Текст книги "Луис Альберто"
Автор книги: Хосе Антонио Бальтазар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 35 страниц)
Покормив девочку, она аккуратно положила её обратно в кроватку и нерешительно посмотрела на отца ребёнка.
– Большое вам спасибо, – сказал Луис Альберто, опустив глаза и стараясь не смотреть на неё.
– Не за что, – ответила Марианна и, медленно проходя мимо него в надежде, что он её остановит, вышла из каюты.
Но Луис Альберто не сделал этого, хоть и очень хотел.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
«Санта Роза» стремительно приближалась к Мексике. Уже ясно были видны её берега. О-о, страшные, радостные, неповторимые минуты!…
Буря бушевала в душе Марианны. Она всматривалась вдаль, и ей казалось, что сердце её вот-вот разорвётся или выпрыгнет из груди. Слёзы радости и страха, нетерпения и надежды душили её, лились, обжигая, по лицу… Бедняжка вся дрожала от желания скорей, скорей ступить на родную землю, которая приближалась, – она уже видела и различала до боли знакомые контуры огромного порта Ирапуато! Её охватывала то безудержная радость от близости родного дома, родного неба, всего, что было так дорого и любимо и что, казалось, было потеряно навсегда, то вдруг столь же сильная боль пронзала её всю, её кидало в жар при мысли о потерях и утратах, о всём том бесценном и неповторимом, что ушло навеки, кануло в прошлое. Эти изматывающие чувства и мысли обострялись, причиняя жуткую боль, по мере приближения к своим, родным, таким желанным и долгожданным берегам.
Чем ближе подходил к Мексике огромный океанический лайнер – эта роскошная громада, – тем больше непередаваемая радость побеждала все остальные чувства. Всё внутри её кричало: «Туда! Туда!…» Она была уже не в силах сидеть или стоять спокойно, она то металась из каюты на палубу, напрягаясь и дрожа от нетерпения, смотрела в бинокль, ей вдруг казалось, что лайнер остановился и не двигается, то перехватывало дыхание оттого, что он движется слишком медленно.
Те волнующие минуты, когда «Санта Роза» входила в порт и пришвартовывалась к берегу, были для Марианны столь мучительны, что она почти не осознавала, что делала и что говорила. И когда к ней подошёл Петер со своим младенцем на руках и стал прощаться, она отвечала механически, не слыша и не понимая того, что он говорит. Но и в этом состоянии горячечного нетерпения она при виде Петера, при звуках его голоса не могла отделаться от мучительного чувства, что это Луис Альберто. Марианна поспешила закончить этот тягостный для неё процесс прощания, чтобы перестать слышать этот ужасающе знакомый голос, не видеть его жестов, манеры держаться, походки, всего того, что так ранило её и так напоминало погибшего мужа. Понимая, что мёртвые из гроба не восстают, она относила ощущение того, что это Луис, за счёт своего нервного состояния и с холодком в душе думала, что ей придётся показываться психиатру. Видеть Луиса в чужом человеке было признаком душевной болезни, и Марианна, имея уже некоторый опыт в медицине, знала, что с этим шутить нельзя.
Марианна спустилась по трапу на залитую солнцем территорию порта Ирапуато и поймала себя на том, что ищет глазами кого-то… Кого?… Ну, конечно, кого-то из встречающих. Увы, никто не мог и не должен был её встречать. Она с завистью наблюдала, как сошедшие вместе с ней пассажиры «Санта Розы» обнимались и целовались с пришедшими их встретить родными и друзьями. Огромный красавец порт кипел от приветствий, криков радости, бурных объятий, счастливых встреч, весёлого смеха, детского визга, переливался всеми цветами радуги – прибывших встречали тысячами букетов роз, гвоздик, магнолий.
Грустно, конечно, грустно было Марианне одной, среди всей этой праздничной толпы, среди этих весёлых лиц и сияющих глаз, среди шума, музыки и дивного, бесподобного, чарующего испанского говора.
Но она была дома, наконец-то, дома, всего лишь в двух часах от родного, самого прекрасного города на свете – Мехико, – с его древними пирамидами, изумительными, знаменитыми на весь мир церквями и монастырями, с его богатейшим национальным музеем антропологии, куда они так любили ходить с Бето и Луисом Альберто! А сколько благословенных часов провели они в прохладных залах Галереи современного и древнего искусства! Как любовались росписями Диего Риверы, острыми гротескными образами Хосе Клементе Ороско, грандиозными росписями во Дворце изящных искусств неповторимого живописца-монументалиста Альфаро Сикейроса! Вспомнила Марианна и счастливые годы в Университете (не законченном по глупости, по легкомыслию) и дни, проведённые на кортах и спортплощадках стадионов Олимпийского и «Ацтека». Как смеялась она тогда над Луисом из-за того, что он не умел плавать, в то время как она была прекрасной пловчихой, награждённая от природы силой и ловкостью, одинаково хорошо плавала и кролем, и брассом, и баттерфляем.
Всё это пришло ей на память по дороге в Мехико, когда она удобно расположилась у окна комфортабельного рейсового автобуса Ирапуато – Мехико.
Скоро кончился пригородный пейзаж, замелькали городские постройки, многочисленные общественные здания, целые современные архитектурные комплексы, и вот уже автобус въезжает на улицы столицы Мексики – широкие, чистые, цветущие как ни в одной столице мира! Её город! Её улицы! Её родина, где так гармонично слилась древность с современностью, с богатыми магазинами и нарядной толпой на улицах и площадях.
– Остановка по просьбе сеньоры Сальватьерра! – объявил в микрофон водитель. – Улица Теночтитлан! Благодарю вас, сеньора, мой автобус всегда в вашем распоряжении! Всего доброго! Всего самого доброго! – напутствовал любезный водитель свою пассажирку, помогая ей выйти. Он вскочил, чтобы помочь вынести её багаж, но багажа, как такового, у Марианны не было, лишь одна не слишком большая дорожная сумка и её дамская сумочка на ремне через плечо. Пассажиры тоже помахали Марианне на прощание. Она, улыбаясь, послала всем воздушный поцелуй, и автобус с оставшимися пассажирами двинулся дальше.
Марианна вышла у самого своего дома. С бьющимся сердцем сделала она несколько шагов и взошла на знакомые ступени.
Их с Луисом дом стоял на углу фешенебельной улицы и был одним из однотипных, очень красивых трёхэтажных особняков, с огромными зеркальными окнами на втором и третьем этажах, с балконами и бельведером. Перед парадным входом был небольшой палисадник с цветником, маленькими изящными клумбами и дорожкой, ведущей за дом, где во дворе стоял оборудованный по последнему слову техники гараж.
Стоя на пороге своего дома, Марианна едва не открыла сумочку, чтобы по многолетней привычке достать ключ от входной двери, но всё с тем же щемящим чувством потери осознала, что ключа у неё, конечно же, нет. Когда она протянула руку к звонку, увидела, что рука её дрожит. И звонок прозвучал как-то робко, неуверенно.
Минуты, которые Марианна простояла у дверей своего дома, показались ей вечностью!… «Боже, да что же это такое? Почему никто не открывает?» – с трепетом подумала Марианна, и тысячи предположений о том, где её дети, пронеслись в её уме. Её охватил леденящий страх: что если никого нет дома? И она окажется на улице? Впрочем, выход из глупого положения она найдёт – она же дома! Сеньор Хосе Кантильо – их сосед – поможет, как бывало, помогал открыть, закрыть, что-то починить. Сеньор Хосе – скульптор, но у него золотые руки. Сколько дней они провели с Луисом в его мастерской! Этот очаровательный человек умел буквально всё! А уж любую дверь открыть, любой замок починить, исправить любую машинку, любой механизм – на это у сеньора был просто талант! Можно будет обратиться и к сеньору Валентино, они с женой…
Мысли Марианны были прерваны: неожиданно входная дверь резко отворилась, и на пороге её дома появился совершенно незнакомый Марианне человек. Это был крупный, очень полный, неряшливо одетый мужчина неопределённого возраста, но далеко не молодой. Он был небрит и смотрел на Марианну хмуро, как на незваную гостью, которая явилась не ко времени. Из хмурого, его взгляд стал злым и враждебным, как только Марианна сделала шаг, чтобы пройти в дом.
– Вы куда? – грубо проговорил он и загородил собою дверь. Размеры его были такими, что даже широкая парадная дверь Марианниного дома оказалась заблокированной.
– Разрешите пройти! – потребовала Марианна, и голос её задрожал от гнева и обиды.
– Я спрашиваю, вы куда? – прорычал толстяк и, выступив на полшага вперёд, потеснил Марианну так, что ей пришлось отступить вниз на одну ступеньку. – Что вам здесь надо?
– Я приехала домой! Это мой дом, я хозяйка этого дома!… – задыхаясь, проговорила Марианна. Она поняла, что кто-то проник в её дом. И от возмущения не находила нужных слов. Что это за тип? Откуда он? Как попал в её жилище?
А «тип» уже отталкивал Марианну рукой, так как она ухватилась и не отпускала ручку двери, и пытался захлопнуть дверь, как говорится, перед самым её носом.
– Ну-ну, нечего тут… – хрипел новоявленный хозяин, бесцеремонно отпихивая незнакомку, которая по непонятной ему причине ломилась в его дом. – Пошла вон! – вдруг рявкнул он, уже с силой отталкивая Марианну.
– Я позову полицию! – простонала Марианна, всё ещё ничего не понимая.
– Зови хоть сто полиций! – огрызнулся грубиян и, ударив Марианну по руке, державшей дверную ручку, захлопнул дверь.
Обезумев от возмущения, Марианна бросилась с кулаками на дверь. Она била ни в чём неповинную дверь руками и ногами, кричала, что произошло недоразумение, не может быть, чтобы чужой человек, непонятно почему и как оказавшийся в её доме, не пустил её в её собственную спальню! В её собственную столовую! В её ванную, наконец! Но массивная, высокая дверь не поддавалась. Что было делать? Стоять здесь, биться головой о стенку? А эта толстая свинья будет посиживать в её гостиной, в любимом кресле Луиса и посмеиваться над ней, несчастной, беззащитной?! Надо звать на помощь, но кого? Всё ещё продолжая кипеть от обиды и возмущения, Марианна подхватила свою сумку и заторопилась к соседям, с которыми у неё были самые добрые отношения и которые жили через два дома на той же улице, в таком же доме. Хосе и Паола Кантильо были намного старше Луиса и Марианны, но разница в возрасте не мешала им дружить и быть близкими по духу.
Тяжёлая дорожная сумка затрудняла быструю ходьбу, но Марианна, пребывая в состоянии сильнейшего возбуждения, не чувствовала тяжести и почти бежала. Вбежав на высокие ступени, она стала изо всех сил давить на кнопку звонка. Так как в ту же минуту ей дверь не открыли, она стала колотить дверь кулаками и каблуками, но обессилев, с размаху села на свою дорожную сумку и зарыдала.
В эту минуту за дверью послышались тяжёлые шаги, и мужской голос спросил:
– Кто там?
– Откройте! – закричала Марианна. – Пожалуйста, откройте скорее! Я… я… Меня не пускают…
– Кто вам нужен? – переспросили из-за двери, и, так как Марианна уже ничего не говорила, а только громко всхлипывала, дверь отворилась, и из неё высунулось лицо незнакомого ей мужчины.
– Пожалуйста, попросите Хосе или Паолу! – взмолилась Марианна. – Мне очень нужно… Мне необходимо их видеть!
Видя, что перед ним не вор и не хулиган, а несчастная плачущая женщина, мужчина отступил на шаг, приглашая Марианну войти, а сам, обернувшись, крикнул в глубину дома:
– Хосе, Паола! Здесь вас спрашивают… Извините, как вас представить?
– Ради Бога, – засуетилась Марианна. – Меня не надо представлять, я их соседка, Марианна Сальватьерра! У меня несчастье, я только что от своего дома, и там…
– Ма-ри-анна! – услышала она громкий, приветливый возглас. Хосе Кантильо шёл к ней с широко раскинутыми руками. За ним семенила Паола, растерянная, но радостная.
– Марианна! Голубка! Милая! – вскрикивала на бегу Паола, спеша опередить мужа и прикоснуться первой к соседке, которую они уже и не чаяли увидеть. – Голубка! Милая! Марианна! Скорее проходи! Что произошло, что со всеми вами случилось? Мы теряемся в догадках – куда вы все запропастились? Где дети? Где Луис? Где ты пропадала всё это время? Ведь больше года вас не видно!
Этот словесный поток подействовал на Марианну, как холодный душ. Она шла, спешила сюда, к своим соседям, в надежде, что они скажут ей, где Бето, где Марисабель? Оказалось, что эти добрые люди сами ничего толком не знают, что до них долетали какие-то отдельные слухи и ничего более! Не в силах произнести ни слова, Марианна упала на грудь Паолы и залилась слезами.
– За что Бог наказывает меня?! – восклицала она сквозь слёзы. – Чем я прогневила его, что он наносит мне удар за ударом?! Святая Мария, почему ты отвернулась от меня, от нашей семьи? За какие грехи мы наказаны?!
– Марианна, Марианна, ради Бога, успокойся! – приговаривали в один голос Хосе и Паола. – Ты здесь, Марианна, с нами, значит, всё обойдётся! – такими общими словами славные соседи пытались успокоить Марианну, в полном смысле слова свалившуюся в их дом с неба. Ведь до них доходили слухи, что она то ли, тяжело больна, то ли умерла… Так что же, правда?
– Правда, – проговорила Марианна, утирая слёзы и низко опустив голову, – правда в том, что Луиса больше нет. Мой Луис погиб, ушёл, приказал долго жить… Но где мои дети? Хосе, Паола, вы живёте рядом, куда пропали сын и дочь?
Если бы они знали!… Если бы они знали хоть что-нибудь, они, конечно, немедленно рассказали бы всё Марианне, но у них не было никаких сведений, и они сами не знали, как объяснить такое таинственное исчезновение целой семьи?
– Мы много раз пытались выяснить, куда вы все уехали? Несколько раз наведывались к вам в дом, но сеньор Стив Джонсон ничего нам ответить не мог. Он сказал только, что Бето и Марисабель продали ему дом и он…
– Как продали дом?… – побелела Марианна. – Кому? Я ничего не знаю… Кто такой Стив Джонсон?
Марианна не слышала, что отвечали ей соседи. Известие, что её дом продан, потрясло её настолько, что она на несколько минут потеряла сознание. А когда пришла в себя, то увидела, что она лежит на диване, на голове и на груди у неё что-то мокрое и холодное и в комнате остро пахнет нашатырным спиртом и валерьянкой. Подняв глаза, она увидела перед собой того мужчину, что открыл ей дверь. Он держал её пульс и говорил ровным и тихим голосом:
– Я – врач, а вы – моя пациентка. И я прошу вас на некоторое время отложить выяснение ваших дел. Помолчать и отдохнуть. Но сначала выпить вот это! – Из-под руки врача выглянула Паола с чашкой крепкого чая, который Марианна выпила медленными глотками. В голове её кружились и путались слова «продали дом»… «уехали»… «Стив Джонсон»… Так вот почему её прогнали, как собаку, из её же дома! Дом, оказывается, уже не её, он продан… Там новый хозяин, сеньор Стив Джонсон… Уж не тот ли это «учтивый» господин, который вышел на её звонок в какой-то грязной робе, не сказал ни одного человеческого слова, оттолкнул её своей толстой грязной лапой и ещё немного, не задумываясь, ударил бы?… Нет, одно сердце не в состоянии выдержать таких смертоносных ударов…
– Соседушка, милая, – ворковала добродушная Паола, – извините меня, что я так сразу и ляпнула вам про дом. Я и помыслить не могла, что вы об этом ничего не знаете!
– Паола, поверьте, вам не в чем себя винить, – слабо улыбнулась Марианна. – Я действительно ничего не знала о продаже дома, но ведь я к вам шла, чтобы звать вас на помощь: новый владелец даже не впустил меня в дом…
– Ещё чайку, Марианна? А может, вы голодны? Как раз время обеда? Ах, я совсем никудышная хозяйка, не предложила гостье даже перекусить! – хлопотала Паола.
– Спасибо, Паола. Я сейчас… сейчас встану. Мне уже лучше. А кто этот сеньор, что приводил меня в чувство?
– Это наш друг, он известный хирург и для тренировки пальцев стал заниматься ваянием. Брал уроки у Хосе. И так ему понравилась скульптура, так он ею увлёкся, что это из простой тренировки пальцев превратилось во вторую профессию, и так преуспел, что на днях в Галерее современного искусства у него персональная выставка. Ему предоставили два самых престижных зала. Марианна, – воодушевилась Паола, – уверяю вас, всё придёт в норму, ваши дети будут опять с вами, конечно, Луиса уже не вернёшь…
– Но дом? Что мне теперь делать? Куда деваться? Я не понимаю, как можно было продать дом и оставить всю семью без крыши над головой! У меня больше никогда не будет такого дома… А мои дети, где они?
В это время в комнату вошли мужчины – скульптор Хосе и его ученик профессор Диего Альмагро, и неприятный разговор оборвался. Тем более он был тяжёл для Паолы, что при всём желании она ничем Марианне помочь не могла. Она ничего не знала о том, что могло интересовать Марианну, и сама была расстроена и озадачена. Хосе же с мужской прямотой говорил, что всё случившееся похоже на детектив, сюжет и секрет которого ещё предстоит разгадать, и что новый владелец дома, ранее принадлежавшего семье Сальватьерра, ему давно подозрителен и неприятен.
– Я физиономист, – добавлял с улыбкой Хосе, – а ты, Паола, доверчивая павлиноглазка и в людях не разбираешься.
– Вот так, доктор, он меня обижает! – расстроилась Паола. – Почему я павлиноглазка?
– Потому что это очень красивая бабочка, которая летает, порхает, но в людях не разбирается! – посмеивался Хосе, стараясь хоть как-то разрядить неприятную атмосферу, вызванную неожиданным приходом Марианны, её проблемами, решить которые по-настоящему никто не мог.
За обедом говорили о разном, но как, ни старались Паола и Хосе развеселить Марианну, нм это не удалось. Она была абсолютно раздавлена жуткой новостью о потере своего дома и едва сдерживалась, чтобы опять не разрыдаться или не свалиться в обморок. Она говорила и улыбалась, но улыбка получалась вымученной, а разговор её постоянно сводился к её бедственному положению и к болезненному вопросу: «Где мои дети?» После обеда она улучила минуту и призналась профессору Диего, что ей необходимо проконсультироваться у психиатра, потому что её всюду преследует образ её покойного мужа, и она уже дошла до того, что принимает совершенно посторонних людей за мужа. Она немного разбирается в медицине, и, по её мнению, у неё развивается какая-то мания… Откровенно, как и полагается говорить с врачом, Марианна рассказала про встречу на корабле.
– Когда этот совершенно чужой человек начинал говорить, мне слышался голос Луиса Альберто, – с тревогой говорила Марианна. – Он держал своего ребёнка, а мне чудилось, что это мой муж Луис Альберто держит на руках маленького Бето – его манеры, его жесты, его повороты головы… И никакими уговорами мне не удавалось сбросить с себя это наваждение!…
– Это бывает, – успокаивал её профессор. – И это должно пройти само собой. Время вас вылечит. Время – великий лекарь.
День клонился к вечеру. В комнатах зажгли лампы. Все устроились у телевизора. Марианна, послушав новости и посмотрев часть программы, попросила разрешения покинуть общество и пойти отдохнуть. Посоветовавшись перед сном с Паолой, она решила, что возвращаться в свой бывший дом ей сейчас не надо, ведь она не знает, почему Бето решил его продать. А самое правильное – завтра не теряя времени пойти к Джоанне – матери Марисабель – и узнать у неё, что же произошло, что Бето решился на такой шаг?
Целуя Марианну на прощание перед сном, Паола понизила голос, лукаво улыбнулась и шепнула на ушко своей «голубке» (как она по старой памяти называла Марианну):
– По-моему, наш Диего на вас загляделся, я заметила… А ведь он – холостяк.
– Старый холостяк? – улыбнулась Марианна.
– Ну, не старый, а холостяк средних лет. А если бы вы знали, какой он талантливый, какой замечательный хирург, какой незаменимый собеседник!… Ну, ну, не сердитесь, не буду, не буду! – засуетилась Паола, видя, что Марианна не отвечает на её полушутливые, полусерьёзные речи. Нет, не до флирта было сейчас этой женщине и вряд ли измученная, распухшая от слёз, ни разу не взглянувшая на себя в зеркало Марианна могла кого-либо привлечь… Если Диего и смотрел на неё как-то особенно, то не как мужчина, а как врач.
– Я сказала ему, что меня преследует образ Луиса, – грустно призналась она Паоле. – Я чувствую, что схожу с ума. Но сегодня я стояла рядом с ним. Он говорил со мной. Это был его голос. Он попрощался и пожал мне руку. Это была его рука. Глаза – его, взгляд – его. Я понимаю, что этого не может быть, что это мания, галлюцинация, маниакально-депрессивный психоз, он протекает в виде приступов, которые сменяются периодами полного здоровья. Так вот, не позднее, чем сегодня такой приступ болезни у меня был: я видела его, говорила с ним. А профессор Диего смотрел на меня и решал, насколько глубоко проникла в мой мозг эта болезнь. Ах, Паола, я стала разбираться в медицине и могу безошибочно определить свой диагноз. Что поделаешь? Никому не пожелаю пережить такое потрясение. Оно не могло пройти бесследно. Крыша у меня явно поехала! – улыбнулась напоследок Марианна, покрутив пальцем у виска.
Бесконечно огорчённая, вконец расстроенная, вышла Паола из комнаты, где оставила Марианну, взяв с неё слово, что она ляжет и постарается заснуть. Застав в гостиной Хосе и Диего, дегустирующих какое-то новое, а вернее, старое вино, привезённое профессором из его недавней поездки во Францию, Паола призналась, что очень обеспокоена состоянием Марианны, на что профессор возразил, что хотя он и не психиатр, но, всё же не полный профан в медицине, и может поручиться, что никакой душевной болезни у их соседки нет, тем более, такой страшной, как шизофрения. А её упадочное состояние – результат житейских бед. «Посмотрел бы я на всех нас, если бы мы приехали в родное гнездо, а там – кукушка даёт нам пинка: летите, голуби, летите, ваше гнездо приватизировано и вам больше не принадлежит».
– Да, вы правы, – задумчиво проговорила Паола, – быть выгнанной из собственного дома…
– Я попробую завтра выяснить, – заметил Хосе, – каким образом этот толстый сеньор оказался хозяином Луиса и Марианны. Мы как-то уж очень быстро поверили его информации, что дом он купил и владеет им по закону. Теперь, после того что произошло с Марианной, я сильно сомневаюсь, что в этой купле-продаже всё делалось по закону.
– Смотри, – вставила слово заботливая Паола, – смотри, как бы этот тяжеловес и тебя не спустил с лестницы.
– А мы пойдём туда вместе с Диего. Пойдёшь, Диего? Ведь наш профессор молод и полон сил. Не дашь меня в обиду, Диего? И мы вместе раскроим этому новому жильцу его толстую физиономию, я хотел сказать – «морду», но в присутствии дамы, как благовоспитанный супруг…
Слушая эту забавную болтовню всегда такого выдержанного и серьёзного сеньора Хосе, Паола и Диего посмеивались, так как прекрасно понимали, что это – результат «дегустации» французского вина. Они знали, что, стоит Хосе выпить лишнюю рюмочку, он тут же превращается в весёлого мальчугана, остряка и балагура. Говорить с ним в это время о чём-то серьёзном бесполезно.
Гость и хозяева ещё немного посидели в гостиной, досмотрели по телевизору смешную комедию с Фернанделем «Закон есть закон» и разошлись по своим комнатам. Прощаясь с Паолой, Диего ещё раз уверил её, что ничего серьёзного, у её милой соседки нет.
– Шизофрения – это тяжёлое психическое заболевание, – сказал профессор Диего, – это изменение личности, снижение активности, бред, галлюцинации, душевное волнение, когда человек перестаёт понимать значение своих действий, руководить ими… Ничего подобного у сеньоры Марианны ни вы, ни я не наблюдали, она в очень плохом настроении – это понятно, но, поверьте мне как только что-то прояснится, ну вот хотя бы с её домом, как только найдутся её дети – не могли же они куда-то бесследно исчезнуть? – так сразу эта женщина придёт в себя, вернётся её прежнее состояние.
– Она всегда была такой жизнерадостной, такой очаровательной собеседницей, всегда вежлива, доброжелательна. Это было самое приятное соседство!
– Я верю вам, – улыбнулся Диего, – ваша соседка и сейчас производит самое приятное впечатление. И я надеюсь ещё увидеть её в прежнем добром расположении духа, да и вас, милая Паола, прошу, будьте благоразумны, помните, что у страха глаза велики. Спокойной ночи!
Немного успокоенная, Паола направилась в спальню, где её благоверный уже крепко спал, сладко похрапывая и хмурясь во сне. Паола позвала служанку, и женщины, осторожно, чтобы не потревожить сна, раздели хозяина дома, укрыли одеялом и погасили свет. Служанка отправилась к себе, а Паола – в одну из своих спален, которых в её доме, так же, как и в доме Марианны, было четыре.
Когда на следующее утро Паола проснулась и поспешила проведать Марианну, её в комнате уже не оказалось. Служанка сказала, что сеньора Марианна ушла очень рано, когда в доме ещё все спали, и не разрешила будить сеньору Паолу. Она очень торопилась и выпила только чашку кофе, хотя служанка ей предлагала позавтракать – она как раз вынула из духовки горячие ватрушки, и фаршированный перец тоже уже был готов.
– О, святая Мария! – вздохнула Паола. – А были ли у неё деньги?
– Я спросила у сеньоры Марианны, не нужны ли ей деньги, – отвечала горничная, – но сеньора Марианна сказала, что денег у неё достаточно. Она и мне оставила пятьсот песо, я отказывалась, но она заставила взять. Ах, сеньора Марианна была такая добрая, я её хорошо помню! Сеньора Марианна ничуть не переменилась. А горе-то, какое, люди говорят, что сеньор Луис приказал долго жить?…
– Да, Роза, – вздохнула Паола, – мы все под Богом ходим. Сегодня мы есть, а завтра Всевышний призовёт нас к себе… Что делать, все мы смертны… Но куда же, пошла Марианна? В такое время… Ты говоришь, она ушла, когда ещё не было семи?
– Да, хозяйка, я как раз смотрела на часы, чтобы ватрушки не пригорели и чтобы выпеклись хорошо. Было ровно половина седьмого. И тут как раз заходит на кухню сеньора Марианна и просит извинить, что оставляет здесь свою большую сумку, говорит, что больше оставить ей негде, её, говорит, из её же дома выгнали. Как лиса зайца. И сказала, что ей надо срочно навестить сеньору Джоанну. Наверное, говорит сеньора Марианна, уж Джоанна то знает – не может не знать! – где находятся Бето и Марисабель. Я говорю: «Уж позавтракайте, сеньора Марианна, всё свежее, с пылу – с жару, ватрушки вот, перец наш мексиканский». А она: «Нет, Роза, не могу, спешу. Вот как только узнаю, что к чему, так уж тогда позавтракаю!»
– Ах, вот оно что! – спохватилась Паола. – Как это я сразу не догадалась? Конечно, конечно, сеньора Джоанна должна всё знать! Кому, как не ей, знать, куда подевались молодые, почему продали дом… Спасибо, Роза, что сказала. А то я сильно беспокоилась, у бедняжки Марианны столько неприятностей, как бы с ней чего не случилось!…
А в это самое время Марианна уже сидела на просторном диване в комнате Джоанны и слушала её горькие жалобы. То есть жалобы были обоюдные, и обе женщины наперебой изливали их друг другу. Печальные новости перемешивались со слезами, обе были взволнованы, обе были рады встрече.
Едва завидев Марианну, так непохожую на себя прежнюю, с бледным растерянным лицом, с горящими вопрошающими глазами, Джоанна кинулась к ней со словами: «Живы! Живы, здоровы и Бето, и Марисабель!» Этих живительных слов было достаточно, чтобы Марианна пришла в себя после долгого кошмара неведения, убийственной неизвестности.
Но у Джоанны тоже было от чего отчаяться и сетовать на судьбу. И появление Марианны было для неё возможностью излить свои слёзы родному человеку, посоветоваться, как быть и как жить дальше. Проблемы, словно тяжёлые камни во время камнепада, обрушившиеся на Джоанну, были, что называется сугубо делового свойства. Напомним, что Джоанна – бывшая танцовщица – всю свою энергию, все силы и средства отдавала любимому своему детищу – хореографическому училищу. И дела в её танцклассах шли успешно. У неё работали первоклассные педагоги-хореографы, опытные балетмейстеры, из её заведения выходили прекрасные балерины и танцовщики, которые пользовались неизменной любовью публики и были желанными премьерами и примадоннами в самых престижных театрах Мексики и других стран. Казалось бы, откуда свалиться несчастью? Но оно свалилось и нанесло непоправимый удар по делу всей жизни Джоанны: в Мексику приехала знаменитая на весь мир русская балерина, до этого работавшая на Кубе, и на её зов сбежались, слетелись все, кто только хотел танцевать. Русская знаменитость в один миг сделала то, на что у Джоанны ушли годы, – создала балетную школу, арендовав шикарное помещение, переманив к себе всех лучших педагогов, балетмейстеров и концертмейстеров. Откровенно говоря, сама знаменитость никого не переманивала и даже не заботилась о рекламе. Весть о её училище облетела Мексику, и все, кто имел хоть какое-то отношение к танцам, ринулись туда. Из училища Джоанны ушли лучшие девчонки и мальчишки, впечатление такое, что те, кто остался, остались только из сострадания к ней – униженной и оскорблённой. Одновременно с ударом моральным произошёл тяжелейший удар материальный! Её школа позорно не выдержала конкуренции с другой престижной школой, а материальный урон просто не поддаётся подсчёту!… Одно предательство следовало за другим, к русской балерине перебежали костюмерши, гримёры, служащие сцены, даже мастера, изготовляющие балетные туфли, перекинулись к сопернице, потому что та знаменитей, да и платит больше!
Как могла, Марианна утешала любимую ею Джоанну. Конечно, всё, что произошло, – чудовищная несправедливость! Конечно, Джоанна не заслужила таких унижений со стороны тех, с кем работала рука об руку, с кем создавала свою школу, добивалась хороших результатов. Разве не её ученицы танцуют сейчас на лучших сценах мира? Разве не её кордебалет, как писали самые авторитетные критики, – каждая из танцующих на заднем плане могла составить гордость любого балетного спектакля, быть солисткой, примадонной?!
– Но, милая, – убеждала подругу Марианна, – это плохо, это обидно, это незаслуженно, но это не несчастье, и не безвозвратно! Твоё умение, твой опыт остались при тебе! Я, наши дети – мы объединимся, мы что-нибудь придумаем, мы вместе не пропадём! Твоя школа ещё возродится!
– Но каково предательство! – горячилась Джоанна. – Мои балетмейстеры, мои художники, забыв приличия, слетелись туда, как мухи на мёд! Конечно, имя её громкое! Но где же, национальная гордость, достоинство? Они его забыли! Или не имели никогда!
– А ты не пробовала говорить с самой знаменитой Дамой-Маэстро? Хочешь, я пойду и поговорю с ней? Может быть, она даже не знает, что те, кто сейчас работают в её училище, просто дезертировали, сбежали от тебя?
– Что ты говоришь, Марианна? – качала головой Джоанна. – Как можно идти на такое унижение? Ну, прогонит эта русская моих «дезертиров», как ты их называешь. И что же? Я возьму их обратно? Давайте, дорогие перебежчики, опять вместе работать?» Не-ет, школы мне уже не восстановить, удар, как говорится, нокаутирующий.
