочный характер Троцкого он прекрасно знал еще с предреволюционных лет. И, словно в пику недовольным, Ленин предпринял новое возвышение Сталина. Укрепляя свои позиции, он предпринял сильный тактический ход. Во время съезда он составил так называемый «список десяти» своих сторонников, которых предполагал ввести в состав ЦК. В перерыве заседания в комнате возле Свердловского зала Кремля состоялось собрание представителей наиболее крупных партийных организаций.

В.М. Молотов вспоминал: «Сталин даже упрекнул Ленина: дескать, у нас секретное или полусекретное совещание во время съезда, как-то фракционно получается, а Ленин говорит: «Товарищ Сталин, вы-то старый опытный «фракционер»! Не сомневайтесь, нам сейчас нельзя иначе. Я хочу, чтобы все были хорошо подготовлены к голосованию. Надо предупредить товарищей, чтобы твердо голосовали за этот список без поправок! Список «десятки» надо провести целиком. Есть большая опасность, что станут голосовать по лицам, добавлять: вот этот хороший литератор, его надо, этот хороший оратор – и разжижат список, опять у нас не будет большинства. А как тогда руководить?».

Но это было не все. Против фамилии Сталина Ленин своей рукой написал: «Генеральный секретарь». Очевидно, что маневр Ленина был лишь обычным тактическим приемом внутрипартийной борьбы. Но никто – ни ретивая и брюзжащая оппозиция, ни Ленин, ни даже сам Сталин не подозревали в этот момент, что это формальное назначение станет значительным актом для партии с далеко идущими последствиями.

Впрочем, даже при преувеличенном значении названия «генеральный», техническая должность «секретаря» не давала никаких особых преимуществ ее обладателю. Как справедливо отмечает Адам Улам, «большинство членов партии рассмеялись бы, если бы им сказали, что претенденты на пост секретаря могут рассчитывать стать руководителями партии».

По завершении съезда, 3 апреля 1922 года Сталин получил официальное назначение на пост Генерального секретаря. Симптоматично, что до утверждения его Председателем Совета народных комиссаров (за шесть месяцев до нападения Германии на СССР) он иной «властной» должности не имел. Помимо Сталина секретарями ЦК были избраны В.М. Молотов и В.В. Куйбышев. Из самого наименования нового поста в партии вытекала обязанность: руководство организационной и технической работой.

Но так только казалось. Сам Ленин видел задачу в ином аспекте. По его мнению, то был политический пост. Ставший еще в 1921 году «ответственным секретарем ЦК», В.М. Молотов вспоминал: «Я встретился с Лениным... Он говорит: «Только я вам советую: вы должны как секретарь ЦК заниматься политической работой, всю техническую работу – на замов и помощников. Вот был у нас до сих пор секретарем ЦК Крестинский, так он был управделами, а не Секретарь ЦК! Всякой ерундой занимался. А не политикой!»

О том, что Ленин придавал особое значение роли Сталина в партии, свидетельствует уже то, что в протоколе Пленума было отмечено: «Принять следующее предложение Ленина: ЦК поручает Секретарю строго определить и соблюдать распределение часов официальных приемов и опубликовать его, при этом принять за правило, что никакой работы, кроме действительно принципиальной руководящей, секретари не должны возлагать на себя лично, перепоручая таковую работу своим помощникам и техническим секретарям.

Тов. Сталину поручается немедленно приискать себе заместителей и помощников, избавляющих его от работы (за исключением принципиального руководства) в советских учреждениях. ЦК поручает Оргбюро и Политбюро в 2-недельный срок представить список кандидатов в члены коллегии и замы Рабкрина с тем, чтобы т. Сталин в течение месяца мог быть освобожден от работы в РКИ...»

Могут ли возникнуть сомнения в отношении намерений Ленина? Кроме тех, что он нацеливает своего протеже на сосредоточение в своих руках всей полноты ни чем не ограниченной власти по руководству партией?

Сталин не преминул осуществить эти указания. Он никогда не занимался «ерундой». Он сразу превратил «техническую» должность в политическую. Одним из первых, кого он пригласил для работы в формируемом аппарате на должность заведующего Организационно-инструкторским отделом, стал еврей AM.Каганович. Генеральный секретарь ввел Кагановича в курс новых обязанностей, даже не дав ему вернуться в Туркестан для отчета о прежней работе. Главное, указал он: «проверка исполнения... сверху донизу».

Как вспоминал позже Лазарь Моисеевич, Сталин пояснял, что эта работа «требует высокого качества самих постановлений, а после их принятия – четкости, установления сроков, лиц, коим поручается дело их выполнения, – одним словом, глубокую ответственность, но для проверки необходимо знать, что проверяешь».

Собственно говоря, все это тоже было «статистикой». В задачу секретариата, рассказывал Каганович, входило – добиться регулярного получения информации от секретарей обкомов и губкомов о жизни страны за истекший месяц: состояние урожая, работа предприятий, транспорта, ход продработы, торговли, развитие кооперации, поступление налогов; настроения рабочих и крестьянства и красноармейских масс; деятельность враждебных партий; состояние советского аппарата, национальных взаимоотношений, вопросов, волнующих членов партии, рост влияния партии и пр., и пр.

Говорят, что ситуацией владеет лишь тот, кто владеет информацией. Запрашивая подробную информацию, секретариат Сталина

дисциплинировал организации на местах. Одновременно он ориентировал их, определяя основные направления деятельности. Система контроля партийных организаций позволяла оценить результативность исполнения решений ЦК и правительства страны.

Иного пути для управления политическим, социальным и хозяйственным механизмом государства просто не существовало. Его и не могло быть. Тем более в тот момент, когда в стране был огромный дефицит подготовленных руководящих и исполнительских работников.

Сталин сразу ощутил это. Впрочем, человеку давно и успешно руководившему людьми, не нужно было занимать опыта. Выступая на XII съезде, он говорил: «Основная слабость нашей партии и аппарата – это именно слабость наших уездных комитетов, отсутствие резервов – уездных секретарей». Одной из причин этой слабости, по его мнению, была низкая образованность руководителей, поэтому он предлагал «организовать при ЦК школу для уездных секретарей... из рабочих и крестьян».

Сталин обоснованно и аргументировано указывал: «...необходимо подобрать работников так, чтобы на постах стояли люди, умеющие осуществлять директивы, могущие понять директивы... и умеющие проводить их в жизнь. В противном случае политика теряет смысл, превращается в махание руками».

Давали ли новые обязанности Сталину преимущества в сравнении с его коллегами по ЦК? Безусловно. В отличие от штатных «ораторов», доморощенных «теоретиков марксизма», лидеров оппозиций и групп и прочих партийных «гениев», не обременявших себя черновой работой, он знал подлинное состояние дел в стране. Он мог правильно оценить ситуацию и повлиять на результат партийной политики.

Хотя в литературе бытует школярское мнение, что Сталин якобы «боролся за власть», его цели и намерения совершенно не имели отношения к укреплению лишь личной власти. Он подчеркивал: «партия, распределяя коммунистов по предприятиям, руководствуется не только чисто партийными соображениями, не только тем, чтобы усилить влияние партии на предприятиях, но и деловыми соображениями. От этого выигрывает не только партия как партия, но и строительство всего хозяйства».

Можно ли заподозрить неискренность в его словах? Он соответствовал занятому посту и блестяще доказал это в дальнейшем. Секретариат ЦК, возглавленный Сталиным, начал решение сложных и важных задач: укрепление механизма управления и повыше-

ние авторитета Советской власти. Многотрудная и обширная работа давала ему и естественные преимущества.

Никто другой в Политбюро не располагал столь проверенными и объективными знаниями партийной жизни за пределами Москвы и Петрограда. Никто другой не был знаком с таким количеством молодых руководящих работников. В то же время никто другой не был так доступен представителям из глубинки, как он, готовый всегда спокойно выслушать, дать совет и оказать поддержку.

Авторитет и влияние были приобретены Сталиным не путем тайных махинаций или интриг, не вопреки воле Центрального комитета и самого Ленина. Они стали следствием его напряженной повседневной деятельности на наркомовских и партийных постах.

Конечно, в то время большевистская партия не являла собой единый монолит, скрепленный, как межатомными связями, классовой солидарностью. Лишь небольшая часть ее членов принадлежала к старой партийной гвардии, прошедшей борьбу подполья. Еще меньшая, но имевшая сильное влияние в верхних эшелонах группа представляла вернувшихся в страну эмигрантов; и поэтому вечно оглядывающихся на западную революцию.

Большинство же составляла молодежь. Это были выходцы из различных общественных слоев, втянутые в политическую жизнь революцией и Гражданской войной. Но кроме «простых детей» из рабочей и крестьянской среды, в рядах партии оказалось много представителей «бывших людей». К партийным, государственным и просто управленческим должностям устремилось все, что оставалось от прежних господствующих слоев, партий и их идеологических представителей.

Убедившись в прочности новой власти, сохранившаяся прослойка капиталистов, помещиков, интеллигенции, чиновничества, офицерства и огромная обывательская масса, далекая от социалистических идеалов, но заинтересованная в льготах, привилегиях и престижном положении в обществе, целенаправленно стремилась к ответственным должностям, как в Центре, так и на местах.

Особенностью этой части населения являлось то, что в силу своего происхождения она уже обладала минимумом «гимназического» образования, позволявшим получить преимущество по сравнению с людьми «пролетарского» происхождения.

Это не составляло секрета. И с целью освобождения своих рядов от такой политической накипи в октябре 1921 – мае 1922 года была впервые проведена массовая чистка партии, повлекшая исключение 24 % ее членов. Так, в Туркестане из 30 тысяч членов пар-

тии было оставлено 16 тысяч, в Бухаре из 14 тысяч коммунистов осталась 1 тысяча, в Грузии в результате чистки исключили 30 % состава.

Очищая свои ряды от инородных элементов, реализующих свои личные эгоистические цели, партия укрепляла себя. Такая практика гласных чисток, проводимых на партийных собраниях, невзирая на должности и звания, продолжится до первой половины 30-х годов. Безусловно, она являлась подлинным выражением действительной, а не декларированной демократии от народа. Особенностью этой демократии являлось то, что она отражала приоритетные интересы трудящихся классов.

И, как всякая сила, олицетворяющая «демократию» – волю и «власть толпы», она станет обоюдоострым оружием, разящим как правых, так и не правых, как виновных, так и невиновных. Порой она станет и инструментом сведения личных счетов, политических пристрастий, групповых и местнических целей. Кормушка власти всегда притягивала прохиндеев, и большевистская партия не избежала такой опасности.

Впрочем, свои интересы и цели имелись и у людей, составлявших вершину самой политической пирамиды – ее Центральный комитет. В пропагандистской антисталинской литературе давно и прочно утвердился миф, будто бы Сталин являлся прямым виновником разгрома Русской православной церкви. Особенно широко такое убеждение распространено на Западе.

Так ли это? Соответствует ли действительным фактам подобная точка зрения?

Конечно, человек, оказавшийся в первых рядах тех, кто составлял руководство партии и страны, Сталин не мог не быть причастным к основным зигзагам стратегической политики и тактики властного аппарата. Но не он стал «гонителем» Церкви.

Может показаться парадоксальным, но очередной атаке на православную Церковь способствовал голод, разразившийся в Поволжье вследствие засухи летом 1921 года. Для принятия мер при ВЦИК была создана Центральная комиссия помощи голодающим (Помгол) во главе с руководителем законодательной власти МИ. Калининым.

Безусловно, молодая Республика, пережившая военную разруху и экономический хаос, к которому добавились и климатические катаклизмы, остро нуждалась в средствах. Еще в начале 1922 года Троцкий был назначен «Уполномоченным Совнаркома по учету и сосредоточению ценностей», находившихся в госучреждениях.

Кроме Троцкого в комиссию вошли Базилевич, Галкин, Лебедев, Уншлихт, Самойлова-Землячка, Красиков, Краснощеков и Сапронов.

30 января Троцкий направил Председателю Совнаркома Ленину совершенно секретную записку №91. К ней прикладывался доклад заместителя Троцкого Базилевича. В документах шла речь об изъятии «золота, серебра из местных и центральных учреждений ЧК, финотделов, музеев, дворцов, особняков и упраздненных, т.е. превращенных в простые хранилища, монастырей».

Предприимчивый в денежных вопросах Троцкий быстро оценил тяжелую ситуацию по-своему. Наряду с централизацией золота и серебра из государственных учреждений он предложил провести изъятие ценностей у действующей Русской православной церкви. Однако начавшаяся кампания не удовлетворила инициатора начавшихся изъятий.

В совершенно секретной записке членам Политбюро от 11 марта 1922 года, № 161 Троцкий писал: «Работа по изъятию ценностей из московских церквей чрезвычайно запуталась ввиду того, что наряду с созданными ранее комиссиями Президиум ВЦИК создал свои комиссии – из представителей Помгола, представителей губисполкомов и губфинотделов».

То есть Троцкий был недоволен, что ценностями Церкви занялись другие организации, которые могли помешать его планам. На заседании своей комиссии по изъятиям он принял решение о «необходимости образования секретной ударной комиссии в составе: председатель – т. Сапронов, члены – т. Уншлихт (заместитель – т. Медведь), Самойлова-Землячка и Галкин».

Троцкий писал: «Эта комиссия должна в секретном порядке подготовить одновременно политическую, организационную и техническую сторону дела. Фактическое изъятие должно начаться в марте месяце и затем закончиться в кратчайший срок. Нужно только, чтобы и Президиум ВЦИК и Президиум Московского Совета и Помгол признали комиссию как единственную в этом деле и всячески ей помогали. Повторяю, что комиссия эта совершенно секретная. Формально изъятие в Москве будет идти непосредственно от ЦК Помгола, где т. Сапронов будет иметь свои приемные часы».

Обращает на себя внимание то, что в этой записке Троцкий категорически настаивает не только на сосредоточении изъятий ценностей в его руках, но и на особой секретности подготавливаемой акции. У него были основания для таких мер. С одной стороны, он видел в своих действиях форму борьбы с Русской православной церковью. С другой – помощь голодающим он очень ловко использовал для финансового «расчета» со своими «спонсорами» за границей. Все вывозимые ценности реализовывались через агентов Троцкого и по его зарубежным связям.

Ленин положительно отреагировал на требования Троцкого. 19 марта 1922 он, тоже под грифом «Строго секретно», пишет: «Товарищу Молотову. Для членов Политбюро. Просьба ни в каком случае копий не снимать, каждому члену Политбюро (тов. Калинину тоже) делать свои заметки на самом документе...»

И все-таки, чем обусловлена такая архисекретность? Какая опасность скрывается под строгой конфиденциальностью сообщаемой информации? Что прячет от общественности Председатель Совнаркома?

Казалось бы, в самих целях, которые преследует Ленин, ничего исключительного и тайного нет. Страна нуждалась в деньгах как для помощи голодающим, так и для укрепления международного авторитета, с целью признания Советского государства и начала торговли с капиталистическими странами. Призывая «во что бы то ни стало произвести быстрое изъятие церковных ценностей», Ленин указывает, что «без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности, никакое отстаивание своих позиций в Генуе в особенности совершенно немыслимы».

Однако Ленин не мог не понимать, что насилие по отношению к Церкви скрыть было нельзя. Не могло быть неожиданностью и то, что предпринимаемые шаги вызовут отрицательную реакцию широких крестьянских масс. «Секрет» состоял в том, что Ленин не хотел открывать лица инициатора и организатора этой кампании – Троцкого.

Глава правительства настаивает: «Официально выступить с какими бы то ни было мероприятиями должен только тов. Калинин, – никогда и нигде, ни в каком случае не должен выступать ни в печати, ни иным образом перед публикой тов. Троцкий... (курсивы мои.– К. Р.)».

Для практической реализации идеи Троцкого Ленин предлагал: устроить «секретное совещание всех или почти всех делегатов на съезде партии» и создать «специальную комиссию при обязательном участии т. Троцкого и т. Калинина, без всякой публикации об этой комиссии с тем, чтобы подчинение ей всех операций было обеспечено и проводилось не от имени комиссии, а в общесоветском и общепартийном порядке...».

То есть Ленин ничего не имеет против того, если возмущение и недовольство конфискацией выплеснутся на Советскую власть, на Калинина и даже на партию. Но он не хочет подставлять под удар главное действующее лицо – Троцкого. Конечно, Ленин не хотел разжигания антисемитских настроений.

Но необходимо пояснить, что Троцкого в начавшейся кампании заботили не помощь голодающим и не престиж страны на международной арене. Его воодушевляли и интересовали две цели: деньги и возможность расправиться с христианской религией.

Об этом он «открыто» пишет в еще одной «совершенно секретной» пространной записке «О политике по отношению к Церкви». В ней Троцкий отмечает, что для разрыва с церковной «черносотенной иерархией... кампания по поводу голода для этого крайне выгодна, ибо заостряет все вопросы (только) на судьбе церковных сокровищ». Лукавый оборотень, часто прячущий свои сокровенные мысли, на этот раз он не скрывал свои подлинные цели и намерения.

«Мы, – указывает Троцкий, – до завершения изъятия сосредоточиваемся исключительно на этой практической задаче, которую ведем по-прежнему исключительно под углом зрения помощи голодающим... нам надо подготовить теоретическую и пропагандистскую кампанию против обновления Церкви. Просто перескочить через буржуазную реформацию Церкви не удастся. Надо, стало быть, превратить ее в выкидыш».

За осуществление антиправославной кампании Троцкий взялся почти с патологической страстью. Он «в секретном порядке» действительно подготовил «политическую, организационную и техническую сторону дела». Его сторонники инициировали издание газеты «Безбожник», журнала «Воинствующий безбожник» и создали «Центральный Совет Союза безбожников». Сталин был единственным, кто на Политбюро не голосовал за предложения Троцкого, но в этот момент не в его силах было противостоять истерическому антирелигиозному радикализму.

Акция с финансами, которую осуществлял Троцкий из России, была не первой. Ленин не освобождался от своего политического оппонента не только потому, что в его руках была армия. Еще более важным являлось то, что к рукам «красивого ничтожества» буквально прилипали деньги. Он находил их в самых неожиданных местах и, по-еврейски предприимчиво, черпал из самых разных источников. В этих вопросах он был «незаменим». Не обладая такими способностями, Ленин мирился и со склочностью, и с амбициозностью, и с бахвальством Троцкого.

Председатель Совета народных комиссаров оценил «финансовую» хватку Троцкого. Уже через девять дней после принятия очередного предложения Лейбы Бронштейна об изъятии ценностей Русской православной церкви на заседании Политбюро 11 апреля Ленин предложил ему занять пост своего заместителя.

Со стороны Ленина это было своеобразным поощрением Троцкого. Однако последний категорично и надменно отклонил это предложение. Комментируя позже свой отказ, он пояснял: «Ленину нужны были послушные практические помощники. Для такой роли я не годился». Возможно, Лейбе Бронштейну не позволяло «опуститься» до уровня одного из замов Ленина, вроде Рыкова и Цюрупы, собственное самомнение. Он упивался ощущением собственного величия и хвастливо писал в воспоминаниях: «У меня были свои взгляды, свои методы работы, свои приемы для осуществления уже принятых решений».

Понять то, какими взглядами и методами он руководствовался, позволяют воспоминания А.Л. Ратиева. Потомок старинного грузинского рода Раташвили, двадцатилетним юношей оказавшись в Курске, в декабре 1918 года он попал на собрание партийного актива, состоявшееся по случаю приезда Председателя Реввоенсовета

Встреча прошла в полутемном зале Курского дворянского собрания. Троцкий появился на сцене с двумя стенографистами, сразу же положившими перед собой на столе по нагану. Президиум из сорока членов стоял полукругом позади стола у задней стены. «Хороший ли он оратор? – рассуждает Ратиев. – Мне кажется, что я ожидал чего-то более яркого, темпераментного...»

Ратиева поразили не ораторские способности Троцкого, а то, что он говорил. Троцкий утверждал, что революцию «в белых перчатках делать нельзя». Обращаясь к залу, он так пояснял существо рассуждений:

«Чем компенсировать свою неопытность? Запомните, товарищи, – только террором! Террором последовательным и беспощадным! Если до настоящего времени нами уничтожены сотни и тысячи, то теперь пришло время создать организацию, аппарат, который, если понадобится, сможет уничтожать десятками тысяч. У нас нет времени, нет возможности выискивать действительных, активных наших врагов. Мы вынуждены стать на путь уничтожения, уничтожения физического всех классов, всех групп населения, из которых могут выйти возможные враги нашей власти».

В переполненном зале стояла оглушающая тишина. И оратор продолжает спокойным, академическим тоном: «Есть только одно возражение, заслуживающее внимания и требующее пояснения. Это то, что, уничтожая массово, и прежде всего интеллигенцию, мы уничтожаем и необходимых нам специалистов, ученых, инженеров, докторов. К счастью, товарищи, за границей таких специалистов избыток. Найти их легко. Если мы будем им хорошо платить, они охотно приедут работать к нам».

То было своеобразное кредо Лейбы Бронштейна. Эти взгляды, методы и приемы – вроде расстрела каждого десятого из строя – он старался публично не афишировать. Предпочитая действовать кривым ружьем, из-за угла, он избегал оглашения таких откровений. И никогда не писал об этом в своих книгах.

Но вернемся в 1922 год и повторим, что отказ Троцкого от поста заместителя Председателя Совнаркома объяснялся не только нежеланием обременять себя практической работой. Он был занят манипуляциями с ценностями Республики; под покровом секретности он делал деньги.

Впрочем, в это время государству требовались не сами деньги, а продовольствие и товары, которые можно было приобрести за границей. Однако «золото Республики» потекло не в пострадавшую от войны Европу, а за океан. Газета «Нью-Йорк таймс» сообщала, что в США только за первые восемь месяцев 1921 года было вывезено золота на 460 миллионов долларов, из них 102,9 миллиона пришлись на фирму, основанную Шиффом – «Кун, Кеб и К».

Вспомним, что это именно та финансовая группа, которая финансировала политическую деятельность Троцкого, когда он отправился из Америки «делать революцию» в России. Поставившие тогда на Троцкого его единоверцы теперь получали дивиденды.

Одновременно посредством этих денег Троцкий укреплял свое политическое положение как внутри страны, так и за рубежом. «Реввоенсовет, – отмечает постановление Политбюро, – немедленно получит из числа драгоценностей на 25 миллионов рублей... сумма эта предназначена на мобилизационные запасы, не облагается налогом и при определении сметы не учитывается».

Еще больше средств Троцкий получил на свое хобби – «разжигание мировой революции». Это нерусское слово, означающее времяпрепровождение, неоплачиваемую деятельность, манию, лишь в психологическом плане характеризует его личный интерес.

Он был нетерпелив. Он даже не желал ждать денег после продажи золота. 23 марта 1922 года в письме Ленину, Красину, Молотову он требует деньги немедленно. «Для нас, – пишет Троцкий, – важнее получить в течение 22—23 гг. за известную массу ценностей 50 миллионов, чем надеяться в 23—24 гг. получить 75 миллионов (для) наступления пролетарской революции в Европе, хотя бы в одной из больших стран...»

К финансовым манипуляциям «красивого ничтожества» Сталин относился крайне отрицательно. Микоян описал одно из заседаний Пленума ЦК в середине мая 1922 года. Пленум проходил в зале заседаний Совнаркома. За длинным столом располагались члены и кандидаты в члены ЦК. Ленин сидел во главе, с карманными часами в руке, и строго следил за соблюдением регламента. Обстановка была сугубо деловой, Ленин не терпел лишних разговоров.

Доклад на Пленуме делал Троцкий, но он отчитывался не о военной деятельности... Рассматриваемой темой являлся вопрос об изъятии ценностей из музеев, учреждений и церквей. Спор вызвало предложение докладчика о передаче значительной части полученных от реализации сумм в распоряжение РВС Республики, то есть непосредственно Троцкого. Сидевший рядом с Троцким Сталин выступил только по этому вопросу.

Генеральный секретарь возразил на это предложение. Он говорил как обычно тихо и спокойно; его выступление было лаконичным, а позиция – категоричной. Его короткое заявление вызвало бурную реакцию Троцкого. Брызжа во все стороны слюной, последний «вскипел и стал горячо спорить со Сталиным». Он неистовствовал более трех минут, и Ленин показал на часы: «Предлагаю соблюдать регламент».

Троцкий послушно сел, и поднявшийся снова Сталин немногословно резюмировал, что нет необходимости определять твердый процент отчислений военному ведомству. Сумма возможной выручки должна поступать в распоряжение правительства и выдаваться ведомствам в зависимости от необходимости на конкретные цели.

Хотя смысл дискуссии ясен, но возбужденная заинтересованность Троцкого в этом эпизоде, ставшем уже моментом истории, требует пояснения. Пока Сталин освобождал партию от карьеристов, врагов и просто от ненужного балласта, Троцкий «очищал» страну от Русской церкви и ее богатств.

Для этого ему не нужен был пост заместителя главы правительства. Он и без того обладал достаточной властью и широко пользовался полномочиями, имевшимися в его распоряжении. При этом Троцкий не пускал на ветер слов, высказанных в декабре восемнадцатого года. Хвост кровавых репрессий, тянувшийся за ним с начала Гражданской войны, не исчез с ее окончанием.

В 1922 году, уже во время болезни Ленина, по инициативе Троцкого с 8 по 25 июля прошел открытый судебный процесс над 47 членами партии эсеров. Он стал первым политическим процессом в Советской России. Смертный приговор вынесли 14 обвиняемым

Между тем посягательство на собственность Церкви не могло не вызвать резкой реакции со стороны церковного руководства. И одним из наиболее ярких эпизодов стало сопротивление изъятию ценностей в городе Шуе. Троцкий подавил этот протест со свойственной ему жестокостью.

По его указанию в Шуе было проведено заседание Ревтрибунала над двадцатью четырьмя священнослужителями, четверо из которых были приговорены к расстрелу Узнав о том, что Калинин на следующий день после вынесения приговора приостановил его исполнение, Троцкий пришел в бешенство. Он немедленно поставил вопрос «о недисциплинированности Калинина, не выполняющего решение Политбюро», настаивая на том, что Председатель ВЦИК обязан «подписывать все исходящее от Троцкого по борьбе с Церковью».

В ходе репрессий, инициированных Троцким против священнослужителей и верующих, только в 1922 году прошло более 250 судебных процессов, в 1923-м – более 300. За два года осуждены 10 тысяч человек, каждый пятый был расстрелян. Таковы факты, но, не зная их, подавляющее большинство читающих людей априори убеждены, что в разгроме Русской православной церкви в двадцатые годы виновен «диктатор» Сталин.

В конце августа 1922 года произошло еще одно событие: высылка из России или ссылка в Сибирь 160 деятелей творческой интеллигенции – «особо активных контрреволюционных элементов». В их числе оказались Бердяев, Сорокин, Франк, Лосский, Булгаков и другие деятели, позже оплакиваемые «демократической» интеллигенцией.

Для правозащитной интеллигенции эти фигуры стали почти символами. В связи с этим обратим внимание ее представителей еще на один характерный факт. На то, что готовил процесс по делу партии правых эсеров и списки представителей интеллигенции, подлежащих арестам и высылке из РСФСР, начальник спецотделения ВЧК Агранов Яков Саулович (настоящие имя и фамилия – Янкель Шмаевич Соренсон).

К этой фигуре мы еще вернемся. А пока отметим, что уже прибирающий к рукам немалые средства Троцкий чувствовал себя независимым. Он не скрывал своего презрения к другим коллегам по руководству, стоявшим, по его мнению, «ниже» его по положению, и постоянно поддерживал конфронтацию с большинством членов ЦК. Его имя было одним из самых громких в стране. И это льстило его обостренному самолюбию больше, чем роль «послушного помощника» Ленина.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю