Текст книги "Борьба и победы Иосифа Сталина"

Автор книги: Константин Романенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 49 страниц)

Подобным образом осуществлялась демократия на территории, подведомственной Верховному правителю, ученому и «сухопутному адмиралу» Колчаку. В заявлении Центрального бюро профсоюзов Урала отмечается: «Со дня занятия Екатеринбурга и части Урала войсками Временного сибирского правительства., граждане не могут избавиться от кошмара беспричинных арестов, самосудов и расстрелов без суда и следствия. Город Екатеринбург превращен в одну сплошную тюрьму, заполнены почти все здания в большинстве невинно арестованными».

Зверствовали не только военные. Садизм проявляла интеллигенция – социалисты, либералы. После захвата белыми Казани меньшевистская газета писала: «Ловля большевицких деятелей и комиссаров продолжается и усиливается... Жажда крови омрачила умы». В Самаре по подозрению в большевизме расстреливали прямо на улице. Пленных красноармейцев ночами расстреливали сотнями, выбрасывая трупы в реку. Устроили концлагеря.

Война вплотную приблизилась и к Царицыну. Донская армия генерала Краснова насчитывала 27 тысяч штыков, 30 тысяч сабель и 175 орудий. Этим силам на Царицынском фронте протяженностью 170 километров противостояли части красных в составе 35 тысяч штыков, 3 тысяч сабель и около 100 орудий.

Прибыв на Юг, Сталин совершенно не собирался вмешиваться в дела военных. К этому его вынудили обстоятельства. Через четыре дня после получения сообщения о мятеже левых эсеров Сталин писал в телеграмме Ленину, что выполнение его «хлебной» миссии из-за военных специалистов, которые «чувствуют себя как посторонние люди, гости», становится невыполнимой.

«Смотреть на это равнодушно, – отмечает он в телеграмме, – когда фронт Калина оторван от пунктов снабжения, а Север – от хлебного района, считаю себя не вправе. Я буду исправлять эти и многие другие недочеты на местах, я принимаю ряд мер и буду принимать вплоть до смещения губящих дело чинов и командиров, несмотря на формальные затруднения, которые при необходимости буду ломать. При этом понятно, что беру на себя всю ответственность перед всеми высшими учреждениями».

Человек дела, он не мог и не хотел мириться с безответственностью штабных работников. Это не было его неприязнью к военспецам, как утверждают историки, бравадой. Он знал свои задачи и проявлял настойчивость человека, умевшего добиваться своих целей.

После захвата станции Торговой Добровольческая армия Деникина повернула на юг. 30 июня Деникин отдал приказ: «Завтра, первого июля, овладеть Тихорецкой, разбив противника, группирующегося в районе Терновской – Тихорецкой». Командующий красной группой Калин сдержать деникинцев не смог, его тридцатитысячная армия была разгромлена. Победителям досталась огромная добыча: три бронированных поезда, броневые автомобили, пятьдесят орудий, аэроплан, вагоны винтовок, пулеметов, снарядов. Атаман Краснов отслужил молебен в Новочеркасском соборе. Дезертиры и мелкие отряды красных отошли за Кубань.

Следующий прорыв Деникин назначил между Тихорецкой и

Екатеринодаром. Добровольцы заняли станцию Кореновскую. Однако на рассвете 15 июля орудия красных открыли частый и сильный огонь, и их конные сотни ворвались на станцию и в поселок. Дроздовцы, марковцы и войска генерала Казановича трижды поднимались в атаку, но их встретили «ударом в штыки широкие лица, матросские шапочки, голые бронзовые груди... Большевики – матросы». Когда появилась кавалерия красных, добровольцы не выдержали и побежали. Они остановились лишь за ручьем Кирпели.

Однако, разбив лучшие добровольческие дивизии Дроздовского и Казановича, вместо ухода на Кубань, как планировал Сорокин, он начал наступление на Тихорецкую, где размещался штаб Деникина. Почти не прерываясь, сражение длилось несколько дней, но в сорокинской армии «началось разложение» – основой его стала вражда между кубанскими и украинскими полками. Не устоявшая перед напором деникинцев, армия отошла к Екатеринодару. Удержать город остатки деморализованной сорокинской армии не смогли, и вскоре Екатеринодар стал белой столицей.

В середине лета в Самаре состоялся банкет по поводу побед армий Учредительного собрания. Большевики потеряли Симбирск, Казань, почти все Среднее Поволжье. Эти тревожные и неутешительные вести доходили до Сталина разными, часто окольными путями.

10 июля в письме Ленину он указывает, что «вопрос продовольственный естественно переплетается с вопросом военным», и просит «аэропланов с летчиками, броневых машин, шестидюймовых орудий», указывая, что иначе «Царицынский фронт не устоит». В этом письме он выражает резкий протест против распоряжений Троцкого, ведущих к развалу Царицынского фронта и потере Северо-Кавказского края.

Сталин умел не только быстро принимать решения, но и быстро осуществлять их. Его действия не были опрометчивыми. Он всегда исходил из реальной обстановки и оценки конкретных обстоятельств. Это касалось и кадрового вопроса.

На следующий день он пишет Ленину: «1) Если Троцкий будет, не задумываясь, раздавать направо и налево мандаты Трифонову (Донская область), Автономову (Кубанская область), Коппе (Ставрополь), членам французской миссии (заслуживающим ареста) и т.д., то можно с уверенностью сказать, что через месяц у нас все развалится на Кавказе и этот край мы окончательно потеряем.

С Троцким происходит то же, что с Автономовым одно время.

Вдолбите ему в голову, что без ведома местных людей назначений делать не следует, что иначе получится скандал для Советской власти...»

В литературе бытует мнение, будто в годы Гражданской войны Сталин «не доверял военспецам» из бывших царских офицеров. Такое утверждение совершенно не соответствует реальным фактам Конечно, как и у любого человека, у него могли быть свои симпатии и антипатии, но это могло касаться отдельных людей и в конкретных обстоятельствах. Конечно, уже само появление в Царицыне чрезвычайного комиссара из Центра, члена ЦК партии и правительства, не могло не насторожить военспецов, осевших в штабе округа, а его вмешательство в военные вопросы привело к конфликту не только с местными военными, но и с Троцким

Перешедший на сторону красных генерал-лейтенант царской армии А.Е. Снесарев до революции командовал полком. В мае 1918 года его назначили военным руководителем Северо-Кавказского военного округа. Но с каким бы рвением он ни выполнял свои обязанности, его взгляды вряд ли расходились с воззрениями АА. Брусилова, писавшего в своих воспоминаниях, что, поступив на службу в Красную Армию, он занимал выжидательную позицию. «Я не допускал мысли, – признается Брусилов, – что большевизм еще долго продержится. В этом я ошибался, но я ли один? ... Убежден, что многие, помогавшие Троцкому... думали так же, как я».

Тонкий психолог, глубоко разбиравшийся в мотивах поступков и настроениях людей, Сталин почувствовал отстраненность военного руководителя от интересов и целей большевистской партии. В телеграмме Ленину от 16 июля Сталин пояснял ситуацию: «Военрук Снесарев, по-моему, очень умело саботирует дело очищения линии Котельниково – Тихорецкая. Ввиду этого я решил лично выехать на фронт и познакомиться с положением».

Отправившись в район боевых действий на бронепоезде, Сталин взял с собой Зедина, командующего 5-й армией Ворошилова и технический отряд. Исправляя поврежденный путь и участвуя в перестрелке с казаками, от станции Гашун бронепоезд дошел до станции Зимовники, расположенной в 250 километрах от Царицына, южнее Котельникова. В результате двухнедельного пребывания на фронте Сталин убедился, что линию Котельниково – Тихорецкая можно полностью очистить от неприятеля «в короткий срок, если за бронепоездом двинуть 12-тысячную армию, стоящую под Гашуном».

Телеграфируя о своей поездке 16 июля Ленину, он сообщал: «Я, с Зединым и Ворошиловым, решил предпринять некоторые шаги вразрез с распоряжениями Снесарева. Наше решение уже проводится в жизнь, дорога в скором времени будет очищена, ибо снаряды и патроны имеются, а войска хотят драться».

Получив одобрение главы правительства, «Чрезвычайный нарком» действовал решительно и со знанием дела. 19 июля был образован Военный совет Северо-Кавказского военного округа под председательством Сталина. В него вошли С. Минин и военспец Ковалевский. Военный совет сразу установил контроль за деятельностью штаба округа.

По словам С.М Буденного, в это время Сталину «пришлось провести коренную перестройку работы не только гражданских, но и военных учреждений и возглавить оборону города». В своих «реформах» он опирался на местных руководителей во главе с С.К. Мининым, но и в этом сотрудничестве не все было просто.

Невозвращенец и ярый противник Сталина Ф. Раскольников, встретившийся со Сталиным летом 1918 года, признавался: «Сталин был в Царицыне всем: уполномоченным ЦК, членом Реввоенсовета, руководителем партийной и советской работы... все вопросы он, как всегда, решал коллегиально, в тесном контакте с местными учреждениями, что импонировало им и еще более усиливало его непререкаемый авторитет».

Одной из принятых им мер по реорганизации фронта стало усиление соединения Ворошилова. 22 июня военрук А.Е. Снесарев подписал приказ: «Все оставшиеся части бывших 3-й и 5-й армий, части бывшей армии Царицынского фронта и части, сформированные из населения Морозовского и Донецкого округов, объединить в одну группу, командующим назначается бывший командующий 5-й армией т. Климент Ефремович Ворошилов».

Однако Москва ждала хлеб, и 24 июля в разговоре по прямому проводу со Сталиным Ленин отметил: «О продовольствии должен сказать, что сегодня вовсе не выдают ни в Питере, ни в Москве. Положение совсем плохое. Сообщите, можете ли вы принять экстренные меры, ибо кроме Вас добыть неоткуда...»

Отвечая Ленину, нарком сообщал, что «запасов хлеба на Северном Кавказе много, но перерыв дороги не дает возможности отправить их на Север. В Самарскую и Саратовскую губернии послана экспедиция, но в ближайшие дни не удастся помочь вам хлебом.

<...> Продержитесь как-нибудь, выдавайте мясо и рыбу, которые можем прислать вам в избытке. Через неделю будет лучше».

Его не нужно было подгонять. Он прекрасно понимал обстановку и принимал необходимые меры. В приказе от 24 июля частям армии были определены боевые участки обороны, план распределения сил и задач. Одновременно Сталин произвел мобилизацию городского населения на строительство оборонных укреплений, а специальные рабочие отряды стали следить за порядком и дисциплиной в городе.

В этот период у красных сложилась тяжелейшая ситуация в Кубанской армии Калина. Не имевшая достаточно вооружения и боеприпасов, она была отрезана и отступала под напором белых. Делая обобщающий анализ, 26 июля Сталин телеграфирует в Москву: «Положение всей Кубанской армии отчаянно неприглядно, армия осталась без необходимых предметов вооружения, она отрезана, и гонят ее к морю. Если мы с севера не пробьемся и не соединимся с ними (в) ближайшие дни, то весь Северный Кавказ, закупленный хлеб и всю тамошнюю армию, созданную нечеловеческими усилиями, потеряем окончательно».

Вместе с тем он отчетливо понимает, что только усилиями Царицынского фронта пробиться к частям Кубанской армии не удастся. Поэтому, обратив внимание на остроту ситуации, он предложил решение: «Я знаю, что вы с Военным советом формируете дивизию для Баку, шлите ее нам срочно, и все будет спасено в несколько дней... Передайте то же самое Подвойскому и потребуйте принять срочные меры».

Впрочем, так и не дожидаясь пополнения, «срочные меры» он принял сам. Перейдя в наступление на западном направлении царицынского участка фронта, 31 июля красные взяли Калач, а на Юге продвинулись в район станции Зимовники и Куберле. Круг вопросов, которыми он занимался, становился все более всеобъемлющим. И, как это ни выглядит парадоксально, но самую блестящую оценку деятельности Сталина в Царицыне дала белогвардейская пресса.

Командированный в Царицыне с мандатом Троцкого, военспец полковник Носович был начальником оперативного отдела штаба округа Красной Армии. Но одновременно он являлся и одним из организаторов разветвленного заговора с целью захвата белыми Царицына. Когда это открылось, Носовича вместе с другими заговорщиками арестовали. Однако при отсутствии достаточных улик, по приказу Троцкого, военспеца освободили. Он отправился в Москву и около двух месяцев состоял в распоряжении Главкома. В октябре 1918 года он был командирован Троцким в штаб Южного фронта, и там, на участке 8-й армии, Носович перебежал к противнику. Явившись к белым, полковник представил генералу Деникину подробный письменный отчет о своей деятельности в штабах Красной Армии.

Но, не лишенный публицистического дара и вкуса, Носович потянулся к журналистскому перу. В статье, опубликованной 3 февраля 1919 года в белогвардейском журнале «Донская волна», он рассказывал: «Главное значение Сталина было снабжение продовольствием северных губерний, и для выполнения этой задачи он обладал неограниченными полномочиями...

Линия Грязи – Царицын оказалась окончательно перерезанной. На Севере осталась лишь одна возможность получать припасы и поддерживать связь: это – Волга. На Юге, после занятия «добровольцами» Тихорецкой, положение стало тоже весьма шатким. А для Сталина, черпающего свои (хлебные) запасы исключительно из Ставропольской губернии, такое положение граничило с безуспешным окончанием его миссии на Юге. Не в правилах, очевидно, такого человека, как Сталин, отступать от раз начатого им дела. Надо отдать справедливость ему, что его энергии может позавидовать любой из старых администраторов, а способности применяться к делу и обстоятельствам следовало бы поучиться многим.

Постепенно, по мере того, как он оставался без дела, вернее, попутно с уменьшением его прямой задачи, Сталин начал входить во все отделы управления городом, а, главным образом – в широкие задачи обороны Царицына в частности и всего Кавказского фронта вообще.

Борьба на фронте достигла крайнего напряжения... Главным двигателем и главным вершителем всего с 20 июля оказался Сталин. Простой переговор по прямому проводу с Центром о неудобстве и несоответствии для дела управления краем привел к тому, что Москва отдала приказ, которым Сталин ставился во главе всего военного и гражданского управления...»

Восхищаясь организаторским талантом Иосифа Сталина, Носович несколько упрощает ситуацию и преувеличивает ту легкость, с которой наркому удалось «взвалить на себя ответственность» за состояние дел в обороне Кавказа.

В действительности все обстояло сложнее. В первых числах августа военрук Северо-Кавказского фронта был отозван в Москву. И Сталин пишет 4 августа Ленину: «Положение дел на Юге не из легких. Военсовет получил совершенно расстроенное наследство, расстроенное отчасти инертностью бывшего военрука (Снесарева. – К. Р.), отчасти заговором привлеченных военруком лиц в разные отделы Военного округа. Пришлось начать все сызнова».

Сталин правильно оценил деловые качества Снесарева бывший царский генерал больше не принимал участия в боевых действиях. Командование не относилось к его талантам. В августе Троцкий назначил его начальником Академии Генерального штаба, но и ею он руководил недолго. Он оказался на преподавательской работе, в 1928 году получил звание «Герой труда» и тихо скончался на 72-м году жизни в декабре 1937 года – в своей постели.

Но вернемся в лето 1918 года. В тот момент, когда Сталин начал подготовку к отражению ожидавшегося наступления противника, органы ВЧК вскрыли существование в городе системы разветвленного контрреволюционного заговора. Его нити тянулись в штаб округа Разбросанное по разным частям города, на пароходах и в вагонах, управление штаба стало местом сосредоточения не только активных скрытых врагов, но и откровенных бездельников, выжидавших лучшие времена и саботирующих деловую работу. Часть этих «специалистов», участвующих в заговоре, прибыла в Царицын с мандатами Троцкого.

Заговорщиков подвели самонадеянность и бестолковость. «К этому времени, – писал спустя полгода белогвардеец Носович, – и местная контрреволюционная организация, стоящая на платформе Учредительного собрания, значительно окрепла и, получив из Москвы деньги, готовилась к активному выступлению для помощи донским казакам в деле освобождения Царицына.

К большому сожалению, прибывший из Москвы глава этой организации инженер Алексеев и его два сына были мало знакомы с настоящей обстановкой, и из-за неправильно составленного плана, основанного на привлечении в ряды активно выступающих сербского батальона, состоявшего при чрезвычайке, организация оказалась раскрытой...

Резолюция Сталина была короткая: «расстрелять». Инженер Алексеев, его два сына, а вместе с ними значительное количество офицеров, которые частью состояли в организации, а частью по подозрению в соучастии в ней, были схвачены чрезвычайкой и немедленно без всякого суда расстреляны».

Да, в обстановке нависшей опасности Сталин проявил непреклонную решимость в пресечении контрреволюционного выступления. Он действовал решительно и без промедления, нанеся целенаправленный удар по ядру антисоветского подполья. По его распоряжению 5 августа арестовали все артиллерийское управление при штабе округа во главе с бывшим полковником Чебышевым.

В тот же день был упразднен сам штаб Северо-Кавказского военного округа, работники штаба были отстранены от военного руководства. Одновременно был снят с поста член Военного совета Ковалевский, и на его место Сталин назначил Ворошилова. Заговорщиков и саботажников отправили на баржу, служившую тюрьмой, в которой ЧК держала наиболее опасных контрреволюционеров.

Правда, часть арестованных вскоре освободили. В их числе был и бывший полковник Носович, позже перешедший к белым. Но, даже оказавшись среди своих, полковник не может скрыть почти восхищения решительностью действий Сталина.

Он пишет: «Характерной особенностью этого разгона было отношение Сталина к руководящим телеграммам из Центра. Когда Троцкий, обеспокоенный разрушением налаженного им управления округов, прислал телеграмму о необходимости оставить штаб и комиссариат на прежних условиях и дать им возможность работать, Сталин сделал категорическую и многозначащую надпись на телеграмме: «Не принимать во внимание!»

Так эту телеграмму и не приняли во внимание, а все артиллерийское и часть штабного управления продолжает сидеть на барже в Царицыне».

Нет, Сталин не проявлял кровожадности, и, кстати сказать, белогвардейцы не церемонились с попавшими в их руки бывшими царскими генералами, служившими у красных. В числе расстрелянных ими военспецов – попавшие в плен генерал-лейтенанты Таубе, Николаев и Востросаблин, был повешен отказавшийся перейти на сторону белых А.В. Станкевич.

Примечательно, что участвовавшая в заговоре местная эсеровская организация имела непосредственные связи с находившимися в городе французским, американским и сербским консулами, с которыми контактировал Троцкий. Мандат Троцкого имел и направленный из Центра в качестве «спеца-организатора по транспортированию нефтетоплива с Кавказа» инженер Алексеев.

Что это – случайные совпадения или следствие махинаций Троцкого с британцами, нацелившимися на кавказскую нефть? Как бы то ни было, Сталин не попался в западню, готовившуюся Советской власти заговорщиками в Царицыне. О масштабах и целях контрреволюционного заговора, раскрытого чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией, сообщалось в извещении Военного совета округа от 21 августа 1918 года.

«В заговоре принимали участие в качестве руководителей правые эсеры, некоторые из офицеров и др. У заговорщиков обнаружен целый штаб: отдавались приказы, намечен был план захвата советских правительственных учреждений и складов вооружения... Само восстание назначено было с 17 на 18 августа... Кроме плана, приказов у заговорщиков обнаружены свои запасы вооружения, а также зарытые в земле три мешка с деньгами суммой до 9 миллионов рублей...»

О том, что организаторы заговора не сомневались в успехе намечаемого предприятия, свидетельствует уже такой факт: для членов организации была приготовлена «кипа нашивок» и «ликующие прокламации о свержении власти большевиков».

Позже, 21 марта 1919 года, в своей речи на съезде Ленин признает: «У нас бывали разногласия, ошибки – никто этого не отрицает. Когда Сталин расстреливал в Царицыне, я думал, что это ошибка, думал, что расстреливают неправильно, и те документы, которые цитировал тов. Ворошилов... нашу ошибку раскрыли. Моя ошибка раскрылась, а ведь я телеграфировал: будьте осторожны. Я делал ошибку. На то мы все люди...»

Таковы были неписаные законы Гражданской войны. И вот в эту смутную пору, в полуосажденном Царицыне, в условиях военной и классовой борьбы Сталин предпринимает попытку создать в городе своеобразный «остров социализма», реально отвечавший принципам справедливости пролетарской диктатуры.

Взвалив на себя обязанности по организации обороны Царицына, Сталин не отталкивается от того поручения, для которого Совет народных комиссаров направил его на Юг. «Взятие Калача, – сообщил он Ленину, – дало нам несколько десятков тысяч пудов хлеба... Уборка хлеба, плохо ли, хорошо ли, все же идет. Надеюсь в ближайшие дни добыть несколько десятков тысяч пудов хлеба и также отправить Вам... Я предписал котельниковскому уполномоченному организовать соление мяса в больших размерах, дело уже начато, результаты есть, и, если дело разрастется, то на зиму мяса будет достаточно (в одном Котельниковском районе скопилось 40 тысяч голов крупного скота)».

И все-таки главным объектом его внимания теперь стал фронт. Он самым тщательным образом изучал обстановку, обдумывал идеи тактической обороны, согласовывал их с командирами частей. Накануне очередного наступления Донской белой армии Сталин провел в Котельникове совещание Военного совета.

Военный совет рассмотрел план операций фронта. На нем заблаговременно, 8 августа, Сталин с Ворошиловым дали распоряжение командирам 1-го кавалерийского крестьянского полка Б.М. Думенко и Г.К. Шевкоплясову о переброске части войск с южной части фронта на север.

Однако в период Гражданской войны не все приказы исполнялись беспрекословно. В психологии командиров того времени широко бытовала болезнь партизанщины и местничества. Опасаясь прорыва на своем участке, командование Южфронта задержало переброску войск. Воспользовавшись этой нерасторопностью, через два дня противник занял Иловлю и Мзгу. Части Красной Армии отступили на линию Карповка – Воропоново – Царицын. Появилась угроза прорыва белых к городу.

11 августа, связавшись по прямому проводу с командиром отряда в Котельникове Васильевым и настаивая на незамедлительной переброске на север конной группы с южной части фронта, Сталин указывает: «Я уже 10 дней тому назад говорил об этом, требовал от Шевкоплясова частей на север, но Шевкоплясов до сих пор не исполнил своего долга...»

Гул боев уже был слышан в городе, однако и после состоявшегося острого разговора командиры Южного фронта не спешили идти на помощь Царицыну. Связавшись на следующий день со штабом на станции Ремонтная, в ответ на вопрос: «Скажите, мартыновцы прибыли на Ремонтную?» – на другом конце линии заявили: «Нет. Шевкоплясов грузится».

Казалось бы, по всем законам психологии Сталин должен был сорваться. Но он не потерял выдержки. Правда, многозначительно предупредил: «Имейте в виду, что Царицын, быть может, накануне падения... Если завтра не дадите полк с кавалерией, Царицын будет взят. Южный фронт будет обречен на гибель. Не могу не заметить, что вся ответственность за эту почти вероятную катастрофу падет на Шевкоплясова, который жалкий Куберле ставит выше России... Военсовет предписывает Думенко прибыть в Царицын хотя бы с двумя опытными эскадронами». Таковы были будни войны.

С 13 августа приказом Сталина Царицын и губерния были объявлены на осадном положении. Вся городская буржуазия была мобилизована на рытье окопов и сооружение укреплений. Его энергичные меры, настоятельность и организаторская предприимчивость разрядили обстановку.

В Бюллетене Военного совета Северо-Кавказского округа о положении на Царицынском фронте от 15 августа, подписанном Сталиным и Ворошиловым, отмечалось: «Север: Положение твердое и уверенное; атак не было. Юг: Положение твердое и устойчивое.

Запад: Наши войска, оттесненные было от участка железной дороги в районе станции Воропоново, остановились на устойчивых позициях. Приведя себя в порядок и получив подкрепление, между прочим, из рабочих полков, днем 15 августа частично переходили в наступление, вернулись снова на ст. Воропоново, разогнали противника и забрали 7 пулеметов.

В городе – порядок. Среди рабочих подъем и сознательное отношение к моменту. Дезертиры из действующих резервных частей, уклонявшиеся от исполнения своего революционного долга, задерживаются, арестовываются и штрафными командами отправляются на фронт... Положение города остается осадным».

Не сумев захватить Царицын с ходу, белоказаки стали сосредоточиваться на его подступах. 18 августа армия генерала Краснова начала бои за овладение Царицыном. Напомним, что именно на 18 августа намечался мятеж, готовившийся заговорщиками. Ликвидация Сталиным врагов внутри города оказалась своевременной.

Днем начала обороны Царицына считается 19 августа. Почти неделю казаки неоднократно предпринимали отчаянные попытки прорваться в город, но их усилия разбивались о стойкую оборону его защитников. Все атаки противника были отбиты. Теперь ответный шаг был за Сталиным. 24 августа Сталин и Ворошилов отдали оперативный приказ о развертывании наступления. Оно развивалось успешно; белоказаки дрогнули, а затем были рассеяны и отброшены за Дон.

Отразив наступление сил казачьего предводителя Войска Донского генерала Краснова, Сталин впервые примерил на себя мундир полководца, и он оказался ему по плечу. У каждого полководца есть свой Тулон – для Сталина им стал Царицын.

На этом участке фронта Гражданской войны, имевшем теперь решающее значение для ее дальнейшего течения, столкнулись два организаторских и полководческих таланта чрезвычайного наркома Советской Республики Сталина.

В этом сражении ярко высветилась одна из характерных черт его интеллекта. То, что он умел мгновенно и во всей полноте обобщать знания и опыт других, приводя отдельные мысли и соображения многих людей к единому знаменателю. Он, как никто другой, глубоко осознал, что особенностью этой войны была маневренность и решительность в переброске частей с одного участка фронта на другой.

Сообщая Ленину о положении дел, в телеграмме от 7 сентября Сталин отмечал: «Наступление советских войск Царицынского района увенчалось успехом: на севере взята станция Иловля, на западе – Калач, Ляпичево, мост на Дону. На юге – Лашки, Немковский, Демкин. Противник разбит наголову и отброшен за Дон. Положение в Царицыне прочное. Наступление продолжается».

Но, хороший психолог, Сталин, как никто другой, понимал значение движущих мотивов, морального фактора в человеческом обществе. Отмечая первую победу, он приказал провести 10 сентября в Царицыне парад. Парад состоялся. Подошедший в 7 часов вечера к зданию Военного совета фронта 1-й Коммунистический Луганский полк оркестр встретил исполнением революционной «Марсельезы». Сталин приветствовал защитников Царицына короткой речью и от имени Совета народных комиссаров и Военного совета вручил командиру полка Питомину красное знамя.

На следующий день он уехал в Москву. Еще в разгар боев на Царицынском фронте в Москве произошло трагическое событие. 30 августа, в пятницу, Ленин выступил на митинге в Замоскворецком районе перед рабочими завода Михельсона. Уже после митинга, когда глава правительства собрался уезжать, в 10 часов 40 минут он был ранен выстрелами еврейки Каплан – террористки, принадлежавшей к партии эсеров.

Весть об этом покушении пришла в Царицын ночью. В короткой телеграмме от 31 августа председателю ЦИК Свердлову, подписанной Сталиным и Ворошиловым, отмечалось: «...Военный совет отвечает на это низкое покушение из-за угла организацией открытого массового систематического террора на буржуазию и ее агентов».

Но история сохранила еще один документ, написанный Сталиным непосредственно Ленину в тот же день 31 августа. Это сугубо деловое письмо. «Идет борьба за Юг и Каспий, – пишет он. – Для оставления за собой этого района (а его можно оставить за собой) необходимо иметь несколько миноносцев легкого типа и штуки две подводн(ых) лодок (подробнее спросите у Артема [Сергеева – К.Р.])... Наши дела на фронте идут хорошо. Не сомневаюсь, что пойдут еще лучше (казачество разлагается окончательно)».

Обращает на себя внимание то, что в письме Сталин совершенно не упоминает о факте ранения. Он не демонстрирует учтиво и ни своего возмущения покушением на Ленина, ни подчеркнутой озабоченности его ранением. Сталин проявляет большой такт, подчеркивая безусловную уверенность в выздоровлении раненого. О том, что это письмо необычно, свидетельствует лишь откровенная теплота последних строк: «Жму руку моему дорогому и любимому (курсив мой. – К. Р.) Ильичу. Ваш Сталин».

Пройдя по стране ураганом, восемнадцатый год вступал в осень. Фронт простирался на Севере и на Юге, на Западе и Востоке. Повсюду – на тысячи верст протянулись окопы, пустели села, голодали города, и конца этой войне не было видно.

С выздоравливающим Лениным Сталин встретился 15 сентября. Через день Москва утвердила Реввоенсовет новообразованного Южного фронта в составе Сталина, Минина и бывшего генерал-майора Сытина. Последний был назначен командующим фронтом, а его заместителем – член Военного совета Ворошилов. Председателем РВС нового фронта стал Сталин.

В столице он просмотрел бумаги в Наркомате национальностей и 19 сентября утвердил состав и порядок работы коллегии, а газета «Известия» опубликовала интервью с ним своего корреспондента. Рассказывая о положении на Юге, он обратил внимание, что «большим недостатком в обмундировании нашей армии является отсутствие определенной формы для солдат». Но основным недостатком он назвал «отсутствие в красных войсках кавалерии».

Он вернулся в Царицын 22 сентября, в момент, когда обстановка на фронте вновь стала обостряться. Образование Южного фронта на базе Северо-Кавказского округа диктовалось общей обстановкой. В конце сентября Донская армия белых начала второе наступление на Царицын. Армия насчитывала 45 тысяч сабель и штыков. И, хотя войска 10-й армии Ворошилова имели 54 тысячи штыков и 10 тысяч сабель, из-за плохого снабжения войска оказались в трудном положении.