Текст книги "Круг Дней (ЛП)"

Автор книги: Кен Фоллетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

– Я обследовал землю между Каменистой Долиной и этим местом, – сказал Сефт, – и, как я полагаю, нашёл лучший путь для перевозки камней. Каменистая Долина находится в Северных Холмах, и нам придётся преодолеть несколько подъёмов и спусков, но мы можем обойти самые крутые холмы. После этого будет участок равнины, и в наконец мы выйдем к Верхоречному. Оттуда мы пойдём по берегу Восточной Реки, а он ровный. Прямо перед Излучьем мы свернём на равнину, чтобы пройти последний отрезок.

Этот деловой разговор заставил замысел казаться реальным и осуществимым.

Затем заговорила Джойа:

– По нашим подсчётам, потребуется двести человек, чтобы сдвинуть один из гигантских сарсенов в Каменистой Долине. Сефт, естественно, спросил меня, где мы возьмём людей.

В этот момент вошла Элло.

– Я так рада, что ты к нам присоединилась, Вторая Верховная Жрица, – ровным тоном произнесла Джойа. – Я как раз собиралась объяснить, где мы найдём людей, чтобы тащить гигантские камни для перестройки Монумента.

– Мне было бы крайне интересно это узнать, – с ноткой сарказма сказала Элло.

– Всё просто, – ответила Джойа. – Мы наймём гостей, которые придут на Обряд Середины Лета. Мы скажем им, что это священная миссия, а это так и есть, и что празднества, включая Гуляния, продлеваются ещё на несколько дней. Им понравится эта затея. Она особенно придётся по душе молодым, а они сильные.

Жрицам это тоже понравилось. Люди любили всякого рода походы. Несколько мгновений они возбуждённо переговаривались, но Элло их прервала.

– Могу я кое-что сказать? – спросила она. Разрешение ей, конечно, было не нужно, но она делала вид, будто её права узурпировали.

Она ждала ответа, поэтому Джойа сказала:

– Мы жаждем услышать, что ты скажешь, как и всегда. – Она тоже умела быть язвительной.

– Я вспоминаю тот день, десять лет назад или больше, – начала Элло, – когда Далло и Умельцы двигали большой камень для земледельца на том берегу Восточной Реки.

Джойа тоже помнила тот день. Её расчёты по перемещению гигантских камней из Каменистой Долины в основном опирались на те события, что тогда произошли.

– Кажется, я слышала, ты сказала, что празднества Обряда Середины Лета продлятся несколько дней, – продолжала Элло.

– Да.

– Вот я и думаю, хватит ли нескольких дней. Двадцати мужчинам потребовалось полдня, чтобы передвинуть тот камень с середины поля на берег реки – на расстояние полёта стрелы.

Джойа кивнула. Всё было верно.

– Камни из Каменистой Долины намного больше, – сказала Элло, – но вы надеетесь, что на каждый камень у вас будет по двести человек. На время оставим в стороне вопрос, действительно ли вы сможете собрать двести добровольцев. Предположим, что вы будете двигать свой гигантский камень примерно с той же скоростью, с какой двадцать человек передвинули камень земледельца на расстояние полёта стрелы. А теперь скажите, сколько таких «расстояний полёта стрелы» между этим местом и Каменистой Долиной? Сто? Двести? Это ключевой вопрос, потому что число «расстояний полета стрелы» равно числу полудней. Сто «расстояний» займут сто полудней, или пятьдесят дней.

Джойа не делала таких подсчётов, и была сражена наповал. Сможет ли она убедить добровольцев отдать пятьдесят дней?

Но Элло ещё не закончила.

– Все здесь знают, что внешний деревянный круг Монумента состоит из тридцати столбов и тридцати перекладин. Внутренний овал – это пять трилитов, а это ещё пятнадцать брёвен. Вы говорите о том, чтобы принести семьдесят пять гигантских камней из Каменистой Долины к Монументу.

Она сделала паузу.

– Вы все умеете считать, но этот подсчёт может оказаться для вас трудным, так что я скажу сама. Если ваши двести добровольцев будут работать без остановки, у них уйдёт три тысячи семьсот пятьдесят дней, или чуть больше десяти лет.

В тот миг Джойа поняла, что проиграла. Если на доставку одного камня уйдёт пятьдесят дней, Монумент никогда не будет перестроен из камня. И теперь, когда все это знали, её не сделают Верховной Жрицей.

Разговор между жрицами продолжался, но вопрос был решён. Элло вышла, сохраняя достоинство, но, вероятно, скрывая ликование оттого, что раздавила Джойю. Вскоре после этого ушёл и понурый Сефт.

Остаток дня Джойа провела в тишине, занимаясь делами, мало разговаривая и свыкаясь со своим падением. Но её по-прежнему беспокоило, как поведёт себя Элло в роли Верховной Жрицы. Эта проблема никуда не делась. Она решила, что поговорит с ней, и долго думала, что именно сказать.

Она пришла в дом Элло под вечер. Элло сидела на кожаной подстилке, её глаза покраснели от слёз.

– Это печальный день для всех нас, – сказала Джойа.

– Что ты хочешь? – спросила Элло.

– Ты станешь Верховной Жрицей.

– Да.

– Но есть одна проблема.

– Какая? Проблема в том, что ты тоже хочешь это место?

– Проблема в твоих отношениях с юными послушницами и в том, что ты делаешь в пустой хижине.

Ответ Элло был возмущённым:

– Как ты смеешь?

Джойа выпалила в ответ:

– А ты как смеешь?

Они смотрели друг на друга. Элло первой отвела взгляд.

– Мы должны заботиться о нашей молодёжи, а не использовать её для своего удовольствия, – сказала Джойа. – Когда ты станешь Верховной Жрицей, ты не сможешь использовать власть и престиж своего положения, чтобы соблазнять и принуждать юных девушек. Это просто неправильно.

Элло выглядела одновременно рассерженной и виноватой.

– Что ты хочешь, чтобы я сказала?

– Я хочу, чтобы ты торжественно пообещала, что прекратишь это.

– Ах, хорошо, раз ты настаиваешь.

– Не говори это с лёгкостью. Я с тебя этого не спущу. Отныне каждая послушница будет знать, что она не обязана спать с кем бы то ни было, даже с Верховной Жрицей. Я буду жить в пустой хижине, так что у тебя не будет места, где ты могла бы потакать своей одержимости. И если ты когда-нибудь нарушишь своё обещание, я расскажу об этом всем и созову собрание, чтобы сообща решить, что нам с этим делать.

Джойа знала, что сможет это сделать, даже не имея официального положения. У неё всё ещё было достаточно веса и уважения, чтобы её слово имело силу.

Элло была в ярости.

– Злобная же ты женщина.

– Тебе негде будет спрятаться, Элло, – безжалостно продолжала Джойа.

Элло заплакала.

– Я уродливая старуха, – рыдала она. – Никто меня не полюбит, теперь, когда Су нет.

Джойа не знала, что ответить на этот срыв. Она могла сражаться с Элло, но не могла ей сочувствовать. Она могла бы сказать Элло, что люди полюбят её, если она будет с ними добра, но это бы не помогло. Элло десятилетиями жила по своим правилам и не собиралась меняться только потому, что Джойа ей так велела.

– Надеюсь, я выразилась ясно, – сказала Джойа.

– Убирайся, – ответила Элло. – Чтоб ты сдохла.

*

Гида давала указания к охоте.

– Мы заляжем в проходе между Малым и Ольховым Лесом. Олени всегда пересекают этот проход, потому что это самый короткий путь из одного леса в другой. Там есть лощина, где, если мы ляжем, нас не будет видно приближающемуся стаду. Некоторые из вас ещё не участвовали в такой охоте, так что позвольте напомнить, как мы это делаем. Никаких разговоров! У оленей хороший слух. И самое главное, не мочиться и не испражняться на месте засады. Олень учует запах за милю. Если вам нужно, идите в Северный Лес. Это недалеко, а растительность удержит вонь.

Все рассмеялись. «У Гиды есть чутьё, – подумал Бейз. – Она отдаёт приказы таким тоном, будто просто хочет помочь».

– Когда олени пойдут на нас, – продолжала Гида, – просто ждите. Если вы покажетесь слишком рано, они могут повернуть назад, и тогда мы останемся без оленины. У нас есть люди по обе стороны Малого Леса, готовые зайти оленям в тыл и напугать их. Когда это случится, вы услышите стук копыт бегущих животных, направляющихся в спасительный Северный Лес. Но мы будем их ждать.

Молодой парень подал голос:

– А когда можно будет их убивать?

– Тяните до последнего. Когда вы встанете, олени попытаются вас обогнуть. Если вы покажетесь слишком рано, у них это получится. В идеале они должны пройти так близко, чтобы у вас был отличный шанс свалить их топором или дубиной. Готовы?

Они были готовы.

– И, пожалуйста, ступайте тихо.

Они двинулись на север из Западного Леса, когда солнце начало клониться к западному краю Великой Равнины, и добрались до места засады за то время, что нужно, чтобы вскипятить котелок воды.

По указанию Гиды они растянулись в неровную цепь. Вскоре наступили сумерки, время, когда олени выйдут из укрытия, если предсказание Джойи было верным и они уже в пути. Если нет, то ничего не произойдёт.

Бейз и его племя были очень голодны. Так голодны, что пошли разговоры о том, чтобы начать есть рыбу, которую скотоводы и земледельцы, как и лесовики, считали отвратительной пищей.

Или они умрут. Смерть, на самом деле, не так уж и плохо. Рано или поздно она приходит ко всем. Лучше не тратить жизнь на беспокойство о ней, как это делают земледельцы и скотоводы. Наслаждайся жизнью, пока она хороша, и прими конец, когда он придёт.

Так думал Бейз, но только не тогда, когда видел голодных детей. У лесовиков ответственность за заботу о ребёнке лежала на каждом взрослом в племени. Каждый ребёнок был твоим ребёнком, что было разумно, поскольку мужчины никогда не знали наверняка, чьих детей они зачали. Это была одна из немногих обязанностей лесовика, и неисполнение её влекло за собой позор и порицание.

Бейз лежал ничком, вглядываясь в далёкий лес в сумрачных сумерках. Права ли Джойа? Двинулись ли олени сегодня? Скоро он это узнает.

Ему показалось, что он увидел движение, и через несколько мгновений появилось несколько оленей. Бейз сразу понял, что это небольшие косули, а не гигантские благородные олени. Они были ненамного выше крупной собаки, а их рога были маленькими, обычно прямыми с одним или двумя отростками. Догадка Бейза подтвердилась, когда один из них повернулся и показал белое пятно на заду. У благородных оленей такого не было.

Косули не сбивались в большие стада, предпочитая жить небольшими семейными группами, но Бейз видел восемь или девять особей и предположил, что для перехода, возможно, случайно, сошлись три семьи. Этого было достаточно, и уж точно лучше, чем ничего.

Могла бы возникнуть проблема, если бы другое племя пришло разделить это место. Девяти косуль хватило бы на пир для одного племени, но это был бы скудный ужин для двух.

Олени, казалось, колебались, затем решили, что идут верным путём, и двинулись через равнину туда, где пряталось племя.

Кто-то сказал:

– Идут!

– Тихо! – прошипел Бейз.

Как только звери двинулись, они пошли быстрым шагом, не останавливаясь, чтобы пощипать редкую бурую траву. В отличие от благородных оленей, они чувствовали себя неуютно на открытой местности и предпочитали густые заросли.

По мере их приближения Бейз почувствовал напряжение в группе и понадеялся, что олени его не ощутят.

Затем он услышал лай собак, далёкий, но безошибочный. Олени тоже его услышали и перешли на рысь, слегка обеспокоенные, но не паникующие. Они знали, что могут бежать быстрее собак.

Звери были худыми, но мясо на них было.

Бейз наложил стрелу на лук. Осталось всего несколько мгновений.

Когда собаки приблизились, олени пустились бежать.

– Ещё нет, ещё нет, – прошептал Бейз, хотя никто не мог его услышать.

Копыта уже стучали.

Слева от Бейза кто-то вскочил слишком рано. Краем глаза он увидел, что это был подросток. Мальчик выпустил стрелу, которая ни во что не попала. Это от нервов, знал Бейз, такое часто случалось. Он встал и быстро окинул взглядом группу оленей. Они разделились, одни направились в одну сторону от мальчика, а другие в другую. Ошибка не была фатальной. Олени всё ещё двигались вперёд.

Теперь все были на ногах, и олени почти настигли их. Охотники с флангов цепи побежали к центру, пытаясь образовать ловушку-кольцо. Самец попытался проскочить мимо Бейза, который, увидев свой шанс, с близкого расстояния пустил стрелу в горло животного. Тот пробежал ещё несколько шагов и упал.

Времени добить его не было, потому что другой зверь, на этот раз самка, мчался прямо на него, опустив голову. В её крупе торчала стрела, которая, казалось, не замедляла её. Слишком поздно было пускать вторую стрелу, и Бейз выхватил из-за пояса дубину и ударил, целясь сломать переднюю ногу зверя. Олениха споткнулась и упала.

И тут всё закончилось. Олени были мертвы или умирали, все, кроме одного, который прорвался через линию убийц и теперь в одиночестве мчался в Ольховый Лес.

На земле лежало восемь оленей. Достаточно, чтобы накормить всё племя, да ещё и на завтра останется. Бейза охватило чувство удовлетворения. Племя было спасено.

Завтра они продолжат путь на северо-запад, спеша обогнать оленей, чтобы снова устроить засаду. Таким образом, перебежками, они дойдут до Северо-Западных Холмов, где олени будут щипать новую траву, а племя будет есть оленей.

Он увидел, как Гида смотрит на зверей, без сомнения, думая о том же, о чём и он, и подошёл к ней, обняв за плечи. Она подняла на него глаза и улыбнулась, и он поцеловал её.

Люди начали разводить костры, используя сухие ветки и сучья из Ольхового Леса, высекая искру ударом кремня о желтоватый огненный камень. Они разделали и освежевали оленей, и вскоре на палках уже жарилась печень, особое лакомство для детей. От аромата у Бейза потекли слюнки.

Он сидел рядом с Феллом и Гидой, ожидая, пока мясо прожарится.

– Мы многим обязаны той жрице, Джойе, – сказал Фелл. – Она сказала нам правду.

– Я думаю, мы в долгу перед её братом, Ханом, тем, что в больших башмаках, – сказал Бейз. – Он увидел, что мы в беде, и помог нам. Такого поведения ждёшь от соплеменника. От чужака такое редко получишь.

Гида кивнула.

– Он поступил как соплеменник.

– Он один из нас, – сказал Бейз.

12

Пиа надеялась, что сможет привыкнуть к жизни со Стамом, но несколько дней показали ей, что этого никогда не случится.

Он был работящим и носил воду с реки на поля вдвое быстрее, чем Яна и Пиа. Он делал это охотно, рад был продемонстрировать своё превосходство. Их общие усилия вознаграждались: в бороздах пробивались зелёные ростки, и им пришлось завести собаку, чтобы отгонять зайцев и других тварей, которые могли съесть урожай ещё до того, как он полностью вырастет.

Стам к тому же был хорошим стрелком. Он бил птиц стрелой-колотушкой, не портившей мясо, и к их скудному рациону часто добавлялись чибисы, лебеди, цапли и жирные вальдшнепы.

До сих пор Стам прислушивался к предостережению Яны и не прибегал к насилию. В тот миг она внушала настоящий ужас. Люди до сих пор говорили об этом. Мужчины с явным возмущением, а женщины с благоговейным восхищением. Стам этого не забыл. Когда Яна говорила с ним, он становился почти покорным и никогда не перечил ей и не спорил. Возможно, он привык подчиняться, ведь его воспитал Трун.

Это была хорошая сторона.

Он был жаден, наедался до отвала, а остатки оставлял женщинам. Он был большим и неуклюжим, вечно натыкался на людей и вещи. И от него дурно пахло.

Каждую ночь Пиа слышала, как он занимается любовью с её матерью. Яна молчала, но Стам вёл себя довольно шумно, кряхтел и стонал. С отцом Пии всё было иначе. Они шептались, Яна хихикала, а Ално посмеивался. Их пыл был взаимным. Со Стамом же удовольствие явно было односторонним.

Хуже того, он при всяком удобном случае приставал к Пие. Он пока не переходил к насилию, и теперь она избегала оставаться с ним наедине. Но она боялась, что однажды он застанет её беззащитной, повалит и изнасилует.

Когда ей становилось тоскливо, она думала о Хане. Скоро она увидит его на Обряде Середины Лета, его светлые волосы и огромные башмаки. Это будет всего два или три дня, но они станут репетицией всей их будущей жизни. Они будут есть вместе и спать вместе, и если она забеременеет, то станет ещё счастливее.

Когда они станут парой, она покинет Ферму. Она твёрдо это решила. Трун будет в ярости, но она не пленница. И она жаждала вырваться из общины земледельцев. С тех пор как Трун стал Большим Человеком, порядки стали ещё жёстче. А во время засухи люди слишком боялись лишиться средств к существованию, чтобы ему сопротивляться.

Единственное, о чём она будет жалеть, так это о том, что оставляет мать. Но она лелеяла надежду, что, возможно, однажды и Яна сбежит из Фермы, оставив Стама.

Однажды вечером Стам отправился на охоту на вальдшнепов, которые в сумерках вылетали на поля, чтобы покормиться жуками и червями. Пиа и Яна доили коз, когда к ним подошла Мо.

Она выглядела напуганной.

– Здравствуй, Мо, что случилось? – спросила Пиа, и Мо разрыдалась.

Это было на неё не похоже.

– Трун просто свинья, – только и сумела выговорить она.

– Что он сделал?

– Он сказал, что я должна стать парой с Дегом.

Дег был вялым и бесцветным сыном Борга. Пиа была потрясена.

– Но это правило касается только вдов!

– Так было всегда, – сказала Яна. – Но Трун меняет правила.

– Я не могу сойтись с Дегом, – в отчаянии сказала Мо. – Он же пустое место, которое должен был занимать мужчина.

– Когда я сделала предложение Боргу, он мне отказал, – сказала Яна.

– Повезло тебе, – с горечью ответила Мо. Гнев начал вытеснять слёзы. – К несчастью, Дег согласен.

– Что ты собираешься делать?

– Не знаю. Поэтому я и пришла сюда. Яна, скажи мне честно, каково это, жить с тем, кого не любишь и никогда не сможешь полюбить?

Яна помедлила, посмотрела на Пию, снова отвела взгляд и сказала:

– Я скажу тебе правду.

Пиа замерла в ожидании.

– Я ненавижу свою жизнь, – сказала Яна.

Пиа была потрясена. Хотя Яна не скрывала своей неприязни к Стаму, она держалась мужественно и старалась жить обычной жизнью, не жалуясь. Теперь Пиа поняла, что всё это была игра и притворство.

Лицо Мо стало мрачным.

– Вот этого я и боюсь.

– Он мальчишка, и очень неприятный, – продолжала Яна. – Ночью он суёт мне в рот язык, а в промежность свой член, и молчит, пока не извергнется в меня. Потом засыпает. Не думаю, что ему вообще есть дело до того, кто с ним в постели. Если бы не Пиа, я бы прыгнула в реку и утопилась. Вот, Мо, теперь ты знаешь.

Пиа была в ужасе. Всё было гораздо хуже, чем она думала.

Мо понурилась.

– Я боялась, что так и будет. Уверена, я едва ли смогу вынести близость с Дегом.

– Может, это будет не очень часто.

Мо покачала головой.

– Я должна бежать.

– Трун погонится за тобой.

– Я смогу от него уйти. Буду идти ночью, а днём спать в лесу. Великая Равнина слишком большая, он не сможет обыскать её всю.

– Есть кто-нибудь, кто мог бы тебе помочь? – деловито спросила Яна.

Мо кивнула.

– В прошлом году на Обряде Середины Лета я провела ночь со скотоводом по имени Яран. Я говорила с ним в этом году на Весеннем Обряде. Я ему нравлюсь.

– Больше никому не называй его имени.

– Верно. Я не умею хитрить. Привыкла говорить то, что думаю.

– Тогда не говори с людьми, – сказала Яна. – Ты доверилась нам, но больше не рассказывай никому.

– Я уйду сегодня ночью. Пойду через лес. – Она задумалась. – Вот бы оставить ложный след, чтобы он искал меня не там.

– У меня есть идея, – сказала Пиа.

– Говори.

– Лодка.

У общины земледельцев была одна лодка, плетёная, обтянутая промасленными и плотно подогнанными шкурами. Она хранилась на берегу реки, у хижины Труна. Хоть это и была общая собственность, на её использование нужно было спрашивать разрешения у Труна.

– Я могла бы взять её, пока все спят, – продолжала Пиа, – спуститься по течению, где-нибудь оставить и вернуться до рассвета. Когда они поймут, что лодка пропала, и ты тоже, они решат, что ты уплыла.

– И Трун начнёт искать меня там, где ты оставишь лодку.

– Точно.

– Умница! Я вернусь сюда, когда все уснут, чтобы дать тебе знать, что я в пути. И тогда доверюсь тебе. – Она поцеловала Пию. – Спасибо.

– Я буду тебя ждать, – сказала Пиа.

*

На самом деле она уснула. Когда Мо разбудила её, встряхнув за плечо, Пиа подумала, что уже утро. Поначалу её охватила внезапная паника. Она проспала всю ночь и подвела подругу. Но затем всё прояснилось.

Стам спал и храпел. Яна не спала, но молчала.

Пиа тихо встала и вышла с Мо на улицу. Луна разгоняла темноту. Когда они отошли от хижины на достаточное расстояние, Пиа сказала:

– Прости. Я уснула.

– Ничего страшного, – ответила Мо. – Ты проснулась. Ты всё ещё хочешь помочь мне и оставить для меня ложный след?

Пиа не слишком много думала, когда предложила помочь Мо. Теперь, когда план вот-вот должен был осуществиться, она почувствовала, что поступила опрометчиво. Что, если кто-нибудь не спит и увидит, как она берёт лодку? Как она объяснит свои действия? Она пыталась придумать, как сказать Мо, что передумала. Она остановилась и повернулась к ней.

– Спасибо тебе огромное за это, – сказала Мо. В её глазах при свете луны блеснули слёзы. – Я никогда этого не забуду. – Она крепко обняла Пию.

Пиа с ужасом поняла, что отступать уже нельзя.

Они расстались. Мо направилась вверх по склону поля к лесу, а Пиа вниз, к реке.

Она шла по берегу, со страхом оглядываясь, но вокруг никого не было. В дни до засухи река иногда широко разливалась, поэтому люди селились выше, куда вода никогда не доходила.

Тем не менее, проходя мимо одной из хижин, она услышала лай бдительной собаки, и на миг сердце замерло от ужаса, но никто не появился, и она представила, как спящие люди переворачиваются, понимают, что собака замолчала, и снова засыпают.

Наконец она увидела лодку.

Она лежала на берегу вверх дном и была привязана к камню.

Пиа огляделась в лунном свете. Ничто не двигалось. В пределах видимости было несколько хижин, но ни одна из них не находилась в пределах слышимости.

Она отвязала верёвку и перевернула лодку. Та оказалась на удивление лёгкой. Под ней она нашла весло и большой деревянный черпак. Она удивилась, зачем здесь черпак.

Она протащила лодку через высохшую грязь и спустила её на воду. Это действие почти не произвело шума. Она не привыкла к лодкам и неуклюже забралась внутрь, потеряв равновесие и упав на колени, хватаясь за борта, чтобы не свалиться.

Она схватила весло и попыталась направить лодку на середину реки. Ей потребовалось несколько гребков, чтобы наловчиться, но как только она поняла, что делать, то стала лучше управлять лодкой.

Она оглянулась. Никто не смотрел.

Заметив, что на дне лодки скапливается вода, она поняла, для чего нужен черпак. Она вычерпала почти всё, но вода тут же начала просачиваться снова. Пиа осознала, что черпать придётся постоянно. Зато она плыла по течению, так что весло использовала лишь для того, чтобы держаться середины реки и обходить препятствия.

Как далеко ей плыть? Нужно было вернуться до рассвета. Стам спал крепко всю ночь, но по утрам в постели не задерживался.

Было тихо, вода спокойна, лунный свет тускл. Она боялась, что может уснуть. Чтобы не заснуть, она плескала в лицо прохладную речную воду.

Земли фермеров слева сужались, лес здесь подступал ближе к воде. В конце концов пашни исчезли совсем, и растительность подступала к самой кромке воды. Где-то здесь Мо могла бы почувствовать себя свободной от земледельцев и в безопасности сойти на берег. Но Пиа плыла дальше, желая, чтобы Трун потратил как можно больше времени, идя по этому ложному следу.

Но вскоре она начала беспокоиться о пути назад. Она не знала, сколько времени провела на воде. Заметив, что луна зашла, она испугалась, что могла задремать на неведомое время.

Она подумывала причалить, но тут ей в голову пришла идея получше. Она подгребла к северному берегу, бросила весло в лодку, выбралась, а затем оттолкнула лодку обратно на середину реки. Та поплывёт дальше, может, всего несколько мгновений, а может, и долго, заставляя Труна терять ещё больше времени.

При свете звёзд она смотрела, как лодка уплывает из виду, затем повернулась и пошла обратно вдоль берега.

Казалось, прошло много времени, прежде чем она снова оказалась на землях фермеров. Она то и дело оглядывалась, боясь увидеть в ночном небе первые проблески зари. Она начала чувствовать усталость и время от времени спотыкалась о камни.

Лес отступил, и пашни расширились. Она проходила мимо хижин, но никого не было видно. Она была почти дома, но всё ещё возможно, что кто-нибудь, проснувшийся по раньше, увидит её и задаст вопрос: «Здравствуй! Что ты делаешь тут, бродя в темноте?»

Она дошла до своей земли и подошла к двери хижины. Внутри было тихо. Она бесшумно вошла. Стам всё ещё крепко спал. Она легла рядом с матерью. Яна протянула руку и нежно сжала её плечо.

Пиа закрыла глаза.

Всё было хорошо.

*

Ранним утром следующего дня от поля к полю пронёсся слух, что Мо взяла лодку и уплыла.

В середине утра появился Шен и велел Стаму идти к отцу.

В полдень Стам прошёл мимо, направляясь вниз по реке с горсткой своих дружков, которых земледельцы называли Молодыми Псами.

– Поисковый отряд, – сказала Яна Пие, и они продолжили поливать и полоть. Пиа была довольна тем, что Стам пошёл по её ложному следу.

К вечеру Молодые Псы вернулись по берегу, уставшие и раздосадованные. Нерод и Пилик злобно спорили о том, почему им не удалось найти Мо. Когда Стам пришёл домой к ужину, он сказал:

– Мой отец не верит, что Мо вообще брала эту лодку. Он думает, она просто как-то отвязалась и уплыла по течению. Он в ярости.

«Трун не отличается воображением», – подумала Пиа. Ему и в голову не пришло, что лодка могла быть намеренной уловкой. Она почувствовала облегчение.

– Интересно, куда могла подеваться Мо? – с притворной невинностью спросила она Стама.

– Мой отец думает, она пошла в Излучье. Воображает, что мы её там не достанем. Скоро она узнает, как ошибалась.

Стам явно повторял слова своего отца. Пиа хотела выяснить, как много знает Трун.

– У Мо в Излучье может быть защитник, – сказала она.

– О, у неё там есть мужчина, мы это знаем.

У Пии похолодело внутри. Как они узнали? Затем она рассудила. Мо была с Яраном на последнем Обряде Середины Лета. Затем, на следующем Обряде, она говорила с ним достаточно долго, чтобы понять, что она ему нравится. Многие могли заметить зарождающиеся отношения. И кто-то рассказал об этом Труну.

– Кто этот мужчина? – спросила Пиа у Стама.

– Мы не знаем. Шен пойдёт туда завтра, чтобы выяснить.

Хитрый Шен, вероятно, быстро узнает имя защитника Мо и где он живёт. А Мо будет где-то поблизости. Дела шли неважно.

Шен исчез рано утром следующего дня. Он вернулся в конце следующего. А ещё через утро Трун отправился на восток со Стамом и Молодыми Псами.

Пиа боялась за Мо.

Скотоводы не считали женщин собственностью, но они знали, что так думают земледельцы, и всегда неохотно ввязывались в чужие ссоры. Они бы рассердились, если бы на Ярана напали, но, если Мо похитят, а Ярана оставят невредимым, скотоводы не станут вмешиваться.

Случилось худшее. Два дня спустя Молодые Псы вернулись с Мо. Её вели по берегу реки, не кратчайшим путём, но самым людным. На шее у неё была верёвка, конец которой держал Пилик, словно она была собакой. У неё был подбит глаз и синяки на руках и ногах, и она хромала. Руки её были связаны за спиной. Трун хотел, чтобы все видели, что случается с беглыми женщинами. За ней следовала толпа, и Пиа с Яной присоединились к ней.

Пиа была в ужасе. Она поняла, что если уйдёт жить с Ханом, то рискует подвергнуться такому же обращению.

Мо привели прямо к дому Борга. Когда Дег увидел её, он выглядел потрясённым. Трун бросил её на землю перед ним.

В толпе кипел гнев, особенно среди женщин, но был и страх, почувствовала Пиа, и страх перевешивал гнев.

Трун обратился к толпе.

– Смотрите внимательно, – сказал он, достаточно громко, чтобы все слышали. – Вот что бывает с женщинами, которые предают нашу общину.

Он медленно обвёл толпу взглядом, словно пытаясь встретиться глазами с каждым по очереди.

– Отныне, – продолжил он, – ни одна женщина не пойдёт на Обряды в Монумент и не покинет земли фермеров ни по какой иной причине.

Пиа едва не выкрикнула протест. Это означало, что она не сможет увидеть Хана на Обряде Середины Лета. И вообще никогда, поняла она.

Никогда больше.

*

В ту ночь Пиа не спала. Она должна была найти способ увидеть Хана, но как? Они никогда не встретятся случайно. Он жил в Излучье, а она на другом конце Великой Равнины. Она не могла покинуть Ферму, а если Хан попытается её навестить, Трун немедленно узнает об их связи.

И как им вообще жить вместе? Если она сбежит, её вернут, как Мо. Если Хан придёт жить на земли земледельцев, он будет несчастен также как и она, ведь она так жаждала уехать.

После бессонной ночи она встала на рассвете. Мать и Стам ещё не проснулись. Она взяла корзину и пошла в лес за земляникой и съедобными листьями. С утра теперь было тепло, близилась середина лета.

Она съела первые несколько ягод, которые нашла, а лишь затем начала наполнять корзину.

Она видела лесовиков, обычно занимавшихся тем же, что и она. Они улыбались и говорили несколько слов на своём языке. Она улыбалась в ответ и отвечала на своём. Понятны были только улыбки, но этого хватало. Лесовикам, казалось, и в голову не приходило заявлять, что плоды леса принадлежат им и никому другому. Они были полной противоположностью земледельцам, которые верили, что всё должно кому-то принадлежать.

Во время засухи лесных даров было немного, и поиски завели её до самой северной границы леса, где он встречался с равниной. Глядя на сухие, бурые луга, она увидела обычное стадо, теперь исхудавшее. Неподалёку на земле сидел скотовод. Это был молодой мужчина, лет на десять старше её. Он заметил её и дружелюбно помахал.

Она собиралась повернуть обратно в лес, но он поднялся и пошёл к ней.

Она решила с ним поговорить.

Когда он подошёл ближе, она сказала:

– Да улыбнётся вам Бог Солнца.

– И вам. Я Зед.

– Пиа.

У Зеда была привлекательная улыбка и уверенность людей, знающих, что они обаятельны. Он заглянул в её корзину.

– Немного вы набрали.

– Всё высохло. Как ваши коровы?

– Плохо. Гоняю их на запад к реке, чтобы напоить, но есть им почти нечего, и они худеют с каждым днём.

– Печально.

– А как дела на Ферме?

– Плохо. Женщинам запретили ходить на Обряды к Монументу.

– И они послушаются запрета?

Она улыбнулась. Только скотовод мог задать такой вопрос.

– Мы не такие, как ваши женщины. Мы должны делать, что нам велят.

– Жаль. Обряд Середины Лета, пожалуй, самый лучший день в году. Еда, сказители с их преданиями, а потом Гуляния…

– Вы пойдёте?

– Да.

Она о чём-то задумалась, и он заметил это по её лицу.

– В чём дело?

– У меня есть возлюбленный.

– А у меня есть женщина. И ребёнок.

Он не так её понял. Видимо решил, что она его отшивает. Она попыталась его разуверить.

– Простите, я не то имела в виду… – Объяснять было слишком неловко, поэтому она просто сказала: – Вы знаете скотовода по имени Хан?

– Большенога? Конечно, знаю. Эти его башмаки!