Текст книги "Круг Дней (ЛП)"

Автор книги: Кен Фоллетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)

Хан пел ему. Он сказал Пие, что внезапно вспомнил десятки песенок из своего детства, и догадался, что их, должно быть, пела ему Ани. Это были простые мелодии, часто с бессмысленными словами, и Олин смотрел на него, словно дивясь звукам. Пиа знала некоторые из этих песен и часто подпевала.

Как бы ей хотелось показать Олина матери. Яна была бы в восторге, так гордилась бы дочерью и первым внуком. Когда-нибудь Яна увидит Олина, но когда? А пока она упускала радость наблюдать, как он растёт и учится.

Погода теплела, приближаясь к лету, а дождей всё не было. Однажды, когда Пиа кормила Олина у шалаша, а Хан сшивал заячьи шкурки, чтобы сделать детское одеяло, она набралась смелости и сказала Хану:

– Я бы хотела вернуться в Излучье до зимы.

Он был поражён.

– Думаю, ещё слишком рано, – сказал он. – Трун наверняка тебя ещё не забыл про твой побег. Когда он услышит, что ты вернулась, он попытается тебя похитить.

– Я знаю, – сказала она. – Но, если мы останемся здесь, боюсь, мы все трое умрём с голоду.

– До сих пор мы справлялись.

– Но прошлой зимой у нас была корова.

– Может, мы сможем достать ещё одну.

Она покачала головой.

– Ты покинул общину скотоводов. Зед не даст тебе другую корову. А если ты украдёшь, можешь получить стрелу от скотовода.

– Тогда оленя. Благородного оленя нам хватит на всю зиму – в нём мяса столько же, сколько в корове.

– Ты никогда не охотился на оленей. Их трудно поймать и трудно убить. Когда лесовики охотятся на них, в этом участвует всё племя.

Он выглядел уязвлённым из-за её неверия в него.

Она попыталась смягчить свои слова.

– Послушай, если бы мы были только вдвоём, как прошлой зимой, я бы сказала: давай рискнём, и если умрём, то умрём вместе. Но теперь мы не можем думать только о себе. Если мы будем голодать, будет голодать и Олин, а я не готова рисковать нашим ребенком, а ты?

На это был лишь один ответ.

– Нет, конечно, нет, – сказал Хан, но выглядел рассерженным.

Олин захныкал, и Пиа переложила его к другой груди.

– Мы могли бы перебраться в Западный Лес и жить как часть племени Бейза, – сказал Хан. – Он, в общем-то, сам это предложил.

– Я думала об этом. – Она решила не упоминать об особенностях сексуального уклада лесовиков, но у неё было другое возражение. – Западный Лес опасно близок к Ферме и Труну.

Хан кивнул.

– Что ж, нам не нужно решать прямо сейчас. Впереди у нас лето. Мы не знаем, что может случиться. – Он повеселел. – Может, Трун умрёт!

– Хорошо, – сказала она. – Давай останемся до Осеннего Равнопутья, когда ночь станет равна дню. Если к тому времени у нас не будет достаточно еды, чтобы продержаться до весны, мы уйдём.

– Договорились.

Гром встал и тихо зарычал. Кто-то приближался, но пёс не считал гостя опасным. Он смотрел на север, так что, скорее всего, кто-то переправлялся через реку. Хан взял лук и стрелы и пошёл посмотреть. Пиа осталась с Олином.

К большому изумлению Пии, Хан вернулся с Феллом. Она впервые видела лесовика без брата. Однако пёс с белым пятном был при нём.

Фелл нёс на левом плече тушу косули, выпотрошенную, но ещё в шкуре. За поясом у него был большой кремневый топор с окровавленным лезвием, которым, очевидно, он и разделал оленя. Он с облегчением опустил зверя на землю.

– Это вам, – сказал он.

– Это чудесный подарок! – сказала Пиа. Она не была уверена, насколько хорошо Фелл понимает язык скотоводов. Обычно говорил в основном Бейз.

– Очень щедро, – сказал Хан. – Спасибо.

– Садись, – сказала Пиа. – Будешь воды?

Фелл кивнул, и Хан принёс воды в деревянной миске.

– Как твой брат, Бейз? – спросила Пиа.

– С Бейзом всё хорошо, – сказал он. – И Бейз сейчас счастлив, потому что у него есть Гида, а я ушёл. – Он рассмеялся, словно его слова не стоило воспринимать слишком всерьёз.

Но Пие было любопытно.

– Так вы с братом делите Гиду?

Он улыбнулся.

– Она любит нас обоих. Нам повезло.

Фелл, очевидно, был доволен таким укладом, но Пиа не думала, что когда-нибудь сможет привыкнуть к чему-то подобному.

Гром залаял. Он указывал в том же направлении, на север, но этот приход явно его беспокоил.

– Может, это Бейз? – спросил Хан.

– Нет, – сказал Фелл. – Он в высоких холмах. – Он указал на тушу. – Охотится на таких.

– Может, кто-то другой шёл за тобой?

– Не знаю.

Пиа внезапно испугалась.

Хан схватил лук и стрелы и направился к берегу, Гром последовал за ним.

Пиа смотрела, как он скрылся за кустами, а затем услышала странный звук. Раздался звон тетивы, свист, словно от летящей стрелы, потом хрип, а следом за ним глухой удар, будто что-то упало.

– В кого выстрелил Хан? – спросила она.

Гром залился истеричным лаем, а потом внезапно замолк. Пиа вскочила на ноги, всё ещё держа Олина, и позвала:

– Хан? С тобой всё в порядке, Хан?

К её ужасу, ответа не было.

Фелл вытащил топор из-за пояса и встал, поставив одну ногу на тушу оленя, словно боясь, что вор попытается её утащить.

– Хан? – Пиа поспешила мимо кустов, её волнение нарастало. За кустами рос высокий вяз. В тени дерева она увидела Хана. Он лежал на спине. Из его шеи торчала стрела, а из горла хлестала кровь.

На долгое мгновение она застыла. Она не могла осознать то, что видела. Это было невозможно.

Затем заплакал Олин.

Пиа хотела закричать, но боялась напугать сына. Она подавила ужас и опустилась на колени рядом с Ханом. Он почти не двигался.

– Поговори со мной, Хан! – сказала она голосом, который был наполовину речью, наполовину визгом. Казалось, он не мог говорить. Она смотрела на стрелу, чувствуя себя беспомощной. Ей показалось, что её сейчас вырвет, и она с трудом сглотнула. Затем заставила себя успокоиться. Как можно осторожнее она вытащила стрелу из его шеи. Кровь хлынула быстрее.

– Нет! – сказала она. – Нет, нет, нет!

Рядом с Ханом лежал Гром со стрелой в спине. Он был жив, дышал, но не двигался. Как же будет печален и зол Хан, когда увидит это!

Она подняла глаза. Сквозь слёзы она увидела Стама. Он стоял в нескольких шагах от неё, накладывая на тетиву новую стрелу.

– Это ты сделал! – закричала она.

Она снова посмотрела на Хана и попыталась остановить кровь свободной рукой. Это ничего не меняло. Она знала, что это безнадёжно, но давила сильнее. Олин теперь громко плакал, жалобно воя от горя. Она прижимала его к себе, склонившись над Ханом.

– Не умирай, любовь моя, не умирай!

Поток крови ослабел. Это был дурной знак. Она видела, как режут скот, и знала, что когда перестаёт течь кровь, животное уже мертво. Но она никак не могла в это поверить.

– Я тебя вылечу, вылечу, вылечу!

Но частица её разума, ещё не поглощённая ужасом, подсказывала, что Хан уже не поправится.

Она снова подняла глаза и увидела, как Стам целится. Не в неё, а во что-то за её спиной. Она обернулась и увидела Фелла, высоко занёсшего топор. Он метнул его в тот самый миг, когда Стам спустил тетиву. Она увидела, как топор оцарапал плечо Стама, и снова повернулась, как раз вовремя, чтобы увидеть, как стрела вонзилась Феллу в живот.

Фелл закричал от боли и упал на колени.

Его пёс убежал.

Стам схватился за плечо. С лицом, искажённым болью, он шагнул к раненому Феллу, бросив лук и выхватив из-за пояса нож. Пиа инстинктивно поняла, что он собирается добить Фелла. Всё ещё держа Олина, она бросилась на Стама, колотя его свободной рукой.

Он выругался и ударил её по лицу. Он был силён, и рука его была тяжёлой. У неё закружилась голова, и зрение затуманилось. Он ударил снова, и она пошатнулась, вся голова болела. Третья пощёчина сбила её с ног, и она выронила Олина. Она тут же подхватила его, крепко прижимая к груди, а затем посмотрела на остальных.

Стам повернулся к Феллу, который, невероятно, но сумел подняться на ноги и вцепиться в своего убийцу. Несколько мгновений они качались из стороны в сторону, но Фелл был смертельно ранен, и борьба была неравной. Стам повалил Фелла на землю, наклонился и перерезал ему горло кремневым ножом.

Пиа встала. Олин кричал, но она видела, что ему не больно, он просто напуган. Бойня вокруг сбивала с толку. Всего несколько мгновений назад они с Ханом разговаривали, строили планы, принимали гостя, так как же он мог лежать сейчас здесь, неподвижный и безмолвный? Неужели он никогда больше не заговорит с ней? И добрый Фелл лежал рядом с ним.

Она начала верить, что то, что она сейчас видит, реально. Хана больше нет. Хан мёртв. Ужас утраты поглотил её, и ею овладела ярость. Она схватила стрелу, которую вытащила из шеи Хана, и ринулась на Стама, горя желанием убить его, с криком:

– Ты убил моего Хана, чудовище, зверь, бешеный кабан!

Стам выставил руку, защищаясь, и отбил стрелу, но её острый кремневый наконечник пробороздил его предплечье, и он вскрикнул от боли и гнева.

Она занесла руку для смертельного удара. Но он был слишком быстр. Вместо того чтобы напасть на неё, он выхватил у неё Олина. Держа младенца за лодыжку, он поднял свой кремневый нож, всё ещё красный от крови Фелла, и приставил его к нежной коже обнажённого дитя.

Пиа ослабела.

– Нет, пожалуйста, не трогай его, – взмолилась она. В её голосе не осталось ни гнева, ни ярости, лишь отчаянная мольба. Она шагнула к нему, чтобы забрать Олина, но он придвинул кремень ближе к ребёнку и сказал:

– Стой, где стоишь, или я его порежу.

Она упала на колени.

– Верни его мне, пожалуйста.

– Уясни себе кое-что, – сказал он. – Я забираю тебя на Ферму, потому что так хочет мой отец, но сомневаюсь, что ему есть дело до твоего ребёнка. Но я позволю тебе оставить этого выродка, пока ты будешь хорошо себя вести и делать, что я скажу. Ещё одна твоя выходка и я брошу его в реку и буду смотреть, как он тонет.

От этой угрозы она разрыдалась с новой силой.

– Я буду хорошей, я обещаю, – всхлипывала она. – Я сделаю всё, что ты попросишь, пожалуйста, отдай его мне.

– И ты не попытаешься от меня сбежать.

– Нет, клянусь.

Всё ещё держа Олина за лодыжку, он передал его Пие. Она взяла его и прижала к себе, качая и шепча ему на ухо:

– Всё хорошо, всё хорошо.

Его плач стал менее истеричным.

– Иди найди и принеси больших плоских листьев и лиан, – сказал Стам. – У меня две кровоточащие раны, и одна из них это твоих рук дело. Просто положи ребёнка и оставь его здесь. Я не дам тебе шанса переплыть реку и сбежать.

Она колебалась. Она едва могла заставить себя оставить Олина.

– Всего мгновение назад ты обещала сделать всё, что я попрошу, – сказал Стам.

Она поняла, что он не причинит вреда Олину, ведь с его помощью он мог её контролировать. Она осторожно положила ребёнка и пошла за тем, что ему было нужно.

Когда она вернулась, с Олином всё было в порядке.

Перевязывая раны Стама, она снова почувствовала, как в ней закипает ярость. Вот она, перевязывает раны человека, убившего Хана. Из-за Стама она потеряла всё. Хан был мёртв, а она возвращалась на Ферму, обратно в жестокое общество земледельцев. Все её надежды обратились в прах. Если бы не Олин, она бы утопилась. Но она должна была подавить свою ярость. Она клокотала в ней, словно Пиа проглотила смертельный яд, но она должна была скрывать свои чувства.

Когда она перевязала раны Стама, он сказал:

– Теперь приготовь мне еды. Я голоден.

Она хотела было сказать, что нужно что-то сделать с телами, но решила не спорить. Она положила Олина, отрезала немного холодного мяса от варёной утки и нарезала таволги, которую нашла у реки. Она положила еду в миску и отнесла Стаму.

Он съел всё, беря еду пальцами.

Когда он закончил, то сказал:

– Ещё не так далеко за полдень. Мы можем пройти приличное расстояние до вечера. Пошли.

Она набралась смелости.

– Но ведь мы должны сжечь мёртвых.

– Нет времени, – сказал он.

– Тогда хотя бы позволь мне занести их в убежище!

– Быстрее.

Она подошла к телу Хана. При виде него её затрясло от таких рыданий, что она с трудом смогла наклониться и взяться за его лодыжки. Всё ещё плача, она потащила его по земле. Это казалось жестоким и неуважительным способом перемещать его, но она знала, что не сможет поднять его. Он был слишком тяжёл, а просить помощи у убийцы она не могла.

Она затащила Хана в укрытие и аккуратно уложила его тело, сложив ноги прямо, ступни вместе, руки скрещены на груди. Он был одет в свою тунику и большие башмаки.

Всё ещё рыдая, она повторила то же самое с Феллом, который был намного легче. Двое мужчин лежали бок о бок.

Наконец она втащила Грома, который истёк кровью. Она положила его рядом с Ханом.

Она взяла на руки Олина и запела песню Бога Земли. Это, казалось, успокоило ребёнка. Она боялась, что Стам прервёт её и утащит прочь, но он ничего не делал, и она смогла допеть песню до конца.

Казалось неправильным оставлять Хана и Фелла здесь, но больше она ничего не могла сделать.

Она вышла наружу, а затем оглянулась на укрытие. Это место было её домом больше полугода. Оно стал свидетелем самого лучшего времени в её жизни и самого худшего.

– Наконец-то ты готова, – сказал Стам.

Она кивнула.

– Тогда пошли.

И они пошли прочь.

16

Лесовики охотились в Северо-Западных Холмах. Дела шли лучше, чем в два предыдущих ужасных лета. Зимний снег наполнил родники в холмах. Когда они пришли, здесь была свежая трава, и, хотя сейчас её почти не осталось, они убили нескольких оленей и хорошо питались.

Бейз, Гида, Лали и их спутники лежали на животах с подветренной стороны от стада благородных оленей крупных и мясистых. Благородные олени, помимо того, что давали большой запас мяса, были привлекательной добычей по еще одной причине. Они обладали огромными ветвистыми рогами, из которых получались бесценные инструменты. День был жаркий, поэтому женщины были наги, а на мужчинах были лишь кожаные набедренные повязки. Они ползли вперёд, стараясь подобраться достаточно близко, чтобы пустить в ход луки и стрелы, не спугнув животных. Они соблюдали строгую тишину, поскольку знали, что у оленей был хороший слух.

Бейз полагал, что они почти у цели, когда всё стадо вдруг встревожилось. Некоторые подняли головы, некоторые шагнули в сторону, некоторые подпрыгнули. Неужели они что-то учуяли? Затем он увидел пса, трусившего по холму. Олени отошли, готовясь бежать. Охотники встали, некоторые выпустили стрелы, но было слишком далеко, и стадо скрылось.

Пёс, сорвавший охоту, выглядел усталым и подавленным. Некоторые лесовики сердито закричали на него за то, что он испортил им охоту, но он, казалось, был слишком утомлён, чтобы обращать на это внимание. Лали, обладавшая зорким зрением юности, сказала:

– Это пёс Фелла.

Бейз увидел белое пятно на его морде. Лали была права.

Пёс заметил Бейза, радостно тявкнул и подбежал к нему. Тот погладил его, но на сердце у него похолодело.

– Что он здесь делает один без хозяина? – спросила Гида.

– Вот и я подумал о том же, – мрачно отозвался Бейз.

– Случилось что-то дурное.

Бейз кивнул. У него было то же самое предчувствие.

– Вчера Фелл пошёл отнести Хану и Пие косулю в подарок.

– Значит, искать его нужно прежде всего на том острове.

– Да.

– Я иду с тобой, – сказала Гида твёрдым тоном, не терпящим возражений.

Бейз посмотрел на небо.

– До темноты мы туда не доберёмся. Выйдем на рассвете.

*

На следующий день в полдень они достигли заброшенной лачуги на берегу реки. Они нашли бревно и спустили его на воду, но тут пёс Фелла начал вести себя странно. Он скулил, ложился и снова вставал, подходил к воде и отступал, словно чего-то боясь.

Бейз и Гида решили оставить его. Если передумает, сможет сам переплыть реку и найти их.

Пока они переправлялись, Бейза не покидала тревога, но он не был уверен в том, что именно его беспокоит. У лесовиков не было врагов здесь, в холмах. Местность была малонаселённой, в основном здесь жили пастухи с небольшими стадами. Неужели кто-то из них убил Фелла из-за оленины, которую он нёс?

Они выбрались из реки на сушу. Никто не вышел их встретить, и Бейз всё сильнее ощущал предчувствие трагедии.

Они пробрались сквозь заросли к небольшому укрытию. Всё вокруг было тихо и неподвижно. Бейз заключил, что там никого нет.

Туша косули лежала на земле, изрядно обглоданная птицами и мелкими хищниками. Значит, Фелл был здесь. Но подарок лежал на земле, словно отвергнутый, а ни дарителя, ни тех, кому он предназначался, не было видно.

Затем он заглянул в укрытие.

Бейз невольно всхлипнул, узнав брата. В тот же миг Гида завыла:

– О, Фелл, мой Фелл, мой милый Фелл!

Сначала они показались мирно спящими. Двое мужчин, лежали на спине, со сложенными на груди руками, а рядом с ними собака. Затем Бейз ужаснулся, заметив первые признаки тления в виде серой кожи с багровыми пятнами, вздутые животы и слабый запах гнили.

Мгновение спустя он с ужасом осознал, что дикие твари уже добрались до тел. Глаза были выклеваны, губы съедены, руки покусаны.

Он отвернулся, и Гида сделала то же самое. Стоя лицом друг к другу, они обнялись, оба плача, на долгое мгновение. Наконец Гида заговорила сквозь слёзы:

– Пии здесь нет.

– Может, ей удалось сбежать.

Гида покачала головой.

– Она либо на сносях, либо уже с младенцем. В любом случае, вряд ли она сбежала, если даже Хан и Фелл не смогли. Я думаю, что убийца увёл её.

– Тогда это Стам.

– Должно быть.

Они вместе собрали дров, и физический труд ослабил невыносимое давление горя. Они сложили широкий погребальный костёр на двоих. К тому времени, как они закончили, они уже не кипели от горя и ярости, а были просто уставшими и отчаянно печальными.

Бейз снял с шеи Фелла ожерелье из медвежьих зубов. Он хотел показать его племени, когда сообщит, что Фелл мёртв.

Они подняли тело, Бейз за плечи, а Гида за бёдра. Они осторожно отнесли его к костру и положили на одну сторону.

Затем Бейз снял с Хана его необычные башмаки. На них были тёмно-красные пятна, несомненно, кровь. Как и ожерелье, они послужат доказательством того, что видел Бейз. Хан был крупнее и тяжелее, и они с трудом подняли его, но им удалось донести его до костра и положить рядом с Феллом.

Наконец Бейз поднял труп собаки Хана и положил у ног хозяина.

Они встали и зажгли огонь, и Гида запела песнь лесовиков о печали и утрате.

Пока костёр горел, они сидели рядом и говорили о Фелле. Гида вспомнила, как Фелл делал ожерелье, кропотливо просверливая отверстия для верёвки узким кремневым буравчиком.

– А когда закончил, так гордился результатом! Ходил в нём, ждал, пока люди заметят и оценят.

Бейз вспомнил, как тот родился. Его мать сказала тогда: «Вот тебе младший брат. Теперь ты должен о нём заботиться». Вспоминая этот момент, Бейз сказал Гиде:

– Я старался, правда, но у меня не вышло.

Когда тела обратились в пепел, Бейз сказал:

– Мы оба любили его.

Гида кивнула.

– Да, мы оба его любили.

Оставив тлеющие останки, они покинули остров.

Пёс терпеливо ждал у заброшенного дома.

– Полагаю, теперь ты будешь моим, – сказал Бейз.

Когда они отправились обратно в лагерь, пёс шёл по пятам за Бейзом.

Они вернулись, когда люди заканчивали ужинать. Лесовики бросили свои дела и собрались вокруг Бейза и Гиды, чтобы узнать, что случилось. Гида рассказала историю, пока Бейз показывал ожерелье Фелла и башмаки Хана.

Они были в ярости. Фелл родился в племени, а Хан был почётным его членом. Двое их соплеменников были жестоко убиты.

– И мы знаем, кто это сделал! – сказал один из мужчин, Омун, искусный охотник. – Мы знаем, что Стам искал Пию и Хана, и мы слышали, как он говорил, что убьёт любого, кто будет их укрывать. Это очевидно. Он пришёл, чтобы похитить Пию, и теперь увёз её домой.

Бейз не был так уверен. Ему бы хотелось доказательств. Но сейчас был не тот момент, чтобы об этом говорить.

– Ты будешь носить ожерелье Фелла? – спросил Бейз у Гиды.

– Нет, – сказала она. – Его должен носить ты.

Бейз колебался. Затем он понял, что так частица его брата всегда будет с ним.

– Да, – сказал он. – Я хочу его носить.

Она встала за его спиной и надела ему на шею ожерелье. Медвежьи зубы холодили кожу. Гида провела по ним кончиками пальцев, и по её щеке скатилась слеза.

Бейз повернулся к толпе.

– Мы всегда будем помнить Фелла. Всегда.

Несколько человек повторили:

– Всегда!

– Нужно восстановить равновесие! – крикнул Омун.

Раздались одобрительные возгласы.

– О да, – сказал Бейз. – Боги требуют вернуть равновесие. На удар следует ответить ударом. Забранное должно быть возмещено. Ложь требует правды. А убийство требует смерти. Будет равновесие. Обязательно будет.

*

Пиа вернулась на Ферму, на землю своей матери, и таскала воду от реки к полям весь день, каждый день, как и раньше, только теперь у неё всё время на бедре сидел Олин. У неё болела спина, ныло плечо, и она была совершенно несчастна.

Она чувствовала, что не может оставить Олина одного, пока работает. Это было слишком опасно. Дикие твари были голодны. Всего несколько дней назад на младенца земледельцев напал кабан, и большая часть бедра бедняжки была съедена, прежде чем его мать прибежала на крики.

Олин был единственным светлым пятном в её жизни. Ему было уже четверть года. Он много улыбался и иногда даже смеялся. Он поворачивал голову на любой новый звук. Он хватал всё, до чего мог дотянуться, будь это ложка, цветок, волосы матери, хотя часто промахивался. Как бы ей хотелось иметь больше времени, чтобы просто играть с ним, петь ему и целовать его нежную кожу.

Яна была в восторге от своего первого внука. Она держала его на руках при любой возможности. Она строила смешные рожицы, которые заставляли его хихикать. Она тоже хотела бы проводить с ним больше времени.

Но засуха продолжалась. После зимнего снега прошло лишь несколько коротких ливней. На полях появлялись зелёные ростки, но только потому, что земледельцы постоянно орошали землю речной водой. Так что им нельзя было останавливаться и приходилось продолжать.

Однажды вечером после ужина, когда Стам ушёл, а Яна и Пиа играли с Олином, к ним зашла Катч, мать Стама. Пиа никогда не знала, как на неё реагировать. Её мужчина, Трун, был злом, а её сын, Стам, откровенным чудовищем. Но это могло быть и не её виной. К тому же, Катч была тёткой Пии, так что, возможно, она испытывала какую-то привязанность к племяннице.

Яна предложила воды из кувшина, и Катч приняла её и села. Она всегда казалась робкой, но Яна всегда говорила, что за этим скрывается сила. Возможно, ей приходилось быть сильной, чтобы выносить жизнь с Труном.

Олин лежал на циновке на животе, махая ручками и ножками. Он поднял голову и неуверенно посмотрел на Катч, понимая, что она ему незнакома. Та наклонилась и погладила его под подбородком.

– Ты знаешь, что я чужая, да? – сказала она. – Но я хорошая чужая, так что не волнуйся.

Это его не слишком успокоило.

Она откинулась назад, отпила воды и сказала:

– Вы, должно быть, заметили, что Стам всё чаще ночует у меня в доме.

– Да, – сказала Яна. – Он говорит, это потому, что плач Олина будит его по ночам.

Катч покачала головой.

– Причина не в этом. Он спит как убитый. Плач ребёнка его точно не разбудит.

– В чём же тогда?

Катч посмотрела на Пию.

– Он тебя боится.

Пиа не поверила своим ушам.

– Он боится меня?

– Он говорит, ты всё время смотришь на него ненавидящим взглядом.

Пиа подумала, что это, скорее всего, правда. И если так, она не собиралась прекращать.

– Он боится, что вы перережете ему горло ночью, – сказала Катч. Она взглянула на Яну, несомненно, вспомнив, что та однажды уже прибегала к такой угрозе.

– Что ж, если я и сверлю его ненавидящим взглядом, то в этом нет ничего удивительного, – сказала Пиа. – Он убил моего мужчину, отца моего ребёнка, любовь всей моей жизни. – Она заплакала. – Какой ещё реакции от меня вы ожидали?

– Убил? – сказала Катч. – Я думала, была драка…

Пиа возмутилась.

– Не было никакой драки! Я была там. Стам хладнокровно застрелил его из лука. Стрела вошла Хану в горло, и он быстро истёк кровью. Если моя ненависть станет единственным наказанием, которое понесёт Стам, то считай он ещё легко отделался.

– Может, несчастный случай…

Пиа презрительно хмыкнула.

– Стам также подстрелил ни в чём не повинного лесовика. И собаку. А ещё он схватил младенца Олина за ногу и угрожал перерезать ему горло ножом.

Яна в ужасе ахнула. Эту часть истории Пиа ей не рассказывала.

Катч поморщилась. Как мать, она не могла не содрогнуться при словах о причинении вреда детям. Но она сказала:

– Нельзя жить в такой ненависти. Неужели нельзя оставить это в прошлом? Простить его и начать всё сначала.

– Что? – Пиа едва сдерживала своё изумление. На мгновение она потеряла дар речи.

Заговорила Яна.

– Катч, это Трун попросил тебя прийти и поговорить с нами об этом?

Катч смутилась.

– Да, он.

– И он велел тебе попросить нас простить Стама?

– Да.

«Вот оно что», – подумала Пиа. Катч выражала не свои мысли и чувства, она говорила то, что приказал ей сказать Трун.

– Трун ужасно зол, – сказала Катч.

Пиа почувствовала укол жалости к этой женщине, живущей с таким ужасным человеком.

– Послушай, Катч, – сказала Яна, – почему бы тебе не пойти домой и не сказать Труну, что мы выслушали тебя внимательно и обещали хорошенько подумать над твоими словами.

Катч просияла.

– Да, думаю, это его точно смягчит.

Пиа с восхищением взглянула на мать. Это было очень дипломатично.

Катч встала.

– Могу я сказать Стаму, что вы будете ему рады, если он захочет вернуться на ночь домой?

«Ну уж нет», – подумала Пиа, но предоставила матери ответить.

– Лучше, пожалуй, ничего такого не говорить, – сказала Яна. – Слова так легко понять неправильно.

– Хорошо, – сказала Катч. – В любом случае, спасибо, что выслушали. Да улыбнётся вам Бог Солнца.

– И вам, – в один голос ответили Пиа и Яна, и Катч ушла.

Пиа вышла наружу и проводила её взглядом. Стемнело, но ночи в последнее время стояли светлые, потому что звёзды редко скрывались за облаками. Когда Катч скрылась из виду, голос совсем рядом потряс её:

– Это я, Бейз. Не бойся.

Она резко обернулась. Это был он.

– Ты меня напугал, – сказала она.

– Могу я войти в ваш дом?

– Да, конечно.

– Спасибо.

Яна поприветствовала Бейза и налила ему воды. Пиа гадала, знает ли Бейз, что его брат, Фелл, убит. Возможно, ей придётся сообщить ему эту новость. Она не знала, как это сказать. Она неловко начала:

– Насчёт Фелла…

– Я знаю, – сказал он. – Мы с Гидой нашли тела.

– О, какой ужас, – сказала Яна.

– Мы сожгли их, и Гида спела песню.

– Я так рада, – сказала Пиа. – Стам мне не позволил.

– Я так и думал. Но это, должно быть, ты так красиво уложила их в убежище.

– Это всё, что он мне позволил сделать.

– Для меня было важно видеть, что с телом моего брата обошлись с уважением, и я благодарю тебя за проявленную заботу.

Пиа была рада, что сделала хоть что-то правильно посреди того ужаса.

– Я положил собаку на костёр у ног Хана, – сказал Бейз.

Пиа плакала.

– Спасибо, – сказала она.

– Но я знаю лишь конец истории. Ты должна рассказать мне как всё произошло. Мне нужно понять.

– Конечно. – Пиа вытерла слёзы руками и попыталась собраться с мыслями. – Фелл принёс нам оленя, это был очень щедрый подарок. Мы сидели, разговаривали, когда Гром залаял, и мы поняли, что приближается кто-то чужой. Хан пошёл посмотреть, кто это. Я почувствовала, что что-то не так, и пошла за ним. Я нашла его лежащим на земле со стрелой в шее, истекающим кровью. Простите, я не могу перестать плакать.

– Мне так жаль, что я заставляю тебя плакать, – сказал Бейз. – Но я должен знать, что случилось. Что ещё ты видела?

– Стама. Он стоял там и накладывал на лук новую стрелу.

– Значит, это Стам убил его?

– Да.

– Там больше никого не было с ним?

– Нет. Потом второй стрелой Стам ранил Фелла, а потом он перерезал бедному Феллу горло ножом.

Бейз кивнул.

– Мы так и думали, что это Стам, но мне нужно было услышать это от тебя.

– Есть определенная причина, Бейз, почему тебе необходимо быть абсолютно уверенным, кто это сделал? – проницательно спросила Яна.

– Да, – торжественно ответил он. – Боги требуют восстановить равновесие. Когда наносят удар, на него нужно ответить. И если произошло убийство, то убийца должен умереть. Молот богов должен обрушиться на голову виновного.

*

За день до Обряда Середины Лета жрицы репетировали свой ритуал. Танец и сопровождавшая его песнь исполнялись лишь раз в году, поэтому им нужна была некоторая практика. Джойа вела их, подсказывая слова и направляя их, пока они двигались между деревянными столбами. Они повторили всё во второй раз. После третьего она осталась довольна, и они пошли в трапезную на полуденную еду.

Они сидели на полу ровными рядами в ожидании, пока не вошла Верховная Жрица Элло. Затем подали обед в виде похлёбки из коровьих мозгов и одуванчиков. Их число сократилось, потому что три старшие жрицы умерли зимой.

– Может, нам стоит набрать больше послушниц, – как бы невзначай сказала Джойа. – Обряд Середины Лета хорошая возможность для этого, ведь люди видят нас во всей красе.

– Больше жриц означает, что нам потребуется больше еды, – кисло заметила Элло.

– Но мы должны сохранить знания, что хранятся в наших песнях. Если жречество угаснет, знания будут утеряны навсегда.

– Я это знаю, Джойа. Не нужно меня поучать.

Джойа настаивала:

– Мы должны по крайней мере заменять умерших жриц.

– Было бы мудро подождать, пока засуха не закончится.

Типичный ответ. У Элло всегда находилась причина ничего не делать.

– Но… – начала Джойа.

– Новых послушниц не будет, пока не кончится засуха, – прервала её Элло. – Это моё решение.

Джойа знала, насколько серьёзна ситуация. Ещё до засухи она придумала способ оценить, сколько скота было у общины скотоводов. Для этого упражнения требовались самые большие из новых чисел, которым Су научила её десять зим назад.

Она представила себе прямоугольник, углы которого находились у Монумента, в селении Излучье, в приречном посёлке под названием Водный Луг и у Леса Трёх Ручьёв. Она обошла стороны этого прямоугольника, считая всех коров, которых видела. Предположив, что, вероятно, половину она не заметила, она удвоила число и получила девяносто шесть, которые округлила до ста. Затем она прикинула, что Великая Равнина, вероятно, вмещает около двадцати таких прямоугольников, так что всё стадо насчитывало две тысячи голов.

Это было до засухи. Несколько дней назад она повторила подсчёты и получила в итоге пятьсот.

Перемена была пугающей. Как скоро это число упадёт до нуля?

Когда обед закончился и все вышли на улицу, Джойа увидела свою сестру, Ниин, которая ждала её. Она всегда была рада видеть Ниин. Хотя их жизни и пошли разными путями, между ними сохранились прежние тёплые отношения, в которых Ниин была мудрой старшей сестрой, а Джойа младшей сестрёнкой, о которой нужно было заботиться.

Они обе любили Сефта, но по-разному. Джойа проводила с ним много времени, и у них была общая мечта. Ниин призналась, что когда-то её это беспокоило. Она говорила об этом с их матерью. Ани сказала: «Женщина всегда знает, когда мужчина её любит, и знает, когда он перестаёт любить».