Текст книги "Одарю тебя трижды (Одеяние Первое)"

Автор книги: Гурам Дочанашвили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц)

... И АЛЕКСАНДРО

– Это все хорошо, а до вечера чем заняться? Выпить нельзя, – сказал долговязый.

– Почему нельзя?

– Налижемся, а нас спектакль ждет, потеха!

– Извините, что за спектакль? – спросил Доменико у долговязого, дожидаясь Тулио.

– Не слыхал?! Весь город готовится, Александро выступает.

– О чем выступление?

– Объявил... как же это... да: «За лучшие взаимоотношения между людьми».

– Ого! – осклабился его дружок. – Напиваться точно нельзя.

Юный Джанджакомо орал во всю глотку:

– Только два гроша! Выступает сеньор Александро! Волнующая тема – «За лучшие взаимоотношения между людьми». Вопросы можно задавать всем – отвечает один Александро!

У высокого входа стоял Артуро и взымал с желающих послушать Александро по два гроша. «Ты проходи бесплатно», – сказал он Доменико, но у того не нашлось мелочи уплатить за Тулио, а с Тулио Артуро беззастенчиво потребовал четыре гроша.

Просторное помещение битком было набито, и Артуро ухмылялся, довольный.

– Сядем у выхода, раз уж тебе так приспичило прийти. Сам бы я ни...

– Почему, Тулио?

– Его лекции дракой кончаются иногда... Если что, сразу смотаемся.

Какой-то парень вскочил и захлопал в ладоши, требуя внимания.

– Давайте не доводить его, и без нас дойдет!

– Правильно, верно! – одобрил зал.

– И дурацких вопросов не задавайте, а то смекнет, что... С умом спрашивайте, чтобы сбить его...

– Собьется он, как же...

Занавес внезапно раздвинулся, и на сцену уверенно, решительно вышел сам Александро.

В зале захлопали, загалдели, засвистели. Александро ступил к рампе, выставил руку ладонью к публике, и все коварно притихли. Александро явно затруднялся начать, но, обведя глазами зал, узнал всех и зычно сказал:

– Здравствуйте, люди!

– О, привет, Александро, привет! – радушно откликнулся зал. – Как дела? Хороши? Как поживаешь? Как себя чувствуешь, дядя Александро?.. Чем порадуешь, о чем говорить будешь?

– Об улучшении взаимоотношений между людьми.

– Давай, давай! Валяй! Промой нам мозги, как ты умеешь...

– Прошу тишины и внимания. – Александро снова выставил ладонь, задумчиво прошелся по сцене.

В первом ряду кто-то сорвался с места и, пялясь на ладонь Александро, погадал:

– Ослепнешь через месяц, Александро.

– Еще бы не ослепнуть, на вас глядя, – развел руками Александро. – Ладно, будет, вы зло пошутили – я ответил беззлобно. Признаться, я долго размышлял, какую прочесть лекцию – отвлеченную или конкретную, говорить с вами высокопарно или просто, доступно... И решил: самое разумное – поговорить с вами по-простому, по-свойски, как бы там ни было, мы отлично знаем друг друга!

– Давай валяй! – подбодрил его пьяный из зала.

– Мы, люди, вроде бы в хороших отношениях между собой, но без особого труда можем относиться друг к другу значительно лучше.

– Верно! – завопил пьяный и подмигнул невольно повернувшейся к нему испуганной женщине.

– Отношения между людьми все улучшаются, – убежденно сказал Александро. – Говорят, наши далекие предки поедали друг друга – ели в прямом смысле слова, – а ныне людоедство искоренено. И это хорошо.

– Ура-а! – заорал Кумео.

– Человек должен совершенствоваться, но я спрашиваю вас – что приведет нас к совершенству?

– Истина! – выкрикнул кто-то, давясь от смеха.

– Точнее! – потребовал Александро.

– Лестница! – сострил еще кто-то.

– Первая буква совпадает! – обрадовался Александро.

– Ласка!

– Отвага!

– При чем тут «отвага» – разве на «л» начинается?

– Что же тогда, Александро, что?

– А вот что... – Он обмяк, что-то нежное проструилось по всему его телу; он поднял глаза к потолку и, медленно-медленно воздев руку, молвил: – Любовь...

Взорвался зал, развеселился:

– Ого, влюблен Александро! Влюбился в нас!

А пьяный парень вскочил и, крутя пальцем у лба, запаясничал:

– Ах, что творит с человеком любовь! Что делает с человеком любовь! Что она вытворяет!

– Нет, молодой человек, я толкую не о той любви, какую ты полагаешь. – Во взгляде Александро была жалость. – О более значительной, о благородной, возвышенной любви говорю.

– Много ты в ней разумеешь, в любви! – взвился вдруг степенный мужчина. – Ни жены у тебя, ни детей!

– То-то ты разумеешь, раз и жену имеешь и детей! Оттого и к Розалии таскаешься!

Мужчина оторопел, побагровел, побледнел и, не сумев спрятаться, провалиться сквозь стул, сорвался с места, заорал на Александро:

– Неуч, кретин, недоумок! Что с тобой говорить!..

– Вот она – ненависть, – обратился Александро к публике. – Разве это хорошо?

– Убью... Убью этого... – мужчина запнулся, не подобрав слова. – Этого болвана, осла!

– Знаешь, что я тебе скажу, Джулио?.. – улыбнулся ему Александро.

Да, да, он обращался к степенно-чинному Джулио, другу юности тетушки Ариадны.

– Что, что еще скажешь, болван? Посмей только!..

– Люблю тебя, Джулио.

– Катись отсюда со своей любовью, кляча, дохлая кляча!

– Знал бы ты, как я тебя люблю!

Распалившись, Джулио, не найдя ничего, стащил с ног ботинок и запустил в Александро, но промахнулся. Александро поднял ботинок, почистил его своим платком и протянул молодому человеку в первом ряду.

– Вот это и есть настоящая любовь! Передай ему, пожалуйста.

– Надену его, как же, опоганил своими руками, мерзавец!..

– Вот она – ненависть. – Александро указал на Джулио. – А вот – любовь! – И он ткнул себя рукой в грудь. – Что, по-вашему, лучше? И все равно люблю тебя, Джулио.

– Мы что, собрались смотреть на ваш флирт? – не выдержал кто-то.

Джулио засмеялся и махнул рукой:

– Эх, что говорить с болваном...

– Кем бы я ни был, – Александро погрустнел, – хоть болваном, хоть наоборот, все равно люблю вас... Гляжу на вас, и сердце разрывается, так удручает, так ранит душу любой ваш неприглядный поступок, и все же люблю вас. Эх, знали бы вы, какое это чудесное, какое прекрасное чувство, если бы только знали... Некогда и я, подобно вам, любил лишь своих близких, но потом внезапно в душе моей распустился необычный цветок, появился росток любви, ну, догадались, росток чего?

– Мака!

– Нет, быстро увядает.

– Подснежника!

– Слишком хрупкий.

– Георгина!

– Не в меру пышный.

– Розы!!!

– Банально.

– Чего же тогда, чего?!

– И внезапно в душе моей распустился необычный цветок – цветок кактуса, в моей душе вырос кактус любви, колючий, с шипами, но как сладостен был каждый его укол! Вот и сейчас... гляжу на вас – и колет, колет...

– Брось, не обращай внимания!

– Как не обращать – колет ведь! Если бы знали, как я люблю вас, ка-ак – не представляете... – И внезапно преобразился. – Только не воображайте, что нравитесь мне! Ах нет, нет, отлично знаю, что вы собой представляете, и все же... Люди, взгляните-ка вон на них – они вместе пришли – Винсенте и Антонио. Что таить, раньше терпеть не могли друг друга. Винсенте не сомневался в своем превосходстве над Антонио, а Антонио не выносил Винсенте из-за его спеси... Но в жизни всякое случается, породнились и, сами видите, стали неразлучны, – растрогался Александро. – Мы очевидцы их дружбы – и пьянствуют вместе, и к скверным женщинам шляются вместе, а в карты теперь просто так режутся – на деньги не играют... И я спрашиваю вас: если б Винсенте не избрал постоянной спутницей жизни прекрасную Джулию, разве не были бы они с Антонио по сей день как злая кошка со злой собакой? Верно ведь, Винсенте?

– Врежу тебе по зубам...

– Успокойся, Винсенте, успокойся, знаешь же – чокнутый...

– Весьма кстати напомнил мне о зубах. Люди, не ешьте друг друга! Не кусайтесь, не грызитесь, будьте как голубок с голубкой... Не ссорьтесь, не надо! Некий мудрец сказал: когда двое ссорятся – виноваты оба. Это истина, дорогие, и вам следует уметь прощать иной раз. А вы сразу кулаки в ход, в драку лезете, разве это хорошо? Дайте слово, что отныне будете великодушно прощать друг друга. Обещаете мне, люди?

– Обещаем, обещаем, – зал надрывался со смеху.

– Ага-а, потешаетесь? – Александро задумчиво помолчал и вдруг указал на кого-то пальцем: – Вот ты, Микел, и ты ведь обещаешь?

– А как же! – оскалился верзила.

– Поклянись!

– Клянусь душой и телом!

– Верю тебе и потому выдам маленькую тайну. Ты, конечно, простишь виновного?

– Да, а как же! – оживился Микел и насторожился.

– Тогда подойди к Кумео и пожми ему руку.

– Зачем?

– Пожми, пожми.

Кумео посерел, со страхом уставился на верзилу, который, пожав ему руку, уселся на место.

– Ну, говори.

– Что ж, коль скоро ты проявил великодушие... – торжественно начал Александро. – Два дня назад, когда ты, пьяный, отсыпался на улице, красавчик Кумео снял с тебя золотую цепочку.

– Ну да! – Микел непонятно ухмыльнулся и метнул взгляд в Кумео. – А если поцелую, клятвы не нарушу?

– Наоборот, возвысишь себя, дорогой мой человек. Подойди поцелуй...

– Не надо, чего меня целовать! Не хочу! – запротестовал Кумео.

– Нет, облобызаю тебя, должен... Как по-вашему, – Микел обратился к публике, – заслужил он поцелуй?

– Заслужил! Заслужил! – заорали самые нетерпеливые.

– Нет, нет! – завопил Винсенте: Кумео приходился ему двоюродным братом.

– Нет, нет и нет! – поддержал его Антонио.

– Пусть целует! Пускай целует! – требовало большинство, а Микел нежно обхватил Кумео за голову, изумив всех, – неужто вправду поцелует? – и ударил его головой прямо в нос.

Кумео растянулся между рядами, Микел добавил еще два пинка и не пожалел бы третьего, но скорый на расправу Винсенте перемахнул через чьи-то головы-плечи и прыгнул на Микела. Оба повалились на Кумео, там в тесноте волю дать рукам не удалось, и Винсенте разодрал Микелу щеку.

– Клятва, Микел! Как же клятва! – негодовал Александро. – Где твое слово!

Джузеппе, который только этого и дожидался, налетел на дравшихся, схватил того, кто оказался поближе, и швырнул через четыре ряда. Винсенте угодил в какую-то женщину и повалил ее вместе со стулом. Ее возмущенный муж живо снял с себя ремень и огрел обидчика по лицу. Винсенте в ярости совсем другому дал ногой под зад, а следом за ним пнул человека и подоспевший ему на помощь верный Антонио.

Тут к Джузеппе пробился тщедушный парнишка и ловко, изящно двинул его в челюсть. Джузеппе рухнул. Это было равносильно чуду, но кому сейчас было до чуда – сумятицей умело воспользовался деверь Розалии: подкрался к степенному сеньору Джулио сзади и стукнул кулаком по голове...

Женщины визжали, вопили, наиболее разумные ринулись к выходу...

Беспорядком воспользовались все, у кого имелся на кого-нибудь зуб, в кутерьме и давке каждый лупил своего недруга, и драка приняла всеобщий, массовый, грандиозный характер.

– Люди! – взывал со сцены Александро. – Неужели вас так накалила моя умиротворительная речь?!

Но в зале все смешалось, происходило невероятное, люди дружно бранили и колотили друг друга, и даже, представьте себе, Винсенте, весь в крови, остервенело, всласть топтал Антонио.

– Чего вы с ума посходили, люди?! – пытался образумить сограждан Александро. – Развлекаться пришли, в конце концов!

– Здесь, в вашем городе... – Доменико был смущен, – пожалуйста, не поймите меня как-нибудь не так... мне просто любопытно... есть ли воровство?

– Здесь, в нашем городе? Нет, что ты, – оскорбился Тулио. – Бывает, понятно, но редко, очень редко.

– А почему он сказал, что Кумео украл у Микела золотую цепочку?

– Тип вроде Кумео на что угодно способен, – возмущенно заметил Тулио. – Он исключение. В каждом городе найдется два-три негодяя. А что, у тебя деньги есть?

– Нет, совсем немного.

– Сколько все же?

– Шестьдесят драхм.

– Шестьдесят?! Где ты взял столько?!

– А это много?

– Ха! – махнул рукой Тулио. – Мало сказать – много... А сколько было всего?

– Всего... Всего... семьдесят.

– Спустил уже десять драхм? На что, Доменико?

– Два костюма купил.

– Это – драхма, а... а еще?

– Почему драхма, четыре драхмы.

– Кто содрал с тебя четыре? Артуро?

– Да.

– У-у, ворюга... А Тереза знает про твои деньги?..

– Нет, откуда ей знать?

– Честно?.. Не пойму, чем же ты ее пленил тогда!.. Вообще Тереза не падка на деньги, а все же... Не обижайся, но... С виду ты недурен, но все равно... с первого разу понравиться...

– Значит, нет воровства? – переспросил Доменико, пристально смотря на Тулио. – Нет, значит, да?

– Нет, конечно. Разве что облапошит кто, вроде Артуро, а из кармана не вытащат, не ограбят. Радуйся, что в Камору не попал, – там бы тебя давно прирезали.

– В Каморе? Что это за город?

– Ха, этого просто не объяснишь... Но горло тебе перерезали б, не сомневайся.

– Почему... Из-за чего... Я же никому ничего плохого не делал...

– Для каморца это ничего не значит.

– Поистине надо изгнать из города окаянного Александро. – Тетушка Ариадна бросала корм в аквариум. – Как он посмел оболгать господина Джулио, приписать ему такого рода связь с Розалией, я доподлинно знаю: нет у Джулио подобных отношений с Розалией – это первое; к тому же они соседи, а разве Джулио способен коварно вступать в непристойную связь с соседкой! Во-вторых, мне часто доводится видеть их в обществе, и я ничего такого за ними не замечала, хотя непременно заметила бы, потому что при подобной связи, при подобных отношениях между мужчиной и женщиной всегда что-то где-то видно... Не надоела вам со своими разговорами?

– Нет, нет, что вы, я сам люблю говорить, – сказал Дуилио. – Золото добывают из глубин земли, а знания – из разговоров.

– Прекрасно сказано! – Тетушка Ариадна стряхнула с ладони корм, отходя от аквариума. – Права я, защищая интересы Джулио?

– Еще бы, разумеется, – одобрил ее Дуилио, такой, каким был. – При необходимости Джулио отличается многими положительными качествами, достоинствами.

– Поистине достойный человек, редчайший.

– Да, да. – Дуилио был задет, но виду не подал. – Положительный человек... Однако, если угодно знать мое мнение, на свете редко попадается человек без изъяна. Крайне редко.

– Да, конечно, что и говорить, – поспешила согласиться тетушка Ариадна. – У сеньора Джулио, надо признать, взгляд несколько мутный. Иной раз меня, пожилую женщину, так оглянет, представляете!..

– Нет, нет, не говорите о себе так, вы рождены под знаком вечной юности, не говорите о себе так, не желаю слышать!

– Хорошо, хорошо, – расцвела тетушка Ариадна, и протянула руку для поцелуя. – Кончетина, принеси нам ароматной воды... – И снова к Дуилио: – А каким представляется вам истинно хороший человек, умоляю, скажите мне...

– Прямо сейчас?

– Да, да, прошу вас.

– Это весьма трудно. – Дуилио поднялся, прошелся. – Однако попытаюсь... Спасибо, Кончетина, замечательный напиток... Итак, истинно хороший человек... Я знал одного истинно хорошего человека. Отношения у нас были добронравные и добросердечные – с точки зрения человечности, разумеется, – и мы своей человечностью сумели устранить всех главных соперников, что вызвало в свете массу разговоров. Мы всегда соблюдали великолепные традиции предков, а также много внимания уделяли многим положительным свойствам человека, что стало предпосылкой наших беспримерных, безусловных успехов. В ту пору я, – Дуилио возвел очки к потолку, – я был жизнерадостным, жизнелюбивым юношей со своими душевными муками, а помимо того, простите за выражение, мы оба обладали благородной натурой, а помимо того, мы умели с присущим нам мастерством вылепить и выразить свою мысль, а это хорошо. А если мы обнаруживали в человеке несомненно хорошие, полезные качества, пылко приветствовали это обстоятельство...

– Ах, какой вы положительный, какой положительный! – У тетушки Ариадны увлажнились глаза. – А это чудесно...

– О! —Дуилио углубился в мысли. – Превращение в положительного человека требует огромного мастерства и глубинного психологического мышления...

– Почаще навещайте нас, сеньор Дуилио, почаще. – Тетушка Ариадна прижала к груди скрещенные руки.– Ваши речи пробуждают во мне дивные воспоминания...

Вокруг фонтанов на главной площади сидели краса-горожане, упиваясь недолгой благодатью солнца, и громко переговаривались – перекрывали шум хлеставшей воды. Хрупкая, изящная Кончетина, нарядная – в новом красном платье, – разговаривала с Тулио и, заметив стоявшего поодаль Доменико, слегка присела, приветствуя его, а тот ловко щелкнул каблуками, низко наклонив голову, на этот раз отлично справившись с обычаем краса-горожан и не вызвав ничьей усмешки, Винсенте – воротничок был застегнут – чинно прохаживался под руку со своей недавно обретенной супругой, галантно раскланиваясь со знакомыми. Был час прогулки, и одинокий Эдмондо не знал, к кому пристать – приклеивался глазами то к одному, то к другому, – однако его старались не замечать, зато Дуилио, степенными шажками обходившего вокруг фонтанов, одаряли восторженными улыбками. А Дуилио, такой, каким был, время от времени изрекал: «Не уноси стакан с родника». Винсенте же от имени всех заверял: «Нет, нет, не унесем!» Ах, что за день был, чудесный был день, и был бы еще чудесней, если бы на лицах кое-кого из горожан не темнели синяки. «Ах, этот негодный Александро! – возмущалась тетушка Ариадна. – О, смотрите, и сюда пожаловал!..»

Прогуливался весь город, женщины с веерами, с прелестными зонтиками; солидно-степенные мужчины с достоинством приветствовали друг друга, в клетках заливались певчие птицы, легкий ветерок разносил звук инструмента, у которого душой была птица. Кумео, завидев одинокого старого музыканта, недобро сверкнул глазами и, подкравшись к нему сзади, сорвал шапку, бросил в бассейн. Рассерженный старик бессильно замахнулся дрожащей рукой, но Кумео отскочил, скалясь и издеваясь: «Давай пляши, мартышка, пляши...» Тут Винсенте – воротничок у него расстегнулся – проявил себя: «Пляши, пляши давай, старикан!» – но, перехватив укоризненный взгляд Джулии, застегнулся и изысканно поклонился кому-то. Александро, передернув плечами, пробормотал: «Поразительно – я ненормальный, а они нормальные?!» День был чудесный, и прогуливались все... Напомаженный Цилио с красной гвоздикой в петлице что-то нашептывал Розине, взяв ее за руку, стоя спиной к Сильвии, дожидавшейся подружки. Потупив глаза, Розина отрицательно качала головой; потом, когда резко выдернула руку, Цилио, поколебавшись, повернулся к Сильвии и проникновенно сказал: «Пока говорил с ней, в вас влюбился! Не угодно прогуляться в роще?» – «Что, что вы сказали?» – будто бы не поняла Сильвия...

Где-то недалеко жгли опавшие листья, ветерок доносил горьковатый запах дыма. Александро, подставивший лицо солнцу, проводил дремотным взглядом Цилио и Сильвию, с любопытством посмотрел на взбешенную Розину и понял – дружбе двух девушек раз и навсегда наступил конец, между тем дружба их служила краса-горожанам образцом и примером. Потом Александро заметил Уго – юного безумца, кому-то грозившего, – и подошел к нему, начал мягко вразумлять, полный сил и энергии:

– Подумай, мой дружок, что ты говоришь, задумайся-ка, мой мальчуган, над своими словами.

– Зарежу! Прирежу его каморским ножом!

– Нельзя, Уго, нельзя, – пристыдил Александро. – Ну что ты несешь...

– Каморским ножом, – повторил Уго, обводя людей мутными глазами. – Узкий нож глубоко войдет.

– Очнись, Уго, очнись, – поморщился Александро. – Ты хороший, как все другие, но у тебя разум замутнен, как у всех других, только чуточку больше. Осознай свою ошибку, и все будет в порядке. Я помогу тебе, настойчивые упражнения неизбежно приведут к желаемому результату. Фу, нелепая фраза получилась, ладно, не до стиля сейчас. Приступим, начнем так – скажи, повтори: «Обманул вас, обманууул, – растянул Александро и скороговоркой добавил: – Никого я не прирежу!»

– Острей, я еще острей наточу!

– Уго, Уго, ты не понял! Давай вместе поразмыслим, спросим себя. – И Александро тоненько произнес: – «Кто что мне сделал плохого?» – И басом ответил: – «Никто!» – И снова тоненьким голоском: – «Так почему я должен убивать?» – И опять пробасил: – «Не должен убивать!» – И своим голосом закончил: – Понятно, мой мальчуган? Понял теперь? Если да, повтори: «Никомунеперережугорла!»

– Прямо под лопатку, прямо под лопатку, – пригрозил Уго, и в зеленовато-серых глазах его изогнулись серые рыбки. – Прямо в сердце...

– В сердце?.. – огорчился Александро. – Но это противоречит тому, чему учу я! Вникни в мои слова и в свои, подумай, что ты несешь. – Александро не терял надежды на успех. – Ничего, вразумлю, исправлю тебя рано или поздно.

– Такие, как вы, никого не могут исправить, – вмешался, не выдержав, Дуилио, вместе со всеми потехи ради слушавший его. – Вам подобные только с толку сбивают.

– О, и ты тут! – Александро пренебрежительно смерил Дуилио взглядом, наклонив голову вбок. – Как поживаете, Дуилио, как спалось, малыш?

– Не твое дело! – обозлился Дуилио. – Попрошу соблюдать вежливость.

– Чем я вас обидел? – Александро прикинулся испуганным. – Хотя вы правы – забыл поздороваться с вами, но ничего, исправлю положение. – И нарочито низко поклонился: – Здравствуйте, здраавствууйте, почтенный Дуилио... Как изволили почивать? – И будто бы обеспокоился: – Не мучили ли кошмарные сны?

– Не твое дело... Здравствуй, – проявил все же вежливость Дуилио. – Болтаешь глупости и еще больше мутишь ум ребенка.

– Посоветуйте в таком случае, как поступить, что вам стоит, советодатель...

– Как... как... – Дуилио погрузился в размышления. – Во-первых, главное для него диета и режим. Порядочный человек должен ложиться спать в определенное время, просыпаться тоже в определенное время и...

– А если проснется раньше времени, тогда что – должен прикинуться спящим? – поинтересовался Александро.

– Не твое дело... И не должен говорить глупости, подобно тебе. Слова его должны быть простыми и ясными, как камешек, брошенный на дно ручья.

– Как это?

– А так, что мои слова придают сложной психологической истории, когда требуется, большую впечатляемость и доходчивость.

– Ах, ах, ах, поразительная ясность и простота! – воскликнул Александро.

Вокруг столпились краса-горожане, в середине круга кроме них стоял и Уго. Мальчик не воспринимал их слов, поглощенный своими смутными мыслями, и крепко стискивал коротенькую палочку, шепча: «В сердце, прямо в сердце, и в живот, и в глотку...»

– Возможно, и моя речь представляется тебе несовершенной? – насмешливо спросил Дуилио. – Возможно, ты и мой повествовательный дар вздумаешь оспаривать или потягаться захочешь, чего доброго, наглец...

– Почему бы и нет, пожалуйста, сударь, попытаюсь, – не так уж глупа поговорка: «Попытка – не пытка».

– Какова дерзость! – обратился Дуилио к согражданам.– Как он не понимает, что смешно со мной тягаться, я возьму верх везде и всюду, в любую погоду.

– Тогда начнем, – Александро вскинул руку. – Давай приступим.

Посреди круга они были теперь вдвоем. Уго, увидев Доменико, испуганно вобрал голову в плечи и скрылся.

– Ах, Дуилио, расскажите нам историю о благородной даме, – взмолилась тетушка Ариадна. – Обожаю ее.

– Это о какой, той, что утопилась?..

– Нет, о той, что оставила любимого мужа с коварной женщиной и притом, чтобы его не казнила беспощадная совесть, заверила, якобы любит другого.

– Похвальная история, молодчина, – одобрил Александро сиявшего Дуилио, поощрительно хлопая его по плечу. – Только ложь это.

– А? – опешил Дуилио. – Что значит ложь? Как ты смеешь?!

– Ложь, и все. Допустим, даже вправду было такое, все равно фальшь. Понимаешь, Дуилио, маленький, ложь – это ложь, даже если из жизни взял.

– Слышите, что он несет! Чепуха! Как может действительная история быть ложью!

– Прекрасно может, маленький. Представь, иной раз вымысел бывает правдой, придуманное – подлинным, понял или сбил тебя с толку, – Александро погладил его по голове, – мой маленький?..

– Убери руку, с кем ты себе позволяешь... себе... воображаешь!..

– С тобой, Дуилио, маленький, маленький. И если тебе интересно, я расскажу такую неправду, которая правдива.

– Пожалуйста, рассказывай, интересно, как ложь окажется правдой, – так и быть, послушаем, – снизошел Дуилио.

– Послушаем, послушаем, – передразнил его Александро. – Думаешь, я в самом деле тронутый, чтобы прекрасную сказку рассказывать вам всем вместе? Вон, гляньте на Кумео, выкинет какую-нибудь пакость, заорет, а ваш Винсенте расстегнет воротничок, и только уши затыкай, за ним и Антонио, и ваш весельчак Тулио захохочет... Люди! Я всем вам расскажу сказку о травоцветном человеке, но, извините, каждому в отдельности, – не хочу, чтобы вы опять передрались, как на лекции об улучшении отношений между вами, а теперь, Дуилио и вы все, отправляйтесь-ка домой, видите – небо тучами затянулось, накрапывает, кажется, да, да, дождь пошел, – и вытянул руку ладонью к небу. – Видите, льет, ого как полил!..

Никто его больше не слушал – все разбегались по домам.