Текст книги "Кварталы Нелюдей"

Автор книги: Кейт Ивен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 40 страниц)

Словно поняв это, женщина сама направилась ко мне. Медленно, плавно и очень грациозно – люди так двигаться никогда не могли и не смогут. Такое впечатление, что в её теле не было ни одной кости, или что оно было сделано из чистой воды, которая перетекала в любую форму по собственному желанию. Кто знает, возможно, так оно и было.

По асфальту внезапно цокнули каблуки.

Этот высокий резкий звук заставил меня вздрогнуть.

Встряхнув головой, я опомнилась. Аромат роз как-то поблек, и, пользуясь этим, в моё сердце отчаянно вцепился старый ужас. Именно тот, что не ужас сам по себе перед чем-то, а что сохраняет жизнь таким безрассудным глупцам, как я. И ощутив, как страх опять танцует на моих оголённых нервах, я поняла, что игры кончились, и начала пятиться назад, но, перецепившись через бордюр, плашмя рухнула в песочницу. Всё тело глухо охнуло, и перед глазами на несколько секунд потемнело.

И тут меня коснулся поток мягкой, холодной и уже знакомой за сегодняшний день Силы. Коснулся так, словно ему не позволял поводок. Пока что не позволял…

По моей спине покатились капельки пота. Господи, да ведь эта женщина и есть тот самый вампир!!! То ли кровопийца, то ли энергетик… Ужас нарастал так, что в моей груди что-то задрожало, и в пустоте тяжёлым молотом стало бить по рёбрам сердце. А когда я всё-таки встала на соломенные ноги, меня трясло как в лихорадке.

Почему я её боюсь? Ведь есть Закон, и… И она ещё ничего плохого мне не сделала…

… Но я чувствую эту Силу!!! Как её можно не бояться?!!

Как?!!

– Иди ко мне, моя бедная девочка, – тёплый голос ласкал моё сознание, как хорошая музыка, как тихие волны – берег. – Ты так устала. Я обниму тебя, и всё будет хорошо.

У меня не получилось отлепить язык от нёба и ответить. Слишком в хорошей узде страх держал моё тело. Я только судорожно мотнула головой, медленно отступая назад, и ловко перешагнула ещё один бордюр.

… И внезапно ужас, что до этого берёг мою шкуру, настойчиво попросил меня сдаться. Сердце в каждом ударе стало кричать, что оно устало, и что я захлопываю перед собой врата Эдемских садов. Но был рассудок – то, чем ужас не владел. И рассудок орал мне в другое ухо, что передо мной моя гибель.

А я после всего, что было этой ночью, уже и не знала, кого слушать. Чаша сомнений склонялась то в одну, то в другую сторону, постоянно колеблясь. И это заставляло меня паниковать, что было абсолютно лишним. Но ведь я так редко колеблюсь! Меня назвали Вэмпи за то, что я почти всегда моментально принимаю решения, а правильные или нет – уже неважно. И вот теперь я колеблюсь, точнее, колеблется всё внутри меня и рвётся в две абсолютно противоположные стороны.

А вампирша… Я посмотрела в совершенное треугольное лицо, и с удивлением поняла, что она знает всё это гораздо лучше меня и вслушивается в мою внутреннюю борьбу, как в музыку.

Громыхнуло… Через небо проскользнула змейка молнии, скрывшись где-то в неизвестности. А потом устало зашумел дождь. Холодные капли потекли по моему лицу, сорвались с подбородка, упали на живот. Я вздрогнула ещё сильнее, чем тряслась.

И тут одна чаша весов рванула вниз.

Я бездумно кинулась назад, чтобы убежать как можно быстрее и как можно дальше отсюда, но на моём пути оказался мирно дремлющий дом с пустыми глазницами окон. Не знаю, что удержало меня от того, чтобы не заметаться в своём тупике диким зверем, или, заорав, не броситься с кулаками на стену.

Вампирша неожиданно возникла рядом со мной. Я повернула голову – она находилась близко-близко. Сильный, сладкий запах роз ударил в голову…

Рассудок заорал. Беззвучно. Перед глазами на мгновение вспыхнули пятна. Чаша весов всё ещё держалась внизу.

Шумно заглотнув капли дождя, я сделала обманный выпад и резко бросилась в другую сторону. Обернувшись, я поняла, что никто не пытается меня остановить, и вылетела прочь из двора.

Страх стегал немилосердно. И очень больно. Так, чтобы я не останавливалась никогда.

… Улица, яркая, пёстрая… С кем-то столкнулась… не помню. Поворот, ещё одна улица… Какая-то плошадь, размытые лица, смех, чьи-то руки, пытающиеся поймать меня… Двор, а оттуда – на проспект…

Бегом, бегом, бегом!.. Быстрее!!!

… Шумел дождь, кроссовки шлёпали по лужам. Вода бежала по телу. Холодно. Мысли мелькают с такой быстротой, что я их не понимаю.

Гром издевательски захохотал. Я повернула на другую улицу, выбежала на мост через канал Грешников и поняла, что больше действительно не могу…

Согнувшись пополам и опёршись на собственные колени, я переводила дыхание, то и дело выплёвывая густую слюну, которую не могла проглотить. Очень сильно болел бок… Дышать тяжело… А в голове хаос. И пустота, и хаос. Думать не могу, не хочется, да и… не нужно.

Чуть распрямив спину, я с трудом пошкандыбала к ближайшему фонарному столбу и привалилась к нему, чтобы не упасть. Тело беззвучно плакало: я действительно жестоко с ним обошлась. Но горящая огнём голова не давала прийти к этой мысли. Вроде бы что-то такое мелькнуло в общем водовороте, но не более.

Нет, лучше ни о чём не думать и отключиться от всех чувств. Дайте мне спокойствия и тишины…

Сама того не замечая, я сползла на мокрый асфальт и прикрыла глаза. Дождь убаюкивал, шептал: «Спи, спи, спи…», и я с радостью бы последовала совету, но очень хотелось попасть домой и только там уснуть. Ах, если бы, если бы, если бы…

… – Крошка, – тихонько пропел чей-то нежный голос, – проснись!

В голове звенела странная пустота, а в душе – усталость.

Я в изнеможении приоткрыла глаза и увидела женщину с блестящими волосами, которые упорный дождь превратил из кудрей в водопад. Ужас вспыхнул во мне с новой силой, но буквально в то же мгновение опал и сменился глубоким безразличием. Однако даже оно не могло меня испугать. Это было и впрямь безразличие. Глубокое и густое.

– Посмотри мне в глаза, – она ласково улыбнулась.

А глаза у неё были – чёрные озёра без дна и поверхности…

… Или алые?..

… Нет, это розы алые. Благоухают на всю квартиру.

Я вбежала на кухню вслед за Киарой. Мама как раз ставила цветы в красивую хрустальную вазу, а папа сидел за столом и улыбался. За окном ярко светит солнце.

Мы вдвоём весело рассмеялись, обнажая крохотные жемчужные зубки, и хором пролепетали услышанную от отца фразу:

– С Денём лоздения!

Нам всего лишь два года…

– Говорят!!! Мария, они говорят!!! – в неописуемом восторге воскликнул папа. – И не «па, ма»!!!

– Тэд!!! – мама сразу же засуетилась. – Где камера?!! Быстрее!.. Не помню, мы новую плёнку вставили?!. А батарейки поменяли?!.

– Вот! Вот она! Работает! Так, снимаю! Ну-ка, малышня, улыбаемся!

Засмеявшись перед объективом, я шаловливо спряталась за своего истрёпанного серого медвежонка Тэдди. Киара спряталась за мной, а потом мы по очереди выглядывали и визжали от восторга.

– Ну, скажите: «Привет, папа!», – тёплые руки матери коснулись наших растрёпанных голов.

– Па-па! Па-па! Ма-ма! – наперебой закричали мы, притопывая ножками – танцуя.

Сладко пахнет маминым тортом. И розами…

Нет. Пахнет ёлкой. Новый год! Новый год! Ур-ра!!!

Что-то тихо…

Я иду впереди и тяну за лапу Тэдди, который ползёт по полу и стукается головой обо все углы, как Винни-Пух в той книжке, которую нам папа читает на ночь. За мной следует Киара, держа в руках наши рисунки – сюрпризы для родителей. Мы идём к ним. Нельзя же открывать подарки без них!

В коридоре почему-то холодно. Дверь в спальню мамы и папы закрыта.

Но как можно спать в такое утро?!! За окном снег, а папа обещал нам огромного снеговика, в два раза больше нашего роста! Нам только летом исполнится три – представляете, какой здоровущий будет?!.

Смело толкаю дверь и озадаченно замираю на пороге. Почему окно распахнуто настежь, если на улице зима? И почему обои заляпаны красной краской? Ею и постель залита… Яркая-то какая… Пахнет… старыми монетками, которые звенят у меня в свинячей копилке…

Белые-белые папа и мама как-то странно лежат на полу в пижамах, одеяло сброшено…

… Истошный крик Киары прорезал тишину…

Я испуганно заревела, выпустив лапу Тэдди. Тот с глухим стуком упал на пол.

Пахло елью…

… Нет. Медяками и розами…

… Бездушной куклой прокатившись по мокрому асфальту и лужам, я перевернулась на спину и замерла, ничего не соображая и практически не видя. Сверху капал дождь. Очень болела шея…

Гром, крик… Подул холодный ветер, кто-то упал совсем рядом со мной…

Я шумно сглотнула и заглотила ртом обжигающий воздух. Вкус железа…

Удаляющееся цоканье каблучков. Фонари горят ярко и режут глаза. Всё плывёт…

Надо мной склонился парень, лицо перечеркнуто полоской запёкшейся крови. Вокруг него колышется Сила. А я его знаю…

Голос…

– … Дура…

26.

Где-то за стеной шумел ливень. Темно, холодно и пусто. Монотонно тикают часы. Что я?

Кажется, я ощущаю тело, своё тело. А это лучше того, что было в первые секунды пробуждения.

Гром. Далёкий-далёкий. Он смеётся потому, что моя попытка продрать глаза потерпела крах…

Внезапно на меня брызнули ледяной водой и отвесили несколько грубых звонких пощёчин. Голова послушно и абсолютно бессильно мотнулась вправо, влево… Больно. Мои веки с огромным трудом расклеились.

Это тоже было больно. Было больно даже дышать…

Какой туман, ничего не могу навести на фокус… О боже, моя бедная голова!!!

Даже вместо мыслей была боль. Вместо разума – тоже. И в целом мире ничего, кроме боли…

Чей-то размытый силуэт удовлетворённо кивнул и бесшумно исчез в полумраке. Может, это я оглохла? Да нет же, тиканье часов и ливень слышатся вполне отчётливо. Со слухом всё в порядке. Просто то был нечеловек. Наверное… Не знаю.

Я хрипло раскашлялась и тут же пожалела об этом: боль, реагируя на каждое моё движение, усилилась. Во чёрт… Зачем я вообще пришла в себя?

Одежда мокрая, волосы тоже… Это не очень приятно и добавляет всей обстановке… отчаянья. Подождав, пока боль утихнет, я осторожно, без резких движений протерла глаза и поморгала. Боль тут же взвилась от возмущения, что я посмела шевельнуться, но зато получилась более-менее чёткая картинка модного и уютного интерьера, сделанного в серых и белом тонах. Зал. Небольшой, но зал. Гостиная, если хотите.

Я сидела – точнее даже, меня усадили – на полу спиной к стенке, в которой была стеклянная дверь, наверняка ведущая в сад. Чёрт, не могу разглядеть. Слишком больно. Но кажется, что там и правда поникшие от дождя цветы…

Неподалеку от меня стоял белый диван и пара кресел, перед ними журнальный столик, дальше – телевизор… Ох, тяжело и больно… Осмотр прочих деталей следующим заходом…

Боль утихала, как море после шторма. И я старалась не думать и не двигаться, пока она не уляжется окончательно.

Наконец я слабо шевельнула рукой (так, на левой почему-то повязка), ногой… Боль заворчала, как недовольный пёс, но такой же сильной, как прежде, не оказалась. И всё-таки подняться не смогу. Как же мне паршиво…

Загрохотало. Дождь что есть силы барабанит в окна. Лучше всего сейчас – пустая голова. И всё же…

… Что я здесь делаю? Или нет, где я вообще, чёрт подери?!! Так, спокойно… Я ходила на кладбище за лапами гулей…

А где мой рюкзак?!! Нашла, конечно, про что беспокоиться, но каша заварилась именно из-за него, и мне не хотелось, чтобы это оказалось зря. Не дай бог потеряла…

Я дёрнулась, повертела звенящей головой, но желаемого не обнаружила. Чёрт!!! Трижды чёрт!!!

Всё, что я могла – отчаянно зажмуриться. С моих губ сорвался тихий отчаянный стон, плавно переросший в рык, который потом сменился глубокими вздохом-выдохом и парой ругательств. В голове по-прежнему царила блаженная пустота. Оказывается, это довольно-таки приятно. В особых случаях.

– Доигралась, детка? – сквозь пелену отстранённости произнёс смутно знакомый голос, в сарказме которого мог утонуть весь Роман-Сити. Кроме того, этот голос был ещё и доволен.

Я угрюмо подняла взгляд и увидела, что передо мной…

Эдуард.

Всё, что ещё держалось во мне после прошедшего кошмара, рухнуло в пустоту.

Что он тут делает?!! Откуда он?!!

И неожиданно я поняла, что не способна ни на изумление, ни на злость, ни на страх. Слишком много эмоций за одну ночь – ничерта больше не воспринимаю: не могу, даже если б захотела. Возможно, это временно. И дай бог, чтоб так оно и было: моя основная сила – и слабость, впрочем, тоже – в эмоциях.

– Ч… – нет, не получается. Я облизнула пересохшие губы и, напрягшись, попыталась ещё раз приручить заплетающийся в узелки язык:

– Ч… что с-случилось..?

Белокурый парень удивлённо приподнял бровь. На самом деле – я уверена – он ни капли не удивился, просто того требовал сегодняшний случай, да и актёр из него превосходный. Пошёл бы в шоу-бизнес – переплюнул Шварцнегера, Уллиса и Чана вместе взятых. А Джим Керри его бы одолел: слишком много серьёзности. А смог ли вообще четверть-оборотень играть комедийные роли? Любопытный вопрос…

Ой, что-то меня не туда понесло… Но как видите, я опять пытаюсь сохранить присутствие духа. Точнее, возродить его из останков.

– Ты что, ничерта не помнишь? – Эдуард прошёлся взад-вперёд теми же текучими грациозными шагами, что и вампирша. Из-за этой ассоциации возник вопрос: он что, тоже целиком из воды?

– Ни… ничерта не помню… – безразлично произнесла я, напрягая память. Ну, почти ничерта…

– Шею потрогай, – саркастично посоветовал парень.

Я послушалась и наощупь обнаружила две точечные ранки. Ещё вчера я бы закричала от ужаса и негодования. Но сегодня – не вчера. Мне уже всё равно. Я сипло вздохнула, и мой голос прозвучал отрешённо и вяло даже для меня самой:

– Эта сука меня укусила?

Можете не верить, но я действительно плевать на это хотела. Сегодня. Пока не могу воспринять и переварить эту новость. Быть может, потом даже заплачу…

– И при этом очень хорошо. Весь твой воротник в крови, – Эдуард неожиданно облизнул бледно-розовым языком губы. Как мне показалось – нервно и лихорадочно, так, будто держал себя за все поводки. Это на него так кровь действует? Вопрос возник не из любопытства, а из какой-то пустоты. И неожиданно из неё же вынырнула кошмарная, если вдуматься, мысль…

– А ты… – даже при всём моём безразличии у меня язык не повернулся произнести эти слова.

Но четверть-оборотень, глядя на меня сверху вниз, всё понял и расцвёл довольной улыбкой самого дьявола – а клыки-то острей, чем надо

– после чего произнёс:

– А я спас твою никчёмную жизнь.

… Поверить не могу!..

Я тихо простонала и выругалась…

Господи!.. Господи!!!

Как?!!

Как ты мог позволить случиться этому?!!

Почему ты не дал мне умереть?!! Лучше б я сдохла на том мосту!!!

Чёрт! Чёрт! Чёрт!!!

Безразличие неожиданно легко сменилось липким холодным отчаяньем и захлестнуло меня с головой, словно зеркала перебило все мои надежды, мою гордость и ещё то, что осталось целым после этой проклятой ночи. Я никогда не знала, как глубока его пропасть, но сейчас я камнем летела в неё.

А потом было дно, о которое я разбилась, будто кусок простого стекла.

И сколь ни ничтожно было количество моих сил, но его оказалось достаточно, чтобы пару раз ударить кулаком по стене и дёрнуть головой, стукнувшись затылком. И слишком мало, чтоб удержать несколько горячих слёз, которые я поспешно вытерла об грязную коленку.

– Тише-тише, деточка, – насмешливо произнёс Эдуард. – Ну, ты всё-таки мой… ха!.. должничок… Очень милое и ласковое название, как думаешь?..

– Заткнись!!! – как безумная заорала я, резко мотнув головой. – За-мол-чи!!! Слышать не хочу!!! Не хо-чу-у-у!!!

Отчаянье так легко перерастало в истерику, а дно пропасти – в костёр безумия… И быть может, я бы и сгорела сегодня в этом аду, но тут в комнату стремглав влетела Ким в своём мокром белом платье, липнущем к телу.

Я абсолютно не ожидала увидеть её здесь, поэтому умолкла и шумно задышала, как перед обмороком. Сейчас меня вырвет или не вырвет, но сознание я не потеряю. Не по-те-ря-ю!..

Ким села рядом со мной, нежно обняв меня, стала ласково поглаживать по мокрым волосам, уверяя, что будет хорошо. Но слишком много я увидела сегодня и слишком хорошо знала с самого детства, что в этой жизни больше не будет хорошо. Это «хорошо» умерло тогда, когда я и Киара увидели родителей мёртвыми, когда остались одни, такие маленькие и беззащитные в этом мире…

– Будь ты проклят, Эдуард!!! – всхлипнула я с ненавистью, впервые в жизни наплевав на принципы. – Будь ты проклят!!! Ненавижу тебя!!!

Попытка пнуть его ногой не удалась: парень ловко отскочил и, откинув голову, резко захохотал. Ким попыталась успокоить меня, но я больше не пробовала достать парня. Нельзя позволить этому ублюдку довести меня до полной потери самоконтроля. Нельзя… нельзя… нельзя…

Тогда, о господи, почему я больше всего на свете хочу вцепиться ему руками в волосы и приложить его смазливую рожу обо что-то твёрдое так, чтобы ему стало так же больно, как и мне?!! Почему?!.

Ким поняла, что одними объятиями и уговорами меня не утешить.

– Кейн, успокойся, – она ласково посмотрела мне в глаза, даже не пытаясь утянуть взглядом. – Не злись на него. Он дразнит тебя, потому что… немного пьян.

– Ни капли, – произнёс четверть-оборотень, сверкая островатыми зубами, и протянул ей двухкубовый шприц (откуда он появился?), наполненный до конца. Но та отмахнулась:

– Не буду. И учиться не собираюсь. Сам знаешь: я боюсь игл.

– Как тебе угодно, – Эдуард, безразлично пожав плечами, подошёл ко мне. Я злобно напряглась и приготовилась пнуть его вторично за то, что он причинил мне столько боли. И уж теперь-то я не промажу, ублюдок хренов, будь уверен!

– Что это за чёрт? – процедила я сквозь зубы, глядя на сверкнувшую иглу.

– Успокойся, – весёлость в голосе белокурого парня неожиданно угасла, сменившись привычным холодком. – Это всего лишь однопроцентный раствор серебряной глюкозы – диренидролл, вакцина против подвластия вампиру. Хочешь бегать на побегушках у комара – пожалуйста, но только когда уйдёшь из Киндервуда. Не хватало ещё, чтобы по твоей вине кто-то узнал, как мы выбираемся в город. Кроме того, сначала отдашь мне долг. Может, потом и не захочешь возвращаться к вампирше, но мне плевать на это. Подставляй шею.

Я посмотрела на Ким, и та твёрдо кивнула. Я доверяла ей, но не доверяла Эдуарду. Но знание о том, какими становятся люди, укушенные вампиром, пересилило эту недоверчивость. А может, у меня просто сработали инстинкты самосохранения.

Я напряглась всем телом и склонила набок голову. Пусть только рискнёт что-нибудь утворить!

Но на этот раз четверть-оборотень был настроен серьёзно. Кусок шершавой ваты, мокрой от воды, начала елозить по ранкам. Я не смогла не зашипеть и не помянуть чью-то мамочку.

– Терпи и почаще мой шею. Здесь слишком много запёкшейся крови, – назидательно произнёс Эдуард.

Я проглотила обиду: сказывалась усталость. Если белокурый парень решил в кои-то веки сделать что-то полезное для меня, можно и потерпеть.

Не знаю, с кем и как, а со мной он обращался грубо. Укус, требовавший нежного прикосновения, начал опять кровоточить. Я почувствовала тёплую струйку, ползущую под рубашку и с ужасом увидела, что четверть-оборотень внезапно напрягся. Его лицо выражало озабоченность. Конечно, он не обо мне беспокоился (где такое видано?), но ни одна в мире маска не могла скрыть его внутреннюю борьбу.

Мелькнула мысль, что плохо это пахнет.

Эдуард потянул носом воздух и шумно сглотнул. По его розоватым губам лихорадочно заплясал язычок, а в моей душе шевельнулся страх: сегодня как-никак полнолуние, а он хоть и не полностью, но зверь…

Глаза белокурого парня начали разгораться сильнее прежнего, и как мне это не понравилось!.. Нравилось – не нравилось, а за те несколько минут спокойствия мне опять стало всё равно, хоть бы он меня жрать начал. Как быстро возвращается безразличие…

Но, кажется, у дураков мысли сходятся. Эдуард, судорожно вдохнув, перетёк поближе ко мне и наклонился к шее. Я не успела всерьёз испугаться и дать ему по морде (всякому ступору есть передел), как его губы жадно прижались к укусу, и горячий шершавый язык торопливо слизнул кровь. Моя рука замерла в воздухе, когда остренькие клыки коснулись кожи, а потом идеально вписались в ранки.

Словно ток, Сила Принца потекла в моё тело и зазмеилась в венах, принуждая кровь вскипать. Резкая, яркая, она обжигала моё сознание так сильно, что я не могла осознать, холодная она или наоборот – жарче огня. Знаю одно: белее снега, слепящая, будто солнце. А на её фоне обозначалось нечто. Густое, тёмное, оно было сокрыто даже от моего подсознания, а сейчас я видела его, видела, как оно неспеша бьётся во мне. Вернее, билось что-то внутри него, созревая, как в коконе. Что – не знаю…

… Я забыла обо всём этом сразу же, как только, клыки Принца вынырнули из ранок, и тёмный мир обозначился сквозь слепящую полену чужой Силы…

… Перед глазами плясали яркие пятна. Тёплый влажный язык последний раз бережно слизнул кровь с моей кожи. Сердце испуганно трепетало в горле, рвясь наружу. Открыв глаза, я несмело, боясь даже шевельнуться, взглянула на Эдуарда. Его губы были чёрные от крови, тоненькой струйкой стекавшей от уголка рта до подбородка. Ким, обнимавшая парня за шею, тихо и успокаивающе прошептала ему на ухо несколько слов и слизнула алый потёк. Её глаза тоже горели, хотя у неё в привычку не входит хоть чем-то намекать о своей нечеловечности.

Но как бы то ни было, они оба сидели передо мной – Лэйд и Жаниль. Как я в первый момент не рухнула в обморок – не знаю. Дальше – проще. Безразличие опять заполнило всю мою внутреннюю пустоту.

Длинные тонкие пальцы Кимберли погрузились в волосы четверть-оборотня, и тот повернул к ней голову. Тогда она просто поцеловала его и поднялась на ноги. Эдуард же как ни в чём ни бывало смочил клок ваты в спирте и протёр мой укус.

Ледяная игла вонзилась мне в рану. Было ужасно больно, но ещё больше – неприятно. Гадая, блевану – не блевану на парня, я бросила взгляд на потолок.

– Чаю? – осведомилась Ким.

– Нет, – просто ответила я. – Кофе.

Четверть-оборотень выдернул шприц, швырнул мне пропитанную спиртом ватку и похлопал меня по щеке со словами:

– Вскоре я приду по твою душу, должничок.

– А пошёл ты на… – вяло бросила я ему вслед, протёрла куском мокрой ваты ранки и невольно зашипела от жжения.

Дождь за окнами начинал стихать. Но в комнате было по-прежнему темно. Попросить, чтобы свет включили? Или не надо?.. По-моему, лучше не надо. Ещё не хватало сейчас сидеть и щуриться от яркого света, а потом видеть мир в его истинных красках. Например, что залившая мою одежду кровь всё-таки вишнёво-красная, а не чёрная. Пусть лучше чёрная.

Согласившись с этой мыслью, я попыталась подняться с помощью стены. Если смогу держаться на ногах, значит, буду жить, а если нет… соответственно. Мне просто нужно это знать, чтобы действовать потом согласно обстоятельствам.

Поначалу, несмотря на лёгкое головокружение, у меня всё получалось неплохо, даже хорошо: я сумела сесть на корточки. Подержалась так несколько секунд, а потом, опираясь на стену, попыталась выпрямить ноги…

Хмыканье.

У-у-у чёрт!!!

Вся та шаткая конструкция, которую я пыталась из себя воздвигнуть, покачнулась и рухнула на тёмно-серый ковёр лицом вниз. Тело беззвучно вскрикнуло и ударило водой в глаза: было по-настоящему больно. Очень больно. Чертовски больно. Как если бьёшь без конца по одной и той же шишке.

– Ты козёл, Эдуард… – просипела я, злясь от боли (великая штука

– боль!), – тупица со смазливой харей! Даже у моего медвежонка больше мозгов!

– Наверное, он был величайшим гением… – с лживой философской задумчивостью изрёк белокурый парень, не переставая наблюдать за мною.

– Ага, был. Зато ты – тупая мразь. Все девчонки клюют только на твою внешность, – бросила я, снова усаживаясь. Это оказалось непросто так как я, хоть ты расшибись, слабее котёнка и хуже всякого синяка. Голова не переставала кружиться, с каждым поворотом усиливая ком тошноты в моём горле. В жизни иногда бывают моменты, когда хочется сдохнуть. Этот – один из них. Этот меня и злит, что само по себе чудесно: ко мне возвращается жизнь.

– Ну-ну, – кивнул Эдуард в знак того, что внимательно слушает, и удобно разлился в том кресле, что было ко мне поближе.

– Что нукаешь? – зло посмотрела я на него снизу вверх (это ярило меня ещё больше). – Скажешь, не так? Кто-нибудь когда-нибудь делал комплимент твоему интеллекту?

– Нет, – флегматично пожал плечами парень и лениво зевнул. – Чтобы делать комплименты чужому интеллекту, нужно сначала иметь свой собственный.

– А все твои поклонницы – безмозглые дуры. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты, – я желчно фыркнула, горячась оттого, что у меня беспрестанно кружится голова, а поделать ничего нельзя. – Ну вот объясни, почему мне ты не нравишься? А?

– Потому что я не хочу тебе нравиться, – как дважды два – четыре. Аксиома стереометрии, блин.

– Вот как? – сегодняшней ночью я почти удивилась его наглости и спокойному тону. – Но даже если бы захотел – не смог.

Это тоже аксиома. Как и то, что Земля имеет форму эллипса.

– Хочешь сказать, что ты сможешь мне понравиться, если захочешь? – четверть-оборотень косо взглянул на меня, моргнул, а потом зашёлся гомерическим хохотом. Нет, Ким определённо права: что-то он не в себе. Чтобы Эдуард – и так ржал? Что-то в лесу сдохло…

Ну да, это ж был Синг…

При одном воспоминании о мёртвом Короле меня затошнило.

– Сумасбродная идея – понравиться тебе, – отгоняя воспоминания, дёрнула я щекой и стала дышать глубже. – Но на твой вопрос отвечу: да. Если захочу – понравлюсь.

Вот это уже теорема. Вроде теоремы о трёх перпендикулярах. Терпеть не могу их доказывать, да и математику не люблю в общем, но… Но сегодня у меня было очень плохо с головой. Она кружилась так сильно, и так громко хохотал с меня Эдуард, что я неожиданно даже для себя самой гордо задрала нос и бросила:

– Спорим?!

Парень, всхлипнув от смеха, резко умолк, будто кто-то отключил звук, и в мёртвой тишине приподнял голову с мягкого подлокотника. В изумрудных глазах загорелся неподдельный интерес, даже скорее азарт. Киске показали рыбку.

– Спорим, что я закадрю тебя и не попадусь в твои сети? – с вызовом глянула я на него, всё дальше засовывая голову в капкан, осознавая это, но продолжая гнуть своё.

– Спорим, – задумчиво кивнул Эдуард и мягко соскользнул с кресла. Оказавшись на расстоянии слегка большем, чем полметра, он протянул мне руку со словами:

– Если выиграю я, твой долг возрастёт в ещё два раза.

О-го-го!!!

Но этой ночью меня было уже не пронять:

– А если выиграю я, то мой долг нахрен исчезнет.

– Согласен.

– Аналогично.

Жаниль, держа в руках чашку с кофе, изумлённо замерла на пороге комнаты. Обычно в такие моменты полагается уронить всё, что у тебя в руках, но самообладание у молодой тигрицы было явно покрепче моих мозгов.

– Ким, – попросила я, – разбей.

Неодобрительно покачивая головой, девушка поставила чашку на пол и легко ударила по нашим рукам. Я с облегчением привалилась к стене, но даже от такого лёгенького пинка тело ухнуло, и рассудок покрыл меня самым отборным матом. Передвигалась – опять болит голова, а уж кружится…

Жаниль некоторое время наблюдала за мной, меланхолично тянущей горький кофе, и Эдуардом, смотрящим куда-то в окно. Её взгляд скользил с него на меня и обратно. Ежу понятно, что она прикидывает в уме некоторые варианты. Почему-то мне совсем не хочется знать, какие именно. И без того башка трещит…

– Ладно, я пошла, а то бабка будет волноваться, – Ким задумчиво отсалютовала нам. – Надеюсь, глотки вы друг другу не перегрызёте.

Белокурый парень усмехнулся:

– Надейся. Пока.

– Угу. Пока, – эхом мрачно отозвалась я, и мы с ним посмотрели друг на друга. Пожалуй, одно глубокое, истинное и прекрасное чувство, овеянное дивными легендами и сказками, шло у нас из всех глубин сердца и было чистым, искренним и взаимным.

Ненависть. Такая, что по сравнению с ней даже крепкий кофе без сахара казался слаще мёда.

Фыркнув, Ким ещё раз покачала головой своим мыслям и бесшумно вышла из комнаты. Я даже не услышала, как она закрыла за собой входную дверь. Вот что значит быть оборотнем. А может, она просто выбралась через окно?.. Кто? Милашка Ким – через окно? Что-то я сегодня совсем…

Я зевнула и допила кофе. Кроме сумасшедшей тяжкой усталости, склеивающей мои веки, и головокружения во мне больше ничего не осталось. Только… ранки от укуса болят… Нет, на фоне общей боли это едва заметно, да и я слишком набегалась, чтобы хорошо соображать и волноваться по этому поводу. Но всё же…

– Что это было? – сонно поинтересовалась я.

Эдуард приподнял белые брови в знак того, что не понимает, и продолжил смотреть в окно. Плохо, потому что я опять начала злиться. Не люблю, если до людей с первого раза не доходит… Ах да, из него ведь такой же человек, как из меня шеф-повар.

– Ты пил мою кровь, – я скривилась: при одной мысли об этом снова начинало тошнить, но не так сильно, как могло, будь я не в шоке от случившегося. – Может, я уже с тобой расплатилась?

– Я четверть-оборотень, а не вампир – со мной кровью не расплатишься. Сегодня полнолуние, – это, по-видимости, должно было всё объяснить. Нормальной голове – быть может. Кружащейся – никогда. И я попыталась сама, хотя любые интеллектуальные усилия стоили мне острой головной боли:

– То есть, в полнолуние ты не перекидываешься, но становишься зверем больше, чем обычно?

– Да.

Не то, чтобы меня интересовала личность этого белокурого изверга, но… Я не упоминала, что после предмета физкультуры я в школе больше всего люблю противоестественную биологию?

– И ты мог бы меня сырьём вот так сожрать? – продолжала я спрашивать.

– Да.

– И не побрезговал бы?

– Нет, хотя потом бы отравился, – Эдуард был бы не Эдуардом, если бы не сказал этого.

– Значит, ты уже отравился, – а я была бы не я.

Мы умолкли. У меня слишком сильно начала кружиться голова, а четверть-оборотень не был в настроении состязаться со мной в острословии. Ну и чудесно! Меня и без того тошнит. Только ещё его ехидных замечаний тут не хватало…

Белокурый парень опять посмотрел в окно, а я – на него и с головной болью подумала, что же мне теперь делать. Уйти отсюда я не могу при всём своём и его – хозяина дома – желании. Значит, мне придётся остаться здесь. Сама мысль об этом была противна, но иного выбора у меня, кажется, нет.

– Где мой рюкзак? – спросила я, решив прервать мозолящую тишину и наконец-то получить ответ на мучающий меня последние пятнадцать минут вопрос.

– На крыльце, – бросил через плечо четверть-оборотень и вышел из комнаты. Кажется, на сегодня мои приключения заканчиваются. Где же занавес и бурные аплодисменты?

– Хм, а ты куда? – прищурилась я, оставаясь в своём репертуаре. – Мы ведь у тебя дома, так? Где же тогда Мажуа? В твоей постели? Замёрзла, небось, бедняжка… Иди погрей её, только так, чтобы ваша воркотня не мешала мне спать.