Текст книги "Круг Дней (ЛП)"

Автор книги: Кен Фоллетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 33 страниц)

КЕН ФОЛЛЕТТ

КРУГ ДНЕЙ

ИСТОРИЯ НАЧИНАЕТСЯ ОКОЛО 2500 ГОДА ДО НАШЕЙ ЭРЫ

1

Сефт брёл по Великой Равнине, неся на спине плетёную корзину с кремнями для обмена. С ним шли его отец и двое старших братьев. И всех троих он ненавидел.

Равнина простиралась до самого горизонта. Летняя зелень травы пестрела жёлтыми лютиками и красным клевером, которые вдали сливались в оранжево-зелёную дымку. Огромные, не сосчитать, стада коров и овец мирно паслись на лугах. Тропы не было, но они знали дорогу и за долгий летний день могли добраться до места с запасом времени.

Солнце пекло Сефту голову. Равнина была по большей части плоской, но пологие спуски и подъёмы уже не кажутся такими пологими, когда тащишь на себе тяжёлую ношу. Его отец, Ког, шёл в одном и том же темпе, невзирая на подъёмы и спуски. «Чем скорее придём, тем скорее отдохнём», – говаривал он, и эта тупая очевидность раздражала Сефта.

Кремень был самым твёрдым из камней, и сердце у отца Сефта было как кремень. Седовласый, с серым лицом, он не был крупным, но обладал огромной силой, и когда сыновья выводили его из себя, он наказывал их кулаками, твёрдыми, как камни.

Всё, что имело режущую кромку, – от топоров и ножей до наконечников для стрел – делалось из кремня. Кремень был нужен всем, и его всегда можно было обменять на что угодно: на еду, одежду или скот. Некоторые даже брали его в запас, зная, что он никогда не испортится и не потеряет своей ценности.

Сефт ждал встречи с Ниин. Он думал о ней каждый день со времён Весеннего Равнопутья. Они познакомились в последний вечер праздника и проговорили до глубокой ночи. Она была такой тёплой и дружелюбной, что он не сомневался ни на миг, что понравился ей. Долгие недели после этого, трудясь в шахте, он часто представлял себе её лицо. В его мечтах она всегда улыбалась и наклонялась, чтобы сказать ему что-то приятное. Улыбка ей очень шла.

Прощаясь, она поцеловала его.

Он нечасто встречал девушек, поскольку дни напролёт он пропадал в яме, но ни одна из тех, кого он видел, не трогала его так, как она.

Братья заметили его с Ниин и догадались, что он влюбился. И сегодня всю дорогу они потешались над ним, отпуская пошлые шуточки. Олф, большой и глупый, спросил:

– Ну что, Сефт, в этот раз сунешь ей свою штуковину?

А Кэм, который всегда поддакивал Олфу, принялся изображать толчки бёдрами, и оба загоготали, словно две вороны на дереве. Они считали себя остроумными. Какое-то время они продолжали в том же духе, но шутки у них быстро иссякли. Воображением они не отличались.

Братья несли свои корзины в руках, на плечах или на головах, но Сефт придумал, как приладить свою к спине с помощью кожаных ремней. Надевать и снимать её было неудобно, но нести – куда легче. Они высмеяли его придумку и обозвали слабаком, но ему было не привыкать. Он был младшим в семье, и самым умным, и за этот ум они его и ненавидели. Отец никогда не вмешивался. Казалось, ему даже нравилось наблюдать за тем, как сыновья ссорятся и дерутся. Глядя на то, как над Сефтом издеваются, Ког советовал ему не быть размазнёй.

По пути Сефт, несмотря на своё приспособление, всё сильнее ощущал тяжесть корзины. Глядя на остальных, ему казалось, что они устали не так сильно, как он. Это было странно, ведь он был не слабее их. Но он весь взмок от пота.

Когда солнце поднялось в зенит, Ког объявил привал. Они остановились под вязом и сбросили корзины. Все жадно пили из фляг – глиняных сосудов с пробками, в кожаной оплётке. Великую Равнину огибали реки с севера, востока и юга, но на самой равнине ручьёв и прудов было мало, да и те по большей части пересыхали к лету, так что мудрые путники носили воду с собой.

Ког раздал всем по куску холодной свинины. Покончив с едой, Сефт лёг на спину и, наслаждаясь тишиной, стал смотреть на густые ветви дерева.

Но слишком скоро Ког объявил, что пора двигаться дальше. Сефт повернулся, чтобы взять свою корзину, и замер, уставившись на неё. Кремень из подземных жил был иссиня-чёрным, блестящим, с мягкой белой коркой. Если ударить по нему камнем, от него откалывались пластины – так ему придавали форму. Кремни в корзине Сефта были уже частично обработаны отцом: он обтесал их, придав грубые очертания будущих ножей, топорищ, скребков, проколок и других орудий. В таком виде они были немного легче, да и ценились выше у мастеров, которые доводили их до конечной формы.

Камней в корзине Сефта как будто стало больше, чем утром, когда они вышли. Показалось? Нет, он был уверен. Он посмотрел на братьев.

Олф ухмылялся, Кэм хихикал.

Сефт понял, что произошло. Пока они шли, братья тайком переложили камни из своих корзин в его. Теперь он вспомнил, как они подходили к нему сзади, отпуская свои сальные шуточки. Они просто отвлекали его, чтобы он не заметил, что они затеяли на самом деле.

Неудивительно, что он так умотался за утро.

– Ах вы… – гневно начал он, указывая на них.

Те покатились со смеху. Засмеялся и Ког: было ясно, что он в сговоре.

– Мерзкие свиньи, – горько бросил Сефт.

– Да это же просто шутка! – сказал Кэм.

– Очень смешно. – Сефт повернулся к отцу. – Почему ты их не остановил?

– Не жалуйся, – ответил отец. – Не будь размазнёй.

– Ты должен нести их до конца, раз попался на уловку, – сказал Олф.

– Вы так думаете? – Сефт опустился на колени и вывалил лишние кремни из своей корзины на землю, пока не оставил примерно столько, сколько было вначале.

– Я подбирать их не стану, – сказал Олф.

– И я, – добавил Кэм.

Сефт поднял свою полегчавшую корзину, вскинул на спину и пошёл прочь.

Он услышал голос Олфа:

– А ну вернись.

Сефт не обратил внимания.

– Ах так, я иду за тобой.

Сефт обернулся, пятясь. Олф шёл прямо на него.

Ещё год назад Сефт бы сдался и сделал, что велит Олф. Но с тех пор он подрос и окреп. Он всё ещё боялся Олфа, но больше не собирался уступать своему страху. Он сунул руку за плечо и вытащил из корзины кремень.

– Хочешь понести ещё один камень? – спросил он.

Олф яростно взревел и бросился на него.

Сефт швырнул кремень. Руки у юноши, целыми днями работавшего киркой в шахте, были сильными, и бросок получился мощным.

Камень угодил Олфу в ногу выше колена. Тот взвыл от боли, проковылял ещё пару шагов и рухнул на землю.

– Следующий полетит в твою башку, тупая скотина, – сказал Сефт. Он повернулся к отцу: – Ну что, теперь я не размазня?

– Заканчивайте с этими глупостями, – сказал Ког. – Олф, Кэм, берите свою ношу и пошли.

Кэм спросил:

– А как же камни, что Сефт оставил на земле?

– Подбери их, болван.

Олф, пошатываясь, поднялся на ноги. Было ясно, что серьёзных повреждений нет, пострадала лишь его гордость. Вместе с Кэмом они собрали кремни и рассовали по своим корзинам. Потом побрели вслед за Сефтом и Когом. Олф хромал.

Кэм догнал Сефта.

– Не стоило тебе этого делать, – сказал он.

– Да это же просто шутка, – ответил Сефт.

Кэм отстал.

Сефт шёл дальше. Сердце колотилось: он был напуган. Но всё обошлось – по крайней мере, пока.

За дни, прошедшие с Весеннего Равнопутья, он твёрдо решил при первой же возможности уйти от семьи. Но он ещё не придумал, как прокормиться в одиночку. Добыча кремня всегда была делом артельным, а не одиночным. Ему нужно было всё спланировать. Было бы слишком унизительно вернуться к семье – подавленным, голодным – и умолять, чтобы его приняли обратно на прежнее место.

Он знал лишь одно: в его будущей жизни непременно должна быть Ниин.

*

Монумент был окружён высоким земляным валом. Вход в кольцо вала представлял собой разрыв, обращённый на северо-восток. Поодаль виднелись дома, где жили жрицы. Сегодня в Монумент никто не входил. Завтра должен был состояться Обряд Середины Лета.

К Монументу люди приходили на обряды, что проводились четырежды в год, но сбор такого множества народа из ближних и дальних краёв был ещё и возможностью для торга, и многие приносили с собой товары на обмен. Кто-то уже раскладывал свои пожитки. Все знали, что заходить в священный круг нельзя. Торговцы облюбовали место у входа и держались подальше от домов жриц.

По мере того как Сефт с семьёй подходили ближе, гул голосов нарастал, и в воздухе чувствовалось радостное оживление. Люди стекались со всех сторон. Одна группа, которая каждый год собиралась в селении на холме в четырёх днях пути к северо-востоку, шла по утоптанной тропе, слывшей древней дорогой. От деревни к деревне к ним примыкали новые путники, и в итоге к Монументу они подходили длинной колонной людей и скота.

Ког остановился рядом с супружеской парой, Эвом и Фи, которые плели верёвки из жимолости. Добытчики кремня опорожнили свои корзины, и Ког принялся складывать камни в кучу.

От работы его отвлёк другой добытчик, Вун, невысокий мужчина с жёлтыми глазами. Сефт встречал его уже не раз. Вун был человеком общительным, со всеми дружил и любил поболтать, особенно с собратьями по ремеслу. Он всегда знал, что где происходит. Сефт считал его любопытным.

Вун пожал Когу руку – левой к правой, по-простому. Формальное рукопожатие, правая к правой, выражало скорее уважение, чем дружбу. А самое тёплое, дружеское – это когда жмут одновременно правую руку левой, а левую – правой.

Ког, как всегда, был неразговорчив, но Вун, казалось, этого не замечал.

– Вижу, вы все вчетвером, – сказал он. – А шахту-то кто сторожит?

Ког подозрительно взглянул на него.

– Всякому, кто сунется, башку проломят.

– Вот и правильно, – сказал Вун, делая вид, что одобряет воинственность Кога. А сам тем временем внимательно разглядывал груду наполовину обработанных кремней, оценивая их качество. – Кстати, – добавил он, – здесь есть торговец, у него огромный ворох оленьих рогов. Чудо что такое.

Рога благородного оленя, твёрдые как камень и с острыми концами, были одним из важнейших орудий добытчиков. Их использовали как инструмент для добычи кремния.

– Надо бы взглянуть, – сказал Олф Кэму.

Все смотрели на Вуна, и на Сефта никто не обращал внимания. Воспользовавшись моментом, он тихо отделился от них и быстро растворился в толпе.

От Монумента к ближайшему селению, Излучью, вела прямая тропа. По обеим сторонам от неё пасся скот. Сефт не любил коров. Когда они смотрели на него, он не мог понять, что у них на уме.

Но в остальном он завидовал скотоводам. Сидят себе целыми днями да пасут стада. А ему приходится весь день долбить кремневую жилу, дробить твёрдый камень и поднимать его наверх, карабкаясь по шесту для лазания. Весь этот скот – коровы, овцы и свиньи, плодились почти без всякой помощи, а их владельцы знай себе богатели.

Добравшись до Излучья, он стал разглядывать дома, которые все выглядели одинаково. У каждого низкие стены из плетня, обмазанного глиной, и крыша из дёрна, уложенного поверх стропил. Дверной проём представлял сообой два столба с привязанной к ним притолокой. Летом все готовили на улице, но зимой в центральном очаге постоянно горел огонь. Под стропилами коптилось мясо. Сейчас плетёная калитка в половину высоты проёма впускала свежий воздух, но не давала забрести бродячим псам и всякой мелкой твари, что шныряет по ночам в поисках еды. Зимой же проём можно было наглухо закрыть более плотным плетнём, точно подогнанным по размеру.

По селению и окрестностям бродило множество свиней, которые рыли пятаками землю в поисках чего-нибудь съедобного.

Примерно половина домов пустовала. Они предназначались для гостей, которые приходили четырежды в год. Скотоводы заботились о своих гостях, ведь те, приезжая на торг, приносили с собой большое богатство.

Обряды проводились в день осеннего равноденствия, которое называли Осенним Равнопутьем, в середине зимы, в Весеннее Равнопутье и, как сейчас, в середине лета, которая наступала завтра. Одной из главных задач жриц был счёт дней в году, чтобы они могли объявить, например, что Осеннее Равнопутье наступит через шесть дней.

Сефт остановил женщину-скотовода и спросил, как найти дом Ниин. Её знали многие, ведь её мать была важной особой, старейшиной. Ему объяснили дорогу, и вскоре он нашёл нужный дом. Внутри было чисто, прибрано и пусто. «Здесь живут четверо, и все куда-то ушли!» – подумал он. Но, без сомнения, у них было много дел, связанных с Обрядом.

Теряя терпение, он отправился на поиски Ниин. Он бродил между домами, высматривая в толпе её улыбчивое круглое лицо и густые тёмные волосы. Он заметил, что многие гости уже заселились в свободные дома. Одиночки и семьи с детьми, некоторые с широко раскрытыми от любопытства глазами осматривали незнакомое место.

Он с тревогой думал, как Ниин его встретит. Прошло уже четверть года с той ночи, что они провели в разговорах. Тогда она была с ним так тепла, но могла и остыть. Она была настолько привлекательна и мила, что вокруг неё наверняка вилось множество других мужчин. «Во мне нет ничего особенного», – думал он. К тому же он был на пару лет моложе Ниин. Кажется, её это не смущало, но ему она казалась ужасно утончённой.

Он вышел к реке, где всегда кипела жизнь: выше по течению набирали чистую воду, а ниже – стирали одежду и мылись. Ниин он не увидел, но с облегчением наткнулся на её сестру, с которой познакомился на прошлом Весеннем Равнопутье. Это была уверенная в себе девочка с копной кудрявых волос и волевым подбородком. Он прикинул, что ей на вид лет тринадцать. Завтра исполнится четырнадцать. Люди Великой Равнины считали возраст по серединам лета, так что в День Середины Лета все становились на год старше.

Как же её звали? И тут он вспомнил. Джойа.

Она с двумя подружками, похоже, мыла в реке башмаки. Башмаки у них были как у всех, плоские куски шкуры, вырезанные по ноге и пробитые по краям для шнурков. Шнурки делали из коровьих жил и туго затягивали, чтобы башмак плотно сидел на ноге.

Он подошёл к ней и сказал:

– Помнишь меня? Я Сефт.

– Конечно, помню. – Она приветствовала его формально: – Да улыбнётся вам Бог Солнца.

– И тебе того же. Зачем вы моете башмаки?

Она усмехнулась.

– Чтобы ноги не воняли.

Сефту такое и в голову не приходило. Он никогда не мыл свои башмаки. А что, если Ниин почует запах от его ног? Ему уже стало неловко. Он твёрдо решил вымыть башмаки при первой же возможности.

Две подружки Джойи шептались и хихикали, как это порой необъяснимо случается с девочками. Джойа посмотрела на них, раздражённо вздохнула и громко сказала:

– Полагаю, ты ищешь мою сестру, Ниин.

– Конечно.

На лицах у подружек было написано: «Так вот в чём дело».

Сефт продолжил:

– У вас дома никого нет. Ты не знаешь, где Ниин?

– Она помогает готовить пир. Показать тебе дорогу?

«Как мило с её стороны, – подумал он, – бросить подруг и помочь мне».

– Да, пожалуйста.

Неся в руках мокрые башмаки, она весело попрощалась с подругами.

– Пир готовят Чак и Мелли со всей своей роднёй – сыновьями, дочерьми, двоюродными братьями и сёстрами, и кто их там ещё разберёт, – защебетала она. – Семья у них большая, и это хорошо, потому что пир тоже большой. Они всё делают на площади в центре селения.

Когда они пошли рядом, Сефту пришло в голову, что Джойа, может быть, знает, что Ниин думает о нём.

– Могу я тебя кое о чём спросить? – сказал он.

– Конечно.

Он остановился, и она тоже. Понизив голос, он спросил:

– Скажи честно, как ты думаешь, я нравлюсь Ниин?

У Джойи были красивые ореховые глаза, и сейчас она посмотрела на него с обезоруживающей прямотой.

– Думаю, да, хотя не могу сказать, насколько сильно.

Ответ его не удовлетворил.

– Ну, а она… говорит обо мне? Хоть когда-нибудь?

Джойа задумчиво кивнула.

– О, кажется, она упоминала тебя, и не раз.

«Она осторожничает, чтобы не сболтнуть лишнего», – с досадой подумал Сефт. И всё же он не отступал.

– Я очень хочу узнать её получше. Я думаю, она… даже не знаю, как сказать. Она восхитительна.

– Это ей говорить надо, а не мне. – Джойа улыбнулась, чтобы смягчить упрёк.

Он не унимался:

– Но будет ли она рада это услышать?

– Думаю, она будет рада тебя видеть, но большего сказать не могу. Она сама за себя скажет.

Сефт был старше Джойи на два лета, но так и не смог вытянуть из неё ничего путного. «Сильный характер», – понял он.

– Я просто не знаю, чувствует ли Ниин то же, что и я, – беспомощно произнёс он.

– Спроси её – и узнаешь, – ответила Джойа, и Сефту послышались в её голосе нотки нетерпения. – В конце концов, что ты теряешь?

– Ещё один вопрос, – сказал он. – У неё есть кто-нибудь другой?

– Ну…

– Значит, есть.

– Он-то её точно любит. А вот любит ли она его, сказать не могу. – Джойа принюхалась. – Чувствуешь?

– Жареное мясо. – У него потекли слюнки.

– Иди на запах, и найдёшь Ниин.

– Спасибо за добрый совет.

– Удачи. – Она повернулась и пошла обратно.

Он зашагал дальше. «Сёстры совсем разные», – размышлял он. Джойа – проворная и властная, а Ниин – мудрая и добрая. Обе хороши собой, но любил он Ниин.

Запах мяса становился всё сильнее, и вскоре он вышел на площадь, где на вертелах жарилось несколько быков. Пир должен был состояться только завтра вечером, но, видимо, чтобы приготовить таких огромных животных, требовалось много времени. Скот помельче, овец и свиней, без сомнения, будут жарить завтра.

Человек двадцать мужчин, женщин и детей суетились вокруг, поддерживая огонь и поворачивая вертелы. Через мгновение Сефт заметил Ниин. Она сидела на земле, скрестив ноги, и, склонив голову, была поглощена какой-то работой.

Она была не такой, какой он её помнил, но ещё прекраснее. Её загорелое от летнего солнца лицо и выгоревшие пряди в тёмных волосах… Она хмурилась над работой, и эта её хмурость была донельзя очаровательна.

Она скоблила кремневым скребком внутреннюю сторону шкуры, без сомнения, снятой с одного из быков, что сейчас жарились на огне. Сефт вспомнил, что её мать выделывает кожи. Эта её сосредоточенность завораживала и трогала до слёз.

И всё же он собирался прервать её занятие.

Он пересёк площадь, и с каждым шагом напряжение нарастало. «Почему я волнуюсь? – спросил он себя. – Я должен радоваться. Я и так счастлив. Но до смерти напуган».

Он остановился прямо перед ней и улыбнулся. Прошло несколько мгновений, прежде чем она оторвала взгляд от шкуры. Затем она подняла голову, увидела его, и по её лицу разлилась такая дивная улыбка, что у него, казалось, замерло сердце.

Мгновение спустя она сказала:

– Это ты.

– Да, – счастливо ответил он. – Я.

Она отложила скребок и шкуру и встала.

– Закончу потом, – сказала она. Взяв Сефта под руку и отпихнув ногой свинью, она добавила: – Пойдём куда-нибудь, где потише.

Они пошли на запад, прочь от реки. Земля, как это обычно бывает у рек, поднималась вверх. Ему хотелось говорить с ней, но он не знал, с чего начать. Подумав, он произнёс:

– Я очень рад снова тебя видеть.

Она улыбнулась.

– Я тоже.

«Хорошее начало», – подумал он.

Они подошли к странному сооружению – концентрическим кругам из древесных стволов. Это было, очевидно, священное место. Они обошли его.

– Люди приходят сюда, чтобы побыть в тишине и подумать, – сказала Ниин. – Или поговорить, как мы. И старейшины здесь собираются.

– Я помню, ты говорила, что твоя мать – старейшина.

– Да. Она очень хорошо разбирается в спорах. Умеет успокоить людей и заставить их мыслить здраво.

– Моя мама была такой же. Ей иногда удавалось образумить отца.

– Ты говорил, что она умерла, когда тебе было десять лет от роду.

– Да. Она поздно зачала, и они умерли вместе с младенцем.

– Ты, должно быть, очень по ней скучаешь.

– Не представляешь, как сильно. До её смерти отец нами, тремя мальчишками, совсем не занимался. Может, боялся взять ребёнка на руки, или ещё что. Он никогда к нам не прикасался, даже не разговаривал. А когда мама умерла, ему вдруг пришлось о нас заботиться. Мне кажется, он ненавидел возиться с детьми и ненавидел нас за то, что ему приходилось это делать.

Ниин тихо сказала:

– Это ужасно.

– Он и сейчас к нам не прикасается. Только когда наказывает.

– Он вас бьёт?

– Да. И моих братьев тоже.

– А разве у твоей матери не было родни, которая могла бы вас защитить?

Сефт знал, что в этом и заключалась большая часть проблемы. Родители, братья и сёстры женщины должны были позаботиться о её детях, если она умирала. Но у его матери не было никого из живых родственников.

– Нет, – сказал он, – у моей мамы не было родни.

– Почему ты просто не уйдёшь от отца?

– Я уйду, однажды, даже думаю скоро. Но мне нужно придумать, как прокормиться в одиночку. Чтобы вырыть шахту, нужно много времени, и я умру с голоду прежде, чем добуду хоть один кремень на обмен.

– А почему бы тебе просто не собирать кремни в ручьях и полях?

– Это другой кремень по качеству. В тех камнях часто есть скрытые трещины, из-за которых они часто ломаются, либо при обработке, либо уже когда люди ими пользуются. Мы добываем флорстоун, он не ломается. Из него можно делать большие топоры, которые нужны людям, чтобы валить деревья.

– А как вы это делаете? Роете шахту?

Сефт сел, и Ниин села рядом. Он похлопал по траве рядом с собой.

– Земля здесь не очень глубокая. Когда мы копаем, то скоро натыкаемся на белую породу – мел. Мы долбим мел кирками из рогов благородного оленя.

– Звучит как тяжёлая работа.

– Всё, что связано с кремнем, – тяжёло. Мы мажем ладони глиной, чтобы не натереть мозолей. Потом мы пробиваемся сквозь мел, на это могут уйти недели, и иногда, в конце концов, доходим до пласта флорстоуна.

– Но иногда не доходите?

– Да.

– И получается, вы всё это делали зря.

– И приходится начинать всё сначала в другом месте и рыть новую шахту.

– Я никогда даже не задумывалась, как люди добывают кремень.

Сефт мог бы рассказать ей больше, но не хотел говорить о шахтах.

– А каким был твой отец? – спросил он. Она уже говорила ему, что её отец умер.

– Он был прекрасным – красивым, добрым и умным. Но неосторожным, и его затоптала взбесившаяся корова.

– Так коровы опасны? – Сефт не сказал Ниин, что боится их.

– Они могут быть опасны, особенно когда у них телята. Рядом с ними лучше быть осторожным. Но мой папа просто не был осторожным.

Сефт не знал, что сказать. Ниин добавила:

– У меня сердце разрывалось. Я плакала целую неделю.

Сефт попытался подобрать слова:

– Как печально.

Ниин кивнула, и он почувствовал, что сказал то, что нужно.

– Мне до сих пор грустно, – сказала она. – Даже спустя столько лет.

– А как насчёт остальной твоей семьи?

– Тебе стоит с ними познакомиться, – сказала Ниин. – Хочешь пойти со мной домой?

– С удовольствием.

Они покинули священное место и направились через селение. Сефт с готовностью принял приглашение, ведь это был знак, что он действительно нравится Ниин, но его беспокоило, какое впечатление он произведёт на её семью. Они были людьми из селения, культурными, вон, даже башмаки мыли! А он вёл грубую жизнь, почти не общаясь с людьми. Его семья никогда не задерживалась на одном месте. Они строили дом возле шахты, на которой работали, и бросали его, когда уходили. Теперь ему придётся говорить с матерью Ниин, явно уважаемой женщиной. А она, в свою очередь, будет оценивать его как возможного отца своих внуков. Что он ей скажет?

У дома семьи Ниин в углях костра стоял горшок, от которого исходил аромат говядины с травами. Женщина, помешивавшая варево, была вылитая Ниин, только старше, с морщинками у глаз и серебряными прядями в чёрных волосах. Она одарила Сефта приветливой улыбкой, точь-в-точь как у Ниин, только морщинок было больше.

Ниин сказала:

– Мама, это мой друг Сефт. Он добытчик кремня.

Сефт произнёс:

– Да улыбнётся вам Бог Солнца.

– И тебе, – ответила та. – Меня зовут Ани.

Ниин продолжила:

– А это мой младший брат, Хан.

Сефт увидел светловолосого мальчика лет восьми-девяти от роду, который сидел на земле рядом со спящим щенком.

– И тебе да улыбнётся, – сказал Сефт, сократив приветствие.

– И тебе того же, – вежливо ответил Хан.

Там были и другие дети. Маленькая девочка сидела рядом с Ханом и гладила щенка.

– А это подруга Хана, Пиа, – сказала Ниин.

Сефт не знал, что сказать маленькой девочке, но, пока он соображал, она заговорила сама, проявив не по годам взрослую расторопность.

– Я из семьи земледельцев, – сказала она. – Я живу на Ферме и пришла на Обряд. – Она помолчала, а потом доверительно добавила – Мой папа не разрешает мне играть с детьми скотоводов, но сегодня его здесь нет.

Она была меньше своего товарища по играм, Хана, но её самоуверенность делала её старше.

– Я присматриваю за своим двоюродным братом Стамом, – добавила она. – Ему почти четыре.

Стам выглядел угрюмо и молчал.

Ани с интересом спросила:

– Скажи-ка, Пиа, почему твой папа не пришёл на Обряд в этом году? Обычно он всегда приходит.

– Ему пришлось остаться. Всем мужчинам пришлось.

Ани задумчиво проговорила:

– Интересно, почему.

Было ясно, что она увидела в этом некий смысл, ускользнувший от Сефта.

От этих мыслей его отвлёк Хан, который посмотрел на него с благоговейным любопытством и спросил:

– Любой может стать добытчиком кремня?

– Не совсем, – ответил Сефт. – Обычно это семейное дело. Младших учат родители. Там много чему нужно научиться.

Хан понурился.

– Значит, мне придётся стать скотоводом.

Похоже, эта мысль его не слишком радовала. «Хочет вырваться, повидать мир», – догадался Сефт. Скорее всего, он это перерастёт.

– Как зовут твою собаку? – спросил Сефт.

– У неё ещё нет имени.

– Я думаю, её надо назвать Красоткой, – сказала Пиа.

– Хорошее имя, – заметил Сефт.

Не просыпаясь, щенок громко пукнул. Хан покатился со смеху, а Пиа хихикнула.

– Ей не нравится имя Красотка, – с улыбкой сказала Ани. – Садись, Сефт. Чувствуй себя как дома.

Сефт и Ниин сели на землю. «Вроде бы всё идёт неплохо», – подумал Сефт. Он поболтал с матерью и младшим братом Ниин и пока ещё не осрамился. Ему казалось, что он им понравился. Они ему тоже нравились.

Появилась младшая сестра Ниин, Джойа, неся в руках башмаки.

– Значит, ты нашёл Ниин, – сказала она Сефту. Она положила башмаки сушиться у огня.

– Да, спасибо за помощь.

– Тебе нравится быть добытчиком?

Вопрос был прямой, и Сефт решил ответить так же прямо.

– Нет. И мне не нравится работать на отца. Я собираюсь уйти, как только придумаю, как прокормиться в одиночку.

– Это интересно, Сефт, – сказала Ани. – А чем бы ты мог заняться вместо добычи кремня?

– В том-то и проблема – я не знаю. Я хороший плотник, так что мог бы делать костяные лопаты, молотки или луки. Как думаете, я смогу обменять их на еду?

– Конечно, – сказала Ани, – особенно если они будут лучше тех, что люди делают для себя сами.

– О, в этом можете не сомневаться, – сказал Сефт.

– А ты самоуверен, – заметила Джойа.

«Непростая она», – отметил про себя Сефт. Но она умела быть и доброй. В человеке может уживаться и то и другое.

– Разве не важно знать, в чём ты хорош, а в чём плох? – задумчиво произнёс он.

– А в чём ты плох, Сефт? – лукаво спросила Джойа.

– Нечестный вопрос! – возразила Ниин.

– Я не мастер вести беседы, – признался Сефт. – В шахте мы за весь день и тремя словами не перекинемся.

– Ты очень хорошо говоришь, – сказала Ниин. – Не обращай внимания на мою младшую сестру, она просто вредина.

– Ужин готов, – сказала Ани, предотвращая сестринскую перепалку. – Джойа, принеси миски и ложки.

Пока они ели, день угасал. Воздух стал приятным и тёплым, а небо окрасилось в мягкие серые тона сумерек. Ночь обещала быть тёплой.

Еда была восхитительна. Мясо тушили с дикими кореньями. Он различил вкус лапчатки гусиной, лопуха и земляного ореха. Коренья размякли и пропитались ароматом говядины.

Сефт размышлял о том, как сильно эта семья отличается от его собственной. Родные Ниин были так добры друг к другу. Здесь не было враждебности. Джойа была конечно задиристой, но это не было всерьёз. Он был уверен, что они никогда не били друг друга.

Он гадал, что будет, когда наступит ночь. Придётся ли ему возвращаться к отцу и братьям? Или ему позволят остаться здесь, быть может, рядом с Ниин? Он надеялся, что они с Ниин как-нибудь проведут эту ночь вместе.

Когда они закончили ужинать, Ани велела Ниин отнести миски и ложки к реке и вымыть их. Сефт, разумеется, пошёл с ней. Когда они окунали посуду в воду, Ниин сказала:

– Мне кажется, Красотка, хорошее имя для щенка.

– У меня никогда не было собаки, – сказал Сефт. – Но в детстве я мечтал о ней и хотел назвать её Громом.

Ниин усмехнулась.

– Она слишком милая для имени Гром.

– Хан может сказать, что это из-за того, как она пукает.

Ниин рассмеялась.

– Идеально! Он считает, что пукать – это уморительно. У него такой возраст.

– Знаю. Я и сам когда-то был в этом возрасте. Хорошо помню.

На обратном пути Сефт услышал за спиной тёплый мужской голос:

– Привет, Ниин.

Он обернулся и увидел высокого мужчину лет двадцати от роду.

Ниин повернулась и улыбнулась. Сефту тоже пришлось с неохотой остановиться.

– Привет, Энвуд. Ты готов к Обряду? – спросила Ниин.

– Да, буду тебя высматривать.

Это раздосадовало Сефта. Кто такой этот Энвуд, чтобы давать такие обещания Ниин?

– Я собираюсь прийти пораньше, чтобы занять хорошее место, – продолжал Энвуд. – Тебе тоже стоит.

Энвуд напрашивался на свидание.

– Если проснусь вовремя, – ответила Ниин.

Это не было ни согласием, ни отказом. И всё же Сефта встревожили близкие нотки, которые он уловил в их голосах.

Настала неловкая тишина.

– Сефт помогал мне мыть посуду, – сказала Ниин.

Энвуд холодно взглянул на Сефта.

– Похвально, – бросил он. – До завтра. – И зашагал прочь.

Сефта обеспокоила эта встреча.

– Кто это был? – спросил он, когда они снова пошли.

– Просто друг.

Сефт заподозрил, что Энвуд и был тем мужчиной, о котором говорила Джойа: «Он-то её точно любит. А вот любит ли она его, сказать не могу».

– Он красивый, – сказал Сефт.

– Не такой красивый, как ты.

Сефт удивился. Он не считал себя красивым. Впрочем, он и сам толком не знал. Да это его особо и не заботило. Он не мог вспомнить, когда в последний раз видел своё отражение в пруду.

Уже стемнело, и на небе зажглись звёзды. Сефту казалось, что Энвуд разрушил их с Ниин уединение.

– Ну, и что мы теперь будем делать? – спросил он. Вопрос прозвучал резче, чем он хотел.

Она, казалось, не заметила.

– А что бы ты хотел?

Ответ пришёл мгновенно.

– Ночь тёплая. Я бы хотел посидеть с тобой под звёздами, только вдвоём. Можно?

– Да, – сказала она.

Он улыбнулся. «Снова всё хорошо», – подумал он.

Они подошли к дому. Хан был внутри и привязывал собаку на ночь. Пиа и Стам ушли к своим. Джойа уже спала. Ани снимала башмаки.

– Мы сегодня будем спать на улице, – сказала Ниин матери.

– Надеюсь, не замёрзнете, – ответила Ани.

– Всё будет хорошо.

– Уверена, что так.

Ниин взяла Сефта за руку, и они пошли прочь.

– Куда мы пойдём? – спросил он.

– Я знаю одно место.

Они вышли к реке, затем свернули вдоль берега, пока дома не остались позади. Они дошли до укромной рощицы с густыми деревьями.