Текст книги "Борьба и победы Иосифа Сталина"

Автор книги: Константин Романенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 49 страниц)

В мае 1905 года в Кутаисе, в доме Иосифа Гветадзе, состоялась губернская конференция, сыгравшая важную роль в усилении большевистскою влияния на местную организацию. В начале июня на Кавказ с завершившегося III съезда РСДРП вернулся М. Цхакая. Его возвращение совпало со смертью от туберкулезного менингита одного из активнейших революционеров Закавказья Александра Цуклидзе; он умер 9 июля, а 12-го состоялись ею похороны.

А.Г. Цуклидзе был одним из тех революционеров, с которыми у Иосифа Джугашвили сложились тесные товарищеские и деловые связи, касавшиеся наиболее тайных сторон деятельности революционною подполья – контрразведки. Александр был сыном князя Григория Цуклидзе; его мать – княгиня Олимпиада Цуклидзе. Родственные и дружеские связи семьи Цуклидзе распространялись на камердинера императорского двора князя Симона Церетели и семью Кайхо Эристави, являвшегося по материнской линии правнуком имеретинского царя Соломона I Великою.

Похороны Александра Цуклидзе вылились в грандиозную массовую политическую манифестацию. Гроб с телом соратника по партии товарищи пронесли от Кутаиса до Хони; медленно движущаяся траурная процессия сопровождалась пением революционных песен. В прощании с революционером приняло участие около пятидесяти тысяч человек. Подобного Грузия не знала. Нечего подобного невозможно было представить.

«Они еще идут!» – изумлялись пораженные обыватели, всматриваясь в многочисленные ряды траурной процессии. Иосиф Джугашвили шел вместе с другими разыскиваемыми полицией нелегалами, и власти не решились вмешаться в это грандиозное, потрясавшее величием солидарности, почти эпическое действо.

Эти похороны как бы приглушили партийные разногласия. Сразу после них в Хони прошло несколько дискуссий между большевиками и меньшевиками. Они продолжались три дня, и их стержнем стало обсуждение решений лондонского съезда и женевской конференции социал-демократов. После их завершения, 16 июня, Иосиф Джугашвили вместе с М. Цхакая направились в Кутаис, где состоялось заседание Имеретино-Мингрельского комитета большевиков. Сделав доклад о прошедшем съезде, Цхакая подчеркнул его выводы об открывающейся перспективе свержения монархии и в связи с этим – необходимости подготовки всеобщей политической стачки и вооруженного восстания.

Иосиф Джугашвили деятельно включился в практическую реализацию этих решений. В. Киасашвили, ставший командиром боевой группы, вспоминал: «По инициативе Сосо мы приступили к организации чиатурского большевистского отряда». Создание им в Чиатурах «отрядов красной сотни» сыграло важную роль в последовавших революционных событиях 1905 года. Он возобновил многочисленные поездки в партийные организации. За его перемещениями трудно уследить: в июне он едет в Худистави, затем в мятежную Гурию, в селения Гоми и Цители, а в начале августа выступает на митингах в Парцхава и Чохотури. В середине августа выезжает в Батум.

Директивы высшего партийного органа Иосифом Джугашвили были развиты и переработаны применительно к практическим условиям в статье «Вооруженное восстание и наша тактика», опубликованной 15 июля в газете «Пролетариатас брдзола». Он дает методические указания по подготовке вооруженного восстания и рассматривает в нем не отдаленную цель, а «практическую задачу, которую партия поставила перед пролетариатом». Он требует «немедленно приступить к вооружению народа на местах, к созданию специальных групп для налаживания дела, к организации районных групп для добывания оружия, к организации мастерских по изготовлению взрывчатых веществ, к выработке плана захвата государственных и частных оружейных складов и арсеналов». По существу, эта статья не агитационно-литературная публикация, а директива, «техническое руководство» по организации «подготовки всероссийского восстания».

Его директивы взвешенно продуманны, он требует: «обратить самое серьезное внимание на создание боевых дружин для использования добытого оружия» и предупреждает: «Ни в коем случае нельзя допустить таких действий, как раздача оружия прямо массам».

«Одной из главных задач, – подчеркивает Иосиф Джугашвили, – наших боевых дружин и вообще военно-технической организации должна быть разработка плана восстания для своего района и согласование его с планом, разработанным партийным центром для всей России. Найти наиболее слабые места у противника, наметить пункты, откуда можно напасть на него, распределить все силы по району, хорошо изучить топографию города – все это должно быть сделано предварительно, чтобы мы ни при каких обстоятельствах не оказались застигнутыми врасплох».

Нельзя не обратить внимание на то, что еще за 12 лет до знаменитого ленинского «плана вооруженного восстания», указывающего в октябре 1917, что «в первую голову нужно брать телеграф, телефон, банки, мосты», – Сталин сформулировал основные черты этого плана. При такой организации, указывает он, восставшие «быстро захватят разные склады оружия, правительственные и общественные учреждения, почту, телефон и т.п., что будет необходимо для дальнейшего развития революции».

Успешной деятельности большевиков в Кутаисской губернии способствовало и то, что летом 1905 года, в период подъема революции, губернатором в ней стал В.А. Старосельский. Агроном по образованию, он до своего назначения возглавлял Сакарский плодопитомник. Там на протяжении многих лет находили свое убежище «неблагонадежные лица»; жандармы догадывались об этом, и сам Старосельский четыре раза подвергался обыскам. Однако его связи в аристократических кругах Грузии оказались настолько влиятельны, что он получил предложение занять должность губернатора.

Прежде чем принять это предложение, Старосельский обратился «за советом» в местную организацию РСДРП, в руководстве которой был Иосиф Джугашвили. Он получил одобрение. Таким образом, главой Кутаисской губернии царской России с 6 июля 1905 г. по 6 января 1906 г. стал социал-демократ.

Губернатор Старосельский безоговорочно примкнул к революции, и Кутаис стал ядром революционной борьбы на Кавказе. Одним из результатов такого необычного симбиоза власти и оппозиции стало то, что Имеретино-Мингрельский комитет обретал возможность не только регулярно получать информацию из ГЖУ, которую его начальник обязан был докладывать еженедельно губернатору, но и влиять на кадровые назначения в губернии по линии Министерства внутренних дел. Трудно утверждать, насколько глубоко внедрилась партийная контрразведка в пределы жандармского ведомства, но при любой оценке фактов в Кутаисской губернии определенное время революционеры имели очевидное покровительство в высших коридорах власти.

Кавказ напоминал Вавилон не только разноязычием; кроме социальных противоречий он, как пороховая бочка, был начинен взрывоопасными национальными предрассудками. Национальные, религиозные и кастовые суеверия тесно соприкасались с противоречиями и конкурентными интересами национальных капиталов. Это переплетение интересов и мировоззрений сыграло роль бикфордова шнура. Приглушенная, но не прекратившаяся в Баку армяно-азербайджанская вражда продолжала тлеть невидимым внутренним жаром и вскоре взорвалась новым конфликтом; 20 августа межнациональные столкновения возобновились, а 22-го запылали нефтяные промыслы.

Газета «Баку» писала: «Сгорели целиком с конторами: Каспийское товарищество... (у Манташева целиком завод на Зарбате)... завод «Ватан», Шириван, Кавказское товарищество, Кавказ, Соучастники, Радуга, Петроль, Балаханское общество, князь Гагарин, Гальперин... У «Братьев Нобель» осталось две трети, Каспийско-Черноморское общество потеряло половину... Сгорели Тифлисское товарищество, товарищество Набат, Шихово, Милов – Таиров, Зубалов, завод Хатисова...» В результате страшных пожаров, охвативших почти половину вышек, добыча нефти в регионе сократилась настолько, что ее не удалось восстановить и к 1917 году.

В Центральной России организовалось свое «национальное движение» – Союз русского народа, получивший упрощенное название: «черная сотня». «Во главе этого союза встали врачи, литераторы, генералы, адвокаты, педагоги, промышленники – люди вполне грамотные, при манишках и фраках, знающие, под каким соусом подают осетрину».

Классовые, национальные и экономические противоречия накаляли атмосферу, как пар перегретого кипящего котла, и война обострила кризис государственной власти. Зловещая весть о разгроме русского флота на восточных рубежах накатилась на Россию в мае. Эта весть, словно карающий меч, обрушилась на страну. Это была трагедия Цусимы. Японский адмирал Того встретил корабли Рожественского и Небогатова вблизи острова Цусима

Сражение развернулось 14 мая, когда русская эскадра, миновав узость Корейского пролива, выстроилась в две кильватерные колонны, по бокам которых вспарывали воду крейсера и миноносцы. Желтое знамя Того полоскалось над броненосцем «Миказа». Недостаток в скорости постепенно превратил русские корабли в мишени для японских снарядов.

Первым погиб броненосец «Ослябя». Горели «Александр» и «Бородино». На броненосце «Суворов», который нес флаг адмирала Рожественского, заклинило рули, затем упали мачты, одна за другой рухнули трубы, но, превратившись в гигантский костер, пылающий флагман сражался до конца В половине пятого на «Суворове» осталась только одна мелкокалиберная пушчонка, и он продолжал вести из нее огонь. Один – против тринадцати японских кораблей. Пока не погрузился в бездну. Гвардейский броненосец «Александр III» перевернулся, люди облепили его днище, цепляясь за растущие на нем водоросли. Затонув, корабль увлек на дно всех.

В ночь на 15 мая Того атаковал остатки русской эскадры, идущей под флагом Небогатова. В десять часов утра остались пять вымпелов. Окруженный превосходящими силами противника, флагманский «Николай I» поставил машины на стоп и поднял сигнал: «Сдаюсь». После Порт-Артура, Ляояна и Мукдена японская пресса снова ликовала. Англия ликовала больше Японии – разгром русского флота был осуществлен чужими руками.

Война была непопулярна, но гибель флота стала ее позором, к которому никто не остался равнодушен. Известие о Цусиме отозвалось и в Зимнем дворце, где терли глаза фрейлины, и в петербургских подворотнях, где в подолы фартуков сморкались далеко не сентиментальные дворники. Но уже через полчаса после доклада императору о Цусиме дежурный адъютант Радзиевский встретил царя в парке, где тот «с увлечением, почти детским, стрелял из ружья по воронам...».

Зловещее слово «Цусима» больно ударило по национальной гордости. По волнам Тихого океана еще носило раздутые трупы героев Цусимы, когда газеты царской России «начали оскорблять и живых, и мертвых». А по другую сторону разделявшей страну баррикады продолжала свой разбег революция. На заводах и фабриках замирали станки, вставали паровозы; застывал могучий Молох, перемалывающий в своем чреве не только сырье, но и человеческую кровь и плоть – неотъемлемую пищу машины эксплуатации.

В июне на броненосце «Потемкин», швартовавшемся в Севастополе, вспыхнуло восстание моряков; в ноябре взбунтовался крейсер «Очаков». Монархия лихорадочно искала способ стравить пар всеобщего недовольства. И 6 августа российская печать обнародовала проект закона об учреждении совещательной Государственной думы. Оппозиция восприняла это известие настороженно. 26—27 августа в предместье Кутаиса в усадьбе Чкония под председательством М. Цхакая прошла экстренная конференция Имеретино-Мингрельской организации РСДРП. Сразу после ее завершения Иосиф Джугашвили выехал в Тифлис. Здесь на 29 августа в здании тифлисской городской управы власти назначили собрание представителей общественности для обсуждения положения о «Булыгинской думе», названной так в честь первого министра царя.

Социал-демократы привели на это собрание рабочих. Но «братание» революционной оппозиции с монархией не состоялось – для удаления рабочих из зала власти вызвали вооруженных городовых и казаков. Состоялось кровопролитное сражение, в результате которого погибло около 100 человек. Режим без обиняков растолковал пролетарской массе настоящий смысл монархического «указа». С убийством рабочих царская армия и полиция справлялись успешнее, чем с внешними врагами.

Русско-японская война закончилась 23 августа Портсмутским миром, по которому Россия признала Корею сферой влияния Японии. Российская империя уступила победителю Южный Сахалин и права на Ляодунский полуостров с Порт-Артуром и Дальним. И хотя песня о гордом «Варяге» скрашивала разочарование и горечь от ущемления национальной гордости, армия утратила в народе уважение. Офицеры перестали носить мундиры, стараясь выходить в штатском; многие уходили в отставку.

Осень Иосиф Джугашвили в очередных разъездах, посетив Кацхи, Ргани, Цхра-Цхаро, Чиатури и другие селения губернии. Среди планов, которые пытались реализовать большевики, было решение об организации похищения оружия с кутаисского военного склада. Прибыв в Кутаис вместе с Чодришвили, Лошадзе и Бочаридзе, он снял дом рядом с Цейхгаузом. Организаторы акции рассчитывали сделать подкоп и вынести со склада 2 тысячи винтовок. И хотя подкоп был начат, из-за «неблагоприятных почвенных условий» довести его до конца не удалось.

Военное поражение России усилило рост в стране революционных настроений. Это способствовало сглаживанию противоречий в социал-демократической среде. В сентябре Джугашвили вернулся в Тифлис. Он остановился в доме № 3 на Фрейлинской улице, в квартире, снимаемой семьей Сванидзе. Впоследствии этот почти случайный эпизод привел к переменам в его личной жизни. Дом, в котором он нашел приют, включал швейную мастерскую и со стороны двора оказался смежным с двором Закавказского военного штаба.

«Как-то мой шурин, – вспоминал М. Монаселидзе, – отозвал меня в сторону и сообщил, что желает привести к нам на ночевку товарища Сосо Джугашвили, он просил ничего не говорить об этом его сестрам. Я был согласен. С этой поры товарищ Сталин начал проживать в нашей квартире... Сюда к нему приходили Камо, Миха Бочаришвили, Миша Давиташвили, Г. Паркадзе и, время от времени, М. Цхакая, Ф. Махарадзе, С. Шаумян и др.».

Михаил Монаселидзе, знавший Иосифа Джугашвили еще по семинарии, был женат на старшей сестре Александра Сванидзе Сашико. Семья Сванидзе состояла из брата Александра и трех сестер – Сашико, Като и Машо. Старшие сестры были известными в городе портнихами и имели широкий круг респектабельных клиентов. Сопровождаемые во время примерок мужьями, «шить платья» сюда приходили жены генералов и крупных чиновников канцелярии наместника, супруги офицеров и прочих значимых лиц, составлявших элиту тифлисского общества. Поэтому квартира, соседствующая с «модным салоном», была гарантирована от подозрений со стороны полиции.

Революционное волнение, сотрясавшее Россию на протяжении всего 1905 года, к осени стало перерастать в шторм. Политическая стачка на Казанской железной дороге началась 7 октября; потом – встали Ярославская и Николаевская. Замерли на путях паровозы, тревожный вой фабричных гудков сменился зловещей тишиной опустевших цехов, предвещавшей приближение бури.

В этой грозовой обстановке 13 октября в Тифлисе состоялось собрание партийного актива, на котором присутствовали обе фракции социал-демократов – и меньшевики, и большевики. Разворачивающиеся события требовали выработки единой линии борьбы с режимом. Иосиф Джугашвили был участником этого совещания партийных штабов. Через день в Тифлисе остановились предприятия, транспорт, прекратили работу электростанции, закрылись почта и телеграф, магазины и лавки, опустели школы.

В разгар всероссийской стачки, в октябре 1905 года, Иосиф Джугашвили в прокламации пишет: «Граждане! Могучий великан – всероссийский пролетариат вновь зашевелился... мы находимся накануне всероссийского всенародного восстания – и час этого восстания близок».

Погрузилась во мрак и столица империи; телефон не работал, даже в дачные поселки перестали ходить поезда. Николай II укрылся в Петергофе и связь с министерством поддерживал только пароходом придворного ведомства. Вздымавшаяся волна революции реально угрожала погребением многовекового режима. Число бастующих перевалило за миллион; режим судорожно искал выход из создавшегося положения, и Николая уговорили. Наступил день 17 октября.

Царь, как пустую кость, швырнул недовольному народу Манифест о Государственной думе – первом русском «парламенте». Это завораживающее слово «парламент» в конце XX столетия снова начнет щекотать ноздри, уши и воображение новой российской «демократии», которая к этому времени уже запамятует, что все новое – давно забытое старое. Однако в 1905 году неискушенные социал-демократы пытались всерьез воспользоваться «дарованными свободами».

Очевидец писал, что «после подписания Манифеста во дворце произошла бурная сцена – великие князья нападали на Николая II чуть не с кулаками, женская половина дворца истерически рыдала». А на улицах обнимались одураченные люди. Манифест сбил с толку многих, даже умных. Толпы студентов, сняв фуражки, носили по улицам портреты царя, «среди юных бледных курсисток развевалась широкая борода Стасова», а великий Репин спешил запечатлеть на холсте сцену вихря, «могучей людской лавины, сметавшей по пути: городовых и жандармов, дворников и лотошников».

Весть о Манифесте стала распространяться быстро, но до провинции она доходила с искажениями. Впрочем, напуганные «свободами» власти сами сначала сознательно извращали информацию. Манифест царя был уступкой, но самодержец не капитулировал – он отступил. В Манифесте Николай II обещал предоставить Государственной думе законодательные права; провозглашались свобода слова, собраний, союзов, свобода совести и неприкосновенность личности.

В Тифлис известие о Манифесте пришло ночью, а утром 18-го на Головинском проспекте собрались толпы народа. Возникшим спонтанно митингом верховодили меньшевики Жордания и Рамишвили. Последний умиленно возгласил: «Отныне самодержавия нет, самодержавие умерло!» «Мы не хотим оружия, долой оружие!» – увещевал другой оратор.

Выступивший на митинге И. Джугашвили остудил эйфорию толпы: «У нас плохая привычка... кто бы ни вышел и что бы ни сказал, вы встречаете с радостью и аплодисментами. Вам говорят. «Да здравствует революция!» – вы аплодируете. «Да здравствует свобода!» – вы аплодируете, это хорошо. Но когда говорят: «Долой оружие!» – вы и этому аплодируете. Какая революция может победить без оружия, и кто тот «революционер», который говорит долой оружие?»

Он заключил: «Кто бы он ни был, он враг революции, свободы и народа! ...Чтобы действительно победить, нужны три вещи. Первое, что нам нужно, – вооружение, второе – вооружение, третье – еще раз вооружение!»

Его предупреждение не замедлило сбыться. Выехав в Баку, он стал очевидцем кровавых столкновений на улицах города. Как и в Тифлисе, здесь 19 октября прошли массовые демонстрации; затем состоялись контрдемонстрации. На следующий день была предпринята попытка освободить арестованных, но власти применили оружие, и снова пролилась кровь. Он не ошибался, утверждая: чтобы победить – революция должна вооружаться.

Но, призывая к активным действиям, он не только учит – он прежде всего действует сам. И если осуществляемая в подполье организация боевых дружин до октябрьских событий проводилась тайно, то теперь создание отрядов «красных партизан» стало лозунгом революции. Кровавые столкновения форсировали этот процесс. Лидеры большевиков, писал очевидец, Джугашвили, Цхакая, Махарадзе, Бочаридзе, Мдивани стали главными вдохновителями организации отрядов самообороны

Однако Иосиф Джугашвили не забывал и о мобилизующей силе слова. В возбуждающей атмосфере радикализации общественных настроений произошла легализация партийной печати. При его участии издававшийся в Баку либеральный «Кавказский листок» стал органом социал-демократов и был переименован в «Кавказский рабочий листок».

Уже в первом номере новою издания 20 ноября была опубликована статья Иосифа Джугашвили. Она начиналась словами: «Великая Русская Революция началась!.. Мы находимся накануне великих событий... Хватит ли сил у пролетариата, чтобы дойти до конца по этому пути, хватит ли сил у него, чтобы выйти с честью из этой гигантской, кровопролитной борьбы, которая предстоит ему на этом пути?» Сам он был уверен: «Да, хватит!»

Многим казалось, что свержение ненавистного самодержавия уже не за горами. Все говорило о назревшем взрыве, гарантирующем успех революции. Во время всероссийской октябрьской стачки баррикадные бои прошли в Харькове, Екатеринославе, Одессе. На окраинах городов ревели гудки бастующих заводов, рабочие дрались с полицией. В ряде мест Закавказья стачка переросла в восстание. Более чем в 50 городах России возникли Советы рабочих депутатов, в Грузии Советы явочным порядком вводили 8-часовой рабочий день, осуществляли контроль над ценами, за работой коммунальных и торговых предприятий.

Но это еще не означало победы. И Иосиф Джугашвили в эти дни предупреждает, что недостаточно требовать от власти отдельных уступок. «Пролетариат, – писал он, – не распылит свою энергию на неразумные требования. К царскому самодержавию у него только одно требование: долой его... Только тогда, когда вооруженный народ выступит во главе с пролетариатом, поднимет знамя всеобщего восстания, – только тогда может быть свергнуто опирающееся на штыки царское правительство».

Разворачивающиеся в стране события подтверждали оптимистические надежды. 26 октября восстали солдаты и матросы Кронштадта, 30—31 октября поднялись моряки во Владивостоке, а в середине ноября вспыхнуло восстание матросов в Севастополе. Площади и улицы городов заполнялись возбужденными толпами народа, жаждавшего великих перемен.

На успех надеялось и руководство партии. 8 ноября из эмиграции вернулся в Россию В.И. Ленин, и на следующий день в Петербурге вышел первый номер еженедельной большевистской газеты «Новая жизнь»; с ее страниц прозвучал призыв к всеобщему восстанию. Конечно, сторонники Ленина были не единственными, кто добивался перемен в России. В годы Советской власти эта тема упрощалась, и следы ретуширования причин поражения Первой русской революции долго оставались неразличимыми на картине всеобщей истории.

Предметом особого умолчания долгое время оставался почти тривиальный факт: как среди участников оппозиции, так и сторонников царского правительства было много евреев. Не считая основной еврейской организации «Бунда», особенно много их было в той части РСДРП, которая составляла меньшевистскую фракцию, но они находились в рядах эсеров, анархистов и либералов.

В середине 1905 года сын крупного одесского еврея зернопромышленника Александр Гельфанд (Парвус) финансировал нелегальную переправку из-за границы в Россию Лейбы Бронштейна (Троцкого), который сначала скрывался в Киеве, а затем в Финляндии. В октябре 1905 года Троцкий всплыл в Петербурге, появившись на заседании местного Совета рабочих депутатов. Еще в 1904 году в Мюнхене Парвус совместно с Троцким начал разрабатывать обоснование «перманентной» – непрерывно продолжающейся, постоянной революции с целью ее практического осуществления в России.

Опираясь на деньги Парвуса, Троцкий сумел попасть в состав руководства Петербургского Совета, а вскоре в российской столице появился и сам «меценат». Видный коммерческий делец, имевший прочные связи с влиятельными кругами Германии и Османской империи, Парвус легко скупил и открыл в столице ряд газет. В их числе была либеральная «Русская газета». Одновременно он субсидировал издание меньшевистского органа печати «Начало», редактирование которого было поручено Мартову.

Одной из причин неудач «пятого года» явилось то, что, возбуждая к революционному захвату власти в столице, организаторы событий практически не принимали во внимание то, что Россия являлась крестьянской страной. Позже в предисловии к книге «На путях к Октябрю» Сталин писал, что Троцкий «в 1905 году... «просто» забыл о крестьянстве как революционной силе, выдвигая лозунг «без царя, а правительство рабочее», т. е. лозунг революции без крестьянства. Даже Радек, этот дипломатический защитник «перманентной революции», вынужден теперь признать, что «перманентная революция» в 1905 году означала «прыжок в воздух» от действительности».

Между тем нарастание революции требовало от социал-демократов согласования своих действий. На повестку дня встал вопрос о проведении всероссийского съезда РСДРП. Открывшаяся 26 ноября в Тифлисе конференция Кавказского союза РСДРП закончилась принятием решения о необходимости прекращения фракционной борьбы. Одновременно Иосифа Джугашвили, Петра Монина и Георгия Телия избрали делегатами на предстоявший IV, объединительный, съезд партии. Съезд был назначен в Петербурге на 10 декабря, но прибытие делегатов планировалось до 8-го числа, с регистрацией в редакции газеты «Новая жизнь». Однако обстоятельства сложились иным образом.

Присутствие Троцкого в руководстве Петербургского Совета позволило Парвусу навязать этому органу принятие 2 декабря так называемого Финансового манифеста. Манифест призывал население: «не платить налогов и податей, забирать вклады из сберегательных банков, требовать во всех случаях расплаты золотом, не допускать уплаты государственных долгов по займам – разоблачать перед всем миром финансовое банкротство правительства России». Газеты, финансируемые Парвусом, широко распространили эту декларацию.

Обыватель был шокирован, и началось паническое массовое изъятие вкладов из сберегательных банков. Почти провокационный маневр Парвуса и Троцкого развязал правительству руки. Осознав катастрофические последствия Финансового манифеста для страны, премьер-министр С.Ю. Витте распорядился не только закрыть и конфисковать издавшие его газеты, но и арестовать членов Петербургского Совета. Одновременно были изданы: указ об уголовном преследовании «наиболее опасных проявлений участия в забастовках» и циркуляр, предписывающий немедленно выявлять «всех главарей противоправительственного и аграрного движения и заключать их в местную тюрьму для поступления с ними согласно указанию министра внутренних дел».

Среди закрытых газет оказалась и «Новая жизнь», тоже опубликовавшая 2 декабря Финансовый манифест. Теперь под угрозой репрессий оказались прибывающие на съезд РСДРП делегаты и сам съезд. Спасая ситуацию, организационный комитет перенес место его проведения в финский городок Таммерфорс В связи с закрытием газеты изменилось и место явки делегатов. Выехавшим на съезд «кавказцам» такое сообщение запоздало.

Петербург встретил Иосифа Джугашвили неприветливо. Пасмурное серое небо низко нависло над столицей империи. Резкий ветер с залива приносил хлопья снега, сразу превращавшегося под ногами прохожих в серую скользкую массу. Двери редакции оказались закрытыми. Других адресов у него не было. В недоумении он вышел на Невский, и здесь на многолюдном проспекте – за тысячи километров от Кавказа – он совершенно неожиданно встретил земляка. Случай явил себя в лице старого знакомого – Ивлиана Куколава. По-видимому, его величество случай тоже работал на революцию...

Он прожил у И. Куколава, хранившего на квартире оружие организации, два с половиной дня. Пока не возобновил явку и не уехал в Таммерфорс. Хотя прибывшие (41 участник) представляли широкий спектр промышленных центров России, вместо съезда было решено провести общепартийную конференцию – не все организации прислали своих делегатов. Начавшись 12 декабря, она продолжалась 6 дней.

Являвшаяся по своему составу большевистской, конференция прошла с большим подъемом. Прибывший под фамилией Иванович Иосиф Джугашвили обратил на себя внимание уже после того, как сделал сообщение о состоянии дел на Кавказе. Принятая по предложению Ленина резолюция «По поводу событий на Кавказе» дала высокую оценку деятельности Кавказского союза РСДРП.

Иванович привлек внимание участников совещания и при обсуждении вопроса об отношении к Государственной думе. Президиум предложил план, принадлежавший меньшевикам, и хотя этот план уже был подвергнут критике в большевистской печати, вынесение его на обсуждение являлось своеобразной уступкой либеральной фракции. Меньшевики предлагали участие РСДРП в двух этапах выборов и бойкот последнего. Они намеревались использовать губернские коллегии выборщиков не для избрания депутатов Госдумы, а для образования Учредительного собрания, которое, собравшись явочным порядком, объявит себя «высшим органом власти в стране».

Но Иосиф Джугашвили выступил с резкой критикой предложенного плана избирательной кампании. После его выступления в зале наступила вопрошающая тишина, и взгляды присутствующих устремились на Ленина. Неожиданно для многих он поддержал Ивановича. Резолюция Таммерфорсской конференции обосновала «необходимость бойкота выборов в Государственную думу на всех этапах».

Последующий ход событий показал, что в этот период бойкот выборов был единственно верной тактикой – она избавляла рабочих от иллюзий о возможности завоевания власти парламентским путем. Отказ от бойкота, осуществленный позже, реальных результатов партии не дал. В условиях самодержавия такой путь завоевания общественного влияния был тупиковым.

В.И. Ленин произвел на Иосифа Джугашвили неизгладимое впечатление. Еще до очной встречи он был покорен публицистическим талантом руководителя партии. Его умением «писать о самых сложных вещах так просто, сжато и смело, когда каждая фраза не говорит, а стреляет». Возможность наблюдать Ильича в непосредственном контакте не только не изменила, но еще более укрепила его мнение о заслуженности авторитета большевистского лидера.

Иосифу Джугашвили, имевшему аналитический склад ума, импонировала «сила логики», которая пронизывала ленинскую аргументацию. Центральными на конференции стали две речи Ленина – о текущем моменте и об аграрной революции. «Это были, – вспоминал значительно позже Сталин, – вдохновенные речи, приведшие в бурный восторг всю конференцию. Необычайная сила убеждения, простота и ясность аргументации, короткие, всем понятные фразы, отсутствие рисовки, отсутствие головокружительных жестов и эффектных фраз, бьющих на впечатление, – все это выгодно отличало речи Ленина от речей обычных «парламентских» ораторов».

Признание ленинского авторитета было для Иосифа Джугашвили логическим актом. Оно складывалось из его внутреннего, осознанного согласия с Лениным и органически вытекало из его собственных убеждений, взглядов и личной философии. Это было искреннее, внутреннее восприятие незаурядности интеллекта основателя партии, не подвергаемое сомнению его восприятие как подлинного пролетарского вождя. Своего уважения в отношении Ленина Сталин не изменил до конца жизни.