Текст книги "Борьба и победы Иосифа Сталина"
Автор книги: Константин Романенко
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 49 страниц)
Однако завершить работу по наведению в стране порядка и дисциплины в деятельности органов власти ему не удалось. Планы Сталина опять корректируют обстоятельства, и жизнь потребовала выполнения им других государственных обязанностей.
13 мая командующий Северным корпусом Белой армии генерал Юденич начал наступление на Нарву. Его целью стал Петроград. Группа Юденича насчитывала 6 тысяч штыков и сабель и поддерживалась 1-й эстонской дивизией, имевшей – еще 6 тысяч. Одновременно на Гдов двинулся белый отряд Булак-Балаховича. Западнее Пскова пошла в наступление 2-я эстонская дивизия. Началась очередная интервенция. На Петрозаводско-Оленецком направлении в состав группы соединений белых, помимо царских офицеров, входили финны, англичане, канадцы, сербы, поляки. Наступление Юденича с моря поддержала английская эскадра под командованием адмирала Коуэна.
Этим объединенным войскам противника противостояла слабая 7-я армия красных, имевшая на фронте от Онежского до Чудского озера всего 15 500 тысяч штыков и сабель. Белые без труда прорезали редкую оборону большевиков и в мае овладели Ямбургом, Гдовом и Псковом. Юденич неудержимо приближался к Петрограду.
В этих непростых условиях ЦК партии и Совет обороны 17 мая приняли решение о направлении Сталина на Петроградский фронт. В выданном ему мандате говорилось: «Все распоряжения товарища Сталина обязательны для всех учреждений, всех ведомств, расположенных в районе Западного фронта. Товарищу Сталину предоставляется право действовать именем Совета обороны, отстранять и предавать суду Военно-революционного трибунала всех виновных должностных лиц...» Он снова получил чрезвычайные полномочия.
Прибыв в Петроград 19 мая, он провел совещание с главкомом Вацетисом, командующим Западным фронтом Д.Н. Надежным, командующим 7-й армией Ремизовым и командующим Балтфлотом А.П. Зеленой. Совещание признало положение угрожающим. Сталин утвердил меры для усиления обороны города и распорядился о мобилизации трудящихся на фронт. В первую очередь коммунистов и комсомольцев.
Он понимал внутреннюю подоплеку ситуации. В беседе с корреспондентом «Правды» он подчеркнул, что Юденич надеялся на «продажную часть русского офицерства, забывшую Россию, потерявшую честь и готовую перекинуться на сторону врагов рабоче-крестьянской России», на «обиженных петроградским пролетариатом бывших людей, буржуа и помещиков».
Но он видел и другую сторону проблемы и указал на нее. Планы организаторов похода основывались и на уверенности в поддержке находившихся в Петрограде «так называемых посольств буржуазных государств (французское, швейцарское, греческое, итальянское, голландское, датское, румынское и пр.), занимавшихся финансированием белогвардейцев и шпионажем в пользу Юденича и англо-финно-эстонской буржуазии».
Москва настороженно ждала вестей из Питера. И 19 мая, докладывая обстановку, Сталин дважды связывался с Лениным по прямому проводу На следующий день он выехал в штаб Западного фронта, в Старую Руссу. Здесь его настигла весть о том, что противник уже взял Волосово и Кикерино и угрожает Гатчине. Для уточнения обстановки он посетил Гатчину, Карельский перешеек и Кронштадт, где выступил на огромном митинге на площади Революции.
Успокаивая Ленина и его окружение, поверившее паническим утверждениям Зиновьева о неизбежности сдачи Петрограда, Сталин оптимистично заявил в сообщении: «Можно не волноваться... положение на фронте стало стойким. Линия фронта окрепла, а местами наши уже продвигаются». В помощь он попросил только
«три пехотных полка» и категорически предупредил: «Ни в коем случае не следует брать с Востфронта такое количество войск для Петроградского фронта, которое могло бы вынудить нас приостановить наступление на Востфронте».
В начале июня Сталин централизовал управление Западным фронтом. Положение стабилизировалось, но последовавшие события подтвердили его прогнозы об антисоветских выступлениях. Спровоцированные агентами Юденича, 13 июня восстали гарнизоны фортов Красная Горка и Серая Лошадь, расположенных на южном берегу Финского залива и охранявших подступы к Петрограду. В тот же день по приказу Сталина вышли в море корабли Балтийского флота. 14 июня Сталин прибыл в Ораниенбаум. Здесь, в городе дворцов и парков, возникшем у Финского залива еще в XVIII веке, он провел совещание морского и сухопутного командований. На нем он рассмотрел план захвата форта Красная Горка.
Присутствовавшие на совещании боевые морские командиры скептически встретили предложения «штатского» чрезвычайного наркома, члена ЦК и правительства. Его план предусматривал нанесение одновременного удара – с моря и суши. Не склонные к излишней риторике, но уверенные в своих знаниях и опыте, «флотские» возразили против его плана. Они объясняли, что мощные береговые казематизированные фортификационные сооружения, с капонирами и рвами, создаваемые как сухопутные крепости, не штурмуются с моря. Это не соответствовало постулатам морского военного искусства.
Однако Сталин настоял на принятии своего решения. Штурм фортов начался на следующий день. Но он не только внес в план операции элементы собственной тактики, являвшиеся отступлением от принятых норм и правил. Уже в ходе сражения, корректируя удары частей, штурмовавших укрепления, он непосредственно вмешался в ход боевых действий, отменяя чужие и отдавая новые приказы.
И его расчеты оправдались. Он оказался способным тактиком В ночь с 15 на 16 июня мятежный форт Красная Горка был взят, а через несколько часов матросы захватили Серую Лошадь.
Конечно, он мог быть удовлетворен. Еще не остыв от возбуждения боя, в письме Ленину он позволил себе легкую ироническую браваду: «Морские специалисты уверяют, что взятие Красной Горки с моря опрокидывает морскую науку. Мне остается лишь оплакивать так называемую науку. Быстрое взятие Горки объясняется самым грубым вмешательством со стороны моей и вообще штатских в оперативные дела, доходившим до отмены приказов по морю и суше и навязывания своих собственных. Считаю своим долгом заявить, что я буду и впредь действовать таким образом, несмотря на все мое благоговение перед наукой».
Под Петроградом ему пришлось вмешаться и в святая святых моряков: в боевые операции Балтийского флота на море. Он сам руководил их ходом. Его расчеты оправдались. Неоднократно вступавшие в бои с великобританской эскадрой корабли Балтфлота выдержали поединок, а узнав о поражении мятежных фортов, англичане уже не решились на ведение крупных операций.
Уверенные прогнозы Сталина подтвердились и успехами сухопутных войск Красной Армии. Он рассмотрел и утвердил план, по которому контрудар красных наносился в двух направлениях. Части 7-й армии отбросили Северо-Западную армию Юденича от Петрограда, а выступившие против белофиннов в районе Онежского озера войска большевиков к 28 июня овладели военной базой Видлица у границы с Финляндией.
Угроза захвата Петрограда объединенными силами белогвардейцев и интервентов была ликвидирована. Удовлетворенный, 3 июля Сталин вернулся в Москву. Конечно, человек, возглавивший оборону двух важнейших фронтов Гражданской войны, отразивший наступления трех бывших царских генералов – Краснова, Мамонтова и Юденича, имел право на признание своих заслуг. Но почивать на лаврах ему было не суждено.
Уже через день после возвращения из Петрограда в Москву Сталин был направлен на противостоящий полякам Западный фронт. В Смоленск, где располагался штаб фронта, он прибыл 9 июля. Положение, которое застал Сталин, было настолько удручающим, что в сообщении Ленину о своих первых впечатлениях он невольно переходит на образно-литературный стиль, прибегая к метафорам.
Фронт, пишет он, «представляет собой лоскутный двор, который невозможно починить без готовых резервов, и достаточно одного серьезного удара противника в одном из важных пунктов, чтобы весь фронт зашатался и, вернее, пошатнувшись, рухнулся».
Ему не пришлось проявлять особую проницательность, чтобы установить одного из виновников тягостного состояния сложившегося положения. «Командарм, – констатирует он в письме, – никуда не годится, только портит дело». Через некоторое время он потребовал отстранения члена Реввоенсовета фронта – ставленника Троцкого – Окулова.
Однако, не желая конфликтовать и с Троцким, Ленин не спешил с решением обусловленной просьбы Сталина. Он ответил корректным возражением: «Думаю, что Вы должны помочь Реввоенсовету фронта объединить все армии... надо, чтобы конфликт с Окуловым не разросся. Обдумайте хорошенько, ибо просто отозвать его нельзя».
Уже в скором времени неутешительный прогноз Сталина стал подтверждаться. 8 августа поляки взяли Минск и, не останавливаясь, продолжили наступление. «Положение на Западном фронте становится все более угрожающим, – докладывал Сталин 11 августа Ленину из Смоленска. – Старые, истрепанные, усталые части 16-й армии, на которую наседает наиболее активный противник, не только не способны обороняться, но потеряли способность прикрывать отходящие батареи, естественно, попадающие в руки противника». Он снова запросил подкрепления, но Реввоенсовет проигнорировал это обращение.
Огрызаясь и слабея, армия продолжала отступать. Поскольку Сталин продолжал настаивать на замене командования и Окулова, то последнего отозвали. И все-таки фронт прекратил отход. Отступление остановилось, когда, достигнув реки Березины и укрепившись на ее левом берегу, красные части стали создавать активную оборону. Это удалось еще и потому, что осенью поляки тоже ослабили натиск. Они не могли наступать бесконечно, резервы польского командования тоже не были неисчерпаемыми.
Вместе с тем относительная стабилизация Западного фронта не дала Советской Республике желанной передышки. В том, что Москва не могла удовлетворить требования Сталина по укреплению фронта против поляков, были и объективные причины. Во второй половине 1919 года угрожающее положение сложилось на всех полюсах Гражданской войны, но особенно критическая ситуация назрела на Южном фронте.
Но и это не все. Весной 1919 года поезд Троцкого прибыл на Украину. Здесь активно действовали петлюровцы, набирал свою силу генерал Деникин, а союзниками большевиков стала Первая Украинская дивизия, состоявшая из крестьян. Сельский учитель Нестор Махно являлся безусловно колоритной фигурой Гражданской войны. Организовав мобильную крестьянскую армию, он активно выступил против белогвардейцев и стал сотрудничать с Советской властью.
И хотя в 20-х числах мая его войска потерпели поражение в боях с деникинцами, но и после этого «партизанские» части махновцев продолжали сражаться с белыми почти месяц. В том, что летом 1919 года Советская власть на всем Юге оказалась под вопросом, виноваты были Реввоенсовет Республики и его руководитель Троцкий. Стремясь переложить свою вину на командира крестьянской армии, Троцкий начал очернительскую кампанию против махновцев.
Троцкий не только «разоружал» союзника Советской власти. 6 июня Ворошилов получил телеграмму Председателя Реввоенсовета: «Махно подлежит аресту и суду Ревтрибунала». В этот же день приказ РВС Республики потребовал: «Кара может быть только одна – расстрел. Да здравствует... борьба с врагами народа! Троцкий».
Возмущенный Махно 9 июня послал телеграмму Ленину и в пять других адресов. «В последнее время, – указывал он, – официальная советская пресса... распространила обо мне ложные сведения, недостойные революционера, тяжелые для меня». Однако Троцкий настоял на своем.
Его клеврет Пятаков произвел арест нескольких десятков работников штабов Махно и семь командиров казнили. В подписанном в Харькове приказе Троцкого от 18 июня сообщалось: «Южный фронт наш пошатнулся. Кто виноват?.. Ворота открыты... анархо-бандитами, махновцами... Трибунал сурово покарал изменников и предателей... махновский штаб уничтожен».
И все-таки махновцы продолжали сражаться с деникинцами. Это они помогли войскам Федько вырваться из Крыма. Но, развернув боевые действия в полосе от Волги до Днепра, 30 июня деникинцы захватили Екатеринослав и Царицын. Находившийся на Южном фронте Троцкий впал в панику. 1 июля он телеграфировал Ленину: «Ни агитация, ни репрессии не могут сделать боеспособной босую, раздетую у голодную, вшивую армию».
Бросив погибающий фронт на произвол судьбы, он вернулся в Москву и подал в отставку со всех своих постов. Правда, Ленин уговорил его вернуться к исполнению обязанностей Председателя Реввоенсовета, но Троцкий уже не думал о том, как остановить наступление белых. Он уже не сомневался в неизбежном поражении Советской Республики.
Впрочем, Троцкий не сидел без дела. 5 августа 1919 года он представил Совету обороны свой план. Это был «план по переносу базы для мировой революции из России в Индию»($) Уже поставив на России крест, он предположил: «Ареной близких восстаний может стать Азия... Международная обстановка складывается, по-видимому, так, что путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии»...
Трудно сказать, чего в этом сумасшедшем плане было больше – авантюризма или откровенного бреда? Троцкий не был голословен, его план предполагал «создание корпуса (30 000—40 000 всадников) с расчетом бросить его на Индию». «Наигравшись» в красного Бонапарта», Лейба Бронштейн решил вернуться к более спокойному и привычному занятию: воспитанию своих последователей.
С этой целью он планировал «сосредоточить где-нибудь на Урале или в Туркестане революционную академию, политический штаб азиатской революции... Нужно уже сейчас приступить к более серьезной организации в этом направлении, к сосредоточению необходимых сил лингвистов, переводчиков книг, привлечению туземных революционеров – всеми доступными нам средствами и способами».
Заняв в июне Харьков, деникинцы продолжили наступление и 5 августа, когда Троцкий представил Совету обороны свой великий шизофренический прожект «кавалерийского прорыва в Индию», – конный корпус Мамонтова ворвался в Тамбов, а 20 сентября белые захватили Курск.
В сентябре, после стабилизации положения на польском направлении, Сталин покинул Западный фронт. Он прибыл в Москву. Красная столица была оклеена плакатами: «Все на борьбу с Деникиным!» Угрожающее положение, ставшее следствием бездарной военной политики Троцкого, поставило Советскую Республику в безвыходную ситуацию. Все определяла война на Юге. Именно здесь решался главный вопрос: быть или не быть Советской Республике. И уже 26 сентября ЦК принял постановление о назначении Сталина членом Реввоенсовета Южного фронта.
ГЛАВА 12. ЮГО-ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ
...но от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней.
Песня
Растерзанная и обессиленная войной, казавшаяся отброшенной чуть не в средневековье, страна вступила в очередную военную осень. Ветер срывал с деревьев пурпур последней листвы. С заходом солнца огромные пространства России погружались во мрак. Продираясь через эту темноту, спешил поезд, уносивший чрезвычайного наркома на Юг, где красные части с трудом сдерживали давление набиравших силы деникинцев.
Он опять должен был исправлять чужие ошибки. В штаб Южного фронта, находившийся в селе Сергеевское юго-восточнее Дивен, Сталин прибыл 3 октября. Троцкий не случайно «сбежал» с Южного фронта. Яркую характеристику состояния штаба и фронта этого периода дал Серго Орджоникидзе, назначенный по настоянию Сталина членом Реввоенсовета 14-й армии.
В письме Ленину от 15 октября Орджоникидзе пишет: «Решил поделиться с Вами теми в высшей степени неважными впечатлениями, которые вынес из наблюдений за эти два дня в штабе здешних армий. Что-то невероятное, что-то граничащее с предательством. Какое-то легкомысленное отношение к делу, абсолютное непонимание серьезности момента. В штабах никакого намека на порядок, штаб фронта – это балаган. Сталин приступает к наведению порядка».
Но в это время Сталин не просто «навел порядок». По существу, он выиграл Гражданскую войну... Еще до его приезда в войска главком Каменев, в соответствии с планом Троцкого, дал приказ командующему Юго-Восточным фронтом Шорину нанести удар в направлении Царицын – Новороссийск с целью выйти в тыл деникинской армии. Этот рожденный в Москве стратегический замысел, выглядевший солидно на карте, совершенно не учитывал политической ситуации.
Выполняя этот план главкома и Троцкого, нанося удар от Волги к Новороссийску, войска красных должны были идти через донскую степь, населенную враждебным Советской власти казачеством. В Москве не понимали, что озлобленные против власти свердлово-троцкистским расказачиванием, защищая свою территорию, местное население встретит большевицкие части яростным сопротивлением. Уже одно это обрекало кампанию на провал.
Впрочем, у Троцкого было свое видение решения проблемы. 6 октября этого года командарм конного корпуса Ф.К. Миронов и его сослуживцы были приговорены чрезвычайным трибуналом в Балашове к смертной казни. После захвата Ростова деникинцами Троцкий решил использовать популярного в донской среде военачальника как козырную карту и «простить» приговоренных.
В телеграмме от 10 октября Смилге Троцкий сообщал: «1) Я ставлю в Политбюро ЦК на обсуждение вопрос об изменении политики к донскому казачеству. Мы отдаем Дону, Кубани полную «автономию», наши войска очищают Дон. Казаки порывают с Деникиным. ...Посредниками могли бы выступить Миронов и его товарищи, коим надлежало бы отправиться в глубь Дона».
Миронова Троцкий потребовал «не отпускать, а отправить под мягким, но бдительным контролем в Москву. Здесь вопрос о его судьбе может быть разрешен в связи с поднятым выше вопросом».
Конечно, Сталин не мог знать об этом построенном на песке предположении, очередном авантюрном замысле Лейбы Бронштейна.
Прибыв в село Сергиевское, где размещался штаб Южного фронта, и уже 3 октября ознакомившись с приказом главкома, Сталин категорически отверг план, предложенный Реввоенсоветом Республики. Он выдвинул свой вариант. Его замысел предусматривал: нанести главный удар не через казацкие территории от Волги к Новороссийску, а со стороны Воронежа на Харьков, Донбасс, Ростов, где большевики могли рассчитывать на поддержку пролетарского населения промышленных районов.
5 октября Сталин изложил суть своего плана в письме в Москву. «Товарищ Ленин! – пишет он. – Месяца два назад главком принципиально не возражал против удара с запада на восток через Донецкий бассейн как основного (курсивы мои. – К. Р.). Если он все же не пошел на такой удар, то потому, что ссылался на «наследство», полученное в результате отступления южных войск летом, то есть на стихийно создавшуюся группировку войск в районе нынешнего Юго-Восточного фронта, перестройка которой (группировки) повела бы к большой трате времени, к выгоде Деникина.
Только поэтому я не возражал против официально принятого направления удара. Но теперь обстановка и связанная с ней группировка сил изменились в основе. 8-я армия (основанная на бывшем Южном фронте) передвинулась в район Южфронта и смотрит прямо на Донецкий бассейн; конкорпус Буденного (другая основная сила) передвинулся в район Южфронта; прибавилась новая сила – латдивизия, которая через месяц, обновившись, вновь представит грозную для Деникина силу.
Вы видите, что старой группировки («наследство») не стало. Что же заставляет главкома (Ставку) отстаивать старый план? Очевидно, одно лишь упорство, если угодно – фракционность, самая тупая и самая опасная для Республики фракционность, культивируемая в главкоме «стратегическим» петушком Гусевым.
На днях главком дал Шорину директиву о наступлении с района Царицына на Новороссийск через донецкие степи по линии, по которой, может быть, и удобно летать нашим авиаторам, но уж невозможно будет бродить нашей пехоте и артиллерии.
Нечего и доказывать, что этот сумасбродный (предлагаемый) поход в среде, враждебной нам, в условиях абсолютного бездорожья – грозит нам полным крахом. Нетрудно понять, что этот поход на казачьи станицы, как показала недавняя практика, может лишь сплотить казаков против нас вокруг Деникина для защиты станиц, может лишь выставить Деникина спасителем Дона, может лишь создать армию казаков для Деникина, то есть лишь усилить Деникина.
Именно поэтому необходимо теперь же, не теряя времени, изменить уже отмененный практикой старый план, заменив его планом основного удара из района Воронежа через Харьков – Донецкий бассейн на Ростов.
Во-первых, здесь мы будем иметь среду не враждебную, наоборот – симпатизирующую нам, что облегчит наше продвижение.
Во-вторых, мы получаем важнейшую железнодорожную сеть (донецкую) и основную артерию, питающую армию Деникина, – линию Воронеж – Ростов (без этой линии казачье войско лишается на зиму снабжения, ибо река Дон, по которой снабжается донская армия, замерзнет, а Восточно-Донецкая дорога Лихая – Царицын будет отрезана).
В-третьих, с этим продвижением мы рассекаем армию Деникина на две части, из коих Добровольческую оставляем на съедение Махно, а казачьи армии ставим под угрозу захода им в тыл.
В-четвертых, мы получаем возможность поссорить казаков с Деникиным, который (Деникин) в случае нашего успешного продвижения постарается передвинуть казачьи части на запад, на что большинство казаков не пойдет, если, конечно, к тому времени поставим перед казаками вопрос о мире, о переговорах насчет мира и пр.
В-пятых, мы получаем уголь, а Деникин останется без угля.
С принятием этого плана нельзя медлить, так как главкомовский план переброски и распределения полков грозит превратить наши последние успехи на Южном фронте в ничто. Я уже не говорю о том, что последнее решение ЦК и правительства – «Все для Южного фронта» – игнорируется Ставкой и фактически уже отменено ею.
Короче: старый, уже отмененный жизнью план ни в коем случае не следует гальванизировать, – это опасно для Республики, это наверняка облегчит положение Деникина. Его надо заменить другим планом. Обстоятельства и условия не только назрели для этого, но и повелительно диктуют такую замену. Тогда и распределение полков пойдет по-новому
Без этого моя работа на Южном фронте становится бессмысленной, преступной, ненужной, что дает мне право или, вернее, обязывает меня уйти куда угодно, хоть к черту, только не оставаться на Южном фронте. Ваш Сталин».
Необходимость привести этот документ полностью обусловливается тем, что это, пожалуй, самый важный документ Гражданской войны. Именно принятие плана Сталина стало вехой, переломным пунктом в ходе борьбы Советской власти за право своего существования. Сталин не только предложил, но и отстоял план, определивший исход гражданского противостояния. Уже лишь одно это решение делает его выдающимся стратегом Гражданской войны.
Он был убежден в преимуществах такого решения, и сама горячность автора, собирающегося при непринятии его плана «уйти куда угодно, хоть к черту», свидетельствует о той особой остроте и значимости, которую он придавал своему замыслу.
Он все взвесил. Все учел Он предложил главкому С.С. Каменеву назначить командующим фронтом бывшего подполковника царской армии Александра Егорова, которого знал еще по Царицынской обороне. Каменев возразил: «По личным свойствам вряд ли справится с такой задачей», но Сталин настоял на этом назначении.
Поэтому, когда 8 октября новый командующий заступил на должность, Сталину не составляло труда привлечь его на свою сторону в вопросе выбора направления главного удара. В тот же день запрос об изменении первоначального направления наступления против Деникина был сделан в Москву.
В штаб Южфронта ответ пришел в 3 часа ночи 9 октября. Директива Каменева дала право на реализацию нового плана.
Теперь замысел Сталина по началу наступления вдоль Курской железной дороги в направлении на Донбасс вступил в стадию реализации. К утру, в 5 часов 25 минут, командующий фронтом подписал директиву № 10726 оп, в которой ставил конкретные задачи соединениям. Директива была утверждена «членом РВС Южного фронта Сталиным, командюж Егоровым, членом РВС Лашевичем и наштаюж Пиневским».
Итак, через две недели после прибытия Сталина Южфронт вновь открыл свои действия. Однако начало наступления не было усеяно розами. Наоборот, первоначально события разворачивались для красных неблагоприятно.
Утром 11 октября, когда Южный фронт двинулся в решающий поход Гражданской войны, его штаб передвинулся в Серпухов, а ударная группа фронта сразу вступила в соприкосновение с противником. Сражение было тяжелым, красные дрогнули и отошли, и 13 октября корниловская дивизия захватила Орел. Но это был последний серьезный успех деникиннев, на следующий день под Орлом в наступление вновь перешла Красная Армия. По левому флангу кутеповского 1-го корпуса ударила латышская стрелковая дивизия, встык Добровольческой и Донской армий вошла кавалерия Буденного.
После трудных боев город был взят 19 октября, а 24-го конный корпус Буденного с ходу ворвался в Воронеж, выйдя в тыл добровольцам На Южном фронте наступил перелом, и с этого момента произошел перелом во всей Гражданской войне. Под напором Красной Армии фронт белых рухнул и стал стремительно откатываться; ряды их таяли от боев и дезертирства; белые опомнились только за Доном
Последний начальник штаба Белой армии генерал-лейтенант Махров писал в воспоминаниях: «Донская армия была в последней стадии разложения. Боевые приказы начальников уже не исполнялись. Кубанцы игнорировали директивы Ставки и были небоеспособны. Только Добровольческий корпус еще сохранял некоторую боевую силу».
Одно время казалось, что главная масса Донской армии превратилась в зеленых. «Отступление окончательно превратилось в хаотическое бегство. Огромные массы казаков и гражданских беженцев запрудили тылы и пути отхода Добровольческого корпуса».
Итак, исход Гражданской войны решился на Южном фронте. Позже Ленин сказал Буденному: «Не окажись ваш корпус под Воронежем, Деникин мог бы бросить на чашу весов конницу Шкуро и Мамонтова, и Республика была бы в особо тяжелой опасности. Ведь мы потеряли Орел. Белые подходили к Туле».
Ленин, безусловно, прав, отмечая заслугу выдающегося героя Гражданской войны Семена Буденного. Но в первую очередь он должен был отнести эти слова к Иосифу Сталину: не окажись Сталин в Реввоенсовете Южного фронта, Советская власть могла бы не устоять.
Впрочем, уже само то, что у красных появилась своя кавалерия, сумевшая «оказаться» в нужное время в нужном месте, тоже было заслугой Сталина. Как отмечалось ранее, Троцкий был противником 1-й кавалерийской дивизии Буденного, и своим возникновением в составе 19-й армии на Царицынском фронте она в значительной степени обязана Сталину. Он и позже лелеял эту дивизию, превратившуюся в конный корпус, а затем в Конармию Буденного.
Еще в начале октября, став членом РВС фронта, в письме Буденному он спрашивал, что необходимо для повышения боеспособности войска. В ответе комкор, подробно охарактеризовав проблемы своего соединения, предложил реорганизовать кавалерию в Конную армию.
Сталин по достоинству оценил эту идею и уже 11 ноября утвердил решение об организации Конной армии, а 16 ноября выехал в Москву, где на заседании РВС Республики отстоял свое решение. Возвратившись в штаб фронта, 19 ноября 1919 года он подписал приказ о переименовании Конного корпуса в Конную армию. Он был стратегом и мыслил категориями, современными времени. В грядущих боях он рассчитывал на мощную кавалерию и решил ближе познакомиться с боевым соединением. В Воронеж Сталин с Егоровым приехали 29 ноября.
Сохранились свидетельства этой поездки. Командование фронта встретили Ворошилов, Щаденко и Пархоменко. Дальше ехали вместе. Поезд подолгу стоял у разрушенных во время боев мостов, восстанавливаемых участков путей, в Касторную прибыли лишь ранним утром 5 декабря. К вечеру поезд пришел в Новый Оскол. Здесь высокое начальство ожидали сани с тройкой лошадей и полуэскадрон кавалеристов. В Велико-Михайловском оказались уже поздно ночью.
Утром на совместном заседании Реввоенсовета Южного фронта и командиров-кавалеристов был зачитан приказ о переименовании 1-го конного корпуса в Конную армию РСФСР. Обсуждение задач нового соединения подытожил Сталин. Буденному вручили Почетное революционное оружие – шашку с наложенным на ее эфес орденом Красного Знамени; начальнику штаба – именные золотые часы.
На следующий день поехали в район боевых действий. День был морозный и ясный. Сталин, Егоров и кинооператор Тиссэ ехали в санях, а Буденный, Ворошилов и Щаденко – верхом. Неожиданно почти рядом стали рваться снаряды. Невдалеке затрещали пулеметные очереди. Начиналось сражение. Кавалеристы Мамонтова сходились во встречной атаке с конницей Буденного. Поднявшись на холм, Сталин внимательно рассматривал картину разворачивающегося боя. Орудия смолкли, и слышался лишь топот множества коней. Заметив, что на левом фланге противник обходит его кавалеристов и возникает угроза для командования, Буденный попросил Сталина и Егорова уехать. «Нет!» – коротко и резко ответил Сталин. Тогда командарм Конной во главе резервного дивизиона сам пошел в атаку. Противник был отброшен.
Буденный вспоминал: «После боя наступила гнетущая тишина, нарушаемая стонами раненых да голосами санитаров, хлопотливо подбиравших их. Сталин, Ворошилов, Егоров, Щаденко и я медленно проезжали по почерневшим холмам, устланным трупами людей и лошадей. Все молчали, скорбно оглядывали следы жестокой кавалерийской сечи. Тяжело было смотреть на обезображенные шашечными ударами тела людей. Сталин не выдержал и, обращаясь ко мне, сказал: «Семен Михайлович, это же чудовищно. Нельзя ли избегать таких страшных жертв? Хотя при чем здесь мы?» – И он снова погрузился в раздумье...»
Расчет Сталина в выборе направления наступления оказался верным. В войне наступил перелом. 17 ноября части Южфронта вошли в Курск, 12-го числа был очищен от деникинских войск Харьков, а 16 декабря красные освободили Киев.
Правительство оценило его заслуги. В постановлении ВЦИК от 27 ноября указывалось: «В минуту смертельной опасности, будучи сам в районе боевой линии, под боевым огнем личным примером воодушевлял ряды борющихся за Советскую Республику. В ознаменование всех заслуг по обороне Петрограда, а также самоотверженной его дальнейшей работы на Южном фронте...» И.В. Сталин был награжден орденом Красного Знамени.
Постигнув своим аналитическим умом тонкости военного искусства, он уже ощущал себя уверенно в военной среде и, чувствуя за плечами «крылья победы», находил новые приемы для борьбы с противником. Он говорит уже военным языком и мыслит категориями тактика. В одном из приказов этого периода он требует применять «при выполнении поставленных задач не продвижение линиями, а нанесение сосредоточенными силами флатовых ударов главным силам противника, действующим на важнейших направлениях» (директива от 9 октября 1919 г.).