Текст книги "Борьба и победы Иосифа Сталина"

Автор книги: Константин Романенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 49 страниц)

Таммерфорсская конференция закончилась под гром баррикадных боев, начавшихся в Москве. Здесь стачка перешла в вооруженное восстание, и город наполнили боевые дружины, «грозя Дубасову дулами револьверов от баррикад рабочей Пресни». Революция 1905 года развивалась стихийно. В масштабах страны ею никто не руководил. Поэтому, несмотря на героизм и самопожертвование пролетариев, власти успешно и жестоко подавляли спонтанно вспыхивающие по стране волнения. Отданный в разгар октябрь-

с кой стачки приказ петербургского генерал-губернатора Трепова: «Холостых залпов не давать, патронов не жалеть» – стал лозунгом карателей.

Наиболее ожесточенные сражения начались в Москве 9 декабря. Силы были неравными, ряды восставших убывали, но даже под артиллерийским обстрелом рабочие баррикады держались до 19-го числа. Героизму рабочих монархия противопоставила хорошо вооруженную и послушную армию. Прибывшие из Петербурга солдаты патронов не жалели; восстание захлебнулось в крови. Над Москвой клубился дым. Это пожарные сжигали баррикады, оставленные их защитниками.

Словно продолжая эстафету московских рабочих, 18—24 декабря бои развернулись на улицах Тифлиса. Разгромом тифлисских баррикад руководил генерал-майор Ф. Грязнов, проявивший профессиональную деловитость, отменную жестокость и «полководческое» старание в подавлении народного выступления. Иосиф Джугашвили вернулся в город, когда в районе железнодорожного вокзала были слышны уже последние выстрелы. Начавшаяся спонтанно революция кончилась неудачей.

Уже после поражения восставших Тифлисская организация РСДРП вынесла смертный приговор царскому сатрапу. Его исполнение готовили одновременно как меньшевики, так и большевики. По свидетельству зятя Камо – Коте Циницадзе, участвовавшего в подготовке этого покушения, в числе его организаторов был и Джугашвили. Однако меньшевики оказались более удачливыми – 16 января 1906 года генерал Грязнов был ими убит. Но противостояние рабочих и кадровой армии завершилось не в пользу пролетариев.

Воевать армии с народом оказалось легче, чем с японцами. Зима «прошла в карательных набегах», повсюду работали спешные судилища, но вешать, стрелять, казнить не успевали. Тюрьмы переполнились. Заключенных стали убивать даже в камерах. В глазок двери всовывался ствол винтовки, человек вжимался в стену – и пули, как гвозди, прибивали его к ней.

Массовые карательные акции, поиски революционеров, аресты подозрительных не прекращались в Тифлисе. В первых числах января 1906 года полиция явилась с обыском на Михайловский проспект в квартиру к Михаилу Бочаришвили, однако находившимся там Джугашвили, Бочаридзе и Чодришвили удалось скрыться.

Примерно в это же время произошло событие, причины которого не совсем ясны в биографии Джугашвили. По некоторым данным, спасаясь от преследования, он, пытаясь «вскочить на ходу в конку, упал и до крови разбил лицо», по другим – пострадал, когда «конка столкнулась с повозкой». Возможно, это были версии, высказанные для не причастных, чтобы скрыть подлинную причину травмы и предотвратить – случайное или умышленное – распространение информации от ушей полиции.

Ранение оказалось опасным. Его доставили в Михайловскую больницу, и после перевязки М. Цхакая отвел его на квартиру по Гончарной улице к М. Бочаридзе, где в это время под фамилией Костава скрывался Г. Телия. Угроза реального ареста не заставила себя ждать: 28 января в дом, где скрывались революционеры, явился с обыском военный патруль. Иосиф Джугашвили жил в это время с паспортом Георгия Бердзеношвили, и капитан Квиквидзе – начальник патруля – писал в рапорте:

«В момент обыска Георгий Бердзенов лежал в постели с повязкой на голове, под этой повязкой при осмотре видны были ссадины и кровоподтеки, а правый глаз был совершенно закрыт повязкой. Переплетчик Костава препровожден мной в комендантское управление вместе с найденными книгами, а Георгий Бердзенов ввиду его болезненного состояния поручен присутствовавшему околоточному надзирателю 8-го полицейского участка (Войцвеху), которому и передан паспорт Бердзенова».

После ухода солдат, ссылаясь на болезнь, Джугашвили отказался идти в полицейский участок, поэтому околоточный надзиратель ушел за подводой; когда он вернулся, больного уже не было. Иосиф ушел на Тумановскую улицу к учителю Н. Ахметели, а вскоре нашел новое убежище на Давидовой горе, у коллеги Ахметели по школе Александра Микаберидзе.

Таинственный гость очень поразил маленького сына хозяина квартиры. Однажды мальчик прибежал к отцу и с искренним изумлением сообщил, что чужой «дядяиграет в солдатики». Из любопытства Микаберидзе заглянул в соседнюю комнату; его постоялец, расположившись на полу, действительно передвигал на большом листе бумаги оловянные фигурки, словно играя в шахматы. Заметив нескрываемое недоумение учителя, Иосиф Джугашвили, лукаво улыбаясь, прояснил содержание своего занятия. Оказалось, что тифлисская организация готовит вооруженное восстание, «я, признался он хозяину квартиры, назначен начальником штаба».

Бумага была картой Тифлиса, а солдатики обозначали места возведения будущих баррикад на тифлисских улицах. Он, как и его единомышленники, еще не терял уверенности в возможности нового подъема революции и, еще до известных ленинских тезисов, прекрасно понимал, что нельзя играть с восстанием, его необходимо тщательно спланировать и, начав, довести до конца.

О том, что восстание социал-демократами готовилось, свидетельствовал Рубен Даштаян: «В первой половине 1906 г. на меня была возложена обязанность по подготовке рабочих боевых дружин... – вспоминал он. – Нас было пять человек: я, Карапетян, бывший сапер, и три юнкера, уволенные из юнкерского училища за революционную работу... Нами руководил тов. Сосо... Собирались мы на Фрейлинской улице... Мы обсуждали военные вопросы, намечали пункты на плане города Тифлиса». Символично, что эти собрания революционного штаба вооруженного восстания проходили в непосредственном соседстве с правительственным штабом Закавказского военного округа.

Неудачи пятого года не разочаровали его. Наоборот, его активная деятельность как бы обретает второе дыхание. Спад революции не был следствием его личных ошибок или неверности политической линии. В этот период спонтанное выступление масс не могло закончиться иначе, как поражением. Не отходяот конкретных дел по подготовке к вооруженной борьбе, он обращает свои усилия на партийную пропаганду. В марте 1906 года он продолжал сотрудничать в газетах, издаваемых объединенной организацией РСДРП, под фамилией Бесошвили (сын Бесо).

Человек действия, он не терял времени зря. Он пристально всматривается в политические события и мгновенно реагирует на их трансформацию. 8 марта в № 3 «Гантиади» («Рассвет») была опубликована его статья «Государственная дума и тактика большевиков». Он посвятил ее вопросу бойкота выборов в Госдуму, обосновывая необходимость использования непарламентских форм борьбы с властями. 10 марта в той же газете появилась новая публикация: «Партия независимцев и социал-демократия»; через пять дней в газете «Элва» («Молния») – статья «Политические хамелеоны», а 17 марта – «Еще раз о хамелеонах».

Обращаясь к теме земельного права в серии публикаций (17, 22 и 23 марта) «Аграрный вопрос», он излагает идею раздела помещичьих земель между крестьянами и публикует ее продолжение «К аграрному вопросу». Его точка зрения отлична от теоретических воззрений других лидеров социал-демократии, она вызывает полемику на партийной конференции, которая была созвана в марте. Конференция началась в Тифлисе, а завершилась в Баку. На ней были избраны делегаты на IV (объединительный) съезд партии; он вошел в их число представителем от большевиков Тифлиса.

Этот факт не остался вне внимания властей. Уже 8 апреля исполнявший обязанности заведующего полицией на Кавказе М. Гу-рович докладывал в Департамент полиции: «По агентурным указаниям, на общий социал-демократический съезд делегатами от Тифлиса выехали: от группы «меньшинства» – интеллигенты Ной Жордания, Георгий Ерадзе, Калистрат Гогуа, рабочие – Степан Паркосадзе, он же Корпусадзе, Лев Золотарев, Калистрат Долидзе и Чубинашвили; от фракции «большинства» – Михаил Бочаридзе и некий Сосо – интеллигент».

Догадывалось ли охранное отделение, кто скрывается под кличкой Сосо? По-видимому, да. В информации о побеге Камо отмечалось: «Камо-Цинцадзе Ясе Филиппович бежал из Батумской тюрьмы и 26 декабря 1904 г. прибыл в Тифлис, где работал вместе с Иосифом Джугашвили (он же, должно быть, Сосо)». Служба политического сыска знала и о той роли, которую он играл в организации. В обзоре начальника Тифлисского охранного отделения Ф. Засыпкина, направленном 14 марта 1906 г. заведующему полицией на Кавказе, в перечне «некоторых главарей» Тифлисской РСДРП назывались: Иосиф Джугашвили, Миха Бочаридзе, Миха Цхакая, Степан Шаумян и еще девять фамилий революционеров.

Впрочем, уже то, что он снова стал одним из девяти делегатов на конференцию, свидетельствовало о значимости его роли в партийной среде. Это была первая поездка Иосифа Джугашвили за границу. Он снова назывался Ивановичем. Из Тифлиса делегаты выехали 3 апреля, чтобы к 10-му числу, дню открытия съезда, быть в Стокгольме. В столице Швеции его поселили на втором этаже здания, в котором на первом шумели любители пива.

Делегат Володин – сосед, разделивший с ним небольшую комнату, – спустя десятилетия вспоминал: «...вскоре поселили еще одного делегата съезда, по фамилии Иванович. Это был коренастый... человек, примерно моих лет, со смуглым лицом, на котором едва заметно выступали рябинки – следы, должно быть, перенесенной в детстве оспы. У него были удивительно лучистые глаза, и весь он был сгустком энергии, веселым и жизнерадостным. Из разговоров с ним я убедился в его обширных знаниях марксистской литературы и художественных произведений, он мог на память цитировать полюбившиеся ему отрывки политического текста, художественной прозы, знал много стихов и песен, любил шутку. Мы подружились...» Это была первая встреча будущих соратников: героя Гражданской войны, а затем наркома обороны Климента Ефремовича Ворошилова и вождя Советского государства И.В. Сталина.

Приезжих окружал иной, непривычный мир. Узкие мощенные камнем улицы средневекового города, с тесно жавшимися друг к другу домами и высокими мансардами под красными черепичными крышами; чужое серое небо, по которому гольфстримские ветры гнали разбухшие от влаги свинцовые тучи. Чужая речь. Новые знакомые вместе прогуливались по городу, не рискуя, из-за незнания языка, слишком удаляться от гостиницы.

IV съезд РСДРП начал свою работу 10-го и завершил 26 апреля. Иосиф Джугашвили вновь увидел Ленина и знакомые по Таммерфорсской конференции лица. Он как близкого приветствовал Коцию Канделаки, уже избранного депутатом Госдумы; здесь через восемь лет он встретил своего руководителя семинарского марксистского кружка Сеида Девдориани, ставшего одним из лидеров грузинских меньшевиков. В числе 153 делегатов на съезде присутствовали и будущие лидеры Советской республики: Дзержинский, Калинин, Сергеев (Артем), Воровский, Фрунзе.

Съезд был объявлен объединительным, однако уже с первых его шагов возникли новые разногласия. Острая дискуссия развязалась вокруг земельного вопроса. Иосиф Джугашвили выступал трижды и неоднократно делал заявления в поддержку Ленина. При обсуждении текущего момента, характеризуя межфракционные разногласия, Джугашвили предельно сжато определил их суть: «Или гегемония пролетариата, или гегемония демократической буржуазии – вот какой вопрос стоит в партии, вот в чем наши разногласия».

Однако в вопросе «Что делать с землей, отобранной у помещиков?» – он занял позицию, отличную от ленинской. Большевики предлагали национализацию помещичьих земель с передачей центральной власти; меньшевики выступали за их муниципализацию местными органами. Предлагаемые решения аргументировались их сторонниками ссылками на постулаты марксистской теории. Джугашвили отверг оба эти предложения как нереалистичные: «Крестьяне спят и видят получить землю в свою собственность». Это возможно лишь путем раздела земли между крестьянами, резюмировал он.

Он не хуже своих оппонентов владел знанием теории, но в отличие от них не понаслышке и не умозрительно, а по практическому жизненному опыту знал психологию крестьянина. Он ясно понимал, что главное не в том, насколько решение этого вопроса вписывается в теоретическую схему революции, а в необходимости удовлетворить чаяния крестьян. И хотя на съезде Ленин подверг критике позицию Джугашвили, в 1917 году ему самому пришлось принять этот реалистический путь как единственный способ привлечь крестьян на сторону большевиков, взявших государственную власть. Правда, в начале 30-х годов Сталин инициировал и осуществил иное решение земельного вопроса, но это произошло при возникновении необходимых условий и объективной государственной потребности – как содействие индустриализации страны в преддверии надвигавшейся войны.

Здесь, на съезде, И. Джугашвили впервые услышал и других «маститых лидеров» социал-демократии – Плеханова, Аксельрода. Сравнение их с Лениным было не в их пользу. Уже после смерти В.И. Ленина, выступая перед курсантами Кремлевского военного училища, вспоминая свои впечатления, Сталин сказал:

«Когда я сравнивал его с остальными вождями нашей партии, мне все время казалось, что соратники Ленина – Плеханов, Мартов, Аксельрод и другие – стоят ниже Ленина на целую голову, что Ленин в сравнении с ними не просто один из руководителей, а руководитель высшего типа, горный орел, не знающий страха в борьбе и смело ведущий вперед партию по неизведанным путям русского революционного движения».

Завершение работы съезда социал-демократов предшествовало знаменательному событию в столице России. Следующий день, 27 апреля 1906 года, был в Петербурге на удивление жарким, почти удушливым. Зимний дворец еще никогда не видел столько простонародной, не светской одежды: крестьянские свитки, малороссийские жупаны, купеческие поддевки, а в концертном зале, красуясь пышными бакенбардами, высилась голова нового министра Горемыкина. Государственный совет, щетинясь позументами позлащенных мундиров, противостоял серой стене интеллигентских пиджаков, смазанных ваксой мужицких сапог, черкесских газырей и разноцветью мусульманских халатов.

Взойдя по ступенькам на трон, царь лишь на мгновение присел на подушку престола, не касаясь складок горностаевой мантии. Фредерикс, не таясь, протянул шпаргалку, по которой Николай II зачитал обращение: «Всевышним помыслом врученное мне попечение о благе Отечества побудило меня призвать к содействию в законодательной работе выборных от народа...»

Это стало первой фразой, а последней: «... приступите к работе, на которую я вас призвал, и оправдайте доверие царя и народа». В середине царской речи была пустота: слово «амнистия», которое с нетерпением ожидали и предвосхищали депутаты, – не прозвучало.

Дальнейшие заседания перенесли в Таврический дворец. Дума приняла закон об отмене в России смертной казни, но Госсовет вернул это решение обратно как неуместное; зато правительство поручило Думе решить вопрос о прачечной при Юрьевском университете. Сотни и тысячи ходоков шли к Таврическому дворцу; темные и забитые, из глубины России: «Хлиба, нам бы хлиба, – просили они Думу. – Нам бы землицы». Когда Дума забушевала и стала кричать, Столыпин поднял кулак и произнес со спокойствием: «Да ведь не запугаете!» – и депутаты притихли...

Впрочем, дума в России всегда была такой, какой она могла быть. Одним из насущных вопросов начала XX столетия был аграрный, и, определяя позицию правительства, премьер Горемыкин 13 мая 1906 года выступил с декларацией: «Мы не допустим в жизнь закона об ущемлении прав помещика-землевладельца». Думу лихорадило с самого начала – и когда в кулуарах грызлись между собой кадеты, делившие министерские портфели, и когда дебаты по аграрному вопросу зашли в тупик. В этот момент над думой замаячил призрак разгона. У царя осталось два выхода: разогнать думу – или...?

Постепенно слухи о тайном сговоре Столыпина и Трепова с кадетами проникли в печать; когда авторитет опозоренной в глазах народа думы пошатнулся, ее разогнали. Расчет был верный – рабочие бойкотировали выборы в думу и «плюнут на ее разгон». Желавшие парламента либералы получили его «в лице единого и неделимого Петра Аркадьевича». Столыпин стал первым министром России – председателем Комитета министров. Вот и все!

И когда, укатив в Выборг, в ответ на угрозы Столыпина члены распущенной думы «слабо тявкнули «Выборгским воззванием», «неприкосновенных» депутатов развезли по тюрьмам в каретах. А брат нового премьера, Александр Столыпин, получил задание «подготовить русскую общественность к введению военно-полевых судов».

В Тифлисе Иосиф Джугашвили появился в начале июня 1906 года, через два месяца после отъезда. «Когда он вернулся, – вспоминала Александра Моланселидзе, – его нельзя было узнать. В Стокгольме товарищи заставили его купить костюм, фетровую шляпу и трубку, он был похож на настоящего европейца. Мы впервые увидели Сосо хорошо одетым». Появление внешней респектабельности, видимо, повлияло и на сестру жены хозяина квартиры, взглянувшую на квартиранта иными глазами. Но после съезда и посещения Европы он изменился не только внешне, у него появились новые планы и новые идеи.

Начало заседаний Государственной думы создало в России впечатление некоторой либерализации общественной жизни. В этих условиях Иосиф Джугашвили уже профессионально берется за публицистическую деятельность. Большевики задумали издание в Тифлисе легальной газеты, и он нашел средства для ее финансирования. Сначала была арендована типография Таварткиладзе, а затем типография Григория Чарквиани. Официальным издателем, заведующим и редактором социал-демократической типографии стал Н. Ахметели.

Первый номер газеты, названной «Ахале цховреба» («Новая жизнь»), вышел 20 июня со статьей Иосифа Джугашвили «Что делать?». Затем в течение трех недель появляется почти поток его публикаций: «Пресса», «Реорганизация в Тифлисе», «Социалистический пролетариат и революционное правительство», «Улица заговорила», «В чем ошибка т. Бродяги», «Гегемония пролетариата в нынешней революции», «Профессиональные союзы в Тифлисе», «Наши разногласия», «Реакция свирепствует – теснее сомкнем наши ряды», «Распущенная Дума и объединенная улица», «Маркс и Энгельс о восстании», «Международная контрреволюция». Большую часть статей он подписывает псевдонимом Коба.

Но одновременно с этими публикациями им была написана брошюра «Текущий момент и объединительный съезд партии», и вышла в свет серия статей «Анархизм и марксизм». Они представляли собой главы из начатой им книги. Подвергнув резкой критике позиции анархизма, ставшего популярным в деклассированной среде Грузии, он разъясняет читателям характер партии, стоявшей на платформе материализма и диалектики.

Но завершить эту работу в 1906 году ему не удалось – сразу после разгона 14 июля Госдумы газета была закрыта. А через день после закрытия газеты в его личной жизни произошло важное событие. Он женился. Его женой стала Екатерина (Като) Сванидзе, дочь железнодорожника. Видимо, необходимость официального оформления отношений возникла в связи с ожиданием появления ребенка. Като не интересовалась политикой, она была типичной грузинской женщиной, мечтавшей о своем маленьком счастье, и, вероятно, была полна надежд, что он «остепенится» и оставит свое опасное увлечение революцией, занявшись более прибыльным делом.

Конечно, он любил Като. В угоду ей и будущей теще он даже согласился на венчание в церкви. Однако узаконить этот брак оказалось непросто. Иосиф Джугашвили не имел собственных документов, проживал нелегально по паспорту некоего Галиашвили и находился в розыске полиции. При таком положении, несмотря на все старания М. Монаселидзе, ни один из священников не соглашался на совершение церковного обряда. Помочь молодоженам согласился однокурсник Иосифа по семинарии – священник церкви Святого Давида – Кита Тхинвалели, которого Монаселидзе встретил на улице. Свое согласие Тхинвалели дал с условием, «что об этом ничего не должен был знать первый священник церкви, ввиду чего в церковь надо было подняться в один или два часа пополуночи и в небольшом количестве» участников богоугодного обряда.

В этих «конспиративных» условиях, напоминавших приключение и словно перенесенных со страниц романа, в ночь с 15-го на 16 июля состоялось венчание. Редкая семейная пара могла похвастать подобной интригующей экзотикой при вступлении в брак. Той же глубокой ночью на улице Крузенштерна состоялась свадьба, собравшая чуть больше десяти человек. На ней, кроме молодоженов и свидетелей, присутствовали Васо и Георгий Бердзеношви-ли, Арчил Долидзе, Александра и Михаил Монаселидзе и С.А. Тер-Петросян (товарищ Камо).

Но заключение брака не изменило характера его неафишируемой деятельности. Во второй половине августа охранное отделение поставило в известность генерал-губернатора о планирующейся в Тифлисе на 25 или 26-е конференции социал-демократов. Однако затем сроки и место ее проведения были перенесены. Она началась 9 сентября в Тифлисе, а завершилась 14 сентября в Баку, на Крас-новодской улице в гостинице «Дворцовые номера».

Из 42 присутствующих большевиков на конференции представляло только шесть делегатов, в числе которых был Иосиф Джугашвили. Уже после конференции он организовал издание новой газеты «Ахале дроеба» («Новое время») и для первого номера написал к 14 ноября статью «Классовая борьба».

В этот период большевики занимались не только политической пропагандой; в конце сентября Камо вместе с Б. Мдивани, К. Сулаквелидзе и К. Чхенкели выехал за границу для закупки и доставки на Кавказ партии оружия. Перед отъездом Камо обратился к Монаселидзе с просьбой приютить приехавшего в Грузию для лечения товарища из «Московского ЦК»; гость прожил на Фрейлинской около двух недель и вернулся в Россию. Но проявленное гостеприимство неожиданно обернулось для семьи Монаселидзе серьезными последствиями, проистекавшими из цепи взаимосвязанных обстоятельств.

Начало им положило то, что 20 октября московская полиция произвела арест участников конференции Областного бюро Центрального района РСДРП, проходившей на квартире врача Василия Зверева на Долгоруковской улице. Хозяин квартиры В.В. Зверев был руководителем военно-технического бюро Московского комитета партии. У задержанной жандармами Мечниковой была обнаружена записка: «Фрейлинская, 3, швейка Сванидзе, спросить Сосо».

Начальник Московского охранного отделения вел дело без проволочек и 23 октября обратился в Тифлис с просьбой произвести обыск на квартире Сванидзе. Явившиеся с обыском жандармы «спросили Екатерину Сванидзе и ее мужа Сосо». Хозяева отрицали присутствие в их доме разыскиваемого революционера, заявив, что «такой здесь не проживает», и показали домовую книгу, а Като, которую жандармы уличили «в том, что она жена Сосо», опровергая этот факт, предъявила свой девичий паспорт.

Но жандармы не удовлетворились объяснениями и после обыска арестовали Като. Они увели ее, прихватив с собой «два пятипудовых мешка книг» и весь архив газеты «Ахале цховреба». Арест Като стал не единственным несчастьем, неожиданно обрушившимся на семью Монаселидзе: накануне за хранение оружия был арестован двоюродный брат Александры Монаселидзе Спиридон Далви; и ему угрожала смертная казнь.

Александра бросилась выручать родственников. Она отправилась к жене жандармского полковника Речицкого, шившей у нее платья, с просьбой, чтобы «казнь через повешение, присужденная Далви, была заменена каторгой, а Като освободили как невинно арестованную». Однако супруга полковника знала пределы своего влияния – она была сильна, но не всесильна. Пообещав помочь Като, в отношении Двали она пояснила, что «это очень тяжелое дело, нужно обратиться к главному начальнику, а мы по возможности поможем».

Тифлисскую модистку не остановила кажущаяся бесперспективность ее намерений. Александра вовлекла в «акцию спасения» других жен влиятельных чинов полиции и администрации города. Ее хлопоты завершились почти блестяще: впоследствии Спиридона Двали «вместо повешения присудили к четырем годам каторги», а Като, «по причине беременности», взамен тюрьмы «присудили к 2-месячному аресту в полицейской части».

Правда, непонятно: за что? Но женская «солидарность» влиятельных дам с молодой швеей этим не ограничилась. Хорошо знавшая портних, жена начальника полицейской части сама навестила Като и «не разрешила своему мужу держать ее в отведенной ей комнате полицейской части, а перевезла сейчас же на свою квартиру».

Когда вернувшийся из Баку и удрученный случившимся Иосиф Джугашвили стал настаивать на свидании с женой, Александра Монаселидзе вновь отправилась к супруге пристава. Сославшись на приезд из деревни «двоюродного брата», выразившего желание повидать арестованную, она договорилась о свидании. Свидание состоялось ночью. Поскольку ни пристав, ни его супруга не знали Иосифа Джугашвили в лицо, оно закончилось благополучно. Более того, после настойчивых просьб А. Монаселидзе, жена пристава добилась для Като разрешения «ежедневного отпуска на два часа» для посещения вечером квартиры родственников.

Вряд ли можно сомневаться, что за «благотворительностью» супруги начальника полицейского участка стояло не только человеческое сострадание. Расчетливая приставша по достоинству оценила и использовала искусство швеи. Впрочем, у Като оказались и другие доброжелатели. И своеобразным признанием профессионального мастерства «арестантки» стало то, что «под надзором» жены пристава вместо двух месяцев Като пробыла только полтора.

В канун Нового года сам начальник Тифлисского ГЖУ полковник Михаил Тимофеевич Заушкевич обратился к приставу пятого полицейского участка с письмом: «Прошу с получением сего содержащуюся под стражей во вверенном вам участке Екатерину Семеновну Сванидзе из-под стражи освободить и о последующем меня уведомить».

Последнее указание свидетельствует, что жена полковника была не очень высокого мнения об исполнительских качествах полицейских чиновников, а возможно, и своего мужа. И она была права. Письмо полковник направил в 5-й полицейский участок, а Като числилась под арестом в 4-м. Поэтому распоряжение о ее освобождении поступило туда только 31 декабря и «по исполнении» второго января было возвращено в Тифлисское ГЖУ. Сумела ли Като встретить Новый год в кругу родных? Возможно, и нет, во всяком случае не с мужем – Иосифа Джугашвили 1 января 1907 года в Тифлисе не было.

Чем занимался Иосиф Джугашвили, пока его жена пребывала в «царских застенках» квартиры пристава? Отвлекли ли его от партийных дел семейные проблемы?

Нет, он продолжал активную политическую деятельность. Но теперь она приобрела несколько иную практическую направленность. После выборов во II Госдуму бакинские большевики занялись трудовыми конфликтами, убеждая рабочих-нефтяников объединиться в свой союз, а предпринимателей признать его посредником, представляющим 50-тысячную армию профессиональных рабочих. Хотя меньшевики и эсеры призывали к бойкоту этих переговоров, большевики продолжали эту работу, отстаивая каждый пункт трудового договора, и добились его заключения. Одновременно большевики агитировали рабочих за необходимость забастовок как средства борьбы за свои права, используя митинги для пропаганды этих идей. Нигде больше в России ничего подобного в этот период не происходило, и Ленин с одобрением называл бакинцев: «Последние могикане массовой политической стачки».

Сталин пишет в партийной прессе в июле 1908 года: «Начиная с 1906 года, уже после отступления революции, Баку все еще не «унимается», до настоящего времени пользуется на деле некоторыми свободами и ежегодно лучше, чем где бы то ни было в России, празднует пролетарскую маевку, которая вызывает в других городах чувство благодарной зависти».

Нельзя не подчеркнуть, что этот период являлся для него продолжением как политического, так и жизненного самообразования, школой оттачивания организаторского мастерства. Вникая в проблемы рабочих нефтепромыслов, он учился понимать их насущные чаяния, а вступая в переговоры с предпринимателями, постигал уровень восприятия этих вопросов с другой стороны – за баррикадой труда и капитала. Он не только учился вести массы в уличный бой, но выслушивал разные мнения, сводя воедино в виде взвешенной и реальной программы. Он познавал жизнь во всем многообразии ее проявлений.

Несмотря на волнение за жену, Иосиф Джугашвили не прекращает интенсивную публицистическую работу. Вслед за первой статьей в «Ахале дроеба» в ноябре появляются публикации «Местный центр рабочих профессиональных союзов» и «Фабричное законодательство и массовая борьба». А с пятого номера газета начинает печатание его книги «Анархизм и социализм». Ее публикация началась с уже изданных, но подвергшихся значительной переработке глав. Когда «Ахале дроеба» прекратила существование, публикация была продолжена на страницах газеты «Чвени цховреба» («Наша жизнь»), выходившей с 18 февраля по 6 марта. Но последние главы увидели свет уже в газете «Дро» («Время»), издававшейся с 11 марта по 15 апреля.

Преодолевая барьеры цензурных запретов, меняя названия закрываемых властями газет, он продолжает политическую агитацию. Подобно легендарной птице, партийная печать возрождалась из цензурного пепла; она множилась, тиражируя бросаемые в массы мысли и призывы. С 21 февраля вместе с П.А. Джапаридзе, С.Г. Шаумяном и С.С. Спандаряном он занялся организацией новой нелегальной газеты «Бакинский пролетарий». Теперь он пишет и говорит по-русски; он регулярно посылает Ленину копии своих статей; Ленина восхищало в его работах сочетание четкости изложения с последовательностью отстаивания большевистских взглядов.

Разогнав Первую думу, царь не уничтожил самого закона о ее учреждении. Выборы Второй думы состоялись 20 февраля 1907 г. После открытия заседаний Столыпин доверительно доносил царю, что «члены Думы правой партии после молебна пропели гимн и огласили залы Таврического дворца возгласами «ура»... при этом левые не вставали». Царь отреагировал без оптимизма и предупредил премьера: «Поведение левых характерно, чтобы не сказать неприлично... Будьте бодры, стойки и осторожны».

Для работы Второй Государственной думы Таврический дворец отремонтировали, но неудачно. В перерыве заседаний на скамьи левых рухнула крыша зала заседаний, зато кресла правых на удивление не пострадали. Хрипя от ярости, Столыпин доказывал журналистам, что это случайность. Не случайностью стало то, что 2 июня 1907 г. новую Думу тоже разогнали, как и Первую. На следующий день Столыпин изменил избирательные законы; произошел так называемый третьеиюньский государственный переворот, и левых депутатов отправили в ссылку