Текст книги "Круг Дней (ЛП)"

Автор книги: Кен Фоллетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 33 страниц)

– Для такого количества дней не хватит чисел, – возразила она.

– Но есть более простые способы вести счёт, не используя своё тело.

Джойа удивилась. Все, кто умел считать, обозначали числа пальцами рук, ног и другими частями тела. Все, кроме лесовиков, которые могли сказать только «один», «пара», «ещё один» и «много», что и счётом-то назвать было трудно.

– А какой ещё есть способ?

– Я тебе покажу. – Су указала на стопку глиняных дисков на полу рядом с собой. Джойа не заметила их раньше. Теперь она посмотрела на них и поняла, что это те самые диски, которые использовали в обряде.

Су сказала:

– Считай, пока я их выкладываю. – Она выложила на полу ряд дисков, и Джойа сосчитала их, загибая пальцы от левого большого пальца до правого.

Затем Су взяла похожий диск, но с вырезанной на нём чертой.

– Представь, – сказала она, – что этот диск равен числу всех дисков в том ряду. – Она положила помеченный диск и собрала простые. – Теперь продолжим.

Она снова выложила простые диски один за другим, пока Джойа считала их, загибая пальцы на ногах. Затем Су снова заменила простые диски одним помеченным.

Но когда она повторяла это в третий раз, Джойа коснулась макушки и сказала:

– Это самое большое число.

– С дисками числа никогда не заканчиваются. И у каждого числа есть своё имя. Первое, чему должны научиться послушницы, уметь называть имена всех чисел.

Джойа была заворожена и взволнована.

– Так вы можете сосчитать все дни в году!

– Да. Ты очень быстро схватываешь. – Су, казалось, наслаждалась этим разговором, и Джойа осмелилась надеяться, что она забыла о наказании.

Су сгребла простые диски и выложила новый ряд из помеченных. Считая их, Джойа снова прошла от левого большого пальца до правого. Затем Су заменила диски одним, на котором был вырезан крест.

– Этот представляет все те, что я подняла.

– Значит… – Джойа быстро всё усваивала. – Значит, вы можете считать… вечно.

– Именно.

Джойа была ошеломлена. Она видела мир в совершенно новом свете. Вот они, тайны жриц. И ей их открывали.

Её мысль устремилась вперёд.

– Значит, когда вы танцуете и поёте, вы на самом деле считаете дни и недели.

– И отмечаем, сколько прошло с последнего солнцестояния или равноденствия, и сколько осталось до следующего.

– А большие камни по краю?

– Они помогают нам предсказывать затмения, что гораздо сложнее.

– Все каменные круги используются так?

– Разумеется, нет! – Су, казалось, обиделась и выпрямилась. Джойа с тревогой вспомнила, что вопрос о наказании ещё не решён. – Любой другой каменный круг, который я видела, не имеет нужного количества камней для какой-либо полезной цели, они просто случайны. И это касается и деревянных кругов. В любом случае, мы, жрицы, единственные, кто знает обряды. Наш Монумент уникален, как и наше жречество.

– А песни?

– Они тоже уникальны.

Джойа задумчиво нахмурилась.

– Деревянный круг уязвим. Дерево может сгнить, или упасть во время бури, или его могут утащить воры. Весь Монумент должен быть сделан из камня, а не из дерева.

Су кивнула.

– Ты совершенно права. И однажды так и будет.

«Су слишком стара, чтобы говорить о том, что может случиться „однажды“», – подумала Джойа. Но комментировать не стала.

– Все наши знания о солнце, луне и днях в году хранятся в наших песнях, – сказала Су. – Наш священный долг состоит в том, чтобы знание никогда не было утрачено. Поэтому мы должны передать эти песни следующему поколению.

Джойа согласно кивнула.

– Ты и есть следующее поколение, – сказала Су. – Ты должна подумать о том, чтобы стать жрицей. Ты в идеальном возрасте для послушницы.

Этот разговор был полон неожиданностей, но такого Джойа не ожидала. На мгновение она утратила дар речи. Затем сказала:

– Но… я подглядывала за вами.

Су пожала плечами.

– Это показало мне, насколько ты заинтересована. А поговорив с тобой, я обнаружила, что ты ещё и умна. Даже сообразительные люди обычно не понимают всё это столь же легко, как ты.

Джойа попыталась представить, как она оставит мать, Ниин и Хана ради новой, совершенно другой жизни. Она по-прежнему будет видеть свою семью: жрицы не жили в изоляции. Но она будет жить здесь, есть и спать вместе с жрицами, петь песни солнца и луны. Её не будет рядом, чтобы не дать Хану упасть в реку, или помочь Ниин растить детей, или заботиться о маме, когда та состарится.

Су заметила её задумчивость, но неверно истолковала её причину.

– Возможно, ты хочешь гулять с парнями и заводить детей.

Джойю это не волновало.

– Не знаю, почему все только и говорят о парнях и детях, – сказала она, не скрывая раздражения. – Как будто это единственное, что имеет значение!

– Я чувствовала то же самое в твоём возрасте. – Су улыбнулась воспоминаниям, и на мгновение её морщинистое лицо стало прекрасным. Затем она сказала: – Но ты должна пойти домой и поговорить с матерью. Как её зовут?

– Ани.

– Та, что из старейшин?

– Да.

– Я знаю её, конечно. Она очень разумная женщина. Но ей будет нелегко тебя отпустить, особенно такую юную. И она будет беспокоиться, что жизнь жрицы может тебе не понравиться так, как ты ожидаешь.

Джойа кивнула. Именно так Ани и отреагирует.

Су продолжила:

– Скажи ей, что Монумент не является тюрьмой. Любая жрица может уйти, когда захочет. Если ты поймёшь, что эта жизнь всё-таки не для тебя, ты сможешь от неё отказаться.

На самом деле Джойю это не беспокоило. Жизнь жрицы казалась ей идеальной. Ей не хотелось заканчивать разговор с Су, но теперь ей не терпелось рассказать обо всём матери.

Су почувствовала её нетерпение.

– Тебе пора домой, завтракать.

– Да. – Джойа поняла, что и в самом деле очень голодна.

– Подумай об этом и не торопись. Мы можем поговорить с тобой ещё, и, конечно же, я буду рада обсудить этот вопрос и с Ани. А пока поцелуй меня на прощание.

Джойа наклонилась, чтобы поцеловать морщинистые губы Су. Поцелуй длился на мгновение или два дольше, чем она ожидала. Затем Су сказала:

– Ты особенная девочка, Джойа. Надеюсь, ты решишь присоединиться к нам. Да улыбнётся тебе Бог Солнца.

– И вам, Верховная Жрица, – сказала Джойа.

*

Ани была в ярости.

– Какой злой дух вселился в тебя, что ты на такое решилась? – сказала она. – Твой брат до смерти перепугался!

Она готовила овечью печень с диким щавелем и сердито мешала в котле деревянной лопаткой.

Это было необычно. У неё было круглое, дружелюбное лицо, обрамлённое тронутыми сединой волосами. Гнев ей не шёл.

Джойа сидела на траве и опасливо на неё поглядывала.

– Хан не должен был там быть, – сказала она. – Он просто пошёл за нами, маленький плут.

– И ты там не должна была быть. Жрицы имеют право скрывать свои тайны, если они того желают. Надеюсь, они тебя высекли.

– Нет.

– Нет? А что тогда?

– Я долго разговаривала с Верховной Жрицей Су.

– И это всё?

– Мама, я так много узнала! Она научила меня новому способу считать, с помощью дисков, а не частей тела. Можно считать всё выше и выше и никогда не останавливаться.

– А-а.

– Она сказала, что я очень быстро всё понимаю.

– О да, ты всегда была сообразительной. Вот только обычного здравого смысла тебе не хватает. – Ани бросила в котёл горсть диких зёрен.

– Никто не пострадал, мама. Только Хан, немного, когда Элло схватила его за руку. И то он сам виноват.

– Бедный ребёнок, он обмочился с головы до ног. Мне пришлось его мыть.

Джойа хотела увести мать от темы бедного Хана.

– В песнях жриц содержится всё, что мы знаем о солнце и луне. Вот почему они так важны. Это единственный способ передать наши знания от одного поколения к другому.

– Вот как?

Ани всё ещё злилась, но уже смягчалась, Джойа это чувствовала.

Джойа глубоко вздохнула.

– Вот почему я хочу стать жрицей.

Сначала Ани не приняла её всерьёз.

– Что ж, у тебя есть несколько лет, чтобы подумать об этом, прежде чем ты подрастёшь.

– Су сказала, что я в идеальном возрасте, чтобы начать.

– Это смешно! Тебе всего тринадцать лет!

– Четырнадцать.

– Не придирайся к словам.

Джойа была расстроена. Как ей заставить мать понять?

– Я знаю, чего хочу!

– Никто не знает, чего он хочет в тринадцать лет. Или в четырнадцать. Верховная Жрица просто хочет заманить тебя в свои сети, прежде чем ты забеременеешь.

– Я не собираюсь беременеть.

– Я тоже так говорила в твоём возрасте, а теперь посмотри на меня, готовлю завтрак для троих непослушных детей.

Джойа вздохнула.

– Ты сегодня очень злая.

– Я готовлю тебе завтрак, не так ли?

– Я ненавижу печенку.

Они немного помолчали, потом Джойа сказала:

– Су говорит, что ты мудрая.

– Да уж. Слишком мудрая, чтобы отдать ей свою дочь.

Это рассердило Джойю.

– Я не твоя собственность, и не её!

Ани отложила лопатку и села рядом с Джойей.

– Серьёзно, – сказала она. – Ты сможешь быть счастливой, живя с группой женщин, повторяя одни и те же песни и танцы?

– Да. Я совершенно уверена, что мне это понравится гораздо больше, чем пасти скот или выделывать кожу.

– Ты знаешь, что жрицам не разрешается иметь детей. Если ты забеременеешь, тебе придётся уйти.

– Я не хочу детей. Никогда не хотела.

– Ты понимаешь, что многие жрицы – это женщины, которые любят женщин?

– В этом нет ничего плохого.

– Конечно, нет, но ты из таких?

– Я не знаю, из каких я.

– Тем более есть причина отложить решение.

– Мне не придётся оставаться, если мне не понравится. Су сказала, что жрицы могут уйти в любое время.

Это заставило Ани задуматься. Через мгновение она сказала:

– То есть, если ты станешь жрицей…

– Послушницей, я полагаю.

– Если ты станешь послушницей, а через три недели передумаешь, Верховная Жрица скажет: «Хорошо, не волнуйся, спасибо, что попробовала». Ты это хочешь мне сказать?

– Я не знаю, что она скажет, но в любом случае…

– Я хочу знать, что именно она скажет.

Джойа поняла, что сдвинула мать с «нет» на «возможно». Это был прогресс.

– Так ты поговоришь с ней и спросишь?

– Да.

– Хорошо, – сказала Джойа.

6

Сефт упивался свободой, но знал, что отец не смирится с его побегом. Рано или поздно столкновение было неизбежно, и он должен был быть к нему готов. Каждую ночь он спал, держа под рукой кремневый нож.

В шахте Вуна он был счастлив. Применявшийся здесь способ добычи кремния был более комфортным. Мел, извлечённый при прокладке новых туннелей, сбрасывали в заброшенные, так что его не приходилось с трудом тащить наверх по шесту для лазания.

Работа приносила удовлетворение, а обстановка была ещё лучше. Мужчины ладили друг с другом. Казалось, им даже нравился Сефт. Он нашёл друга своего возраста. Тема, племянника Вуна. Вечерами за ужином они сидели вместе. Вун был уже слишком стар для работы в шахте и поэтому в основном готовил еду для всей компании. Все спали под открытым небом, и Сефт с Темом обычно ложились рядом и тихо разговаривали, пока не засыпали.

Некоторые из добытчиков кремния были одинокими молодыми людьми, как Сефт и Тем. У других были собственные семьи, которые они навещали при любой возможности. Женщин в шахте не было. Лишь немногие женщины были достаточно сильны для этой работы.

Однажды вечером, во время ужина, появилась его семья.

Холодная рука сжала его сердце, когда он увидел приближающуюся троицу. Впереди шел суровый Ког с лицом, выражавшим собой мрачную угрозу, за ним большой, неуклюжий Олф, вечно ищущий драки и тощий Кэм, поглядывающий на Олфа, чтобы понять, как действовать. Заходящее солнце отбрасывало за ними длинные тени. Они шагали по траве, как армия, пришедшая разрушить новую жизнь Сефта.

Недолгое же время он жил в месте, где не было места ненависти. Неужели этому пришел конец?

Он отставил миску и встал. Тем, сидевший рядом, тоже поднялся, и Сефт был ему за этот жест благодарен. Это должно было показать Когу, что он не один.

Сефт впервые заметил, какую грязную и засаленную одежду носят его родные. Здесь, в шахте Вуна, по вечерам было заведено снимать туники и счищать с них меловую пыль листьями, смоченными в ручье, и Сефт перенял этот обычай, чтобы не отличаться от других. И теперь его родные показались ему просто грязнулями.

Ког смотрел с решимостью загнанного в угол кабана. Олф, разминаясь, вращал руками от самых плеч. Кэм тщетно пытался напустить на себя грозный вид.

Сефт надеялся, что сам он не выглядит слишком напуганным.

Ког сказал ему:

– Ты должен вернуться с нами домой.

Сефт решил промолчать.

Помолчав, Ког добавил:

– Собирай свои инструменты, и пошли.

Сефт не шелохнулся.

Он увидел, как Олф сжал кулаки. «Скоро начнётся», – подумал он.

Ког угрожающе шагнул ближе.

– Делай, что велят, мальчишка, или тебе же хуже будет.

Сефт задрожал.

И тут он услышал голос Вуна:

– Прошу без насилия, Ког. Это моё место, и я здесь подобного не потерплю.

Он пересёк площадку и встал рядом с Сефтом и Темом.

По телу Сефта пробежала дрожь. У него были друзья и защитники. Он больше не был во власти Кога.

– Не лезь не в своё дело, Вун, – сказал Ког. – Это семейное дело.

Вун не отступил.

– Называй как хочешь, но здесь я главный и не позволю тебе затевать драку.

– Никакой драки, – сказал Ког, пытаясь говорить разумно, но выходило плохо. – Сефт знает свой долг. Он вернётся в семью.

Сефт заговорил впервые.

– Нет, не пойду.

– Ты должен, ты мой сын.

– Тебе не нужен сын, тебе нужен раб. Я остаюсь здесь.

Ког разгневался. Он никогда не терпел неповиновения. Он повысил голос:

– Ты пойдёшь со мной, даже если мне придётся поднять тебя и унести.

Олф и Кэм шагнули ближе и встали по обе стороны от Кога, готовые к бою. Но и люди Вуна не стояли на месте. Шестеро из них встали вокруг Вуна и Сефта.

Вун сказал:

– Отступись, Ког. Ты не получишь того, чего хочешь.

– О нет, получу, – ответил Ког. – Может, не сегодня, но я верну этого мальчишку, и когда я это сделаю, он получит такую трёпку, какой в жизни не видел.

Сефта охватил ледяной страх. На его лице ещё остались следы от прошлого наказания.

– Может, и так, – сказал Вун. – Но сейчас я хочу, чтобы ты убрался с моего места и больше здесь не появлялся. – Он указал на людей вокруг себя. – Если вернёшься снова, мы можем оказаться не такими вежливыми.

Сефт видел, как отец прикидывает шансы. Если бы против него были скотоводы или земледельцы, он, возможно, рискнул бы, несмотря на перевес в три против шести. Но эти шестеро были шахтёрами, такими же, как сам Ког и его сыновья, и твёрдыми, как кремень, который они добывали. По лицу Кога было видно, что он с неохотой признаёт поражение.

Ког, однако, не мог смириться с поражением. Он с ненавистью уставился на Вуна, а затем с яростью и на Сефта. Казалось, он подыскивал слова. Наконец он сказал Сефту:

– Придёт время, и ты проклянёшь этот день. Умоешься горькими слезами и кровью.

И с этими словами он отвернулся.

Олф и Кэм выглядели удивлёнными. Они нечасто видели, чтобы их отец отступал. Они повернулись и пошли за ним, стараясь не выглядеть побеждёнными.

Сефт ослабел от облегчения. Ноги, казалось, вот-вот подкосятся, и он резко сел. Он поднял свою миску, понял, что слишком напряжён, чтобы есть, и снова поставил её. Теперь, когда схватка закончилась, его охватил беспомощный страх.

Вун сказал:

– Молодец, парень. Тебе хватило духу отстоять себя. Ты хороший парень.

– Спасибо, что защитили меня, – сказал Сефт.

– Не люблю, когда обижают порядочного молодого человека.

Он вернулся к своему ужину, и остальные сделали то же самое.

Тем сел рядом с Сефтом.

– У тебя ужасный отец, – сказал он. – Неудивительно, что ты сбежал.

– Мне потребовалось много времени, чтобы набраться смелости.

– Представляю! Но теперь всё кончено.

– Возможно, – сказал Сефт и снова взял свою миску.

*

Наступила ночь, умолкли птицы, и все легли спать. Сефт достал из своей сумки хорошо заточенный кремневый нож с длинным лезвием. Через некоторое время беззвучно взошла луна.

Сефт думал о Ниин. Он снова и снова представлял в своих мыслях, как они встретятся вновь. Его уход был таким постыдным, что он твёрдо решил вернуться с достоинством. Независимым молодым человеком, у которого есть своё дело, который может сам себя прокормить и однажды прокормит своих детей. Скоро он сможет это сделать.

Ему хотелось каким-то образом отправить весточку Ниин, но не было никакой возможности. Большинство людей совершали путешествие только на Обряды, что бывали четыре раза в год. Изредка появлялись бродяги, певшие стихи или предлагавшие на обмен какую-нибудь мелочь, костяные украшения или волшебные зелья, но доверять им как посыльным было нельзя, да и Сефт ни одного такого по-близости не видел.

Значит, Ниин ничего не знала о его намерениях. Он надеялся, что она дождётся его. Но она, вероятно, видела Энвуда каждый день. Долго ли она будет хранить верность исчезнувшему Сефту?

Люди вокруг него заснули, но Сефт чувствовал, что спать опасно. Его семья могла быть недалеко. Он планировал не спать всю ночь.

Тем долго бодрствовал рядом с ним, и они время от времени переговаривались, но в конце концов его дыхание стало ровным, и Сефт остался единственным, кто не спал. Он сжимал в правой руке кремневый нож. Он вслушивался в ночные звуки: шуршание мелких тварей и тоскливое уханье совы, охотившейся на них. Он напрягал слух, пытаясь уловить человеческие шаги по траве, и жалел, что у него нет собаки.

Против своей воли он уснул.

Его разбудил укол чего-то острого, впившегося в шею. Он открыл глаза и увидел склонившегося над ним брата Олфа, который прижимал к его горлу заточенный олений рог. Сердце забилось, как барабан.

– Пикнешь и я тебя убью, – прошептал Олф.

Сефт попытался унять панику и собраться с мыслями. Неужели Олф и вправду его убьёт? Мёртвый он отцу не нужен. Но здесь дело было не столько в пользе, сколько в гордости. Ког не выносил неповиновения. «Да, – подумал он, – если я сейчас закричу, есть по крайней мере шанс, что Олф вонзит этот рог в моё мягкое горло, и я истеку кровью».

Поэтому он лежал тихо и неподвижно. Но под бедром он чувствовал твердость кремневого ножа, выскользнувшего из руки во сне. Он не сдастся без боя. Он не откажется так легко от шанса на счастье, который ему недавно выпал. Он может умереть, но и его противник тоже.

Олф, казалось, не знал, что делать дальше. Он не продумал свой следующий шаг, что было на него похоже. Наступила пауза, пока он соображал. Затем он неуклюже умудрился слезть с Сефта, не убирая оружия.

– А теперь вставай, – прошептал он.

– Хорошо, – пробормотал Сефт. – Хорошо.

Тем хмыкнул и перевернулся на другой бок, но не проснулся.

Сефт слегка перекатился направо, ногой прикрывая нож. Он встал на одно колено, заставив Олфа отступить на несколько дюймов. Он скользнул рукой по земле к ножу.

У него будет только один шанс.

– Иду, – сказал он, сжимая нож.

Он вскочил на ноги быстрым, плавным движением. Левой рукой он отбил в сторону рог Олфа, одновременно высоко занеся правую. Затем он с силой опустил нож и полоснул Олфа по лицу.

Он почувствовал, как кремень вошёл в плоть. Тошнотворное ощущение – лезвие рассекает мясо до самой кости. С силой вдавив клинок, он полоснул Олфа по лицу. Он увидел, как из левого глаза брата брызнула жидкость. Кровь из раны на щеке хлынула ему на руку.

Олф закричал.

Из темноты вынырнул Ког, а за ним и Кэм. Люди Вуна, резко проснувшись, вскочили на ноги.

Олф слепо шатался, прижимая руки к лицу и крича:

– Мой глаз! Мой глаз!

Сефт знал, что должен быть в ужасе от содеянного, но на самом деле чувствовал ликование.

Кэм закричал на Сефта:

– Что ты наделал?

Громкий голос Вуна произнёс:

– Без насилия, а ну успокойтесь все.

Ког набросился на него:

– Посмотри, что натворил этот злой мальчишка!

Вун закричал:

– Ты сам виноват, Ког, дурак. Ты крадёшься в наш лагерь, подобно ночному вору, и чего ты ожидал? Вежливого приёма? Тебе повезло, что тебя не убили.

Ког повернулся к Сефту.

– Ты наполовину ослепил своего брата!

Сефт ощутил в себе прилив безрассудной ярости.

– Я тебе вот что скажу, отец, – сказал он. – Если я ещё хоть раз увижу Олфа, то выколю ему и второй глаз.

Ког был потрясён.

– Ты превратился в чудовище.

– Я стал жёстче, – сказал Сефт. – Чего ты сам и добивался.

*

Инка наставляла Джойю и ещё одну послушницу. Джойа встречала Инку раньше, на Гуляниях, когда та держалась за руки с матерью Вии, Кэй. Она была знающей и умной, и Джойа впитывала всё, чему она учила.

Другая послушница, Сэри, была старше Джойи на пару лет, но маленькая, худенькая и робкая. Из-за своей нервозности она с трудом понимала и запоминала уроки, поэтому Джойа помогала ей, хоть порой и теряла терпение.

Ани упорно отговаривала Джойю от жречества. Ниин поддержала её, сказав, что не хочет терять сестру. Но Джойа не сдавалась, и в конце концов Ани сказала:

– Тебе это не понравится, но, возможно, лучше тебе самой это понять. Иди, становись послушницей. Через две недели вернёшься домой.

Ани ошиблась. Джойа была счастлива со жрицами.

Уроки были самой лучшей частью ее новой жизни. Она уже научилась называть числа. Их не нужно было запоминать все, потому что существовала логическая система их составления. Танцевальные шаги, всегда связанные со счётом, не были для Джойи трудными, и она уже выучила их все. Песни были сложнее. Их было очень много, и жрицы никогда не пели одну и ту же песню два дня подряд. Как сказала ей Су в тот роковой день, когда она подглядывала за церемонией восхода солнца, песни были хранилищем знаний, сокровищем народа Великой Равнины. Однажды Джойа сможет запомнить все слова, и тогда она будет знать столько же, сколько любой человек в мире.

Сегодняшний урок проходил внутри Монумента. Они сидели на траве перед деревянной аркой, в которой на День Середины Лета восходило солнце.

– Посмотрите на правый столб, – сказала Инка. – Когда мы танцуем на следующий день после Середины Лета, мы кладём два счётных диска у его подножия, чтобы показать, что это второй день недели.

Счётными дисками были те самые глиняные круги, которые Су показывала Джойе.

Сэри осмелела настолько, что сказала:

– У нас, должно быть, очень много счётных дисков, на все дни года.

Инка всегда была терпелива с Сэри.

– Не совсем, хотя я понимаю, почему ты так думаешь, – мягко сказала она. – Мы добавляем по одному диску каждый день, пока их не станет двенадцать, и мы знаем, что это последний день недели. На следующий день мы собираем все диски и переходим ко второму столбу, где кладём один.

– А столбов тридцать, – сказала Джойа.

– Да, так сколько дней в тридцати неделях?

Джойа знала названия чисел, но всё ещё не умела производить сложные вычисления. Она почувствовала себя униженной.

– Не знаю, прости.

– Не переживай, это и правда трудно. Ответ – триста шестьдесят. Но в году ещё пять дней.

Джойа догадалась, что Инка скажет дальше. В центре Монумента, в окружении тридцати столбов с перекладинами, стояли пять отдельных арок в виде парных столбов с перекладинами, но не соединённые между собой, образуя незамкнутый овал. Они, должно быть, и представляли пять лишних дней.

Инка продолжила и сказала именно это.

– И наконец, – сказала она, – используя этот метод, мы обнаруживаем, что через несколько лет восход солнца в Середину Лета, кажется, начинается немного позже.

– Но так не может быть! – возразила Джойа.

– Ты права. Путь солнца не меняется из года в год. Скорее, в наших расчётах есть изъян. Истинное число дней в году – триста шестьдесят пять с четвертью.

Джойа не могла понять, как в году может быть четверть дня.

Инка продолжила:

– Поэтому раз в четыре года мы добавляем один лишний день. И тогда солнце в Середину Лета всегда восходит, когда мы его ждём.

Джойа была поражена и взволнована. Жрицы действительно понимали, что происходит на небе. Это казалось чудом.

– А теперь время обеда, – сказала Инка. – И постарайтесь запомнить всё, что я вам рассказала, чтобы завтра вы могли мне это объяснить.

Джойа поняла, что уже наступил полдень и она проголодалась. Они с Сэри направились к зданию, которое днём служило столовой, а ночью – спальней.

– Я не смогу всё это запомнить, – со страхом сказала Сэри. – Это так сложно. Она будет на меня завтра злиться.

– Давай повторим рано утром, – предложила Джойа. – Может, поможем друг другу вспомнить.

У столовой Джойа увидела свою старшую сестру. Ниин прислонилась к стене, очевидно, дожидаясь её.

– Можно с тобой поговорить? – спросила Ниин.

– Что-то не так?

– В некотором смысле, да.

Сэри вошла внутрь. Джойа взяла Ниин за руку, и они пошли вдоль земляного вала. Равнина простиралась вдаль, тая в дымке.

– Что случилось? – спросила Джойа.

– У меня будет ребёнок, – сказала Ниин.

Джойа широко улыбнулась.

– Как чудесно! Новый крошечный малыш в нашей семье.

– Ты никогда особо не любила младенцев.

– Ну да, но твоего ребёнка я буду любить. И мама, должно быть, в восторге.

– О, она точно в восторге.

– Но ты, я вижу, не так счастлива. – Для Джойи это было очевидно.

Ниин выглядела смущённой. Она остановилась, и Джойа тоже. Они смотрели, как телёнок сосёт вымя у матери. После долгой паузы Ниин сказала:

– Сефт отец этого ребенка.

– Не Энвуд?

– Я никогда не спала с Энвудом.

– Правда? Я думала…

– Мне нравится Энвуд, но я люблю Сефта.

– Некоторое время назад ты не была так уверена.

– Чем дольше Сефта нет, тем сильнее я его люблю.

«Это плохие новости», – подумала Джойа. Ниин влюблена в человека, который исчез. Это наверняка сделает её несчастной. Но что она могла поделать?

Они пошли дальше вдоль круглого вала. Джойа старалась быть практичной.

– Когда у тебя будет ребёнок, тебе понадобится мужчина.

– Мама говорит то же самое. Что я должна забыть Сефта и решиться связать судьбу с Энвудом. Я знаю, что он меня хочет, он ясно это дал понять. Он не знает, что я беременна, но, когда я ему об этом скажу, он точно будет счастлив растить ребёнка, зачатого в Ночь Середины Лета. Таков у нас обычай.

– И ты до сих пор не знаешь, где Сефт?

На глазах Ниин выступили слёзы.

– Я даже не знаю, жив ли он. – Ниин заплакала.

Джойа обняла её, напряжённо думая. Когда рыдания Ниин утихли, Джойа сказала:

– Ты можешь ещё немного подождать.

– Могу. Но чем дольше я жду, тем очевиднее становится, что Энвуд для меня, всего лишь второй вариант, и я выбираю его лишь потому, что Сефт исчез.

Джойа кивнула.

– Рано или поздно это сведёт с ума любого мужчину.

– А ребёнок всё усугубляет. О, Джойа, что мне делать?

– Ты можешь подождать до Осеннего Обряда. Если Сефт не появится, ты сможешь сдаться.

– До Осеннего Обряда осталось не так много дней.

– Двадцать.

Ниин улыбнулась сквозь слёзы.

– Ты теперь знаешь такие вещи, конечно, ты же жрица.

Они обошли Монумент по кругу и вышли к началу тропы, ведущей в Излучье.

– Мне пора домой, – сказала Ниин.

– Я провожу тебя.

По дороге Джойа пыталась подбодрить Ниин.

– Ты бы хотела мальчика или девочку? – спросила она.

– О, мне всё равно. Я бы хотела маленькую девочку. Но мальчики тоже милые, когда маленькие. Я обожала малыша Хана. И до сих пор его обожаю.

– Мама поможет тебе, когда родится ребёнок. Она всё об этом знает.

– Ещё бы, у неё трое детей.

К тому времени как они дошли до дома слёзы Ниин окончательно высохли. Ани была на улице, мешала в котле, но выглядела обеспокоенной.

– В чём дело, мама? – спросила Джойа.

– Может, и ничего, – сказала она. – Я пошла искать Скаггу, поговорить с ним по делу старейшин, но не смогла найти. Его мать сказала мне, что он где-то варит берёзовый дёготь. – Берёзовый дёготь использовался в качестве клея. – Я видела его сестру, Джару, и спросила, где его найти, а она ответила: «О, он где-то здесь». Но она мне лгала, я это поняла.

Она вынула лопатку из котла и уставилась на неё, словно та могла открыть ей тайны.

– Скагга исчез, – сказала она.

*

Пиа проснулась посреди ночи и сказала:

– Что это за запах?

На мгновение воцарилась тишина, затем её отец резко сел.

– Дым, – сказал он.

Он схватил свою тунику и выбежал из дома.

Это напугало Пию.

Её мать проснулась и спросила:

– Что такое?

– Папа говорит, это дым, – сказала Пиа.

– И я чувствую. – Яна натянула тунику, сунула ноги в башмаки, и Пиа сделала то же. Она выбежала за матерью, но та вдруг бросилась бежать, и Пиа никак не поспевала за ней.

В лунном свете Пиа видела мужчин, женщин и детей. Все они бежали в одном направлении. Запах становился всё гуще. Пиа несколько раз уловила слово «пожар». Ну конечно, подумала она, что-то горит, но что?

Через несколько мгновений она поняла. Это была Полоса. Посевы бобов взошли и теперь доходили Пие до пояса, и все они сейчас горели. Она видела, что огонь начался с дальнего конца Полосы и распространился на юг. Но она не понимала, как могут гореть листья. Обычно горит только сухое.

Её отец, нагой, пытался сбить пламя своей кожаной туникой. Другие мужчины и женщины делали то же самое.

– Стой подальше от огня! – крикнула Яна Пие. Затем она сдёрнула с себя тунику и присоединилась к тем, кто боролся с огнём. Другие наломали в лесу ветвей и ими хлестали по пламени. Все кашляли в дыму.

Трун метался взад-вперёд, сердито выкрикивая приказы остальным. Одни должны были притащить кожаные подстилки, другие носить воду из реки, и всё бегом, бегом, бегом.

Кто-то принёс большой горшок с водой и выплеснул на пламя, но это была лишь капля в море.

К Пие подошла её подруга Мо. Родители Мо были в поле, боролись с огнём. Мо плакала, и Пиа обняла её.

Вскоре все жители поселения были здесь, и каждый тушил огонь чем придётся. Пиа думала, что им никогда его не одолеть, но через некоторое время с облегчением увидела, что продвижение пламени остановлено. Ещё через несколько минут огонь начал стихать. Мо перестала плакать.

Пиа увидела, что сгорела почти половина урожая бобов.

На северной половине Полосы остался лишь тлеющий пепел. Все покинули поле. Отец Пии, Ално, кашлял.

Кто-то сказал:

– Как мог посреди ночи начаться пожар в поле? Молнии ведь не было?

– Это был поджог, – сказал Трун.

– Ты не можешь этого знать наверняка, – возразила его жена Катч.

Стоявшие вокруг люди молча обдумывали эту мысль.

Мать Пии, Яна, дошла до дальнего конца поля, где пепелище граничило с пастбищем скотоводов. Скот, напуганный пламенем, разбежался. Она вернулась, держа в руках несколько глиняных черепков. Она встала прямо перед Труном, будто собиралась с ним драться. Остальные подошли поближе, чтобы посмотреть, что будет.

Трун сделал вид, что ему всё равно.

– Что это? – спросил он.

– Разбитый горшок, – сказала Яна.

Пиа не понимала, почему это важно. Горшки время от времени бьются. Это было обычным делом.

Яна провела пальцем по внутренней стороне изогнутого черепка, понюхала палец и брезгливо поморщилась, словно от дурного запаха. Она протянула черепок Труну.

Трун сделал то же самое. Затем он сказал:

– Берёзовый дёготь.

– Вот именно, – сказала Яна.

По толпе прошёл ропот. Пиа знала почему. Берёзовый дёготь легко вспыхивает.

– Кто-то принёс сюда берёзовый дёготь в горшках посреди ночи, – сказала Яна. – Они вылили дёготь на посевы и подожгли их. И ты знаешь, кто это был, не так ли, Трун?