Текст книги "Луис Альберто"
Автор книги: Хосе Антонио Бальтазар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц)
– Я не знаю точно…
– Вот вам восемнадцать тысяч долларов. – Бето подписал чек, оторвал его и протянул доктору. – Мы с женой благодарим вас за информацию, а теперь нам нужно спешить.
Доктор Вишну даже не успел сказать «спасибо», он только проводил удивлённым взглядом юношу и девушку, которые быстрее ветра вылетели из его кабинета.
– В ресторан «Британский лев»! – крикнул Бето водителю такси.
Дверцы захлопнулись, и машина сорвалась с места, распугивая мирно дремлющих на тротуаре голубей.
К господину Полю они пробились не сразу. Сначала пришлось долго объясняться с охранником. Но вовремя засунутая за лацкан пиджака десятидолларовая купюра сделала своё дело, и о них доложили куда надо.
Господин Поль спустился к ним через несколько минут. Он подошёл к столику, за которым сидели Бето и Марисабель, и спросил вежливым тоном:
– Мне сказали, что двое иностранцев хотят со мной поговорить по важному делу. Я вас слушаю.
Бето отодвинул стул рядом с собой, приглашая господина Поля сесть, и сказал:
– Дело наше не совсем обычное. Мы не собираемся купить ресторан, как вы, наверное, подумали, мы также не собираемся делать вам никаких других деловых предложений, но мы просим вас внимательно нас выслушать. Если вы сможете нам помочь, мы вас щедро отблагодарим. Вы нас выслушаете?
– Всё зависит от того, что у вас за дело и насколько велика ваша щедрость, – сказал господин Поль, присаживаясь.
– Дело в том, что мы разыскиваем нашу маму, – вмешалась Марисабель. – А в последний раз её видели у вашего ресторана около четырёх месяцев назад. Мы прекрасно понимаем, что за это время в вашем заведении побывало множество посетителей, но всё же, мы надеемся, что охранник, с которым она разговаривала, её вспомнит. У нас есть её фотография.
Марисабель протянула фотографию матери господину Полю. Тот взял снимок, посмотрел на него и сказал с улыбкой:
– Вам совсем не обязательно расспрашивать моих охранников, потому что, я её знаю. Её зовут Марианна.
– Откуда вы её знаете? – воскликнул Бето.
– Это очень просто, ответил хозяин ресторана и грустно вздохнул. – Она приходила устраиваться ко мне на работу, и я даже взял её.
– Она работает у вас? – радостно переспросила Марисабель.
– К сожалению, не работает. У меня очень ревнивая жена. Она приревновала меня к вашей маме, и я вынужден был расстаться с Марианной, как мне не жаль, было это делать.
– Но вы, наверно, знаете, где она теперь? – не терял надежды Бето.
– Нет, этого я не знаю, – удручённо вздохнул господин Поль. – Я знаю только, что если бы моя супруга, пошли ей всевышний долгих лет, не была такой ревнивой и глупой, то Марианна до сих пор работала бы у меня.
Сказав это, господин Поль встал из-за стола, давая понять, что больше ничем помочь не может.
– Сколько я вам должен? – спросил Бето угрюмо и полез в карман за деньгами.
– За что? – спросил господин Поль и ушёл, махнув рукой.
Бето и Марисабель сидели за столиком, не двигаясь, и смотрели в одну точку. Они были раздавлены тем, что от них ускользнула последняя ниточка, последняя надежда.
Бето даже не слышал, как к нему подскочил резвый официант и спросил, что он будет заказывать. Официант постоял минуту, пожал плечами и тихо удалился.
По щекам Марисабель катились крупные слёзы. Она даже не вытирала их, и они капали на скатерть.
Наконец девушка подняла заплаканные глаза, посмотрела на мужа и тихо спросила:
– Что мы будем теперь делать?
Бето поднял голову, посмотрел на жену, подмигнул ей одним глазом и спокойно ответил:
– Искать…
– Где искать? Как искать? – не переставала спрашивать жена, то и дело всхлипывая.
– Я не знаю, – ответил Бето всё так же спокойно. – Мы наймём частных детективов, поднимем на ноги всю индийскую полицию, поместим её фотографии во всех изданиях… Я не знаю, что ещё можно предпринять, но мы не бросим поисков, пока у нас не кончатся деньги или пока мы её не найдём. Ты поняла?
– Да, поняла…
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Петер чувствовал себя очень большим и неуклюжим в этом непривычном для него месте. Он постоянно мешал медсёстрам, которые то и дело пробегали мимо него, катя перед собой то тележки с медикаментами, то носилки для рожениц.
Он стоял вместе с Татавом в родильном отделении городской больницы, перед дверью, за которой сейчас происходило самое большое таинство в жизни – таинство появления на свет человека. За этой деревянной, покрытой белой масляной краской дверью его жена Корасон рожала ребёнка. Его ребёнка.
Мужчины стояли молча. Они всё сказали по дороге сюда, успокаивая перепуганную до смерти женщину и приободряя себя. Теперь слов не осталось, не осталось совсем. Они только обменивались взглядами, давая понять друг другу, что происходит с каждым из них, и, стараясь понять, что творится на душе у другого. И оба они в это время своим сердцем, всем своим нутром были там, за белой деревянной дверью…
Прошёл целый час с того момента, когда Корасон на носилках вкатили в операционную и врач захлопнул дверь перед носом мужчин. С тех пор и Петер, и Татав превратились в слух. Они пытались уловить любой звук, любое движение, которое доносилось из-за двери.
Сначала были слышны громкие, душераздирающие крики Корасон, и Петер готов был сойти с ума от страха и волнения за неё. Но вот уже полчаса, как эти крики стихли, и он стал понемногу успокаиваться. Он даже не обратил внимания на троих врачей в масках и халатах, которые быстрым шагом вошли в комнату.
Татав тогда испуганно посмотрел на него, но не поймал его взгляда и снова углубился в собственные мысли.
Наконец дверь открылась, и в коридор выглянула маленькая худенькая медсестра.
– Ну, что там? – только и смог выдавить из себя хриплым голосом Петер.
Медсестра ничего не ответила. Она обвела мужчин отсутствующим взглядом, и опять закрыла дверь.
Петер взволнованно посмотрел на Татава и спросил:
– Что это значит?
Татав в ответ лишь пожал плечами. Он и сам понимал не больше, чем бедняга Петер.
Через пять минут дверь опять открылась, и оттуда выскочили несколько врачей. За ними бежала та самая медсестра. Она толкала перед собой носилки, на которых лежала Корасон. Женщина была без сознания.
– Что с ней? – испуганно спросил Петер у медсестры, пытаясь приноровиться к её стремительному шагу.
Татав остался далеко позади.
Медсестра взглянула на Петера и коротко ответила:
– Тяжёлый случай, сложные роды…
– Что? Что вы говорите? – переспросил Петер и остановился.
Но медсестра не стала вдаваться в объяснения. Она даже не остановилась, быстрым шагом удаляясь по коридору.
– Что она сказала? – спросил подбежавший Татав, тяжело дыша.
Петер обернулся на его голос, оглядел старика с ног до головы, как будто видел впервые, и сказал:
– Сложные роды… Ты не знаешь, что это значит?
Татав растерянно пожал плечами:
– Нет, не знаю.
– А куда они её повезли?
– Я думал, что ты знаешь… – удивился старик.
– Нет, не знаю, – ответил Петер растерянно.
– Тогда чего мы тут стоим?! – встрепенулся Татав.
Мужчины переглянулись и побежали догонять медсестру. Но она уже повернула в один из боковых коридоров, и они потеряли её из виду. Оглядевшись по сторонам, Петер пробормотал:
– Где же теперь её искать?
– А может, она пошла вон туда? – спросил Татав и показал на один из многочисленных проходов.
Петер посмотрел, куда указывал старик, и ответил:
– С таким же успехом она могла пойти и туда, и туда, и даже вон туда! Я не знаю, куда делась эта медсестра.
Татав почесал затылок и сказал:
– Нужно у кого-нибудь спросить.
– Конечно, нужно, – кивнул головой Петер. – Но у кого?
– Нужно вернуться к той комнате, где мы были, и спросить у кого-нибудь там.
– Да, ты прав! – воскликнул Петер, и они побежали обратно, обгоняя друг друга.
Операционная, около которой они только что стояли, была открыта. Старенькая уборщица стирала тряпочкой пыль с подоконников и поливала их каким-то раствором. Петер подошёл к ней и спросил:
– А куда увезли женщину, у которой принимали здесь роды?
– А я откуда знаю? – ответила уборщица, даже не посмотрев на него.
– Но вы… вы должны знать… – растерянно пробормотал Петер и умоляющими глазами посмотрел на старуху.
Та отложила тряпку, строго взглянула на него и сказала наставительным тоном:
– Я ничего знать не должна. Мне за это денег не платят. Но если вас это так интересует, то после родов женщин и детей кладут в специальную палату, и вход к ним запрещён, пока они, как следует, не отдохнут.
– Но она ещё не родила, – сказал испуганно Петер.
– Как это не родила? – удивилась старуха.
– Сложные роды… – повторил Петер то, что слышал от медсестры.
Старуха посмотрела на него с сочувствием и сказала:
– Ну, тогда вашу…
– Жену, – подсказал Петер.
– Тогда вашу жену повезли в триста шестую.
– А куда это в «триста шестую»? – не понял мужчина.
– Её повезли в операционную, делать кесарево сечение, – объяснила уборщица.
– А это очень страшно? – испугался он.
– Страшного ничего нет, – успокоила его старуха, но приятного мало.
– А как туда пройти? – спросил Петер.
– А туда вам ходить не надо. Вы пройдите в помещение для ожидания и сидите там. Вам всё скажут.
– А долго ждать?
Старуха с усмешкой посмотрела на Петера и сказала:
– Сколько нужно, столько и будете ждать. Или вы спешите?
– Нет, не спешу, – угрюмо ответил Петер и вышел из комнаты.
За порогом его ждал Татав. Старик сразу же подскочил к Петеру и стал расспрашивать:
– Ну что? Ты узнал что-нибудь? Что она тебе сказала?
Петер ничего не ответил. Он только посмотрел на Татава невидящими глазами и прошёл мимо.
– Подожди, ты куда? – удивился тот и поспешил за Петером, который не останавливался и как будто не замечал ничего вокруг себя.
Остановился он только у лифтов. Старик подошёл к нему и спросил:
– Ты можешь мне, наконец, объяснить, в чём тут дело, или не можешь? Что тебе сказали?
Петер посмотрел на Татава. В глазах у него стояли слёзы. Старик понял, что произошло что-то не то. Он весь как-то внутренне съёжился и тихо сказал:
– Скажи мне, что там стряслось?
– Её увезли на операцию, – хриплым голосом ответил Петер.
– На какую операцию? – испугался старик. – Что с ней?
– Я сам толком не понял, – ответил Петер. – Уборщица сказала мне, что её повезли на операцию, раз у неё сложные роды.
– Кто тебе сказал? – переспросил Татав.
– Уборщица.
– Ну-у, мало ли что скажет какая-то уборщица, – попытался приободрить и себя, и Петера Татав.
Однако он понял, что всё идёт совсем не так гладко.
– Ну, а что теперь делать нам? – спросил он.
– Только ждать и всё, – ответил Петер.
– Как это ждать? – возмутился старик. – Мы ведь не можем просто сидеть и ждать!
– А что ты предлагаешь делать? – Петер спокойно посмотрел на старика. – Ты что, можешь родить вместо неё?
– Нет, не могу… – осёкся Татав.
– Ну, тогда не нужно ничего больше. Мы просто будем ждать, и всё. Больше ничем ей помочь мы не можем, как бы нам этого ни хотелось.
Открылась дверь лифта, и друзья поехали вниз, в помещение для ожидания.
– А долго нужно ждать? – спросил Татав по дороге.
В ответ Петер только пожал плечами. Старик понял, что ему сейчас не до глупых вопросов, и умолк.
В помещении для ожидания скопилось полно народу. Здесь были и те, кто пришёл навестить больных родственников, и те, кто ждал известия об операции, которую делали кому-нибудь из родных, и те, кто ждал выписки близкого человека, чтобы помочь ему добраться до дома.
Петер с Татавом огляделись по сторонам, ища место. Однако всё было занято. Кое-как протиснувшись к окну, друзья уселись на подоконнике. Татав посидел молча, а потом сказал:
– Если хочешь, то можешь пойти пройтись, а я пока побуду здесь, чтобы не пропустить, когда нас позовут. А потом ты можешь посторожить, пока я буду гулять. Ведь никто не знает, сколько нам ещё придётся сидеть.
– Нет, спасибо, Татав, – ответил Петер. – Ты иди, если хочешь, а я пока посижу здесь.
– Ну, как знаешь, – сказал Татав, пожав плечами, и спрыгнул с подоконника. – Ты не беспокойся, я не долго. Я только подышу свежим воздухом и сразу вернусь.
Петер кивнул головой, и Татав ушёл.
В помещении каждый занимался своим делом. Какая-то женщина кормила грудью ребёнка, и на неё никто даже не обращал внимания. Один старик рассказывал другому, чем кормят в этой больнице пациентов, и все его внимательно слушали. Двое мужчин в больничных халатах прямо на полу играли в карты, и около них тоже собралась небольшая кучка болельщиков.
Только Петер не мог думать ни о чём, кроме жены. Он сейчас представлял, как над ней собралась целая куча врачей, которые пытаются спасти жизнь её ребёнку. Он сразу вспомнил, как Корасон всё время до родов упрашивала его не готовиться заранее, как она очень боялась, что с ребёнком что-нибудь случится. Но Петер тогда не послушал её, приняв её опасения за простые бабьи страхи. И, как видно, зря.
Он вспомнил детскую кроватку, которую смастерил своими руками ещё полгода назад, вспомнил, как он пытался обсудить с женой, куда они поместят ребёнка, и у них вышла целая ссора из-за того, что Корасон не хотела обсуждать этот вопрос до тех пор, пока ребёнок не родится. Тогда это ему показалось глупостью. Тогда…
Сколько бы он отдал, чтобы вернуть то время!… Сколько бы хотел изменить!… Но время – такая штука, которую никак, никогда нельзя вернуть, нельзя восстановить, как бы этого ни хотелось, и на какие бы жертвы ни готов он был пойти ради этого.
– А вы, по какому вопросу?
Петер очнулся от своих мыслей и осмотрелся по сторонам. Рядом с ним сидел кругленький дядечка в пиджаке и внимательно на него смотрел.
– Вы меня о чём-то спросили? – встрепенулся Петер без всякого интереса к этому человеку.
Мужчина поправил на голове шляпу и опять спросил:
– Вы, здесь по какому вопросу?
– Я? – удивился Петер.
– Да, вы.
– Это не имеет значения, – ответил Петер, который в данный момент не был склонен разговаривать с посторонним человеком.
Но мужчина, напротив, был очень даже не против поговорить. Он поёрзал на подоконнике, устраиваясь поудобнее, и начал быстро и громко говорить:
– А я приехал сюда рвать зуб. У меня, знаете ли, очень больные зубы, и я вынужден каждый год их лечить. Я уже второй раз в этой больнице и, знаете, здесь неплохо лечат зубы, как это ни странно. Раньше я предпочитал лечиться у нашего врача, у нас, знаете ли, есть свой семейный доктор. Но потом один раз, а это было в прошлом году, врача под рукой не оказалось, а у меня, как назло, разболелись зубы. Ну, мне и пришлось ехать сюда, в эту старую больницу, которую уже давно пора отправить на снос. Врачи здесь оказались, на удивление, квалифицированными. Вы не знаете такого доктора – Грифита?
Петер отрицательно покачал головой:
– Нет, не знаю…
– Так вот, этот доктор, – продолжал бестактный господин, – он мне сказал, что я должен…
Тут Петер не выдержал этого напора слов в такой неподходящий момент и сказал, перебив мужчину:
– Меня совсем не интересует, что сказал вам доктор Грифит или кто-нибудь там ещё. Я настоятельно прошу вас оставить свои стоматологические переживания при себе и не донимать меня досужими разговорами. Если вам нечем заняться, то я советую вам почитать что-нибудь.
Мужчина, который уже вот-вот готов был рассказать интереснейшую историю о том, как доктор Грифит посоветовал ему перед сном полоскать рот настойкой из зверобоя и ореховой скорлупы, и как у него после этого перестал болеть зуб, который, к сожалению, теперь всё равно придётся вырвать, вдруг понял, что его не хотят слушать. Он надулся, как сыч, и замолчал, поклявшись про себя никогда больше не помогать человечеству добрым советом.
А Петер продолжал сидеть молча и думать о Корасон и о том, кто сегодня должен появиться на свет. Про себя он решил назвать ребёнка Татавом, если это будет мальчик, и Марианной, если это будет девочка. Но однажды Корасон проговорилась, что ей очень нравится имя Анна и, если у неё будет дочь, она назовёт её именно так. Тогда Петер не стал спорить, но про себя решил, что сумеет отговорить Корасон, и они назовут ребёнка, как ему нравится.
Теперь для него это не имело никакого значения. Петер молил Бога только о том, чтобы ребёнок остался жив, чтобы с ним ничего не случилось во время родов. Корасон была сильная и крепкая женщина, и за её здоровье он совсем не опасался. Но ребёнок, тем более новорождённый, мог не вынести операции и погибнуть.
Петер обвёл мутным взглядом комнату и понял, что он просидел тут довольно долго. Татав уже вернулся и сидел рядом, внимательно разглядывая ногти на руках. Толстяка с зубными проблемами уже не было.
– Долго мы здесь сидим? – спросил он у Татава.
Старик, не поднимая глаз, ответил:
– Что-то около двух часов, а то и больше.
Петер слез с подоконника и сказал:
– Я пойду немного подышу воздухом, а то мне совсем невмоготу сидеть на одном месте.
– Конечно, иди, – согласился Татав. – Я давно тебе предлагал. Но ты был так погружён в свои мысли, что даже меня не заметил и не услышал.
Петер стал пробираться к выходу. Он то и дело наступал кому-то на ноги и всё время вынужден был извиняться.
У самого выхода он столкнулся с медсестрой, которая прошла мимо него и зашла в комнату. Петер не обратил на неё никакого внимания и собирался идти дальше, но услышал за своей спиной заметное оживление.
Медсестра читала имена и фамилии людей и говорила что-то. Петеру было неважно, что говорила она потом, он старался только не пропустить своё имя или имя жены.
Список был довольно длинный. Люди вставали, выходили из комнаты, толкая Петера, который стоял на пороге и не догадался отойти в сторону, а она всё читала и читала. Наконец она замолчала и сложила бумагу пополам. Петер понял, что список кончился и ждать больше нечего. Он постоял, пока медсестра прошла мимо него, и вышел на улицу.
Самое трудное в жизни – это бездейственное ожидание, когда нужно не так уж и много – ждать и ничего не предпринимать. Но это-то и самое нелёгкое. Терпеть и не иметь возможности повлиять на события бывает порой выше человеческих сил.
Поэтому Петер был на пределе. Здесь, на улице, он вдруг ощутил огромную потребность в действии. Он понимал, что ничего сделать не может, и от бессилия стал ходить взад-вперёд по ступеням лестницы перед входом в больницу. Он подошёл к какому-то человеку, который курил сигарету, и попросил:
– У вас не найдётся закурить?
Курильщики всех стран прекрасно понимают друг друга. Поэтому мужчина, не говоря ни слова, полез в карман и достал пачку сигарет. Петер взял из неё одну и прикурил.
– Благодарю, – сказал он и отошёл.
Где-то в глубине пронеслась мысль о том, что раньше он не курил, во всяком случае, с тех пор как попал на остров. Значит, он курил тогда, в прошлой жизни.
Но сейчас это было совсем не важно. Сейчас для него прошлая жизнь не существовала, была только эта, настоящая. Самая настоящая. И были в этой жизни страх за близкого ему человека и полнейшее бессилие помочь.
Докурив сигарету, Петер профессиональным жестом отправил окурок в урну и направился в здание.
Но на входе он столкнулся с Татавом. Мужчины налетели друг на друга так неожиданно, что хотели пробежать мимо, однако вовремя узнали друг друга.
Петер схватил Татава за плечи и дрожащим голосом спросил:
– Ребёнок жив?
– Жив… – ответил старик.
В коридоре, где происходил разговор, было темновато, и поэтому Петер не видел лица старика.
– Мальчик?… Девочка?… – спросил он.
– Девочка… – ответил старик всё так же тихо.
– Ур-р-ра! У меня дочь! – закричал Петер от радости и стал обнимать и целовать Татава, даже не обращая внимания на то, что старик почему-то не разделяет его радости. Но для Петера это было не так уж и важно.
Татав пытался что-то сказать ему, но Петер этого уже не слышал. В голове у него гремела музыка. И только когда старик сильно дёрнул его за рукав, он остановился и спросил:
– Что?… Что ты говоришь?
– Корасон умерла… – прошептал Татав.
Больше Петер ничего не помнил. События всплывали какими-то урывками, отдельными эпизодами. Он помнил, как они с Татавом на лодке везли домой тело Корасон. В тот день, когда это происходило, шёл дождь и дул порывистый ветер. Лодку сильно качало, и Татав волновался, как бы гроб с женщиной не упал за борт. А Петер сидел на корме и отрешённым взглядом смотрел на маленькое тёплое существо с большими карими глазами, которое он держал в руках.
Но он совсем не помнил, происходило это в тот же день, назавтра или через несколько дней. Это совсем не отпечаталось в его голове, сколько он потом ни пытался вспомнить об этом.
Он помнил только, как Татав вдруг посмотрел куда-то и воскликнул удивлённо:
– Что это такое?!
Петер безразлично проследил за взглядом старика и не увидел ничего интересного, кроме большого белого парохода, который пришвартовался в их бухте. Даже столь необычное появление в их бухте огромного океанического лайнера нисколько не волновало его, как будто это было в порядке вещей для их маленького острова.
Потом были похороны. Маленькое кладбище за деревней, наполовину пустое, размещалось на пригорке, возле самого леса. На похороны собралось совсем немного народу – Татав, он сам и ещё несколько старых подруг Корасон, которых Петер почти совсем не знал. Когда гроб опустили в могилу, Петер заметил неподалёку Намиса. Лавочник почему-то боялся подойти ближе и прятался за каким-то обветшалым надгробием. Петер заметил, что в глазах лавочника стояли слёзы.
Могилу закопали, и люди стали постепенно расходиться. Остались лишь Петер и Татав.
– Пойдём домой, – тихо сказал старик и тронул Петера за руку, в которой тот держал маленький букетик цветов и не расставался с ним, будто надеялся, что Корасон ещё может вернуться.
От прикосновения по телу Петера пробежала мелкая дрожь. Он посмотрел на друга и сказал:
– Ты иди, а я хочу ещё немного побыть с ней.
– Но ведь Анну нужно нести на кормление, – напомнил старик и с надеждой посмотрел на Петера.
– Ты иди, а я скоро вернусь.
Татав хотел добавить ещё что-то, но Петер пристально посмотрел на него и сказал:
– Иди, иди, со мной ничего не случится.
Старик ещё немного потоптался на месте и поплёлся домой. Петер даже не повернулся и не посмотрел в его сторону. Он был занят совсем другим: он разговаривал со своей женой. Правда, это скорее походило на монолог, чем на диалог. Петер сам задавал вопросы, сам на них и отвечал от лица Корасон.
– Ну, вот я тебя и потерял, – сказал он без всякого пафоса, стоя над могилой жены и глядя на маленький холмик.
Воображаемая Корасон усмехнулась Петеру той своеобразной улыбкой, которая была присуща только ей одной, и сказала тихим голосом:
– Я совсем не покинула тебя. Просто я перенеслась в другое место, где мы все рано или поздно встретимся.
– Но ты была мне нужна именно сейчас, когда нужно кормить девочку, ухаживать за ней. А где я теперь могу это делать? И как это будет происходить? Ведь ты меня ничему не научила, когда была ещё жива, а теперь ты ушла, и я совсем не знаю, как мне теперь быть, что делать.
– Об этом тебе теперь и не нужно знать. Для тебя главное – во что бы то ни стало сохранить эту девочку. Ведь она – последнее, что осталось у меня от жизни.
В этот момент к Петеру подошёл Намис. Он испуганно посмотрел на Петера, быстро положил на могилу Корасон большой букет белых роз и тихо сказал:
– Теперь нам с тобой не из-за чего ссориться. Я пришёл сюда для того, чтобы проводить в последний путь женщину, которую очень любил, как это ни странно звучит по отношению ко мне.
Но для Петера это звучало совсем не странно. Для него это не имело вовсе никакого значения. Какая теперь разница, кто любил Корасон при жизни, а кто – нет. Теперь это уже всё равно, ведь даже самая большая любовь не могла воскресить Корасон из мёртвых, вернуть её к жизни.
Поэтому Петер посмотрел на лавочника и спросил:
– О чём ты говоришь?
Намис ничего не ответил. Он лишь слабо улыбнулся и через некоторое время ушёл.
А Петер ещё долго стоял у свежезарытой могилы и молчал, мысленно прощаясь с женой. Потом он осторожно положил букетик цветов на её могилу и медленно побрёл домой.
Только потом он понял, как это было ужасно, но в тот момент дочь его совсем не волновала. Он просто забыл о ней, весь поглощённый потерей жены. Девочкой тогда занимался Татав. Старик нашёл для неё кормилицу в деревне, пеленал малышку, следил за ней, как настоящая мамка. Татав прекрасно понимал Петера и не навязывал ему дочь. Старик просто хотел, чтобы в Петере проснулась любовь к ребёнку и желание заботиться о нем без посторонней помощи. А для этого Петеру было необходимо немного побыть наедине с самим собой.
Придя домой, Петер прошёлся по комнатам, будто ища в них какую-то потерянную вещь, потом вышел во двор и сел на крыльцо. Он достал из кармана пачку сигарет, без которых теперь не мог обойтись, и закурил.
Татав выглянул из комнаты, посмотрел на Петера, и уже хотел сесть рядом с ним и поговорить, но подумал и не стал этого делать. Он только спросил:
– Ты не хочешь поесть?
Петер даже не повернулся в его сторону и вместо ответа отрицательно покачал головой.
– Но ведь ты уже второй день совсем ничего не ешь, – попытался уговорить его старик. – Тебе необходимо поесть, а то ты свалишься через день.
Петер встал и, не сказав ни слова, вышел со двора.
– Куда ты?! – крикнул ему вдогонку Татав.
Но Петер не ответил. Татав проводил взглядом его унылую сгорбленную фигуру, тяжело вздохнул и вернулся в дом.
Малышка Анна лежала в той самой детской кроватке, которую с такой любовью мастерил Петер. Татав подошёл к ней и остановился, глядя с благоговением на девочку. Она спала. Старик стоял, стараясь не дышать, и с замиранием сердца наблюдал за этим маленьким комком, в котором для него сейчас сосредоточился центр вселенной. А этот самый центр мироздания мирно посапывал носиком, смешно причмокивая алыми губками.
Петер не знал, куда он идёт, у него не было определённого маршрута. Он просто шёл, и всё. И даже не заметил, как вышел за деревню, как очутился на пляже. Только когда он по щиколотку забрёл в воду, он вдруг очнулся и огляделся вокруг. И увидел, что он вышел на берег моря, как раз туда, где неподалёку на рейде стоял корабль. Петер без всякого интереса посмотрел на судно, увидел, что от него отделилась маленькая шлюпка и поплыла к берегу. Посмотрев на плавные взмахи вёсел, он отвернулся и медленно побрёл вдоль берега, не обращая внимания на волны, которые то и дело ласкали его ноги.
Он ни о чём не думал, не мог ни о чём думать, сил на это уже не хватало. Он брёл по мягкому, как осенняя листва, песку пляжа и смотрел на морскую воду, которая то и дело покрывала по щиколотки его ноги.
Дойдя до большого валуна, который за тысячи лет из обломка скалы превратился в ровный овал, Петер зачем-то взобрался на него, постоял немного и побрёл обратно.
Нос шлюпки врезался в песок, и люди стали выбираться из неё, стараясь как можно меньше замочить ноги. Они весело переговаривались о чём-то, смеялись и не замечали странного человека, который медленно брёл по пляжу, низко опустив голову.
Одна женщина посмотрела на Петера и воскликнула, указывая на него остальным:
– Вы только посмотрите на этого аборигена! Выглядит он совершенно по-европейски. Если бы я встретила его где-нибудь в Мадриде, то приняла бы за стопроцентного испанца.
– А может, он и есть испанец? – предположил один из молодых людей и засмеялся.
– А ты спроси у него, и он тебе ответит! – поддержал всеобщее веселье другой.
– Зачем стараться? – удивился третий. – Он ведь всё равно нас не поймёт!
– А почему бы не попробовать? – стала подстрекать девица, которая начала этот разговор. – Или ты, Алексис, не знаешь испанского языка?
– Конечно, не знает! – крикнул кто-то. – Ведь он учил его в университете пять лет, а там, как известно, ничему толковому научиться нельзя!
Раздался взрыв хохота. Алексис презрительно посмотрел на того, кто высказал обидную для него мысль, и сказал:
– Спорим на бутылку вина, что я спрошу у него по-испански, женатый ли он человек, и он не сможет мне ответить?
– Хорошо, я согласен, – ответил юноша и протянул руку для пари. – Только учти, что я знаю этот язык, и ты не сможешь меня надуть.
Кто-то выскочил из толпы и разбил пари. Алексис посмотрел на Петера и направился к нему решительным шагом. Его оппонент поспешил за ним.
Петер сидел на корточках и рассматривал какой-то камушек, когда молодые люди подошли к нему, и один из них спросил:
– Скажите, а вы женаты?
Петер поднял глаза на вопрошавшего.
– Нет, я вдовец, – ответил он.
Парни раскрыли рты от удивления.
– Вы знаете испанский? – спросил Алексис.
Только теперь Петер понял, что ответил этому молодому человеку не на том языке, на котором разговаривал в последнее время. От неожиданности он вскочил с колен и уставился на молодых людей с таким удивлением, как будто видел перед собой инопланетян. Он подошёл к ним поближе и сказал:
– Спросите у меня еще что-нибудь.
Парни переглянулись, и Алексис спросил:
– Как вас зовут?
Петер недоумённо посмотрел на пассажиров и медленно, будто боясь спугнуть то, что к нему пришло, ответил:
– Меня зовут Петер… А как вас зовут?
– Меня зовут Алексис, – ответил юноша. – А это мой друг Джон.
Алексис и Джон протянули руки Петеру, и он их пожал.
– А вы сами не местный? – спросил робко Джон, который был несколько ошарашен этим разговором.
Но Петер не ответил. Он схватился за голову и быстро пошёл домой, всё время, ускоряя шаг.
Парни посмотрели ему вслед, и Джон спросил:
– Ну, кто кому должен бутылку вина?
Алексис растерянно пожал плечами.
– Даже не знаю, – ответил он. – Но то, что он нас обоих заткнул за пояс со своим испанским, – это факт.
Ещё немного постояв на месте, мужчины побрели к своей компании.
Петер прибежал домой сам не свой. Он ворвался в комнату и дикими глазами посмотрел на Татава.
– Тише ты, девочку разбудишь! – зашипел на него старик, но увидел, что с Петером творится что-то неладное.
Мужчина носился по комнате взад-вперёд, всё время, держась за голову и что-то бормоча на непонятном языке. Татав подошёл к нему, взял за руку и тихо спросил:
– Что с тобой, Петер?
Петер остановился, как-то странно посмотрел на старика и ответил:
– Я мексиканец.
– Что? Что ты сейчас сказал? – не понял Татав.
– Я повторяю, что я мексиканец, – сказал Петер.
– Почему ты так решил? – удивился старик.
Петер ещё раз прошёлся по комнате, заглянул в кроватку к маленькой Анне, потом опять подошёл к Татаву и стал рассказывать, всё время, останавливаясь и сбиваясь:
– Когда я ушёл, меня каким-то путём занесло на пляж… Как это было, я уже не помню. – Петер на минуту остановился, чтобы собраться с мыслями, и продолжил: – Ты видел тот корабль, который стоит на рейде? – Татав кивнул головой. – Так сегодня с этого корабля на берег приплыла шлюпка. Из неё вышли люди, и двое из них стали разговаривать со мной на испанском языке. Я сам этого не ожидал, когда вдруг ни с того ни с сего, взял и ответил им.
