Текст книги "Аравия. Прошлое и настоящее"

Автор книги: Игорь Сенченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 39 страниц)

Несмотря на меры, предпринятые турецкими властями, «османы были уже не в состоянии, – как сообщал в 1910г. российскому послу в Константинополе консул в Басре С. Тухолка, – удерживать в повиновении и порядке арабские племена Басрского вилайета и области Неджд» (208).

«Следует отметить, – писал С.Тухолка, – что турки называли Недждом и прибрежный санджак Эль-Хаса, чтобы показать, что в него входит и Средняя Аравия, где они на самом деле никакой властью не располагали» (209). Во Внутренней Аравии отмечал С. Тухолка, «шейхи Мохаммед ибн Абдель Азиз ибн Рашид, опекаемый дядей Асхаб-ханом, и Абдуррахман ибн Сауд ... разграничились таким образом, что области Берейда и Эль-Касим, а также большая часть Неджда считаются за Абдуррахманом ибн Саудом, а Онейза, Харб и Шаммар – за малолетним Мохаммедом ибн Рашидом» (210).

Противостояние «сильных партий Аравии» (Саудитов и Рашидитов) должно было разразиться финальной схваткой. То, что она произойдет, не сомневался никто. В январе 1912 г. датчанин Ра-ункьер, побывавший в Неджде, сообщил консулу С.Тухолке, что светская власть в Недже перешла в руки Абдель Азиза Аль Сауда (на основании «волеизъявления его отца», сохранившего за собой лишь функции религиозного лидера ваххабитов Неджда). И тогда, как писал С. Тухолка, стало понятно, что решительные действия со стороны Абдель Азиза в отношении Рашидитов не заставят себя долго ждать (211).

Разделение функций власти в Неджде было событием знаменательным и даже знаковым для Аравии по целому ряду соображений. Во-первых, в связи с появлением вследствие этого в «полный рост» на политической авансцене «Острова арабов» «политика ловкого и прозорливого», «великого мастера интриг», человека, по мнению С.Тухолки, одержимого идей «собирания под своей рукой разрозненных земель аравийских», иными словами, «фигуры первой величины» – Абдель Азиза Аль Сауда. Во-вторых, потому, что с его приходом к власти начался качественно новый этап в процессе исторического развития Северной Аравии – этап национального возрождения.

Турки, в отличие от англичан, сразу же и по достоинству оценили лидерские качества Абдель Азиза. «Имея в виду обозначить свое присутствие в его владениях», писал С. Тухолка, они в мае 1912 г. попытались завязать с ним политический диалог. В качестве удобного повода для этого использовали ситуацию с назначением в Неджд кадиев (судий). Направление их туда «мыслилось турками», по словам С. Тухолки, как «шаг в сторону установления в землях Саудитов видимого знака власти султана». Имея в виду «польстить Абдель Азизу», сообщал С. Тухолка, турки предоставили ему «право указать своих кандидатов в кадии» (212).

Видя, что позиции Турции в Аравии день ото дня ослабевают, Абдель Азиз начинает действовать, энергично и решительно. В июне 1912 г. он направляет басрскому валию письмо, ставя в нем вопрос о том, чтобы «турецкое правительство признало его независимым» (213). Отдавая себе отчет в негативных для интересов Турции в Аравии последствиях такого развития событий, пишет С. Тухолка, но, не имея уже сил «подавить крамолу оружием», басрский валим «прибегает к тактике увещевания». Отвечая на это письмо, он делает акцент на том, что Абдель Азиз, как мусульманин, обязан, дескать, «оставаться верным турецкому султану как халифу», то есть религиозному лидеру всех мусульман (214). Позитивных результатов такая тактика туркам не дает. Напротив, в очередной раз демонстрирует их немощь. «Власть турок в Неджде, – сообщает С. Тухолка, – чисто номинальная, а в столице оного (Эр-Рияде) нет ни турецких чиновников, ни солдат» (215).

Несмотря на то, что обстановка в целом складывается в пользу Саудитов, Абдель Азиз, по словам С. Тухолки, тем не менее, не спешит ставить точку над «и» в своих отношениях с Турцией. Не решены до конца внутриплеменные разногласия, не улажены взи-моотношения с Англией, еще одним, наряду с Турцией, «сильным мира сего в Аравии». Иными словами, для решающего разговора с турками, замечает С.Тухолка, «тылы» Абдель Азиза все еще, как следует, не обеспечены. «Заявляя на словах о покорности и преданности султану», говорится в отчетах С.Тухолки, Абдель Азиз «умело строит свою политическую комбинацию». Принимая же во внимание то, что он – «большой приятель Мубарака кувейтского», резюмирует С. Тухолка, можно полагать, что «шейх Мубарак осведомлен о его планах. Тогда, вероятно в дело посвящен и небезызвестный нам вездесущий капитан Шекспир, английский агент при шейхе Мубараке».

Следует отметить, что, по сведениям российских дипломатов, «нить антитурецкой коалиции на севере и северо-востоке Аравии шла через шейха Мубарака дальше на юг, в племена муттафи-ков, с шейхом которого, Хазалем, у правителя Кувейта был уговор о взаимной поддержке в политических делах» (216).

Национально-патриотическое движение в Аравии имело свой печатный орган – газету «Эр-Рияд». «Издавалась она багдадским представителем неджского эмира и защищала, – как сообщал российский консул в Багдаде А.Орлов, – интересы арабов» (217). «Располагая широкими связями в арабском обществе, как в самом Багдаде, так и во Внутренней Аравии, – писал А.Орлов, – газета имеет возможность давать своевременные и точные сведения обо всем происходящем среди арабских племен...» (218). Основанная в августе 1909 г., газета выходила дважды в неделю, тиражом 650 экземпляров.

Выделялась своими симпатиями к национально-патриотическому движению в Аравии и другая крупная багдадская газета – «Се-да-Бабиль». Существуя на «дотации аравийских шейхов», сообщал А. Орлов, газета эта «пользуется всяким случаем, чтобы восхвалить их патриотизм».

Политические требования арабов Аравийского полуострова, высказывавшиеся, в том числе, и через упомянутые выше газеты, подкреплялись ими и акциями экономического характера. В 1912 г., например, несколько крупных аравийских торговцев образовали в Бомбее «Арабское общество пароходства». Восемь судов его обслуживали линию Бомбей-Басра-Джидда. Формально оно являлось английским, так как его учредители, будучи арабами-аравийцами, постоянно проживали в Бомбее и считались, поэтому, подданными Великобритании. Суда общества ходили под английским флагом. Вместе с тем, есть основания говорить о том, что по сути своей оно носило ярко выраженный национальный характер. Достаточно сказать, что среди акционеров «Арабского общества пароходства» был правитель Кувейта шейх Мубарак. Главная цель общества состояла в том, сообщали российские дипломаты, «чтобы создать в его лице конкурента англо-индийской торгово-пароходной ассоциации «Бритиш Индия», образованной специально для обеспечения политических и экономических интересов Англии в Персидском заливе» (219).

«Движение арабов, – информировал МИД Российской империи в апреле 1914 г. А. Орлов, – продолжает развиваться, не встречая сопротивления со стороны местных турецких властей» (220). На исторических подмостках Арабского Востока появляются первые, в полном понимании этого слова, «партии и организации патриотов», к голосу которых внимательно прислушиваются в Аравии. Лейтмотив лозунгов, выдвигаемых арабскими патриотами, – «идея децентрализации в подвластных Турции территориях на Арабском Востоке», в том числе на Аравийском полуострове. Пропаганда «идей децентрализации», отмечает А. Орлов, «ведется четырьмя источниками».

Первый из них – «Каирсий комитет». Не имея непосредственных связей ни с Месопотамией, ни с Аравией, говорит А. Орлов, этот комитет «использует для распространения своих агитационно-пропагандистских материалов богатые возможности Басры, посылая туда прокламации почтовой связью, контролируемой англичанами».

«Комитет арабских патриотов», как его называет А.Орлов, существовал, и в самой Басре. «Он обеспечивал доставку листовок и воззваний своего каирского центра в Месопотамию и Аравию» (221).

Другим «источником распространения свободомыслия» на Аравийском полуострове был, согласно донесениям А. Орлова, «Багдадский военный комитет». Через свое отделение в Мосуле, пишет А.Орлов, «он действовал в достаточно тесном контакте с патриотами Сирии». В отличие от «Каирского комитета», организации чисто политической, «Багдадский военный комитет» имел «хорошо налаженные военизированные структуры», и соблюдал, поэтому, строгую конспирацию. Сведений о его деятельности в Архивах внешней политики Российской империи практически нет, за исключением краткой информации о составе руководства. В него входили: «начальник Багдадских офицерских курсов кологаси турецкого Генерального штаба Рашид-бей (председатель), слушатель тех же курсов юзбаши Теврик-эфенди, интендант инспекции радифов бимбаши Ахмад-эфенди, интендант Багдадской дивизии низана юзбаши Шакир-эфенди, бимбаши Хильми-эфенди». Состояли в нем и «штатские: М. Гиляни и студент Высшей школы права Шит-эфенди, через которого и поддерживалась связь с другими группами патриотов».

Одним из видных общественных деятелей Месопотамии тех лет, к голосу которого, судя по донесениям А. Орлова, прислушивались в Аравии, был Талиб Накиб-заде, «сторонник широкой децентрализации власти на всех подвластных Турции арабских территориях». Контакты с ним поддерживали и шейх Мубарак, и Абдель Азиз Аль Сауд.

Существовал в Багдаде еще один патриотический комитет – строго законсперированная военизированная организация «Ас-Савра» («Революция»), специализировавшаяся на проведении различного рода террористических актов в отношении турок (222). Сведений о ней обнаружить в российских архивах, к сожалению, не удалось.

Заметный след в истории борьбы народов Аравии за независимость оставило антитурецкое выступление (1909-1911 г.) племен Асира (юго-запад современной Саудовской Аравии). Организатором и вдохновителем его был Мухаммед ибн Али аль-Идриси, потомок переселившегося в Асир из Марокко (1830 г.) видного мусульманского богослова Ахмада ибн Идриса, одного из потомков Пророка Мухаммеда. Благодаря своей «неукротимой энергии, тонкому уму и большой религиозности», как сообщали российские дипломаты, Мухаммед бен Али аль-Идриси стал «фактическим властелином» этого края (24 декабряя 1908 г. был провозглашен имамом Асира).

К восставшим примкнули и племена Центрального Йемена, находившегося под управлением Яхьи Хамида ад-Дина, имама шиитской секты зейдитов (возглавляемые им племена выступили против турок еще в 1904 г.). Подавил восстание шериф Мекки Хусейн (1911 г.), бывший в то время вассалом Порты. Шейх Яхья пошел с турками на сделку: заключил с ними договор о мире (27 октября 1911г.), принял сюзеренитет Турции, а взамен этого получил внутреннюю автономию и был признан турками в качестве имама Йемена. Аль-Идриси в ответ на предложение о вассалитете поставил перед турками вопрос о предоставлении Асиру прав и пономочий, выходящих за рамки внутренней автономии, в том числе на создание собственных военизированных формирований и свободное ведение дел с иностранными державами, вплоть до заключения договоров. Требования имама аль-Идриси приняты не были.

К началу Первой мировой войны, сообщали российские дипломаты, на Красноморском побережье Аравийского полуострова оформилась «линия противостояния» между национально-патриотическим Асиром и примирившимся с Турцией Центральным Йеменом, а во Внутренней Аравии – между «рвавшимся к национальной независимости Недждом», под руководством Абдель Азиза Аль Сауда, и территориями под управлением Рашидитов, сторонников Турции.

Особое место в расстановке политических сил на полуострове занимал Хиджаз во главе с шерифом Мекки Хусейном. В качестве такового он был утвержден турецким султаном, и до Первой мировой войны являлся сторонником турок в борьбе с Саудитами и с имамом аль-Идриси. Оказав туркам помощь в подавлении восстания в Центральном Йемене и Асире, шериф Хусейн предпринял затем военную операцию и против прилегающих к Хиджазу восточных территорий. В 1911 г. он вклинился в пределы племени отейба, не присоединившегося ни к Хиджазу, ни к Неджду, и столкнулся там с отрядом Абдель Азиза во главе с его любимым братом Саадом, и пленил его. Саад занимался вербовкой добровольцев для похода против внуков дяди Абдель Азиза (Сауда ибн Фейсала), бежавших в 1910 г. из Эр-Рияда, и заявивших о своих правах на власть. Надо сказать, что в свое время (1904 г.) Абдель Азиз вызволил их из плена Рашидитов, но «к власти не допустил». Они затаили обиду и восстали против него. Мятежная база родственников Абдель Азиза располагалась в районах Харик и Хута, что южнее Эр-Рияда. Подавив в 1912 г. поднятый ими мятеж, Абдель Азиз предложил родственникам либо покаяться и возвратиться в лоно семьи, либо принять ссылку. Старший из них, Сауд, покаялся, женился на сестре Абдель Азиза (Нуре) и сделался его сторонником. Вернулся в Эр-Рияд и его брат Мохаммед. Третий из внуков бежал в Эль-Хасу. Пленил Саада, брата Абдель Азиза, шериф Мекки Хусейн, и в обмен за его освобождение вынудил Абдель Азиза подписать договор о выплате контрибуции (впоследствии договор был денонсирован).

Архивные документы показывают, что заметная роль в генерировании национально-патриотических настроений в Аравии принадлежала египетской и сирийской интеллигенции. «Сирийскими патриотами» разрабатывалась даже «программа объединения всех арабских национально-патриотических сил во владениях Османской империи». По сообщениям российских дипломатов, «англичане на первых порах поддерживали идею панарабского движения, видя в нем удобный для себя инструмент для борьбы с Турцией». Более того, вынашивали планы относительно использования этого движения в целях «создания под протекторатом Великобритании “Pax Britanica” не только в масштабах Аравийского полуострова, но и в рамках Арабского Востока в целом» (223).

Придание организационных форм всеарабскому национально-патриотическому движению путем создания его координационных центров в Париже («Лига арабского отечества», «Центральный сирийский комитет») и в Каире («Центральный комитет Оттоманской партии децентралистов») содействовало дальнейшей динамизации этого движения. Повсюду на Арабском Востоке, сообщали российские дипломаты, стали появляться дискуссионные клубы и культурно-просветительные общества.

Особенно выделялся в этом плане Бейрут – один из крупнейших на Арабском Востоке центров торговли и образования. Там действовал «Комитет реформ», широко известная в арабском мире общественно-политическая организация. Главная идея ее, состоявшая в приобретении «национальной автономии» (в данном случае для Сирии) получила широкое распространение в Аравии.

В 1913 г. в Париже собрался Всеарабский конгресс национально-патриотических сил. Выступление на нем младотурков, по отношению к которым арабы испытывали поначалу симпатии и возлагали на них определенные надежды, показало, что политика Турции в «арабских провинциях» едва ли коренным образом изменится и под младотурками, и будет, судя по всему, представлять собой «половинчатость реформ и принудительную ассимиляцию народов»(224).

Весной-летом 1913 г. Абдель Азиз (при поддержке правителя Кувейта шейха Мубарака и стоявших за ним англичан) захватил Эль-Хасу, важную в стратегическом отношении провинцию во владениях Турции в Восточной Аравии, а затем и весь Недждский санджак.. Эти победы, отмечали российские дипломаты, свидетельствовали, что «национально-патриотическое движение на Аравийском полуострове стало приобретать наступательный характер» (225).

Население Аравии, сообщал в мае 1913 г. русский консул М. Попов, – полностью на стороне Саудитов и их сторонника шейха Мубарака. Подтверждением тому – взятие Абдель Азизом (апрель 1913 г.) города Эль-Хуфаф, «население которого напало на турецкий караул, перебило часовых у крепостных ворот и впустило в город воинов Абдель Азиза». В Катифе, продолжает русский дипломат, «войска последнего вообще не встретили никакого сопротивления со стороны турок – гарнизон в панике бежал». Удивительно, но факт, восклицает А. Попов, – «весь Недждский санджак был очищен от турок в течение нескольких дней и почти без кровопролития»(226).

Для турецких властей в Багдаде выступление Абдель Азиза Аль Сауда явилось, по словам М. Попова, «полной неожиданностью». Усыпленные его «заверениями в полной покорности турецкому правительству» и «письменными проявлениями верноподданнеческих чувств к нему», турки к такому развороту событий «оказались не готовыми, и были загнаны в угол». Они опасались, и вполне обоснованно, говорит М. Попов, «как бы и другие арабские шейхи не последовали этому примеру». Основания для таких опасений были, и серьезные. Население Аравии, по словам русского дипломата, «недолюбливавшее турок вообще, а нынешнее правительство в особенности», к Абдель Азизу относилось, напротив, «сочувственно» (227).

Турецкие власти в Аравии и Месопотамии, сообщал М. Попов, во всем происходившем склонны были видеть «руку Англии», и правильно. Смысл ее устремлений состоял в том, отмечал дипломат, чтобы, во что бы то ни стало, «закрепить за собой все побережье Эль-Хасы» и, таким образом, довершить начатое дело – «превратить Эль-Хасу во второй Кувейт». Ведь там к тому времени позиции Англии были уже неоспоримы (228). «Нелюбовь к туркам здесь настолько велика», писал М. Попов, что как в Месопотамии, так и в Аравии повсеместно можно слышать сегодня одни и те же слова: «Довольно турок!»

Национально-патриотическое движение в Аравии накануне Первой мировой войны имело своей целью освобождение арабов от гнета и произвола Турции. При этом идея о смене Турции, старого сюзерена, на нового властелина, Англию, более сильного, была арабам тогда совсем не чужда. На политическом менталитете бедуинов Аравии сказывался веками вырабатывавшийся у них инстинкт самосохранения и защиты от врага посредством «припадания к сильному», путем поиска достойного союзника-покровителя, как гаранта безопасности на случай непредвиденных родоплеменных или межплеменных катаклизмов.

«Недовольство нынешним турецким правительством, – отмечается в донесениях российских дипломатических миссий, – принимает все большие и большие размеры. Арабские племена, видя слабость турок, открыто отказываются платить налоги... Если турки и решатся направить в Аравию военную экспедицию для усмирения племен, то потребуется не меньше 10 тысяч человек» (229). «Не встречая уже никакого сопротивления со стороны турецких властей в Аравии, Басрском и Багдадском вилайетах», выступление арабов, как полагали российские дипломаты, «могло бы еще тогда, то есть в момент его зарождения, стать общенациональным». Однако, «отчасти вследствие несогласия между отдельными вожаками, отчасти вследствие апатии, присущей местным арабам, ... общенационального, общеаравийского движения не получилось» (230).

Большую моральную поддержку арабам Аравии в их борьбе с турками оказывало, по сообщениям российских дипломатов, «ядро национально-патриотических сил Ирака Арабского» во главе с «Национальным обществом знаний». В истории народов Аравийского полуострова оно широко известно под названием «Национального клуба» («Эн-нади аль-ватан»). Общество это было учреждено с разрешения турок, и с одной единственной целью – «попытаться снять накал страстей, полыхавших вокруг темы о недостаточности внимания турецких властей к вопросам распространения просвещения в крае», к изучению населением арабского языка и к «сохранению арабского культурного наследия». «Национальный клуб» объединил и сплотил образованных и патриотически мыслящих арабов. И превратился со временем из общества культурно-просветительного в сообщество национально-патриотическое, с ярко выраженной антитурецкой окраской его деятельности. Члены «Национального клуба» поддерживали отношения с «сирийскими и египетскими патриотами, с арабскими национальными комитетами в Париже и Каире» (231).

В Архиве внешней политики Российской империи хранится уникальный документ – копия телеграммы председателя «Эн-нади аль-ватан», адресованная от имени населения вилайета великому визирю, а также министру внутренних дел Турции. Документ этот, резкий и ультимативный по форме и содержанию, был беспрецедентным для турок за всю историю их владычества в Аравии. Игра, которую ведет турецкое правительство, говорилось в телеграмме, «окончится тем, что правительство будет вынуждено безотлогательно приступить к осуществлению децентрализации, и сделает это не на словах, а на деле. Никакого соглашения между вами и нами не произойдет, пока правительство не сменит местных чиновников юстиции, жандармерии и народного просвещения, не знающих арабского языка, языка Корана, и приносящих вред местному населению. Жители... просят вас поспешить с проведением коренных реформ; оно (проведение реформ) не может удовлетвориться теми частными уступками, которых добилась Сирия. Наша Родина нуждается в большем, и для нее это – вопрос жизни. Комитет «Эн-нади аль-ватан» не может поступиться насущными интересами арабов. Чтобы доказать истинность своих намерений, пусть правительство начнет реформы с замены местных чиновников арабами или лицами, знающими арабский язык. Если правительство этого не сделает, то мы не будем больше верить его обещаниям.

Музахим ас-Салим» (232).

Ответа турок на эту телеграмму не последовало. Османская империя на Арабском Востоке буквально трещала по швам под натиском национально-патриотического движения арабов. Огонь свободомыслия опалил Сирию, Бейрут, и в 1913 г. разгорелся и заполыхал в Аравии. Турецкое правительство, занятое войной на Балканах, было не в состоянии действовать в своих владениях в Аравии и в Месопотамии решительно и масштабно. Оно «абсолютно не располагало необходимыми для этого военными возможностями». Турецкие власти на местах, сообщал М.Попов, «бездействовали и не пытались оказать никакого сопротивления национально-патриотической агитации». Прокламации-обращения египетского и парижского комитетов распространялись повсеместно (233). Активное участие в пропагандистской работе принимали «агенты известного общественного деятеля из Басры Талиба Накиба-заде». Благодаря щедрой финансовой поддержке со стороны состоятельных арабов ему удалось, как сообщали российские дипломаты, превратить некоторые из местных арабоязычных печатных органов, газету «Дустур», например, в «рупор пропаганды идей децентрализации»(234).

Следует отметить, что вначале «мирное», а затем – с появлением в бассейне Персидского залива России и Германии – «жесткое» наступление Англии на Аравию поставило Порту (1890-е годы) перед необходимостью принятия экстренных мер по упрочению там своей власти. Был «составлен проект широких реформ», затрагивавших, по сообщениям российских дипломатов, «практически все сферы деятельности турецкой администрации в крае». Командированы в Багдад и Басру «особые чиновники» – для «наблюдения за правильным отправлением правосудия и производства преобразований по жандармерии». Проектом реформ предусматривалось: прокладка дорог, улучшение систем орошения и «наделение арабских племен известным количеством земли» (235). «Однако вследствие ли отдаленности Аравии от Турции, отсутствия ли необходимых знаний у багдадских администраторов, – отмечал А. Круглов, – но принятые... меры практически никак не повлияли на улучшение положения дел. Подкупы и вымогательства в судах и полиции по-прежнему продолжались, способствуя лишь усилению недоверия среди населения к начинаниям турецкого правительства» (236). Начинания же эти, в случае их «незамедлительного и полного», как считали российские дипломаты, проведения в жизнь могли уже на рубеже XIX-XX веков кардинальным образом изменить политическую ситуацию в Аравии – «надолго блокировать усилия Англии по полному вытеснению с полуострова Турции и подчинению его своей власти».

Реформы, задуманные турками, так и не были реализованы. И остались, по сути, лишь благими намерениями, что и привело впоследствии к уходу Турции из Аравии. Под натиском обстоятельств, связанных с событиями на Балканах, и вследствие действий Англии, инспирировавшей и широко поощрявшей антитурецкие выступления племен, «Турецкая Аравия» пала, Турция из Аравии ушла. 29 июля 1913 г., после двух лет напряженных переговоров, состоялось подписание известной англо-турецкой конвенции о Персидском заливе. Она зафиксировала отказ Турции от притязаний на Бахрейн и Катар и ее согласие на предоставление Кувейту статуса автономной области (с правом иметь свой флаг). Так была поставлена точка над «и» в почти 40-летнем соперничестве Турции и Англии в Аравии (237).

* * *

«Что относится к исторически изношенным одеждам России и что к самой ее душе и телу, без которых Россия не Россия?!», – задавался вопросом в своей известной статье «Лицо России» русский философ-мыслитель Георгий Петрович Федотов. Мы должны изучать Россию, писал наш великий соотечественник, любовно вглядываться в ее черты, чтить ее героев – князей, царей и граждан, – изучать летописи их деяний, вдохновляясь подвигами предков.

Взгляд в историческое прошлое Отечества, изучение архивных документов, посвященных деяниям Российской империи в зоне Персидского залива, дает возможность по достоинству оценить масштабы ее замыслов и высокую для того времени этику межгосударственного общения.

Работа российских дипломатов в Аравии в конце XIX – начале XX вв. была трудной и рискованной. Знакомясь с их донесениями сегодня, исследователь имеет возможность довольно точно представить себе картину бурных событий «Острова арабов» тех лет. Более того, укрепиться во мнении, что России нынешней, пробудившейся, наконец, от гипнотического сна коммунистического тоталитаризма, почетно было бы не просто унаследовать архив политико-дипломатических успехов Российской империи в Аравии, но и пополнить его, и понести славу дипломатии российской и багаж наследия предков «дальше и выше», как говаривал Георгий Петрович Федотов.

С подписанием 31 августа 1907 г. англо-российского соглашения, документально зафиксировавшего «политико-дипломатический проигрыш» Санкт-Петербурга в «аравийской партии» с Лондоном, «российский след» надолго теряется в песчаной Аравии. В рамках новой внешнеполитической программы на Востоке, предложенной министром иностранных дел А.П. Извольским, суть которой состояла в ликвидации «наследия графа Ламздорфа в Азии», в том числе в зоне Персидского залива, и урегулирования, таким образом, блока англо-российских противоречий, происходит отход России и от «политики дела» в Аравии. Позиции, приобретенные там Российской империей, утрачиваются.

Управлял дипломатической частью «отложения российской политики от Аравии» Александр Петрович Извольский (1856-1919 гг.). Внук придворного, лицеист, «человек-монокль», как его называли между собой российские дипломаты, А. Извольский был ярким представителем новой генерации российских политиков. За ними стояли, по меткому выражению русских историков, империи Рябушинских, Носовых, Морозовых, Коноваловых и Терещенко, «империи, пронизанные золотыми жилами иностранного капитала». Виднелись за спиной А. Извольского, как поговаривали, и связи с международным масонством. Об этом человеке современники говорили, что «ходивший всю жизнь в долгах, как в шелках, он бывал, порою, в большой зависимости от неизвестных международных сил». И, надо сказать, что силы эти достаточно четко обозначили себя в предложенной А. Извольским концепции российской политики на Востоке. Речь в ней шла уже не о «мирном соперничество» России с Англией, как при блистательном графе Ламздорфе, а о «повсеместном», по выражению российских дипломатов, «умиротворении Англии».

В отличие от довольно активных контактов России с Кувейтом и территориями Северной Аравии, где в Джидде функционировало российское консульство, связи с Бахрейном, Катаром и особенно с шейхствами Договорного Омана отсутствовали, можно сказать, полностью. Вплоть до 80-х годов XX столетия эти шейхства являлись для отечественной дипломатии terra incognita – землей необитованной. И если Бахрейн и Катар, и даже Оман русские торговые и научные экспедиции еще изредка и посещали, то шейхства Договорного Омана (современные ОАЭ) открыли свои двери для нашего Отечества только во второй половине 80-х годов прошлого столетия.

Первым россиянином, кто посетил Бахрейн и оставил о нем воспоминания, был Николай Васильевич Богоявленский, член Московского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. С научной экспедицией он побывал на Бахрейне в 1902 г. Прямо скажем, довольно поздно для «любознательных русских», учитывая, что Бахрейн (Дильмун) издревле был хорошо известен многим народам мира. Шумеры считали Бахрейн «земным раем», эллины и римляне – одной из «столиц мировой навигации и торговли», а сами россы – «знатным местом торговли чистым жемчугом». Неслучайно, поэтому, за Бахрейн дрались и столетиями «удерживали за собой» персы и турки, португальцы и голландцы, и все те же англичане.

По донесениям российских дипломатов, население Бахрейна, составлявшее в 1910 г. не более 60 тысяч человек, славилось «способностями к торговле и жемчужным промыслом». Перламутр и жемчуг с Бахрейна поступал на все рынки мира, в том числе и в Россию.

Россияне, посещавшие Бахрейн в начале прошлого века, отмечали такую «национальную черту бахрейнцев», как присущее им «обостренное чувство собственного достоинства», одним из проявлений которого было наличие у бахрейнцев «собственного флага чисто красного цвета» (238).

Известен Бахрейн и тем, что здесь был центр царства легендарных карматов. Являясь своего рода «аравийской Спартой», с блестяще организованной системой военной подготовки молодежи, царство карматов успешно противостояло могущественному Багдаду. Карматы вошли в историю народов и племен Аравии, равно как и в историю ислама, хищническим набегом на Мекку, похищением и удержанием-пленением в течение довольно длительного времени священного для мусульман Черного камня. Карматы – это последователи Кармата, наставника исмаилитов (течение в исламе). Настоящее имя этого человека – Хамдан. В народе его звали «Курмато», что в переводе с одного из арабских диалектов означает «Человек с обезображенным лицом». Бедуины Аравии стали называть его Карматом. Под этим именем он и вошел в анналы истории арабов (239).

Поселившись в предместьях Багдада, Кармат начал проповедовать идеи исмаилитов среди проживавших там племен; и вскоре обрел многочисленных последователей. Как бы то ни было, но к 890 г. карматы прочно обосновались в Ираке, где, в местечке Севад, на берегу Евфрата, выстроили хорошо укрепленную крепость Дар-эль-Хиджра (Место убежища). Впоследствии центром государства карматов (894-1082 г.) стал Бахрейн. Во владения карматов вошли многие земли Прибрежной Аравии, вплоть до Кувейта, в том числе Катар, где размещался один из отрядов их легендарной верблюжьей кавалерии.