Текст книги "Диагноз: женщина (СИ)"

Автор книги: Ирина Чернова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 63 страниц)

– Где сейчас этот арк? – я не узнала свой голос, настолько холодным и безжизненным он стал.

– Как где? Конечно…там, внизу. По распоряжению лерда…

– Заткнись. Сиди тут и жди меня.

Что можно собрать с собой? Вещмешок был небольшим, имуществом я не успела обрасти, но оставлять тут не буду ничего. Это уже никому не пригодится, нитки, крючки, косметика, одеяло, иголки…шарик. Темный шарик мемморита, который дала мне Катрина перед нашим уходом из деревни. Пожалуй, я оставлю его Схаркру – арку он понравился, пусть воспользуется, раз это такая редкость. Куда бы его положить, чтобы сразу было понятно, что это для него подарок? Я вытащила из его мешка знакомую серую рубашку, так и не стираную после приезда в Аргор и прижалась к ней лицом. Сразу нахлынули воспоминания о горячей степи, пыльной дороге, в памяти прошли лица Норкхара, Гэрка, Мейвуса и остальных ребят. Где-то они сейчас? Кроме слез теперь мне больше ничего не осталось…знакомый горьковатый запах трав смешивался с мужским потом и пылью и не было ничего приятнее на свете, чем вот так уткнуться в эту грязную рубашку, вдыхая последний раз воздух свободы и любви. Я вытерла лицо его рубашкой, сложила ее, как дома складывала рубашки Андрея и сверху положила темный шарик. Вздохнула и окинула комнату взглядом… Все, мне пора.

– Берт, я ухожу. Прости, если что было не так. Вот, возьми, – я протянула ему три серебряных монетки, еще пять осталось у меня в мешке. – Вещи Схаркра в комнате, надеюсь, что он их заберет. Прощай.

– Леди, а что мне сказать Схаркру, когда он вернется?

– Ничего, он все знает и поймет.

Я вскинула мешок на плечо и подошла к столику, за которым сидел посланник лерда.

– Пошли, я готова.

– Леди, давайте я… – мужчина протянул руку к мешку.

– Р-руки убери! – зло огрызнулась я. – Пошевеливайся, пока я не передумала!

– Как скажете, леди. Идемте.

Конечно, можно было идти к Рейнону утром, на рассвете, тем более, что просыпалась я здесь с солнцем без всякого будильника. Привыкла, знаете ли…Но как говаривал незабвенный Шарапов – каждый час, проведенный в тюрьме…И что бы мне дала эта последняя ночевка у Берта? Скорее всего, я бы напилась в хлам, через силу преодолевая собственный страх перед тем, на что надо решиться утром, а каждая минута промедления позволяет страху заползать все дальше и дальше. Это как прыжок в воду – не прыгнул сразу, потом решимость сходит на нет и заставить себя все труднее и труднее. Раз уж решение принято, значит, надо его выполнять и постараться не смотреть по сторонам в поисках возможной лазейки…

Мы дошли до дворца как-то очень быстро, солдаты при входе только отдали честь и пропустили нас без вопросов. Пустые коридоры, светящиеся шарики вдоль них и гулкие шаги, выбивающие эхо. Хор-рошие сапоги, вон как четко бьют каблуки по каменному полу, не зря в Харлахе работают сапожники, не зря! А не плюнуть ли мне на пол? Просто так, из вредности? Мне теперь можно многое, мне наплевать на все…хотя, нет, еще один вопросик утрясем только…

– Войдите! – лерд Рейнон как будто ждал нас. Или спать не ложится, Торквемада хренов? – Вы очень любезны, леди Рина, что посетили меня еще раз сегодня. После того, как вы столь неучтиво покинули меня…

– Заткнитесь, лерд и перестаньте ерничать. Где Схаркр? Мне было поставлено условие – явиться к вам, чтобы он был отпущен. Я пришла. Вы хотите нарушить свое слово?

– Лиэлл!

– Да, лерд?

– Выпустите Схаркра. Он свободен.

– Пусть он пройдет мимо двери. На выход. Я хочу убедиться, что вы…умеете держать слово до конца.

Рейнон молча сидел за столом, сцепив пальцы. Я встала посреди кабинета так, чтобы было видно, кто проходит по коридору. Полуприкрытые двери давали небольшой обзор, но проходящих мимо разглядеть было можно. Послышались голоса, в незакрытой двери промелькнул профиль арка с хвостом волос на затылке и знакомый хрипловатый голос, удаляясь, произнес:

– …распоряжение было своевременно…

Быстрые шаги удалились и все стихло.

– Вы довольны, леди? Я сдержал слово.

– Да.

– Лиэлл! Вызови стражу сюда!

Я села в кресло, вытянула ноги и заложила руки за голову, потянувшись при этом. Мешок пришлось снять и поставить на пол. Сукин кот молчал, я же разговаривать и вовсе не хотела.

– Леди… – ох ты, уже вежливое обращение пошло! А ведь днем ледей у него была только Мирандина, а я так…по кликухе… – Леди, поясните для меня лично один вопрос… вам действительно так приглянулся этот арк?

– Не ваше дело, лерд. Это вас не касается.

– Не понимаю. Не понимаю я вас, женщин! Для чего? Что он делал такое с тобой в постели, что ты сама пришла сюда? Ах, ну да, это же арк, а не человек…

– Я пришла отдать ему долг. А к делу это не относится, понятно?

– Долг? Но за что?

– За то!

Больше на идиотские вопросы я отвечать не пожелала. Бить, вроде, не собираются, а к делу это действительно не относится.

Подоспевшая наконец охрана из трех солдат заставила меня даже загордиться собой – вон, какой караул мне обеспечили, не хухры-мухры! Старый паук отобрал мой вещмешок, злорадно сказав, что внизу он мне уже не пригодится, правда, вытащил одеяло и сунул одному из сопровождающих.

– Отдайте ей…внизу. Железо где? – и уже, обращаясь ко мне, издевательски протянул, – извините, леди, но вы после вашего сегодняшнего побега не считаетесь благонадежной и до вашей камеры будете следовать, как и положено, в железе на руках. Руки протяните!

Фигово…местные наручники были на порядок тяжелее ментовских даже на вид, а уж на деле… Если в них ходить постоянно, то язвы на руках будут обеспечены.

Пустынными коридорами наша траурная процессия – один впереди, я и двое сзади – проследовала до лестницы, спустились вниз, еще вниз, очередной длинный коридор, поуже верхних вел в сумрачную глубь дворца. Ну конечно, преступников надо держать при себе, дабы при каждом удобном случае лицезреть их повинившиеся морды. Вот сидит себе король, скучно стало, дай, думает, посмотрю на моих лиходеев, душеньку потешу! И идти недалеко, ножки не утрудятся… Проходя по квадратной площадке, миновали открытую дверь, откуда некто удивленно воззрился на нас. И чего уставился, можно подумать, что тут тюрьму сто лет не использовали по назначению! Наконец после всех переходов и спусков мы пошли вдоль изгибающегося широкого низкого коридора с решетками по обеим сторонам. Ну вот и камеры, стало быть…Жильцы за решетками оживились, раздались уханье, вопли, кто-то предлагал свое соседство и все услуги, кто-то спрашивал, жив ли еще тот, на кого я покушалась…солдаты дошли почти до конца, один снял кандалы с рук, второй бросил в камеру одеяло и защелкнул решетку. Вот мы и в Хопре…

Мое новое обиталище было не шибко велико, со средних размеров кухню, примерно 2,5 на 3,5 метра, короткой стороной к коридору. Ведро в углу под крышкой с жутким запахом, охапка соломы на полу – вот и вся обстановка. Светящиеся тусклым светом шарики в коридоре давали возможность не тонуть в темноте, но низкий потолок, как в хрущовке, давил на психику. Шум потихоньку затихал, стражники мерно прогуливались вдоль камер, приглядывая за порядком. Хорошо, что я успела поесть у Берта, тут в ближайшее время я вряд ли что получу, воду бы дали и на том спасибо. Я сгребла солому со всего пола в одну кучу, положила сверху одеяло и села, обняв колени. Было очень плохо, страшила неизвестность и собственная беспомощность, непонимание обстановки и злость на старого паука, но при этом я чувствовала, что все сделала правильно. Вот хоть убей, но правильно! Зачем только при этом я должна была сидеть тут, было непонятно, неужели получше места не могли найти? Или решили, что я как Шварц буду ногами выносить стены? Посмотрела бы я, как душка Арни лупит ботинком по вот такой каменной стене…истерически хихикнула про себя увиденному, где он уже прыгает на одной ноге, потирая ушибленную. Это вам не тут…

С утра начались изматывающие допросы. Что хотел вытряхнуть из меня Рейнон, я так и не поняла, но когда это все длится почти весь день, без воды и еды, поневоле захочешь все рассказать, чтобы только отвязались. Рассказывать заставляли во всевозможных вариациях о путешествии меня и Андрея по этому миру. Мозоль на языке была уже размером с хороший лапоть, но там скрывать было абсолютно нечего и я устало переливала из пустого в порожнее, долдоня одно и то же по сто раз. Иногда в комнате появлялся незнакомый мужчина, он присаживался в углу, слушал и исчезал, не говоря ни слова. Я в его сторону даже не смотрела, видя его перемещения боковым зрением. Все равно я его не знаю, чего глаза таращить тогда? Мелкие подробности выводили из себя. Например, про наше посещение замка Мирандины, я рассказывала сперва с волнением, потом раздраженно, а потом уже равнодушно, потому что никак не могла взять в толк, для чего я должна помнить, какого цвета были штаны на Киране или Леррене, или что за платье было на служанке, принесшей блюда на стол? А уж описание рубашек и подавно не отложилось. Лерд, который так дотошно выяснял это, был недоволен.

– Леди, вы же должны были рассмотреть во всех деталях тех мужчин, которые стояли на лестнице за леди Мирандиной!

– Зачем? Меня они не интересовали. Ну, красивые ребята и все. А какого цвета у них штаны, простите, запамятовала.

– Тогда напрягитесь и вспомните, что вы ели за столом.

– Мясо какое-то. Жесткое было, могли бы и потушить. Овощи, вино кисловатое, под мясо в самый раз.

– Как называлось вино?

– Оно мне надо?

И опять пошло-поехало…

– Что принес вам Норман на обед?

– Что вы взяли у служанки на кухне?

– Что вы делали, когда обнаружили, что Ларса и Ханки нет в доме?

– Как вы стирали свои вещи?

– Что вы помните после того, как выпили отвар и проснулись с больной головой?

– Что такое наркоз?

И так до бесконечности…

Пить хотелось ужасно, под конец дня я уже не ворочала языком совершенно и мысли тоже разбредались в разные стороны. Лерд сдержал слово и все наши общения происходили теперь не выходя на поверхность. В туалет, кстати, тоже не пускали и ведро притащили прямо в допросную. Ну и хрен с вами, мне в таком состоянии уже ничего не стыдно, тем более, что в условиях плохого света я видела еще хуже, чем днем.

В камере меня ждал кувшин воды и кусок хлеба. Негусто, но я и так привыкла есть немного, так что отщипывая кусочки хлеба и медленно запивая их водой, постепенно утрачивала чувство голода. Болела голова, подбиралась апатия и больше всего хотелось заснуть и проснуться где угодно, хоть в деревне дебилов, но подальше отсюда. Я потрясла головой. Если так будет продолжаться, то скоро меня вынесут отсюда вперед ногами, а прошел еще только один день заключения. Наши революционеры в тюрьмах языки изучали, книги писали, Николай Морозов два года в Алексеевском равелине отсидел, 25 лет в Шлиссельбурге и вышел оттуда не сломленным дебилом, а маститым ученым. Так что рано еще плакаться… Опыт ограничения свободы уже имелся – у стервы Мирандины в замке я тоже бесилась и не знала, что делать, пока… пока…ага, вот и придумала…не дождетесь, сволочи… русские еще и не то выдерживали…

Солома равномерно была распределена под одеялом, а я, постояв, начала неспешно заниматься физкультурой. Наклоны, приседания, кручение обруча, растягивание мышц… на все это вечно не находилось времени дома, приходилось спешить на работу, в садик, в магазины, на кухню, а тут времени хоть отбавляй и опять же – поганенькие и предательские мыслишки отползают на второй план, остается только ритм и счет. Запыхавшись, я повалилась на одеяло, полежала с полчаса и опять пошла мерно махать ногами и руками. Стражники задерживали шаг, рассматривая, чем это я занимаюсь, но поскольку предосудительного в этом не было ничего, не приставали. Когда по телу уже разлилась приятная усталость, я завернулась в одеяло и завалилась спать.

Дни потекли однообразно и то, что это дни я определяла только по тому, что вели на очередной допрос. После расспросов о всех подробностях нашего путешествия в этом мире, начались расспросы о моем, цель которых тоже была совершенно непонятна, тем более, что никаких военных тайн я потенциально выдать не могла…

– Как у вас управляется страна? – вопрос.

– Директивной системой управления. – ответ.

– Поясни, что это такое. – вопрос.

– Начальство приказало, все побежали выполнять. – ответ.

Ну что тут они хотели понять? Или вот еще.

– Кто управляет твоим королевством? – вопрос.

– У меня в стране нет короля. – ответ.

– Как тогда происходит управление страной? Кто стоит во главе? – вопрос.

– Президент. – ответ.

– Что делает президент? – вопрос.

– Раздает указания министрам, встречается с послами других стран, подписывает документы о финансах и налогах, принимает решения о перемещении войск, совместно с министром обороны. – ответ.

– То же самое делает и король. Чем они отличаются? – вопрос.

– Полномочиями. У короля неограниченная власть, а у президента есть парламент, сенат, дума и еще целая куча министерств, которые занимаются делами соответствующего профиля. – ответ.

– Личное твое отношение к власти? – вопрос.

– Положительное. – ответ.

– Расскажи подробнее. – вопрос.

На это я могла распинаться часами, благо читала всегда много и в голове держала информации до фига. Анархия, демократия, автократия, парламентская республика, конституционная монархия, абсолютная монархия – да подавитесь вы, когда перечитывать будете!

Вечером я выщипала весь хлеб, выпила половину воды и начала упорно махать руками и ногами. Только это заставляло собираться в человеческое состояние, а не расползаться отвратительным студнем. Нынешняя смена уже была в курсе моих тренировок, потому что очередной страж остановился у решетки. Я как раз остервенело домахивала четвертый десяток левой ногой для внутренних мышц бедра и останавливаться не собиралась.

– Леди…а чем это вы занимаетесь?

Ну не сборище ли патологических идиотов? Скажу, что колдую и отращиваю крылья, так еще на цепь прикуют, с них станется.

– Худею! А то целлюлит замучил! – полсотни махов я сделала и теперь дышала, как рыба, лежа на животе.

– А-а… – понимающе изрек страж и побежал к караулке. Записать непонятное слово, не иначе.

Опасения оправдались. На следующий день разговор про целлюлит всплыл, как г. о в проруби. Лерд никак не мог взять в толк, где это я худею и что есть целлюлит. Лекция длилась часа два, в течение которой секретари извели кучу листов и поломали перья. Ничего, им полезно! Лерд, уяснив проблему, долго и с сомнением глядел на меня и наконец скромно попросил показать, где я худею, ибо ему это страшно интересно. Мне было не жалко, задрав рубашку я потыкала в живот и пояснила, что вот тут есть прослойка, от которой необходимо избавиться, иначе я буду считаться толстой. Захотелось еще спустить штаны и показать голый зад, но в этот момент пожаловал сам лерд Рейнон.

– Что тут происходит, лерд Террел?

– Веду допрос, лерд Рейнон! Продолжаем выяснять подробности государственного устройства и управления территориями, откуда леди Рина родом!

– Про это я и так понимаю, а что тут за…рассматривания?

– Стража доложила, что леди Рина худеет и ее замучил целлюлит! Они были напуганы, что это какая-то болезнь и доложили утром об этом!

– Ну и что вы выяснили?

– Что леди Рина не носит корсет… – растерянно протянул Террел. – А целлюлит это жировые отложения под кожей в виде толстой корки и они почти незаметны, но если леди Рина настаивает, что они ее мучают…

Тут я больше не могла сдерживаться и истерически заржала в буквальном смысле этого слова. Подумать только, стоят два серьезных мужика из наисерьезнейшего ведомства и обсуждают, хожу ли я в корсете и где у меня целлюлит!

Рейнон понял, что над ним элементарно издеваются и сразу озверел, а Террел скукожился на стуле и стал похож на ощипанного кошкой воробья. Жаль, в общем-то неплохой мужик…

– Я тебе это еще припомню! – прошипел Рейнон. – Целлюлит, говоришь… Террел, сегодня допрос вести до темноты. Ясно? А ты, если будешь издеваться, сядешь на цепь. Поняла?

Вечер был просто упадническим. Только безумным усилием воли я заставила себя выполнить необходимое количество упражнений, валясь на одеяло в два раза чаще, чем раньше. А на следующий день Рейнон потребовал от меня рассказа о быте и жизни дома.

Я и не представляла, что эти воспоминания будут для меня так тяжелы. Каждая мелочь, каждый предмет, который я описывала, вызывал такую горечь в душе, что сжимало горло. Всплывали в памяти лица друзей по институту, сослуживцев по работе, но страшнее всего было вспоминать самых родных. Мама, крутая и властная, уже не казалась мне такой отсюда, отец, ушедший от нас почти пятнадцать лет назад представлялся мне добрым и растерянным человеком, но страшнее всего было вспоминать о сыне. Сволочь Рейнон знал, на чем можно играть и теперь сыпались вопросы, изматывающие похлеще всяких пыток, в подробностях заставляющие вспоминать тех, кого, возможно, мне уже не суждено было увидеть. Слезы катились сами собой, утирать их было бесполезно, глаза опухли и болели. И так до самого вечера…

Сцепив зубы, я все-таки хоть немного позанималась физкультурой и теперь прислонилась к стене, закрыв глаза. Зачем все это? Для чего Рейнон выворачивает мою жизнь наизнанку? Чем я могу быть полезна или вредна Тигории? На эти вопросы, которые я задавала каждый день тем, кто допрашивал меня, мне не отвечали, а вежливо задавали свои. По-моему, я тут сижу уже много лет и скоро у меня вырастет седая борода, волосы повылезут и я ослепну без света. Все, все плохо, я тут брошена и никому не нужна-а… опять полились слезы, щекоча грязную шею. Ни умыться, ни зубы почистить, а уж про запах и говорить страшно – умереть в этом каменном мешке на куче соломы, что может быть ужасней? Неужели я уже достигла своего предела? Посчитала, сколько дней я тут нахожусь. Получалось, что уже шесть. Надо хоть царапки на стене делать, а то свихнусь окончательно. И слова сказать некому…

– Брайн, сволочь! – в сердцах ударила я по стене кулаком. – Хоть бы ты со мной поговорил!

…Я сидела на знакомой поляне, сжавшись в комок, вся грязная и совершенно голая. Брайн плел из тонких кожаных ремешков шнурок, не обращая на меня никакого внимания.

– Брайн!

Мужчина повернулся вполоборота, как бы раздумывая, смотреть в мою сторону или нет.

– Брайн, раньше я приходила к тебе одетая, почему я сейчас в таком виде?

– Ты еще не видела свое отражение. Там тоже ничего хорошего. Такая рожа…сочувствую, – издевательски протянул он.

– Ну почему со мной все это произошло? За что?

– Потому что ты все сделала не так. Все было неправильно, отсюда и закономерный конец – ты в тюрьме, уже пала духом…осталось совсем немного и все закончится.

– Я все сделала не так? – слезы опять подступили к глазам и все вокруг поплыло. – Пожалуйста…почему…все… не так?

– Ну-у, если уж ты таких очевидных вещей не понимаешь, как я могу с тобой дальше разговаривать?

– Все…все…было…не…так… – я уткнулась лбом в грязные колени и заревела. – Я…как я могла…еще…поступить…как?

– Для начала тебе не надо было идти в магазин. Ну там, у себя дома.

– Как не надо? – опешила я. – Это разве тоже причина?

– Конечно. Сидела бы дома, ничего бы не проморгала тогда.

– Но…подожди, ведь нам надо было что-то поесть… – слезы уже высохли и я пыталась поймать мысль Брайна.

– Ну и что, потерпели бы! Потом, тебе не надо было цепляться за Рея, когда его потянуло в монитор. Между прочим, вы вполне могли бы остаться и в той деревне дебилов, как ты ее называешь. Жили бы себе припеваючи…

– Не поняла. – Реветь уже не хотелось, а вот постучать кому-то по голове – очень даже. – Ты чего несешь, кто это жил бы там припеваючи?

– Вы, конечно! Ну, порознь, так бегали бы по ночам друг к другу, не вы первые, не вы последние. Потом вы сбежали от спокойной жизни…и чего ты стала права качать у Мирандины? Оскорбила влюбленную женщину…А так осталась бы у нее, Норман к тебе уже неровно дышал, прекрасная из вас пара бы получилась! И с Мирандиной еще подругами бы были. А ты в бутылку полезла…

– Ах, это я, значит, виновата во всем, да? Я несчастную Мирандину оскорбила? Да еще и Нормана мне пришили бы, да? И эта сука была бы мне лучшей подругой? Да ты что несешь, Брайн? Ты с бодуна, что ли? За Рея не надо было цепляться дома, а смотреть, как его туда затягивает? Да я тебя сейчас просто поколочу за такие слова, кто бы ты там ни был, хоть Бог, хоть фраер!

Я поймала себя на мысли, что уже давно стою с приличных размеров дубиной посреди поляны в моей обычной походной одежде, только вот необычно чистой и руки-то с маникюром и голова чистая, а грязи как не бывало…

– Вот это другое дело! – заржал Брайн сзади меня. – Такой ты мне больше нравишься, чем то грязное и сопливое существо с красными крысиными глазами, которое ноет и плачет по своей ужасной судьбе! А то свалилась мне, как снег на голову, какая она вся бедная и несчастная, пожалейте ее! Бороться кто будет, я?

– А как я должна бороться, сидя в этой чертовой тюрьме? – заорала я в бешенстве. – Что я должна там делать? Эта старая сволочь на цепь меня обещал посадить, как я на цепи буду заниматься физкультурой, а?

– О! – Брайн поднял палец вверх. – Правильно мыслишь! Не о том, как ты будешь спать или на ведро ходить, а о том, как физкультурой заниматься! И это будет твое спасение, иначе загнешься там!

– Загнусь! Потому что никто…

– Цыц! И думать даже не смей так! Твое дело – выдержать!

– Да сколько еще…

– Сколько надо, столько и выдержишь! Почаще думай, это помогает!

– О…

– О. Думай, на то тебе и голова дана, это твое спасение. Ну что, встрепенулась? – уже более ласково спросил он. – Тогда в бой?

– Повоюешь тут, в камере-то, – проворчала я, но упаднического настроения уже не было.

– Воевать везде можно. Эй, а…Схаркру-то что-нибудь передать? – Брайн с улыбкой смотрел в упор.

– Схаркру? – я чуть запнулась. – Передай, что я его люблю. Хотя теперь это уже не имеет значения…

– Я тебе покажу «не имеет»! – Брайн показал мне кулак.

– Тогда так и передай, что я люблю его! – весело заорала я, размахивая дубиной. – Да лети ты в голову тому, кто мне тут гади-и-ит!

Завертевшись вокруг себя, я послала мое нежданное оружие в полет, как молот – по круговой траектории.

После разговора с Брайном я внутренне успокоилась и даже как-то воспряла духом. Все-таки это очень много – вот такой разговор, могущий поддержать моральные силы в тяжелые времена!

Два дня прошли друг за другом в вечном и неизменном – в попытках уличить меня в какой-то лжи, но рассказ о движении отряда из Пейвеса в Барнард и далее мое со Схаркром передвижение в Лардан и оттуда в Аргор можно было хоть наизнанку вывернуть, но ничего изменить в нем было невозможно. Опустила я только наш поход к подземной реке да визит в храм Аштары. Незачем вам, дорогие мои, копаться там своими ручонками, что бы дальше ни было, об этом не узнает от меня ни одна живая душа.

Возвращали меня уже достаточно поздно, но, несмотря ни на что, я с упорством муравья продолжала заниматься в камере. По коридору неспешно прошел мужчина, встал поодаль и наблюдал за моими упражнениями. Ну, стоит и стоит, не окликает и ладно, значит делаем вид, что не видим его и только считаем махи. Глядишь, скоро и кожа сотрется до костей на коленках, на одном хлебе да воде не пожируешь. Мужчина постоял и ушел, я отдышалась и села по-турецки, закрыв глаза и сложив руки. Надо подумать о…вот и будем думать, так легче. За воспоминаниями о недавних событиях потянулись воспоминания о предшествующих, потом более ранние…Теперь знакомые лица и места сменяли друг друга с фантастической быстротой, раскручивалась пружина дороги, шел обоз, дул горячий ветер и я опять стояла на высоком водоразделе у Столбовых камней, рассматривая открывающуюся необыкновенную красоту под ногами. Мужская рука легла сзади на плечо, я знала, что это Торкеш, но на всякий случай скосила глаза. Пальцы стоящего позади меня мужчины были совсем не человеческие!

Солома подо мной от постоянных упражнений стала превращаться в труху. Скорее всего она не была рассчитана на такое отношение, потому что подняв утром одеяло я с удивлением рассматривала то безобразие, на котором я лежала. А пол ведь каменный, так и бронхит недолго заработать, это не Барнард, где естественное отопление в каждой комнате, а внизу и вообще речка с подогревом!

Допросы я стала воспринимать как своеобразный глоток воздуха. Да, тут тоже нет окон, но потолки выше, тем более я имею возможность идти широким шагом по коридору и двигаться по лестнице, а то, что при этом на руках бренчит дурацкая цепь, так это можно и пережить, потом снимут. Было отвратительно чувствовать себя без солнечного света и свежего ветра, без возможности сменить грязные вещи, но я стала экономить воду и хоть немного умываться, это уже придавало дополнительной бодрости по утрам. Страшнее всего было по вечерам, когда все заключенные затихали и мне начинало казаться, что я одна в этом каменном гробу и живу тут миллион лет, но изредка доносившиеся звуки подтверждали обратное. Им я была даже рада, только вот никогда не откликалась, потому что самые близкие соседи находились через три камеры от меня и перекликаться с ними было бессмысленным делом. Поорали, напомнили о себе – и спасибо. Главное – не впадать в уныние, тогда дело может закончиться полным упадком сил, моральных и физических и все, прощай, Катенька…Нет уж, надо держаться, пока я еще могу двигаться и разумно соображать.

Очередной посетитель приперся вечером после допроса, на котором мы бодались про книги. На нем я размеренно тыкала лерду Тиррелу в «Правдивейшую историю», «Заметки об управлении», поясняя, откуда что бралось и как это выглядит в моем мире. Плохо было то, что саму теорию управления я хоть и сдала, но знала плоховато, часто путалась и с трудом делала необходимые выводы. Знала бы наперед, где она мне пригодится, только бы ее одну и учила! Сюда также доставили «Разговоры о королевстве Тигория, полезные для чтения», краем глаза я заметила этот труд на краю стола. Похоже, что всю оставшуюся жизнь, если она будет, я стану ненавидеть эти опусы! Подробные разборы терминов, мои пояснения о том, как они интерпретируются в моем мире, заняли целый день. Под конец я уже ничего не соображала и до камеры солдаты буквально тащили меня на руках. Соломы новой тоже не дали, я просто лежала и слушала звенящие молоточки в голове, рассеянно соображая, что молоточки – орудия труда гномов, а вживую я увидела их только один раз и вообще непонятно, где они шастают по Тигории. На лошадях вряд ли передвигаются, значит, пешком должны ходить или в каких-то телегах ездить, но они мелкие, как запрягать скотину-то?

Любые умозаключения, какими бы глупыми они не были, должны стимулировать работу мозга и отключать сознание от проклятой обыденности, только поэтому я развивала мысли до бесконечности, то пытаясь в уме перемножать шестизначные числа, то выстраивая гномов на телегах вдоль дорог. Когда бредовые мысли перестали носиться, как кролики, я поднималась и начинала наклоняться, вертеться и делать растяжки. Может, хоть на шпагат научусь садиться, вон, уже немного осталось!

Посетитель подошел к самой решетке и с интересом разглядывал мои упражнения.

– Скажите, леди, а зачем вам все это надо?

– А что тут еще делать? Книги читать? Так мне их не дают. Посетителей тоже не пускают. Соломы новой принести не могут. Казна, что ли, обеднеет, от лишней охапки?

– Вам нужна солома?

– Да. Холодновато тут на голом полу лежать. Была бы безмерно благодарна за это.

– Вот даже как? – искренне удивился мужчина. – Хорошо, я распоряжусь. Не могли бы вы пояснить мне один вопрос?

– Пояснить могу, если знаю. Но вряд ли буду это делать.

– Почему же? Здесь все свои…что вы скажете, не уйдет из этих стен.

– Сомневаюсь. – Я уже села на одеяло и стала рассматривать первого нормального человека, пришедшего сюда. – Сказать я могу, но вы запросто можете оказаться не тем, для кого будут предназначены эти сведения.

– Но мы же находимся в королевском дворце! Как вы можете такое думать? – судя по голосу, мужчина улыбался, но свет падал сзади и я видела только темный силуэт.

– А вдруг вы – представитель враждебной партии при дворе? Причем достаточно тайный представитель и никто об этом не знает? Приходите к лерду Рейнону, он вам с радостью все расскажет и даст почитать, что он там нарыл на меня. «Ходил за мной один, с козлиным пергаментом и все записывал. Я прочитал и пришел в ужас – такого я никогда не говорил» – процитировала я моему гостю фразу из «Мастера и Маргариты».

– Вы опасаетесь, что секретари пишут не то, что вы говорите?

– Я опасаюсь, что мои слова будут поняты не так, как я говорю.

Мужчина хмыкнул и замолчал. Потом начал ходить по коридору, о чем-то раздумывая и снова подошел к решетке.

– Сейчас у вас есть шанс рассказать мне то, что вы сочтете правильным. Может быть, мы поговорим о…иномирном происхождении одной известной вам особы?

– Лерд, все вопросы – только там, – я показала наверх пальцем.

– Жаль, что наш разговор не состоялся.

Я пожала плечами и закрыла глаза. Лучше я подумаю о том хорошем, что было в дороге, глядишь, мысли и обрастут материальностью. Здешний гадюшник ничем не отличается от других, описанных в литературе, чем меньше я буду болтать, тем больше шансов на выживание. Удавить меня тут всегда успеют…

Почему-то на допрос меня повели не так рано, как обычно, а чуть ли не в середине дня. Конечно, я могла и ошибаться, и прошло всего пара часов после рассвета, но любое нарушение заведенного режима было непонятно и не сулило ничего хорошего. В комнате уже сидел лерд Террел, весь красный и взволнованный и оба секретаря шуршали в углу бумагами. По самой допросной широкими шагами ходил лерд Рейнон.

– Садись, Рина. Кто к тебе вчера приходил?

– Он не представился. – пожала плечами я.

– Террел! – лерд был не на шутку разозлен, раз уж так рычит на своего подчиненного.

– Стража ничего не может сказать, лерд Рейнон! Они клянутся, что ничего не видели! Скорее всего, им отвели глаза!

– И это во дворце, где все и везде видно и слышно! – лерд кипятился, потеряв свою обычную холодность. – Рина, может, это был…

– Лерд Рейнон, я, к своему глубокому сожалению, не имею чести знать в лицо никого здесь, кроме присутствующих. – Язвить сил не было, да и не хотелось, а что мой ночной посетитель намерен попортить кровь сукиному коту, так я ему еще и поаплодирую. Мне-то до их закулисных игр, как до Луны пешком…

– Лерд Рейнон, – жалобно обратился Террел к начальнику. – Но у нас висят портреты всех…

– Идиот! Я что, потащу ее вот в таком виде в портретную галерею? И сколько она там будет осматривать эти портреты, когда мне сейчас надо это знать, понимаешь, сейчас! – Рейнон стукнул кулаком по столу и Террел с секретарями испуганно уставились на него. – Я вас всех…