Текст книги "Борьба и победы Иосифа Сталина"

Автор книги: Константин Романенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 49 страниц)

Десятая красная армия израсходовала большую часть боевого запаса и вооружения еще в августовских боях под Царицыном. И, хотя на совещании Реввоенсовета в Москве царицынцам была обещана помощь, реально ничего сделано не было. Вместе с тем, видимо, с подачи Троцкого, назначенный новым командующим на Юге бывший генерал П.П. Сытин занял агрессивную позицию по отношению к Реввоенсовету фронта, игнорируя его требования и указания.

Однако Сталин держал под контролем всю ситуацию как на фронте, так и в губернии. Он трезво оценивал обстановку и, сообщая 27 сентября о возобновлении казаками наступления, в письме в Реввоенсовет Республики подчеркивал: войска «не одеты и не вооружены», и до сих пор нет обещанных «в Москве винтовок и обмундирования».

В том же письме он обратил внимание и на то, что командующий Сытин, «странным образом не интересующийся положением фронта в целом (если не считать Поворотинский участок), видимо, он не принимает или не в силах принять меры для оздоровления северных участков Южного фронта. Более того, на наш двукратный запрос о состоянии северных участков он до сих пор не ответил ни единым словом...».

Саботировала запросы РВС Южного фронта и Москва. Тщеславный и вечно интригующий Троцкий на просьбы царицынцев о пополнении отвечал неохотно и бестолково. Но, посылая путаные инструкции и грозные приказы, он одновременно жаловался Ленину на «недисциплинированность» Сталина и Ворошилова в исполнении его предписаний.

Это привело к конфликту между РВС фронта и новым командующим. На заседании Реввоенсовета, состоявшемся 29 сентября, Сытин потребовал невмешательства его членов Сталина, Ворошилова и Минина в оперативные вопросы и переноса штаба фронта в Козлов.

Бывшего генерала поддержал и бывший член коллегии Наркомата по военным и морским делам КА. Мехоношин. Ярый сторонник Троцкого, назначенный в сентябре членом РВС Республики, он встал в оппозицию РВС Южфронта и вместе с Сытиным апеллировал к Троцкому.

Конечно, Сталин не мог мириться с таким положением. Реввоенсовет Южного фронта 1 октября принял постановление о снятии Сытина с поста и назначении на должность комфронта Ворошилова На следующий день Сталин отправил в РВС Республики телеграмму, в которой, с присущей ему эмпиричностью, подробно изложил положение на фронте. Подчеркнув, что Царицын по-прежнему не получает боеприпасов, он задал риторический вопрос: «Считаете ли вы нужным удерживать за собой Юг?»

В ответ 3 октября пришла высокомерная телеграмма Троцкого: «Приказываю тов. Сталину и Минину немедленно образовать Революционный совет Южного фронта на основании невмешательства комиссаров в оперативные дела. Штаб поместить в Козлове. Неисполнение в течение 24 часов этого предписания заставит меня принять суровые меры».

Троцкий блефовал. Эта телеграмма, имевшая форму приказа, грубая по тону и циничная по содержанию, была составлена Троцким единолично. Он даже не согласовал ее с Реввоенсоветом Республики. Конечно, заносчивый Троцкий увлекся. Сталин был таким же членом ЦК и тоже наркомом, поэтому принять по отношению к нему «суровые меры» было не столь просто. Троцкий еще не стал диктатором. И все-таки, что воодушевило Лейбу Бронштейна на откровенный демарш? Имелись ли у него основания для демонстрации высокомерного начальствующего тона?

Да, такие предпосылки существовали. Дело в том, что сразу после ранения Ленина, когда 2 сентября ВЦИК объявил страну на положении «военного лагеря», Свердлов вызвал срочной телеграммой Троцкого в Москву. По его предложению наркомвоенмора назначили Председателем Реввоенсовета Республики, а главкомом советских войск стал И. Вацетис. Новый пост Троцкого являлся гораздо более емким, чем у Председателя Совнаркома Ленина.

Он не только обеспечил Троцкому возможность «надеть галифе», но и придал уверенность его желанию первенствовать. Ему уже грезилась не ограниченная ничем власть. Правда, оправившись от болезни, в ноябре 1918 года Ленин устранит это несоответствие, когда создаст Совет Труда и Обороны, лишивший РВС и Троцкого неожиданно приобретенной «верховной» власти. Но в этот момент Троцкий еще упивался собственным всесилием.

Подыгрывая Троцкому, Председатель ВЦИКа Свердлов тоже телеграфировал Сталину и Ворошилову: «Все решения Реввоенсовета (Республики) обязательны для военсоветов фронтов. Без подчинения нет единой армии... Никаких конфликтов не должно быть».

Однако Сталин был не из тех людей, кто проглатывает оскорбления молча, а затем страдает. Но он не стал отвечать хамством. Хотя заносчивый тон Лейбы Бронштейна не мог не задеть его самолюбия, в тот же день, 3 октября, в Москву ушла подчеркнуто официальная телеграмма:

«Председательствующему ЦК партии коммунистов Ленину. Мы получили телеграфный приказ Троцкого... Мы считаем, что приказ этот, писанный человеком, не имеющим никакого представления о Южном фронте, грозит отдать все дела фронта и революции на Юге в руки генерала Сытина, человека не только не нужного фронту, но не заслуживающего доверия и поэтому вредного (курсивы мои. – К. Р.).

Губить фронт ради одного ненадежного человека мы, конечно, не согласны. Троцкий может прикрываться фразой о дисциплине, но всякий поймет, что Троцкий не Военный Революционный совет Республики, а приказ Троцкого не приказ Реввоенсовета Республики.

Приказы только в том случае имеют какой-нибудь смысл, если они опираются на учет сил и знакомство с делом. Отдать фронт в руки не заслуживающего доверия человека, как это делает Троцкий, значит попрать элементарное представление о пролетарской дисциплине и интересах революции, фронта. Ввиду этого мы, как члены партии, заявляем категорически, что выполнение приказов Троцкого считаем преступным, а угрозы Троцкого недостойными...»

Это обращение, подписанное: «член ЦК партии Сталин, член партии Ворошилов», заканчивалось предложениями: «Необходимо обсудить в ЦК партии вопрос о поведении Троцкого, третирующего виднейших членов партии в угоду предателям из военных специалистов и в ущерб интересам фронта и революции.

Поставить вопрос о недопустимости издания Троцким единоличных приказов, совершенно не считающихся с условиями места и времени и грозящих фронту развалом. Пересмотреть вопрос о военных специалистах из лагеря беспартийных.

Все эти вопросы мы предлагаем ЦК партии обсудить на первоочередном заседании, на которое, в случае особенной надобности, мы вышлем своего представителя».

Но дело заключалось не в доверии или недоверии мало известному генералу, я в кадровой политике Троцкого. И уже сама ретроспекция деятельности Троцкого свидетельствует, что его политика была далеко не безупречной. Это и стало причиной трений между двумя наркомами.

Безусловно, присутствуя на месте событий, Сталин трезвее оценивал ситуацию, чем она виделась из-за зубцов Кремлевской стены. Но он не занимался «самодеятельностью». Еще приступая к реорганизации фронта и организации обороны Кавказа, он написал в Москву о своих намерениях, запросив полномочия непосредственно от наркома Троцкого.

И лишь когда стало ясно, что ответа не будет, он сообщил Ленину: «...Для пользы дела мне необходимы военные полномочия. Я уже писал об этом, но ответа не получил Очень хорошо. В таком случае я буду сам, без формальностей, свергать всех командиров и комиссаров, которые губят дело. Так мне подсказывают интересы дела, и, конечно, отсутствие бумажки от Троцкого меня не остановит».

Но не ошибался ли Сталин, столь решительно критикуя Троцкого? Впрочем, поставим вопрос иначе: был ли Троцкий выдающимся организатором Красной Армии?

Троцкий никогда не был военным. Он не имел ни военного, ни высшего образования, никогда и нигде не учился военному искусству, никогда не служил в армии. У него вообще не было никакого образования, кроме гимназического. И, кроме стороннего созерцания баррикадных боев в Москве в революции 1905 года, он не имел никакого опыта ведения боевых действий. Троцкий не спланировал и не провел ни одной стратегической операции, заслуживающей изучения как пример искусства военачальника.

Вся военная деятельность Троцкого сводилась к расправам с неугодными ему военачальниками, расстрелам «каждого десятого» красноармейца из строя и прочим расстрелам. Кровавыми жертвами этой политики Троцкого во время Гражданской войны стали: командующий кавалерийским корпусом Б.М. Думенко и его сослуживцы М.Н. Абрамов, М.Г. Колпаков, СА. Кравченко; командующий 2-й Конной армией Ф.К. Миронов и многие другие командиры.

Да, от Троцкого во многом зависела кадровая политика армии. Однако привлечение в армию профессионалов не было его изобретением. И дело даже не в том, что, осознавая свою военную некомпетентность, собственное дилетантство, Троцкий пытался восполнить их услугами военспецов. Без знания и опыта бывших царских офицеров строительство регулярной Красной Армии становилось неэффективным Это вытекало из закономерных обстоятельств: в Красной Армии служило «около 43 процентов наличного к 1918 году офицерского состава, в Белой же – 57 процентов (примерно 100 000 человек)». «Из 100 командиров армий у красных в 1918 – 1922 годах 82 были «царскими» генералами и офицерами».

Все это прекрасно понимал и Сталин. Уже его успешная работа с военспецами Егоровым, Думенко, Буденным, Мироновым и многими другими бывшими служащими царской армии – очевидное свидетельство его доверия профессионалам. И в конфликте с военспецами на Царицынском фронте речь может идти не о подозрительности Сталина к военспецам вообще, а лишь о конкретных людях, не отвечавших его критериям.

Но вернемся в 1918 год. В Царицын. Интриги Троцкого против царицынцев продолжались, и 6 октября Сталин был вынужден выехать в Москву. Конфликт двух наркомов был рассмотрен в высших инстанциях. Результатом этой поездки стало то, что постановлением от 8 октября Совет народных комиссаров назначил Сталина членом Реввоенсовета Республики, а 17 сентября он занял пост председателя нового Реввоенсовета Южного фронта. Командующим 10-й армией, непосредственно защищавшей Царицын, утвердили Ворошилова. Но главным итогом стали последовавшие события – результат «второй обороны» Царицына.

Сталин вернулся на фронт 11 сентября, когда противник уже приблизился к городу. Пешие и конные полки Войска Донского переправились через Дон между станицами Нижне-Чирской и Калачом по трем плавучим мостам. Генерал Мамонтов наблюдал за переправой с высокого холма: конные сотни казаков, пехота, лошади, тянувшие тяжелые гаубицы, скрежещущие гусеницами десять танков. Войска генерала Мамонтова – двенадцать конных и восемь пехотных дивизий – наступали на Царицын пятью колоннами.

Красные отступили. Морозовцы отошли к Сарапете и селу Чапурники. Мобилизованные по хуторам Первый и Второй крестьянские полки, подняв винтовки, сдались в плен. Отступила и потерявшая связь с северным и южным флангами 10-я красная армия. В Царицыне на ружейном, механическом и лесопильных заводах заревели гудки. Отправленные с предприятий на фронт три тысячи рабочих закрыли прорыв и с тяжелыми потерями отбросили мамонтовцев.

Однако положение было почти катастрофическое. Перестроив ночью штурмовые колонны, утром Мамонтов перенес удар на участок, слабо прикрытый рабочими дружинами. По тянувшимся до города двум глубоким оврагам казачья конница подобралась почти к окопам красных. Белые вышли на подступы к Царицыну и кое-где прорвались к Волге.

На центральном участке противник захватил станцию Воропоново, находившуюся в десяти верстах от города. Теперь линия обороны города напряженно выгнулась дугой. Она начиналась на севере у станции Гурмак и кончалась на юге. В тылу красных частей простиралась невысокая гряда холмов, а за ней, до самого города, тянулась покатая равнина. Дальше отступать было некуда – только в ледяные воды Волги...

Приближался день решающего сражения. Накануне в салон-вагоне Сталина состоялось совещание. Всем было ясно, что резервов у Председателя Реввоенсовета Южного фронта нет. Понимал это и сам Сталин. Очевидцы вспоминали, что в этот день он был возбужден больше обычного, почти «не переставая, дымил трубкой», но говорил своим ровным голосом, что «успокаивало окружающих».

Сталин не испытывал растерянности. Готовясь к отражению наступления противника, он действовал по тщательно продуманному плану. Он знал, что главные силы белых сосредоточились в районе Дубровки. Отсюда должен был последовать главный удар противника. Он полагал, что утром войска Мамонтова двинутся к городу, на Садовую, построившись в походные колонны и пустив впереди небольшой авангард. Сталин предложил пропустить авангард белых и расправиться с ним уже в глубине войск фронта.

Он распорядился снять скрытно ночью всю артиллерию фронта и сосредоточить ее в районе Дубровки. Сюда же надлежало свезти все снаряды и укрыть здесь сводную кавалерийскую дивизию Думенко. То есть на наиболее угрожавшем направлении, в районе Садовой, он предлагал нанести главный удар.

Предложение Сталина было неожиданным и дерзким. Его расчет строился на том предположении, что в предвкушении победы белые утратили бдительность. И, сконцентрировав свои силы в единый кулак, он намеревался нанести удар на основном острие штурма, обеспечив подавляющее превосходство артиллерийского и войскового потенциала красных. Это было смелое, но одновременно и рискованное решение.

Начальник царицынской артиллерии Кулик рассказывал, что близко к полуночи он приехал в штаб армии. Дежурный проводил его к Сталину. В кабинете находился и Ворошилов. Кулик доложил, что основная часть артиллерии уже стягивается к центральному участку, но несколько дивизионов он оставил на флангах.

– Какие фланги? – переспросил его Сталин, и лицо его посуровело. – Гумрак? Сарапот? Либо в приказе неясно написано, либо вы не поняли приказа Реввоенсовет приказывает вам сосредоточить на центральном участке всю – вы понимаете? Всю! – артиллерию! До единого орудия!

Возражения Кулика о риске он прервал категорически:

– Мы должны пойти на этот риск. Вчера они были биты на южном участке, и у нас есть основания полагать, что сегодня они попытаются атаковать именно у Садовой.

– Но наши части, в первую очередь пехота, устали, – резонно заметил Кулик.

– Верно! – согласился Сталин. – И именно потому, что пехота устала, ей должна помочь техника: артиллерия плюс пулеметы, плюс бронепоезда и бронемашины...

Его психологический расчет оправдался. Утром 17 октября войска генерала Мамонтова действительно пошли к городу в походных колоннах в сторону Садовой. На рысях вдоль дорог двигалась кавалерия. Ближе к городу части стали перестраиваться в несколько рядов, уставя штыки. Офицерские батальоны развернулись, как на параде, с интервалами, впереди развевались два знамени.

Удар артиллерии красных был неожиданным. Разорвавшиеся в хмуром небе облачка шрапнели напоминали всполохи фейерверка Но затем, сотрясая воздух, на наступавших навалился тяжелый, давящий грохот. Казалось, что обрушилось само небо. Это дала залпы царицынская артиллерия.

Никогда еще ранее в этой войне не было сосредоточения такого количества артиллерии на узком участке фронта Почти 200 орудийных стволов, бьющих с предельной скоростью. Снаряды рвались в гуще колонн, огромное пространство покрылось трупами. Не давая опомниться, в ряды белых врезались грузовики с пулеметами и хлынула конница Затем в наступление пошел весь фронт.

Донское войско дрогнуло, а затем побежало. 25 октября мамонтовцы отступили за Дон. Это была блестящая победа.

Сталин уехал из Царицына в Москву 19 октября. Ему предстояло принять участие в подготовке съезда партии, на котором военные вопросы заняли ведущее место. Проинформировав Ленина о положении на фронте, он добился регулярных поставок в Царицын боеприпасов и обмундирования. В своих выступлениях на съезде он подчеркивал героизм бойцов, а новых командиров назвал «красным офицерством».

В конфликте с Троцким он не проиграл. Наоборот, его авторитет как одного из руководителей партии только укрепился. Впрочем, авторитет Сталина большевиками не подвергался сомнению. На II съезде партии Украины 25 октября его избрали членом заграничного бюро ЦК КП(б)У 13 ноября ВЦИК принял постановление об аннулировании Брестского мирного договора. Это означало прекращение невмешательства России в вопрос оккупации Украины немцами. В изменившейся ситуации Сталин опять оказался на острие текущего момента.

Теперь его внимание было направлено на Западное направление. Получив полномочия Ленина и изучив возможность освобождения Украины, он начал действовать. В ноябре коллегия Наркомата национальностей обсудила положение дел на Украине и в других оккупированных областях. В постановлении отмечалось, «что в связи с обострением революционного кризиса в оккупированных областях центр тяжести советской работы должен быть передвинут из Москвы в эти районы».

Сталин подытожил обсуждение: «Пока вся власть – Реввоенсовету, правительство – потом, когда продвинемся на Украину». Бывший член Временного рабоче-крестьянского правительства Украины В.П. Затонский вспоминал, что на следующий день вместе с ним и Пятницким Сталин в своем салон-вагоне выехал в Курск. В Орле подсели Артем Сергеев и Квиринг. Сталин не объявил спутникам цели поездки, сказав, что деловой разговор будет после обеда в Курске, он заперся в своем купе. Когда принесли обед и выпили чаю, он велел закрыть двери. «Теперь начнем, – сказал он и без предисловия объявил: – ЦК РКП постановил создать Советское правительство с... (тут была пауза) с Пятаковым во главе...»

Дав улечься реакции, он добавил: «Одновременно ЦК РКП постановил: создать Реввоенсовет группы Курского направления. В РВС войдут: я, Затонский и командующий тов. Антонов». «Это, – вспоминал Затонский, – уж окончательно вывело наших товарищей из равновесия: мало того, что Пятакова делают главою, да еще и Антонова в командующие...» Сталину пришлось доказывать причины такого выбора, но единодушие он обеспечил Правда, в Курске он пробыл недолго. Уже 20-го числа его отозвали в Москву.

Его заместителем остался Артем Сергеев, но украинские проблемы требовали постоянного внимания Сталина, В его адрес летели пространные телеграммы, порой резкие по тону, порой с жалобами, что Центр сдерживает инициативу, или с требованием немедленного вмешательства. Дела не позволили ему выехать и на первое заседание Временного рабоче-крестьянского правительства Украины, и вместо себя он направил Антонова.

28 ноября Сталин телеграфировал Затонскому: «Я очень занят и не могу выехать. Антонова уже выслал к вам. Приедет Беленко-вич, приезда которого добивался Артем. Приедут еще украинцы, и среди них имеются опытные командиры с Царицынского фронта... Если имеются разногласия, решайте сами вместе с Антоновым. У вас все права в руках».

В этот же день в Судже прошло первое заседание Временного рабоче-крестьянского правительства Украины. И на следующий день был опубликован манифест «К трудящимся Украины». Первого декабря 1918 года в статье «Украина освобождается» Сталин пишет: «Настоящая борьба на Украине еще впереди...»

Но что не позволило Сталину в эти дни вплотную заниматься украинскими делами? На какую занятость ссылался он, препоручая свои полномочия другим? Чем был занят он, никогда не увиливающий от живого дела?

Конечно, успешное ведение войны нельзя было обеспечить только назначениями командующих армиями и эпизодическими выездами на фронт Троцкого с карательными приказами и агитационными выступлениями. Очевидно, что развертывание боевых действий не может осуществляться без слаженной работы всего хозяйственного, промышленного потенциала страны, питающего армию ресурсами. Ленин это хорошо понимал.

И, вернувшись после выздоровления к делам, Ленин решил создать орган, призванный в условиях Гражданской войны взять в свои руки всю полноту полномочий в вопросе руководства армией и мобилизации всех сил и средств государства на военные нужды. Для практического решения этой задачи Ленину нужен был человек, имевший опыт организации и налаживания механизма, позволявшего связать тыл и фронт прочными приводными ремнями. Таким человеком и стал Сталин. Именно ему Ленин поручил практическую работу по организации Совета обороны.

Чрезвычайный высший орган Советского государства, Совет рабочей и крестьянской обороны правительство образовало 30 ноября 1918 года. Ленин стал председателем Совета, его заместителем был назначен Сталин. Членами в состав Совета вошли председатель Реввоенсовета Троцкий, нарком путей сообщения Невский, замнаркома продовольствия Брюханов и председатель Чрезвычайной комиссии по снабжению Красин. По существу это было правительство в правительстве. Как и год назад, сразу после революции, Сталин опять непосредственно управлял работой высшего чрезвычайного органа страны.

Одновременно Ленин исправил и перекос, возникший в структуре власти в период его болезни, появлению которого способствовал поторопившийся после ранения главы правительства Свердлов. Новый орган управления не только сосредоточил в своих руках военно-хозяйственные вопросы Республики, но и взял под свой контроль деятельность Реввоенсовета, возглавляемого Троцким. Надежды Троцкого на постепенное перетягивание всей полноты власти на себя не оправдались. Когда в первую годовщину Октября Ленин выступил на Красной площади, Троцкий скромно стоял под трибуной.

До конца года он провел несколько заседаний Совета, рассмотревших вопросы транспорта, о расквартировании воинских частей и посылке комиссаров во вновь формирующиеся дивизии.

Между тем становилось все очевиднее, что Троцкий не справлялся с руководством армией. Наркомвоенмор проводил свободное время на даче в Архангельском, а вследствие его дилетантских действий обстановка на фронтах продолжала ухудшаться.

Вскоре после Февральского переворота Временное правительство вызвало адмирала Колчака в Петроград, чтобы отдать в его руки Балтийский флот. Но вместо этого в начале августа 1917 года он тайно отправился в Лондон, где встретился с морским министром Великобритании, а затем перебрался в США. Летом Колчак написал своей любовнице Тимиревой: «17 июня я имел совершенно секретный важный разговор с послом США Рутом и адмиралом Тленном... я ухожу в ближайшем будущем в Нью-Йорк. Итак, я оказался в положении, близком к кондотьеру».

Кондотьерами в Италии XIV—XVI веков назывались предводители наемных военных отрядов, находившихся на службе у отдельных государей и римских пап, набираемых преимущественно из иноземцев. После Октябрьский революции адмирал поступил «на службу Его Величества короля Великобритании», а в марте 1918 года он получил телеграмму начальника британской военной разведки, предписывавшую ему «секретное присутствие в Маньчжурии».

В апреле, направляясь в Пекин, Колчак записал в дневнике, что должен там «получить инструкции и информацию от союзных послов. Моя миссия является секретной, и хотя догадываюсь о ее задачах и целях, но пока не буду говорить о ней». В Омск он прибыл уже в сопровождении представителей Антанты. Здесь он стал военным министром, а позднее главой созданного ранее эсеровско-кадетского правительства.

В период сибирского «похода» Колчака неустанно опекали британский генерал Нокс и французский генерал Жанен со своим советником Зиновием Пешковым (Гаухманом) – младшим братом Якова Свердлова (Гаухмана). Капитан французской армии, родной брат-погодок Я.М. Свердлова и приемный сын Горького (Пешкова) Зиновий Пешков еще в июле 1917-го был назначен представителем французского правительства при Керенском. Как и Колчак, он прибыл в Сибирь через Японию и Китай.

Получается странный, если не парадоксальный симбиоз: с одной стороны Колчак и Зиновий Пешков, с другой – Троцкий и Яков Свердлов. Но и тот и другой союзы основаны на американо-франко-британских связях и деятельности разведок стран Антанты.

Таким образом, алчные взоры на Россию устремили не только кайзеровские советники. Вожделенный лакомый кусок от распадавшейся империи жаждали получить и другие предприимчивые нации. Впрочем, британский лев шарил своей когтистой лапой по российскому карману Закавказья еще до «освободительного» похода Колчака,

В ноябре 1918 года «сухопутный адмирал, не способный руководить военными и гражданскими делами на суше, кокаинист, позер и истерик», тайно состоявший на службе у англичан, объявил себя «диктатором России». Действительно, особая роль Колчака для Запада определялась не его военными талантами, а тем, что в его в руках оказалось золото Российской империи, захваченное чехами в Казани. Разогнав эсеров и пристроив к власти в городе правых и кадетов, адмирал начал продвижение из Сибири к Центру России.

Восточный фронт красных отступал. В ночь на 25 декабря войска диктатора заняли Пермь. С падением Перми возникла угроза захвата белыми Вятки, появилась возможность их соединения с интервентами, наступавшими из Архангельска.

Сдача Перми стала серьезным поражением Красной Армии. 1 января в Кремле слушали доклад Уральского комитета. Доклад оказался маловразумительным, Реввоенсовет, возглавляемый

Троцким, тоже не владел ситуацией. «Для подробного расследования причин сдачи Перми» решением ЦК и Совета обороны была создана «партийно-следственная комиссия в составе И.В. Сталина и Ф.Э. Дзержинского».

Поезд с членами правительственной комиссии прибыл на станцию Вятка-1 рано утром 5 декабря. Город переполняли слухи о предстоявшей его сдаче, в учреждениях царила сумятица и неразбериха. Сразу по прибытии комиссия срочно направила на фронт батальон, состоявший при вятской ЧК, и несколько сводных подразделений.

Положение красных войск под Пермью казалось катастрофическим. При беспорядочном бегстве из Перми войска бросили имущество и технику. В телеграмме Ленину от 5 января Сталин сообщил: «Расследование начато... От 3-й армии (более 30 тысяч человек) осталось около 11 тысяч усталых, истрепанных солдат, еле сдерживающих напор противника...» В ночь на 7 января Сталин и Дзержинский выехали в Глазов. Здесь они посетили 3-ю бригаду 7-й дивизии, состоявшую из трех полков и направленную для подкрепления 3-й армии уже после падения Перми.

Первый краткий отчет комиссия отправила в Москву 13 января. В нем указывалось, что причинами сдачи Перми стали усталость и измотанность армии, отсутствие резервов, бездеятельность командарма и оторванность штаба от войск. Но в качестве основной причины указывался недопустимый способ управления фронтом со стороны Реввоенсовета Республики

Выводы отчета были категоричны: «Первое же знакомство с бригадой показало, что она не имеет ничего общего с Красной Армией (явно контрреволюционные настроения, озлобленность против Советской власти, наличность внутри бригады сплоченной группы кулацких элементов, угрозы сдать Вятку и прочее). Кроме того, бригада и в боевом отношении не подготовлена (не умеет стрелять, обоз у нее летний), командиры не знают своих полков, политическая работа мизерная».

Вернувшись 19 января в Вятку, члены правительственной комиссии приступили к наведению порядка. Ликвидировав скопившиеся в городе учреждения, на совещании партийных и советских организаций Сталин создал Реввоенсовет, передав ему всю полноту власти. Экстренные меры дали эффект. При новой поездке в Глазов 21 января представители Центра застали улучшение положения 3-й армии. Она даже начала наступать.

Понять причины поражения под Пермью членам комиссии было нетрудно: истрепанные, плохо довольствуемые и усталые дивизии, сражавшиеся «при 35-градусном морозе», насчитывающие всего 17 тысяч штыков и сабель, – были не в состоянии перекрыть фронт, протянувшийся на 400 километров. Вина за такое состояние армии лежала на Троцком. Сталин с Дзержинским пробыли на Восточном фронте почти месяц, до 31 января. Переезжая с одного участка на другой, объясняя и требуя, настаивая и приказывая, они наводили порядок. В результате осуществленного комплекса экстренных мер фронт стабилизировался.

Однако выводы комиссии шли дальше простого рассмотрения частного состояния дел на Восточном фронте. Сталин и Дзержинский требовали: «отказаться от формирования больших, громоздких единиц (дивизий)... объявив предельной единицей бригаду». Вместе с тем они отвергали партизанщину: «Необходимо установить на фронтах... режим строгой централизации отдельных армий вокруг осуществления определенной, серьезно обдуманной стратегической директивы». Предметом критики стало и формальное отношение военного руководства к нуждам солдат, незнание действительного положения дел в армии, плохая организация управления войсками.

И все-таки основной, специфически военной причиной «пермской катастрофы» члены комиссии называют бюрократическую деятельность Реввоенсовета Республики, который расстраивает «своими так называемыми директивами и приказами дело управления фронтом и армиями». Они подчеркивали, что «без соответствующих изменений в военном Центре нет гарантий успеха на фронтах».

Одним из результатов ревизии Восточного фронта Сталиным и Дзержинским стало то, что на состоявшемся 18—23 марта VIII съезде РКП(б) большое место заняло обсуждение вопросов организации Красной Армии. Впрочем, они были не единственными, кто был недоволен методами руководства армией Троцким. Особое возмущение в методах Троцкого вызвала практика приказов о расстрелах командиров и комиссаров. Эта вакханалия террора при его наездах на фронт была общеизвестна, и еще перед съездом, стремясь нейтрализовать критику в свой адрес, Троцкий в специальном письме пытался оправдать свои репрессии и доказать правильность своей политики.

VIII съезд РКП(б) принял новую – вторую программу партии и избрал И.В. Сталина в ЦК; а 25 марта 1919 года, по завершении съезда, он вошел в состав Политбюро. Поездка на Восточный фронт отозвалась для Сталина и еще одним очередным назначением. 30 марта на заседании ВЦИК Сталина утвердили народным комиссаром Государственного контроля.

Он энергично взялся за дело. Уже 3 апреля он выступил на заседании Совнаркома с докладом и проектом Декрета о реорганизации Государственного контроля. Нарком начал реформу с того, что уменьшил число отделов с 25 до 11. На себя он взял руководство военно-морским отделом. 30-го числа он подписал извещение «Всем гражданам Советской Республики» о создании бюро жалоб и заявлений при Народном комиссариате госконтроля. Таким образом, помимо обязанностей в руководстве партии и Совете обороны, Сталин стал руководителем двух наркоматов в Советском правительстве.

В разгар Гражданской войны Сталин начал наведение порядка на фронтах и в тылу государства. То была «очередная задача» Советской власти. 5 мая он представил первые итоги работы Совету обороны, сделав доклад о результатах ревизии советских учреждений.