Текст книги "Кварталы Нелюдей"

Автор книги: Кейт Ивен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 40 страниц)

Глава 4

19.

… Где-то неподалёку жизнерадостно заливалась птичка. Какая – не знаю, я не биолог. Возможно, это простой воробей, набив брюхо жирным червячком, радуется после сытной трапезы. Чёрт его знает! Я знаю только то, что птичью песню очень хорошо дополняет шелест листвы: на улице сегодня ветрено. Хм, а обещали спокойный июль…

Что-то противно попискивает с большими интервалами. Прибор какой-нибудь – морзянка или ещё что… Хотя нет, морзянка – это азбука, а то, чем её передают… к чему мне Александр Попов припомнился?.. Ведь это не он, а кто-то другой за стеной, нет, не за стеной, просто неподалёку мурлыкает:

– … Отцвели уж давно хризантемы в саду,

Но любовь всё живёт в моём сердце больном…

Голос казался почти знакомым. Этот «кто-то», наверняка знающий, где моя голова и почему вместо неё отбитая молотом наковальня, вошёл в комнату и, судя по скребущему звуку, раздвинул шторы, а после погремел шпингалетом и с треском открыл окно. Пичуга – а может, просто жирный воробей – стала слышна гораздо явственней.

– Опять проминитон кальция заканчивается, – проворчал эдакий Винни-Пуховский басок, – на вас не напасешься.

Что-то легонько звякнуло и скрипнуло рядом, а потом угрожающе булькнуло. Неужели всё-таки моя голова?

– Пусть пока тирнотозин постоит, – тихо продолжал ворчать голос, – а потом посмотрим…»… Одна она птицей улететь смогла, была ли любовь любовью?». Мозгов никаких, ей-богу! Что за дети! Если мистер Джоунз узнает, какой скандал поднимется!.. А я ещё и покрываю этих сопляков… Нет, всё, с меня хватит! Эта приходит в себя, и я увольняюсь! Пойду работать в детсад! Лучше разбитые коленки малышни перебинтовывать…

Голос говорил что-то ещё. Что именно – не помню. Сделав неимоверное усилие, я приоткрыла глаза и сквозь лёгкую дымку увидала низенького толстячка лет сорока с плешью среди рыжих волос. Он был весь такой кругленький, а сейчас ещё и дико раздражённый. Поправив сидящие на кончике картофельного носа очки, колобок пристально посмотрел на капельницу и покачал головой. Не шло решительное выражение к его добродушному простецкому лицу.

Кстати, это – мистер Крестовский, наш приютский врач, отвечающий за здоровье ребят моего поколения. Пожалуй, он единственный из взрослых, кто знает про Круг Поединков и почему-то хранит эту тайну, как свою собственную (когда-то она и была его собственной: он тоже был сиротой Киндервуда). Он же лечит проигравших, вроде меня, и ловко изворачивается перед Крысами, типа: «… в футбол по грязи играл, ну и грохнулся об штангу ворот…» или»… да, дурная, полезла на крышу антенну поправить и шлёпнулась, слава богу, кости целы…». К счастью, сёстрам-стервам ни разу не пришло в голову посмотреть на пострадавших («… надеюсь, Фрекен Бок, Вы любите детей? " – " Как вам сказать?.. Безумно! "), и они наивно верили словам доктора.

Наигранно строгие глубоко посаженные глаза жёлто-карего цвета встретились с моими, и в них разлилось облегчение – они невольно подобрели. Как ни старался мистер Крестовский сохранять бесстрастное лицо, ничего у него не получилось. У него это вообще никогда не получалось. Поэтому он осторожно, чтобы не потревожить мою левую руку, в вену которой была введена игла капельницы, присел на край постели.

– Как самочувствие? – поинтересовался он. С трудом отлепив пересохший, а впоследствии заплетающийся язык от нёба, я тихо промямлила:

– Бывало и хуже… Спасибо.

– Всегда пожалуйста, Кейни, – ответил доктор, – с кем это ты так поцапалась?

– А то Вы не знаете, – я попыталась фыркнуть, но не смогла. Голова, точнее, наковальня, которая была вместо неё, слегка кружилась

– подташнивало.

– С Эдуардом? – не спросил, а скорее утвердил Крестовский и неожиданно вспыхнул. – Нет, я тебе определённо поражаюсь! Он же сильнее тебя, что ты к нему лезешь?!.

– Я была Принявшим… – слабо, но оборвала я его гневную тираду.

– Ах, вот оно как, – врач заметно смягчился и шумно вздохнул, как порой вздыхают глубоко умудрённые жизнью люди. – Диву даюсь! Эдуарда я знаю с тех пор, как он трёхлетним запуганным ребёнком попал в Киндервуд – он постоянно стоял у меня на учёте, так как был (и есть) не совсем человеком – добрая душа! Милый, спокойный парень, красавец, не дурак, не зануда и не увалень. И только ты умудряешься с ним не ладить! Все девчонки его обожают, кроме тебя. В чём дело, Кейни?.. Ты, конечно, не обижайся, но у меня начинает создаваться впечатление, что ты… гм… немного не той ориентации.

Всё, что я могла – скорчить выразительную мину, показывая, что я, если б могла, высказала. Просто приличия не позволяют.

– Ладно-ладно, извини, – примирительно произнёс Крестовский и потрепал меня по щеке (если только у наковален есть щёки), – но ей-богу, я тебя не понимаю.

– Слишком он много о себе думает. И слишком хорошо дерётся, – чуть слышно выдохнула я, считая, сколько оборотов вокруг меня делает комната в единицу времени. – И он… не в моём вкусе

– Ага, – кивнул доктор, – тебе нравятся темноволосые голубоглазые? Тощие? Или всё-таки пухленькие?

Я измученно улыбнулась и, кивнув, посмотрела в потолок, где играли солнечные зайцы от блестящего оборудования реаниматорской. Ха! А куда ж ещё я могла попасть после всего? Мне манипуляционная как родная теперь – как-то раз я здесь даже Рождество встречала! Разумеется, в компании друзей. И знаете, это даже прикольно – пить соки из пробирок и резать торт пилой, которой обычно делают трепанацию черепа. Хирург, главное, был „в диком восторге“, когда потом пытался эту самую пилу отмыть от засохшего крема.

После некоторого несодержательного и неловкого молчания я спросила:

– Сколько я здесь?

– Уверена, что хочешь знать? – в сомнении скосился на меня врач, но я кивнула с наибольшей твёрдостью. Давайте мне правду и всё! Какой бы она ни была!

– Второй день.

– А-а-а-а?!! – у меня в шоке отвисла челюсть, обнажив все тридцать или сколько их там у подростков зубов. – Сколько?!!

– Второй день, – повторил Крестовский…

… После того, как окончилась моя гневная и ну очень нелитературная тирада в адрес Эдуарда, поминающая всех его родственников аж до самого минус пятого поколения, начиная от обезьян и тигров и заканчивая матерью и отцом, я уже более спокойно произнесла:

– Когда я смогу выписаться?

– Да хоть сейчас, неугомонная ты душа! К тебе тут периодически Киара, Джо и Никита с Майком забегали, еле выпроводил их с полчаса назад! – в голосе доктора скользнуло раздражение. – Уходи, когда хочешь, только пусть капельница закончится. Но учти, если ещё раз хлопнешься в реанимацию, избитая Эдуардом, и будешь сама в этом виновата – лечить не буду. Уволюсь!

– Меня лишили Права поединка на две недели, – неохотно сообщила я, чтоб хоть как-то его порадовать. – А потом будет настоящее наказание. Это так, подготовка.

– А для тебя – пик ужаса?

– Конечно.

20.

Однако из больницы я вышла только на следующий день – когда сумела твёрдо стоять на ногах и поставить-таки себе голову вместо наковальни. Драться всерьёз ещё не смогу, пожалуй, несколько дней. Плохо, очень плохо, пусть даже Права поединка у меня и нет: обычно я отхожу гораздо быстрее.

– Вот, одевай, – Киара – единственный человек, которого ко мне за весь вчерашний и сегодняшний день пустили – бросила на мою больничную постель одежду. – Прежние твои шмотки пришлось выбросить: все сплошь в крови и рвоте.

Я живо натянула лифчик, обтягивающую чёрную безрукавку с красной надписью „Blood“ и лёгким, скорее декоративным капюшоном, чёрные просторные джинсы карго, сидящие у меня на бёдрах (кажется, я похудела?) и чёрные кроссовки. Завязав шнурки, подошла к зеркалу. Под глазами (весь мой… грим, разумеется, был смыт) фиолетовые круги, красная ссадина на скуле, висок украшен тёмным синяком, нижняя обветренная губа, имеющая синий оттенок, припухла сбоку, где была рассечена. Рассечённой была в двух местах и левая бровь. Нос тоже был не в самом лучшем виде, а про красавцы-синяки на теле молчу: вещь страшна до безумия. Всё болит, всё тело – гематома.

– Там поспорили, сможешь ли ты сама выйти, либо тебя вывезут, – с толикой ехидства заметила за моей спиной близняшка. Я же не была настроена шутить, поэтому выпрямилась и оскорблено посмотрела на её отражение в зеркале, однако тут же вспомнила, что лишена Права поединка. Ладно, подождём ещё деньков шесть, а потом кого-нибудь самого из больницы вывезут… ногами вперёд.

Киара подошла сзади и, тепло обняв меня за плечи, прижалась щекой к моей щеке. Мы замолчали, глядя на отражения своих почти одинаковых лиц, и говорили одними лишь глазами:

„– Почему ты не поставила меня Подхватом во второй раз?“

„– Зачем? Чтобы мы вместе провалялись неделю в больнице?“

„– Да хотя бы. Знаешь, как говорят: за компанию“.

– … А что было после того, как я вырубилась? – поинтересовалась я вслух, когда какая-то медсестра удивлённо заглянула в мою палату. Было чему удивляться: там, где Браун, тихо быть не может.

– Ник, Тур, Джо и я перетянули тебя в Киндервуд. Тебе было совсем плохо, а когда мы звякнули сюда, в больницу, Крестовского не было. Не обижайся, но мы не рискнули звать кого-то иного.

– Ну и правильно. Я ж не сдохла, а Круг – это тайна. Но если честно – ни фига не помню.

– Эх ты! Склеротик! Я тебя так люблю, сестрёнка – близняшка ласково дёрнула меня за косичку.

– И я тебя.

– Пошли?

– Пошли.

Сунув руки в карманы, я своей размашистой походкой (встречается иногда и часто у пацанов) направилась по скучным коридорам. М-да, больничка у нас мрачная, прямо как в триллерах: серые безжизненные стены, голубые кварцевые лампы… для полного соответствия не хватает только запаха формалина и страшного хирурга с бензопилой в руке и безумными искорками в глазах. Мистер Джоунз никак не сделает тут ремонт. Каждый раз собирается, собирается, а потом что-то идёт не так и… в общем, " а воз и ныне там».

Абсолютно спокойная Киара, сунув руки в задние карманы джинс, шла рядом со мной красивым собранным шагом, очень хорошо сочетающимся с её манерой вести себя. Как уже говорилось, она всегда была женственней меня, что бы мы ни говорили и по каким принципам ни жили. Всё-таки, нравится нам это или нет, мы – девушки. И если мне это как раз не нравится, то моей сестре, кажется, очень даже.

Возле двери Киара помедлила, пропуская меня вперёд, и я по своему обыкновению распахнула створки хорошим пинком ноги. Ковбой, понимаете ли (а может, ковгёрл? Позовите филолога!). Те разлетелись в разные стороны, и мне в лицо ударил яркий солнечный свет – глаза больно резануло. Отчаянно щурясь, я вышла на больничную веранду.

Внизу, у ступеней, меня ждал Круг Поединков в полном составе… хотя нет, Эдуарда не было. Чему удивляться-то? Я наоборот рада его не видеть после поединка. Он наверняка тоже, хотя готова поспорить, что глянуть на моё лицо ему будет интересно. Ха, у меня на физиономии всё равно быстро заживают синяки и ссадины. Закалка? Нет, это называется как-то по-другому.

– Кто сказал, что меня отсюда вывезут? – в упор спросила я, спускаясь. Не очень хорошее приветствие, знаю, но уж больно меня задели эти намёки на инвалидное кресло. Я умру, но в инвалидное кресло не сяду. Буду драться до последней капли своей и чужой крови. И если никто этого на собственной шкуре до сих пор не понял, придётся разъяснить.

– Кейн, успокойся, всё хорошо! Мы же просто шутили! – произнёс сидящий на корточках Ник, глядя на меня снизу вверх. – Как самочувствие?

– А чё со мной станется? – раздражённо пожала я плечами. – Не дистрофик всё-таки!..

– Я тебя окровавленную и еле дышащую на руках пёр – это в порядке вещей?!

Никита начинал раздражаться, и взгляд его голубых глаз упёрся мне в лицо. В них явственно читался упрёк. Разумеется, Тигр ожидал, что я скажу «Спасибо!», что я повисну у него на шее и расцелую его в благодарность… Да, любая другая так и поступила б, потому что за парнями Круга уссыкаются едва ли не все девчонки приюта, но я – не любая другая. Я – Вэмпи, Боец Круга Поединков, холодная и жёсткая. Просто айсберг какой-то… И неужели поэтому я стану портить отношения с хорошим другом?

Нет, правда, неужели стану?..

– Ладно, – раскаяно хлопнула я его по плечу, – извини. Со мной всё хорошо.

– Но бывало и лучше? – приподнял выгоревшие брови Майк. – Выглядишь ты не очень… – он указательным пальцем в воздухе обвёл своё лицо. – Как приболевшая, – щелчок по горлу, – белочка.

Я усмехнулась и понимающе кивнула:

– Знаю. Это пройдёт.

– Тебе конфеты передали? – поинтересовался Джо. – Мы из-за этих вишенок в шоколаде полгорода облазили.

– Передали, – поспешила я его успокоить. – Правда, я их уже съела.

– Оно и видно, – не смог не подколоть Майк, – вон какие круги под глазами! Всю ночь сидела и чаф-чаф-чаф!..

Я отвесила парню шутливый подзатыльник со словами:

– Это лучше, чем всю ночь бульк-бульк, а утром над унитазом бе-е-яау!!!

Все захохотали, и только Майк преувеличено-трагически взвыл:

– Ты меня обидела! А у меня, может, чувства есть!..

– Сразу видно: Вэмпи очухалась! – сквозь смех процедил Никита. – Только мордаха у тебя и впрямь как у приболевшей белочки…

– А я думала, у вас всё ещё не принято бить в лицо, – внезапно прозвучал за моей спиной смутно знакомый голос.

– Времена меняются, – весело отозвался Джо, глядя куда-то мне за спину. – Где тебя два дня носило?

Что за чёрт?!!

Я круто обернулась и ойкнула.

Заложив руки в карманы узких брючек, в пяти метрах от меня стояла улыбающаяся девушка-китаянка. Хм, странно: кажется, я её знаю, но откуда?

И внезапно мне как кипятком одно место ошпарило: это же…

Саноте!!! Господи, это же Саноте!!! Настоящая, живая – не мираж!!! Саноте!!! Здесь. Рядом. Со мной. Как раньше…

… Моя челюсть невольно поползла вниз под тяжестью искреннего изумления…

Но чёрт меня подери, куда делась её тёмная коса?!! Соломенные осветлённые волосы стоят на голове колючим ёжиком. Очки в тонкой изысканной оправе, на тренировках сменяемые контактными линзами, канули в неизвестность. Скромная тёмная одежда китайского стиля уступила место латексу и топу алого оттенка. Бледная кожа – загару и цветастой широкой татуировке-браслету на запястье.

Передо мной стояла настоящая вамп-красотка, дерзкая и свободная, новая и совсем, совсем незнакомая мне девушка. Я испуганно взглянула в её карие глаза, но из их глубины на меня смотрела всё та же старая Саноте, такая, какой она мне запомнилась на всю жизнь.

Изменилась только внешность. А внешность, как известно, обманчива.

Моё сердце внезапно пронизала острая игла, и оно забилось как безумное. Господи, так значит тогда, на мосту, мне не померещилось? Это была она? Да! Господи, это и впрямь была она!..

Но если глаза видели, то разум в увиденное отказывался верить наотрез.

– Неужели это – ты?!! – я чувствовала, как мои глаза лезут на лоб, и в то же время радостно хохотала. – Чтоб мне треснуть, это же Вэмпи Первая!!!

В крови что-то играло. Какие-то мелкие пузырьки, как в шампанском, какая-то непонятная шальная радость. Короткая, почти мгновенная, но зато абсолютная. Она взлетела к моей голове и перекрыла все до единой мысли кроме той, что была о возвращении Саноте.

– Салют, малышка! – узкая ладонь девушки-китаянки как раньше потрепала меня по голове, потом по щеке, но я смахнула её и отвесила подруге лёгкий пинок, после чего почти с детской обидой произнесла:

– Ты не писала мне!!! А ведь клялась!..

– Малышка, шутишь что ли? У меня была не жизнь, а чёрт-те что! Про отсутствие постоянного адреса уже молчу! – она лукаво улыбнулась и заметила. – Но я-то приехала, хоть не обещала.

– Верно, ты приехала, – благоговейно вздохнув, я взглянула в её глаза и заметила, как чёрные зрачки от яркого солнца сузились больше, чем полагается обычному человеку. Наверное, это выразилось на моём лице, потому что улыбка Саноте постепенно угасла, и она, одев солнцезащитные очки, серьёзно произнесла:

– А ведь мне о многом надо тебе рассказать.

– Полагаю, – я не стала скрывать, что заметила это её отклонение от нормы. Хотя, какие нормы могут быть для бывшего Бойца Круга?

Мы замолчали: просто вдруг не оказалось слов. Ни для радости, ни для восторга, которые здесь, в общем-то, вполне уместны. Между мной и узкоглазой девушкой вдруг что-то стало совсем по-другому. Что-то, так сильно сузившее её зрачки, стало не так. Не так, как раньше… Что же? Я осталась прежней, значит, изменилась она?

Но что же случилось? Что произошло? Почему долгожданная встреча, сто раз продуманная, распланированная, вдруг запнулась и замерла на одном месте? Почему умер смех и всё то, что мне так хотелось рассказать ей? Почему? Куда это делось? Ведь мы столько не виделись! Мне столько нужно рассказать ей!..

Но мы обе молчим. Саноте смотрит мне в глаза, а я – только на тёмные стёкла её солнцезащитных очков. Что она думает? И что чувствует? Почему она не разрешает мне как прежде заглянуть себе в душу, огородив её чернотой, сквозь которую я могу видеть только как она моргает: редко-редко. Реже, чем надо.

Круг Поединков за моей спиной не говорил ни слова. Я даже не чувствовала его взгляда и уж тем более не знала, о чём он думает… Странно, я порой начинаю думать о шести отдельных и абсолютно непохожих друг на друга людях как о единой самостоятельной личности… Но ведь это же братство! Оно – единое целое! В нём не бывает разногласий, раскалывающих его на куски, не бывает двух мнений, делящих его пополам… Круг, разделённый пополам – не круг. Братство, рассечённое надвое – не братство.

Мы молчали. Даже если брать старый состав вместе с Еретиком, Агонией, Химерой и прочими, так же хорошо, как я, Вэмпи Первую (а именно от неё я получила своё имя, это в её честь так меня зовут) знали совсем немногие. Кажется, это Русский Воин, Тень Тигра и Пума. И теперь, наверное, лишь они трое да я поняли, что Саноте изменилась не только внешне. А может, никто ничего не понял, потому что понимать попросту нечего, а я просто забиваю себе голову всякими глупостями, как обычно усложняя себе и без того сложную жизнь. Всё может быть, в этом-то и изюм. В этом-то и соль.

Киара, стоящая рядом с Джо, вопросительно посмотрела на меня. Я ощутила её взгляд затылком, но не обернулась. Да, конечно я знаю, милая моя сестрёнка, что это так странно, когда я и Саноте молчим…

– Ладно, расскажи, как ты умудрилась подраться с Эдуардом… – Вэмпи Первая рискнула прервать молчание и даже натянуто улыбнулась, как неожиданно я взорвалась:

– Да почему у всех пунктик на этом?! С ним ведь проще простого… С ним же невозможно нормально общаться!!.

Хотя на самом деле, меня задело не это. Меня задело только то, что наша встреча оказалась совсем не такой, как я думала. Мои иллюзии, надежды, мои мечты разбивались вдребезги. Ну не так, совсем не так я представляла себе нашу встречу!!! Совсем не так!!! Без натянутого молчания!!! Без виноватого отвода взглядов и ловли оных!!! Без вопросов о том, почему я проиграла!!! Без всего этого!!!

Вот почему я кричала. Кричала совсем не то, что хотела. Наверное, даже не понимала, что именно кричу. Мне просто надо было сорвать злость от обманутых ожиданий. И абсолютно всё равно, что из окон удивлённо выглядывает медперсонал больницы, что кто-то, кто не обделён мозгами, может догадаться, что я не рухнула с крыши, как наверняка всем рассказал мистер Крестовский, а подралась с Эдуардом…

– Тише, тише, малышка! Не надо так кричать! – примирительно повторяла моя подруга, пытаясь успокоить меня. Ей это удалось только когда она обхватила ладонями мою голову и положила оба больших пальца мне поперёк разбитых губ. Я неожиданно умолкла и посмотрела в её улыбающиеся глаза, смотрящие на меня поверх тёмных стёкол очков.

– И вовсе незачем так кричать! – мягко, с нажимом произнесла Саноте. – На это просто нет причины, Хо-Лун.

… Хо-Лун. В переводе с китайского – огненный дракон. Так Саноте всегда звала меня. Не малышкой, а именно Хо-Лун, с неповторимым тонким акцентом Востока.

– Запомни, никогда нет причины кричать, а особенно сейчас, – продолжила девушка, – потому что, уж не обижайся, но я знакома с Эдуардом – он нормальный парень. Проблема где-то глубоко в тебе.

… Расширенными глазами я смотрела на неё. Эти слова были… ударом в спину, предательством… Слишком громко сказано? Но она всегда во всём меня поддерживала! Всегда! Если я говорила, что какой-то человек плох, она соглашалась! Мы одинаково думали и одинаково смотрели на окружающий нас мир! У нас были одинаковые мысли!..

Как же теперь она может хорошо отзываться о том, кто сто раз загонял меня к краю могилы?!! Как она может сказать, что я – не в порядке, а он – нормален?!! Господи, как?!! Почему?!!

Почему я совсем, совсем её не знаю?!! Почему она – не она?!!

Набрав воздуха в лёгкие, я попыталась что-то сказать, возразить, упрекнуть, однако от растерянности сумела лишь приоткрыть разбитые губы.

– Это правда…

– Точно…

– Саноте не врёт… – голос Круга Поединков за моей спиной тихо поддержал девушку, и та улыбнулась.

Замерев от полнейшего изумления, больше схожего с шоком, я поняла, что сейчас опять попаду в реанимацию, только с острым сердечным приступом. Подтверждая это, ноги стали соломенными, задрожали…

В карих глазах Вэмпи Первой не было ответа. Саноте, Саноте, скажи мне, что случилось? Раньше мы стояли плечом к плечу и вдвоём смотрели на мир, а теперь просто смотрим друг на друга поверх него. Так почему же он стал между нами? Что с тобой сделала жизнь? И что она сделала со мной, если я не могу понять тебя? Я чувствую эту стену, но не могу понять, где она.

– Черти-кошки!!! Саноте, это ты?!! – неожиданно произнёс где-то сбоку приятный смеющийся голос. Улыбнувшись, узкоглазая девушка повернулась в его сторону. А я изо всех сил зажмурилась: поверить не могу, не могу поверить… Сейчас она будет мило болтать с Эдуардом и считать, что во всех наших с ним ссорах он прав. Пусть при ней он не был в Кругу, но они знакомы, очень хорошо знакомы…

У меня так сильно дрожали губы, что пришлось их закусить, хоть это и было больно. Трясущиеся руки я сунула в карманы джинсов и смотрела, как к нам самоуверенной походкой приближается белокурый парень. Смотрела и чувствовала, как в моей груди нарастают приторные до тошноты ненависть и отвращение к этой белой чёлке, ярко-изумрудным нечеловеческим глазам, красивой улыбке и совершенному бойцовскому телу.

– И девочка Браун тоже здесь?.. – Эдуард улыбался, глядя на меня.

– Что-то ты сегодня не очень, детка.

– Ты тоже, – резко бросила я Эдуарду, хотя все понимали, что мои слова – явная ложь. Парень просто пропустил их мимо ушей (в левом, кстати, висели серьги-колечки численностью в три штуки) и крепко сжал руку Саноте. Они были одного роста – или нет, четверть-оборотень всё-таки повыше – и, глядя друг другу в глаза, почти нежно улыбались. Мать вашу, ну просто старые приятели!

Оживлённая беседа не заставила себя ждать. Вэмпи Первая и белокурый парень о чём-то весело и непринуждённо болтали. Круг Поединков приблизился к ним и мягко вступил в разговор, не обращая на меня совершенно никакого внимания. Он умеет резко изменять своё отношение к людям и игнорирует тех, кто не любит его лучших бойцов. Да и внимание его надо заслужить. Правила есть правила.

Оставаться здесь дальше у меня не было сил. Ни моральных, ни, оказывается, физических. Но не такая уж я и слабая. Я сильная. Просто у всех случаются свои неудачи.

Ещё несколько секунд посмотрев на Круг, я резко развернулась и пошла прочь. Просто мне больше ничего не оставалось сделать. Только уйти куда-нибудь подальше. Странно, нет сил даже проклинать эту жизнь и всё на свете. Почему-то очень хочется спать, и перед глазами теряют чёткость очертания предметов.

Ноги заплетались, однако же донесли меня домой в родную постель, после чего я отключилась, как светильник, который выдернули из розетки. И последней моей мыслью было что-то вроде: «… Опять не жизнь, а полное дерьмо…».

Фраза, на удивление точно отображающая реальность…

20.

Проснулась я ночью оттого, что в зале кто-то хохотал в десять глоток. Этот хохот настойчиво прокопался через неспокойный сон о черепашьем супе с чесноком и растормошил меня. Раздражённо накрыв голову подушкой, я попыталась понять, куда делась моя тарелка, опустошённая только наполовину, почему я укуталась в скатерть, и почему от чеснока так щиплет губы.

Память о том, что это просто сон, а губы саднят потому, что мне их три дня назад разбили в драке, пришла секундами позже. Пуд, ещё пуд! Так с болью на меня накатывались воспоминания о массовке на мосту через Канал Грешников, о встрече с Саноте, о том, как не оправдались мои горячие надежды.

Уткнувшись лицом в подушку, я глухо застонала – хотя это было скорее похоже на вой – впилась зубами в наволочку и хотела было подумать о том, что жизнь – просто дерьмо, как неожиданно пришло понимание, что мне теперь, в общем-то, на это плевать. Мне было всё равно, что я проиграла. Всё равно, что моя встреча с Саноте была такой холодной… Это всё было, казалось, так давно, что теперь уже не имело значения.

Нельзя сказать, что я улыбнулась. В груди была просто пустота, если хотите, безразличие. Мне действительно было всё равно. Правда, как гласил плачевный опыт, только на какое-то время. Видать, выздоравливаю.

Сползя с кровати и перецепившись через тапки, которые ношу исключительно зимой, я босиком, нездорово пошатываясь из стороны в сторону, направилась в соседнюю комнату высказать всем собравшимся то, что я о них думаю, исключительно из принципа. На самом деле, мне никуда не хотелось идти и ничего не хотелось говорить.

В доме было темно, однако я отлично помнила, что зал – это поворот направо, потом ещё раз направо. Впрочем, в нужной мне комнате всё равно горел неяркий свет, поэтому найти её было несложно.

Подойдя к краю светлой полосы, я заглянула внутрь. Вам интересно, что я увидела? За столом (далеко не пустым, надо сказать) в полном составе сидит Круг Поединков – даже Эдуард и Алекс здесь – и веселится, слушая, как Саноте с жаром рассказывает о какой-то заварушке в недрах Гонконга. Слушали её в оба уха все до единого. И даже меня, хоть я не слышала начала истории, начала увлекать за собой нить повествования, потому что там говорилось о вампирах и мастерах восточных единоборств, о драках и каких-то мастерских приёмах рукопашной.

Я вышла из полумрака коридора, буравя каждого по очереди более чем выразительным взглядом. Тем не менее, этого никто не заметил или попросту не хотел замечать. Конечно, кому нужна избитая, уставшая, опозоренная лишением Права Поединка Вэмпи?..

Вторая Вэмпи… Не первая…

– Ой, Кейн, мы тебя разбудили? – взгляд Киары неожиданно встретился с моим и стал по-настоящему виноватым. Волей-неволей пришлось зайти в комнату и немощно прищуриться от слепящего света люстры. Все до единого взгляды обратились на меня – стало даже как-то неуютно, тем более что в каждой паре глаз горел огонёк любопытства. Это неспроста.

А в комнате вкусно пахло едой и, кажется, пивом. Такой густой сладковатый запах, отдающий квасом или просто чем-то забродившим. Стол украшали давно начатые салаты, блюдо с картофельным пюре и котлетами, нарезанная колбаса… Хорошо живут, однако. Проглотив слюну, я заставила себя позабыть о еде. Пусть не думают, будто бы я приползла сюда на вкусные запахи.

– Хорошо, что ты пришла, – голос Русского Воина оказался чертовски серьёзен. – Совет готов вынести тебе главный приговор.

Остальные тоже вдруг стали серьёзными. В глазах – пустота. Никто даже не поздоровался, не спросил, как я себя чувствую… Возможно, им было плевать, а возможно – не плевать. Не знаю. Разве по этим лицам хоть что-нибудь прочтёшь? Не то, что меня это очень волнует, но это просто… неприятно.

И теперь приговор… Из их уст?.. Паршиво. А говорят ещё, что лежачего не бьют. Верно, не бьют. Просто добивают. Закон Круга.

– Слушаю, – тихо промямлила я, осознав, что судьба есть судьба и отдыхать мне сегодня больше не придётся. Удивляло, откуда во мне столько покорства и безразличия, но только удивляло – не более.

– Охота, – коротко сказал Тигр. Я удивлённо приподняла брови: об этом странном виде наказания доводилось только слышать, ведь за всё то время, что я в Кругу, его ещё ни разу никому не назначали. А я стала первая. Интере-е-ес-с-сно… Наверное, это первая интересная вещь за сегодняшний день. Меня, наверное, почти что на смерть посылают, а мне это интересным кажется. Странно. Хотя, чего странного? Охота наверняка на тех, на кого я уже охотилась – на…

– Десяток гулей, – холодно произнёс Тень и отпил из бокала с вином, не отрывая от меня зелёных глаз. – На кладбище Святой Екатерины. В качестве доказательства – левые лапы.

А вот лапы я, кажется, ещё ни разу не отрезала. Моя фантазия, истощённая короткой болезнью, отказалась выдать картину этой дряни из библиотеки дряней, поэтому на приговор я отреагировала очень даже спокойно, без напряга глядя в глаза Эдуарда, что лично меня немного удивляло. Что ж, вечер полон сюрпризов. Кажется, я действительно выздоравливаю.

Белокурый парень слегка прищурился в довольной полу-улыбке, гласящей: «Ты ещё не знаешь, что тебя ждёт, детка… А когда узнаешь, будет поздно!» Если бы он произнёс это вслух, я б с ним наверняка поспорила, чес-слово. Просто для вредности и из того же принципа, из которого я пришла в зал, а теперь резко развернулась и вышла.

Ну и к чёрту вас всех!!! Развлекайтесь, развлекайтесь! О себе я заявить сумею! Вы ещё заговорите обо мне!!! А прямо сейчас пойду на кладбище. Только поем и возьму рюкзак повместительней да нож поострей. А ещё переоденусь: на улице, кажется, похолодало от собирающегося дождя.

21.

Эти спортивные брюки я ненавидела: они были на бёдрах и облепляли мою задницу, словно вторая кожа. Дальше, впрочем, расширялись и были прямыми. Вместо карманов по бокам – белые строчки. А сами штаны чёрные. К ним короткий белый топ в обтяжку и чёрная тёплая рубашка с длинными рукавами. Завязав высокий хвост из своих косичек, я взглянула на себя в зеркало и сразу поняла, что оделась явно не на охоту. Правильно, я надеялась покрасоваться, когда буду проходить мимо зала. А из-за этого меня могут скушать злые-злые гули. Если хотите знать или вообще не знаете, гули – это твари, похожие на зомби из обезьян – и внешне, и размерами, и силой – только лысые, с серой кожей и острыми когтями-зубами. Водятся на кладбищах стайками, поднимаются, как говорят, из могил и по природе своей пугливы. Как тараканы. Но психованные одиночки, которые нет-нет, а бывают, кидаются на всё живое, как мишки-шатуны. На гулей можно охотиться хоть с лицензией, хоть без неё: защиты они не имеют. А вот как и почему берутся – без понятия. Нет, уроки противоестественной биологии я не прогуливала, просто учебники об этом умалчивают.