Текст книги "Луис Альберто"
Автор книги: Хосе Антонио Бальтазар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 35 страниц)
– А почему ты понял, что ты не испанец, а мексиканец? – спросил старик. Петер растерянно пожал плечами. – Может быть, ты вспомнил, как тебя зовут? – спросил Татав нерешительно.
Петер задумался на минутку и ответил:
– Нет, этого я не помню.
Татав взволнованно прошёлся по комнате и спросил:
– Ну, и что же ты собираешься делать?
Петер растерянно пожал плечами.
– Пока я этого не знаю, – сказал он. – Мне нужно сначала привыкнуть к этой мысли, хорошенько всё обдумать.
– А как же Анна?
Петер растерянно посмотрел на девочку, потом на старика и сказал:
– Я же говорю, что мне нужно всё хорошенько обдумать.
– А что тут думать? – удивился старик. Ведь не хочешь же ты ехать на этом корабле в Мексику и там расспрашивать у каждого встречного, кто ты и откуда…
Старик больше всего боялся, что именно так Петер и собирается поступить. Но Петер и сам пока не знал, что он будет теперь делать. Он прошёлся по комнате, посмотрел на дочь, потом вышел из дома и опять направился к берегу.
Шлюпка ещё не уплыла, но пассажиры уже садились в неё, когда Петер подбежал к Алексису и отозвал его в сторонку. Алексис удивлённо посмотрел, но последовал за ним.
– Долго вы ещё будете здесь стоять? – спросил Петер.
– Ну, ещё около трёх суток простоим, – ответил парень и спросил: – А для чего тебе это знать?
– А как я могу поговорить с капитаном?
Алексис подумал немного и ответил:
– Капитан Джеймс завтра тоже прибудет на берег. Вот тогда вы и сможете его увидеть.
– Спасибо вам, вы очень выручили меня! – воскликнул Петер и побежал в деревню, оставив Алексиса в полном недоумении.
А Татав тем временем не находил себе места. Он очень боялся, что Петер всё же решит уехать и заберёт Анну с собой. Старик понимал, что не может, не имеет права отговаривать Петера от этого поступка, но не мог себе представить, что он опять останется один на этом проклятом острове, опять потеряет семью, которая у него появилась.
Петер опять ворвался в дом, громыхнув дверью. От этого шума маленькая Анна проснулась и заплакала.
– Вот видишь, что ты наделал! – с укором сказал старик. – Ты её разбудил.
– Прости меня, я не хотел, – попросил Петер виновато, подошёл к Анне, взял её на руки и стал качать. Малышка утихла.
– Положи её на место, – сказал старик. – Она только что поела, а ты трясёшь её, как в шторм.
Петер послушно положил ребёнка в кроватку, подошёл к Татаву и шёпотом сказал:
– Завтра на берег приедет капитан этого корабля, и я хочу поговорить с ним.
– По какому поводу ты хочешь с ним поговорить? – испуганно спросил Татав. – Уж не собираешься ли ты отправиться в Мексику, как я и предполагал?
Петер опустил голову и тихо сказал:
– Именно это я и собираюсь сделать.
– А как же Анна? – попытался образумить его Татав. – Как ты собираешься поступить с ней?
– Пока не знаю, – честно признался Петер. – Но завтра я хочу выяснить у капитана две вещи. Первая – могу ли я устроиться на судно матросом или ещё кем-нибудь, чтобы отработать деньги на билет до Мексики, и вторая – смогу ли я кормить грудного ребёнка на корабле. Ведь наверняка у них это предусмотрено, и на судне есть специальное детское питание.
– А если нет? – спросил Татав.
– Ну, тогда и разговаривать не о чем, – развёл руками Петер.
В эту ночь не спал ни он, ни Татав. Оба они думали об одном и том же, но каждый думал об этом по-разному.
А наутро, когда Петер, наскоро позавтракав, стал собираться на берег, Татав подошёл к нему и спросил:
– Петер, ты хорошо всё обдумал?
Петер посмотрел на старика, грустно улыбнулся и сказал:
– Пойми, Татав, я не могу по-другому…
Шлюпка уже причалила к берегу, когда Петер пришёл на пляж. Алексис издали увидел его, помахал ему рукой и сказал капитану:
– Вон тот человек спрашивал о вас вчера. Это он хотел с вами поговорить.
Петер подошёл и поздоровался.
– Это вы хотели со мной поговорить? – спросил капитан.
– Да, я, – кивнул головой Петер.
– И о чём же вы хотели поговорить?
Петер нерешительно начал:
– Дело в том, что мне крайне необходимо вернуться в Мексику. Но у меня совсем нет денег на билет на корабль. К тому же у меня на руках грудной ребёнок. Вот я и хотел узнать у вас, не могу ли я устроиться к вам на корабль матросом на один рейс, чтобы отработать деньги на билет, и ещё: есть ли у вас возможность на корабле прокормить грудного ребёнка?
Капитан подумал немного и ответил:
– К сожалению, я вынужден вас огорчить. Ребёнка мы прокормить сможем, а что касается вас – мне категорически запрещено нанимать на работу людей без специального разрешения. Поэтому я ничем не могу вам помочь.
Петер грустно кивнул головой, посмотрел на корабль, который качался на волнах в лучах восходящего солнца, и побрёл домой, попрощавшись с капитаном и Алексисом.
Придя к себе, он даже не зашёл в дом, а сел на крыльцо.
Татав увидел его только через час, когда выносил из дома грязную воду после мытья полов.
– Ну как? Поговорил? – спросил он, садясь рядом с Петером.
В ответ тот лишь кивнул головой.
– И что он тебе ответил?
– Он сказал, что не может взять меня к себе на работу без специального разрешения, хотя на судне и есть возможность кормить грудного ребёнка… А это значит, что я никогда не смогу вернуться в Мексику и никогда не узнаю, кто я такой, чью фамилию должна носить моя дочь. Ведь у меня нет денег на билет, а смогу ли я решиться на этот поступок потом, я не знаю!
– А это очень важно для тебя? – спросил Татав.
– Конечно, – ответил Петер и тяжело вздохнул.
– Подожди, – сказал старик и встал. – Я сейчас вернусь.
Он вошёл в дом, подошёл к своему сундуку, открыл его и стал рыться, пытаясь что-то отыскать. Рылся он довольно долго и упорно, и наконец, нашёл то, что ему было нужно.
Петер всё ещё сидел на прежнем месте, когда Татав вышел во двор и сказал:
– Возьми вот это и делай так, как подсказывает тебе сердце.
Петер оглянулся и увидел в руках старика большое жемчужное ожерелье, о котором так много слышал.
А через три дня старый Татав стоял на берегу, и сквозь слёзы смотрел на тающий в вечерней дымке корабль. Но в голове у него до сих пор звучали слова Петера:
– Помни, Татав, что где-то далеко у тебя есть брат, твой родной брат, и его дочь. Мы обязательно увидимся…
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Да, иной раз человек, который ещё совсем недавно наслаждался жизнью, любил и был любим, проводил всё своё время с дорогими его сердцу людьми, не думал о плохом, а тем более о смерти, жил в роскошном доме, не отказывал себе ни в чём, и смотрел в будущее с надеждой, зная, что завтрашний день принесёт ему только добро и радость, неожиданно оказавшись в сложной ситуации, без поддержки близких, в чужой стране, в чужом, ставшем уже ненавистным городе, находясь в состоянии постоянного беспокойства, страха за свою судьбу, за судьбу детей, перенеся всевозможные лишения и душевные страдания и не надеясь найти выход из создавшегося положения, смиряется, отдаёт себя в руки провидения и, хотя в нём ещё и теплится надежда на что-то светлое, хорошее, он становится не похож на самого себя, замыкается, чувствует себя самым несчастным на земле и перестаёт бороться… Бороться за свою жизнь, за своё счастье… Именно это и происходило в последнее время с Марианной. Она не хотела себе признаться в том, что её внутренние силы, которые, казалось, никогда не иссякнут, постепенно покидали её. Временами бедной, обессилевшей от невзгод, женщине чудилось, что она сходит с ума.
Чувствуя свою беспомощность перед жестокой, не знающей пощады повседневностью, пережив потерю любимого мужа и бесчеловечный обман, с трудом оправившись от болезни, Марианна не знала, даже не могла предположить, что ей делать дальше, какие ещё испытания ей уготовила судьба…
На какое-то время добрая Тангам и её замечательная семья вдохнули в сердце Марианны маленькую искорку надежды, заставили её отвлечься от горестных переживаний, почувствовать себя нужной людям, ощутить себя не лишним в этом странном, непредсказуемом мире человеком…
Марианне приходилось начинать, как говорится, с нуля. Ей пришлось забыть, выкинуть из головы всё связанное с её родиной, с Мексикой. Она не была уже более доньей Марианной Сальватьерра, уважаемой всеми особой, которую все знатные люди столицы считали за честь видеть у себя в гостях… Она не была уже матерью Бето и Марисабель, хозяйкой большого дома и хранительницей семейного очага… Тогда кем же она стала? На этот вопрос Марианна долго не могла найти ответа. Мануэль Партилья, рядовой служащий консульства, принял её за мошенницу, нищенку, обманщицу и… Об этом даже страшно подумать… За женщину лёгкого поведения… Такого стыда и позора Марианна не переживала никогда прежде. Она никак не могла понять, за что небеса обратили на неё свой гнев? Что она такого плохого сделала в своей жизни, в чём состоит её грех, за который приходится расплачиваться столь, дорогой ценой? Марианна лихорадочно старалась припомнить какую-нибудь провинность перед Всевышним, совершив которую она в наказание могла потерять мужа и обречь себя на невыносимые мучения. Но, поразмыслив, она пришла к выводу, что не заслуживает такой кары. Марианна была человеком богобоязненным, беспрекословно соблюдала все заповеди, и помыслы её всегда были чисты.
«Каждый человек должен хотя бы раз в жизни пройти через испытания, – думала она по ночам, когда не могла сомкнуть глаз. – Эти испытания посылаются свыше, и нам не суждено их предугадать… От того, как мы их преодолеем, и зависит наша дальнейшая судьба. Нужно только набраться терпения, ждать и надеяться».
И Марианна надеялась. Надеялась на то, что когда-нибудь, рано или поздно, этот ад закончится, она снова обретёт себя, снова станет доньей Сальватьерра, вернётся в Мехико, будет жить в окружении любимых детей, вечно будет помнить Луиса Альберто и останется верна ему до конца своих дней.
Но тянулись дни, за ними пролетали месяцы, а выхода из столь трудного положения не было видно. Иногда Марианне казалось, что это всего-навсего обыкновенный сон, ночной кошмар, что стоит только открыть глаза, и все несчастья мгновенно улетучатся, она проснётся в своём родном доме, в своей кровати, а рядышком будет мирно посапывать живёхонький, целый и невредимый Луис Альберто, что дверь её спальни приоткроется, и на пороге появятся счастливые и радостные Бето и Марисабель. И как тяжко Марианне было сознавать, что всё происшедшее с ней было реальностью…
Несчастная работала не покладая рук. Ей хотелось забыться, и она трудилась день и ночь. За те несколько месяцев, что Марианна провела в госпитале Святого Сингха, она исхудала, на лице её никогда не появлялся румянец, тот самый румянец, который говорит о здоровье и жизненной энергии его владельца.
Она спала по четыре часа в сутки, всячески старалась помочь, облегчить страдания больных, заставить их поверить в свои возможности, в то, что недуг можно победить, если действительно хочешь этого, прикладываешь все силы. И пациенты любили Марианну. Скажем больше, они души в ней не чаяли и хотели, чтобы за ними ухаживала только она, и никто больше… И в этом не было ничего удивительного. Пережив столько страданий, испытав столько душевных мук и поборов желание покончить с собой, Марианна не могла, не имела никакого морального права оставить в беде этих несчастных, поражённых порой неизлечимыми болезнями людей. Она, словно родная мать, заботилась о своих пациентах, а те как могли, старались отплатить ей добром. Но Марианна была по-настоящему счастлива только тогда, когда больные, которые ещё совсем недавно не могли ходить, принимать пищу и даже разговаривать, наконец выздоравливали. А невинное создание семи лет от роду, маленькая девочка, которую привезли с горевшего лайнера «Тамиланд», потерявшая много крови, обожжённая с головы до ног, благодаря неимоверным усилиям Марианны, которая не отходила от её кроватки, в скором времени пошла на поправку, заулыбалась, глаза её излучали жизнерадостность. Девочка, попросив бумагу и карандаш, здоровой рукой нарисовала рисунок, на котором изобразила Марианну, а в нижнем углу листка приписала: «Я тебя люблю».
Конечно же, рисунок оказался какой-то неумелый, в непонятных, смешных каракулях едва можно было угадать портрет сердобольной медсестры, но он был настолько пропитан любовью и детской неподдельной искренностью, что Марианна прослезилась от нахлынувших на неё чувств и не расставалась с этим «живописным холстом», нося его в нагрудном кармане своего белого халата.
Когда выздоровевшую девочку выписали из госпиталя, её родители благодарили Марианну за заботу, совали ей конверт с деньгами, но она вежливо отказалась, не взяла банкноты, хотя очень нуждалась в средствах. Марианна знала, что самые большие богатства на земле – это любовь, сострадание, которые нельзя купить ни за какие деньги.
Ауробиндо Кумар был очень доволен своей новой помощницей. Не успевал он давать Марианне какие-либо поручения, как она со всех ног бросалась их выполнять. Доктор не переставал восхищаться, с какой самоотдачей и желанием она работает.
Иногда, в редкие минуты отдыха, они пили крепкий чай в ординаторской и разговаривали по душам. Марианна не скрывала ничего из своей жизни, но не жаловалась, а рассказывала Кумару о приключившихся с ней несчастьях спокойно, как-то рассудительно, словно несчастья уже не тревожили её, отошли в далёкое прошлое. Но от опытного, намётанного взгляда бывалого врача не могли ускользнуть некоторые симптомы в поведении Марианны, которые его очень беспокоили. Марианна часто устремляла взгляд в одну точку, задумывалась, вдруг переставала поддерживать беседу, на женщину как будто находила апатия, её ничто не волновало, а лицо выражало равнодушие и скрытую, затаившуюся где-то в самом сокровенном уголке души печаль.
Ауробиндо всячески старался вывести Марианну из депрессии, предлагал ей отдохнуть, чтобы хоть немного успокоиться и привести свои нервы в порядок, говорил, что он справится и без неё в течение нескольких дней, что он боится за её здоровье.
Но Марианна только улыбалась в ответ и принималась за работу с ещё большим рвением.
Когда же Ауробиндо однажды позвали к телефону, и он услышал в трубке всхлипы Гиты, молившей доктора помочь её господину, которому на охоте ранили ногу, у него не возникло никаких сомнений по поводу того, кого именно взять с собой во дворец раджи.
Амитах поправлялся быстрее, чем могли ожидать Марианна и Ауробиндо Кумар. С каждым днём взгляд его становился всё яснее, у него проснулся просто-таки волчий аппетит, раджа мог без умолку болтать со своей сиделкой, получая от, казалось бы, пустых и никчёмных разговоров истинное удовольствие.
Раджа сам ещё не понимал, что какая-то необъяснимая сила влекла его к Марианне. Ему нравился её голос, он мог часами, не отрываясь, смотреть в её честные, правдивые глаза. После развода Амитах был не в состоянии долго находиться наедине с женщинами, они вскоре после знакомства начинали его раздражать, казались ему глупыми и полными корысти существами. Но теперь… Теперь всё было как-то по-другому… Марианна оказалась совсем не такой, как все остальные особы слабого пола. Буквально за несколько минут Амитах смог убедиться, что у неё нет никакой задней мысли, что она относится к нему не как к миллионеру, который при случае сможет одарить её золотом, а как к человеку, которому сострадает и желает, чтобы он поскорей поправился и встал на ноги.
Амитаху было хорошо с Марианной. Хорошо, легко и свободно. Даже когда они ни о чём не разговаривали, а женщина просто сидела рядом с кроватью и мирно читала книгу, раджу охватывали необычайное спокойствие и душевное равновесие.
Но вот настал день, когда можно было снять гипс, с простреленной ноги Амитаха. Ауробиндо Кумар приехал во дворец сразу после завтрака и прямиком направился в спальню раджи, которая на три недели превратилась в больничную палату.
– Здравствуйте, доктор! – радостно сказала Марианна, завидев на пороге сутулую фигуру Кумара. – Как поживают наши пациенты в госпитале? У меня такое ощущение, что я не была там уже целую вечность.
– Не волнуйтесь, моя дорогая Марианна, – отвечал Ауробиндо, ставя свой саквояж на ночной столик. – Всё в полном порядке, хотя, признаюсь, все скучают по вас, спрашивают, когда вы вернётесь. Судя по всему, ждать им осталось недолго. Вот снимем гипс и можем приступать к своей основной работе. Я смотрю, выглядите вы довольно-таки неплохо, – это уже Кумар обратился к Амитаху, который неподвижно лежал на кровати и печально смотрел в потолок.
– Что бы я делал, если бы не Марианна? – вздохнув, сказал раджа. – Она – моя спасительница, оберегала меня дённо и нощно от всяческих невзгод.
– Тяжело будет расставаться? – Ауробиндо склонился над загипсованной ногой и незаметно для Амитаха подмигнул Марианне.
– Тяжело, – серьёзно ответил Харамчанд. – Я даже не мог себе представить, насколько это будет тяжело…
Доктор пропустил мимо ушей слова раджи, он уже был весь в приготовлениях, держа в руке специальные ножницы с закруглёнными концами.
Но у Марианны вдруг что-то ёкнуло в сердце. Она почему-то боялась поднять глаза на Амитаха, хотя чувствовала, что он на неё смотрит. Она и сама не ожидала, что в минуту расставания с раджой на неё нахлынут странные чувства. Она представила себе, что больше никогда не увидит этого человека, и холодные, колючие мурашки побежали по её спине.
Марианна уже успела привыкнуть к Амитаху. Все три недели, что женщина провела во дворце, она ни на минуту не отходила от кровати больного, делала ему уколы, кормила из ложечки, следила, чтобы не было сквозняков, занимала раджу беседами.
По иронии судьбы Харамчанд оказался именно тем человеком, кому Марианна открылась полностью, она говорила ему такие вещи, которые не могла сказать даже Тангам или доктору Кумару. Она делилась с Амитахом самым сокровенным и почему-то совсем не стеснялась его, не боялась, что он не поймёт, что начнёт смеяться и подшучивать над ней. Наоборот, раджа принимал все её слова близко к сердцу, выслушивал её исповеди внимательно, не перебивая, старался подбодрить Марианну, уверял её, что самое страшное уже позади, а впереди её ждёт долгая и счастливая жизнь…
Наблюдая, как Ауробиндо Кумар осторожно, точно выверенными движениями сдирает гипс с помощью кривых ножниц, Марианна вдруг поняла, что нашла в Амитахе настоящего, искреннего, честного друга. И как ей раньше не приходило это в голову?
– Так, так, потерпите немного. Понимаю, больно. Но не до такой же, степени! – заботливо говорил доктор, видя, как по щеке Харамчанда катится маленькая солёная слезинка.
Марианна вдруг почувствовала, что раджа заплакал не от боли, а от чего-то другого. Лицо Амитаха было совершенно спокойным, лишь слёзы выкатывались из краешка его закрытого глаза.
«Что случилось? – взволнованно подумала Марианна. – Даже когда Харамчанду прострелили ногу, он не рыдал от боли. А тут… Неужели ему действительно настолько тяжело расставаться со мной? Но почему? Этого не может быть! Кто я такая – обыкновенная сиделка, медсестра! Зачем же так убиваться-то?»
Марианна сама чуть не заплакала. Ей был глубоко симпатичен Амитах. Он много рассказывал ей о своей жизни, и из этих слов Марианна поняла, что раджа по-своему несчастен, что его душа, так же, как и душа Марианны, разрывается от какой-то обиды, горечи, несправедливости… Марианна была бы рада помочь Харамчанду, облегчить страдания, которые он всячески старался скрыть, но не знала, как, каким образом…
– Вот и всё. – Ауробиндо закончил возиться с ногой пациента, и на полу, у кровати лежали две половинки гипсовой лангеты, напоминавшие по своему внешнему виду клюшки для хоккея на траве. – А вы боялись… Ну-ка, попробуйте согнуть ногу в колене…
Амитах повиновался. Он приподнялся на локтях и хотел, уже было выполнить рекомендацию врача, но сильная, ноющая боль прошла через всю его ногу и застряла где-то в затылке. На этот раз слёзы хлынули из глаз раджи уже от боли.
– Ничего-ничего, это всегда так бывает сразу после того, как со сломанной конечности снимают гипс, – затараторил Ауробиндо, как бы оправдываясь и незаметно для самого себя, переходя на язык, которым пишутся медицинские энциклопедии. – У вас раньше случались переломы?
– Да, в детстве, – произнёс Харамчанд, сжимая зубы. – Я играл в поло, упал с коня и сломал палец на руке…
– Ну, вот видите, в данный момент с вашей рукой всё в порядке. Уверяю вас, не пройдёт и нескольких недель, а вы уже будете бегать, как жеребёнок.
– Быть может, Амит… – Марианна запнулась. В Индии было не принято называть раджей по первому имени. Отметив про себя эту оплошность, она решила в дальнейшем следить за тем, что она будет говорить, дабы не вводить в смущение Харамчанда и его слуг. – Быть может, господину следует дать болеутоляющее…
– Вам действительно очень больно? – спросил Кумар у раджи, который сидел на краешке кровати в какой-то неестественной позе.
– Не могу понять, – признался Амитах. – Поначалу аж в глазах потемнело, а теперь вроде бы получше. – И он медленно согнул и разогнул ногу.
– Вы, наверное, не прочь были бы встать и немного пройтись? – сказала Марианна, наблюдая за пока ещё неловкими движениями своего нового друга.
– О, да! – воскликнул Харамчанд. – Кажется, что от долгого лежания у меня затекло всё, что только можно. Признаюсь, я бы не отказался сейчас пробежать добрую сотню миль.
– На вашем месте я бы этого не делал, – Кумар предупреждающе поднял руку. – Ваш организм ещё слишком слаб для таких непомерных нагрузок. Советую вам, господин Амитах, полежать денёк-другой, принять ванну. В тёплой воде рекомендуется делать массаж сросшейся кости… Вы слышите меня?
Ауробиндо спросил так потому, что раджа, казалось, действительно его не слышал. Отсутствующий взгляд Амитаха был устремлён на Марианну, которая заняла привычное для себя за последние три недели место – на стуле у самой кровати.
– А? Что? – Харамчанд словно очнулся от крепкого сна.
– Я посоветовал вам повременить с прогулками, – напомнил Кумар. – Во-первых, вы ещё не совсем готовы для подобного времяпрепровождения. Физически не готовы. А во-вторых, нам с Марианной через несколько минут нужно будет покинуть дворец, мы торопимся в госпиталь, там накопилось много дел. Одному вам ходить категорически запрещается, не ровен час упадёте откуда-нибудь, с лестницы, например. Вас обязательно кто-нибудь должен страховать. Мне думается, на эту роль не подходит ни один из ваших слуг. Поэтому, прошу вас, не форсируйте ваше выздоровление, всё и так идёт своим чередом.
– Я понимаю… – сказал раджа потухшим голосом.
– Вот и чудненько,– Ауробиндо Кумар положил ножницы в саквояж и направился к двери. – До свидания, господин Амитах. Я ещё загляну к вам на неделе, проведаю вашу ногу.
– Я же должен заплатить вам за лечение, – спохватился Амитах и хлопнул в ладоши, намереваясь таким образом позвать в спальню Зиту или Гиту.
– Не стоит торопиться, – успокоил его доктор. – Как у вас появится свободная минутка, переведите мой гонорар на счёт госпиталя Святого Сингха. В последнее время государство задолжало нам немалую сумму… Вы же знаете, что мы бюджетная организация…
– Да-да, завтра же деньги будут переведены на счёт больницы, – сказал Амитах. – А сейчас примите от меня этот скромный подарок. Только не отказывайтесь.
Харамчанд взял с ночного столика золотой портсигар и протянул его доктору.
– Право же… Я даже как-то не знаю… – замялся Ауробиндо Кумар. Пунцовая краска залила его лицо, ведь никогда прежде ему не приходилось получать взятки.
– Берите, не стесняйтесь, – улыбнулся Харамчанд. – Вы же курите как паровоз… А то я могу обидеться.
– Ну, раз вы так настаиваете, – пробормотал доктор, взял из рук раджи партсигар, и принялся его разглядывать.
Марианна наблюдала за Кумаром и не могла сдержать улыбки. Ауробиндо заметил насмешливый, но не злобливый взгляд своей помощницы, и спрятал золотой подарок в карман брюк. Он почему-то сделал это так будто только что украл этот портсигар и боялся, что его застукают на месте преступления.
– Не вижу ничего смешного, – тихо, еле слышно сказал он Марианне и незаметно для Амитаха показал ей кулак.
Марианна прыснула от смеха и зажала рот рукой, чтобы не рассмеяться во весь голос.
– Ну что, мы идём? – Кумар стоял уже в дверях. – Нас больные ждут.
Улыбку с лица Марианны как рукой сняло. Она медленно поднялась со стула, прошла несколько шагов по направлению к выходу, но вдруг остановилась в нерешительности.
– Прощайте… – прошептала она и не узнала свой сиплый голос.
Действительно, к её горлу подступил горький комок, а дыхание перехватило, будто в лёгкие перестал поступать кислород. Она смотрела на Амитаха, и в этом взгляде раджа мог прочесть всё… Он понял, что Марианне не хочется расставаться с ним, точно так же, как и ему с Марианной. Они слишком привязались друг к другу, чтобы вот так, в один момент разбежаться, разойтись как в море корабли…
– Позвольте мне, – обратился Харамчанд к доктору, – хотя бы несколько минут… Я хочу размяться… Пройтись по коридору… Вы можете обождать пять минут? Марианна помогла бы мне…
– Хорошо, – после небольшой паузы сказал Кумар. – Но только пять минут. Я буду ждать в машине.
С этими словами доктор вышел из спальни. Ещё какое-то время были слышны его приглушённые шаги. Но вскоре стало совсем тихо… Лишь большие позолоченные настенные часы мерно тикали, раскачивая свой массивный маятник.
Марианна, молча, подошла к кровати Амитаха и подставила радже плечо, за которое он тотчас же ухватился. Харамчанд оказался неимоверно тяжёлым, Марианна чуть не упала под его весом. А может быть, это она была слишком слаба…
Амитах тяжело ступал по покрытому пушистым ковром полу, опираясь на хрупкую спину Марианны. Они шли по длинному, тёмному коридору, лишь вдали, у самой лестницы горела длинная восковая свеча – Харамчанд хотел, чтобы его дворец оставался в точности таким, каким он был во времена его предков, а потому не очень любил электроприборы и пользовался ими только тогда, когда это было необходимо.
Они шли, медленно и молча…
Марианна учащённо дышала. Амитах, сжимая зубы, то и дело издавал жалостливые стоны.
– Вам, не мешало бы, отдохнуть, – наконец сказал он. – Я слишком тяжёл… Простите меня, я не подумал об этом. Честно признаться, я… я… – Амитах запнулся. Он снял руку с плеча Марианны и прислонился к стене. – Идите, вас ждёт Ауробиндо. Он замечательный человек…
– Нет-нет! – воскликнула Марианна. – Я не могу оставить вас одного! Вот доберёмся обратно в спальню, тогда уж я и покину вас.
– Надолго? – спросил вдруг Амитах настолько проникновенно, что у Марианны бешено, заколотилось сердце. Ей стало как-то не по себе.
– Я не знаю, – ответила она после некоторого раздумья.
– Не знаете? – Харамчанд грустно опустил глаза. – Впрочем, что в этом такого? Действительно, откуда вам знать, ведь в госпитале столько работы… Да и наша встреча – это тоже часть вашей работы.
– Нет! – вскричала Марианна, и слёзы невольно выступили на её глаза. – Не говорите так!
– А что я плохого сказал? – спокойно, даже несколько сухо проговорил раджа. – Вы пришли сюда для того, чтобы нести дежурство, ухаживать за больным… А все наши разговоры… Так, пустое. Одним словом, ерунда…
– Нет, не ерунда, – Марианне было трудно говорить. Ей не хотелось показывать Амитаху, что она плачет. – Я тоже раньше так думала… Думала, что богатые люди… Вы знаете такую пословицу: «Сытый голодному не товарищ»?…
– Ха–ха, – Харамчанд рассмеялся от такого сравнения. – Эго я, значит, сытый, а вы голодная?
– Не смейтесь, – голос Марианны дрожал. – Вы прекрасно понимаете, что я хотела сказать. Но вы… Вы хоть и сытый, а оказались совсем неплохим товарищем… Спасибо вам за это… А сейчас мне надо идти… Вот только провожу вас до спальни…
– Умоляю вас, не торопитесь. – Амитах поднёс руку к груди. – Только представьте себе, что через несколько мгновений мы расстанемся, и кто знает, быть может, больше никогда не встретимся… Нет, я даже не хочу об этом думать. Как это не покажется странным, но я не представляю себя без вас… Вы так неожиданно ворвались в мою жизнь… С тех пор как умерла моя мать, я один. Вы даже не можете себе представить, каково это – двадцать пять лет существовать в одиночестве… И сейчас я опять останусь один… Буду разговаривать со стенами, с баобабом, который одинок так же, как и я.
– Но у вас же, столько знакомых… – сказала Марианна.
– Нет, это совсем другое… Читали «Маленького принца»? Помните лиса? Он говорил примерно так: «Ты в ответе за того, кого приручил». Я точно не помню этой фразы, но смысл примерно такой… Я прикипел к вам, Марианна… Так верная собака прикипает к своему хозяину. Дайте же мне время для того, чтобы отвыкнуть от вас… Не покидайте меня сейчас… Прошу… – Амитах замолчал. В полумраке длинного коридора Марианна отчётливо видела его глаза… Глаза, полные печали и мольбы…
– Я постараюсь, – сказала она неуверенно. – Если господин Кумар разрешит…
– Он разрешит, обязательно разрешит, – громко зашептал раджа. – Вы только хорошенько его попросите. Он разрешит…
Марианна не знала, что ей делать. Если бы на месте Харамчанда был какой-нибудь другой мужчина, с которым Марианна была бы знакома всего несколько дней, она бы сочла его слова пошлыми…
Но в действиях и словах Амитаха не было даже намёка на непристойность, наоборот, в ту минуту от раджи исходили какая-то теплота, нежность и душевная чистота. Марианна твёрдо решила, что не оставит этого уже далеко не чужого ей человека в одиночестве, не сможет предать его, перечеркнуть их дружбу одним опрометчивым и жестоким поступком.
…Ауробиндо Кумар сидел в салоне автомобиля, принадлежавшего госпиталю Святого Сингха, и засовывал в новый золотой партсигар вынутые заблаговременно из пачки сигареты.
– Который час? – нервно спросил он у шофёра.
– Без пяти двенадцать, – флегматично ответил водитель и уткнулся в газету.
– Она же обещала… – Доктор долго решал, куда ему деть пустую пачку, пока, наконец, его взгляд не остановился на пепельнице, доверху наполненной окурками. – Когда же она появится? Одному мальчишке срочно нужно сделать переливание крови…
Кумар попытался запихнуть ставшую уже ненавистной пачку в пепельницу, но из этого ничего путного не получилось. Окурки рассыпались по полу, и водитель недовольно посмотрел на своего шефа.
– Ничего, я подберу, – сказал Ауробиндо, и его голова скрылась под приборной доской.
Марианна сбежала по белоснежным мраморным ступеням и приблизилась к автомобилю. Выглядела она взволнованной, запыхалась и тяжело дышала.
– Простите меня, господин Кумар, – сказала она, открывая дверцу машины.
