Текст книги "Борьба и победы Иосифа Сталина"

Автор книги: Константин Романенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 49 страниц)

8 октября Петербургское ГЖУ информировало Департамент полиции о завершении переписки, а 5 декабря министр внутренних дел А. Макаров утвердил решение особого совещания МВД. Правда, в Министерстве внутренних дел учли шаткость обвинений, выдвинутых против Джугашвили, и не пошли на крайность. Тем не менее решение гласило: «Подчинить Джугашвили гласному надзору полиции в избранном им месте жительства, кроме столиц и столичных губерний, на три года, считая с 5 декабря 1911 г.».

Для Иосифа это означало крушение надежд на возвращение к легальному образу жизни. Конечно, он уже устал от такого положения, но с этого момента вплоть до Октябрьской революции власти не оставили ему иной возможности, кроме выбора – либо гнить в ссылке, либо жить на нелегальных условиях. Местом ссылки он избрал Вологду.

Но, получив проходное свидетельство «на свободный проезд из г. С.-Петербурга в гор. Вологду», он не стал спешить на царские хлеба. Выпущенный из петербургской тюрьмы, он задержался в городе, укрывшись на Петербургской стороне, на квартире Цымлаковых. Здесь, в стоявшем во дворе деревянном домике с застекленной мансардой, «в полухолодной комнате» его отыскали Сурен Спандарян и Вера Швейцер.

Он не спешил с возвращением в ссылку не из желания пожить в столице. И не испытывал растерянности. Хорошо понимая, что от предстоявшей конференции в Праге многое зависит в дальнейшей судьбе партии, Джугашвили воспользовался возможностью повлиять на будущие решения. И вскоре на квартире Швейцер прошло узкое совещание отъезжавших на конференцию делегатов. Необходимо было определить общую позицию, отражавшую не абстрактные взгляды оторванных от действительности эмигрантов, а произвести крутую ломку тактики партии,

Тон совещанию задали присутствовавшие на нем «бакинцы»: Джугашвили, Спандарян, Орджоникидзе. Между ними не было разногласий, они давно определили общую линию. И, забегая вперед, подчеркнем, что Серго Орджоникидзе выступил в Праге с первым докладом, а итогом конференции стали решения, в основу которых практически легли предложения, высказанные в статье Иосифа Джугашвили «Партийный кризис и наши задачи».

В Вологду Иосиф Джугашвили прибыл 24 декабря. Снова бесправное положение ссыльного. Но он не намерен облегчать работу полицейским шпикам, и за короткий срок меняет три места жительства. Сначала он остановился в доме 27 на Золотушной набережной, где проживал по 7 февраля 1912 года, затем по 15 февраля жил в доме Константиновой – угол Пятницкой и Обуховской улиц, откуда 16 февраля перебрался в дом Горелова по Леонтьевскому ручью, д. № 7.

Сразу после прибытия он навестил Петра Чижикова. В отправленной в этот же день невесте Петра в Тотьму открытое с изображением родившейся из морской пены греческой богини любви и красоты Афродиты, он шутливо написал: «Ну-с, «скверная» Поля, я в Вологде и целуюсь с «дорогим» «Петенькой». Сидим за столом и пьем за здоровье «умной» Поли. Выпейте же и вы за здоровье известного Вам «чудака» Иосифа».

Нет, снова погрузившись в серость буден жизни ссыльного, он не утратил присущие ему чувства юмора и шутливой иронии. Очередной арест, тюремные застенки не сломили Иосифа Джугашвили, не лишили его уверенности. Хотя внешне положение его выглядит не блестящим. Кроме гласного надзора, власти установили еще скрытую слежку за Кавказцем

Несомненно, что он сожалел о невозможности участвовать в 6-й (Пражской) конференции партии. Она начала свою работу 5/18 января 1912 года и завершилась 17/30 числа. Как стало известно позже, из 18 присутствовавших двое, Р. Малиновский и А. Романов, были агентами полиции. Рассмотрев текущие вопросы и тактику на выборах в Государственную думу, конференция избрала новый Центральный комитет в составе Ф. Голощекина, Г. Зиновьева, В. Ленина, Р. Малиновского, Г. Орджоникидзе, С. Спандаряна, Р. Шварцмана. Заочно в его состав были кооптированы И. Джугашвили и И. Белостецкий. Кандидатами в члены ЦК стали А. Бубнов, М. Калинин, А. Смирнов, Е. Стасова и С. Шаумян.

Шестая (Пражская) конференция РСДРП стала для большевиков особой вехой. Она ознаменовала формирование партии нового типа. Именно на этой конференции от партии окончательно «отпали» интеллигенты меньшевистского толка: Мартовы, Аксельроды, Плехановы. По существу, на этой конференции были реализованы идеи, высказанные Джугашвили еще в августе 1909 года в статье «Партийный кризис и наши задачи».

Идя навстречу требованиям Джугашвили и Бакинского комитета о переносе центра деятельности партии в Россию, она приняла решение о создании Русского бюро ЦК РСДРП в составе 10 человек. Воплощением призывов Иосифа Джугашвили растить «русских Бебелей» стало введение в состав ЦК шестерых выходцев из рабочих – Калинина, Белостоцкого, Петровского, Бадаева, Киселева, Малиновского. Конференция приняла и еще одно его предложение: «об издании в России легальной партийной газеты», которой стала «Правда».

Роль бакинской организации была подчеркнута уже тем, что в числе 11 членов ЦК было три «бакинца» – Джугашвили, Орджоникидзе, Спандарян, а Шаумян стал кандидатом в его состав. Трое «бакинцев», ставших членами ЦК, вошли и в Русское бюро, возглавив руководство партией непосредственно внутри страны. Даже приверженец Троцкого, историк Исаак Дойчер правомерно подчеркивал, что «кавказская группа» стала опорой большевистской организации».

Сразу по окончании конференции провокатор Малиновский доносил в Департамент полиции: «Избраны члены «Русского бюро ЦК», (по терминологии участвующих на заседаниях цекистов – «Исполнительное бюро»), куда вошли: Тимофей, Серго и Коба, к ним присоединен в роли разъездного агента Филипп (Голощекин); всем поименованным лицам назначено жалованье по 50 руб. в месяц».

Именно Пражская конференция завершила создание той большевистской партии, которая взяла власть в октябре 1917 года. Оценивая ее роль, в 1927 году Сталин отметил на XV съезде партии: «Эта конференция имела величайшее значение в истории нашей партии, ибо она проложила межу между большевиками и меньшевиками и объединила большевистские организации во всей стране в единую большевистскую партию».

Но вернемся назад. Орджоникидзе приехал в Вологду 18 февраля. Наружное наблюдение зафиксировало его появление как встречу Джугашвили с «неизвестным мужчиной». Встреча земляков была теплой. Темпераментный Серго увлеченно рассказывал о результатах конференции. Он сообщил о кооптации Иосифа в ЦК, снабдил явками и деньгами для побега. 24-го числа, уже из Киева, Орджоникидзе писал за границу «Окончательно с ним столковались; он остался доволен исходом дела».

Действительно, он был доволен. Его вынужденное бездействие завершалось. Он снова приступал к делу. Документы охранки зафиксировали: 29 февраля Джугашвили «около 2 час. ночи, без надлежащего разрешения, забрав часть ценного имущества», «выбыл неизвестно куда, будто бы по своим делам на неделю». Жандармы предположили, что он подался в одну из столиц, но они ошибались. Его путь лежал на Кавказ.

Утром того же дня, в 9 часов 55 минут, с поезда номер 5, прибывшего к перрону одного из московских вокзалов, сошел пассажир в легком пальто. В эти последние дни всевластия зима словно старалась доказать несмягчаемую суровость и силу; безжалостный мороз загонял обитателей Первопрестольной в тепло дворцов и хижин, и приезжий был одет явно не по погоде.

От Орджоникидзе Джугашвили получил новые явки. Среди них был и адрес Малиновского. Предполагалось, что новый член ЦК станет одним из кандидатов в депутаты Государственной думы от рабочей курии, и теперь Малиновский зарабатывал себе «производственный стаж». Он устроился на завод, находившийся в восьми верстах от Москвы, в селении Ростокино.

Малиновского Коба на квартире не застал. Дома оказались лишь его жена и дети; и, хотя встреча не состоялась, уже само посещение квартиры провокатора завершилось слежкой московской охранки. Пересев на петербургский поезд, в северную столицу он прибыл в сопровождении «хвоста». Прямо с вокзала он направился к земляку. Сын дворянина, активный участник событий пятого года на Кавказе, Сергей Кавтарадзе к этому времени отошел от активной партийной работы. Он жил в столице и учился в университете.

СИ. Кавтарадзе вспоминал: «В один из зимних холодных и мрачных петербургских дней, часов в 11 утра я сидел над каким-то курсом. Раздался стук в дверь, и в комнату вошел Коба. Это было неожиданно. Я знал, что он находится в ссылке. С обычным веселым и приветливым выражением лица, несмотря на трескучий мороз, в демисезонном пальто...

После первых приветствий Иосиф сообщил, что приехал из Москвы. Не раздеваясь и даже отказавшись от гостеприимно предложенного чая, он попросил: «Я у тебя некоторое время побуду... С поезда прямо к тебе <...>В Москве на вокзале я заметил слежку, и, представь себе, когда я вышел здесь из вагона, увидел того же самого шпика, который и проводил меня до твоего подъезда. Сейчас он торчит на улице».

Решили ждать до вечера. Иосиф Джугашвили ушел с наступлением темноты. Освободившись от «хвоста», он нашел приют на

Выборгской стороне, на квартире рабочего. Пробыв в Петербурге почти две недели, он установил контакт с руководством местной организации. Затем принял участие в заседании Петербургского комитета и выступил на собрании рабочих партийных ячеек Васильевского района, где были одобрены решения Пражской конференции.

Решив столичные дела, 12 марта он выехал на Кавказ. По пути он сделал остановку в Ростове-на-Дону, где, с поезда – на поезд, увиделся с В.Л. Швейцер. Сразу по прибытии в Тифлис он встретился с Еленой Стасовой, ставшей после Пражской конференции секретарем Русского бюро ЦК РСДРП, и Суреном Спандаряном. С последним он не виделся с момента своего ареста в Баку. Заведовавшая школой Общества учительниц Стасова устроила его на квартире учителя Машака Агаяна.

Человек, быстро ориентировавшийся в обстановке, Джугашвили понимал, что бездействие снова разоружит партию. Поэтому он не откладывал практические шаги. В Тифлисе он написал «циркуляционное письмо ЦК РСДРП № 1 к партийным организациям», а затем – листовку «За партию!». В листовке, отпечатанной тиражом в 6 тысяч экземпляров, Иосиф Джугашвили указал на важные перемены, происшедшие в работе руководства партии, и призвал рабочих возглавить возобновляемую борьбу. Вместе с листовкой Ленина «Избирательная платформа РСДРП» она была распространена в восемнадцати городах России.

Его приезд на Кавказ не остался не замеченным для властей. Уже 16 марта сексот Фикус донес Бакинскому охранному отделению о его появлении в Тифлисе. Скоро Джугашвили и сам выехал в Баку. 29 марта в рабочем районе Балаханы он провел совещание районных парторганизаций, где выступил по вопросу итогов VI конференции. Он знал, к чему стремился, и вооружал бакинцев политически. На следующий день об этом совещании, одобрившем решения конференции и резко критиковавшем меньшевистский Закавказский областной комитет, он написал статью для газеты «Социал-демократ». Состояние Бакинской организации он сжато охарактеризовал в письме, отправленном 30-го числа в Киев для Орджоникидзе и Пятакова.

Однако его пребывание на Кавказе завершилось неожиданно скоро и по не зависевшим от него причинам. Еще 25 марта (7 апреля) Крупская послала из-за границы по каналам партийной связи письмо в Киев: «Необходимо немедленно отправить в Питер Ивановича». Извещенный об этом, 1 апреля, в воскресенье, Джугашвили срочно выехал в Петербург.

Чем была вызвана эта спешность его вызова? Об этом в письме не сообщалось. Поэтому, снова сделав остановку «от поезда до поезда» в Ростове-на-Дону, он вновь повидался с Верой Швейцер. Она сообщила, что предварительно ему надлежит заехать в Москву, где его уже ждет Орджоникидзе.

С Серго он встретился 7 апреля. В числе тех вопросов, которые им предстояло решить, особую роль играл финансовый. Возобновление деятельности партии требовало материальных средств. Обсудив положение дел, из Москвы Джугашвили и Орджоникидзе направили письмо за границу. На имя лидера германских социал-демократов Клары Цеткин. В нем сообщалось о восстановлении ЦК РСДРП и предлагалось вернуть деньги Российской социал-демократической рабочей партии, находящиеся у нее на хранении. Кроме того, в Москве ими была организована финансовая комиссия, о чем Джугашвили информировал Тифлис.

Для двух виднейших руководителей большевистской партии посещение Первопрестольной имело неприятные последствия. Департамент полиции внимательно следил за трансформацией социал-демократического движения. Он сразу осознал реальную угрозу царизму со стороны левого крыла РСДРП, кардинально изменившего курс после Пражской конференции.

Теперь, когда в среде социал-демократии уже перебродило разочарование, вызванное поражением революции 1905 года, и, покончив с бесплодными междоусобными идеологическими дискуссиями, большевики вновь выводили на авансцену революции народ – передовых рабочих, они становились действительно опасными для самодержавия.

Поэтому карательные органы империи спешили устроить охоту на «бакинцев», составивших костяк большевистского руководства. Вряд ли она была бы успешной, если бы полиция не имела в подручных провокатора. С Малиновским Орджоникидзе вошел в контакт еще 3 апреля, ожидая приезда Иосифа в Москву. Позже на партийном допросе Малиновский показал, что «Серго Кавказца» он увидел «ночью в ресторане в Москве, и так как ему некуда было деться, то мы ночью пешком пошли в деревню (8 верст от Москвы) ко мне. Он у меня в деревне (жена жила в Москве) переночевал».

Возможно, Малиновский даже не лгал, когда утверждал, что он «никому ничего о нем (Серго) не говорил». И, подобно острому литературному повороту сюжета Дюма о жилище Бонасье, охранка сама сделала квартиру провокатора своеобразной «западней». В любом случае, когда утром 4 апреля Орджоникидзе покинул квартиру Малиновского, он сразу попал под слежку.

Это вывело охранку и на след Джугашвили. В ее материалах наблюдения зафиксировано: «Серго ... оставался все время в гор. Москве и встретился здесь 7 апреля с прибывшим из Баку неизвестным: последний, по агентурным сведениям, оказался упоминаемым в предыдущих моих представлениях центровиком Кобой, кооптированным в ЦК».

9 апреля Джугашвили и Орджоникидзе выехали из Москвы в разных вагонах. Обгоняя их, понеслась срочная телеграмма начальника Московского охранного отделения П. Заварзина, предназначенная петербургскому коллеге. В ней сообщалось: «9 апреля Николаевского вокзала поездом № 8 выехали Москвы Петербург центровики эсдеки Серго и кооптированный Коба. Примите наблюдение, филеров Андреева, Атрохова, Пахомова верните. Ликвидация желательна, но допустима лишь местными связями без указания источников Москву».

Последняя фраза свидетельствует, что этим арестом охранка не хотела ставить под удар разоблачения Малиновского. Выполняя пожелание московских коллег, прибывших утром в столицу членов ЦК большевистской партии Петербургское охранное отделение не стало арестовывать на вокзале. Профессионалам сыска не было необходимости суетиться. Приняв наблюдаемых от москвичей на перроне с рук на руки, агенты проводили их по адресам. Орджоникидзе находился под контролем наружной службы до 14 апреля и лишь после этого был арестован.

Другого большевика-кавказца, сошедшего с московского поезда, филеры тоже довели до квартиры. Но здесь специалистов сыска постигло разочарование. Через шесть дней усиленного наблюдения за домом, в который он вошел, неожиданно обнаружилось, что Коба пропал. Исполнявший обязанности начальника Петербургского охранного отделения Еленский удрученно пояснял 18 апреля в докладе Департаменту полиции:

«Иосиф Виссарионов Джугашвили прибыл в столицу 10-го сего апреля и был взят филерами отделения в наблюдение. Вечером того же 10 апреля он был проведен в д. 22 по Константиновскому проспекту в квартиру № 19 кутаисского гражданина Ноя Мелитоновича Гванцеладзе, где остался ночевать. 11 апреля Джугашвили из указанного дома не вышел и до настоящего времени взять его под наблюдение не удалось. Меры к обнаружению его приняты».

Меры для поисков действительно были приняты, но спустя еще шесть дней после этого сообщения в новом докладе Департаменту 24 апреля охранка была вынуждена признать, что 10 апреля Кобы в поезде «не оказалось»...

Что же произошло? Куда исчез опасный революционер? Как сообщил В.Л. Швейцер Серго Орджоникидзе, встретившийся с ней сразу по прибытии в город, слежку они обнаружили еще перед отъездом из Москвы. А поскольку Джугашвили находился в побеге и арест представлял для него большую вероятность, то они решили, что Серго поедет дальше, а Иосиф останется.

Умудренный опытом конспиративной жизни и быстро ориентировавшийся в критических ситуациях, Иосиф Джугашвили мгновенно принимал решения. Дождавшись отправления поезда, он выскочил из вагона уже на ходу. «Не замеченный шпиками, – пишет Вера Швейцер, – товарищ Сталин вернулся с вокзала. Он пробыл в Москве несколько дней, не выходя из конспиративной квартиры. Написал там первомайскую листовку, напечатанную потом в Тифлисе».

В Москве Иосиф Джугашвили задержался на два дня. Он выехал вечером 12 апреля. Благополучно прибыв в столицу, он остановился на квартире депутата III Государственной думы, лидера большевистской фракции, рабочего Николая Полетаева.

К этому времени его уже усиленно разыскивали не только в столице. Его фамилия была включена в розыскной циркуляр Департамента полиции. В служебных кабинетах охранных и полицейских ведомств фильтровалась вся информация и писались циркуляры.

12 апреля, подписав «за вице-директора Департамента полиции» письмо, направленное начальнику Петербургского охранного отделения, А.М. Еремин распорядительно указывал: «Вследствие сообщенных Вашему Высокоблагородию начальником Бакинского охранного отделения 6 апреля 1912 г. за № 1379 сведений о члене Центрального комитета Российской социал-демократической партии Иосифе Виссарионове Джугашвили, выбывшем 1 сего апреля из Баку в Петербург, Департамент полиции просит Вас уведомить, прибыло ли названное лицо в столицу, присовокупляя, что Джугашвили подлежит аресту (курсивы мои. – К. Р.) и привлечению к переписке в порядке охраны как лицо, принадлежащее к Российской социал-демократической партии».

Между тем виновник возникшего переполоха не терял времени напрасно. Поселившись на квартире депутата Госдумы, в течение недели Иосиф Джугашвили написал восемь статей для издававшейся большевиками газеты «Звезда». В ней 15 апреля появляются в свет его статьи: «Новая жизнь», «Либеральные фарисеи», «Беспартийные чудаки» и «Жизнь побеждает»; 17 апреля – «Они хорошо работают», 19 апреля – «Тронулись» и «Как готовятся к выборам»; 22-го – «Выводы». Эти статьи, написанные вскоре после Ленского расстрела, отражали сложившееся в это время в революционной среде мнение, что события на золотых приисках Лены приблизили Россию к состоянию, предшествовавшему 1905 году.

Именно в эти же дни началась подготовка выпуска первого номера легальной партийной газеты «Правда», решение об издании которой было принято еще на Пражской конференции. «Это было в середине апреля 1912 года, – вспоминал И.В. Сталин. – Вечером на квартире у т. Полетаева, где двое депутатов думы (Покровский и Полетаев), двое литераторов (Ольминский и Батурин) и я, член ЦК (как нелегал сидел в «гостях» у «неприкосновенного» Полетаева), сговорились о платформе «Правды» и составили первый номер газеты».

Он открылся редакционной статьей И. Джугашвили «Наши цели». По существу излагаемого эта статья представляла политическое кредо автора. Он призывал к единству левых сил, разобщенных фракционными разногласиями, к усмирению личных амбиций лидеров и объединению усилий в достижении общих целей.

«Мы, – писал Иосиф Джугашвили, – отнюдь не намерены замазывать разногласий, имеющихся среди социал-демократических рабочих. Более того: мы думаем, что мощное и полное жизни движение немыслимо без разногласий, – только на кладбище осуществимо «полное тождество взглядов»! Но это еще не значит, что пунктов расхождения больше, чем пунктов схождения...

Поэтому «Правда» будет призывать, прежде всего и главным образом, к единству классовой борьбы пролетариата, к единству во что бы то ни стало (курсив мой. – К.Р.). Поскольку мы должны быть непримиримы по отношению к врагам, постольку же требуется от нас уступчивость по отношению друг к другу. Война врагам рабочего движения, мир и дружная работа внутри движения – вот чем будет руководствоваться «Правда» в своей повседневной работе».

Это мысли опытного политика, ясно осознающего задачи партии; все та же линия, которую он последовательно отстаивал в последние годы. В отличие от людей, ослепленных жаждой борьбы ради борьбы, ради собственного самоутверждения, он трезво предлагал тактику объединения. Он был за революцию и против ее врагов. Но предлагал прекратить идеологические дрязги – «бурю в стакане».

Первый номер «Правды» вышел в воскресенье 22 апреля 1912 года, и в тот же день Иосиф Джугашвили был арестован. Хотя квартира Полетаева была защищена депутатским иммунитетом, Петербургское охранное отделение вело за ней пристальное наблюдение. Его арестовали сразу, когда, отправляясь на встречу с Молотовым, имевшим связь с Тихомировым, предоставившим деньги на издание газеты, – он вышел из «неприкосновенной» квартиры на улицу.

И этот арест не был случайным. Департамент полиции целенаправленно и настойчиво удалял с воли большевиков-«бакинцев». Наиболее непримиримых, последовательных и несгибаемых борцов против режима самодержавия. Всех их ожидали долгие годы тюрем и ссылок.

То была обдуманная репрессивная политика. Арестованного в апреле Серго Орджоникидзе после семи месяцев пребывания в петербургской тюрьме перевели в Шлиссельбургскую каторжную тюрьму. Пробыв там до октября 1915 года, он был выслан в Якутию, где оставался до Февральской революции. Еще осенью 1911 года был арестован Шаумян, а в мае 1912 г. полиция произвела арест члена ЦК – «бакинца» Сурена Спандаряна. В 1912 году арестована долго работавшая на Кавказе кандидат в члены ЦК Стасова. После ареста она была отправлена в Сибирь. В августе 1912 года в московской Бутырской тюрьме умер еще один «бакинец» – В.Ф. Ефимов (Саратовец).

Тщательно изучавшие партийные материалы аналитики Департамента полиции отдавали себе ясный отчет, какую опасность представляют активно работающие руководители организации, находившиеся в гуще пролетарской среды и знающие нужды рабочих.

Власти больше устраивала партия, во главе которой были интеллигенты. Занятые в России и за ее пределами лишь бесконечными и бесплодными фракционными спорами, они не представляли реальной угрозы для самодержавия. Департамент полиции задался конкретной целью: уничтожить внутри РСДРП то направление, которое составляли и возглавили «бакинцы», непосредственно связанные с массами рабочих.

Та же судьба ждала и Иосифа Джугашвили. После ареста его доставили в дом предварительного заключения. Там он был допрошен и сразу же передан в охранное отделение. В сообщении Департаменту полиции указывалось: «Иосиф Виссарионов Джугашвили 22-го сего апреля арестован на улице. При аресте он заявил, что определенного места жительства в гор. С.-Петербурге он не имеет. При личном обыске у Джугашвили ничего преступного не обнаружено».

В тот же день Департамент полиции сообщил о его аресте в Баку. И сделал запрос в С.-Петербургское охранное отделение: «Вследствие записки от 22 апреля 1912 г. за № 5941 Департамент полиции просит Ваше Высокоблагородие сообщить сведения о дальнейшем направлении дела члена Центрального комитета Российской социал-демократической партии Иосифа Джугашвили».

Этим запросом, подчеркнув, что И. Джугашвили является членом ЦК РСДРП, Департамент уведомлял Петербургское охранное отделение, что берет переписку (расследование) по выяснению его политической благонадежности под свой непосредственный контроль. Это возымело действие, и на этот раз его судьба была определена в рекордно короткие сроки.

Возбужденная 26 апреля переписка была завершена уже 4 мая. Утвержденные документы «за начальника» Петербургского охранного отделения подписал подполковник Еленский, а на следующий день они легли на стол столичного градоначальника. В тот же день материалы были направлены в МВД, а оттуда в Департамент полиции.

Так же спешно бумаги были представлены Особому совещанию. Рассмотрев материалы дела, Особое совещание постановило: выслать Иосифа Джугашвили в Нарымский край сроком на три года. Таким образом, к маю 1912 года все «бакинские» члены и кандидаты в члены ЦК оказались в неволе.