Текст книги "Мистер Грей младший (СИ)"

Автор книги: Каролина Янис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 52 страниц)

Попросив оркестр продолжить играть, несостоявшийся жених удалялся в сад, привлекая за собой большую часть гостей. Мои мама и папа с лёгким разочарованием, расстройством и двойственным обвинением смотрели на меня. Хосе выглядел растерянным.

Я подошла ближе к ним, ведя Макса за руку за собой. Счастье разрывало меня изнутри. Мне было нужно, чтобы они это знали. Чтобы они видели, что происходит со мной. Видели, как я…

– Я люблю его!.., – воскликнула я, смотря в глаза сначала маме, а потом папе, – Я счастлива, разве не видно? Пожалуйста… Я никогда ни о чём не умоляла вас. Никогда не просила разрешение на что-то, но сейчас… Я люблю Макса. Так позвольте мне быть рядом с ним. Быть счастливой так и дальше!

Мама посмотрела на отца, а он на неё. У неё начали вытекать слёзы из глаз. И она сдалась… Сначала, она крепко-крепко обняла меня, поцеловала в щёку. Затем, заключила в объятия Макса, чего и он, и я не ожидали. Папа не мог стоять в стороне – немного ошарашено посмотрев на наши зажимания, он присоединился к нам. Позже, по-мужски пожал руку Максу, и, наклонившись у его уха, тихо, но так, чтобы я слышала, проговорил:

– Обидишь мою дочь – отрежу твои яйца и украшу ими новые туфли Эвы.

– Понял, – отточено и быстро произнёс Макс.

Хосе молча пожал руку своему сыну, а затем, поцеловал мою руку. Я покраснела от этого, счастливо улыбаясь. Он ушёл в сад…

А дальше, всё пошло как в сказке. Так, как я видела в своих снах и представляла миллион раз под ряд. Всё шло по плану, только со сменой главного героя – он именно тот, кто мне был нужен. Папа вёл меня по руку к Максу, который, как кстати, был в шикарном костюме. Мы произнесли клятвы друг другу – Макс вновь импровизировал, но – как всегда – казался мне прекрасным. Мы надели кольца, а потом – очень долго целовались, едва были объявлены «мужем и женой».

– Миссис Родригес, – шепнул Макс в мои губы, – Жена моя…

– Муж мой, – пролепетала я, прислоняя его губы к своим снова.

Фотографы местной прессы окружали нас, фотографируя… Было непонятно, кто их впустил – но нам было уже плевать. Мистер и миссис Родригес. Боже мой. И это не розыгрыш. Не шутка. А если и так, то теперь – на всю жизнь.

Анастейша

Я безумно счастлива за Эву и Макса. Я чуть ли не плакала, когда новоиспечённой муж отстаивал свои права – любить, быть счастливым, сделать правильный выбор. Жить так, как ему нужно – поэтому, жить правильно. И мне было искренне жаль Хосе. Бороться за любовь, которая безответна – бессмысленно. Он понял это, а Макс… Ему повезло, как везёт немногим. Он не знал, что такое безответная любовь. Выпив бокал шампанского, я присоединилась к Кристиану, который стоял в расплывчатой очереди, чтобы поздравить молодых. Я подумала, что это будет совсем неплохо сделать вместе. Мы ещё, толком, не разговаривали. Только поздоровались, а потом, он просто старался держаться ближе ко мне. При этом не говоря ни слова.

Cуматоха вокруг молодой пары образовалась потому, что они улетают через час. И увы, сейчас – их ждёт далеко не медовый месяц – Макс должен сдать свою дипломную работу, чтобы получить высшее образование. Каково было моё счастье, когда я увидела Хосе, и он рассказал мне о том, что Макс живёт в Чикаго, что у него там квартира… Также, он не смог утаить от меня, что с ним живёт Мэйсон и мой сын… Тед. Хосе сказал, что навещая их семь месяцев назад – был поражён чистотой в квартире, отсутствием денежных проблем, и тем, что в обучении – у них только успехи. Адрес мне он не сказал, но я, по крайней мере, знаю, где он находится.

– Ты говорила с Родригесом, – произносит Кристиан, заставляя меня дёрнуться, – Я видел.

– Я поздравляла его со свадьбой, – поясняю я, – К тому же, он помог мне, в отличие от тебя, узнать, где наш сын.

– Не хочу о нём ничего слышать, – произнёс сухо Кристиан.

– Даже то, что он успешно заканчивает обучение в Чикагском университете?

Кристиан смотрит на меня с изумлением.

– Факультет? – коротко спрашивает он.

– Хосе сказал, что экономико-правовой.

Кристиан гордо улыбнулся.

– А ты говорила: «Зачем ему эти профессора-педагоги? Пусть он познаёт себя в постели!» – он кривляется, как ребёнок, – А ему понадобились, видишь ли, те знания, что он получил от рекомендованных мною людей.

– Я так не говорила, – негодующе шиплю на него я, – Что ты вообще начинаешь?

– Я заканчиваю, миссис Грей, – Кристиан хватает меня за руку и припечатывает к стенке, наваливаясь на меня на глазах остальных, – Ты слишком много думаешь о нём, Ана. Я начинаю ревновать, понимаешь?

– Прекрати нести чушь, – прыскаю я, пытаясь выпутаться, – Просто свяжись с ним и попроси у него прощения!

– Ана, ты опять? – выдыхает он.

– Снова, – кривлю губы я.

– Я трахну тебя, – угрожающе хрипит он.

Я усмехаюсь.

– Напугал, – тяну я.

– В задницу, – рыкнул он мне на ухо.

Меня передёрнуло.

Нужно уметь прикусывать язык, Ана. Или нет?..

Определённо, поздно.

– Только после того, как удовлетворишь свою жопу, – шепчу я.

– Просто заткнись, Анастейша. Просто замолчи.

Он расслабляет хватку, аккуратно касается моими губами своих. Я глубоко вздыхаю… Ещё немного, и я полностью отдамся под тотальный контроль этого сексуального гранд-мужчины, забывая о том, что у меня есть рассудок… Как не кстати – или, как раз, наоборот – раздаётся звонок моего мобильного; я отстраняюсь от мужа, достаю из клатча напомнивший о себе объект, и, нахмурив брови, разглядываю дисплей. Номер: неизвестен. Странно.

– Кто это? – спрашивает Кристиан, заметив тревогу и непонимание в моих глазах.

Я не успеваю моргнуть, как он выхватывает его у меня из рук и резко отвечает:

– Вас слушает Кристиан Грей.

На другой линии слышен торопливый женский голос, хоть и трудно разобрать слова – можно заметить, что это какое-то срочное сообщение. Сначала, лицо Кристиана было серьёзным, брови – нахмурены. Но уже к концу разговора, его губы растянулись в счастливой улыбке, а глаза заискрились радостью.

– Спасибо, – произнёс он спокойно, а затем, посмотрел мне прямо в глаза.

– Кто это был? – спрашиваю я, Грей улыбается шире, – Почему ты улыбаешься?

– Сегодня же мы возвращаемся домой. И ты тоже. В наш дом.

Я мягко улыбнулась, но немного не понимала, что произошло. Мой муж мне всё объяснил.

– Фиби прилетела сегодня утром в Сиэтл, получив, видимо, разрешение игуменьи посвятить себя Богу в мирском. Она объезжает больницы, пытаясь найти меня. Ана, – глаза Кристиана заблестели, и он часто заморгал, точно ему что-то попало в глаз, – Она… простила меня. Я так рад тому, что она вернулась!.. Звонила наша новая домработница. Ким. Видимо, она не дозвонилась до меня, и… Она сказала, что Фиби оставила свои чемоданы, а потом, стала объезжать больницы!.. Она ищет меня, Анастейша. Она ищет меня!

Я обняла его, вдыхая родной аромат и абсолютно наполненная счастьем. Он крепко прижал меня к себе, целуя в макушку.

– Она твоя дочка и она любит тебя вопреки всему.

– Наш Комочек № 2, – прошептал Кристиан, и слёзы навернулись на мои глаза, – Я позвоню своему лечащему врачу. Я хочу, чтобы он сказал Фиби, что я на особых процедурах. Я не хочу, чтобы она огорчилась, и, не найдя меня, уехала… А утром, я вернусь в больницу и мы увидимся. Сюда я приехал… за тобой. Мне ничего не было нужно. Ни свадьба, ничего, что сейчас здесь и вокруг нас. Только ты, Ана, – Кристиан поцеловал меня в лоб, – Постой, – прошептал он, немного отстраняясь, – Это ты рассказала Фиби о том, что я болею?

– Да, – прошептала я, – Я не могла представить, что это так быстро сработает. А впрочем, Кристиан… Она слишком, слишком тебя любит – и в этом нет ничего удивительного.

– Из больницы я вернусь домой не один, а с ней. А ты… ты, Ана, будешь ждать нас? – прошептал он, с глазами полными надежды, смотря на меня.

– Только если ты узнаешь у Макса адрес нашего Комочка № 1, а потом… Вернёшь и его.

– Ана, он оскорбил меня.

– У него были основания, Кристиан.

– Я не буду умолять его вернуться. Разве что, могу только предложить ему это, – нехотя согласился Кристиан.

– Хотя бы так… – прошептала я, – А если мы скажем ему, что Фиби дома – он обязательно вернётся, как только получит университетский диплом. Он ужасно любит её, он не сможет не приехать к ней.

– Ты права, – прошептал он, – Пошли, – Кристиан протянул мне руку, – Кажется, настала наша очередь поздравлять новобрачных.

Сейчас, мы с Кристианом искрились изнутри тем же счастьем, что брызгало от Макса и Эвы. Когда мы подошли к ним, Макс слабо улыбнулся, а Эва просияла нам в ответ. В руках она сжимала паспорта и их билеты.

– Мистер и миссис Родригес, – торжественно произнёс Кристиан, – Примите наши искренние поздравления.

– Спасибо, – отозвались голубки в один голос.

Кристиан пожал руку Максу, и, подмигнув ему, произнёс:

– Я зауважал вас, мистер Родригес. Вы теперь не то, кем были в Портленде. Надеюсь, моя любимая племянница обретёт счастье рядом с вами, – Кристиан поцеловал в щёку Эву, а я повторила его жест.

Потом, поцеловала в щёку Макса, шепча поздравления ему на ухо. Когда я немного отодвинулась от него, то увидела, какими испепеляющими глазами глядел на меня Кристиан.

Боже. Мой любимый помешанный на обладании ревнивец…

– Я буду рад преподнести вам подарок от нас, – произнёс Кристиан, и достал из внутреннего кармана пиджака конверт, – Здесь месячный тур по Италии на двоих. Всё полностью оплачено. Вы можете в любое время посетить тур-агенство, фирма которого указана на конверте, и, воспроизвести свой медовый месяц тогда, когда вам будет удобно.

Пара благодарно взирала на нас.

– Это как раз то, что нужно, – принимая конверт, произнесла Эва, – Спасибо большое.

Она поцеловала каждого из нас по отдельности. Мы грелись в счастье, которое она выплёскивала. В счастье, которое они излучали. Они вдвоём.

– Может, мне что-нибудь передать Теду? – спросил вдруг Макс.

Видимо, он достаточно проницателен, чтобы заметить в глазах Кристиана блуждающую просьбу, которую он не решался озвучить.

– Скажи ему, что мы очень скучаем, – прошептала я.

– И что Фиби вернулась в Сиэтл, – произнёс радостно Кристиан.

Эва радостно завопила, вешаясь на шею Максу.

– В таком случае, – Эва подняла брови, – Мы приедем в гости и притащим его с собой.

– Постараемся, – немного сдавленно, но не лишая свою жену возможности улыбаться, произнёс Макс, многозначительно заглядывая в глаза Кристиана.

Видимо, он всё знает. Это заставило меня поёжиться, вспомнив, как Теодор покидал наш дом.

Вскоре, мы, вместе с другими гостями, проводили счастливых новобрачных, крича всякие поздравления, пока машина прокатывалась по двору, увозя их в аэропорт. Попрощавшись с семьёй, мы с Кристианом тоже покинули дом Элиота Грея. Нас ждал Сиэтл. Ждала Фиби. Ждала новая и, я искренне верила – счастливая жизнь.

Фиби

После встречи с мамой, что-то во мне перевернулось. Она была настолько опустошённой, похудевшей, измученной… А новость об отце – и вовсе расстроила меня. Моя наставница – Мария, игуменья в женском монастыре аббатства, в котором я провела ровно пять лет, призвала меня к себе после вечерней молитвы и серьёзно поговорила со мной. Она объяснила мне то, что вовсе меня не хочет выгонять, что я полюбилась ей, поэтому – ей меня жаль. И жаль мою маму… Она сказала, что сострадание и уважение родителей своих – есть высшая благодетель. Помощь, в которой нуждаются мои родные – должна быть для меня на первом месте. Мария дала мне понять одну важную истину: любой человек, каким бы он ни был – нуждается в прощении и помощи.

Я не могла не прислушаться к ней. Наставница уверила меня в том, что здесь всегда мне будут рады, но тому миру, который грязнеет и увядает в горести и печали – я нужна на много больше. Если я буду соблюдать все заповеди в мирской суете, ходить в церковь, и – самое главное – думать и помнить о Боге – я обязательно спасу свою душу. И обязательно соединюсь с Адамом, когда окажусь на другой стороне вселенной.

Главное, что я смогла обрести в монастыре – это душевный покой и спасение от скорби, бушующей и затмевающей разум. Заставляющей грешить – злясь и проклиная всё вокруг.

Монастырь научил меня этому. Господь не даёт испытаний, которые мы не сможем вынести. Это я знаю точно. И я готова пронести эту истину в себе.

Днём я прилетела в Сиэтл, благословленная матушкой Марией. Когда я вошла в свой отчий дом, я с трудом сдержалась, чтобы не согрешить и не поддаться унынию и горьким слезам. Дом казался мне таким опустошённым, таким холодным, что сердце во мне замирало. Новая домработница – как она представилась мне – Ким Слэйви приняла мои вещи, но не была слишком многословна. Да и я не хотела и ни с кем говорить, моим главным желанием было скорее увидеть отца.

С ужасной тоской, скребущей моё больное сердце, я отправилась искать отца по всем больницам и клиникам. Не знаю, что меня подтолкнуло на такую глупость – не спросить у Ким, в какой именно больнице, в полном одиночестве лежит мой бедный папа.

Мне было непривычно ходить по живым улицам, наполненным машинами и людьми. Было непривычно ходить без чёрной и свободной рясы. Я одела сарафан в пол, с рукавом три четверти. Это было не так, как я одевалась последние пять лет – но, по крайней мере, не могло вызывать изумлённых и странных взглядов, которое бы одеяние монахини мне обеспечило.

Я бродила из больницы в больницу, из клиники в клинику, но везде получала один и тот же неутешительный ответ: «Мистер Кристиан Грей не лежит в терапевтическом отделении нашей больницы». И только лишь когда ночь легла на окрестности Сиэтла – и я пришла в клинику имени Роберта Флэера – одной из самых первых по респектабельности, находящуюся почти что за городом, мне улыбнулась удача. Ну, почти. Мне сказали, что я смогу увидеть мистера Кристиана Грея только завтра утром, так как он сейчас на очень важных процедурах, направленных на восстановление работы сосудов. Мне пришлось лишь со вздохом смириться…

И вот, сейчас – я сижу в больнице на кушетке, оперев голову о стену и прикрываю глаза. До дома я не дойду ночью – во-первых, это опасно, а во-вторых, вряд ли я выдержу это физически. Я поняла, что смогу переждать здесь до утра.

В эти секунды, мне много, что вспомнилось… Панихида и траур, который был объявлен в Америке, и, в большей степени, в штате Вашингтон, когда самолёт разбился. Тело Адама, как и ещё сорок тел погибших так и не нашли, зато всплыло тело Софи, некоторые предметы багажа… И вещи Адама тоже. Видимо, судьба сжалилось надо мной и тело Адама не было обнаружено потому, что я сошла бы с ума. И проводила б эти годы не в монастыре, а в психушке. Наверняка, это не с проста. Господь не хотел, чтоб я помешалась. Он знает, что я ещё для чего-то нужна и на что-то гожусь.

Я почти засыпала, сидя на кушетке, но вдруг, мне показалось, что я падаю – я очнулась от дремоты. Мне слышались голоса, и, в гуле прочих, голос… Такой знакомый голос… Я обернулась в сторону коридора и замерла. В компании трёх врачей в белых халатах шёл… Господи, этого не может быть. Это мираж. Видение. Сон. Я сплю, верно?.. Естественно. Я сплю.

Но голос навязчиво приближался вместе с той фигурой, что я видела. И я поняла, что это мне не мерещится, когда он… когда Адам Флинн замер. И стоял молча, а врачи, крутившиеся вокруг него остановились, продолжая что-то говорить, но мне было всё равно. Обросший. Чёрные кудри уложены в идеальной причёске. Загорелый. Холёный. И те глаза – карие и полные тоски. Тоски, смешанной c счастьем. Моё сердце почти не билось. Я почувствовала, как подкашиваются мои ноги и я падаю, но… Одно единственное мгновение – и я оказываюсь в руках собственного миража. Собственного воображения.

– Мистер Флинн-Криг, вы подоспели вовремя, – говорил кто-то из врачей.

– Нашатырный спирт! – просил другой голос.

– Это дочь Кристиана Грея, мистер Флинн-Криг, – пояснил ему кто-то с явным уважением к нему.

А он молчал. Я не отключалась. Я не могла отключиться, но была в ступоре и молчала. Кажется, у меня пропал голос. Оставалась только слабость. И он. Слеза стекла по моей щеке, а губы задрожали. Адам нахмурил брови, болезненно сжал губы.

– Прости меня, – прошептал он, – Прости.

Я сделала глубокий вдох и предалась далёкой и глубокой тьме.

========== The Elevator from heaven ==========

Адам

Пять лет назад, 28 марта

Аэропорт Сиэтл-Пасифик

Я вошёл в аэропорт, как человек, у которого не было выбора. Меня гнали обстоятельства, а я ничего не мог сделать, чтобы не поддаться и повернуть назад. Все против меня. Отец, Кристиан Грей, брат. Я чувствовал себя сдавленным несвободой, горькая обида оттого, что я должен подчиняться всем вокруг сжимала мою грудь.

Оглядевшись вокруг, и увидев за огромными стёклами шикарные белые лайнеры, я начал ощущать свою ничтожность. Я человек, не способный сказать «нет». Я человек, подчиняющийся чужой воли и власти. Я всего лишь фонарик на этом лайнере, светящий туда, куда пожелает пилот. Я подчинён чужому контролю. Мне, чёрт подери, двадцать один год – а я до сих пор всему и всем подчиняюсь!

Зал ожидания наполнялся медленно. Я поднялся на второй этаж, чтобы полюбоваться огромными железными птицами и прочувствовать то, что должно до конца убить меня, мою уверенность в себе, в своих силах. Едва я опёрся руками за металлическую ограду балкона, ко мне подошёл Мэл Кондон. Он был старше моего отца на семь лет, более того – знал меня прекрасно. Мне нравилось то, что он вёл себя со мной как с другом. А ему нравилось то, что, несмотря на свою отвязанную натуру, я волей-неволей подчинялся приказам свыше и никакого бремени для него не составлял. Мы прошли регистрацию вместе, а потом разминулись – я бродил по огромному зданию из стекла, а он занимался моим багажом.

– Адам, вот ты и здесь, – он легонько хлопнул меня по плечу, – Я собираюсь отведать кофейку с бурбоном перед отправлением. Не желаешь со мной?

– Нет, благодарю, – сухо бросил я, – И тебе не советую. Как-никак, а лететь около четырёх часов.

– Да ну, – махнул он рукой, – Я всегда всё держу под контролем, мальчик. Это мой профессиональный ритуал.

– Иди, – я вздохнул.

– А ты что будешь делать?

– Посмотрю на самолёты, – окидывая взглядом прекрасный вид, сообщаю я.

– Да ладно, – усмехнулся Мэл, – Ждёшь, что кто-то придёт тебя провожать?.. Что ж, хорошо. Если что, я в вип-зале. Все твои документы у меня, а значит – на другом рейсе ты обосноваться не сможешь, – он помолчал и прищурился, – А впрочем, ты и не будешь. Ты не из тех, кто меняет маршрут.

Он развернулся на каблуках своих кожаных туфель от Marilungo. Я закрыл глаза, глубоко вдохнув. Вдруг, я испытал радость оттого, что я один. Да, я не в силах сам принимать решения, но ведь мне – в этот самый момент – никто их не навязывал. Я один и я – свободен. Я сел в кресло у самого отдалённого окна, где-то в закоулке, недалеко от служебной комнаты. Оттуда было видно табло с расписаниями рейсов, а ещё – полный зал, кишащий людьми. Я был сторонним наблюдателем всей той суматохи, что царила вокруг. Никому не было дела до меня.

Я стал наблюдать за этой движущейся толпой. Люди входили, выходили, прощались… А я смотрел на них. «Как это прекрасно», – промелькнула у меня мысль, – «Я как человек-невидимка. Меня уже нет там, откуда я уехал, но ещё нет там, куда я должен прилететь. Как это здорово. В одном месте началась жизнь без меня, а в другом – ещё не началась жизнь со мной. И мы остались наедине. Я и моя жизнь. Какой гениальный сценарий», – рассуждал мой невоспалённый мозг, – «Великий Создатель! Как он всё придумал… Наверное поэтому, раньше – были такие далёкие дороги и долгие переезды. Это и были параллельные миры… Человек в дороге – но его, как бы, нет. Оттуда уехал, туда ещё не приехал… Боже, это как кататься на небесных качелях», – с этими мыслями, я задремал.

Потом, я открыл глаза, огляделся… Ничего в зале не изменилось. Даже женщина в розовом костюме обмахивалась веером так же, как и тогда, когда я только закрыл глаза. Значит, прошло совсем мало времени…. За окном смеркалось. Отметив это, я вновь провалился в сладкую тягучую дрёму. Мне было хорошо. Меня никто и ничто не тревожило. Да, это прекрасно…

Во сне я видел те самые небесные качели – качели без верёвок. Они не падали, или. падали на мягкие и пушистые облака. Не было пропасти. Не было страха. Я где-то между миров. Никому нет до меня дела. Так вот, что такое рай… Настоящая свобода в небесах. Или это тоже иллюзия?..

Во время сна мне было так благостно, что я не хотел открывать глаза. Я слышал шум, даже какие-то крики, но что это было?.. «Как я не хочу выходить из этого сна!.. Почему?» – сквозь лёгкий сон думал я, – «Я не хочу лететь?.. Возможно. Но смена места мне сейчас необходима… Я так спокойно сплю, потому что разлюбил кого-то? Нет. Я по-прежнему люблю и любим. Но что же случилось?.. Почему я так спокоен?..»

Вдруг, я понял, что вернулся к себе. Я подружился с собой. Значит, всё было так просто?.. Не надо было бороться – надо просто отдаться на милость судьбы. И она сделала главное – она примирила меня с собой.

Шум в аэропорту начал настойчиво меня будить. Мне не хотелось выходить из этого липкого, приятного состояния сна… «Я спал так сладко и спокойно впервые» – подумал я, – «Видимо, оттого, что прошлая ночь была бессонной», – я улыбнулся сквозь дрём… Но чей-то крик – такой внезапный, яркий и режущий – заставил мгновенно открыть глаза. Люди бежали, спрашивали и отвечали сами себе… Казалось, что их выпустили в первый раз в жизни в аэропорт из психиатрической клиники. Всё изменилось в зале ожидания. Абсолютно всё. Чёрная ночь за стёклами заставляла огромные лампы резать глаза. Изменилось всё… Только я остался неизменным, прочно вдавленным Морфеем в своё кресло. Поменялось всё. Люди мчались, рыдали, выли… Я увидел выходивших в медицинской форме людей из той самой служебной двери…

– Молодой человек, подвиньтесь, – шикнул на меня кто-то из них.

– Верно, алкоголик, – заметила противная толстая женщина лет пятидесяти, – Ишь ты! Устроил себе мотель здесь.

На лицах прочих врачей было прицеплено типичное выражение моего отца, когда он работал с клиентами – такое закреплённое и знакомое, внушающее одну единственную фразу в подсознание подверженному страху и боли человеку – «всё будет хорошо». Тут же была и полиция… Не может быть! Я увидел представителей каналов CNN и BBС. Что-то произошло… Но что? Спросить было не у кого. Однако металлический голос – точно ответ свыше – сообщал ужасную новость: «Лайнер Air-France 1715. Повторяю: Лайнер Air-France 1715 потерпел крушение над Средиземным морем. Маршрут: США, штат Вашингтон, аэропорт „Сиэтл-Пасифик“ – Франция, Париж, аэропорт „Шарль – де – Голль“. Внимание! Все рейсы отложены на четыре часа. Выходы в аэропорт оцеплены. Просим всех оставаться на своих местах и приготовить документы».

Боже. Подождите!.. Это мой рейс. Я что, опаздываю?.. Я что, опоздал?.. Я опоздал! Я хотел бежать, но до меня вмиг дошла очередная мысль – я не опоздал. Я спасся. Я выжил. Значит, иногда проигрывая – можно выиграть. Значит, иногда опаздывая – можно успеть… Можно успеть! Всё возможно. Всё в руках Бога… Пальцы и ладони мои похолодели. Надо позвонить домой! Срочно позвонить… Я начал судорожно рыться в карманах брюк и куртки, нашёл телефон… Но он не включался. Батарея… Чёрт подери!.. Я жал на все кнопки сразу… Казалось, что красное табло, висящее надо мной и сообщающее об ужасной трагедии, вытащило энергию у всех и у всего… Все трясли телефонами. Это была какая-то всеобщая потеря связи с нормальным миром. Что произошло?..

Теперь я стал понимать. Теперь я стал всё понимать.

– Выжившие?! Есть выжившие?!.. – надрываясь, кричал грузный и краснощёкий мужчина.

– Нет выживших! Никого нет в выживших! – тыча списками ему в лицо орала худая и бледная, как смерть, женщина… Она, словно, лишилась разума.

Как же так? А там мой багаж, мои документы, мои… Да что я думаю?.. Моя жизнь! Она со мной! А то, что было там – это та жизнь, с которой теперь надо покончить… Я вновь вспомнил состояние качелей или… Лифта. С огромной скоростью я спустился с облаков сна и неопределённости обратно.

Я бросился к выходу, как ошпаренный… Но он был закрыт. Стояло оцепление. Нужно было искать другой… И вдруг, я увидел широко раскрытые двери. Вели человека… Да нет, он шёл сам. Просто тот, кто был рядом, поддерживал его локоть, слегка… Но у того несчастного было такое лицо, что мне казалось, что его тащат… Тащат, как на казнь. Я посмотрел в глаза этому человеку и увидел трагический кадр. Так вот, как выглядит трагедия. Вот, как выглядит настоящая боль потери. Потеря! Вот, что было на лице этого человека. Он делал шаг, и ещё… Но у меня больше не было терпения ждать его, чтобы выбежать отсюда…

– Позвольте, я пройду, – попросил я.

– Туда не следует идти, – мужчина ответил мне сам, даже не глядя на меня.

Я замер.

– Почему? – спросил я, – Мне надо на выход…

– Там нет выхода, – также монотонно ответил он, – Там всё оцеплено. Мне тоже надо найти другой выход… Пойдёмте вместе, – произнёс он и поднял голову.

И я пошёл. Как шёл всегда и за всеми. Зачем я иду за ним?.. Ему сейчас плохо. Мне ещё хуже. Что мы можем дать друг другу?

– Мы сейчас сядем в вип-зале, – словно отвечая на мой вопрос, произнёс он, – Оставь нас, Бенджамин, – произнёс он человеку, подставившему свою руку для опоры.

– Мы с вами сядем и всё обсудим, – повторил тот же голос.

«Что обсудим?» – подумал я.

– На этом рейсе у меня был… один – один единственный сын. Мой сын, – сказал человек, – А у вас?

– А у меня там был я, – я сказал это и понял, что ляпнул какую-то глупость…

Но человек исподтишка улыбнулся, доказывая мне то, что это была не глупость.

– То есть, мог быть я.

Человек остановился, оглядел меня и сказал:

– Я никогда в жизни не видел такого счастливчика. А прожил я очень долгую жизнь, уж поверьте мне. И не просто долгую, а ещё…

– Счастливую? – со странной надеждой спросил я.

– Да, наверное. Потому что интересную. Ведь без интереса – не бывает счастливой жизни.

Мы прошли в вип-зал молча. И мне показалось, что мне вовсе не хочется отходить от него, сворачивать в другую сторону, садится за другой столик… Хотя тот человек не настаивал, чтобы я шёл за ним. Я мог остановиться, сделать вид, что завязываю шнурки на своих ботинках… А потом уйти, сесть в то своё нагретое кресло, всё обдумать. Но я шёл за этим спокойным человеком… За человеком, который сегодня потерял всё. Он потерял единственного сына.

В вип-зале, несмотря на всеобщую кутерьму, было тихо и спокойно. Так же тихо ходили официанты, горели ночнички на столиках… Нам налили горячий, дымящийся кофе в фарфоровые чашки, едва мы сели за круглый небольшой стол у окна, с видом на ночь… «Как прекрасна жизнь», – подумал вдруг я. Да, прекрасна, несмотря ни на что. И этот кофе можно пить даже не в вип-зале, даже не сидя, а стоя, даже там, где шумно и не протолкнуться… Где не совсем удобно и кофе в пластиковом стакане. Жизнь прекрасна. Я посмотрел в умные глаза сидящего рядом со мной человека.

– Так вы говорите, вы погибли в самолёте?

Ох. Похоже старику совсем плохо.

– Да. Я так думал, я должен был идти… Понимаете, мой отец… мистер Грей… В общем, человек, с которым я должен был лететь тоже пил кофе в вип-зале… То есть… Нет! Я не это хотел сказать… Он… мы должны были встретиться с ним у трапа, прошли регистрацию… У него было всё. Мои деньги, но… то есть не мои, а деньги отца, мои документы, билет… Я, конечно, планировал зарабатывать деньги самостоятельно, но мне как-то не везло… Я всё планировал, понимаете? – вдруг нервно заговорил я.

– Понятно. У вас было всё в будущем.

– Да. Именно так.

– И ваше будущее турбулентно опустилось сразу на несколько уровней ниже, разбилось о скалы… Разлетелось на мелкие обломки. Там, над Средиземным морем.

– Ну…

– Да, не слишком плохой конец для будущего. А может быть, только начало?

Мои брови изумлённо поднялись вверх.

– Не удивляйтесь, молодой человек. Вы мне очень напоминаете моего сына. Он тоже никогда не знал, что ему надо от жизни.

– Нет, но я не то, чтобы не знаю, но… Я просто не уверен. В жизни столько возможностей.

– Какой кошмар, – закрыл глаза он, – Вы говорите его словами.

Я сделал тяжёлый глоток кофе, а затем, вновь поднял на него глаза.

– Да, он тоже говорил: «Как я могу выбрать что-то одно, когда так много интересного?» Он хотел продавать мороженое, охранять лежаки на пляже, представляете? – усмехнулся он, в глазах его стояли слёзы, – Он мог месяц поучиться в университете, потом обольстить директрису и сорваться в Африку, чтобы найти редкий цветок, который она у него просила. Я устал от его чудачеств. То ему нужны были деньги на снаряжение для погружения на рифы, то ли для того, чтобы лазить по горам… Потом, он сказал, что «нет ничего глупее», что, «когда ты лезешь ввысь, то ничего не видишь вокруг – только отвесную стену». Чем он только не занимался!.. Даже хотел стать моделью, когда познакомился с одной девушкой, преуспевающей в этом бизнесе… – он с улыбкой посмотрел на меня.

Я узнавал себя. Это был феномен.

– Ну, я тоже раньше страдал этим, когда учился в Оксфорде, но потом…

– Но потом вы решили, что музыка лучше, – перебил он, ухмыляясь, – Гитара, быть может.

– Как вы узнали? – я округлил глаза.

– Ваши руки, – улыбнулся он, – У вас так же стёсан средний палец. Так же, как у моего сына. Удивительно… Так вот, я считал его разгильдяем, а теперь… Теперь, я думаю, что он просто торопился. Он знал, как короток его век. Он хотел попробовать всё понемногу. Всё. И мороженое…

Вдруг, мне ужасно захотелось мороженого. Я не любил сладкое, но… Мне смертельно захотелось мороженое.

– Вы хотите мороженое? – спросил человек.

На мне всё написано, как на табло?

– Когда мой сын нервничал, он всегда хотел мороженое. Причём разноцветные шарики, знаете? Мог съесть сразу штук двадцать, не сочетая вкусы… А потом мог круглый год говорить: «Я не ем сладкое и терпеть не могу мороженое!» И действительно, наглец – не любил и не ел. Как у него это получалось?.. Я думал, что он человек без привязанностей, без принципов… Но теперь, я понял, что я… я тоже разбился в этом самолёте.

Да, похоже, старику совсем худо.

– Давайте выпьем за то, что мы не разбились…

Он заказал мороженое, а потом, пристально посмотрел мне в глаза.

– Это вы не разбились, а я разбился. Ведь я всё делал для него. Всю жизнь. Я жил его интересами, его жизнью, его поездками… А теперь, его не стало и мне – не для чего жить. Я ловлю себя на этой мысли, хотя когда-то говорил: «Хоть бы он месяц занялся делом, заинтересовался чем-то, а я спокойно мог заниматься своими делами и желаниями»… И вот, он дал мне эту возможность. Навсегда. Мой мальчик дал мне её. Оказывается, что у меня нет желания… Мне нечем заниматься.