Текст книги "Кварталы Нелюдей"

Автор книги: Кейт Ивен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 40 страниц)

– Милый, мы ведь не пояснили крошке Лэй, как обращаться с ужином,

– тихо и несмело произнесла Мадлен. – Откуда девочке знать об этом?

Висела гробовая тишина, как перед бурей. Или не в меру громким похоронным маршем. Взгляд Алекса Дэ переместился с меня – я живо подняла нагло-смеющиеся глаза – сначала на жену, а потом на мисс Мэрви. Судя по её лицу, она готова душу дьяволу продать, лишь бы очутиться сейчас за сто миль отсюда. Это доказывало то, что она ровно наполовину сползла под стол, не отрывая жалостливых глаз от Даладье. Интересно, а когда она полностью сползёт под стол? Может, ей надо лягурминатора прислать в помощь?

– Прошу прощения! – не выдержав, я вскочила на ноги, скинула с колен салфетку и почти выбежала из столовой.

Зачем говишь «почти»?

Затем, что покинув минное поле зрения четы Даладье, я торопливо стянула босоножки и припустила бегом. Видели, как чешут зайцы с капустной грядки, когда получают заряд соли под хвост? Вот я неслась почти так же.

На поворотах, правда, мою тушку немного заносило, но, к чести будет сказано, все вазы в доме остались целы!

Оказавшись в своей комнате, я закрыла дверь на замок и расхохоталась, почти завизжала от восторга, вспомнив, как мой лягурминатор аккурат по параболе угодил в вино Алекса Дэ. Нет, честное слово, судьба ему там оказаться!

Судьбища просто таки!!!

Кстати… комната моя, что на третьем этаже… Ой-вэй! Я ведь ничего о ней не сказала! Грешна, каюсь. Просто та жабка… Ладно, проехали. Вы ведь и так всё знаете!

Весь интерьер моей комнатушечки был сделан в белых тонах, однако это не делало комнату положей на желудок снеговика. У правой стены под балдахином стоит белая двуспальная кровать, рядом с ней небольшая тумбочка, на котором красуется ночник в «милом» кружевном абажюре. Противоположная от двери стена практически полностью занята огромным арчатым окном и стеклянной дверью, ведущей на полукруглый балкон белого мрамора, увитый плющом или виноградом.

У левой стены стоят белые стелаж с мягкими игрушками и шкаф-купе с одеждой, на одной из дверц которого – огромное зеркало. Между шкафом и стелажом расположился туалетный столик с небольшим мягким креслицем. На полу – пушистый светло-серый ковёр, по обе стороны от окна в горшках на специальных подставках огромные кусты цветущей белой фуксии. В общем, всё.

Ах нет, не всё. Как заходишь, сразу налево – там дверь в ванную комнату, и на потолке симпатичная хрустальная люстра.

Симпатичная, надо заметить, потому, что если она упадёт, грохоту будет – у-ля-ля!!!

Вот теперь, пожалуй, всё. Если в общих чертах.

Посидев на полу и отсмеявшись, я вскочила на ноги и после шумной возни со стеклянной дверью (она, оказывается, в сторону отъезжает!) вышла на балкон.

Внизу и почти до самого горизонта шелестела тёмная масса сада, изредка меремежаемая высеребренными Лилой прямоугольниками газонов. Деревья покачивались туда-сюда, сюда-туда, спокойно так под дыханьем прохладного ветра. Да, да, ночь была не самой тёплой, но зато звёздной. Эти звёзды горели в иссиня-чёрном небе и складывались в такой… родной рисунок!

Родной?

Ну да! Я же привыкла видеть его над крышами домов Чёрных Кварталов! А теперь вижу здесь.

В своём доме, где ты на самом деле чужая.

Сердце вдруг неприятно защемило.

Ты это специально, да? Специально портишь мне вечер?!

Да нет, что ты!

Может, и не портишь. Но начало этому ты уже положила. Мерси!

Пели сверчки.

Этот звук тоже родной?

Да. Я слышала его, когда с друзьями шла через район свояков, уходя или возвращаясь из Кварталов. Я слышала его, засыпая в своей кровати перед самым рассветом, измученная драками или прогулками по улицам Роман-Сити.

Шумно вздохнув, я села на перила балкона и посмотрела в горизонт, где мрак садов или леса уступал место звёздному небу.

Интересно, а как сейчас Киара? А Джо? А Майк? А Элен-Люси?

А Ник? Ник, который так тебя любит, но в душу которому ты плюнула, поглощённая только своей болью!

Но я не могла иначе! Не могла! Мне было…

Да ладно уж, как будто я не знаю… Интересно, а дома ли сейчас Ким или может, валяется в луже крови у ног Баст?

И что сейчас с Итимом, которому Принц строго-настрого запретил общаться со мной?

Меня передёрнуло от внезапно нахлынувшей тоски и одиночества. Вот, ну вот опять, целый мир вокруг, я вижу его до самого горизонта, но разве есть здесь хоть кто-то, кому до меня есть дело? Разве я кому-то нужна?

Да есть один парень с копной рыжих волос. Помнишь, ты его сегодня ночью послала?

Я для него человек, понимаешь? Че-ло-век! Он не знает, что я вэмпи! Поэтому – нет, на самом деле, ничего не изменилось. Я никому не нужна. Меняются люди, места, но не больше.

… А в столовой сейчас как раз раздают молоко с печеньем или кексами. У Киары, если она не у шла в город, что-то наверняка шкварчит на сковородке и кипит в кастрюле. По кухне блуждают вкуснейшие ароматы… Или может она сейчас колдует над соусами и салатами у Джо, а он тем временем суетится у плиты? А за столом таскаю кусочки овощей Майк, Ник и Алекс?

Да, наверное, так, хотя сейчас не идёт дождь. Обычно мы ужинаем у Джо, если на улице дождь. Но небо ясное, как никогда…

Я поёжилась от холода и ещё раз вздохнула.

Просто так?

Да, просто так.

Просто так.

Ничего не вернёшь, но как хочется! Хоть ещё разок собраться с Кругом на простую массовку, или сесть с Киарой смотреть «Шоу Бенни Хила», споря только из-за того, кто больше умял попкорна. Или ранним росистым утром выкатиться с ней на тренировку, вываляться в мокрой траве, а потом хаотично опустошить холодильник Джо, разбудив его старинным методом поливки из чайника…

Помнишь, в такие дни вы вспоминали, что Судья Круга Поединков умеет ругаться изощрёнными генетическими терминами!

… Внизу пели сверчки. День за днём, год за годом они поют всё так же. И если они могут всё так же петь, почему я не могу жить без перемен? Тех, которых не желаю? Ведь их песня – целая жизнь, а моя жизнь – просто песня, спетая однажды. Вечное странствие, принёсшее меня в дом, где я чужая, в семью, где я никому не родня.

" Нелюди – изгои…» – так сказала Жаниль. Теперь-то ты понимаешь её слова.

Да. Она была права. Вэмпи осёдлыми не бывают. Вэмпи вообще не бывает много. Вэмпи – одна. Даже среди сотен таких же.

В саду заманчиво не работали фонари (если они вообще есть) и пели сверчки. Наверное поэтому мне в голову внезапно пришла сумасшедшая – впрочем, как всегда – мысль. А что, если спуститься вниз и войти под сень деревьев? Ведь тогда можно закрыть глаза и на мгновенье представить, что я в родном приюте. На мгновенье убедить себя. Обмануть. Солгать одиночеству.

И это будет прекрасная ложь.

Резко встав на ноги, я так и сделала. Мне даже не пришлось красться через особняк: я отлично умею лазить по вьющимся растениям, словно какой-то Ромео. Но научилась я отнюдь не из-за таких глупых побуждений, как любовь. Просто однажды ночью мы с Киарой решили погулять по ботаническому саду, а в итоге нам пришлось удирать от двух вздрызг пьяных сторожей-полуоборотней. Тут и летать научишься, не то что перелезать через какую-то там увитую хмелем каменную стену в пять метров высотой.

Перед спуском я вернулась в комнату, но только затем, чтоб переодеться. Негоже лазить по винограду на каблуках да ещё и в платье! Не то, что внизу может кто-то стоять и смотреть… просто неудобно и опасно для жизни. Мало ли, сорвусь ещё?

Днём мне удалось спасти и спрятать под матрацом мою старую одежду, которую теперь я извлекла на свет божий и натянула на себя. Если моя гувернантка мадам Марсо (о ней, ради всего святого, потом!!!) узнает, у неё будет инфаркт.

Хм, а хорошо бы!

Пошарив под тумбочкой с ночником, я вытащила кроссовки, вышла с ними на балкон и только там обулась. Наверное, надо было нацепить белое платье на плечики и повесить в шкаф-купе, заказав для него у проводника чашку чая, но да ладно! Пусть поваляется под туалетным столиком: всё равно не видно.

Итак, а теперь – в сад!

Виноград оказался то что надо – крепкий и густой. Листьев, правда, слишком много, и все почему-то так и норовят залезть тебе в морду. Я плевалась и фыркала всю дорогу, а на второй её половине начала беспощадно ругаться и дала себе слово, что выстригу в этих джунглях себе дорожку, как только раздобуду садовые ножницы.

Коснувшись ногами вымощеной плиткой дорожки, оббегавшей вокруг особняка, я, испытав облегчение, громко чихнула и тут же осмотрелась. Ещё не хватало, чтоб в меня по ошибке садовник солью пульнул из своей двустволки. У меня уже был такой случай (в том же ботаническом саду), и ощущение, скажу вам, не из приятных. Майк тогда не упускал случая процитировать мне: " Товарищ судья… а он сесть не может!».

Но, хм, вроде никого и ничего подозрительного. Очень может быть, правда, что всё вокруг напичкано техникой для наблюдения…

Ну и ладно! Подумаешь, кто-то полюбовался, как мисс Даладье в своих старых шмотках спустилась с третьего этажа по дикому винограду! Что тут такого? Мне ж никто, кроме правил этикета, не запрещал такие фокусы откалывать! А на правила этикета я после девяти вечера плюю с высокой башни. Не попадаю, правда – прицелы сбиты – но это дело левое.

С дорожки я не без удовольствия сошла на газон, по которому, бьюсь об заклад, ходить строжайше запрещено, и сделала несколько шагов по направлению к саду.

– Вот это и называется скрытым талантом? – прозвучало у меня просто за спиной.

Тут у меня то ли нервы сдали, то ли рефлексы сработали, то ли инстинкт самосохранения разгулялся. Как бы то ни было, я круто развернулась и ударила ногой ещё в середине слова «талантом». Кросовок угодил в пустоту, только неясная чёрная тень метнулась мне за спину. Я уловила запах дорогой кожи (кожанной одежды, наверное), ружейного масла, виски и крови. Именно они разбудили вэмпи.

Доли секунды – а я уже была в двух метрах от того места, где стояла. Сердце бешенно колотилось, немного дрожали руки, но это всё – в предвкушении драки. Чёрт возьми, я уже не помню, когда в последний раз нормально дралась!

С неделю назад наверное, а…

Чёрт!!!

Я удивлённо озирнулась по сторонам, изо всех сил напрягая зрение, но никого не увидела. Да, проснулась моя ненаглядная вэмпи, и я различала теперь очертания растущих в трёх метрах от меня деревьев, их ветвей, кусты, цветы, парящих над ними ночных бабочек, дорожки и каждую их плиточку, но… Неужели мне померещилось, и я здесь одна? Быть того не может! Не может!!! Здесь кто-то есть, и я даже не знаю, кто. Может, вампир? Ведь среди прочих был аромат крови – не будь его, вэмпи б не проснулась. Но раз уж проснулась…

Я скинула с неё практически все путы, ослабила свою волю, позволила ей растечья в моих жилах тягучей чёрной тенью. Кто бы тут не шлялся, я очень хочу жить.

Медленно и осторожно я отступила назад, к особняку, и коснулась спиной холодной шершавой стены. Задница, по-крайней мере, у меня прикрыта, теперь хотелось бы знать, от кого?

Ответом мне было сверчковое пение. Впервые в жизни мне захотелось взять тапок и перешлёпать всех этих музыкантов: из-за них я не ничего слышу!.. Ну как ничего – не слышу того, что нужно. Того, что тише этого назойливого стрекотания. Например, шаги. Кем бы ни была та фигура, пахнущая виски и кровью, она двигается и, кажется, по траве.

Я попыталась, как сделала это сегодня ночью на поляне, находясь ещё в… отходняке после ментальной близости, скажем так, ощупать своей сутью пространство. Но то ли мне это не удалось, то ли я далеко не дотянулась, то ли тут вообще никого не было кроме меня – я ничего не ощутила. Вэмпи внутри меня начала раздражаться. Ещё бы! Я ведь позвала её для драки, а драка – где она? С кем?

Ещё один крайне растерянный обзор окрестностей не принёс никаких результатов. Я начала нервничать, возможно, потому, что не знала дальнейшего плана действий. На мгновенье по моей спине холодком пробежало желание вернуться в свою комнату и выйти на прогулку с Дэви или Мишей… Но оно пропало бесследно, не успев докатиться и до задницы.

Ты же Вэмпи из Круга Поединков! Тебя ещё никто оттуда не исключал! Ты до сих пор ещё не угодила в руки Лал, ты перебила столько гулей за всю свою жизнь, ты отмутузила Тарка, ещё ни разу не проиграла Эдуарду…

Очень смешно, шиза.

Но ты ведь не сказала «Сдаюсь! Ты победитель!», а ведь именно эта фраза – проигрыш.

Не убедила.

Ну и чёрт с тобой! Так и собираешься морозить задницу о шершавую стену особняка?!!

Полуприкрыв глаза, я опять выпустила наружу своё естесство. Если сегодня на поляне после ментальных игр я могла это делать сама, то сейчас без свободной вэмпи у меня ничего не вышло бы. Может быть, именно вэмпи помогла мне удерживаться в этом состоянии и одновременно медленно пойти сначала по плиткам дорожки, потом по траве…

Какая жалость, что я не могу чувствовать жизнь, как это было во время погони за Эдуардом! Как бы мне помогло это ощущение! А я даже не знаю, как его вызвать! Может, нужно просто погнаться за белоголовым ублюдком, а может, ментально переспать с ним. Последний вариант меня никак не устраивал, да и вместе с первым он неосуществим, поэтому придётся мне смириться и пользоваться тем, что есть.

Это был как полутранс, полусон, часть меня находилась в этом мире, а часть – в каком-то его подобии, готовая ощутить всё живое, что окажется в её пределах… Я даже не могла это описать, понять, запомнить: вся сила воли уходила на то, чтобы удерживаться в этом состоянии, чтобы удерживать какую-то часть себя за пределами тела и чувствовать…

Нет, на вкус это было явно что-то материальное, но…

Я прокатила ощущение на языке, как леденец.

Но оно неживое, лишённое силы и… движущееся.

Ко мне…

Резко обернувшись, я изумлённо замерла. Мой полутранс лопнул настолько резко, что вместе с вэмпи ухнул на дно моего естества, и острая игла, боли с силой ввинтилась в мой висок.

Только я не обратила на это внимание.

В трёх шагах от меня, заложив руки за спину, стоял Виктор.

Не скажу, что у меня гора с плеч свалилась, но я испытала явное облегчение. А потом – дикую злость. Дурой же я, наверное, выглядела, пытаясь найти в тёмном саду настоящего Наблюдателя Мрака!!!

Дрожь ярости, пробежавшая по моему телу, вылилась в безудержный поток грязных ругательств, которые я не задумываясь устремила на Виктора. При этом чисто человеческий жаргон перемешивался с жаргоном вампиров и оборотней… О-о-о, только не говорите мне, что не знали о том, что у каждого вида нелюдей есть своя ругань! Есть и весьма разнообразная! Вы бы меня послушали!..

Я бы употребила все свои запасы красноречия, если б вдруг с изумлением и возмущением не поняла, что мужчина широко улыбается. Ах он.!!

Тихо, тихо! Откуда ты такие слова знаешь-то?!! Успокойся!

Да он.!!

Тише ты, деточка! Лучше посмотри, во что дядя одет!

А чё смотреть-то?!! Этот кретин в обычном для Наблюдателя Мрака кожаном плаще, который застёгивается спереди от горла до пояса на два ряда чёрных пуговиц, расширяется к низу от талии и имел на груди вышивку, но не из тканевых нитей, а воронёных металлических.

Насколько я помню, кадеты Академии носят плащи с гербом своей школы (нанизанный на меч череп вампира с нижней челюстью, более подошедшей бы оборотню), а выпускники, не пошедшие на военную службу – произвольный узор тёмно-коричневого цвета. Так?

Ага. Сам плащ почти до пят и совсем не сгодился для драки, если бы не три разреза: два по бокам и один сзади. Это, конечно, не охотничья одежда: кто же охотится в одежде из натуральной скрипучей кожи? – а скорее знак отличия, традиция. Однако у тех, кто служит в Ночном Патруле, плащ, а точнее, его вышивка позволяет различать военные чины.

И…

Даже не спрашивай, какие! Я всё равно не знаю, как у них зовутся офицеры, лейтенанты и прочие!!!

Ладно, не буду.

Я даже не знаю, как отличить по вышивке военного и штатского: кой-какие вещи (а точнее, миллионы таких вещей) Наблюдатели держат в секрете.

Впрочем, разве это сейчас важно?

Неа!

Ты успокоилась?

КАК БЫ НИ ТАК!!!

– Какого ***** ты лыбишься? – грубо спросила я, невольно касаясь виска, в котором игра боли превратилась в сверло и начала медленно поворачиваться.

– Я впервые вижу наследницу богатой семьи аристократов, которая так грамотно и изощрённо ругается на жаргоне нелюдей, – Виктор отвесил мне лёгкий поклон, всё ещё сцепив руки за спиной.

– М-да? – огрызнулась я. – А какого хрена ты тут, позволь спросить, делаешь?!

– Гуляю, а Вы, мисс?

– Гулей пасу! – фыркнула я. – Тебе что, нехрен было делать, кроме как в прятки со мной играть?

– После того, как Вы едва не разплющили мне нос своим весьма неплохим ударом, мне стало любопытно, кто же маленькая мисс такая, – он говорил учтиво, но эта его учтивость была издёвкой: никакая я для него не мисс. Просто бездомная девчонка, нищенка, попавшая в дом знати.

Но тебе не привыкать к такому обращению.

Эт точно!

Смерив задумчивым взглядом лозы винограда, которые помогли мне спуститься в сад, я спросила:

– Расскажешь Даладье?

– Я телохранитель, а не шпион, мисс Лэй! – неприятно ухмыльнулся Виктор, но было похоже, что на этот раз он говорит чистую правдау. – Мне нет дела до Ваших талантов, способностей и привычек. Только до Вашего здоровья и безопасности.

– Значит, если мне ночью в полнолуние вздумается погулять, ты встрепенёшься только если я начну вприпрыжку описывать круги по карнизу особняка, размахивая бинзопилой? – невольно чувствуя какое-то слабое уважение к Наблюдателю, фыркнула я.

– А Вы можете такое учудить? – вежливо поинтерисовался мужчина, и теперь стало чётко видно, что на самом деле всё происходящее его забавляет.

– Нет. У меня шуточки куда более чёрного юмора. Ты специально подошёл, когда я спускалась?

Виктор задумчиво посмотрел вверх, словно что-то вспоминая или прикидывая, после чего кивнул:

– Можно сказать и так.

– А Даладье точно не расскажешь? – подозрительно прищурилась я.

– Я же сказал…

– Знаю, что ты сказал! – раздражённо рявкнула я, не удержавшись. – Но сказал одно, а то, что придётся делать, если ситуация полезет из вёдер – совсем другое!

– Хотите сказать, – Виктор крайне неприятно ухмыльнулся, – что из ведра действительно… полезет?

Я вспыхнула и разозлилась одновременно: надо ж было сморозить такую глупость про ведро! И дёрнуло ж его ещё перевернуть мои слова с почек на печень!

Вот такая он скотина!

Щас посмотрим, кто из нас скотинистей!

– Ты же меня абсолютно не знаешь, – сквозь стиснутые зубы процедила я, страясь смотреть в его глаза. – И если за себя я отвечаю, то за свою кусачую тварь – нет.

– Значит, это Ваша «кусачая тварь» подтолкнула Вас слезть вниз по винограду? – в голосе Наблюдателя по-прежнему звучали издёвка и смех.

– Нет, – раздражённо бросила я. – Это моё феминистическое начало. То феминистическое, – поспешно добавила я, видя, что что-то изменилось в его лице, – которое в толковом словаре обозначено как борьба за равноправие женщин и мужчин. Не более.

– Ясно.

– Моей жизни сейчас что-то угрожает? – ядовито спросила я.

– Нет.

Он явно не понял, куда ты клонишь.

Тормоз.

– Тогда свободен!!! – гаркнула я и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, направилась по газону вглубь сада.

И получилось вдруг как-то так, что и я, и Виктор одновременно проворчали себе под нос и услышали друг от друга слова:

– Молоденькая нелюдь!

– Труп ходячий!

В воздухе не было никакой команды, но мы уставились друг на друга как по «Раз, два, ТРИ!!!».

– Откуда ты знаешь?! – мне захотелось просверлить дырку во лбу Виктора, чтоб он помер и перестал издеваться надо мной.

– А Вы? – спокойно преподнял бровь тот.

– Ты чё, таки труп? – тут у меня приотвисла челюсть.

– Вы хотите беседовать под окнами особняка? – насмешливо поинтерисовался Виктор. Я опять вспыхнула, хотя на этот раз он был прав. Ведь не только же мои окна выходят в сад!

Угу, ещё и окна садовника с двустволкой, заряженной солью! Опасный чел!

– Где же тогда? – раз этот белобрысый кретин такой «умный», то ему и карты в руки.

Мужчина сделал знак следовать за собой и углубился в полумрак сада.

26.

По затемнённой кленовой аллейке, мимо клумб красных роз, мы вышли к небольшому фонтану. Вода отливала серебром в свете рыжей Лилы и мягко шумела, падая в круглый мраморный бассейн. В этом бассейне, источая тонкий аромат, плавали цветущие водяные лилии. Интересно, а рыба там в бассейне есть? Ну, симпатичные такие золотые рыбки, как в фильмах. Они ещё живописно смотрятся на вертеле.

Вокруг фонтала стояло четыре лавочки, и всю эту выложенную плиточкой площадь окружали кусты цветущего жасмина. В прохладном летнем воздухе плыл его сладковатый аромат, нагоняя сон. Вверху распахнулось звёздное небо, пересечённое Мёртвой Рекой. М-да, такие места подходят для таинственных романтических свиданий, но уж никак не для разборок с Наблюдателем.

Разборок? Ты имела ввиду, что будет драка, и он тебя разберёт по частям? Мясо отдельно, кости отдельно, мухи отдельно?

Заткнись!!!

Из-за жасмина выглядывали раскидистые деревья, некоторые бросали на лавки густую, как яблочный кисель, тень. И вот на одну из таких скамеек, находящуюся под покровительством огромного раскидистого ясеня, сел Виктор.

– Итак, – он беззаботно откинулся на резную спинку, – что Вы хотите знать?

– Ты не только телохранитель, но и рассказчик? – съязвила я, не рискнув устроиться с ним на одной лавке, и прошлась взад-вперёд. – Откуда ты знаешь, что я нелюдь?

– Да одного взгляда на Вас хватило, чтобы понять это! – полупрезрительно фыркнул Виктор. – У Вас зрачки почти на всю радужку!

– А? – ненавижу издавать такие изумлённые, глупые и вопросительные звуки, выдающие мою растерянность, но с инстинктами и привычками ничего не поделаешь.

– Вы ведь сейчас видите в темноте лучше, чем надо, – терпеливо произнёс Наблюдатель, не спуская с меня внимательных глаз. – Неужели Вы никогда не спрашивали себя, почему?

В ответ я пробормотала какое-то ругательство и раздосадованно отвернулась. И всё-то он знает!

Ой, спроси у него, какая самая крупная река в Европе!

Л е та, мать твою!!!

– Теперь Вы скажите, откуда Вам известно, что я перемоделировался,

– раздалось у меня за спиной.

– Ты – что? – моё удивление не было ни показным, ни наигранным. Я действительно не поняла его последнего слова, и Наблюдатель это сообразил.

– Вы не знаете, что означает «перемоделироваться»?

– Нет.

– Чёрт!

– Военная тайна?

– Теория первого… А ладно! – неожиданно махнул рукой Виктор и поднялся на ноги, явно собираясь уходить. – Надо было сообразить, что это просто Ваше очередное обзывалово.

– Какое обзывалово?!! – рассвирепела я. – Ты что, издеваешься, мать твою так?!!

– Труп.

– Кто труп?!! – заорала я, и Наблюдатель коршуном налетел на меня:

– Тихо ты, глупая девка!!! – зло, но по-человечески зашипел он, и его лицо в пятнадцати сантиметрах от моего некрасиво искривилось. – Хочешь, чтоб сюда вся округа сбежалась?!!

Мне показалось, что даже Эдуард так не выводил меня из себя. Дело даже не в том, что мужчина обратился ко мне на «ты»! Господи, это такая мелочь! Дело только в том, что он обращался со мной как с умственно отсталым ребёнком.

… Ну, есть в этом доля правды.

Но не такая же!!!

На мгновенье я ощутила полное бессилие и слабость в коленях, однако вслед за этим хлынула обжигающая ярость, такая, что меня затрясло.

– Вы меня обозвали трупом, – с нажимом произнёс Виктор, не дав, на своё счастье, мне и рта раскрыть.

– Потому что я ощутила тебя как неживой предмет! – прорычала я и подставила обе руки под ледяную воду фонтана: холод иногда сбивает злость как высокую температуру. А мне нельзя было злиться. Когда я очень зла, я могу броситься в драку. А мне драться с Наблюдателем – могилу себе рыть.

– Вы это умеете? – может, мне померещилось, но белоголовый мужчина изумился. Он явно не ожидал, что я могу ощущать материальное и энергетическое. Но почему? Он ведь не знает, сколько времени я уже нелюдь, не знает, чему я успела обучиться…

Эту мысль я немедля высказала вслух. На секунду мужчина замялся, а потом ответил с прежней непринуждённостью:

– Если Вы не знаете, что у Вас увеличиваются зрачки, то, по идее, не должны владеть ментальными приёмами.

Выкрутился, скотина.

Он крепкий орешек! Ты следи за зубами, а то придётся на дантиста потратиться.

– А я и не владею, это так, случайно обнаружилось! – буркнула я и вытащила онемевшие от холода руки из воды.

И ещё заметь, с этим белобрысым типом явно что-то нечисто!

Да знаю, шиза моя ненаглядная, знаю!

Наблюдатель посмотрел на меня уже по-другому, без прежней насмешки и издёвки. Я словно открылась для него в новом свете, и он пересматривал своё ко мне отношение. С его лица исчезло то липовое выражение почтительности, которое меня раздражало, исчезла неприятная полуулыбка, и на несколько секунд он стал просто задумчивым.

– Виктор, – неожиданно произнёс мужчина, протягивая мне руку, затянутую в тонкую кожу чёрной перчатки.

– Кейни Лэй Бра… то есть, – быстро спохватилась я, – Кейрини Лэй. Можно просто Кейни или Лэй.

Моя кисть ещё не высохла от воды, но Наблюдатель легонько сжал её пальчики и невозмутимо поднёс к губам. Задубевшей от холода кожей я ощутила довольно сильное жжение вместо покалывания и удивлённо уставилась на белокурого мужчину. Что это означает? Я сегодня уже здоровалась с несколькими… не совсем людьми, скажем так, но это… это совсем не то!

Высказывать своё волнение вслух я не решилась. Этот тип и так знает, что я нелюдь. Хватит с него.

– Знаешь, – медленно прознесла я, рассматривая пальцы, которые он поцеловал, словно надеялась найти там ожог, – давай ты меня вместо мисс будешь называть просто Лэй. И не на Вы, а на ты, идёт? – я подняла взгляд и встретилась с васильковыми глазами Виктора. – Тебя ведь так и подмывает обращаться со мной как, по меньшей мере, с равной. Облегчим тебе задачу.

– Как хочешь, – флегматично пожал плечами Наблюдатель, но я не поверила, что ему всё равно. Человеку, который старше меня в два раза, всё равно быть не может.

Мы умолкли, а молчать сейчас было абсолютно нельзя. Ну, знаю я, что вот именно такие моменты хорошо подходят для завязывания вполне дружеских отношений. А дружеские отношения с этим вот белоголовым субъектом моему здоровью никак не повредят. Скорее, наоборот.

– Расскажи, – я хлопнулась рядом на лавку рядом с мужчиной, – что там в Академии Наблюдателей Мрака?

– Фикусы у входа, – усмехнулся Виктор, – и домашний гуль по кличке Пуся.

У меня лицо перекосилось от злости и изумления: кажется, он опять начал издеваться. Я к нему со всей душой, а он…

Увидев это, Наблюдатель рассмеялся и произнёс:

– Я серьёзно. Смотри, – он не без труда задрал рукав плаща и показал мне странный шрам в виде неровного квадрата. Было видно, что эта геометрическая фигура сделана не хирургическим инструментом, а длина её сторон сравнима с расстоянием между клыками у среднестатистического гуля.

– Такую вещь сдел каждому из моей группы Пуся. И всего лишь за пару лещей, – произнёс Виктор, опуская рукав. Я фыркнула:

– Не лучше ли было взять стерильный скальпель и позвать Малевича?

Гули не разносят трупный яд, но всё же.

– Если бы ты училась в Академии, ты бы поняла, – возразил мужчина.

– Говорят, что первый год в Академии, – начала я, внимательно всматриваясь в его лицо, – это год в изоляции?

Виктор кивнул:

– Да, полная изоляция от окружающего мира. Твою группу помещают в специальный корпус, запрещая выходить за его пределы и пределы отведённого вам двора. Впрочем, оттуда и невозможно выбраться, пока Вам не разрешат. Но это ещё не всё. Вы учитесь, едите, тренируетесь без каких-либо контактов между собой. Вы живёте по одному, и вам запрещено приходить друг другу в комны. И поверь, первый курс – это действительно курс в изоляции. Больше я тебе сказать не могу: это, как ты сказала, военная тайна.

– Но зачем это всё?

– «Это всё», как ты выразилась, мы зовём Пыткой Одиночества. Она – часть обучения, проверка силы воли и нервов, так сказать. Для того, чтобы учиться на Наблюдателя, нужно уметь держать себя в руках и подолгу обходиться без контактов… Есть ещё масса нюансов, которые тебе знать нельзя, – добавил он, глядя, как я уже открыла рот для очередного вопроса.

– И всё равно, – не унималась я, – год – это…

– Мало? А ты попробуй! – мягко оборвал меня Виктор. – Ты и десяти минут не усидела в своей комнате, вылезла из окна поискать проблем на свою голову. Попробуй провести год в молчании и строжайшей дисциплине.

Я помолчала, а потом с неприятным чувством на душе ответила:

– Уже не смогу.

– Ты хотела быть Наблюдателем? – покосился на меня Виктор.

Я кивнула, подтягивая колени к груди:

– И сейчас хочу.

– Странное у тебя желание, как для девчонки, – усмехнулся мужчина и откинул голову на спинуку лавки, полностью расслабившись.

– Вампиры убили моих родителей. Чего тут странного? – пожала я плечами. – Теперь даже могил не могу найти.

– А может…

– Нет, они не стали. Это я тоже проверяла.

– Как?

– У меня есть знакомые.

– Например? – повернул ко мне голову Наблюдатель.

Я внимательно посмотрела в его глаза, но ничего не увидела из-за густой тени ясеня и, видимо, сузившихся зрачков. Пришлось изрядно напрячься, чтоб опять расширить их, но когда мне это удалось, я разочарованно поняла, что глаза и лицо Виктора пусты и бездушны, как у куклы…

Даже нет, хуже.

У моей Скарлетт на лице и то больше чувств, хоть её сделали вампиры. А у Наблюдателя каждая чёрточка наполнена ничем. Словно её высек из мрамора скульптор-неумеха, так и не научившийся выражать чувства и эмоции своих творений.

– Ты малость перестаралась, – неожиданно произнёс белоголовый мужчина, так и не поднимая головы со спинки лавочки. – У тебя зрачки стали на весь белок.

Я не ответила, только отвернулась и крепко зажмурилась, пытаясь привести себя в порядок. Знать бы ещё, как, ведь раньше я делала это неосознанно, при смене освещения…

– Сосредоточься на глазах, – тихо посоветовал Виктор, – представь, будто они меняются, представь, как сужаются зрачки.

Я попыталась последовать его словам – в глазах неприятно кольнуло и выступили слёзы. Первым моим побуждением было как следует потереть веки, что я и сделала: ощущение было такое, будто я час просидела, уткнувшись носом в экран работающего телевизора, да при этом ещё и не моргала.

Но зато когда я посмотрела на Виктора, его лицо, как и полагалось, было скрыто тенью ясеня.

– У тебя такие красные глаза, будто ты полчаса блуждала в дымовой завесе, – хмыкнул тот.

– А что потом, после Пытки Одиночества? – спросила я, проглотив его насмешку. Он прошла через горло с большой неохотой, как непережёванная рыбья кость.

– Потом вас переселяют в другой корпус и выпускают к остальным. Это чем-то похоже на школьную жизнь: общая столовая, общий школьный двор, тренировочные площадки, в коридорах полно народу из разных потоков… Тебе лучше помнить, как это.