Текст книги "Мистер Грей младший (СИ)"

Автор книги: Каролина Янис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 52 страниц)

Если задуматься, то если бы я что-то и знала, то мне бы и было хуже. Я бы постоянно искала его. Ждала с ним встречи. Господи, да я бы помешалась. Я благодарю высшие силы за то, что могу любить его, помнить его издали. Его запах. Походку. Тот трепет, что сотрясал каждую жилу, когда он просто был рядом. То, как он, уткнувшись в мою шею, шептал: «люблю тебя, я твой, люблю» – и так, без конца.

Тру глаза, прогоняя воспоминания. Калифорния, я полюбила тебя с первого взгляда. Чудесный вид, открывающийся мне с веранды ресторана, в котором Бредли заказал столик, сообщает о приближающемся лете… О тепле, которое начинает распространятся от самых корней пальм до их милых, зелёных причёсок. Да и вообще, о том, что моя жизнь течёт как-то быстро. Мне двадцать два. Пройдёт лето, осень, наступит зима – мне стукнет двадцать три, и так, бессмысленно и иллюзорно, как мираж в пустыне, будет проходить вся моя жизнь.

– Айрин, ты здесь? – Бредли окликает меня, вырывая из мыслей.

Я киваю.

– Что будешь заказывать? – спрашивает он, улыбаясь.

– Я хочу сок. Вишнёвый. Всё, – пожимаю плечами я.

Официантка испаряется, оставляя летящим шлейфом кайму своего пристального и чарующего взгляда, направленного на Бреда. Он же, смотрит прямо на меня. Просвечивает до органов.

– Похоже, ты понравился этой девушке., – говорю я, желая хоть чем-то отвлечь его от разговоров обо мне.

– Плевать, – обрывает меня он, – Меня интересуешь ты, Уизли. Я до сих пор помню, как ты отшила меня той далёкой зимой…

– Бредли, пожалуйста…

– Не перебивай, – его тон отрывистый и отточенный, – Сколько бы я не внушал себе после того унижения, что я больше ничего к тебе не чувствую, никак к тебе не тянусь… Это всё падало прахом, когда я видел тебя снова. Когда ты уехала из Далласа, я был даже счастлив. Думал, что всему конец и баста. Довольно думать о тебе. Пора забыть и выбросить. И у меня получилось, но, – он ненадолго замолк, – Когда я увидел тебя в универе, я понял, что… Это не просто так. Жизнь соединяет меня с тобой снова, а значит, ты должна дать мне шанс, – он хватает мои руки и тянет к своим губам, – Должна.

Я выдёргиваю руки. Аккуратно, но довольно резко. Явно показывая, что недовольна его действием.

– Во-первых, – спокойно начинаю я, – Я никому и ничего не должна.

Официантка приносит наш заказ. Ром со льдом – Бредли, сок – мне.

– Во-вторых, мы не на свидании, чтобы ты хватал меня за руки. Мне это не… не…

– Неприятно? – точно.

– Нет, – смягчаю я, – Мне просто это не нравится, – он делает крупный глоток рома, – Тебе следует знать, что я пошла с тобой сюда из благодарности за то, что ты провёл со мной студенческие годы, которые казались лучшим временем лишь в те мгновения, когда рядом был ты. Ты столько раз приглашал меня в ресторан, а я столько раз отказывала, что вчера… Вчера, я подумала, если я откажусь, то просто возненавижу саму себя. Ты проявляешь удивительное упорство, – я ободряюще улыбаюсь ему.

Он тихо смеётся.

– Я исправляю ошибку прошлого, – просто отвечает он, – Тогда, я слишком быстро сдался.

– Значит, это было кому-нибудь нужно, – бормочу я, – Во всяком случае, вот я, наконец, здесь. Никому не нужная, запутавшаяся, но слишком гордая, чтобы принимать соболезнования.

Бредли отрицательно качает головой.

– Ты нужна мне, – отвечает он, тепло глядя на меня, – Я знаю то, что ты нужна мне больше, чем ром в этом бокале, чем режиссёрское кресло, чем слепому нужны глаза. Айрин, ты недооцениваешь себя. Ты необыкновенная.

Я замираю, когда он наклоняется, чтобы сравнять наши глаза на один уровень.

– Я пить хочу, – выпаливаю я.

Он тут же отстраняется, – будто прозвенел звонок, сообщающий о пожаре.

– Не думаю, что это действительно так. Ты прекрасно жил и без меня, Бредли, – пригубив алую жидкость, сообщаю я.

– Но теперь всё иначе. Мы провели бок о бок большую часть университетской жизни. Ты стала мне… необходима. И я не хочу терять тебя, когда наши профессора назовут нас своими коллегами и отпустят в большое плавание. Я хочу быть рядом с тобой. Быть полезен тебе, – он переводит дыхание, – Айрин, я хочу, чтобы ты была моей девушкой. Это не прихоть, не каприз, это крик души.

Я потеряно моргаю, но молчу. Как объяснить ему, что это невозможно?!

– Скажи что-нибудь, – просит он тихо, но нетерпеливо, – Почему ты молчишь?

– Я не хочу., – горло что-то сжимает, – Я не хочу делать тебе больно, поэтому и молчу.

Взгляд его затухает, он допивает алкоголь и откидывается на спинку плетённого кресла.

– Меня ждёт отказ. Снова, Уизли?..

– Ты сам это сказал, – произношу я тихо, – Пусть это и банальщина, но это правда – дело не в тебе, а во мне. Я не могу… быть с кем-либо. Я привыкла к одиночеству, к внутренним монологам и полному душевному отмиранию. Я не хочу использовать людей, вроде тебя… Ты добрый, умный, отзывчивый. Ты найдёшь ту девушку, которая будет видеть в тебе нечто… что-то неземное. Но эта девушка не я, – заканчиваю я, вздохнув.

– Дело не только не во мне, но и даже не в тебе, – голос его становится холодным, как лёд, – Дело в твоём прошлом парне, да? В универе некоторые языки тщательно перетирают всякие слухи.

Я тяжело сглатываю, потирая висок.

– Ну и пусть, – выбрасываю я, – Если они говорят обо мне, то моя жизнь в сто крат интереснее, чем у них.

– Мы сейчас не об этом, Айрин, – спокойно произносит Бредли, – Ты… ты любишь его до сих пор, да? – он щурится, – Ответь мне.

– Ты правда хочешь это услышать? Все эти четыре года ты бродил за мной, чтобы получить ответ на этот вопрос?

– Я бы не спрашивал об этом, если бы ты согласилась стать моей девушкой. Ты не хочешь – я хочу знать причину.

Я глубоко вдыхаю.

– Да, я люблю его, – уверенно говорю я, но голос мой дрожит, – Это первая, но не единственная причина, по которой я сказала тебе «нет». Понимаешь, он… – я ненадолго затихла, вспоминая Грея, – Он показал мне, как можно любить меня. Никто не любил меня сильнее, чем он. Никто не полюбит меня сильнее, чем он. Мне, теперь, всего мало. То внимание, что уделял мне ты, другие парни… да обычные девушки сдались после таких ухаживаний на первом же свидании, но я… У меня был он. Мне теперь всего недостаёт. Мне всего мало, понимаешь? А он… он дарил мне всё, о чём можно мечтать. Когда у меня был он, у меня было всё. А сейчас, нет ничего, кроме воспоминаний.

В глазах встряли иглы, слёзы прокладывают путь по щекам. Бредли опустил глаза.

– Мне нужно к океану, – быстро проговорила я, – Нужно больше воздуха.

Я встала изо стола, скорыми шагами направилась к пляжу. Мне не хотелось ничего. Бредли не пошёл за мной, за что я была благодарна ему. Тед Грей, я была проклята любить тебя. Всю жизнь. Не знаю почему, но мне так безумно хочется надеяться, что он помнит меня, хотя бы… Хоть немного. Я знаю, что те чувства не были игрой, просто он не мог идти против обстоятельств, подписав этот договор… Вдруг, он уже женат?.. Какое право я имею думать о нём? Я ничего уже не значу в его жизни, но он, по-прежнему, одно большое клеймо в моём сердце. В сердце, которое уже устало биться так далеко от него. Я никогда не смогу смириться с тем, что потеряла его навсегда. Буду мечтать, что-то надумывать себе, загоняя себя в мир фантазий. На протяжении этих пяти лет, меня толкали и пинали, чтобы я двигалась вперёд, согласно закономерному ходу времени. Все требуют от меня двигаться дальше, а я не хочу этого. Чем дальше я двигаюсь, тем больнее мне, тем больше хочется вернуться назад и быть рядом с ним.

– Когда-нибудь, я утоплюсь, – неосознанно произнесла я, смотря на океан.

Кружевная, прохладная пена коснулась моих пальцев. Я прикрыла глаза. Его лицо. Его улыбка. Его парфюм. Его голос. И так всегда. Мне стоит лишь на мгновение потерять зрительный контакт с миром, и я вижу его. А в нём, целый мир – яркий и наполненный счастьем. Мир, который был у меня, пока я была с ним…

Макс

Из аэропорта, я сразу же направился в дом моделей. Мой главный принцип – не брать ничего лишнего, но обязательно брать классический костюм в любую поездку, как всегда – оправдал себя. Мой небольшой чемоданчик, вполне сошедший за ручную кладь, легко переносить и сложно где-либо забыть. Выпустить его из рук – чтобы передохнуть, или не мешать проходить в очереди – объём его не требует. За это я люблю прагматичный и слаженный формат вещей. Комфорт – моё главное требование.

– Мсье Родригес, – меня приветствует сорокалетняя анорексичка с ярко выраженным французским акцентом, пустыми глазами и слишком уж натянутым и надутым лицом.

Очень надеюсь, что она, мать её, не модель. Эта женщина не похожа на женщину. Трансвестит?

– Да, это я, – я пожимаю жилистую руку.

– Я мадемуазель Баригард, – она улыбается, обнажая вставную челюсть, – Рада вас видеть, фотограф.

Мадемуазель? До сих пор свободна? Что ж, случай потерянный.

– Приятно познакомиться, – вру я, – Я бы хотел знать, с кем имею честь?

– Я дизайнер-модельер. Двадцать лет посвятила дому моды Шанель, акцентируя внимание на женских брючных костюмах. Я создала новую линию, мне нужна хорошая раскрутка с новым взглядом молодого, а не заезженного фотографа. Это тот самый случай, когда многое будет зависеть только от вас. Вам придётся избавится от фотомонтажа, от обработки фотографий на компьютере. Модель, которую я представлю вам, идеальна. Вы должны будете проявить способности фотографа-художника. Все материалы будут предоставлены вам. Я хочу, чтобы всё было натурально. Без использования компьютерной графики. Всё ясно? – объясняла она, ведя меня по роскошным коридорам, начищенным до блеска, сияющим в отражении множества зеркал.

Надо же! Она – модельер. Она требует фотографии фото-художника, а не фотографа. Что же, попробуем.

– Для начала, мне бы хотелось увидеть модель, что обдумать детали и наличие материалов, которые мне потребуются. Также, я бы хотел увидеть вашу линию, если это возможно, – спокойно попросил я.

– Конечно, мсье Родригес, – кивнула она, со всей силы стараясь выговорить слово «конечно» по-английски.

– Это моя наковальня, – смеясь проговорила она, заводя меня в свою дизайн-студию, – Здесь одежда, которую будет надевать лучшая из лучших. Пять комплектов, – Баригард протянула мне альбом, – Вы слышали о Джеки Кэй?..

Господи. Как я, фотограф, мог о ней не слышать? А ещё, как я, один из лучших друзей Теда мог её не знать?.. Мисс Кавана. Вот, с кем мне придётся работать. Теперь, мне хочется увидеться с этой супер-моделью ещё сильнее.

– Я скажу вам больше. Я знаком с ней, – не скрывая гордости, заявляю я.

Модельерша осмотрела меня с ног до головы, точно оценивая.

– Хорошо, – кивнула она, – Можете взять альбом себе на некоторое время. А что касается встречи с Джеки Кэй, то вас устроит в два часа дня, в кафе «Де Флор»?

– Вполне, – согласился я.

– К вам подойдёт промоутер. Скажите, что у вас заказан столик на имя мадемуазель Кэй, вас проводят туда. Всё будет оплачено за счёт заведения, деньги можете поберечь, мсье Родригес, – впервые приятно улыбаясь, произнесла она.

– Спасибо, – кивнул я.

Мадемуазель Баригард проводила меня до такси, которое доставило меня к отелю на улице Виктора Гюго. Ощущение чего-то странного, ощущение встречи с далёким прошлым поселилось внутри меня.

Я прекрасно помнил наше расставание с Эвой. Прошли первые недели лета и она… Она дала мне самый настоящий, мощнейший удар под дых. Действительно, зачем нужно оружие, когда есть слова и чувства? Эва была несчастлива, прощаясь со мной. Она не плакала, держалась изо всех сил, но голос и брови её подрагивали в те секунды, когда она резала те нити, что были между нами. То, что я испытывал к ней, я не испытывал ни к кому. До встречи с ней я знал, что существует такое блядское чувство, как половое влечение. Знал, что есть похоть и страсть, от которой прёт адреналином, как от прыжка с парашютом. Но то странное стеснение, что она вызывала во мне, а вместе с тем давление в крови и желание, чтобы она смотрела на меня не прерываясь ни на секунду, было не похоже ни на что. Когда я фотографировал её голой, в ночь её рождения, я просто… просто сходил с ума. И не столько, сколько из-за её обнажённости, а из-за… её глаз. Из-за того, что она смотрела на меня, как на единственного мужчину на этой планете. И из всей её ногой плоти, я хотел целовать её глаза. Она становилась моим любимым виски – терпким и сладким, неприкосновенным и совершенно сносящим крышу. Да, именно так. И когда она бросила меня, я напоминал себе переезженного поездом человека. Человека, у которого вырвали стрелку в компасе. Украли землю из-под ног. Сначала, я больше растерялся, чем расстроился. Даже думал, что всё это легко пройдёт. Но нет. С каждым днём я убеждался, что я – эваголик. Зависимый. Если какому-нибудь закодированному дать хоть глоток водки – он сорвётся. В большинстве своём, такие срываются. И я знаю, если я увижу её, хоть мельком – я сорвусь. Я просто оттрахаю её прямо там, где увижу. Блядь. А ведь будучи рядом с ней, я не мечтал об этом. Мне было достаточно того, что она просто смотрела на меня. Теперь, когда я, мать его, вырос, мне хочется, чтобы она смотрела на меня так же… снизу.

Очень надеюсь, что я не увижу её. Я здесь всего лишь неделю. Одну лишь чёртову неделю – а потом, я смогу продолжать жить, как жил. Закончу университет в Чикаго, женюсь на какой-нибудь богатой калоше вдвое старше меня, разбогатею и дело с грёбаным концом. Совершенно верно. Именно так. Абсолютно правильно.

Приняв душ, поменяв майку и сбрызнув себя духами, выхожу из отеля без двадцати два, желая спокойно пройтись по Парижу, в котором не был уже лет семь. Воздух знакомый. Пьянящий. Кофе и круассаны, которые продают прямо на улице. Моё настроение хорошенько подпорчено воспоминаниями, а ещё зданием Сорбонны, которое я уловил взглядом, проходя размеренно и легко по маленьким улочкам. Мне так и хотелось показать этому проклятому заведению большой и смачный фак.

Кафе «Де Флор» располагается на пересечении бульвара Сен-Жермен и улицы Сен-Бенуа. Мне не требовалась помощь, чтобы отличить сидящую за круглым столиком, расположенном прямо на улице, модно одетую и потрясающе выглядящую Жаклин Кавана.

Она то и дело посматривала на часы, не замечала меня, хоть я стоял не так уж и далеко. Видимо, она не знает имя фотографа, который придёт к ней на встречу и будет работать с ней. Скучающая, какая-то одинокая, она пьёт чёрный кофе и закуривает сигарету.

– Мадемуазель Кэй? – я перестаю наблюдать за ней издалека и подхожу прямо к столу.

Джеки каменеет. Со звоном опускает чашку на блюдце, не замечает, как тушит сигарету прямо в кофе, всё шире распахивая глаза.

– Родригес?! Серьёзно? – изумляется она, со знакомой хрипотцой и потрясающим акцентом.

Я киваю. Она тут же взлетает со стула и заключает меня в объятия. На нас оборачиваются люди со всех столиков, загадочно улыбаясь, когда она взвизгивает, стискивая меня руками.

– Макс! Чёрт возьми! – стонет она радостно, точно не веря самой себе.

– Ты сейчас сломаешь мне все кости, Жакли, – выдавливаю, прижатый к ней вплотную.

– О, Господи! Прости, я просто… – она отстраняется, и я вижу, как она утирает слёзы в уголках глаз, – Просто очень рада видеть знакомое лицо.

– Я тоже рад тебя видеть, – искренне признаюсь я.

– Садись, пожалуйста, – она делает жест рукой, потом, нервно поморгав и выдохнув извиняется, и произносит что-то по-французски, щёлкая пальцами над своей головой:

– Le garçon, champagne! Immédiatement! *

Из вышесказанного, я понимаю только одно слово – шампанское. С минуту мы просто смотрим друг на друга, широко улыбаясь.

– Значит, ты будешь меня фотографировать?! Боже, ты не представляешь, как я счастлива! – смеётся она, сквозь слёзы.

– Жакли, ну, не плачь, – я беру её за руку и крепко сжимаю.

– Прости, я… Я не буду. Просто это так неожиданно.

– Неужели мадемуазель Трансвестит не сказала тебе, с кем у тебя встреча?

Джеки звонко засмеялась.

– Ты о Баригард? – широко улыбнулась она, – Она немного забывчива.

– Она, вообще, странная, – улыбаюсь я.

Официант приносит нам бутылку шампанского в стеклянном ведре со льдом, и хрустальные бокалы, уже наполненные игристым.

– Предлагаю выпить за встречу, – произносит Жаклин, радостно улыбаясь.

– Полностью поддерживаю, – произношу я, салютуя фужером.

Мы выпиваем немного, не сводя глаз друг с друга.

– Как ты? – спрашиваю я, – Как вообще, твоя жизнь?

Джеки отставляет бокал, улыбка её немного тускнеет.

– Моя жизнь, Макс? – переспрашивает она, – Я богата. Мне двадцать лет. Я живу, торгуя собой и своими эмоциями. Постоянная личная дисциплина. Спорт, работа, диета. Работа, диета, спорт. И так без конца. У меня, как видишь, всё довольно скучно.

– Это не должно быть так, – перебиваю её я, заставив усмехнуться, – А как же слава? Признание на арене высокой моды? Рекламы парфюма с твоим участием?

– Это… у этого есть свои плюсы, но… Но я не чувствую, что это то, что мне нужно. Я постоянно думаю, что краду у себя время. В запой курю. И никого не люблю. Это ужасно. Это ужасно – никого не любить, Макс. Пустая и холодная квартира, наигранные улыбки. Ты не представляешь, как это может надоедать, – она положила руку на лоб, потирая его пальцами.

– Ты расстроила меня, – честно признался я, – Я думал, что у тебя… всё хорошо. Тешил себя надеждой, что хоть у кого-то всё хорошо.

– А ты? Ты несчастлив? – она хмурится.

– Моя… если говорить честно, открыто и громко – любовь – не спасает меня от одиночества, потому что только и дарит его. Я занимаюсь любимым делом, у меня полно женщин, взрослых, но вполне сексуальных, мечтающих содержать меня и продвигать, как фотографа. Но я тоже не чувствую себя счастливым, я… Я очень помню Эву. Кажется, я до сих пор… не избавился от её запаха в носовых пазухах. Её голос до сих пор в моих ушах. Прошло пять лет, а мне кажется, что прошло пять дней. Это не менее ужасно, Джеки, – признался я.

Она широко распахнула глаза.

– Неужели, до сих пор не прошло? – сдвинув брови, спросила она.

Я горько усмехнулся. Она, наверное, уже и не помнит о Мэйсоне.

– Это не простуда, Жаклин, – произнёс я, – Это первая любовь. Я думаю, что первая любовь – единственная любовь. И другой любви, кроме любви с первого взгляда – не бывает. Настоящая любовь только такая. Мэйсон… – начал я, и увидел, как вена на её шее дрогнула, – Он говорил мне, что до сих пор помнит тебя. Я никогда не видел, чтобы любовь прошла сама по себе. Так не бывает. Иллюзия, самовнушение, или это вообще была не любовь. По другому никак.

– Мэйсон, – одними губами произнесла она, – Расскажи мне о нём.

– Он… научный деятель. Уверен, что, как только он получит диплом, то пойдёт высоко, в гору. Мы, кстати, втроём живём в одной квартире. Я, Мэйс и твой двоюродный брат.

– Тедди с вами? – глаза Жаклин загораются, – О нём… О вас же никто ничего не знает!

– Так было задумано, – загадочно произнёс я.

– Я думала, что Тед где-то с Айрин… – потеряно произносит она.

– Они расстались тем же проклятым летом, Джеки, – перебил я.

Она покачала головой, опустила локти на стол и оперла голову на руки.

– Как он?..

– Грей? Живой. Другой, но живой. Ты бы влюбилась в него, как и каждая девушка, что его видит. Мы с Мэйсом заходим в бар, девушки смотрят на нас… Но когда заходит Грей, мы превращаемся в стены. Начинается коллективный коматоз слабого пола, – усмехаюсь я.

– А он… до сих пор любит Айрин?

– Он ничего не говорит о ней, но… иногда, в его глазах, вместо своего отражения, можно увидеть Айрин. Серьёзно, – спокойно произношу я, – Если судить по мне, то он… Должно быть, он покупает кислород, чтобы жить.

Жаклин глубоко вздыхает и опрокидывает бокал до дна.

– Макс, думаю, что ты должен знать кое-что, – выдыхает она глубоко, – Эва через две недели выходит замуж.

Меня, точно, парализовало.

– Эва. Выходит. Замуж? – разделяю каждое слово, проверяя, что у меня со слухом всё нормально, – За кого? – не удерживаюсь от вопроса я.

– Он… очень богатый, двадцативосьмилетний правнук Кензо Такада, основателя бренда «Кензо». Я познакомила их на одной из вечеринок, где собирался весь свет высокой моды. Эва, ведь… как это называется? Светская львица. У неё небольшой, но прибыльный бизнес во Франции. И… вот. Вот, что я могу рассказать тебе о ней.

– Она счастлива? – тихо спросил я.

– Да. Наверное. Не знаю, – быстро перебрала варианты она, потом, нахмурилась, и покачала головой, – Понимаешь, я не знаю. Всё это у них… быстро, она постоянно говорит о том, что говорят ей делать родители и… И она слушает их. Делает всё, как по схеме. Я не знаю, Макс.

– Я бы хотел… увидеть её, хотя бы… А кто фотограф на её свадьбе?

– Я обещала ей, что подарю ей фотографа, оплачу его работу, – без всякой многозначительности произнесла она, но потом, прервалась.

Её взгляд метнулся в мои глаза. В них читалось: «Ты будешь фотографировать её, Макс. Именно ты».

– Нет. Нет, даже не думай, – я покачал головой, – Это всё плохая идея. Подари ей кого-нибудь другого. Всё. Проехали. Будем говорить о нашей работе…

– Макс! – перебила меня Жаклин, – Ты хочешь, чтобы Эва была счастлива?

Я замер.

– Очень хочу, но…

– Я тоже, – перебила она меня, – А это значит, что ты будешь фотографом на её свадьбе.

– Ты хочешь моей смерти? – горько усмехнулся я.

– Макс, пожалуйста, – она умоляюще посмотрела на меня и положила свои прохладные руки на мои, – Прошу тебя.

Увидеть её. Фотографировать. Последний раз.

– Только… – выдохнул я, – При одном условии.

– При любом, Макс, – обрадовавшись, произнесла она.

– Ты позвонишь Мэйсону, – сразу же огласил своё требование я, – Ты позвонишь Мэйсону и вы поговорите.

– А это… это уместно? Он… я ранила его, ведь так?

– Так, – резко сказал я, – Умеешь ранить – умей лечить раны, Джеки. Номер могу дать прямо сейчас. Признай, ты хочешь этого, детка, – я прищурился, косо ухмыляясь.

– Засранец, – рассмеялась она, протянула руку – я пожал её.

– По рукам, мсье Родригес.

– По рукам, мадемуазель Кавана, – подмигнул я.

Отличная сделка, мать твою.

Но выживу ли я, увидев Эву в брачном кортеже с тем хером? Не знаю, клянусь. Не знаю. Но лучше я рискну своим рассудком, чем потом буду жалеть всю свою тупую жизнь.

Комментарий к Dependent

– Le garçon, champagne! Immédiatement!* – (с французского) – Официант, шампанское! Немедленно!

========== Foreign bride ==========

Анастейша

Листая журнал, я пью пина коладу и слушаю Кейт, встревоженную мамочку и будущую тёщу владельца «Кензо». Видно, как она волнуется. Остался день до торжества, а она до сих пор думает, что там что-то не готово, здесь недоработано, а больше прочего – Кейт волнует её собственный внешний вид, который всегда – в любое время – казался мне идеальным.

– Ана, я точно не похожа на утопленницу в синем платье? – она задаёт этот вопрос в двадцатый раз под ряд.

Я закатываю глаза.

– Кейт, ты в нём шикарна, – повторяю я, – Оно сидит на тебе идеально.

– Ты уверена? – она немного щурится.

– Да, абсолютно, – ободряюще кивая, соглашаюсь я.

Она садится на диван рядом со мной. Похоже, она переживает больше самой невесты. Я хватаю её за руку, которая ужасно напоминает лёд. Я хмурюсь, качая головой.

– Кэтрин, это что? Предсвадебная лихорадка? – изумляюсь я, – Да на своей свадьбе ты не так волновалась, как сейчас! – смеюсь я.

– Именно, – она сжимает мою руку и кивает, – Понимаешь, всё должно пройти идеально. Я лично контролировала каждую мелочь. Каждую деталь.

– Значит, всё так и будет, – я целую её в щёку, – Вот увидишь, Кейт. У тебя всегда всё получалось намного лучше, чем у меня.

Я старалась, чтобы горечь, которую я испытывала, не прорвалась наружу. Я по белому завидовала Кейт. Её дочь счастлива. Она выходит замуж. А моя? А мой сын?.. Господи, я так люблю их. Что я делала неправильно? Вчера, как только я прилетела во Францию, я посетила Сенанк. Попросила игуменью монастыря увидеться с дочерью… Фиби говорила со мной спустя столько лет. Я поняла, насколько она чиста, но несчастна. Воспоминания унесли меня во вчерашний день, пока Кейт говорила со мной, пытаясь меня успокоить и поднять мой поникший и удручённый дух.

Лавандовое поле – самое красивое в Провансе – распростерлось пред стенами женского монастыря. Я глубоко вдохнула, входя в забытый миром и суетой уголок земли. Недалеко, на свежем зелёном лугу пасутся козы. За ними приглядывает худая, старенькая монахиня. Попросив у сторожа встречи с игуменьей, я долго наблюдала за той женщиной. Меня посещали разные мысли: что привело её сюда? Как она пришла к этому?.. Только ли несчастье заставляет людей уйти на службу Богу?

Мысли мои были прерваны, когда пришла наставница. Строгое, но спокойное белое лицо. Унылые губы, а глаза – светлые и яркие, как у младенца, несмотря на то, что ей, наверняка, уже далеко за шестьдесят. Я попросила у неё встречи с дочерью. Она согласилась довольно скоро. А затем, попросила позвать молодую послушницу Флавию – это имя было дано Фиби при крещении.

Когда я увидела её, сердце во мне заныло. Похудевшая, бледная, но такая молодая и очень красивая – она спокойно шла ко мне. Чёрная ряса скрывала её волосы и тело с головы до ног, забитость, блуждающий страх и какая-то утопическая покорность сквозила в серых глазах. Я не смогла сдержать слёз.

– Доченька! – позвала я её, вытирая колющие в глазах слёзы.

Глаза Фиби наполнились слезами, губы задрожали, но она держалась. Я подошла к ней, стала обнимать её, поцеловала в лоб. От неё пахло ладаном, свежеиспечённым хлебом и майской травой. От неё веяло жизнью без мирских тревог и сует. Я не знаю почему, но что-то внутри заставляло меня быть счастливой за неё. Несмотря на то, что я была полна энтузиазма вызволить её отсюда, заставить хотя бы поехать на свадьбу к Эве, попросить её вернуться и вернуть мне жизнь! Не только мне, но и Кристиану. Нам. Всем нам.

– Фиби, милая, – шептала я, – Моя родная девочка!

– Мамочка, – голос её звучал очень тихо и слабо.

Молчать пять лет. Не произносить ни слова пять лет. Господи, какая сила воли.

– Как я рада слышать твой голос, Фиби! Как я рада, если бы ты только знала.

– Я рада, что ты пришла ко мне, мамочка, – слеза, всё же, прокатилась по её щеке, я утёрла её большим пальцем.

– Фиби, давай присядем, – попросила я, указывая головой на лавочку под ивой.

Мы сели. Я держала тёплые, натруженные руки Фиби, но при этом мягкие и ухоженные приятными церковными маслами.

– Как ты, мама? Как папа? Как мой брат? – начала спрашивать она спокойно.

– Фиби, милая… я скучаю. И твой папа тоже. Мы с ним сейчас… живём отдельно. Мы не развелись, но…

– Мама, даже не думайте. Обвенчайтесь с папой. Вы любите друг друга, а значит – вы не должны создавать себе муки. Это неправильно. Не бросай его, мама.

– Кристиан сейчас в больнице, Фиби. У него сердце болит в последнее время, он лежит в терапевтическом отделении, – брови дочки болезненно нахмурились, – Я навещаю его, но… Он против, чтобы я, как он говорит «нянькалась» с ним. Но для него это важно, я знаю… Я прилетела во Францию к тебе, и… на свадьбу к Эве.

На лицо Фиби, точно, вылили весь солнечный свет.

– Эва, – выдохнула она, – У Эвы свадьба?

– Да, – кивнула я.

– А Тедди? Он тоже пойдёт?..

Я молчала. Лицо Фиби было обеспокоенным и печальным.

– Он… Я не знаю где он, родная. Он не пропускает ни одного праздника, всегда поздравляет меня, шлёт подарок и записку, но… без обратного адреса. Я ничего о нём не знаю, а Кристиан… не хочет помочь узнать. Они очень поссорились, когда ты уехала и… Тед ушёл. Кристиан до сих пор злиться на него, а твой брат не простил его, – голос мой дрогнул, – А ты, Фиби? Ты простила своего отца?

– Давно, мама, – отозвалась моя доченька, – Господь учил прощать. Я молюсь за вас. За тебя, за папу, за Теда… Очень жаль, что вы так далеко друг от друга.

– Если бы ты вернулась к нам, Фиби, то… всё бы изменилось. Я чувствую.

– Нет, мама, – она сразу же встала, медленно отходя от меня ближе к воротам, – Мне здесь спокойно. Здесь я ближе к Адаму. Я знаю, что на дне океана только его прах. Тело. А душа… Душа всегда близко к моей. Едва я молюсь, я слышу его голос. Я служу Богу, потому что в этом и есть истинное предназначение человека. Для этого я здесь. Для того, чтобы спасти свою и ваши души. И я всегда буду рада видеть тебя здесь, мама. А пока, я должна замаливать свои грехи, – я встала след за ней со скамьи, положила руки на её щёчки и поцеловала в тёплый высокий лоб.

– У тебя вся жизнь впереди, Фиби… Какие у тебя грехи?.. Ты могла бы учиться, работать, жить… В мире есть столько всего и…

– И я выбрала свой путь, мама, – прошептала она, – Мне это нужно. Мне самое место здесь.

Я уходила, буквально умываясь слезами. Неужели, она всю свою жизнь пробудет здесь? Я почувствовала себя дрянной матерью. Моя талантливая, красивая, маленькая девочка… Как это могло произойти?!..

– Ана, Фиби умная девочка, – Кейт села на колени предо мной, стала утирать мои слёзы, – Вот увидишь, пройдёт месяц-другой и она соскучится… Она вернётся. Посмотришь. Монастырь прежде всего учит состраданию, а она видела, что происходит с тобой. Ты сама сказала, что она знает, как болеет Кристиан. Она вернётся, – я судорожно вдохнула, выдавливая из себя улыбку.

– Я буду верить, – прошептала я.

– Это правильно, – глаза Кейт заблестели, – А теперь, примерь платье, в котором будешь ты… Надеюсь, что ты не затмишь меня. А то ведь я могу обидеться, – хитро ухмыльнулась Кейт, заставив меня рассмеяться.

– Я буду в сером, не беспокойся, – широко улыбнулась я, утерев последние слёзы.

– В сером? Не беспокойся? Стил, ты в сером – можешь переплюнуть меня в красном. Уж я-то знаю! Иди-ка ты на примерку! – она потянула меня за руку с кровати, опрокидывая одним глотком оставшийся в моём бокале коктейль.

Смеясь, я взяла своё платье, весящее в кофре на шкафу в гостевой комнате, которая стала моей на время проживания в доме Кэтрин, и, с приподнятым настроением, стала вытаскивать его. Подруга пожирала меня глазами.

– Это просто… обалдеть, – выдохнула она, когда я достала длинное платье из серого шёлка и атласа.

– Но тебя я не переплюну, – я указала подбородком на то, в чём она была одета.

Платье в мощном цвете аквамарина: шикарное декольте, вырез на спине, шифоновая юбка солнце-клёш – это просто верх совершенства.

– Что ж, я надеюсь, – Кейт подмигнула мне, – Кстати. Я хотела тебе сказать, что Кристиан, поговорив вчера с Элиотом и узнав, что ты будешь здесь, на вечеринке, решил прервать лечение, представляешь?.. Он будет на свадьбе.

Я сглотнула, вспомнив нашу последнюю встречу в больнице. Это был почти скандал.

– И он сказал это сразу после того, как узнал, что я позвала Хосе.

– Хосе Родригеса? – изумилась я, – Он будет на свадьбе?.. Мы сто лет с ним не виделись!