Текст книги "Борьба и победы Иосифа Сталина"

Автор книги: Константин Романенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 49 страниц)

Каким бы обоснованно оправданным ни было пренебрежительное отношение В.И. Ленина к формальной стороне захвата власти, но непринятие в тот момент ленинских предложений руководством ЦК защитило большевиков не только от вероятного поражения, но и от исторически неизбежного в будущем обвинения в «путчизме». То, что позиция Сталина оказалась более конструктивной, подтвердили последующие события. Ибо главной особенностью Октябрьской революции стал не картинный штурм Зимнего дворца, а то, что сведение дня восстания с началом работы съезда Советов формально обеспечило полную легитимность Советской власти.

Удачно сложившееся «приурочивание» революции к созыву съезда Советов как бы «освятило» Октябрьскую революцию «волей народа», поэтому факт роспуска Учредительного собрания померк и растворился на фоне символического установления Советской власти. И даже у будущих «критиков» большевиков не осталось никаких других аргументов, кроме злорадного брюзжания: было или не было само восстание, и правильно ли показали киношники штурм Зимнего дворца? Короче говоря, крови было мало...

На нетерпеливость руководителя партии влияло его чувство неудовлетворенности, подпитываемое собственной оторванностью от событий в столице. «События вполне подтвердили правильность моего предположения... – настаивает Ленин в письме от 27 сентября, – что партия должна поставить на очередь вооруженное восстание... Теряем время, назначаем «сроки» (20 октября съезд Советов – не смешно ли так откладывать? Не смешно ли полагаться на это?)».

По воспоминаниям Крупской, в этот период Ленин «жил с мыслью о восстании, только об этом и думал». Подгоняя ситуацию, 1 октября Ленин написал «Письмо в ЦК, МК, ПК и членам Советов Питера и Москвы большевикам». В нем он утверждал, что «в Германии начало революции явное... Ждать съезда Советов – ребячья игра в формальность, позорная игра в формальность, предательство революции».

ГЛАВА 10. ОКТЯБРЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Истинные революции те, какие не ограничиваются лишь изменением политических форм и личного состава правительства, а... ведут к перемещению собственности...

А. Матъез 

В начале октября Ленин выехал из Гельсингфорса и 7 октября тайно прибыл в Петроград. Остановившись на квартире М.В. Фофановой, уже на следующий день он встретился со Сталиным. Сопровождавший Ленина финский революционер Э. Пахья нашел Сталина в редакции газеты «Рабочий путь». Встреча состоялась на окраине города на Выборгском шоссе, в доме большевика финна Никандра Кокко. Сталин информировал Ильича об обстановке, но основное содержание их беседы было посвящено вопросам предстоящего восстания.

Эта тема была вынесена и на обсуждение ЦК. Заседание состоялось вечером 10 октября на квартире меньшевика Н. Суханова (Гиммера), жена которого была членом партии большевиков. Сам хозяин отсутствовал и о заседании не знал. Речь Ленина была обобщением основных положений, выдвинутых в его последних работах, но остроту момента он подчеркнул угрозой захвата власти генералом Корниловым. Настаивая на тезисе, что для перехода власти дело политически «совершенно созрело», он предложил при обсуждении его выступления «говорить о технической стороне» восстания.

Дзержинский, Калинин, Лацис и другие поддержали Ленина безоговорочно. Зиновьев и Каменев встали в оппозицию, предложив воздержаться с восстанием Сталин высказался определенно: «Следует определить день восстания, и он должен быть целесообразен...»

В вопросе о восстании члены ЦК «разошлись» во мнениях. Зиновьев и Каменев выступили против призывов Ленина к восстанию, и не только на совещании. Они обратились к Петербургскому и Московскому комитетам партии с письмом, в котором указали на необоснованность ленинских утверждений, что большинство народа России и международного пролетариата за большевиков. «Увы! – констатировали они. – Ни то, ни другое не верно, и в этом все дело».

Сталин высказался за восстание, и некоторые исследователи отмечают, что решающим фактором, повлиявшим на позицию Сталина в этом вопросе, стало то, что в это время в его руки попала информация о вызревании заговора по подготовке государственного переворота в недрах британского посольства. Еще 14 сентября в статье «Иностранцы и заговор Корнилова» Сталин обратил внимание на активное участие в заговорах на территории России британских подданных.

Но очевиднее другое: несмотря на нетерпение Ленина, в конечном итоге восстание, как и рассчитывал Сталин, было приурочено к открытию съезда Советов. На ночном заседании Центрального

комитета 10 октября десятью голосами против двух была принята резолюция Ленина: признавая, что «вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело, ЦК предлагает всем организациям партии руководствоваться этим и с этой точки зрения обсуждать и решать все практические вопросы». На этом историческом заседании было создано Политбюро, в которое вошли Ленин, Бубнов, Зиновьев, Каменев, Сокольников, Сталин, Троцкий.

Колебался ли Сталин в оценке своевременности начала восстания? На этот вопрос он ответил вполне определенно сам. Уже 13 октября, через два дня после исторического совещания большевиков, в статье «Власть Советов», не упоминая слово «восстание», он пишет: «События внутренней и внешней политики, затяжная война и жажда мира, поражения на фронте и вопрос о защите столицы, гнилость Временного правительства и голод, безработица и истощение – все это неудержимо влечет революционные классы России к власти. Это значит, что страна созрела для диктатуры пролетариата и революционного крестьянства (курсив мой. – К.Р.)».

Практически призывая к смене власти, Сталин сделал вывод: «Настал момент, когда революционный лозунг «Вся власть – Советам!» должен быть наконец осуществлен». Но такой точки зрения придерживались далеко не все сторонники Ленина. На расширенном заседании ЦК 16 октября Ленин выступал два часа. Говоря о невозможности ориентироваться на настроение масс – «оно изменчиво и не поддается учету», он обоснованно указал на отсутствие альтернатив в решении судьбы страны: «либо диктатура корниловская, либо диктатура пролетариата и беднейших слоев крестьянства».

Однако пламенная речь руководителя партии не всеми была воспринята как аксиома. Выступившие на совещании Бокий, Володарский, Милютин отмечали равнодушие масс к большевистским лозунгам, а Каменев и Зиновьев вновь отвергли курс на восстание. Сталин поддержал Ильича без оговорок. Он заявил, что фактически восстание уже идет – «флот восстал, поскольку пошел против Керенского. Стало быть, мы должны стать прочно и бесповоротно на путь восстания», но выступать нужно «с верой в успех... Мы должны сами обеспечить себе возможность выбора дня и условий восстания, чтобы не позволить контрреволюции подготовиться и организоваться».

Оппонируя Зиновьеву и Каменеву, он отметил: «Конечно, можно говорить, что нужно ждать нападения, но надо понимать, что та-

кое нападение (повышение цен на хлеб, посылка казаков в Донецкий район и т.п.) – уже произошло». И задает вопрос «До каких пор ждать, если не будет военного нападения? То, что предлагают Каменев и Зиновьев, объективно приводит к возможности для контрреволюции сорганизоваться. Так мы без конца будем отступать и проиграем всю революцию».

Замечание Сталина относительно необходимости веры в успех не случайно. Даже в Центральном комитете – этом высшем органе большевистской партии – не все были убеждены в достижении успеха. Решение о «всесторонней и усиленной подготовке вооруженного восстания» поддержали 19 голосов. Двое – Зиновьев и Каменев были против, четверо при голосовании воздержались.

Позиция Сталина была провозглашена им с трибуны собрания, а в резолюцию совещания была внесена его формулировка: «ЦК и Советы своевременно укажут благоприятный момент и целесообразные способы наступления». В состав Военно-революционного комитета (ВРК), призванного осуществить подготовку и проведение восстания, совещание избрало Бубнова, Дзержинского, Свердлова, Сталина, Урицкого.

То, что большевистский ЦК поставил на карту все, вызвало панику слабодушных. В знак протеста против решения большинства Каменев вышел из состава ЦК. На следующий день, 18 октября, он и Зиновьев в меньшевистской газете «Новая жизнь» опубликовали письмо с критикой действий ЦК. В письме говорилось, что восстание обречено на поражение и это повлечет за собой гибельные последствия для партии и революции.

Ленин очень остро отреагировал на своеволие отступников. И его можно понять. Решение, от которого зависела не только судьба всей партии, но и дело всей жизни, могло неожиданно рухнуть из-за безответственного шага двух ненадежных персон. В «Письме к членам партии большевиков» он квалифицировал этот поступок как «тягчайшую измену». Назвав авторов «штрейкбрехерами», он предложил им «основать свою партию с десятком растерявшихся людей». 20 октября в письме ЦК РСДРП(б) он вообще потребовал исключения Зиновьева и Каменева из партии. Он заявил, что «только так можно оздоровить рабочую партию, очиститься от дюжины бесхарактерных интеллигентиков». Просчет Зиновьева и Каменева он не простил даже после победы революции.

Однако на состоявшемся в тот же день заседании ЦК Дзержинский, Свердлов и ряд других членов поддержали критику Ленина, но предложения об исключении сомневавшихся из партии не приняли. Сталин тоже высказался против исключения и предложил: решения не принимать, а отложить вопрос до Пленума ЦК. Он не был сторонником «кровопускания». В редактируемой им газете «Рабочий путь» он даже дал возможность Зиновьеву опубликовать «протест» против писем Ленина и в ответ на последовавшую за это критику заявил о готовности выйти из редакции. Центральный комитет сразу же отклонил это предложение.

Конечно, решение о начале вооруженного восстания было непростым. Это был тот Рубикон, от которого возврата назад уже не было. О внутреннем напряжении и трудных размышлениях Сталина в эти дни «свидетельствует его статья от 20 ноября, с необычным названием: «Окружили мя тельцы мнози тучны». Используя слова 21-го псалма, он сравнивал положение большевиков с ситуацией, в которой пребывал библейский царь Давид, жаловавшийся Богу. «Все видящие меня ругаются надо мною...»

Он писал об истеричной «антибольшевистской кампании», начавшейся в конце октября. Перечисляя силы, направленные буржуазией против партии, – от выставленных у Зимнего дворца пушек до критикующего большевиков писателя М. Горького, – Сталин итожит: «Словом, если не считать рабочих и солдат, то поистине: «окружили мя тельцы мнози тучны», клевеща и донося, угрожая и умоляя, вопрошая и допрашивая».

Октябрь атаковал столицу России холодными ветрами, а политическая атмосфера в Петрограде накалилась до предела. Военно-революционный комитет брал под свой контроль части гарнизона. Временное правительство лихорадочно вербовало свои силы. Под его штыки встал даже «женский батальон». Конечно, более реальной силой были юнкера и войска, отозванные 19 октября в столицу с фронта. На улицах появились усиленные конные патрули. Власти не знали точной даты выступления, но слухи витали в воздухе, и за день до открытия съезда Советов правительство планировало захватить штаб большевиков Смольный.

Считается, что в этот подготовительный период Сталин выступил публично всего два раза. Первый раз перед началом подготовки к восстанию 20 октября на совещании уполномоченных профсоюзов Петрограда и 24-го числа перед большевистской фракцией Всероссийского съезда Советов.

Он не написал мемуаров и не занимался саморекламой, рассказывая о своей роли в Октябрьском восстании. Поэтому его практическая деятельность в эти решающие дни осталась действительно как бы в тени. Известно, что он был в Смольном. В штабе восстания. Где, по образному выражению поэта, на картах «втыкали в места атак флажки». Конечно, он и не планировал лично маршруты отрядов рабочих и солдат, как делал это в 1905 году, намечая для захвата революционерами важнейшие объекты Тифлиса.

Теперь это не входило в его функции. Но, являясь членом Военно-революционного комитета и ЦК, он, конечно, был в курсе всех практических шагов по стратегии и тактике восстания. Бездеятельность не была в его характере. Военно-революционный комитет (ВРК), призванный осуществить практический захват власти, был создан в Петрограде еще 12 (25) октября. В него вошло около двадцати левых эсеров.

Напомним, что за блок с левыми эсерами Сталин высказался еще в середине июля, в докладе на Петроградской конференции РСДРП(б). Окончательно ВРК оформился 21 октября. Его председателем стал левый эсер Лазимир, а секретарем – большевик Антонов-Овсеенко. Среди членов бюро ВРК были большевики Дзержинский, Сталин, Подвойский, Бубнов, левый эсер Муравьев, который после захвата власти будет назначен главнокомандующим Петроградским военным округом и начальником обороны города

24 октября 1917 года был вторник. Настороженные распространявшимися по городу слухами о большевистском выступлении власти принимали превентивные меры. Примечательно, первым действием властей, с которого начался день Великой Октябрьской социалистической революции, стал разгром организаторского штаба Сталина – газеты «Рабочий путь». В половине шестого утра в дом 40 на Кавалергардской улице явился комиссар милиции с отрядом юнкеров. Каратели разбили «стереотипы, конфисковали 8000 готовых номеров газеты, опечатали типографию».

Работник редакции позвонил Сталину в Военно-революционный комитет, который размещался в двух комнатах верхнего этажа в северном конце коридора Смольного. Сталин принял меры. Прибывшая к типографии рота Волынского полка разогнала юнкеров.

По существу, с этой символической первой стычки, как с первого «выстрела», начался отсчет часов восстания. Очевидец писал: «Уже самый факт, что правительство закрыло, а наша рота пришла и встала на стражу типографии, придал всему району... смелость».

Газета вышла в свет с последней дореволюционной статьей Сталина. Редакционная статья «Что нам нужно?» говорила о «роковой ошибке» тех, кто передал в феврале власть Временному правительству.

«Руководимые дурными пастырями, – писал он, – эсерами и меньшевиками, рабочие и солдаты добровольно передали власть ставленникам помещиков и капиталистов. <...> Эту ошибку следует исправить теперь же. Настал момент, когда дальнейшее промедление грозит гибелью всему делу революции... У власти должно быть новое правительство, избранное Советами, сменяемое Советами, ответственное перед Советами».

Второй съезд Советов должен был открыться на следующий день. Съезд имел особую значимость в планах Сталина. Он должен был закрепить правомерность ареста Временного правительства и легитимность установления Советской власти. Опытный политик, он понимал, что нельзя не считаться с общественным мнением. Съезд был одним из главных факторов плана восстания, без «освящения» восстания его решениями захват власти выглядел бы как незаконный банальный путч. Повестку дня Второго Всероссийского съезда Советов Сталин подготовил еще накануне. Конечно, он не открывал до конца своих замыслов. Выступая около полудня на совещании делегатов съезда, на вопрос одного из эсеров: «Какая цель у Военно-революционного комитета – восстание или охранение порядка?» – он лаконично ответил: «Порядок».

Общеизвестно, что любым процессом управляет тот, кто обладает информацией; в этот решающий день вся информация, приходившая в кипящий Смольный, стекалась к Сталину. Он тщательно отслеживал быстро менявшуюся обстановку в городе и вокруг него; донесения поступали к нему от курьеров и с захваченных телефонной и телеграфной станций. Этими рапортами руководствовался ВРК, но по ходу дня доклад об обстановке в столице, основанный на «последних сведениях, имеющихся у ЦК», Сталин сделал и для делегатов большевистской фракции съезда. В протоколе записи коротко отмечено: «С фронта идут на нас. Один латышский полк шел на нас, задержан. Во Времен, правит, колебание. Сегодня в 5– 6 час. присылали для переговоров...»

В разворачивающихся событиях у Сталина была еще одна задача: он был уполномочен поддерживать постоянную связь ЦК с Лениным. Агенты Временного правительства продолжали разыскивать лидера большевиков, и ЦК не хотел рисковать головой своего руководителя. Сталин был единственным, кто знал адрес его проживания в Петрограде. Ленин волновался, он хотел быть в курсе всего хода подготовки восстания, он жаждал полной информации и возможности управлять событиями.

Ради этого, пренебрегая опасностью ареста, еще накануне он сам отправился к Сталину. «Перед самым Октябрьским переворотом, – пишет Анна Аллилуева, – пришел Ильич. Днем позвонили. «Кого вам?» На пороге стоял незнакомый человек. «Сталин дома?» По голосу я узнала Ленина. Мама предложила ему поесть. Ленин отказался. После короткой беседы они ушли вместе со Сталиным из дома».

В день начала восстания Ленин находился на квартире В. Фофановой. Он с нетерпением ждал сообщений. В своих воспоминаниях, хранившихся в Партархиве, Фофанова пишет: «Когда наступило 24 число... в Политехническом институте был митинг, на котором выступал Сталин, и ему нужно было передать записку от В.И.». Троцкий тоже отмечал, что в октябрьские дни «связь с Лениным поддерживалась... через Сталина».

Механизм восстания сдвинулся. С вечера к Смольному стали стягиваться отряды красногвардейцев, солдат и матросов. В отличие от «революции пятого года» события 25 октября (7 ноября) 1917 года представляли собой детально спланированное восстание, в котором революционные силы действовали по единому плану как армия вооруженного пролетариата.

И все-таки Ильич не выдержал и нарушил уговор: оставаться на конспиративной квартире до окончательного результата. Вечером он попросил охранявшего его финна Рахья «привести к нему Сталина», но, поняв, что это «отнимет уйму времени», сам отправился в Смольный. Однако пришедшего ночью 24-го числа в сопровождении Э. Рахья Ленина в штаб революции пускать не хотели. Пришлось «прорываться». Загримированный вождь остался ждать у окна в коридоре, а его спутник ушел искать членов ЦК. Он вернулся со Сталиным.

25 октября большевики заняли важнейшие пункты и объекты города, представлявшие стратегическое значение: почту, телеграф, телефонную станцию, министерства, государственный банк, основные учреждения. Заседание Петроградского Совета началось днем в 2 часа 35 минут. В актовом зале Смольного хрустальные люстры освещали два ряда массивных белых колонн, стол президиума на сцене и пустую позолоченную раму, из которой был «выдран портрет» Николая II.

Появление на трибуне Ленина было встречено бурей аплодисментов. Свое короткое выступление он начал известными словами: «Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась».

К вечеру дело восстания практически было сделано. Однако, когда поздно вечером, в 10. 45, открылся II съезд Советов, Ленин не вышел на открытие. Все ждали сообщения из Зимнего дворца. Там еще находились министры-капиталисты. По сведениям Сталина: Керенский отправился на фронт за подкреплением, а Временное правительство продолжало совещаться. «Зимний, – пишет Подвойский, – мы должны были взять уже к утру 25-го». Срок перенесли «на полдень, потом на шесть часов, затем уже и сроков не назначали».

Ленин торопил: «Надо добить Временное правительство во что бы то ни стало». Штурм дворца начался уже с наступлением темноты. Символично обозначив начало новой эры в истории России, громыхнули холостыми залпами «Аврора» и Петропавловская крепость. Боевой выстрел произвело лишь орудие у арки Главного штаба. Снаряд пробил карниз дворца. «Идет стрельба из тяжелого орудия, – записала поэтесса Гиппиус, – слышно здесь... Сражение длится... С нашего балкона видны на небе сверкающие вспышки, как молнии». Огражденный бруствером из огромных поленниц дров, дворец был взят в 1.50 ночи 26 октября.

Анархист Федор Другое вспоминал, что арестованных министров выводили к ожидавшим автомобилям через узкий проход среди толпы участников штурма, собравшейся на Дворцовой площади. Из толпы раздавались остроты и шутки. «Все министры спокойно прошли сквозь строй к автомобилям Один Маслов, потеряв достоинство, впал в животный страх». Увидев толпу, он шарахнулся назад и, ухватившись за сопровождавших его людей, закричал: «Спасите, спасите меня!» Его пришлось уговаривать, «и шел он, сопровождаемый по бокам солдатами, уцепившись за них и с ужасом озираясь на матросов, которые нарочно делали ему страшные рожи».

А в это время в Смольном меньшевик Абрамович исступленно требовал от съезда немедленно снять осаду дворца, который бомбардирует «Аврора». Поддержки он не получил. Зато поступившее в третьем часу ночи известие об аресте Временного правительства вызвало гром аплодисментов. Делегаты разошлись в 6 часов утра. Второе заседание съезда Советов началось в 9 часов вечера 26 октября с доклада Ленина «о мире». Декрет о мире стал первым государственным актом, принятым новой властью. В завершение заседания был утвержден состав правительства, названного на французский манер Советом народных комиссаров. Список членов СНК начинался с В.И. Ленина, назначенного на пост председателя, и завершался фамилией И.В. Джугашвили (Сталина), получившего пост наркома по делам национальностей. Одновременно он был избран членом ВЦИК.

2 ноября Ленин утвердил написанную Сталиным «Декларацию прав народов России». В ней были сформулированы принципы национальной политики нового государства. Они включали: равенство и суверенность народов; право на самоопределение, вплоть до отделения; отмену всех национальных и национально-религиозных привилегий и ограничений; свободное развитие национальных меньшинств и этнографических групп.

Уже с первых часов своего существования Советская власть столкнулась с открытым и тайным противоборством. Бежавший из Петрограда Керенский при содействии генерала Краснова 25 октября пытался предпринять контрреволюционное наступление на столицу; мятеж был ликвидирован 1 ноября. О борьбе с большевиками заявил на Дону генерал Каледин; 29 октября красные отряды ликвидировали юнкерский мятеж в Петрограде. Уличные бои прошли в Москве, где сопротивление контрреволюции было особенно упорным, но события в столице оказались на удивление бескровными.

Это объясняется двумя причинами. С одной стороны, мало кто намеревался защищать всерьез свергнутое Временное правительство, с другой – еще меньше было тех, кто бы не сомневался, что большевистское правительство рухнет с минуты на минуту. Так считали не только лидеры политических партий, но и все обыватели – вся интеллигенция, а российская «интеллигенция» знает все...

Вместе с тем даже первые шаги Советской власти продемонстрировали разброд и шатания в рядах самого правительства. Поскольку Октябрьская революция была осуществлена большевиками при поддержке левых эсеров, то, кроме членов ленинской партии, только последние и вошли в состав нового правительства. Это вызвало протест остальных политических течений, жаждавших немедленного свержения большевистского правительства и ареста их руководителей.

Более трезвую позицию занял профсоюз железнодорожников. Меньшевики и правые эсеры, занимавшие прочные позиции в возглавляемом ими «Всероссийском исполнительном комитете союза железнодорожников» (Викжель), потребовали введения «однородного социалистического правительства» при полноправном участии своих представителей.

Формально Ленин не возражал против такого политического союза. «Нас обвиняют, – указывал он 7 (20) ноября в «обращении ЦК РСДРП(б)», – хоры буржуазных писак и людей, давших себя запугать буржуазии, в том, что мы неуступчивы, что мы непримиримы, что мы не хотим разделить власти с другой партией. Это неправда, товарищи!»

Но, конечно, Ленин прекрасно понимал, что, в случае введения в правительство членов оппозиционных партий, все преимущества от взятия большевиками реальной власти будут утеряны. Поэтому он без лицемерия заявлял об условиях возможной коалиции. Он подчеркивал готовность своей партии к сотрудничеству с «советскими партиями» лишь в случае, если они примут политическую программу большевиков.

Это прагматичное ленинское требование в самом большевистском руководстве сразу было встречено в штыки. В знак протеста против создания коалиционного правительства на условиях Викжеля о выходе из ЦК заявили Зиновьев, Каменев, Рыков, Ногин, Милютин. Каменев одновременно подал в отставку с поста председателя ВЦИК, а Рыков, Ногин, Милютин и Теодорович ушли с постов наркомов.

В эти дни всеобщего ажиотажа, разброда и столкновения мнений, нервозности и сомнений Сталин демонстрирует безусловную и абсолютную поддержку Ленина. Отстаивая его позицию при разборе во ВЦИК конфликта с представителями «Викжеля», он тоже заявил о возможности союза только при условии принятия большевистской программы революционных преобразований.

Профсоюзы на эти условия не пошли, и совместно с левыми эсерами большевики распустили так называемое Учредительное собрание, на которое оппозиция возлагала большие надежды. Впрочем, даже Керенский скептически отнесся к этой форме «народовластия». Впоследствии, в эмиграции, он писал: «Учредительное собрание обернулось трагическим фарсом. Ничего из того, что там происходило, не дает возможности назвать его последним бастионом защиты свободы».

В надежде на скорый крах большевиков меньшевистская «Новая жизнь» совершенно справедливо писала 4 (17) ноября: «Ведь, кроме солдат и пушек, у большевиков пока нет ничего. Без государственного механизма, без аппарата власти вся деятельность нового правительства похожа на машину без приводных ремней».

Задачи, поставленные декретами новой, пролетарской власти, были грандиозны, но вряд ли кто даже из лидеров большевиков ясно осознавал, какие трудности придется им встретить на предстоявшем пути. Не все вписывалось в постулаты теории. Не все поддавалось контролю и управлению. В один из этих неистовых дней Советская власть повисла на волоске. 7 (20) ноября 1917 года Советское правительство начало в Брест-Литовске переговоры о перемирии между Советской Республикой и странами германского блока.

В этот важный, решающий момент главнокомандующий войсками генерал Духонин отказался подчиняться приказу Совнаркома о начале переговоров. «Минута была жуткая... – вспоминал Сталин. – Командный состав армии находился целиком в руках Ставки. Что касается солдат, то неизвестно было, что скажет 12-миллионная армия, подчиненная так называемым армейским организациям, настроенным против Советской власти».

Казалось бы, все... Тупик. Однако Ленин не потерял самообладания и предложил пойти на радиостанцию, откуда была возможность обратиться «к солдатам через голову командного состава с призывом – окружить генералов, прекратить военные действия, связаться с австро-германскими солдатами и взять дело мира в собственные руки... Это был скачок в неизвестность», – признал Сталин.

Вслед за переданным радиопосланием, 9 (22) ноября Ленин, Сталин и Крыленко вступили в переговоры с Духониным по телеграфу. Вызванный по прямому проводу Духонин самонадеянно заявил, что готов подчиниться «центральной правительственной власти, поддержанной армией и страной», но не признает Совнаркома и отказывается выполнять приказы Ленина.

В ответ на бойкот распоряжений Советской власти в адрес главкома ушла телеграмма. Она была категоричной: «Именем правительства Российской республики, по поручению Совета Народных Комиссаров, мы увольняем вас от занимаемой вами должности за неисполнение предписаний правительства и за поведение, несущее неслыханные бедствия трудящимся массам всех стран и в особенности армиям. Мы предписываем вам под страхом ответственности по законам военного времени продолжать ведение дела, пока не прибудет в Ставку новый главнокомандующий или лицо, уполномоченное им на принятие от вас дел. Главнокомандующим назначается прапорщик Крыленко. Ленин, Сталин и Крыленко».

Проявленная самоуверенная строптивость, неподчинение революционной власти закончились для генерала трагически. Взбунтовавшиеся солдаты растерзали генерала, устранив препятствие для начала переговоров с немцами. Солдаты устали от войны, и рожденная этим эпизодом крылатая фраза: «Отправить в штаб Духонина» – афористично увековечившая его имя в революционном фольклоре – стала выражением понимания «демократии» в это время.

Уже в эти первые дни существования молодого государства роль Сталина не ограничивалась работой в Совнаркоме. 29 ноября «для решения наиболее важных вопросов, не терпящих отлагательства», ЦК образовал бюро «четверку» в составе Ленина, Сталина, Троцкого и председателя ВЦИК Свердлова.

Молодое Советское правительство оказалось во главе России, когда развал экономического и политического уклада государства вошел в стадию необратимого разрушения. Положение было тяжелейшим. Стихийная национализация предприятий промышленности, захват крестьянами помещичьих земель, начавшиеся еще при Временном правительстве, вызвали бегство бывших хозяев. Страну ожидали трудные времена. Теперь на открытый саботаж новой власти пошли служащие государственных учреждений. Интеллигенция. На их места приходили молодые революционеры, полные прекрасных идей о «грядущем светлом будущем», но не имевшие ни малейшего представления о методах и способах претворения этих идей в практику жизни.

Самые благие намерения и дерзновенные замыслы погибают от болтовни. Много обещавший, но не кредитоспособный Февраль канул в Лету. «Все было кончено, – пишет русский писатель. – По опустевшим улицам притихшего Петербурга морозный ветер гнал бумажный мусор – обрывки военных приказов, театральных афиш, воззваний к «совести и патриотизму» русского народа. Пестрые лоскуты бумаги с присохшим к ним клейстером, зловеще шурша, ползли вместе со снежными змеями поземки.

Это было все, что осталось от еще недавно шумной и пьяной сутолоки столицы. Ушли праздные толпы с площадей и улиц. Опустел Зимний дворец, пробитый сквозь крышу снарядом с «Авроры». Бежали в неизвестность члены Временного правительства, влиятельные банкиры, знаменитые генералы... Исчезли с ободранных и грязных улиц блестящие экипажи, нарядные женщины, офицеры, чиновники, общественные деятели со взбудораженными мыслями... Испуганный прохожий жался к стене, косясь на патрули – на кучи решительных людей, идущих с красной звездой на шапке и с винтовкой, дулом вниз. Через плечо.

...Страшно, непонятно, непостигаемо. Все кончилось. Все было отменено... Чины, отличия, пенсии, офицерские погоны, буква ять, Бог, собственность и само право жить, как хочется, – отменялось. Отменено!..»