Текст книги "Кварталы Нелюдей"

Автор книги: Кейт Ивен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 40 страниц)

Предположим…

Тьфу ты!

Заткнись!!! Предположим, что это так, и Ник – абсолютно свободное существо. Но говорить-то мне сейчас ни с кем не охота – это неоспоряемый факт!

Да брось ты! Тигр – не дурак, он не болтает тогда, когда тебе хочется тишины. Только тишини тебе хочется нечасто, это да.

Ага, а на кухне он ищет следы собаки Баскервилей, которая похитила наш с тобой бутерброд с колбасой, и тем самым помогает подхватившему чахотку Шерлоку Холмсу!!!

Да ему наверняка просто захотелось перекусить! Не ты же одна в этой хате испытываешь потребность в пище!

Но не могу же я…

… показаться ему в таком виде? Чистовымытая, в трусах и чёрной, достающей до середины бёдер футболке? Ой, не смеши! А чем это хуже кружевного лифчика и шорт, залитых кровью? Ну да, немного не тот сорт эротики, но…

Да пошла ты!!!

Ещё немного помявшись на пороге, я всё-таки зашла на кухню, даже не подумав включить свет. Хватит с меня одного разбитого выключателя! К тому же всё и так прекрасно видно, а как же! Ведь я – вэмпи! А если темно Тигру, то какого лешего он не включил свет раньше?

Лампочек боится.

Однако, не похоже на то, что моя экономия электроэнергии хоть как-то смутила Ника. Видимо, ему в полумраке так же удобно, как и мне. Кой-какой свет проникал снаружи, от далёких и пока ещё работающих фонарей, а больше нам, как выяснилось на практике, и не надо.

На практике. Хорошо звучит.

Уткнись!

Делая вид, что на кухне кроме меня никого нет, я открыла холодильник. Вырвавшийся из его нутра бледный свет озарил зелёные пятна синяков на моих ногах. Хм, как быстро проявились мои ненаглядные гематомы! Надеюсь, они так же быстро и сойдут.

Но как оказалось, и Тигр – это не самое худшее на кухне.

Ой, мне страшно!

В холодильнике… нет, не Николя и не великое опустошение, а ничего готового. Ни супа, ни пюре – одни полуфабрикаты… Так, развод с Киарой у нас действительно серьёзный. М-да… Кто б мне ещё мою гордость в задницу затолкал, чтобы я пересилила себя и пошла мириться с сестрой?

Думаю, найдутся желающие, но хрен с ними!

Желудок с урчанием-скрежетом провернул какое-то сногсшибательное па в моём несчастном животе.

– Во чёрт! – с чувством вздохнула я.

– Что случилось? – подал голос Тигр, начав, почему-то, войну с оконной занавесочкой.

– Жрать нечего, – ответила я.

– А по-моему, жратвы до фига и больше, – парень чуть подался вперёд, чтобы увидеть внутренности холодильника.

– А где суп? И как мне питаться сырым мясом? – скептически покосилась я на него.

– Надо было приходить к нам на обед. Мы с Майком сегодня… нет, уже вчера, – поправился Тигр, глянув на часы, – наварили полную кастрюлю борща и объелись. Там ещё много чеснока, сала и чёрного хлеба было ну и… не прокисать же добру в холодильнике? Пришлось… затолкать в себя всё.

Я кисло улыбнулась его словам и принялась выгружать на маленький кухонный столик овощи. Закончив с этим, захлопнула холодильник и поставила чайник на плиту. Пусть закипает. Надо ж вообще хоть чем-то желудок набить?

Кимберли, между прочим, уже спит беспробудно. Почему только ты с голодухи маешься?

В кухне повисло мёртвое молчание. Конечно, не такое мёртвое, как на Новодевичьем, потому что я тихонько хрустела овощами: заботливо почищенной кем-то редиской, огурцами, болгарским перцем. Кроме того, тихонько шумел газ, тихо-тихо так, своим голубым светом немного разгоняя мрак и сгущая его в углах.

Чёрт возьми, скоро рассвет, на сон у меня только четыре с немногим часа, а я готова проспать неделю! Чёртово время, вечно его не хватает!

Прикончив последний помидор, я обхватила руками голову и глубоко задумалась. Задумалась в этом доме, наверное, последний раз.

Ну, понеслось…

Интересно, когда за мной приедут Даладье? Как они выглядят? Неужели это будет чета добродушных миллиардеров-болванов? Или наоборот

– это будут холодные сухие люди без чувства юмора, живущие по законам общества? Кстати, об обществе… В наши времена среди преуспевающих бизнесменов появилась мода брать детей из детских домов, мол, это снижает налоги. Поэтому из того, что Даладье решили меня удочерить, вовсе не следует то, что они не сливки общества. Сливки и, я уверена, первосортной свежести.

Остаётся только один абсолютно непонятный вопрос.

Какой?

Почему они выбрали меня?!!

Не ори, я чуть не оглохла!

Во-первых, я же почитай взрослая! Зачем им взрослый ребёнок, которого не перевоспитаешь на свой вкус?

Во-вторых, репутация и моё личное дело, толщине которого обзавидуется рукопись «Война и мир», далеко не самые идеальные! Зачем Даладье в доме сам Сатана?! То есть, я, но это в данной ситуации один чёрт!

А чтоб жизнь мёдом не казалась.

В-третьих, почему они не взяли и (или) Киару?!!

Вот это, пожалуй, самый интересный вопрос…

Мои мысли внезапно оборвал шорох. Оказывается, Никита, которому надоела война с оконной занавеской, выбрал мир и тоже пересел за стол.

– О чём задумалась, Вэмпи? – тихо спросил Тигр, пристально глядя на меня.

Кстати, а где Киара, Джо и Майк?

Очень своевременный вопрос, знаешь ли! Спят, наверное.

– Ни о чём, – и глазом не моргнув, соврала я. Как славно, что нос у меня не стал в два раза длиннее! Ноги, правда, почему-то вдруг перестали доставать до пола, но это мелочи.

– Как хочешь, – дёрнул щекой рыжеволосый парень. – Только я знаю, о чём ты думала.

Никита-чтец-мыслей. Только сегодня, дамы и господа!

– Вот как? – удивление мне почти удалось.

– У тебя был такой затравленный взгляд, и ты так пристально обводила им кухню, что всё ясно, как Божий день.

– И?

– Ты думала о новых родителях.

– И?

– И не надо врать, что не думала ни о чём.

– А не то что? – сощурившись, посмотрела я на него. В груди ожило твёрдое убеждение, что мне никто не указ.

Да не, это вэмпи.

– А что ты хочешь? – очень уж двусмысленно улыбнулся парень. Обычно так он разглаживал нотки вражды меж нами, но сегодня на собаку старые фокусы не действуют.

А если отшлёпать газеткой?

Всё равно.

– Ничего не хочу, – отрезала я и поднялась выключить чайник.

– Почему ты такая раздражённая? – Никита не отрывал от меня пристального взгляда. Блин, лучше б он мне двузубую вилку уткнул между лопаток!

Эт можно!

– Я не раздражённая, – возразила я, хотя очень уж назойливый зуд почти посередине спины превращал эти мои слова в ложь.

– А какая тогда? – насмешливо фыркнул Тигр. – Безумно весёлая?

Угу, как Гуффи.

На мгновение я замерла с ложкой сахара в руках, обдумывая ответ, а потом, глядя парню в глаза, медленно сказала:

– Ну… голодная, усталая…

– … и злая, как собака, – окончил за меня Никита, устало распуская стянутые в хвост волосы. – Ясно. Кто это тебя так отделал?

– Не твоё дело, – я приготовила себе какао и вернулась за стол.

– Это была та стервозная вампирша… как её… Лал? – осторожно спросил Тигр, однако я всё равно воззрилась на него злыми глазами и раз и навсегда закрыла эту тему:

– Эт

оне

Ваш

едело

,Никит

аСандерс

!

Мы умолкли. Я спокойно потягивала горячий напиток, и кого как, а меня тишина нисколько не угнетала. У меня уже было сегодня достаточно шума, достаточно кошмаров, о которых вспоминаешь как о снах, но которые на самом деле являются реальностью. Как после всего этого меня может угнетать покой?

– Когда тебя сегодня заберут? – Никита первый нарушил молчание. Немного раздосадованная этим, я лишь безразлично пожала плечами. И впрямь, какая мне разница? Меня больше волнует то, что меня всё-таки заберут, а не то, когда это будет.

А может, тебя совсем ничего не волнует?..

О господи, нет, я слишком устала, чтобы ещё и над этим думать! Надо просто пойти поспать. Утром, когда буду вот так же сидеть над чашкой кофе, я решу все свои вопросы. А пока – кушать и спать. Прям как в младших группах…

Как именно?

Невидяще глядя в какао, я кисло усмехнулась.

Я вспомнила, как мы обедали и ужинали в столовой, как сидели на больших для нас стульях и весело болтали ногами, как я была ещё пай девочкой, любимицей воспитательниц. Белокурым ангелочком в розовом платьице с Тэдди в руках и конфетами в кармашке. И мои невинные карие глаза, не застеленные ещё ни тоской, ни злобой жизни. Глаза, которые я теперь помню только по фотографиям. Наивные карие глаза любознательного котёнка… глупого слабого щенка, верящего, что за ним вернутся те, кто его любит. Щенка, бегающего каждый день к ограде приюта, чтобы встретить тёмно-зелёную машину родителей.

Весна, лето, осень, зима… Дожди, листопады, снег… а машины не было.

И не будет.

Это я знаю сейчас, а тогда надеялась и верила…

Как смешно, боже, как смешно!

Я бессильно улыбнулась…

Господи, но какие же у меня были наивные глаза, какой святой невинностью была я тринадцать долгих лет назад! Какой же я была чистой…

И что же выросло?

Как будто ты не знаешь! Первая на всю округу бой-девчонка, пацанка, любящая хорошие драки, плюющая на законы и других людей. Девчонка с душой, отыметой вампиршей, девчонка-вэмпи со следами укуса на шее. Девчонка, мечтающая убивать врагов человечества. Мечтающая не о семье, как все нормальные дети, а о смерти… Что же из меня выросло…

Вернуть бы всё обратно! Снова стать четырёхлетним ангелом, таким доверчивым и наивным, таким любимым всеми, кто готов делиться любовью. Если бы только я могла всё вернуть, если бы только я могла получить тот кусочек любви, который мне предлагали, и который я отвергала! Сколько раз меня пытались удочерить и сколько раз я всё портила, чтобы остаться с молчаливой и замкнутой сестрой, тогда худенькой девочкой со впалыми глазами, воспалёнными от слёз…

Если бы только у меня появился ещё один шанс!..

Пальцы Тигра осторожно коснулись моей щеки. Не шелохнувшись, я подняла на него застеленный слезами взгляд.

– Что случилось, Кейн? – прошептал он. Редко когда он называет меня по имени. Очень редко когда.

– Ничего, – мотнула я головой, отстраняясь от его руки, – ничего.

– Вот только врать не надо. Я по глазам всё вижу, – усмехнулся Тигр, и тут неожиданно даже для самой себя я резко вскочила на ноги.

– Не суй нос не в своё дело, Никита Сандерс! – злобно прошипела моими губами вэмпи. – Это может очень плохо для тебя окончиться!

Я ж говорила, что это она проснулась.

Парень всё так же сидел за столом и смотрел на меня, однако глаза его стали чуть шире. И я готова биться об заклад, что он видел её, видел в моих глазах вэмпи, которую я теперь поспешно заталкивала на глубь своего естества. Те душевная боль, воспоминания и слабость, которые завладели мной на несколько минут, похоже, здорово разозлили её.

Что ж, надо будет учесть.

– Чего ты собачишься? – мягко спросил он, выискивая, однако, что-то в моём лице.

– Я – не собачусь! И если я так сказала, то так оно и есть, – ответила я, раздосадованная тем, что позволила этой засранке-вэмпи застать себя врасплох.

– И то, что ничего не случилось – тоже правда? – уточнил Тигр.

– Раз сказала, значит, правда! – досада порождала раздражение и злость.

– Что такого плохого в признании того, что у тебя действительно проблемы? – чуть удивлённо спросил меня Никита. – Ты не такая сука, какой себя показываешь, и не такая чёрствая, какой хочешь быть, Кейни Браун.

– Именно такая! – ёдко отозвалась я, поворачиваясь к нему спиной и споласкивая чашку. – Чёрствая бессердечная сука.

Тигр только хмыкнул своим невысказанным, но известным нам обоим словам и как ни в чём ни бывало произнёс:

– Все мы, приютские, прячемся за бравадой.

– Вы – быть может, – обернувшись, ответила я с нескрываемой злостью: меня эта беседа начала сильно доставать. – Но ко мне это не относится!

– Относится, Кейни Браун, к тебе – очень даже относится, – парень смотрел на меня. – Все мы, так или иначе, потеряли родителей. А это оставляет след на всю жизнь. Рану. Язву. Жизнь отняла у нас самое дорогое, а значит, может отнять всё, что захочет. И поэтому мы показываем, будто не боимся её, будто готовы встретить стеной каждую её пакость. Но на самом деле, – он слегка понизил голос, пристально глядя мне в глаза, – мы все просто боимся. Мы испытываем страх, неуверенность, но прячем их за вот такой вот бравадой, как у тебя. Таков я, таков Майк, Джо, Киара. Такова ты. Каждый из нас лжёт себе, что он бесстрашен и всесилен, что ему на всё плевать, но на самом деле мы боимся. Боимся потерь, боимся жизни, боимся показать свою слабость, свою боль. И когда ты, девчонка, видевшая своих мёртвых родителей, правевшая с ними час, вдыхавшая запах их крови, со слезами на глазах орёшь, что с тобой всё в порядке, это… по меньшей мере, нелепо, Кейн. Просто нелепо. Просто так на глазах слёзы не наворачиваются, и ты знаешь это гораздо лучше меня. Всю жизнь ты корчила из себя гордую и всесильную вэмпи, которой горы по колено, а моря по щиколотку. И вот у тебя на глазах слёзы. Ну что, всесильная, – в голосе Ника неожиданно зазвучал вызов, – это для тебя так обычно?! Да ты же готова удавиться своей гордыней, только бы не признать, что что-то пошло не так, как ты хотела! Но в этом и состоит человеческая натура. Не спеши терять её, она тебе очень пригодится. Очень.

Никита умолк, а я стояла на месте и смотрела на него, не говоря ни слова, даже не шевелясь, только переваривая его слова. Некоторое время мы смотрели в глаза друг другу – даром, что на кухне было темно.

Наконец я первая отвернулась и поставила чашку в шкафчик. Тигр встал и подошёл ко мне, но больше я ему в глаза не смотрела. Просто стояла, молча рассматривая воротник его рубашки. Всё, что он только что сказал, словно чем-то острым оказалось выведено на моей душе, которая металась от боли.

Мне было больно, господи, как же мне на самом деле было больно…

– А теперь, Кени Браун, – прозвучал в тишине мягкий полушёпот Ника, – давай не будем строить из себя чёрт-зна кого. Я просто повторю вопрос, а ты не собачась по-человечески ответишь на него. О`кей?.. Итак, что случилось?

Я приоткрыла рот, чтобы сказать, будто мне просто грустно уезжать, но только шевельнула губами.

Да, мне грустно. Но грустно не только уезжать.

Да, мне больно. Но больно не только от саднящих царапин на щеках и животе. Больно оттого, какой я была и какой стала. Грустно оттого, что я поссорилась с Киарой, что я толкнула Ким предать свой Клан, что я в долгу у Эдуарда, что я вэмпи, что отныне мне не будет покоя от Лал, что…

Я хотела всё это сказать, я хотела хоть как-то облегчить гнетущие меня переживания, выплеснуть боль, но…

– Кейн, – тихо напомнил мне Тигр.

Я молчала.

От боли кружилась голова, и если б эта боль была только физической! Я никогда ещё не знала, что душа может так болеть, что так могут мучить сожаления, воспоминания – да всё это! То, что редко затрагивало меня последние несколько лет! Господи, как, оказывается, может быть больно…

Ревущая в душе буря захлёстывала меня с головой, туманила всё, что только было перед глазами, вытесняла мысли прочь, заполняя их собой.

Боже мой, как больно…

Боль взметнулась к сознанию ещё раз, и мне словно кто-то ударил под колени.

Они не вернутся!!!

Господи боже ты мой, они больше никогда, никогда не вернутся!!!

Хлопнувшись на пол, я судорожно попыталась вдохнуть, но вдох болезненно обернулся всхлипом, а за ним все вдохи и выдохи – рыданием.

Я их действительно больше не увижу!!!

Никогда!!! Никогда!!!

У меня нет родителей и не будет!!! Они мертвы, они гниют где-то в могиле и никогда не приедут за мной!!!

Подавившись всхлипом и прижав руки к груди, я уткнулась лбом в колени и как безумная начала повторять эти слова.

Никогда! Никогда! Никогда!

Они огнём горели у меня в мозгу, кровоточили на сердце, причиняя адскую боль, боль и только боль… Душу рвало этой болью, и эта же боль струилась по жилам. Не физическая, а оттого во сто раз более кошмарная.

– Они никогда… никогда..! – в изнеможении простонала я, закрыв лицо руками. Из-за всхлипов мне не хватало воздуха, но я всё ещё пыталась говорить, я всё ещё пыталась выплеснуть тот кошмар, что изнутри разрывал меня на части.

– Я знаю, – прошептал Никита, опустившись на пол рядом со мной, – я давно это знаю, Кейн. Так со всеми, не только с тобой… Больше никто никогда ни к кому не вернётся. Никто. И ты не возвращайся к ним.

Он прижал меня к своей груди и позволил мне из-за душащей меня боли впиться ему в спину ногтями. Даже сквозь рубашку выступила кровь, но я вряд ли ощутила её, вряд ли почувствовала её тепло, потому что в кои-то веки я плакала. Плакала по-настоящему, давясь слезами и кашляя. Плакала долго и мучительно.

И это была вполне заслуженная месть всех лет молчания и равнодушия.

18.

Тикали стрелки висящих на кухне часов, отсчитывая секунды, а те лились в минуты, а минуты… Минуты шли и шли, их было бесконечно много, как, казалось, и моих слёз. Им не было конца. Я рыдала до тех пор, пока каждый всхлип не стал отдаваться яркой физической болью. В лёгких, в горле, в голове…

Никита молчал, держа меня в своих объятьях. И на какое-то мгновенье он показался мне спасительным коконом, стеной, которая навсегда оградила меня ото всех невзгод этой жизни, которая оградила меня от боли, страданий, горя, от моего нечеловеческого «Я»… На какое-то мгновенье я ощутила себя в такой блаженной безопасности, что рассудок захотел раствориться в ней, подойдя к самой грани беспамятности.

А потом иллюзия исчезла и вернулась боль, во сто крат усиленная разочарованием.

Нет в этом мире ничего, что смогло бы меня защитить! Нет!!! Никогда не было и не будет!!! Мне самой, самой придётся всему этому противостоять!!! Всю свою жизнь я одна буду терпеть эту боль, эти переживания…

Это всё я буду тащить сама!!!

Мои всхлипы перешли в тихий полубезумный вой отчаянья.

Сама!!! Всё это – сама!!! И никто никогда меня не защитит!!!

– Тс-с-с! Тихо, – прошептал Никита, ложа указательный палец мне поперёк губ. – Всё хорошо, слышишь, Кейни? Всё хорошо! Нет здесь ни Лал, ни чего-то ещё, чего ты боишься! В этом доме нет никого, кто мог бы тебя обидеть!

Его поцелуй расцвел полузабытой лаской на моём лбу. Так неожиданно, что мир и моё сознание перевернулись с ног на голову.

Шумя в ушах, боль как поток воды хлынула в никуда, но после неё оставалось такое бессилие… Туда, откуда она вытекала, пробиралась дикая холодная пустота и… и вэмпи. Как живительный сок начинает свой кругооборот в деревьях с приходом весны, так и она зациркулировала по моим жилам, вдыхая в меня какую-то новую жизнь и запах роз.

Мне показалось, что я потеряла сознание…

… но нет, выдох – и я снова у себя на кухне, сижу на полу в крепких объятиях Тигра. Голова немного кружилась, была глухая пустота внутри, во всём теле как какое-то странное тепло я ощущала вэмпи, но это состояние было гораздо лучше предыдущих.

И я знала, что ближайшие несколько лет к ним не вернусь. Пока где-то глубоко во мне не накопится столько же боли, сколько накопилось за эти тринадцать лет – не вернусь.

Шумно вздохнув, я стёрла с лица слёзы. Руки у меня дико дрожали, всё тело тянуло куда-то вниз от усталости, но это было далеко не самым худшим.

Прижавшись щекой к груди Ника, я молча уставилась на ножку стола. В голове, к моему немалому удовольствию – ни одной мысли.

– Хорошо, что ты успокоилась, – прошептал Тигр, и в его голосе я уловила страх. – Я никогда не видел тебя… такой.

– И не увидишь, – так же шёпотом пообещала я.

– Странно, – тихонько рассмеялся он. – Я хотел от тебя честности, а когда таки увидал её, испугался. Прорвало же тебя.

– У всех бывает.

– Я знаю. Кейн…

– А?

– Ты уедешь с новыми родителями навсегда?

– А что?.

– Для тебя это реальный шанс начать новую жизнь. Ты заслужила куда лучшего, нежели приют и место в Кругу Поединков.

– Нет, Тигр, в этой жизни все получают по заслугам. Я получила то, на что заработала.

– По заслугам получают после смерти. Эдуард сказал, что эти твои новые родители – весьма обеспеченные люди.

– И?

– Оставайся у них. Получишь нормальную жизнь.

– Слишком уж я… старая для этой новой жизни.

– Тебе только будет шестнадцать!

– Ты не понял: у меня уже свои сформировавшиеся устои и принципы, свои взгляды на вещи… Я… Мне будет тяжело их поменять.

– И всё равно это шанс. Так будет лучше.

– Наверное, – я хотела задуматься над его словами, но внутри была такая пустота, так хотелось выбросить из головы всё к чертям собачим!..

И только где-то в глубине иссушенной болью души я соглашалась с Ником: это действительно шанс. Тот, который я просила.

– А Эдуард, – в моей голове внезапно заплясал тревожный маячок, – что он ещё сказал, когда говорил о моих новых родителях?

– Сказал, что Лал укусила тебя и что тебя удочерили.

– И всё? – выпрямившись, я внимательно посмотрела в глаза Никиты.

– Всё, – кивнул он. – Надо было что-то ещё?

– Нет, – отрицательно качнула я головой.

Значит, сукин сын Эдуард дал слабину и не сказал им… Я для них по-прежнему человек?

Для них – человек? Они не знают?

Не знают. И кажется, это хорошо.

Мои губы расползлись в улыбке и я, оторвавшись от своих мыслей, снова посмотрела на Ника.

– Чему ты улыбаешься? – спросил он, но я видела, как уголки его губ рвутся вверх, к потолку.

– Ничему, – солгала я, тихо смеясь, и покачала головой.

Я для них всё ещё человек. Че-ло-век, человечек.

– Что-то у тебя приступ за приступом. И этой особе я таскал в школу портфель? – от этого притворно-возмущённого тона стало смешно нам обоим. И мы тихо смеялись на этой залитой полумраком кухне.

– Жаль, что тебя сегодня забирают, – вздохнул Никита. – В кинотеатре Две Луны начали показ «Битвы кровей».

– Сходишь туда со своей брюнеткой, – тихонько хохотнула я.

– И всё-то она знает, – на мгновенье притворился обиженным Тигр. – Я её бросил.

– Она тебя чего, под венец потащила?! – похоже, Ник был прав: бесконечные слёзы сменились неудержимым смехом, потому что я смеялась и не могла остановиться.

У кого-то начинается истерика.

– Нет, просто есть у неё один существенный недостаток.

– Какой? – посмотрела я на него, вздрагивая от смеха.

– Она – не ты, – шумно вздохнул рыжеволосый парень.

Чья-то невидимая рука вырвала смех у меня из глотки и прибила улыбку к моим губам.

– А? – это междометие прозвучало донельзя по-идиотски, но иначе я не могла.

– Она – не ты, Кейн, – Тигр опустил взгляд к моим рукам, которые сжимал в своих, и потом с горькой полуулыбкой снова посмотрел мне в глаза. – Жаль, что мы тогда на первом свидании поругались с тобой. У нас наверняка что-нибудь получилось.

Моё лицо перекосилось от изумления до такой степени, что Ник рассмеялся и порывисто прижал меня к себе. Я не стала ему мешать, не могла, не хотела, но…

– Дураком я, наверное, выглядел тогда, на маскараде, когда не узнал тебя? – прошептал рыжеволосый парень над моим ухом.

А я перерывала душу, выворачивала её наизнанку, пытаясь найти этот странный огонёк тревоги…

– Нет, вовсе нет, – рассеяно ответила я. – Просто странно было, как ты ко мне относился… непривычно, то есть… Как будто…

– Я всегда мог и могу к тебе так относиться, – шёпотом возразил Тигр. – Будешь ли ты Лэй или Вэмпи Второй из Круга Поединков – неважно.

Он мягко поцеловал меня в висок и наверняка ощутил ненормальную частоту моего пульса.

И огонёк тревоги перерос в пожар.

– Совсем неважно? – я не нашла ничего лучше этих слов.

Ну и дура. Такой романтический момент…

– Совсем. Я люблю тебя такой, какая ты есть, Кейрини Лэй Браун. Маскарад и наши с тобой прогулки по кладбищу очень ясно дали мне это понять, – с каким-то оттенком горечи прошептал Никита.

«Я люблю тебя такой, какая ты есть, Кейрини Лэй Браун»…

Эти слова оглушили меня как набат.

Такая, какая я есть…

Меня принимал Итим… такой, какая я есть.

… Итим…

Сердце в груди ёкнуло, дёрнулось, и свежая рана вновь открылась, начала кровоточить.

И призрак тщательно смытого с кожи «Dark dream» защекотал ноздри, как ещё недавно – аромат роз. А потом заполнил рану на сердце, перемешался с кровью и стал жечь калёным железом, чтобы никогда, никогда не зажило…

Я поняла, что не могу вдохнуть. Что запах этой проклятой «Тёмной мечты» заполнил мои лёгкие и не хотел выходить наружу вместе с выдохом. Он хотел делать мне больно.

– … Ни слова больше об этом, – сглотнув, приглушённо, с хрипотцой от боли в горле, прошептала я и отползла от Тигра.

– Что случилось, Кейн? – в его голосе тихой струной зазвучала тревога.

– Ни слова больше ни о какой любви! – бессилие оплетало меня своим саваном. Бессилие что-либо делать или чувствовать, бессилие думать или желать.

– Но…

– Без но!!! – грубо оборвала я Никиту, вставая на ноги.

В левой половине груди странно покалывало.

– Ты не любишь меня, – прошептала я, тяжело опираясь о стол и невидяще глядя себе под ноги. – Если хочешь лгать насчёт этого себе – пожалуйста! Но не мне! Не надо этого… – воздух входил в лёгкие с неохотой, сердце, ощущая впивающиеся в него иглы, то и дело неприятно замирало. – Не надо этого… больше… не надо… Только не так.

Мне казалось, что сердце вот-вот остановится, что ему надоест вот так постоянно дёргаться и оно замрёт. Навсегда. Пальцы, лёгшие на грудь, подёргивались от ужаса. Одна только мысль, что вот этот вот живой моторчик, пульсирующий и перекачивающий кровь по моим жилам, сейчас остановится, приводило меня в состояние полустраха-полуступора.

– Что я сделал не так? – рыжеволосый парень тоже поднялся на ноги и сделал шаг в мою сторону. – Почему ты вдруг так изменилась в лице?

И дьявол с богом мне свидетели, что я не пережила бы каких бы то ни было разборов отношений. Выяснений, кто прав, а кто нет да что и почему… Только не сегодня, пожалуйста…

Когда я нашла и потеряла Итима… Нет, не надо.

Игла так круто вошла в моё сердце, что дыхание пересеклось.

– … Проваливай, Никита Сандерс, – бессильно прошептала я, стискивая футболку у себя на груди и тяжело склоняясь над кухонным столом. – Ради всего святого, проваливай и никогда больше не говори мне ни о какой любви.

Тигр развернулся и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. А я далеко не последний раз за всю свою жизнь подумала: а првильно ли я поступаю?

19.

Пронзительнейший визг будильника разбил мои сны. Просто расколол на куски и бросил куда-то вниз, в ничто. А меня – грубо вырвал в реальность своим мерзким, сводящим с ума звоном. Казалось, будильник просто прыгает на месте, и все пружинки и шестерёнки его механизма бьются о стенки. А он прыгает всё чаще и злостней…

В первый момент мне захотелось вопить от негодования, да и для того, чтобы заглушить эти пронзительные трели. И если б я открыла рот, то обязательно заглушила их.

А заодно разбудила половину Роман-Сити.

Но вместо распевания утренне-петушиных сонат я, не особо задумываясь, схватила подпрыгивающий на тумбочке будильник и отправила его в распахнутое окно. Звон стих, но сон, мой невообразимо приятный сон был утерян навсегда. А самое обидное, ни в тапочке, ни в углу его не найдёшь.

Не такая эта вещь, что где-то валяется.

Рядом со мной, как ни в чём ни бывало, посапывала Ким. Удивительно, что брюзжание моего старого «петуха-металлиста», её не разбудило. Кажется, эта проклятая звоноконструкция теряет свою прежнюю хватку.

А ты же швыряла его о стену всего-ничего: в течение восьми лет!

По-правде говоря, десять минут я, усердно тря глаза и пытаясь не уснуть, вспоминала, с каких чертей Жаниль вообще пребывает у меня под боком. Потом ещё пять ушло на то, чтобы догадаться, в связи с чем я выставила летучий будильник на девять утра.

Напрасная трата времени. У меня б спросила.

Но я до всего дошла самостоятельно и, вспомнив, что меня сегодня забирают новые… хм, «родители», вылезла из-под одеяла.

Всё пережитое легло на меня тяжёлым камнем. Чуть согнуло плечи, чуть омрачило солнечный свет… Но не было больше ни боли, ни отчаянья

– одна тоска. После сегодняшней истерики Даладье уже не казались мне крупномасштабным Армагеддоном. Кажется, я просто смирилась. А следовательно, приезд Крепкого Орешка под кодовым прозвищем Уиллис можно отменять…

В конце-то концов, ты всегда можешь вернуться обратно в приют! Стоит только грохнуть старинную вазу династии Дзынь о голову любимого чухуа-хуа миссис Даладье. Кроме того Никита…

… Ник…

Сердце болезненно ёкнуло. Так, что пресеклось дыхание.

… Итим…

Уронив голову, я сделала шумный вдох ртом, и исподлобья посмотрела в окно, такое яркое от солнечного света.

Итим и Никита. Одного, кажется, я люблю, другой, кажется, любит меня.

Сердце скрутилось, словно чьи-то грубые руки выжали его, как половую тряпку.

Один для меня недоступен, а второй нужен только как друг.

Взгляд переместился с оконной рамы на туалетный столик. Там сидела Скарлетт. Подарок Винсента Кровавого, Графа из Братства Чёрной Розы, любовника Ирбины, Герцогини и Принцесы в одном лице.

Не отвлекайся. Ты чего-то там о Тигре и Князе…

Я не буду думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра. Хорошо? Я буду думать только о Даладье и тогда, возможно, больно не будет.

Да как хочешь, Кейни О'Хара, но в общем, Ник сказал одну умную вещь: у тебя есть шанс.

Да, есть, и я им воспользуюсь. Нельзя всю жизнь цепляться за сестру, Круг Поединков.

Правильно говоришь, девочка. Продолжай!

В сорок лет я уже вряд ли смогу хорошо драться, а в шестьдесят надо будет иметь хоть какие-то деньги на похороны. Придётся обеспечивать себя с молодости.

Тоже хороший довод.

Но если Даладье я совсем уж не смогу переварить… Берегись, хозяйский чихуа-хуа.

Умница!

Сладко потянувшись, я во всём теле ощутила нытьё после вчерашней свистопляски. Как будто мною вчера в футбол играли… Что ж, с одной стороны, так оно и было. Одно радует мою разнесчастную душу: синяки с ног сошли. Интересно, как там моя физиономия поживает?

Думаю, за ночь она не отвалилась.

Усердно тря глаза, я поплелась в ванную и при резком ярком свете попыталась рассмотреть себя в зеркало.

Шумный вздох облегчения оставил на зеркале туманное пятнышко.

Царапин как ни бывало, правда, на одной щеке ещё вполне различим синяк и под глазами такие круги – закачаешься и завертишься! Но надеюсь, это всё пройдёт. По-крайней мере, когда я окончательно проснусь и моя физиономия не будет опухшей после сна, «украшения» не так будут бросаться в глаза. Можно ж ещё, впрочем, и накраситься…

Накраситься? Да тебя ж не в цирк забирают!

При чём тут цирк?!

Да при том, что знаю я это твоё «накраситься»!

Ох, молчала бы уже…

Подойдя к ванной и открыв воду, я неспешно умылась ледяной водой и, не вытирая лица, намазала пастой зубную щётку. Меня слегка покачивало, потому как сон ещё мурлыкал на ухо, но в остальном я была почти в полном порядке. В бытие вэмпи есть свои преимущества.

Ага, только что-то они пока не покрывают убытки.

Ну это же не экономика! И вообще, всему своё время. От тебя вот пользы – ноль!

Да я так, внутренний голос! Шизофрения! Я и не должна пользу приносить!

Оправдывайся, оправдывайся.