Текст книги "Кварталы Нелюдей"

Автор книги: Кейт Ивен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 40 страниц)

Как, чёрт бы его подрал?!!

Да никак!

Я провела ещё мокрой рукой по зеркалу, оставляя разводы и капли воды. Скоро они высохнут и обязательно оставят после себя следы. Вот такие вот некрасиво-серые на этом безупречном стекле.

Отбросив за спину слегка влажные волосы (фен – ну просто зверюга!), я включила воду в раковине.

Моё отражение было по-прежнему крайне раздражённым и злым. На меня же. Ну разве есть в этом мире справедливость?!. Впрочем, если уж на то пошло, то и впрямь: на кого мне ещё злиться кроме себя любимой?.. Хотя попрошу заметить, что в том, что меня удочерили, я не виновата!!!

… Или виновата?..

Подставив руки под холодный поток, я резко плеснула водой на зеркало – Марсо будет «в восторге»!

Моё отражение моментально потекло и исказилось, как и лицо стервы Эжени в моём до безобразия больном воображении. Тогда я плеснула ещё, а потом растёрла воду по поверхности зеркала и посмотрела на мутную себя.

Я не менялась. На самом деле – никак не менялась. Всё так же лежали на плечах слегка влажные волосы, всё так же пристально смотрели карие глаза. Всё с той же злостью и обидой. Ничего не изменилось.

Ради шутки поцеловав в губы собственное отражение, я внезапно ощутила острое желание разнести его вдребезги. И его, и зеркало, и раковину, и всё вокруг. Я возненавидила окружающий меня мир точно так же, как он возненавидел меня. Или, быть может, ещё сильнее.

Глядя на дорогой жемчужный кафель, вспоминая обстановку своей комнаты, модную крашеную суку Марсо, босоножки на каблуках, я захотела уничтожить окружающую меня роскошь так же, как эта роскошь хотела уничтожить настоящую меня.

Но где-то в глубине души я всё-таки желала, чтобы у неё всё получилось. Быстро и просто.

Я укуталась в пушистое махровое полотенце цвета кофе со сливками. Из зеркала на меня смотрели всё такие же злые глаза.

… Когда я вышла из ванной, всё было цело: и мир, и роскошь, и зеркало.

29.

Вытащив руки из карманов сереньких клешёных брючек, я под негромкое цоканье собственных каблуков вошла в столовую. Со вчерашнего дня там ничего не изменилось: ни аэродром для лягуртерминаторов-кукурузников не построили, ни повесили алгоритм поедания французских блюд. Но это всё ладно: на завтрак у нас кофе с булочками.

Приятно удивило меня совсем другое.

Во-первых, за просторным столом, застеленным белоснежной скатертью и уставленным дорогими чашками, блюдцами, розеточками с вареньем, отсутствовал Алекс Дэ. На него даже прибора не было.

Ур-р-р-ра-а-а!!! Берлин взят!!!

… Хотя, конечно, сомневаюсь, что этот тип слинял при одной мысли о нашем совместном завтраке. Наверняка у него очередная важная встреча.

Во-вторых, кроме Мадлен и Эжени за столом сидели Миша, Дэви и Виктор. Не знаю, почему они здесь, может, меня могут съесть эти симпатичные булочки, покрытые сахарной пудрой, но им я обрадовалась даже несмотря на стерву Марсо.

Паркисон и Одарк, сидящие слева от миссис Даладье, помешивали сахар в своих изящных чашечках и просматривали утреннюю прессу. Так называемый свежак. Справа от хозяйки сией обители сидела Марсо, рядом с ней Виктор, которого она уговаривала попробовать сладкое.

– Уверяю Вас, во Флер-де-л'Орне делают великолепное варенье! – щебетала она.

– Я верю Вам, мадам Марсо, – через силу улыбнулся Наблюдатель, – но…

– Для Вас – просто Эжени, – торопливо оборвала его моя гувернантка.

– Хорошо, Эжени, – кивнул белоголовый мужчина. – Спасибо, но я не хочу ничего сладкого.

Перед ним сиротливо красовалась полупустая чашка кофе. И кроме сладкого Марсо могла ему предложить попробовать на вкус разве что посуду.

Вот такую картину я увидела, остановившись в нескольких метрах от стола.

– Доброе утро! – бодро отрапортовала я, когда пять пар глаз обратились ко мне.

– Доброе утро, Лэй, – Мадлен ласково улыбнулась мне, а остальные вразнобой произнесли одно и то же:

– Доброе утро, мисс.

– Мадам Марсо подумала, что совместные завтраки помогут тебе лучше овладеть правилами этикета и познакомиться с теми, кто теперь часто будет рядом с тобой, – добавила миссис Даладье, бросив косой взгляд на Эжени. – Я не стала возражать, тем более что Александр с утра уехал в командировку, и нам с тобой было бы скучновато за столом. Садись, не стесняйся.

Я, собственно, и не стеснялась. Пусть павиан стесняется: у него задница голая.

Свободное место было только одно: между Виктором и Дэви, так что я могла не жаловаться на соседей, в отличие от белоголового Наблюдателя, кстати. Бодро хлопнувшись на стул, я налила себе кофе и жадно уставилась на булочки. Какую бы мне съесть?..

– О, маленькая мисс уже проснулась? – на пороге столовой возник улыбающийся Томас. – Вам принести какао?

– Нет спасибо, я уже налила себе кофе, – вежливо улыбнулась я дворецкому. – Ни о чём не беспокойтесь.

– Что-нибудь ещё нужно, миссис Даладье? – обратился Томас к Мадлен.

– Нет, спасибо. Вы свободы, – отозвалась та, и завтрак возобновился.

Самое паршивое то, что я не успела даже надкусить свежую ароматную булочку с корицей, как Марсо произнесла:

– Признаться, Вы заставили нас ждать, мадемуазель Даладье. Я предупредила Вас, что завтрак будет через полчаса… Виктор, не хотите ли ещё кофе?

– Да, спасибо, – рассеяно кивнул белоголовый Наблюдатель, углубившись в позаимствованную у Дэви газету. Эжени заботливо подлила в его чашку крепкий эспрессо, и я едва удержалась от пошлой ухмылки. Вместо этого пришлось предельно точным и вежливым голосом произнести:

– Я прошу прощения, но мне не хватило времени.

Кофе был необычайно вкусным.

– Не хватило времени? – строго переспросила Эжени. – Позвольте узнать, а что же Вы делали на протяжение целых тридцати минут? И куда Вы пропали вчера после ужина?

Она там тоже была, разве я не сказала? Ну да, и впрямь не сказала, потому что Алекс Дэ не бросил в её сторону ни одного злого взгляда, будто она святая какая-нибудь. Это «Ж-ж-ж!» неспроста!

– Я… – начал было Виктор, однако Марсо мягко остановила его:

– Пожалуйста, не беспокойтесь, я справлюсь сама. Итак, – её ледяной взгляд впился в моё лицо, а голос мгновенно стал жёстче, – я задала Вам вопросы. Почему Вы молчите?

Эта стерва думала, что я буду молча сгорать от стыда. Вот тут она дала маху, потому что я разозлилась и, поставила чашку на блюдце чуть более резко, чем надо, ответила:

– У Вас дурная привычка отчитывать людей при посторонних? – сама поражаюсь холоду своего голоса. – Вас не учили, что это крайне невежливо? Поражаюсь тогда, что Вы моя гувернантка. Запомните, мисс Марсо, что за столом говорить на поднятые Вами темы не принято. Вы подаёте мне дурной пример. Кроме того, я хочу спокойно позавтракать. Если у Вас есть какие-либо ко мне претензии, у меня до занятий есть ещё час свободного времени, который я с удовольствием посвящу Вам.

По мере того, как я говорила, лицо Эжени вытягивалось. Вот уже задрожали от гнева её тонкие ноздри… Ух, кажется, Новоорлеанской драконихе прищемили хвост! Сейчас будет плеваться огнём! Огнетушитель мне, огнетушитель!

– И ещё одно, – спохватилась я в последний момент, когда Марсо уже открыла тщательно напомаженный рот. – Отныне я сама выбираю себе одежду из гардероба. То платье, которое Вы выбрали… Не знаю, на какой барахолке оно было куплено, но едва я попыталась его одеть, как оно расползлось по шву.

Дэви и Миша с любопытством переглянулись – всё происходящее явно их забавляло. Мадлен тоже молчала, и, как это ни странно, отнюдь не потому, что обстановка угнетала её. Скорее ей было просто любопытно и… не знаю даже.

– Вы не имеете права отчитывать старших!!! – гневно выпалила Марсо, и в её голосе обозначился французский акцент. Таки я её хорошо разозлила.

– Ну да, конечно, – я швырнула недоеденную булочку на блюдце и поднялась из-за стола, – старость надо уважать.

Виктор подавился кофе.

– Лэй! – строго одёрнула меня Мадлен, однако я уже вышла из столовой.

30.

– Я знал, что найду тебя здесь, – белоголовый Наблюдатель сел рядом со мной на лавку. Я окинула его хмурым взглядом и опять уставилась на свои босоножки.

Мы сидели там же, где и накануне вечером, потому что это было единственное в саду место с лавочками, которое я знала. Фонтан не переставал шуметь, выплёскивая наружу кристально-чистую воду. Водные лилии плавали на поверхности бассейна и искрились от мелких брызг, а вокруг всё так цвёл жасмин, но сегодня от его нежного аромата тошнило. Одна ему благодарность: он надёжно скрывал фонтан и лавочки от посторонних глаз. Даже стоя на ведущей сюда аллейке ничего нельзя было увидеть, если не подойти совсем близко.

Раскидистые ясени шелестели на июньском ветру. Утро было тёплое, полдень обещал быть жарким. Стрижи давно уже смолкли, поэтому в саду царила сонная тишина.

Господи, если б я знала, что завтрак будет таким кошмарным, я бы вообще на него не спускалась!

Настроение у меня было подавленное, и я даже не могла объяснить, почему. Возможно из-за того, что здесь я была по-прежнему чужая. Ладно ещё сад, но особняк!.. На меня все слуги смотрели, как на чужую, даже Томас, хоть и пытался быть вежливым, всё равно воспринимал меня как… гостью.

– Чего ты дуешься? – спросил Виктор. – Я думал, тебе всё будет ни по чём.

– Такое впечатление, – произнесла я, – будто меня не удочерили, а я сама напросилась в этот дом, и мне теперь здесь не рады. Она обращается со мной как с провинившейся служанкой! Хотя я, по идее, наследница Даладье! Тоже хозяйка в этом доме!

– Да, Марсо редкая стервь, – согласился белоголовый мужчина.

– Она к тебе очень неровно дышит, – невесело заметила я и передразнила французский акцент Эжени. – «Уве'гяю Вас, во Фле'г-де-л'О'гне делают великолепное ва'генье»!

– Спасу от неё нет, – кивнул Виктор. – В доме она всего-ничего времени, а у меня от неё уже зубы ноют. Но ты будь с ней помягче.

– Да я вообще скажу Алексу Дэ, чтобы он нашёл мне другую няньку! – раздражённо фыркнула я. – Хоть Мэрри Попинс, хоть Фрэкен Бок!

– Вот это вряд ли, – покачал головой Наблюдатель. – Я тебе скажу сейчас пару вещей, но мы будем делать вид, что я тебе ничего не говорил, хорошо?

Я впервые сегодня за всё проведённое здесь, у фонтана, время, подняла голову и удивлённо посмотрела на него:

– Хорошо, но что такого страшного ты хочешь сказать?

– Как ты думаешь, Эжени – хорошая гувернантка? – посмотрел мне в глаза Виктор. Я отрицательно покачала головой.

– Правильно думаешь, – белоголовый мужчина понизил голос, – она всего-навсего любовница Александра Даладье. В последнее время у него нет свободного времени, поэтому он решил поместить её в свой дом. В этом плане ты для него – счастливый случай.

Меня его слова почему-то абсолютно не удивили и не возмутили. Просто стало понятным то, почему Марсо не получила вчера за меня выговор во время ужина, хотя, если подумать, именно она должна была предупредить меня, как обращаться с лягушками. Француженка хренова. Шлюха.

– Но тогда почему она к тебе клинья подбивает? – посмотрела я на Наблюдателя. – Она не боится, что Даладье узнает об этом? И как же Мадлен?

– Не думаю, что она боится Александра, – ухмыльнулся Виктор. – Это скорее я потеряю работу, если он узнает о «левой» страсти Марсо. Что касается Мадлен, то она всё знает или, по-крайней мере, догадывается. Она не так глупа и наивна, как ты думаешь, хотя храбрости у неё, разумеется, куда меньше. Мужа она не любит совершенно, поэтому, пока всё держится в рамках приличия, она ничего делать не станет. Ей всё происходящее даже как-то на руку, потому что свои неизменны злость и раздражение Даладье срывает на любовнице.

– А слуги? Они ведь всё всегда знают.

– Они так же знают, что и Даладье об этом осведомлён. Между собой они, конечно, сплетничают, но едва ли кто посмеет хоть слово сказать кому чужому. Александра в этом доме все не любят и боятся.

– Даже ты?

– Нет. Мы, Наблюдатели, вне Законов общества. У нас свой суд и свои наказания, поэтому вряд ли все связи Даладье в юридической сфере ему помогут.

– Ты сказал, что я – счастливый случай для Александра. А не мог он меня специально удочерить, чтоб нашлось место для Марсо?

– Нет, – коротко ответил Виктор, рассматривая фонтан. Мне показалось, что он знает куда больше.

– Почему? – допытывалась я. – И почему именно я? Мне скоро шестнадцать, я в этом году должна поступать в университет… Я почти взрослая!

– Кейни, Кейни! – вздохнул Наблюдатель. – Даладье запретили мне об этом говорить. И я ничего тебе не скажу.

– Но почему? – удивилась я. – И… ты сегодня без формы?

Собственно, я только сейчас поняла, что белоголовый мужчина одет в чёрную рубашку с закатанными до локтя рукавами, чёрные же брюки и чёрные туфли. Чёрный – не самый лучший цвет для жаркого июньского дня, и об этом свидетельствовали три расстёгнутых пуговицы на шёлковой рубашке.

– Ты представляешь меня сейчас в кожаном плаще? – со смешком спросил Виктор.

– Нет, – призналась я.

– Ну тогда зачем же спрашиваешь?

– А где твоё оружие? Пистолеты, меч? – полюбопытствовала я. – Ведь у тебя должна быть какая-нибудь экипировка, арсенал…

Наблюдатель легко рассмеялся и, подняв руку, коснулся моей щеки. Я опять ощутила лёгкое жжение, только теперь оно было другим: более приятным, более родным…

– Это жизнь научила тебя задавать столько неглупых вопросов? – спросил Виктор. – Дай тебе волю, так ты бы вечность выпытала у меня то да сё.

– Жизнь, а кто же ещё?

– Дай мне свою руку, – Наблюдатель легонько сжал мою кисть в своих руках и посмотрел на неё мало что не с нежностью. – Я уже забыл, как это, когда рядом есть кто-то такой же, как и ты.

– Что такое на самом деле это жжение? – спросила я, без малейшего смущения ложа ладонь поверх наших переплетённых пальцев. Мне казалось, что в этом жесте нет ничего такого… пошлого.

– Если я попытаюсь объяснить, ты всё равно не поймёшь, – покачал головой белоголовый мужчина. – Ты ведь слабо знаешь противоестественную биологию и физику.

– Ну, по-сравнению с тобой я не знаю вообще ничего! – хмыкнула я.

Если быть откровенной, мне пора уже было на занятия.

Только уходить не хотелось. Рядом с Виктором было спокойно, хорошо и, если можно так сказать, уютно. И даже чуждость этого красивого сада, скрытого за ним особняка не могли перетравить ощущение покоя. Я и этот Наблюдатель Мрака по своей природе были одинаковы, мы понимали друг друга, мы были словно дети одного края, встретившиеся где-то за океаном в чужой стране, такие знакомые и понятные друг другу…

О нет, это была не любовь. Точнее, это была совсем не она, это было что-то совсем другое, куда более высокое. Я никогда ещё не сталкивалась с таким ощущением, не читала его описания – у меня нет для него имени.

– Ты опаздываешь на занятия. Мисс Мэрви будет недовольна, – напомнил мне Виктор.

– Я не хочу туда. Я не могу, – посмотрела я в его голубые глаза. – Я не люблю быть чужой, но здесь куда бы я ни пошла – я именно чужая. Везде, кроме как здесь.

Удивительно, но я не чувствовала смущения. Кто-то во мне шептал: то, что я испытываю, находясь рядом с Виктором, не может и не должно меня стеснять. Это ощущение – естесственно и в то же время необыкновенно.

– В своей группе вы все четверо тоже чувствовали… такое? – неуверенно спросила я.

– Да, – Наблюдатель чуть сильнее сжал мои руки. – Когда тебе кажется, что ты одна в целом мире, так оно и есть. Но не верь, что ты сама по себе с такими же, как и ты: это лживая иллюзия.

– А где сейчас те, кто учился с тобой?

– Задействованы с секретных военных операциях. На вэмпов всегда был спрос.

– Тогда почему же ты здесь? – непонимающе смотрела я на него. – Восемь лет в Академии… и всё ради чего? Ради того, чтобы терпеть эту Эжени и меня?

– Не ставь себя в один ряд с ней, – возразил Виктор и поднял наши руки на уровень моих глаз. – Вот это, – он имел ввиду чувство уюта, тепла, – то, о чём люди могут только мечтать, то, чем дорожат оборотни одного Клана.

В голове вспыхнула мысль.

Догадка. Настолько резкая, острая и дикая, что у меня сбился ход биения сердца. Оно набирало скорость, но ритмичное двойное постукивание, казалось, уже зазвучало вразнобой.

Расширившимися глазами, в которых была видна вся я, вся вэмпи, я смотрела в глаза белоголового мужчины.

В ушах всё ещё звучали его слова и шумела кровь…

Нет, это было невероятным, этого не может быть!!!

Не мо-жет!!!

… Но вспоминая свои ощущения, когда я только проснулась сегодня утром, вспоминая взгляды слуг, я всё-таки осознавала, что так оно и есть.

Вокруг был мир без конца и края, замкнутый простор, миллиарды людей, оборотней, вампиров, сотни тысяч жизней и судеб, счастливых, горьких, поломанных и только начатых. Города, страны, деревни, дни и ночи, дожди, листопады, снег и майские грозы…

А мы были одни. Мы были рядом. Мы были тенями одной вещи – крови, мы чувствовали в этом мире только одну вещь – одиночество, мы делили пополам только судьбу…

Но это было не главным. Мы были одинаковы, мы говорили на одном языке и ощущали одни эмоции. Мы были покоем друг для друга.

Я внезапно рассмеялась. Круг, разделённый пополам – не круг. Братство, рассечённое надвое – не братство. Одиночество, поделенное на двоих – не одиночество. Мысль билась в висках и рвалась наружу.

Одна на двоих.

– Мы с тобой, – произнёс Виктор, глядя мне в глаза, – связаны, но не жалкими кровными узами, которые не значат ничего, а своей природой. Мы родственники по природе и душе. Мы с тобой – одна семья.

Глава 17

31.

Сегодня я довела Марсо до бешенства, потому что все её колкие указания были мной нагло проигнорированы. Я вообще её не замечала. Как пыль под ногами. Проходила мимо, не удостоив взглядом, не слышала её слова, просьбы, даже когда она пыталась говорить со мной по-доброму. Я вообще мало чего замечала и видела: с тех небес, где я парила, немногое можно заметить.

Наверное, я была счастлива. Да, скорее всего. Я мурлыкала свои любимые песни, решая показательные уравнения, чем несказанно удивила мистера Доте, моего пожилого учителя по гуманитарным и точным наукам. Я передвигалась по дому чуть ли не вприпрыжку, я улыбалась всем и каждому, потому что…

Потому что я и впрямь была счастлива..?

Мисс Мэрви и мистер Эдмис были мной очень довольны. Я была сама вежливость, сама грация, потому что мне хотелось говорить людям приятные вещи. Мне хотелось танцевать, и я танцевала от души, кружилась в танце, растворяясь без остатка в музыке, послушная её ритму и высоте.

Мои мысли были… ни о чём. Сегодня я не мыслила, а чувствовала и упивалась этим чувством.

Подумать только, я не одна!

У меня теперь есть… семья…

Господи, какое дикое и одновременно прекрасное слово…

… Семья…

Настоящая!

Меня связывают не кровные узы, что не в силах остановить людей на пути к власти и богатству, а узы природы! Здесь, со мной под одной крышей живёт такое же как и я существо! Наши эмоции, страхи, желания – всё одного характера! Я… я никогда не думала, что так может быть! Я думала, что вся моя семья – это Киара, но теперь…

Теперь я понимаю, почему так предана Клану Жаниль, почему готов убивать за своих тигров Лэйд. Теперь мне не в чем их упрекать, потому что я – такая же.

32.

– А вообще, чёрт возьми, это странно! – возмутилась я. – По-моему, три десятка нелюдей в одном культурном доме – это явный перебор!

– Почему? – спокойно поинтересовался Виктор.

– Потому что я с собой не всегда могу нормально жить, – я посмотрела на своё отражение в витрине, – а здесь уже и другие. Но ты, конечно, не в счёт.

Наблюдатель тепло улыбнулся, но ничего мне не ответил. Мы вдвоём шли улицами Роман-Сити, а вокруг вздымались в голубую бесконечность небоскрёбы. Они нависали над нами, сверкая окнами, что будто дети перекидывали друг дружке заблудившиеся лучи солнца.

Но этим громадинам из стекла, железа и бетона было не под силу напугать меня или заставить ощутить уныние. Даже ютящиеся в их корнях бутики и магазины не могли пестротой своих витрин довести меня до тошноты. Толпы прохожих, пыль, узкие тротуары, пробки на дорогах и надрывно сигналящие автомобили – ничего не омрачало моего настроения. Город больше не владел ни моими эмоциями, ни моим вниманием. Я так редко видела его при дневном свете, я так мало знала его дневную жизнь

– а мне было плевать! Плевать на жару, на плавящийся асфальт, на давно нагревшуюся коллу в пол-литровой пластиковой бутылке, которую я несла в руках.

Нет, в руке. Одной руке. Левой.

Правую сжимал Виктор – моя стена и опора, моя семья. Та иллюзия защиты, которая несколько дней назад возникла у меня в Никитиных объятьях, здесь, рядом с белоголовым мужчиной, оказалась реальностью. И впервые в жизни я оказалась рада реальности, такой, какая она есть, без «если бы».

Мне казалось, что не было прожитых мной тринадцати лет, полных и горя, и боли, и ещё бог-невесть чего. Я вообще как-то позабыла о прошлом и будущем. Я жила только настоящим, ограждённым от всего остального высокой каменной стеной. Я была маленькой девочкой, я ни о чём не беспокоилась, я была рада тому, что у меня было, я упоённо дышала горячим пыльным воздухом и радовалась, что могу дышать, идти, видеть и говорить.

Если трезво задуматься, то всё происходящее было безумием. Нельзя так слепо доверять человеку, которого знаешь только три дня. Нельзя рассказывать ему всё, что тебя беспокоит, обнажать перед ним душу и тайны, предоставляя ему право судить и карать тебя.

Если трезво задуматься…

Но я не задумывалась.

Совсем.

Виктор ни в чём не упрекал меня. Просто держал за руку, и в этом было счастье. Такое же яркое и ослепляющее, как в полночь на поляне после ментальной близости с оборотнями. Только в этот раз я не считала себя кем-то, просто принимала правду, увиденную той же ночью в глазах Лал.

Маленькая девочка.

Тринадцать лет я не позволяла себе быть такой. Тринадцать лет я убегала от детства, наивности и излишней беспечности, чтобы однажды броситься в их объятья.

Это было как сон, красивый, приятный, о котором ты знаешь, что он не может быть реальностью. Но которым ты дорожишь и упиваешься именно потому, что всю жизнь верила, будто так не бывает и никогда быть не может.

Это было как мечта, никогда не высказанная вслух или даже мысленно, ни разу не воплощённая в словах человеческого языка, существовавшая только непонятной тоской в глубинах сердца. И вот она вырвалась, ожила, стала реальностью.

В груди от сердца и до живота всё замирало от счастья – чуда, в которое раньше не верилось, но которое сейчас было таким явственным! Слегка кружилась голова, чуть быстрее стучал пульс, наверное, впервые в жизни не от страха.

Впервые в жизни я была такая беспокойная не от боли, горя и переживаний. Впервые в жизни – просто так.

Я улыбалась.

Господи, как сладок воздух, как бездонно это небо! Я никогда ещё не видела такого неба, таких белоснежных кораблей-облаков, я ещё никогда не ощущала таких ласковых лучей солнца, такой тёплой и родной ладони в своей руке!

Чуть прищурившись, Виктор посмотрел на меня и ответил тёплой улыбкой. Он чувствовал то же, что и я: иначе быть не могло. Мы – семья, мы связаны природой, мы вэмпы в этом огромном суетливом мире. Мы шли в тени огромных небоскрёбов и сами были тенями, тенями крови.

… Кровь – она разная. А вот тени – одинаковые, родные…

Вокруг нас шли люди, ничего не знающие, не понимающие, и от одной мысли об этом захлёстывал восторг. Восторг от тайны, которая была между мной и Наблюдателем.

Никто ничего не знает, но мы – истинная семья. А все, кто нас окружает, лишены её, им никогда не ощутить этого тепла внутри, этого внутреннего ласкового солнышка, согревающего сердце и душу.

И это просто чудесно.

Чудесно, и в то же время я хочу им всем рассказать, как мне хорошо! Я хочу кричать об этом! И чтобы эхо билось о стены этих холодных небоскрёбов, согревая их жаром моего счастья!

Но иногда к самому краю моего сознания подступала мысль, что было бы, не обратись я в вэмпи, не повстречай я Виктора. И тогда на доли секунды меня с головой захлёстывал ледяной вопль ужаса.

Однако я гнала его прочь, он был лишним: я никогда ещё не знала такого прекрасного дня…

– Долго мы будем бродить… «по магазинам»? – ненавязчиво поинтересовался белоголовый мужчина, когда мы остановились на красный свет. Ожидая зелёного, вокруг столпилось множество людей, изумлённо косящихся на нас. Ещё бы! Виктор, который, как оказалось, может великолепно переносить высокие температуры, был в своём кожаном плаще, из-за правого плеча выглядывала рукоять даена – косого меча Наблюдателей. Я знала, что где-то есть ещё и пара пистолетов, но где?

Впрочем, какое мне до этого дело?

– Что жарко? – ехидно спросила я. – А ведь предлагала же оставить плащ в особняке!

Я избегала слова «дом». Мой дом там, где Виктор. Мой дом – целый мир. Большего мне не надо.

В ответ Наблюдатель снисходительно посмотрел на меня поверх солнцезащитных очков. Я ещё вполне человечна и могу обойтись кепкой, а вот его зрачки куда более чувствительны и при очень ярком свете могут сужаться до едва заметных точек. Прохожие и так дёргаются при виде клинка, так чего ж доводить их до истерики?

– Всё молчу-молчу! – встретившись с васильковыми глазами, я фыркнула и поправила голубую сумку через плечо, слегка бьющую мне по левому бедру на каждом шаге. – Уже и поехидничать нельзя!

– Ты уж определись, кто ты: ехидна или… – Виктор умолк, но я и без того знала, что он имеет в виду: или вэмпи.

– И то, и другое! – рассмеялась я.

– Зверское сочетание, – заметил белоголовый мужчина и свободной рукой умудрился потрепать меня по щеке за секунду до того, как вспыхнул зелёный свет и толпа пешеходов понесла нас на другую сторону улицы. Я только успела легонько толкнуть его и злобно засопеть.

Но я не злилась, и он это знал. Как я могла на него злиться?

– Я всё ещё не могу поверить, – начала я, когда мы нога в ногу шагнули на тротуар и повернули направо, – что Даладье решили устроить в мою честь званный вечер. Зачем оно надо?

– Я же сказал: для того, чтобы представить тебя своим друзьям и близким.

– Родичей Даладье хоть не будет? – с надеждой спросила я.

– Нет.

– Фух! Аж дышать легче стало! – облегчённо рассмеялась я. – А ты будешь?

– Конечно, должен же кто-то тебя охранять, – сверху вниз улыбнулся мне Виктор. – Или от тебя охранять – я ещё не решил.

Даладье действительно решили устроить фуршет. Делать им больше нечего, ей-богу! И будет это действо после-послезавтра, вечером двадцать пятого июня.

Уже третий день я живу в особняке, и за это время мисс Мэрви и мистер Эдмис очень многому меня научили. Оно и неудивительно: с того самого момента, как я познакомилась с Виктором, я училась всему с большой охотой. Меня даже не утомляли долгие уроки Алексея Доте, который готовил меня к поступлению в какой-то элитный университет Роман-Сити. Абсолютно не интересуясь этим самым университетом, я глотала все предложенные мне умения и знания, потому что хотела быть совершенней, чем раньше.

Наверное, я хотела, чтобы Виктор гордился мной. Быть может, у меня срабатывал инстинкт радовать близких. Не знаю.

Никита, о котором я вспоминала теперь без боли, оказался прав: я начала новую жизнь, и она оказалась лучше предыдущей. Куда лучше.

Впрочем, я не сравнивала. Я практически не вспоминала то, что было до того разговора с Виктором, произошедшего после памятного завтрака и моей ссоры с Марсо.

Кстати, она заметно притихла: я её не слушала, Алекс Дэ обещал вернуться только днём двадцать пятого… Но зато уж когда вернётся, то-то будет весело! Битьё посуды, тарарам и блины, а потом – званный вечер! Вот это программа!

С меня ещё позавчера сняли мерки для платья. Никто не спросил меня ни о цвете, ни о крое, ни о фасоне. Как будто меня это волновало! Подумаешь, платье! Подумаешь, каблуки! Да я с них слезаю теперь только когда иду в спорт-зал или ложусь спать. Ну ещё и сегодня: после обеда я отпросилась у Мадлен погулять по магазинам, поставив веским аргументом то, что вещи в моём гардеробе не совсем отвечают моим вкусам, да и Виктор будет всё время со мной. Марсо дико хотела нас сопровождать, всё причитала, что мне понадобится помощь и трезвый женский взгляд.

– Когда я начну одеваться для того, чтобы нравиться девушкам, я Вас позову, – пообещала я ей, стоя возле роскошного красного «Феррари», призванного отвезти нас в город. – Но пока я предпочитаю всё же мальчиков и буду прислушиваться к мнению Виктора, Вы ведь не сомневаетесь в его вкусах?

Это был контрольный выстрел. Слегка побледнев, Эжени ничего не ответила, а Мадлен, стоявшая на крыльце особняка, ласково улыбнулась мне.

Теперь «Феррари» остался на парковке в нескольких кварталах – обыкновенных, населённых людьми – я уже взмокла в своих синих джинсах и белой майке, а количество посещённых мною магазинов было равно трём.

Я ведь на самом деле не по магазинам пошла. Я хотела вырваться на свободу, погулять с Виктором, дорассказать ему всё, что накопилось на душе. И я действительно дорассказала. Теперь он знал всё: про родителей, про Киару, Ким, Лал, Эдуарда-Лэйда, Итима, Баст и Синга, про Никиту и Круг Поединков, мою битву с Тарком, про ночь на поляне, где дерутся и погибают оборотни, про ментальную близость, мои долги перед Принцем Белых… Одним словом, действительно всё, всю мою жизнь, такую, какой я её знала, какой я её прожила.

Мне и в голову никогда раньше не приходила, как может полегчать на душе после таких исповедей. О нет, Виктор не утешал меня и не убеждал, что мои поступки не были плохими, потому что я не могла поступить иначе и т. д. Он просто… выслушал меня, и это было самое большее благо, какое он мог мне преподнести. Просто выслушать.

Потом мы молчали, но не потому, что у нас больше не было слов или не хотелось говорить. Просто молчали и всё.

– Мы ещё долго будем бродить по городу? – наконец спросил Наблюдатель. – У меня на горле, кажется, уже осела вся городская пыль.

– Коллу будешь? – показала я пластиковую бутылочку. – Она, правда, до тошноты тёплая, но это лучшее, что у нас пока что есть. Можно купить воды, хочешь?

– Я не о том, – Виктор всё же взял предложенный напиток и, открутив крышку, сделал изрядный глоток, – если ты хочешь погулять, поехали в парк, который между Чёрными Кварталами и кварталами людей.

– Да без проблем! – пожала я плечами. – Только дорогу будешь показывать ты. И не вздумай вызывать ту машинку, которую нам дала миссис Даладье!

Он и не вздумал. А дорога оказалась донельзя простой: в метро, потом со станции Мёртвой Границы, как её без особых раздумий назвали метростроители, на улицу имени Олдриджа и – вот он парк.

Странное дело, но какого-то своего имени у него нет, хотя по площади он не меньше, если уж не больше остальных парков Роман-Сити. Может, дело в том, что вся эта масса деревьев и кустов располагается между людьми и нелюдями. А может, его старое название просто позабылось в круговерти тех дней, когда центр города застраивали небоскрёбами.