Текст книги "Борьба и победы Иосифа Сталина"

Автор книги: Константин Романенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 49 страниц)

Установившаяся в октябре в России власть определила свои исторические полномочия как диктатура пролетариата, но в течение длительного времени, названного «военным коммунизмом», большевики не могли думать о создании определенной социально-экономической системы. Об этом не могло быть серьезной речи. Они не могли закрыть глаза на действительное положение вещей. Пожалуй, этот период можно назвать диктатурой здравого смысла. Россия невозможна «без мощной и твердой государственной власти», и на первых порах большевики оказались перед проблемой восстановления устоев государства.

Развращенный мелкобуржуазным Февралем народ вообще не хотел признавать никакой власти. Политическая мысль, революционные лозунги пробудили в нем «таинственное иррациональное», о котором досужая интеллигенция, со ссылками на давно жившего Пушкина и ошарашенного действительностью Бунина, любит рассуждать как о «русском бунте» – бессмысленном и беспощадном.

Все это не более чем праздное словоблудие интеллигенции, возрадовавшейся, что она не может «понять Россию» своим скудным «умом». Ленин это понял и не раз утверждал, что «мелкобуржуазная анархическая стихия», присущая крестьянской психологии России, – «самый опасный враг пролетарской диктатуры».

Анархия деловитого, «крепкого», «хозяйственного мужика», озабоченного мыслями о своей семье, выплеснулась наружу, прорвалась через препоны осознанной необходимости. Русские и нерусские люди «эшелон за эшелоном, валили миллионными толпами с фронта домой, в деревни, в степи, в болота, в леса... К земле, к бабам... В вагонах с выбитыми окнами стояли вплотную, густо, не шевелясь... Ехали на буферах, на крышах. Замерзали, гибли под колесами, проламывали головы на габаритах мостов. В сундучках везли добро, что попалось под руку, – все пригодится в хозяйстве: пулемет, и замок от орудия, и барахло, взятое с мертвеца, и ручные гранаты, винтовки, граммофон и кожа, срезанная с вагонной койки. Не везли только денег – этот хлам не годится даже вертеть козьи ножки.

...Как плугом прошлись фронтовые эшелоны по российским равнинам, оставляя позади развороченные вокзалы, разбитые железнодорожные составы, ободранные города. По селам и хуторам заскрипело, залязгало – это напильничками отпиливали обрезы. Русские люди серьезно садились на землю. А по избам, как в старые-старые времена, светилась лучина, и бабы натягивали основы на прабабкины ткацкие станки. Время, казалось, откатилось назад, в отжившие века».

Эта впечатляющая картина, нарисованная «красным графом» – писателем Алексеем Толстым, говорит о сложности того периода, непредсказуемости поворота ситуации и обилии тех проблем, с которыми столкнулась новая власть. Взяв власть в октябре, «большевики в течение длительного времени боролись вовсе не за социализм и коммунизм, хотя мало кто из них сознавал это с действительной ясностью». То, что впоследствии было названо периодом «военного коммунизма», еще не являлось созданием определенной новой социально-экономической системы.

Конечно, большевикам выпала трудная и даже неблагодарная роль. Им предстояло разгребать хлам истории, восстанавливать государство, разрушенное Первой мировой войной и политикой Временного правительства. Практически им приходилось начинать с нуля. Строить государство с основания, «и по горизонтали, собирая распавшиеся части России, и по вертикали, собирая властные структуры» в определенную систему.

Хотя 29 ноября Сталин был введен в состав Бюро ЦК, с него не было снято руководство Наркоматом по делам национальностей. Это был важный государственный пост, ибо тогда, в 1917 году, произошло то же самое, что и позднее, в конце столетия: бегство из Российской империи Украины, Белоруссии, кавказских и других регионов. И, собирая позже страну в единое целое, ему пришлось выполнить роль главного национального арбитра. Фактически он занял должность министра «иностранных» дел. От того, что «иностранными» теперь стали бывшие территории империи, его задача не облегчалась.

Первым нарком создал польский комиссариат. 24 ноября он представил в СНХ записку о назначении комиссара и помощника «по польским делам (военные дела, беженцы)». В конце ноября, когда Наркомат получил помещение Национального совета бывшего МВД, были созданы мусульманский, белорусский, еврейский и армянский комиссариаты.

Далее короткий перечень говорит о разнообразии вопросов, в которые ему приходится вникать. В ноябре СНК заслушал его доклады «о торговле с Финляндией», «об Украине и Украинской раде», «о политике государства в области финансов и экономики». 31 октября Сталин сделал доклад о положении на фронте на заседании Военно-революционного комитета. В декабре вместе с Лениным он разрабатывает Декрет о создании Высшего совета народного хозяйства и участвует в заседании Всероссийской коллегии по организации и формированию Красной Армии. На заседаниях Совнаркома он делает доклады «О положении в Оренбурге, Уральском округе, Туркестане и на Кавказе», «О Центральной раде».

С началом переговоров в Брест-Литовске в ноябре 1917 года Сталин вместе с Лениным готовит конспект программы Брестских переговоров и участвует в подготовке Декрета о суде. Фактически он стал вторым человеком в правительстве. Впрочем, о его реальном положении в иерархии власти говорит уже тот факт, что на период кратковременного отпуска Ленина, с 23 декабря 1917 года Сталин официально был назначен председателем Совета народных комиссаров.

Гражданская война началась не с приходом к власти большевиков, и даже не с белогвардейского «ледяного похода». Фактически она вспыхнула уже летом 1917 года как война межнациональная. После Февральской революции национальный вопрос стал проблемой политической. Махровый национализм и национал-сепаратизм, реанимированный в России в конце XX столетия, не был открытием элиты партийных ренегатов среди коммунистов. Болезнь неврастенического сепаратизма, вызванная эпидемией февральского переворота, ставила под угрозу целостность Российского государства еще в начале века.

В те годы ни у кого из политиков Запада не оставалось сомнений в том, что с Россией как единой державой покончено. Этот процесс приобретал тенденцию необратимого обрушения. В ноябре Центральная рада объявила независимой Украину. В декабре Кишинев засвидетельствовал создание свободной Молдавии, а Литовский совет, сформированный под контролем германских оккупационных властей, заявил об образовании – для вечной и прочной связи с Германией – независимой Литвы.

Республики и правительства плодились как ядовитые грибы после дождя. В феврале 1918 г. «независимость» провозгласили сепаратисты Закавказья. Местные сепаратистские образования возникли в Дагестане, Ингушетии, Чечне. «Правительства», заявившие о своем отторжении от России как выражении воли особого народа – «казаков», появились на Дону, Кубани и Тереке.

Возникновение «независимых» государств порождало кровавые межнациональные конфликты. Белый генерал Деникин писал о русских в Закавказье: «Попав в положение «иностранцев», лишенных участия в государственной жизни... под угрозой суровых законов... о «подданстве»... русские люди теряли окончательно почву под ногами.. Я не говорю о моральном самочувствии людей, которым закавказская пресса и стенограммы национальных советов подносили беззастенчивую хулу на Россию и повествование о «рабстве, насилиях, притеснениях, о море крови, пролитом свергнутой властью»... Их крови, которая ведь перестала напрасно литься только со времени водворения... «русского владычества».

Обратив внимание на мнение одного из вождей Белого движения, В. Кожинов пишет: «Важно осознать, что катастрофический распад страны был следствием именно Февральского переворота, хотя распад этот продолжался, конечно, и после Октября. «Бунт», разумеется, развертывался с сокрушительной силой и в собственно русских регионах». Это была подмена принципов народного суверенитета гиперболизированным национальным самомнением; эгоизмом и националистической шизофренией интеллигенции, не способной к трезвому прогнозированию событий.

Национальный вопрос стал одной из основных тем на состоявшемся 10—18 января 1918 года III Всероссийском съезде Советов. В докладе «О федерации советских республик», прозвучавшем 15 января, Сталин поставил вопрос о новом содержании «права нации на самоопределение». Он предложил рассматривать принцип самоопределения не с позиции эгоистических интересов национальной буржуазии, а исходя из интересов трудящихся.

Говоря об условиях формирования Советской Республики, Сталин подчеркнул: «Все указывает на необходимость толкования принципа самоопределения как права на самоопределение не буржуазии, а трудовых масс данной нации (курсивы мои. – К. Р.). Принцип самоопределения должен быть средством для борьбы за социализм и должен быть подчинен принципам социализма».

В газетном отчете писалось, что в заключительном слове на примере опыта парламентаризма Франции и Америки Сталин «с очевидностью показал, что демократическая по внешности власть, рождающаяся в результате всеобщего избирательного права, на деле оказывается весьма далекой и чуждой подлинному демократизму коалицией с финансовым капиталом.

Во Франции, в этой стране буржуазного демократизма, депутатов избирает весь народ, а министров поставляет Лионский банк. В Америке выборы всеобщие, а у власти оказываются ставленники миллиардера Рокфеллера.

– Разве это не факт? – спрашивает оратор... – Нам, представителям рабочих, нужно, чтобы народ был не только голосующим, но и правящим. Властвуют не те, кто выбирает и голосует, а те, кто правит».

И все-таки главным для Советской республики был вопрос об отношениях с австро-германской коалицией. Война, под тяжестью которой рухнул трон царского самодержавия, продолжала оставаться реальным фактом. От решения этой животрепещущей для страны проблемы, подобно гамлетовскому: «Быть или не быть?» – практически зависело все.

Но в подходе к этой теме в советском руководстве не было даже намека на единство. Наиболее радикальным стал лозунг «революционной войны». Его выдвинули левые коммунисты, возглавляемые Бухариным. Конечно, они понимали, что у Советской власти нет абсолютно никаких шансов на победу в такой войне. Остатки деморализованной армии были не в состоянии дать отпор германскому нашествию. Война могла завершиться только неизбежным поражением и оккупацией страны армиями «германских и японских империалистов», но в этом, по их мнению, и был способ лечения болезни.

«Наше единственное спасение, – патетически провозглашал Бухарин, – заключается в том, что массы познают на опыте, в процессе самой борьбы, что такое германское нашествие, когда у крестьян будут отбирать коров и сапоги, когда рабочих будут заставлять работать по 14 часов, когда будут увозить их в Германию, когда будет железное кольцо, вставленное в ноздри, тогда, поверьте, товарищи, тогда мы получим настоящую священную войну». То была мечта о «мировой революции».

Ведение переговоров в Брест-Литовске правительство поручило наркому иностранных дел Троцкому. Он лично комплектовал состав делегации. В нее вошли его старый друг Адольф Иоффе, муж его сестры Лев Каменев, межрайонец Лев Тараканов и каторжанка Биценко, застрелившая саратовского губернатора.

Австрийцы очень надеялись на Троцкого, они рассчитывали на то, что он «оплатит» вложенные в него инвестиции. Однако он таких надежд не оправдал. У него были и другие работодатели, а в их расчеты не входило прекращение Россией войны с Германией. В начавшихся 20 ноября переговорах Троцкий отверг германские условия. Свою позицию он выразил в странной и неопределенной манере, выдвинув нелепую почти до идиотизма формулу – «Ни мира, ни войны!»

Но эта шокировавшая историков своей невразумительностью фраза рождена не потерей Троцким способности мыслить логически. Наоборот, он сказал именно то, чего хотел. Он попал в щепетильную ситуацию. С одной стороны, ему было необходимо рассчитаться за переданные ему деньги с австро-германцами; с другой – прекращение войны не входило в планы его британских покровителей.

Он не хотел делать выбор в пользу какой-либо из сторон; он надеялся проскользнуть между жерновами интересов воюющих капиталистических монстров. По существу, он заявил, что у него нет своей позиции. Вместо переговоров он «устроил» для партнеров по переговорам бесконечную лекцию, обличающую империализм.

Переговоры зашли в тупик, но, чтобы избежать ответственности за последствия осуществленной провокации, он запросил директивы Ленина. В вопросе о «Брестском мире» Сталин не был послушной фигурой, пассивно поддерживающей Председателя Совнаркома. Об этом свидетельствуют телеграммы, направленные одна за другой в Брест. В одной из них Ленин пишет: «Мне бы хотелось посоветоваться со Сталиным, прежде чем ответить на ваш вопрос...» В другой – указывает: «Сейчас приехал Сталин, обсудим с ним и дадим вам совместный ответ. Ленин». Третья телеграмма гласит: «Передайте Троцкому Просьба назначить перерыв и выехать в Питер. Ленин. Сталин».

Делегация вернулась в столицу, и разногласия по вопросу о мире приобрели еще больший накал. Столкновение противоречивых взглядов во всей своей остроте обнажилось на заседании ЦК 8 (21) января 1918 года. Ленин настаивал на продолжении переговоров, завершив их подписанием мира.

Но значительная группа «левых коммунистов» – Бухарин, Урицкий, Оппоков (Ломов), Осинский, Преображенский, Пятаков, Радек требовали отвергнуть германский ультиматум и начать «революционную войну». «Ошибка Ленина, – поучал Бухарин, – в том, что он смотрит на это дело с точки зрения России, а не международной. Международная точка зрения требует вместо позорного мира революционной войны, жертвенной войны».

Троцкий пытался оправдать двуликость своего предательского маневра. Он доказывал, что вероятность германского наступления существует только на 25 %. Сталин поддержал Ленина. Он не знал подлинной подоплеки провокации Троцкого и полагал, что его нелепая позиция основывается на надежде на революцию на Западе. На заседании ЦК 11 января Сталин указал: «Принимая лозунг революционной войны, мы играем на руку империализму. Позицию Троцкого невозможно даже назвать позицией. Революционного движения на Западе нет... а есть только потенция, ну а мы не можем полагаться в своей практике на одну лишь потенцию».

С настоятельной установкой Ленина на заключение мира делегация вновь прибыла в Брест 12 (26) января. Однако Троцкий не выполнил это поручение, руководствуясь своими, одному ему известными обязательствами перед британской разведкой, он вновь сорвал переговоры. Вместо конкретных действий он опять пустился в пустые и отвлеченные словопрения. Потеряв терпение, 27 января (10 февраля) австро-германская сторона объявила о прекращении дальнейшего диалога, а 16 февраля было объявлено и о прекращении временного перемирия.

Срыв переговоров ставил молодую Республику на грань катастрофы. Вечером 17 февраля на экстренном заседании ЦК Ленин, Сталин, Свердлов, Сокольников и Смилга высказались за «немедленное предложение Германии» новых переговоров «для подписания мира». Но большинством это требование было отвергнуто. Троцкий, Бухарин, Иоффе, Урицкий, Крестинский и Ломов настояли на выжидании с возобновлением «переговоров о мире до тех пор, пока в достаточной степени не проявится германское наступление и пока не обнаружится его влияние на рабочее движение».

Последствия не заставили себя ждать. На следующий день, 18 февраля, пришло сообщение, что немцы в 12 часов дня возобновили боевые действия по всему фронту. Деморализованная и разложившаяся Русская армия не была боеспособна. Ленин почти ультимативно потребовал немедленной отправки в Германию телеграммы с предложением мира.

Но не отступавший от реализации своих целей Троцкий стал доказывать, что «сейчас масса начинает только переваривать то, что происходит; подписание мира теперь же внесет только сумбур в наши ряды; то же самое в отношении немцев, которые полагают, что мы только дожидаемся ультиматума». Словно не осознавая остроты ситуации, он философствовал: «Возможно, что они рассчитывают на психологический эффект». То была почти неприкрытая демагогия.

Сталин снова голосовал на стороне Ленина, но и на этот раз большинством (семью голосами против шести) предложение о посылке телеграммы было отклонено. День прошел в напряженном ожидании. Открывая вечернее заседание, Троцкий угрюмо сообщил о взятии немцами Двинска (Даугавпилса) и продолжении наступления в сторону Украины. Продолжая «тактику затягивания», он предложил запросить у правительств Германии и Австрии: «чего они требуют»?

Сталин резко прокомментировал это предложение: «Надо сказать прямо, по существу: немцы наступают, у нас нет сил. Пора сказать прямо, что надо возобновить переговоры». Он был категоричен: «Дело сводится к тому, что мы немедленно должны подписать эти условия».

Его логика возымела действие. При вторичном голосовании предложение Ленина поддержали шесть членов ЦК, против было четверо; четверо, включая Троцкого, воздержались от голосования. Предложение прошло семью голосами против пяти. Не меняя своей позиции, Троцкий лишь спрятал ее за подчеркнутым жестом отстраненности.

Документы, приоткрывающие связь Троцкого с шефом британской разведки Вильямом Вайсманом, были преданы гласности только совсем недавно, но странность его поведения, повлекшая заключение с Германией «похабного мира», не могла не волновать современников. В 2005 году в книге кандидата исторических наук, полковника запаса ФСБ РФ Василия Соймы был опубликован еще один любопытный документ с грифом «С. секретно».

В нем член КПП при ЦК ВКП(б) Ем. Ярославский (М.И. Губельман) 25 сентября 1938 года писал: «Тов. Сталин, за последнее время я все чаще прихожу к выводу, что Троцкий – давний провокатор. Чтение показаний Вацетиса меня еще более убеждает в этом. Это прямо ошеломляющий документ, даже после всех гнусностей, которые нам известны о Троцком и его банде. Троцкий – я в этом убежден – был завербован Германским штабом еще во время империалистической войны, до 1917 года. Его друг А. Парвус открыто выступал во время войны как кайзеровский агент. А Троцкому выгодно было прикрывать свою службу германскому штабу центристской позицией: тоже своего рода – «войны не ведем и мира не подписываем». ... Показания Вацетиса – убийственный приговор Троцкому».

Иоаким Вацетис, о котором идет речь в записке Ярославского, в 1918—1919 годах занимал пост Главкома Вооруженными силами Республики. Во время Гражданской войны он практически являлся ближайшим сподвижником Троцкого. Позже Вацетис преподавал в Военной академии им. М.В. Фрунзе и был арестован 29 ноября 1937 года в перерыве между лекциями.

Однако даже это не все. Сравнение фактов приводит к логическому заключению, что Троцкий являлся двойным агентом, но и это не может являться полным выводом. Самовлюбленный авантюрист, он руководствовался принципом: «Каждый делает революцию для себя». Его приоритеты определялись не столько военными, сколько финансовыми обязательствами. И прежде всего перед дядей Абрамом Животовским, перед банкирами, компаньонами и родственниками Якова Шиффа братьями Варбургами – членами банка Федерального резерва «Кун, Лейб и К°». За его спиной стояли и интересы Стокгольмского банка «Ниа-Банкен», а также других американских и европейских банкиров: Гугенгейма, Хенаура, Брайтунга, Ашберга.

Итак, предательский срыв Троцким Брестских переговоров поставил молодую Республику перед лицом австро-германского нашествия. Оно стало реальностью. Угроза нависла над столицей России. Ясно осознавая всю остроту ситуации, 21 февраля Сталин направил телефонограмму Петроградскому комитету РСДРП(б). Она обязывала «организовать десятки тысяч рабочих и двинуть поголовно всю буржуазию под контролем рабочих на рытье окопов под Петроградом».

Одновременно он телеграфировал Народному секретариату Украинской Советской Республики. Сталин требовал «организовать отпор от Киева с запада, мобилизовать все жизнеспособное, выставить артиллерию, рыть окопы, погнать буржуазию под контролем рабочих на окопные работы, объявить осадное положение и действовать по всем правилам строгости. Общее задание – отстоять Петроград и Киев, задержать банды германцев во что бы то ни стало». На следующий день, 22 февраля, Совет народных комиссаров опубликовал воззвание к стране «Социалистическое Отечество в опасности!».

Германские войска наступали по всей линии от Риги до Черного моря. Начав вторжение на Украину и Донбасс, немцы наступали «по всем правилам – колоннами зелено-пыльного цвета, в стальных шлемах. Слабые заслоны красных войск сметались тяжелой германской артиллерией». Это было хорошо организованное нашествие оснащенной кадровой армии на почти безоружный народ.

Продвижение противника было решительно и неумолимо. 1 марта кайзеровские войска взяли Киев. В украинской столице на место Центральной рады оккупантами был посажен свитский генерал Скоропадский. Одетый в любезную хохлам самостийную синюю свитку, картинно подбоченясь, он держал гетманскую булаву: «Хай живе щира Украина!»

Попытки остановить немцев оказались безуспешными. Разрозненные и во много раз уступающие немцам численностью красные отряды из фронтовиков, крестьян, шахтеров и городских рабочих уходили с боями на север и на восток. Угроза германской оккупации центральной части страны была притушена лишь с подписанием 3 марта 1918 года Брестского мира. Россия заявила о своем выходе из 1-й мировой войны. Республика получила передышку.

Вопрос о Брестском мире стал предметом обсуждения на VII съезде большевистской партии. Он прошел 6—8 марта в Петрограде. Съезд поддержал решение правительства о мире. На нем официально прозвучало сомнение в реальности надежд на скорую мировую революцию.

Развенчивая несостоятельные убеждения сторонников «чистой» теории, Ленин был вынужден объективно признать: «Да, мы увидим международную мировую революцию, но пока это только очень хорошая сказка, очень красивая сказка – я вполне понимаю, что детям свойственно любить красивые сказки. Но я спрашиваю: серьезному революционеру свойственно ли верить в сказки?»

И хотя дорого оплаченный мир стал реальностью, сразу по завершении съезда с 10 на 11 марта Советское правительство переехало из Петрограда в Москву. Сталин ехал в одном вагоне с Лениным, Крупской, М. Ульяновой и управляющим делами СНК Бонч-Бруевичем. Троцкий был смещен с поста наркома иностранных дел, но выглядит почти парадоксально, что взамен он получил не менее важную должность. В этот же день Иоффе телеграфировал Ленину: «Вчера на заседании питерской части ЦК единогласно было принято мое предложение о назначении Троцкого главным комиссаром по военным делам. Троцкий согласен принять этот пост».

С 12 марта столицей молодой Республики стала Москва. Чрезвычайный IV Всероссийский съезд Советов, ратифицировавший Брестский договор, прошел с 14 по 16 марта уже в новой столице. На нем Сталин был избран членом ВЦИК.

По условиям Брестского мира Германия аннексировала Польшу, Прибалтику, часть Белоруссии и Закавказья. Кроме того, Россия обязалась выплатить контрибуцию в 6 миллиардов марок. Весной и летом 1918 года доверенное лицо Троцкого посол Советской России Адольф Иоффе почти безвылазно пребывал в Берлине. Он принимал представителей финансовых и промышленных кругов, постоянно советуясь с Троцким и Парвусом. Троцкий добился своего: финансовые интересы его зарубежных спонсоров были удовлетворены. Русское золото поступило в Германию за месяц до ее капитуляции.

В это время Сталин был занят другой работой. С апреля возглавляемая им комиссия готовила проект первой Советской Конституции. Принципы Конституции вызвали острые споры, но он сразу взял эти вопросы в свои руки. Он выступил на заседаниях комиссии 24 раза. Разногласия между членами комиссии начались уже на первом заседании 5 апреля.

Сталин предложил начать работу с определения принципов Советской федерации. На следующем заседании 10 апреля заведующий отделением государственного права при комиссариате юстиции Рейснер сделал доклад. Он предложил форму устройства страны на основе «территориальных федераций». Их субъектами он предлагал сделать Советы, коммуны, профсоюзные, железнодорожные и почтовые ведомства.

Сталин имел совершенно отличные взгляды на принципы строительства государства. 12 апреля в докладе «О типе Федерации российской Советской республики», он подверг проект Рейснера резкой критике. Назвав его «вакханалией федераций», он, тщательно аргументируя выводы, разгромил построения Рейснера. Б противовес утопической «концепции об отмирании государства» Сталин предложил проект, рассчитанный на переходный период «от буржуазного строя к социалистическому».

Его оппоненты не сложили оружия. Своего апогея противоречия достигли на заседании комиссии ВЦИК 19 апреля. Противники Сталина, опираясь на идеологические догмы, предлагали осуществить построение федераций по производственно-классовому принципу. Внимательно выслушав возражения Рейснера, Покровского, Стеклова (Нахамкиса) и эсера-максималиста Бердникова, Сталин высмеял их. Решительно отстаивая конституционную целостность государства, он добился принятия своего проекта. После ожесточенных споров он был принят «большинством в пять голосов против трех».