Текст книги "Кварталы Нелюдей"

Автор книги: Кейт Ивен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 40 страниц)

Вот видишь, иногда полезно шляться не только по городским трущобам, но и по паркам.

В ночное время парк – место исключительно для влюблённых.

Кейни Лэй Браун! Ты что, до конца жизни собралась оставаться старой девой?!

А чёрт!!!

Мы с Эдуардом кубарем покатились по зелёной траве. Инерция – вещь всё-таки интересная. Зелёная трава, деревья и небо замелькали по одному и тому же кругу перед моими глазами. Истерично застучал в виски пульс, и сердце засело где-то в пустом желудке, нервно ударяясь об его стенки.

Да-да, я испугалась. А когда я пугаюсь, меня бросает в жар. Бросило меня и сейчас.

Только из-за испуга?

Разумеется, вон сколько адреналина в крови беснуется! И что я с ним буду делать? Ладно, поживём, увидим…

Законам физики очень быстро надоело издеваться над нами, и после очередного трава-деревья-небо я оказалась на белокуром парне.

Ого-го!!!

Заткнись!!!

Ситуация была более чем пикантной если учесть, что мы оба враги, что мы оба судорожно пытаемся перевести дыхание, и что платье у меня задралось до того, что едва не обнажало миру мою задницу.

Ну вот, у меня и у Эдуарда уже есть пикантные ситуации. С ума сойти! Чудесно! Мать его так, куда катится этот мир?!!

К чёрту. Всё катится к чёрту.

Господи, дайте ж отдышаться!..

– … Если бы не этот обрыв, – наконец сумела произнести я, – ты бы меня ни за что не догнал!

– Как бы не так! – у белокурого парня хватило воздуха рассмеяться.

– Честное слово! – я попыталась было подняться, как тут же резко поменялась местами с четверть-оборотнем.

Ещё лучше! Сколько я буду это терпеть?!! Когда приду, хорошенько выдеру шкуру мочалкой, чтобы потом ни одна собака не смогла учуять запах этого ублюдка на моей коже!

Ты сначала до дома доберись!

Доберусь. Тоже мне, ехидна.

– Я возле этого обрыва потеряла секунды две, – я осторожно выползла из-под Эдуарда.

Как звучит, а?!“… выползла из-под Эдуарда»!

Заткнись и не вгоняй меня в краску!!!

– А так бы ты за мной не поспел, – платье, насколько это было возможным, вернулось на своё место.

– Расскажи, расскажи, – улыбнулся белокурый парень.

… Губы у него оказались тёплыми, почти горячими. По ним танцевала какая-то едва заметная Сила, которая, соприкасаясь со мной, будто освещала всё, что хранилось в недрах моего тёмного естества. Она осветила какой-то густой чёрный кокон, пульсирующий где-то глубоко во мне. В нём билось что-то, имени чему я не знала, но что было со мной от самого моего рождения. Это было не то, что мне досталось от Лал и что изменяло мою сущность. О нет, не то. Наследие Лал было чуть дальше и походило на тень, по вкусу напоминающую медяки. Тень плясала, дёргалась, изменяла свою форму и приводило меня в неописуемый ужас…

Дёрнувшись, я отстранилась от четверть-оборотня и сделала шумный вдох, невидяще глядя на огни города. Меньше всего меня сейчас интересовало то, кто со мной рядом, и с кем я целовалась. Я вообще едва ли это заметила…

Значит, Лал таки мне что-то оставила. Что это за… существо? Что оно такое и почему сидит так глубоко во мне? И что это за клубок был рядом с ним? Сколько я живу, но ещё ни разу не ощутила ни его влияния, ни его присутствия, а в том, что он всегда был рядом, я теперь не сомневаюсь. А Киара? У Киары такая дрянь тоже есть?

Я посмотрела на Эдуарда, по губам которого был размазан мой блеск.

Спросить, конечно, можно. Но как объяснить ей, при каких обстоятельствах я обнаружила эту странность?

46.

Скоро будет рассвет. Удивительно, какими пустыми стали улицы Кварталов после того, как ушли вампиры. Впрочем, что тут без них делать? Оборотни-то бодрствуют по большей части днём, придерживаясь человеческих привычек. Самые лучшие из них вообще как обыкновенные люди, ну подумаешь, покрываются раз в месяц обязательно и сколько угодно при желании мехом. У каждого свои странности.

Улица за улицей, а вокруг можно увидеть только двух-трёх прохожих от силы. Ах да, ещё груды мусора. М-да, дворники здесь, наверное, имеют хороший оклад. Фонари давно погасли, потому что небо посветлело и превратилось в серо-синее. На нём ещё можно было увидеть одну-две малюсенькие звёздочки, но не более. А луна уже скрылась за горизонтом. При такой расстановке дел дома казались до невозможности серыми и унылыми: витрины погасли, вывески тоже. Удивительный час, когда в вечно весёлых Кварталах Нелюдей царят покой и благоговейная тишина. Только ветер изредка прогонит несчастную упаковку от чипсов по асфальту и затихнет.

Мы шли в Киндервуд и молчали. Я от всей души жалела босоножки, ступнями ног ощущая остывший за долгую ночь асфальт, и думала, сильно ли меня будет бить Ким. Тут по правую руку оказалась зеркальная витрина, и я, бросив беглый взгляд на своё отражение, замерла, как вкопанная. Нет, рога у меня не выросли (не могут в принципе, это Мажуа теперь на голове лес таскает), но причёска растрепалась, а от помады остались воспоминания. Конечно, Эдуард… съел. Скривив губы при одном воспоминании об этом, я достала флакончик с блеском и подошла поближе к витрине. Белокурый парень тихо рассмеялся:

– Я всяко видел: шифры, записки, стилеты, но косметичка в декольте!.. Что ты там ещё таскаешь, если не секрет?

– Капкан, – припомнила я какой-то мультик. После этого четверть-оборотень захохотал: может, шутка не была для него старой и потрёпанной, а потом, скосившись на какую-то забегаловку, открытую в такой ранний час, спросил:

– Хочешь есть? Я куплю пиццу.

– Предупреждение: я туда не потащусь.

– Я и не заставляю. Поешь по дороге.

– Ладно, – я водила кисточкой по губам и не отрывала глаз от своего неясного отражения.

Поцеловав меня в шею, Эдуард ушёл, и я наконец-то осталась наедине с собой. Слава тебе господи! Одна, опять одна!

Прежде всего я вдоволь почесала кожу под маской и платьем, насколько оно позволило. Все эти кружева, оказывается, дико зудят шкуру. Хоть бы у меня хватило мозгов не оказаться опять в той ситуации, когда придётся их одевать. Очень на это надеюсь.

Некультурно зевнув, я потянулась так, чтобы блаженно хрустнул каждый сустав. О-о-ох! Скоро буду дома, приму душ и завалюсь в постель. Пусть даже к своим кошмарам, только в постель, под тёплое одеяло…

Чёрт возьми, туда надо ещё добраться!

Я посмотрела на своё отражение. По-моему, в игры уже хватит играть. Ну действительно, сколько я буду изображать из себя леди? Меня на сегодняшний день не хватит.

Запустив пальцы в гриву, я нащёпала тесёмки. М-да, узел морской. Но в мире есть такие вещи, которые можно снять с себя не расстёгивая.

Нагнув голову вниз, я кое-как стянула с себя маску и чуть не взвыла от удовольствия, когда моё бедное измученно личико вновь ощутило дуновение ветерка. Нет, есть-таки в мире счастье. Хотя бы кратковременное.

Повернувшись к витрине, я стала оправлять растрепавшиеся волосы. Было приятно увидеть отражение своей настоящей мордашки. Интересно, а что скажет Эдуард, когда увидит меня? Быть может, он не скажет ничего. Сначала. А потом… Что потом? Драться полезет что ли? Нет, это уж точно нет. Пока я в платье, он меня и пальцем не тронет. Аж смешно. «Пока я в платье…». Мир определённо сходит с ума.

Эх, если бы я ещё знала, как отреагирует четверть-оборотень… Я приблизительно знаю, как он реагирует на всевозможные фокусы, не перечащие натуре Вэмпи, но тот финт, который я учудила сегодня… Это что-то невероятное даже на мой взгляд. Посмотрите на меня! Я, которая клялась не носить девчоночьи шмотки и ненавидела розовый цвет, сейчас стою в розовом кружевном платье, а на лице у меня самый настоящий макияж!

Моё отражение повертело пальцем у виска, показывая истинное положение вещей.

И что же он всё-таки скажет?..

– М-да, Кейни, ты всегда умела находить общий язык с мальчиками, какими норовистыми они б не являлись.

Маска выпала из моих рук.

Это же…

Резко обернувшись, я вжалась спиной в ледяное стекло витрины и уставилась в чёрные глаза Лал. Она усмехнулась:

– Иногда, глядя на твои замашки и твой характер, я спрашиваю себя, почему ты не родилась мальчиком? Хотя розовый тебе идёт, очень идёт.

Почему я не услышала её шагов? Почему я не увидела её отражения в витрине?.. Господи, да она же вампир! У неё нет отражения!

Я почувствовала, как в моё сердце заползает старый, уже позабытый ужас и погружает холодные когти в мои внутренности… Господи, это же Лал! Опять Лал! И опять я чувствую, как под взглядом этих пронзительных глаз едва могу говорить, дышать и думать.

Но я не должна её бояться!

Глупость. Должна. Страх сохраняет жизнь. Но ведь скоро наступит рассвет, разве вампиршу это не волнует? Или энергетики плюют на солнце? Эта, наверное, и впрямь плюёт.

Пытаясь совладать с дыханием, я осмотрела её с ног до головы. На ней был изящный брючный костюм красного цвета, удобные туфельки без каблуков, каштановые волосы собраны на затылке, чёрные глаза блестят, а губы цвета свежей крови – улыбаются. Аромат пурпурных роз исходил из самых глубин её естества. Сила колебала воздух, искажая очертания предметов как тепло, исходящее от асфальта в июльский полдень. Но это было даже не тепло. В вампирах нет тепла и энергии, только могильный холод.

Мои попытки сохранить бесстрастное выражение лица терпели фиаско. Я боялась, и Лал это знала лучше меня.

– Что тебе нужно? – я постаралась, чтобы мой дрожащий голос не прозвучал жалко.

– Ты, – аромат роз кружил иллюзорные лепестки.

Но скоро рассвет. Она боится рассвета? Надо тянуть время, надо бежать в конце-то концов! Ну почему я так устала за этот день?! Почему?!

Держи себя в руках, Кейни Лэй Браун, держи себя в руках и мир будет проще.

– Почему же я? – любопытство тоже полезная вещь. – Мало ли на свете девчонок?

– Тех, что занимают лидирующее место в Кругу Поединков – мало.

– Откуда ты это знаешь? – так, привычка спрашивать. Мне стало до такой степени страшно, что остальные эмоции, в том числе и удивление, начали угасать.

– В городе много тех, кто об этом знает, Кейни, – небрежно пожала плечами Лал. – А некоторые охотно делятся информацией.

Коснувшись вспотевшей ладонью холодного стекла, я промолчала. Хотя надо было тянуть время…

Или бежать к Эдуарду, Кейни. Это единственный разумный выход, который у тебя есть.

Ты с ума сошла?!!

А ты что, шкурой больше не дорожишь? Эдуард уже спас тебя однажды от Лал, к тому же, он Принц. Скажешь, мало?

Ага! А быть у него в глубоком неоплатном долгу? Он же из меня душу вытрясет! Жить спокойно не даст, а что ещё вероятнее, эту самую жизнь испортит!

То есть получается, что лучше сдохнуть? Или стать вампиром? Подумай, Кейни, сможешь ли ты сейчас сама себя защитить?

Нет. Я боюсь, я устала!!!

А твоя гордость, даже нет, гордыня не доведёт до добра. Сколько раз мне это повторять? Миллион или ещё больше?

Я посмотрела на вампиршу…

Странно, как мне раньше в голову не пришёл этот вопрос?

– Кто ты такая, Лал?

Она беззаботно рассмеялась. Просто рассмеялась, как смеются обыкновенные люди. Только она человеком не является. И не будет им никогда.

– Я – часть проклятия рода Арьеш, – беззаботно произнесла Лал, – того, что губило твой род поколение за поколением. Как ты думаешь, случайно ли ты ничего не знаешь о своих предках? Случайно ли ты осталась без родителей?

Мне показалось, что время стало медленно останавливаться, прислушиваясь к её словам.

– Арьешь поступили мудро, что уехали из Европы, но от проклятия, – вампирша пристально посмотрела мне в глаза, – запомни моя милая Кейни, никуда не уйдёшь.

Я ощутила, как замирает сердце, и мысль, острая как игла, оставляя за собой рану, вспарывает сначала душу, потом сознание…

– Так это ты?.. Ты убила моих родителей?!. – у меня хватило сил только прошептать.

Витрина за моей спиной поползла вверх, и предметы вокруг словно выросли, когда я оказалась на асфальте.

Она убила моих родителей? Лал? Такая молодая?

– Не я, а проклятие, – мягко поправила меня вампирша. – Оно убивало одного за другим из славного рода Арьеш… Это был великий род воителей, и в вас с Киарой эта древняя, размытая чужою кровь будто бы воскресла в полной мере.

Я посмотрела на неё и не смогла осознать, принять эту мысль. Как это – она убила моих родителей? Это было так давно… И это была она? Это всё-таки была она?!

– Как ты сумела залезть в наш дом без приглашения?

Это из-за неё новогоднее утро наполнилось запахом крови? Это из-за неё ночи наполнились кошмарами?

– Проклятие не нужно приглашать. Оно всегда приходит само, Кейни.

Это вот из-за неё родители встретили утро без единой капли крови в жилах? Я помню их мутные, подёрнутые бесцветной плёнкой глаза. И это всё из-за неё?

– И оно всегда находит тех, с кем связано.

… Странно…

Я не мигая смотрела на Лал.

Как странно…

Раньше я думала, что умею ненавидеть. А теперь оказалось, что нет. Ненависть – это не тот холодный ком в сердце, который я ощущаю, когда вижу Эдуарда. Ненависть – это разрывающий грудь огонь, вызывающий слёзы и желание уничтожать всё, что тебя окружает, без разбору. Ненависть – это желание смерти того, кого ненавидишь, желание причинить ему боль, уничтожить, сровнять с землёй.

– Что же ты умолкла, Кейни? – Лал приблизилась ко мне и присела рядом. – Ты не знала, что в жизни фраза «Всё будет хорошо» – только иллюзия?

– Знала, – шепнула я, глядя в её глаза сквозь слёзы. – Знала, мать твою так…

И тут ненависть резко дёрнула все мои мышцы. Я подсекла вампиршу так, как учила Саноте: внезапно и быстро, а потом оказалась на ногах…

Нет, я уже бежала без разбору в полутёмных переулках Роман-Сити.

По щекам струились горячие слёзы.

Сегодня я поняла, что такое по-настоящему ненавидеть, а ещё потеряла босоножки, маску и – себя. Забыла где-то там, под зеркальной витриной.

И, наверное, навсегда. Разве такое возвращается?

Глава 10

Говорят, что от по-настоящему умелого охотника не скрыться ни одной жертве. В каких бы джунглях она ни петляла, в какие бы норы ни пряталась, её всё равно рано или поздно найдут. Я не знаю, правильны ли эти слова или нет.

Ты просто никогда не была жертвой, Кейни.

Верно.

Верно так же и то, что я даже не хочу обернуться. И не потому, что это верный гарант того, что тебя догонят. Вовсе нет. Просто каждый раз, когда я поворачиваю голову назад, впереди меня неизменно оказывается Лал… И я не могу думать ни о чём другом, кроме этого. Того, что ждёт впереди. Хоть бы это была не…

Не надо надеяться. Надежды не исполняются никогда.

Но ведь без надежды тоже нельзя!

До этого было можно, Кейни. Так почему же сегодня нельзя? Что изменилось?

Я.

Мой бег был быстр и, насколько это было возможным, размерен. Сколько прошло времени вот такой погони? Сколько времени я слышу шлёпанье своих босых ног, биение сердца и частое, хриплое, режущее лёгкие дыхание, так и норовящее сорваться?

Не знаю. Я теперь ничего не знаю, ничего не чувствую.

Даже ненависть?

Даже ненависть.

Мне уже не хватало воздуха. А бешено колотящемуся сердцу – места.

Ну когда же это кончится?

А когда всё это началось, Кейни?

Не знаю! Господи, я уже ничего не знаю и ни в чём не уверена! У меня болят ступни, отбитые холодным асфальтом, израненные битым стеклом… Сколько же я так бегу? Когда будет рассвет в этих свинцово-серых пустых улицах?

Если оглянешься ещё хоть раз, то, возможно, никогда…

Я сбавила бег. Я задыхалась. Я хотела исступленно кричать.

Мне навстречу мягкой кошачьей походкой шла Лал. Её причёска была всё так же безупречна, треугольное лицо – улыбчиво. Ну да, вампирам же не нужен воздух, им не нужно дышать.

Но дышать нужно мне!

При каждом выдохе рёбра прорезала острая боль. Горло и носоглотка горели огнём, кололо где-то между лопатками…

Ты потеряла хватку, Кейни Лэй Браун.

Хуже – я впала в отчаянье. В глубокое раздражающее отчаянье, где нет ни дна, ни поверхности…

– А-а-а-а-а!!! – я заорала от безысходности посреди пустого предрассветного бульвара Пяти Генералов. Крик ударился о небоскрёбы и повторился, летя по городу меж стен домов. Моё горло, иссушенное после бега, потрескалось и пошло бы кровью, если б могло, а так просто вспыхнуло глухой болью.

Господи, неужели от неё никак не убежишь?!!

Она же всего лишь вампир!!!

Почему я не могу от неё убежать?! Почему она всюду?! Куда бы я ни повернула, как быстро я бы ни бежала – почему она всегда впереди меня?!

Мой крик резко оборвался на сиплой ноте. Мне больше не хватало воздуха, у меня слишком болело горло…

Лал всё так же шла ко мне. Грациозно. Неотвратимо. Пугающе.

Она не может быть проклятьем. Не может или может? Может, и именно поэтому от неё не убежать до того момента, как она сама не уйдёт?!

И помоги тебе Господь Бог, Кейрини Лэй Браун, если это так.

Я смотрела в серое небо измученными глазами, ноющими от долгих часов без сна. Когда же будет рассвет? Это дурацкое слепящее солнце, которое видит и знает всё, которое осветило тела моих родителей? Где оно?

Нигде, Кейни. Посмотри на этот серый безжизненный город, вспомни всю свою жизнь. Разве в ней было хоть когда-нибудь солнце после смерти отца и матери?

Было, должно было быть, обязано!

Ты пытаешься убедить в этом саму себя.

С востока, откуда-то из-за столбов спящих небоскрёбов внезапно раздался глухой звон старого колокола… Церковного колокола.

Я бросилась вправо, в полутёмный переулок, не жалея ни ног, ни сердца, ни лёгких, ни горла – только собственную жизнь.

А ты сама себе не напомнила мышь, которая без толку мечется в мышеловке, тщетно пытаясь отыскать выход?

Напомнила, но зато не помню, чтобы верила в Бога до того, как попала в приют. Но после того я стала в него не верить.

И ты можешь сказать, почему?

Если бы в мире существовал такой же добрый и справедливый бог, как рассказывают, мои родители были бы живы. Но его нет – есть своевольный старикашка, для которого мы не дети, а именно что рабы божьи. А над рабами издеваются, как хотят. Рабы – это марионетки, игрушки. Иногда их надо чистить, иногда они проявляют характер.

Уж не для чистки ли тогда был послан на землю этот сын божий?

Может быть, и для неё. Только люди свободны в выборе. Они верят, в кого хотят, и подчиняются, кому хотят.

А ты…

А я не подчиняюсь никому и не верю ни в кого. Я атеистка.

… Впереди расстелилась мощёная тёмным камнем площадь, посреди которой в окружении тёмно-изумрудных аккуратных газонов стояла белоснежная церковь с изящными золотистыми крестами и лепниной, стрельчатыми окошками и пёстрыми витражами…

Но теперь я запуталась и потерялась. Я уже не уверена, что всё, во что я верила раньше, и чего придерживалась, действительно существует. Я хочу теперь только одного – спокойствия.

И это говоришь ты?!

Я хочу во всём разобраться.

… В верхней башенке, просто над часами, ещё раз качнулся тёмный колокол, отбивая четыре утра. Мрачный звон прокатился по округе, ударился в небоскрёбы и полетел выше, в серое небо…

Я хочу вернуть время назад. На месяц, на год, на десять, тринадцать лет назад. Чтобы прожить эту жизнь заново и не оступиться.

… Последний удар раздался над площадью. Но в нём не было ни надежды, ни веры…

Когда я ошиблась так, что увязла во всём этом? Когда это было? Месяц назад? Десять лет назад? Когда?

Когда? Когда впервые задала себе этот вопрос, Кейни. Когда впервые усомнилась в своих действиях.

… Я всем телом налетела на двустворчатые двери, толкнула их и ввалилась в зал. Серые стены были выложены камнем и украшены каждая рядом высоких узких окон и витражей с изображением святых. Через окна проникал едва заметный рассеянный свет, падающий на красную дорожку, которая вела к огромному распятию, падающий на ряды деревянных лавок, на которых прихожане слушают мессы.

Здесь висел странный запах. Запах чего-то древнего, старого…

Ты хотела сказать, неземного?

Сзади по ступеням раздались шаги.

Какая теперь разница, что я хотела?

Из последних сил я, опираясь о деревянные спинки лавок, побрела вперёд.

Мне нельзя останавливаться. Нельзя стоять на месте.

Но ведь подумай: отсюда никуда не убежишь.

По-крайней мере, я попытаюсь.

– Церковь. Очень оригинально, Кейни, – произнесла за моей спиной Лал, и её голос отразился от холодных каменных стен, но я едва ли восприняла слова. – Неужели ты думала, что я не смогу сюда зайти? Ты забыла, что мы с тобой поменялись? Я тебе – кусочек силы, ты мне – половинку души. Вот почему мы обе всё ещё можем быть здесь.

Я без сил опустилась на деревянную лавку и молча посмотрела вперёд, на распятье, на потёки крови, на терновый венец и вбитые в плоть гвозди.

Ты тоже думал, что поступаешь правильно? У тебя тоже не было сомнений?

– Милая вещь, правда? – Лал склонила голову набок, рассматривая изображение Христа.

Да, наверняка у тебя не было сомнений. Только вера в своего отца. А мне уже не во что верить. Я уже ничего не знаю, ничего не понимаю в этой жизни. Мне казалось, что я одна могу ею распоряжаться. А оказалось, нет.

Не ты одна такая, Кейни Лэй Браун.

Быть может, но среди всех я теперь – одна.

Я взглянула на потёки искусственной крови.

Что это за потребность человека в вере? В вере в того, кто в этом мире всё устроит?

Всё это человеческая слабость, Кейни, всё это…

– Что здесь произошло?

Я вздрогнула.

А ведь ты всё ещё надеешься, Кейрини. Всё ещё.

Лал громко зашипела, словно разъяренная кошка. Наверное, только инстинкты, а не какие-то остатки физических сил дёрнули меня подальше от неё и заставили отползти по холодной деревянной скамье назад, глубже в холодный свет, падающий из окон.

Да, я всё ещё надеюсь.

Священник в длинной чёрной сутане безо всякого страха или опасения шагнул вперёд, навстречу Лал. Он был стар, со множеством глубоких морщин, с серебристо-белыми, как иней, волосами, и быть может, поэтому не боялся ничего.

– Прочь отсюда, исчадье Ада! – повелительно скомандовал он и взмахнул рукой так, словно прогонял с дороги чёрную кошку. – Иначе солнце Господне обратит тебя в горстку пепла.

– Глу-у-упый старика-аш-шка-а! – яростно зашипела вампирша и указала пальцем на меня. – Эту-у девч-що-онку-у тепе-ерь с-спас-сёт разве ш-што с-сам Дья-авол!!!

Если только он умеет спасать…

Священник не взглянул в мою сторону. Он даже бровью не повёл, просто поднял правую руку и начал нараспев читать какую-то молитву, одновременно наступая на Лал.

– Я-а ещ-щё-о вернус-сь! – та, скривившись, бросила на меня последний взгляд и, развернувшись, торопливо вышла из церкви. Быть может, даже такие, как она, боятся молитв и солнца.

Я закрыла глаза и почти обмякла. Спасибо тебе, Господи! Спасибо!

Господи? Теперь ты в него веришь?

Я не знаю… Честно, не знаю. Я теперь не уверена ни в чём…

Время шло. Тихо, почти неощутимо, и я не могла сказать, сколько минут было в каждом его шаге…

– Сколько лет я в этой церкви, но впервые вижу вампира, который смог ступить под священный свод, – наконец произнёс священник, тем самым заставив меня приподнять тяжёлые ноющие веки. – Получилось прямо как в дешёвых американских фильмах, прости меня Господи, но это так.

Да, получилось как в американском боевичке. Вампир и служитель церкви.

Свернувшись клубочком на жёсткой скамье, я посмотрела в его серо-голубые глаза. Старость, казалось, должна была заставить их выцвести, но они наоборот, оказались насыщены цветом. А может, это просто была вера. Чистая, незамутнённая и вечно молодая вера. Не знаю. Ясно только одно: у меня таких глаз не будет никогда. Просто я не способна вот так безоговорочно верить в то, чему не вижу доказательства. Быть может, после смерти родителей я вообще не способна верить во что бы то ни было.

– Почему она гналась за тобой, дитя моё? – ласково спросил священник, садясь на край той скамьи, где устроилась я. И у меня даже мысли не возникло отодвинуться: он держал расстояние. Как раз такое, чтобы мне было свободно, и чтобы я в то же время ощущала его присутствие.

– Она говорит, что является частью проклятья моего рода, – хрипло ответила я. Священникам нет смысла лгать: они это чувствуют. Священникам можно рассказать всё: единственный, с кем они потом поделятся впечатлением, это их бог.

А ещё, Кейни, тебе просто надоело молчать, признайся.

Признаюсь: мне просто надоело молчать.

– А ты знаешь, что это за проклятье?

– Нет.

Свет, падающий из окон узкими потоками, холодил душу.

– Совсем?

– Совсем, святой отец.

– Зови меня Вильямом.

– Хорошо, отец Вильям, – я положила голову на жёсткую деревянную спинку и продолжила смотреть в серо-голубые глаза. Я просто чувствовала, что могу рассказать этому человеку всё на свете и потом не пожалеть об этом.

Священники, как поговаривают, ещё и хорошие психологи, хоть и не любят, когда их так называют.

Во мне ещё остался цинизм, странно…

Но ведь не божий же это дар – располагать собеседника к откровенной беседе?

– Она укусила меня и теперь пытается довершить всё остальное, отец Вильям.

– Я слышал всё, что она произнесла своим скверным языком в этих стенах. И поверь мне, дитя моё, если ты говоришь так, то я понял гораздо больше тебя.

Моргнув, я удивлённо посмотрела на него, но он отрицательно покачал головой:

– Если ты не знаешь всего, дочь моя, значит, на то воля божья. Значит, он пытается оградить тебя от этого.

– Не смотря на то, что я в него не верю? – в моём голосе было то ли удивление, то ли недоверчивость, то ли ещё что.

То ли презрение, Кейни. Простое презрение.

– Даже не смотря на то, что ты в него не веришь, – глубоко кивнул святой отец. – Жизнь не всегда подвластна Его воле и может затушить в любом человеке огонь веры.

– Почему Вы не убеждаете меня в том, что Он есть? – удивлённо спросила я.

– Потому что моё скромное дело – служить Ему, а не убеждать Его детей. Если ты не веришь в Него, дочь моя, то это ещё не означает, что Его нет, – мягко произнёс отец Вильям. – Я могу помочь тебе, выслушать тебя, но убеждать не стану – это своего рода насилие. А всяко насилие противно Ему.

– Я первый раз вижу такого священнослужителя, как Вы.

– А много ли ты их видала? – улыбнулся святой отец.

Всё в этом мире относительно.

– Смотря что Вы подразумеваете под словом «много», – ответила я. – Мне в жизни хватило, чтобы разувериться во всём.

– Разувериться? – тихо рассмеялся священник. – Но посмотри, даже рассвет наступает, какой бы кошмарной, какой бы долгой ни была ночь.

Я посмотрела, как он и указывал, на распахнутые двери и через проём увидела, что крыши домов, окружающих площадь, посветлели от первых лучей восходящего солнца, рвущихся меж стен стоящих чуть дальше небоскрёбов. На фоне тёмно-голубого неба пронеслось несколько птиц, и в неподвижно застывшем от страха прошедшей ночи воздухе раздались первые крики радостных стрижей.

Посмотри, Кейни Лэй Браун, вот оно, солнце.

Так поздно… Когда у меня сорвано горло, изранены ноги и не осталось ни капли сил…

Всему своё время, Кейрини, всему своё время.

Но… но эта ночь… Господи, она была бесконечно долгой! Она была такой мирной, тихой, спокойной!

Жизнь – спираль. Рано или поздно она делает новый виток.

Может быть, поэтому я начала спорить сама с собой.

– Откуда Вы знаете, что я ждала рассвета? – только сейчас я поняла, как на самом деле устало звучит мой – это после эликсира Ким?

– собственный голос.

– А чего ещё может ожидать девушка, убегающая от вампира в предрассветный час? – мирно улыбнулся священник.

– И впрямь, – я улыбнулась в ответ. – Что-то совсем плохо соображаю…

Снаружи пели стрижи. Радостно, бодро, весело. Все шестнадцать лет моей жизни, какими б они ни были, стрижи пели именно так.

И будут так петь до конца жизни, Кейни.

51.

Я проснулась от боли в ногах, спине и пояснице.

Чёрт возьми, и с каких это пор моя кровать стала такой жёсткой?! Кошмары бывают всякие, но это ещё не повод для того, чтобы мои несчастные мышцы отекали!!.

Я приоткрыла глаза…

Кошмар, говоришь?

– О Господи!..

Именно то слово, которое от тебя здесь ожидают услышать. Немного не та интонация – верно, а вот слово – то.

У тебя ещё хватает язвительности.

А это значит, что жива. Жива, понимаешь?

Я судорожно выдохнула и попыталась нормально сесть на деревянной скамье. В это же мгновенье тело свело мучительной судорогой…

– Мамочка…

Нет, Кейрини Лэй Браун… даже Вэмпи (так будет точнее), ты определённо превратилась в размазню!!! В ничтожество!!! Затекла парочка мышц, а ты уже в обморок готова падать!!! Соберись, мать твою так!!! Ты же боец Круга Поединков!!!

Пытаешься разозлиться?

Да я уже злюсь!!! Я в ярости! И от боли, и от бессилия!!!

Сцепив зубы, я крепко ухватилась за спинку впереди стоящей скамьи и со свойственным мне упрямством заставила себя подняться на ноющие ноги. Тело кричало, визжало от боли, плакало, но я заставляла его шаг за шагом выбираться из прохода.

Я смогу уйти. Я могла раньше, значит, смогу и теперь.

Ступни горели огнём. Не удержавшись, я посмотрела на одну из них, но увидела только пыль и запёкшуюся кровь. И ни одной раны.

Тебя это пугает?

Нет. Пожалуй, уже нет. Что меня может уже пугать после того, как в моих руках нагрелся серебряный крест?

Я осмотрелась. В церкви царил жёлтоватый отблеск солнца, который проникал сюда через все окна и царил на лавках, дорожке и подсвечниках лукавым зайцем. Изображение Христа тоже было ярко освещено, однако мне почему-то казалось, что как только сюда нагрянет закатный огонь, распятие останется в тени.

Потому что закат – это время таких, как ты, Кейни. А ещё закат – это пропуск для нежити.

Для Лал.

Да, для Лал. Поэтому, Вэмпи… Ты ведь теперь Вэмпи? Ты теперь навсегда крепкая собранная Вэмпи, правда?

Да.

Поэтому, Вэмпи, пока есть время, пошли отсюда. По битому стеклу, горячему асфальту – пошли.

Я ступила на истёртую красную дорожку, ведущую от входа.

– Ты не останешься на утреннюю мессу?

Вспомни, что ты всё-таки Вэмпи. Кого бы ты не потеряла там, под стеклянной витриной, ты всё ещё Вэмпи.

– Нет, отец Вильям, – я обернулась ещё раз посмотреть в серо-голубые глаза. – Вы хороший человек. Для священника, быть может, даже слишком хороший. Но я не верю в Вашего бога. И пусть он делает со мной что захочет.

– Он будет хранить тебя, дитя моё, – в серо-голубой вере горело сочувствие.

Я покачала головой:

– Во мне уже нет того, что можно было бы сохранить.

52.

Убегая от Лал, я выбралась за пределы Кварталов Нелюдей, поэтому дорога домой обещала занять не слишком много времени. Мне не мешало даже то, что сейчас в этих каменных джунглях толпы по-деловому одетых людей спешили по узким мостовым на работу прямо мне навстречу, и что я шла босиком. Все битые стёкла, все неровности и камни я обходила стороной, а то, что на меня ошарашено глазели прохоже – мелочь, на которую я откровенно плевала.

Да, я понимаю, босая растрёпанная девушка в красивом розовом платье, но с запылёнными ногами в тени небоскрёбов и на фоне ярких витрин бутиков выглядит противоречиво, только это ещё не повод беззастенчиво пялиться на меня! Да, я понимаю, что оступившись или сделав слишком резкое движение я иногда тихо ругаюсь. Но ведь у меня болят отлёжанные мышцы!