Текст книги "Крещение огнем"

Автор книги: Гарольд Койл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)

–      В чем дело? – не выдержал он.

–     Что-то тут не так. – Подъехав ближе и остановив машину метрах в пятидесяти от вездехода, Кен снял ладони с руля и правой рукой расстегнул ремень кобуры. Левой рукой открыв дверцу, он стал вылезать, не спуская глаз со стоящей на пригорке машины. – Оставайся на месте и прикрывай меня.

Взгляд новичка испуганно заметался:

–      Прикрывать? От чего?

У Тинсуорти не было времени на объяснения. Да и как можно передать новичку свои ощущения? Как объяснить ему, что пробежавший по спине холодок подсказывает: что-то тут чертовски не так. Вместо этого он, по-прежнему не сводя глаз с пригорка, повторил приказ:

–     Делай то, что я тебе сказал. Прикрывай меня и будь готов вызвать подмогу.

Не дожидаясь ответа, Кен стал шаг за шагом взбираться на пригорок.

Несмотря на жару, ему казалось, что кто-то положил ему лед на спину. Держа правую руку на кобуре, он медленно продвигался к цели. Повернувшись лицом к вездеходу, он шарил взглядом то вправо, то влево, стараясь засечь малейшее движение. Поднявшись до половины пригорка, он заметил, что на месте водителя кто-то есть: уронив непокрытую голову на руль, человек не шевелился; можно было подумать, что он спит. Остановившись, Тинсуорти долго смотрел на него, потом обернулся и увидел позади свою машину с напарником. Новичок стоял под прикрытием дверцы, опустив стекло и выставив дуло пулемета из окна. Покрепче сжав пистолет, Кен пошел дальше.

Не дойдя метров десять, он остановился, заметив на дверце машины неровную линию пулевых отверстий. Вытащив пистолет и держа его обеими руками дулом вверх, он подошел еще ближе. Гудение мух он услышал раньше, чем увидел, как они облепили голову сидящего за рулем. Подойдя к машине, он быстро заглянул внутрь, потом огляделся вокруг. Не заметив ничего подозрительного, Тинсуорти приблизился вплотную и осмотрел тело, навалившееся на руль. Это был Майкельсен. Кен протиснулся в кабину и, по-прежнему держа пистолет наготове, пощупал его шею, стараясь найти пульс. Хотя запах засохшей крови и испражнений, которые неизбежно выделяются, когда мышцы кишечника слабеют, подсказали ему, что Майкельсен мертв, он все же пытался отыскать пульс. Попутно он недоумевал, почему не видно крови, хотя запах ее отчетливо чувствуется. Тинсуорти понял это, когда перестал искать пульс и обошел машину.

Дверь с этой стороны была открыта. Рация была включена, и он потянулся, чтобы взять ручной микрофон. И тут увидел, что ноги Майкельсена в ковбойских сапогах буквально облиты кровью.

Набрав побольше воздуха в легкие, Тинсуорти взял микрофон и, вызвав главный пост, попросил прислать подкрепление и санитарную машину. Диспетчер, которого эта просьба застала врасплох, не сразу соединил его с начальником. Тот озабоченно спросил, что случилось.

–      Ничего хорошего, шеф. Похоже, их прошили автоматной очередью, когда они остановились на пригорке и наблюдали за рекой. Стивенсона я еще не нашел. Дверь с его стороны открыта, следов крови не видно. Попробую его отыскать.

–      Запрещаю. Во всяком случае, до тех пор, пока не прибудет подкрепление. Оставайся рядом с напарником. Сейчас вышлем к вам вертолет.

–      Не могу, шеф. Может быть, Джею нужна моя помощь.

–     Кен, я сказал тебе: оставайся на месте. Ты меня слышишь?

Тинсуорти не ответил. Положив микрофон на сиденье, он пошел разыскивать друга. А найдя его после поисков, которые, как ему показалось, длились целую вечность, пожалел, что не подчинился приказу командира.

Тело Джея Стивенсона Кен Тинсуорти нашел в овраге, у берега реки. Сначала он услышал грызню дерущихся диких собак. Пойдя на шум, он увидел двух псов, которые глодали тело Джея, время от времени огрызаясь друг на друга. Не раздумывая, Кен опустил пистолет и выстрелил дважды, убив одну из собак и спугнув другую. При этом напарник, потерявший его из вида, напугался до полусмерти и доложил по радио, что их обстреляли.

Спустившись в овраг, Тинсуорти остановился, глядя на труп. Ему не нужно было читать надпись на табличку с именем, чтобы понять: лежащее перед ним тело принадлежит его лучшему другу. Это зрелище – руки и ноги связаны, голова разможжена выстрелом в упор – оказалось непосильным даже для Кена. Упав на колени, он поднял глаза к ясному синему небу и зарыдал, оплакивая друга. Сначала, сотрясаясь от рыданий, он вопрошал у Господа, почему тот допустил такую ужасную несправедливость. Потом поклялся отомстить за смерть друга, громко выкрикивая сквозь слезы:

–      Пожалей, Господи, того проклятого ублюдка, который убил Джея! Пожалей его, Господи!

Глава 9

Боевое оружие представляет ценность только в том случае, если им умеют пользоваться.

Ардан дю Пик

8 августа, 05.45 Форт-Худ, Техас

Наблюдая, как второй лейтенант Козак в последний раз проверяет взвод перед началом боевых действий, сержант первого класса Ривера предавался невеселым размышлениям. «Что творится со вторыми лейтенантами пехоты? – недоумевал он. – Это их такими Форт-Беннинг делает, не иначе».

Больше года прослужив сержантом в одном и том же взводе, он находился под началом вот уже третьего командира – свеженького, только что из Форт-Беннинга. И каждый, приступая к службе, просто из кожи вон лез – был готов перевернуть мир и рвался лично возглавить штыковую атаку.

«Вот и этот новый лейтенант, женщина – прости, Господи! – такая же чумовая, как и первых два, и такая же нетерпимая. Может, дослужатся до капитанов, тогда поймут: сержанты тоже не такие уж дурни. Интересно, в полевой артиллерии и танковых войсках тоже подобное творится? – думал Ривера. – Скорее всего. В конце концов, лейтенант – он и есть лейтенант, что с него возьмешь? Может, первый сержант и прав. Он всегда советует своим взводным не бросать слов на ветер, когда имеешь дело с офицером-новичком. Лучше завести его подальше в лес, взять хорошую дубину и отлупить до бесчувствия. А потом уже начинать учить уму-разуму. Это, говорил первый сержант, единственный способ, которым можно убить двух зайцев сразу: хотя бы частично выбить дурь, которой лейтенант набрался в Форт-Беннинге, и иметь уверенность, что он будет к тебе прислушиваться».

Сегодняшняя операция была отличным тому примером. Взвод получил задание выставить охранение перед боевой позицией роты. Причем командир объяснил все предельно просто: взвод должен выдвинуться вперед и оттуда наблюдать за основными подступами к зоне боевых действий. Уиттворту требовалось одно – заблаговременно получить предупреждение о наступлении противника, чтобы иметь несколько минут в запасе и согласовать стрельбу прямой наводкой, которую откроет рота, с артиллерийским огнем.

Однако лейтенанту Козак показалось, что будет гораздо лучше, если, вдобавок к этому, они организуют еще и противотанковую засаду. Ривера заметил, что цель охранения – обеспечить безопасность роты, вовремя предупредив ее, вот и все. Но лейтенант продолжала настаивать на своем: то же самое они обеспечат, устроив засаду.

– Засада, – поучительно изрекала она, – положит начало боевым действиям, и, быть может, захваченный врасплох противник не поймет, где находятся главные позиции роты.

Ривера попытался внушить лейтенанту, что у них не меньше шансов попасть впросак, чем у противника, но скоро понял, что это – дело безнадежное. Следя за выражением глаз Нэнси Козак и слушая, как она подробно излагает свои доводы, сержант решил: пожалуй, самое лучшее – дать ей поступить по-своему. Он знал, что лейтенантам бывает полезно узнать суровую правду жизни. Может, у нее что-нибудь и получится. Правда, сержант в этом сильно сомневался. В конце концов, она здесь для того, чтобы учиться. А лучшие уроки мы выносим из самых больших передряг – это Ривера усвоил на собственном опыте.

Если цель сержанта состояла в том, чтобы заставить своего командира учиться на собственных ошибках, то лейтенант делала все, чтобы ему в этом помочь. Согласно плану, который пришел ей в голову минувшей ночью, одно отделение, вооруженное противотанковой управляемой ракетой «Дракон», полудюжиной противотанковых мин и четырьмя пусковыми установками для легких противотанковых ракет, должно было расположиться на переднем склоне холма. При этом «Брэдди» оставалась на противоположном склоне, и сержант не только не мог видеть сектора обстрела, но и находился в километре от того места, где ожидали в засаде пехотинцы. Как можно тактичнее Ривера намекнул лейтенанту, что они не успеют подняться на холм и вернуться к своей «Брэдли». Противник в любом случае их опередит: либо уничтожит артиллерийским огнем, либо развернется и расстреляет в упор, если они попробуют двинуться с места.

Но Козак уверенно объяснила ему, что противник, которого засада застанет врасплох, ни за что не заметит пехотинцев. С непроницаемым выражением, усвоенным за годы службы, сержант коротко бросил: «Есть, мэм», – и отправился на позицию взвода, а лейтенант принялась готовить боевой приказ. По пути сержант размышлял, где бы ему в такую рань найти подходящую дубину.

При этом ему ни разу не пришло в голову, что он впервые не думает о лейтенанте как о женщине. Нет, он подсознательно отнес ее к той же категории, к которой принадлежали все прочие знакомые ему вторые лейтенанты, и поступил с ней так же, как поступил бы с любым из них.

С переднего сиденья вездехода, принадлежащего Скотту Диксону, капитан Керро' следил, как второй лейтенант Козак готовит противотанковую засаду. Если находившееся в засаде отделение еще могло бы остаться незамеченным, хоть и заняло позицию после рассвета, то действия командира взвода, производившего проверку оружия и сектора обстрела, свели на нет весь ее план. С расстояния двухсот метров Гарольд даже без бинокля видел, как снуют взад-вперед люди и качаются ветви. Он не сомневался, что и разведчики противника, затаившиеся в неглубоком овраге под прикрытием маскировочной сетки, тоже все это заметили.

Пока Керро ждал неизбежной развязки, его водитель Эдди Джефферсон, по кличке Гуляка Эдди, внимательно изучал карту и заметки по поводу плана Козак, которые капитан сделал на полях планшета.

–    Ну, и что тебя так заинтересовало? – недовольно спросил Гарольд. Эдди ответил, озабоченно наморщив лоб и не поднимая взгляда от карты:

–       Да этот самый план, сэрг Больно уж он бестолковый. – Разложив карту на руле, Эдди указал на синий значок в том месте, где Козцк устроила противотанковую засаду. – Вот, полюбуйтесь. Эта безмозглая сучка поместила отряд вот здесь, на той стороне холма, – потом ткнул пальцем в соседний значок, который обозначал «Брэдли», – а «Брэдли» – вот здесь, на другой стороне. Теперь пехота ни за что не успеет вернуться.

Поморщившись, Керро напомнил Гуляке Эдци, что «сучка» – не совсем уместный эпитет для лейтенанта. Эдци мельком взглянул на него:

–       Виноват, кэп. – Потом,' снова уткнувшись в карту, продолжил: – Мало того, она загнала «Брэдли» в яму – оттуда ему ни прицелиться, ни выстрелить.

Покачав головой, Гарольд сдался. Эдци Джефферсон оказался хорошим солдатом – разумным и смекалистым. Не стоило его одергивать. В конце концов, Козак действительно выставила себя дурой. "Черт возьми, – подумал капитан, – может, стоило поручить Эдди организовать охранение? Уж он наверняка справился бы не хуже, чем Козак".

Они продолжали наблюдать, и тут Керро пришло в голову, что если Эдди, сидя с картой в руках, смог обнаружить слабое место в расположении отделения, то уж сами солдаты наверняка должны об этом знать. По крайней мере, взводный сержант и командир отделения не могли не понимать, что план лейтенанта не сработает. А если это так, то сержанты либо пытались образумить лейтенанта, но она, в азарте, их не послушалась, либо, сговорившись, решили: пусть Козак выставит себя на посмешище. В любом случае, капитан был не в восторге от того, что видел перед собой, хотя и понимал, что лейтенант могла отмахнуться от доводов своих сержантов. Когда-то и сам он, тогда еще «зеленый», напористый лейтенант воздушно-десантной пехоты, думал, что может завоевать весь мир в одиночку. Потребовались несколько лет войны, чтобы убедиться: порой не обойтись без посторонней помощи. Командир его батальона называл это процессом формирования зрелого офицера. Первый сержант выражался иначе: «Наконец-то в твою тупую башку удалось хоть что-то вбить!».

За неимением лучшего занятия, Керро спросил Эдди, как бы тот организовал охранение. Они как раз обсуждали этот вопрос, когда к месту, где находилось отделение взвода Козак, подкатил «хамви» с оранжевым флажком. То была команда имитации артогня. Свернув с дороги, машина медленно поехала вдоль деревьев туда, где расположилась противотанковая засада. Один из сидящих в ней держал на коленях ящик с имитаторами огня. Он вынимал их по одному, быстрым рывком снимал крышку, приводя его в действие, и швырял в сторону деревьев. Разбросав с полдюжины имитаторов – они должны были изображать три залпа 155-миллиметровых орудий артиллерийской батареи, – «хамви» укатил, предоставив пехотинцам натягивать противогазы.

Только солдаты управились с этим делом, как из-за деревьев, росших на противоположном краю узкой лощины, выскочили четыре вражеских «Брэдли». Стреляя из 25-миллиметровых пушек и пулеметов, они с угрожающей скоростью устремились к позиции отделения. Хотя огонь был неточен, быстрота и натиск атаки, не говоря уже о ее неожиданности, обескуражили лейтенанта Козак: она встала во весь рост и дала приказ к отступлению.

Однако шансов добраться до своих у отделения почти не оставалось. Пехотинец с полной выкладкой может пробежать километр за пять минут, минимум – за четыре с половиной. «Брэдли», двигающаяся со скоростью тридцать два километра в час, преодолеет это же расстояние меньше чем за две минуты. Эдди оказался прав: результат состязания был предрешен заранее, как и результат столкновения четырех атакующих «Брэдпи» с единственной машиной отделения. Поскольку БМП находилась на другой стороне холма, ее экипаж узнал о начале атаки только после того, как замигал сигнал прямого попадания. Наблюдая за ходом боя, Керро одновременно прослушивал радиосети роты А и взвода Козак, но так и не услышал доклада о начале боевых действий. Судя по всему, капитан Уиттворт, командир роты, в которую входил взвод Козак, до сих пор полагал, что все тихо и спокойно. Теперь из-за того, что план второго лейтенанта провалился, и неприятель нанес стремительный, хорошо организованный удар по ее засаде, Уиттворт не получит двухминутной отсрочки, на которую от так рассчитывает.

–     Сколько времени все это заняло, кэп?

Керро посмотрел на часы, потом перевел взгляд на отделение Козак: пехотинцы покидали свои позиции и суетливо выбирались на открытое место.

–     Три минуты; .если считать артиллерию, то четыре.

–     Да, дело —дрянь: четыре минуты – и десять трупов. Надеюсь, это ее хоть чему-нибудь научит.

–      Наверняка научит. Но все же – так, на всякий случай, – давай прокатимся немножко и потолкуем с юным лейтенантом, пока ее рота терпит поражение.

Ухмыльнувшись, Эдди завел двигатель и поехал туда, где собиралось отделение Козак. При этом он успевал внимательно наблюдать за ходом событий: остаток атакующей роты неприятеля наступал по дороге в южном направлении, стараясь догнать четыре головные машины, разгромившие засаду лейтенанта. Ее пехотинцы стаскивали маски противогазов, спеша нажать зеленую кнопку, отключающую сигнал системы МАЙЛС – он начал іу– деть, когда их накрыл луч лазера, имитирующий вражеский огонь, – и собирали оружие и снаряжение. И тут появился Керро.

Нэнси, и без того злая и расстроенная тем, что ее план с треском провалился, совсем впала в уныние: по номеру на бампере она поняла, что подъезжающая машина принадлежит подполковнику Диксону. То, что в ней находится не сам подполковник, а капитан, ничуть не улучшило ее настроения. Капитан наверняка доложит подполковнику, тот – командиру полка; тот, в свою очередь, – командиру дивизии, и пошло-поехало... Но что делать: теперь никуда не денешься, чему быть – того не миновать. Она заварила эту кашу, ей и расхлебывать.

Когда «хамви» остановился, Козак подошла, отдала честь и начала докладывать капитану, который еще не успел выйти из машины. Тот, небрежно ответив на приветствие, забрал у водителя карту и молча вылез. Пройдя вперед, он расстелил карту на капоте, несколько секунд разглядывал ее, потом повернулся к лейтенанту. И тут она его узнала: это был тот самый капитан, с которым она столкнулась в самый первый день пребывания в Форт-Худе. Припомнив ту маленькую любезность, которую он оказал ей тогда – помог найти потерянный зажим полковой эмблемы, – она чуть не ляпнула что-то на этот счет, но поспешно одернула себя: сейчас – не время и не место. В ее положении глупо начинать разговор с пустой болтовни.

Когда капитан, наконец, заговорил, Нэнси поняла, что речь пойдет об оценке ситуации. Взглянув на нее из-под каски, Гарольд спросил:

–     Лейтенант Козак, какое задание вы получили?

Приняв положение «вольно», она взглянула ему в глаза, на которые падала тень от каски.

–     Выставить боевое охранение, используя одно отделение, сэр.

–      И какова же была цель этого охранения?

–     Заблаговременно предупредить роту о нападении противника.

–     Вы справились с этой задачей, лейтенант?

Козак колебалась, не зная, что ответить. Может, она и справилась? Может быть, радист с ее «Брэдпи» успел доложить командиру роты? Или тот сам услышал шум боя? Она так и ответила Керро: точно не знаю. И попыталась объяснить: возможно, сержант доложил о начале атаки или успел доложить, прежде чем его уничтожили.

Но капитан не дал ей договорить:

–      Почему же вы не знаете, лейтенант?

–     Так получилось, что я временно потеряла связь со своим взводом.

Положив руку на ремень, Гарольд наклонился к ней, так что края их касок соприкоснулись. Его слова прозвучали резко и холодно:

–     Временно, говорите? Черта с два, временно, лейтенант. Вы навсегда потеряли связь со своим взводом. Как и способность двигаться, стрелять и отдавать команды. А все потому, что вы убиты, понятно? Убиты. У-БИ-ТЫ. И знаете, лейтенант, почему вы убиты?

Захваченная врасплох, Нэнси едва не отпрянула, но вовремя взяла себя в руки. Расставив ноги пошире, она уперлась краем каски в каску капитана.

–       Примите поправку, лейтенант: это ВЫ сваляли дурака. Начнем сначала: в чем заключалась ВАША задача?

Обдумывая повторный вопрос Керро, Козак боролась с желанием отодвинуться от него подальше. Она чувствовала его дыхание на своем лице и безжалостный напор его каски. Его поза внушала ей робость. «Наверняка он на это и рассчитывает», – подумала она. Нэнси опустила глаза и уставилась на узкую полоску земли, разделяющую носки ее сапожек размера пять с половиной и его огромных походных сапожищ не меньше одиннадцатого размера. С ней никто так не обращался с тех пор, как она была «зеленым» курсантом в Уэст-Пойнте.

И вдруг ее осенило. Глядя ему в глаза, лейтенант собралась с духом и выпалила:

–     Наша задача состояла в том, чтобы своевременно предупредить роту и дать ей возможность подготовиться к атаке противника. А я сосредоточила все внимание на противотанковой засаде и не догадалась поставить «Брэдли» в такое место, откуда можно использовать ее прицел для обнаружения неприятеля и рацию – для доклада. И тем самым предрешила провал операции.

Керро минуту помолчал, но Козак заметила, что выражение его лица несколько смягчилось. Это была еще не улыбка, но что-то похожее на то. Оба они выпрямились и, скрестив руки на груди, смотрели друг на друга. Нэнси перевела дух.

–     Попали в точку, лейтенант. И выиграли свой первый приз. Наверняка ваш командир ждет от вас инициативы. Он не должен каждый раз разжевывать все своим подчиненным, в том числе и то, почему отдал именно такой приказ. А из этого следует, что вам нужно научиться понимать, когда можно проявлять инициативу, а когда необходимо следовать его приказу до последней буквы. И, должен вам сказать, научиться этому нелегко. Некоторым так никогда и не удается. Надеюсь, у вас получится. Понятно?

Нэнси кивнула:

–      Понятно, сэр.

–      И еще, лейтенант. Впредь прислушивайтесь к своим сержантам. – Глядя в ту сторону, где собирался отрад Козак, Керро продолжал: – Ваш взводный сержант никогда не допустил бы такого. Если он предупреждал вас, а вы не прислушались, то это ваша промашка. Если же он этого не сделал, значит, он не выполняет своих обязанностей, и нужно с ним поговорить. Запомните, лейтенант: вам платят за то, чтобы вы думали, но это не означает, что вы – единственная, кто на это способен. И поймите: у вас пока нет опыта, а у ваших сержантов он есть. Вот и используйте его. Ясно?            

Нэнси снова кивнула:

–     Ясно, сэр. Просто это мое первое задание, ну, я и хотела произвести впечатление. Понимаете?

Гарольд впервые засмеялся.

–     Как тут не понять! И вам это удалось, будьте уверены. Вы произвели чертовски сильное впечатление на отделение, на весь остальной взвод и уж, конечно, на командира роты. Остается надеяться, что он – человек отходчивый, или сегодня настроен миролюбиво.

Козак нахмурилась. Она еще не думала о том, как будет объясняться с капитаном Уиттвортом. Увидев, что она помрачнела, Керро положил руку ей на плечо.

–     Послушайте, я прекрасно понимаю, что вы делали и почему. Каждый мало-мальски стоящий второй лейтенант выходит из Форт-Беннинга, готовый свернуть горы и удивить мир. Если он – дурак и, к тому же, удачливый, ему это удается. Ну, а если он такой же, как и все мы, то, прежде чем он освоит свое ремесло, ему предстоит наделать кучу ошибок и частенько получать нагоняи.

Глядя в сторону отделения пехоты, Гарольд проговорил:

–      Никогда не забывайте, лейтенант, что жизни этих солдат зависят от вас и ваших решений. Поэтому не допускайте, чтобы самолюбие, гордость и амбиции брали верх над здравым смыслом и выучкой. – Он повернулся к Нэнси, и их взгляды встретились. – Поступайте по совести и выполняйте приказы – и все будет нормально. Понятно?

Козак улыбнулась в первый раз за весь их разговор.

–     Да, сэр, понятно. Благодарю, сэр. Спасибо за помощь.

Керро небрежно козырнул в ответ.

–       Нет проблем, лейтенант. Именно за это мне и платят. А теперь продолжайте.

8 августа, 07.40 Остров Большой Кайман в Карибском море

Аламан неторопливо іірогуливался по пляжу, положив руку на гладкое, смуглое бедро своей любовницы. Он с трудом верил своему счастью: все, даже реакция американского правительства и общественности на первые рейды в приграничных районах играло ему на руку.

Предоставив Делапосу сформировать боеспособный отряд из остатков личной охраны, уцелевшей после сокрушительного налета мексиканской армии на Чинампас, Аламан убрался из страны. Он решил заняться поисками надежной базы, чтобы там, мобилизовав все свои способности, ресурсы и связи, готовить возвращение в Мексику. И хотя его репутация несколько пошатнулась – как-никак, эль Дуэньо не сумел предугадать военный переворот, – все же оставалось немало людей, которые по– прежнему нуждались в его талантах и связях. Некоторые даже разделяли его мечты о новой Мексике, где бы у них были еще большие возможности для нелегального бизнеса, чем до июньского переворота. Поэтому не составило особого труда подыскать место, удовлетворяющее вкусам и потребностям Аламана. В доме одного из своих сообщников на острове Большой Кайман он нашел идеальное убежище, и оттуда начал действовать.

Контакты, возникшие у него в Соединенных Штатах еще до мексиканской революции, облегчили Эктору поиски новых связей, в том числе и с людьми из пограничной охраны США, которые стали ценными источниками информации для Делапоса и командиров его отрядов. Имея сведения практически обо всем – от графиков дежурств и маршрутов пограничных патрулей до вооружения и фамилий патрульных, – маленькая «армия» Аламана рассчитывала достичь эффекта, многократно превышающего ее численность. Поэтому, предвидя новые потребности, Хозяин пытался установить контакты с Национальной гвардией Техаса, но эта задача оказалась сложнее, чем он предполагал. И все же, в целом, он был более чем доволен развитием событий.

Для начала Делапос, вместе с Чайлдрессом и Лефлером, на заброшенном аэродроме у Рио-Саладо собрал, организовал и вооружил шесть отрядов боевиков. Опыт и умение наемников, вкупе с деньгами, связями и уникальными организаторскими способностями Аламана, вполне могли претворить в жизнь его план восстановления утраченного влияния в стране.

План этот был столь прост по замыслу, сколь сложен для выполнения. Эктор надеялся использовать боязнь американского вмешательства во внутренние дела Мексики, которая всегда преследовала руководство страны, и привычку американцев совать свой нос в эти дела. Боязнь эта была вполне естественна, и имела исторические причины. Она являлась следствием конфликта 1836 года между Соединенными Штатами, которые стремились осуществить свое желание стать великой державой и недавно получившей независимость Мексикой. Многие годы бытовало мнение, что в результате поражения 21 апреля 1836 года, которое мексиканская армия потерпела на берегах Сан-Хасинто от армии республики Техас под командованием Сэма Хьюстона, англо-саксонское население одержало моральную победу над своими несчастными, заблудшими южными братьями. Со времен той войны американцы частенько вмешивались во внутренние дела Мексики, если чувствовали, что такое вмешательство сулит им выгоду. Вдобавок к тому, что США и Мексика пошли разными путями и достигли разного уровня благосостояния, здесь присутствовало еще одно неприятное обстоятельство: большинство североамериканцев относилось к жителям Латинской Америки с позиций расового превосходства.

С самого начала переворота, осуществленного Советом тринадцати, и мексиканские, и американские средства массовой информации всячески способствовали возрождению этих давних страхов и настроений. И хотя Совет старался относиться к интересам США с пониманием, в сложной обстановке первых послереволюционных дней это получалось далеко не всегда. Неизбежно приходилось принимать решения, которые в Соединенных Штатах не встречали понимания или поддержки. Американская пресса мгновенно стала раздувать эти трения; это усугублялось еще и тем, что в Штатах готовились к выборам, а разногласий среди кандидатов было не так уж много. На политиков, независимо от их партийной принадлежности и позиции, обрушивались и «правые», и «левые». Консерваторы наседали на политиков-либералов с требованиями обеспечить сохранность интересов американского бизнеса в Мексике и территориальной целостности Соединенных Штатов. Призрак революции, стараниями огромного латиноамериканского населения юго-восточ– ных штатов распространяющийся на север, заставлял трепетать каждого доморощенного патриота. «Левые» требовали от консерваторов положить конец нарушению гражданских прав. Эти требования ежедневно выливались в демонстрации как в Вашингтоне, так и в столицах юго-западных штатов. Что именно необходимо сделать, чтобы защитить Соединенные Штаты и несчастный народ Мексики, стонущей под игом военной диктатуры, стало предметом нескончаемых и ожесточенных дебатов. Планы выдвигались самые разные – от признания нынешнего режима до прямой и немедленной интервенции. Как выразился Аламан, все это напоминало тонущий корабль, причем никто не знал, как удержать его на плаву. А пока партии спорили, он решил силами своей маленькой «армии» этот корабль поджечь.

Медленно шагая вдоль кромки воды, Эктор объяснял своей любовнице Анне, как он заставит клоунов-военных из Мехико заплатить за то, что с ним сделали, а теплые волны океана, набегая, ласкали их ноги.

– В эту минуту, любовь моя, в моем распоряжении – сорок человек, рассредоточенных вдоль границы Мексики и Техаса, и у каждого – одна-единственная цель: убивать американцев и сеять ужас в пограничных районах. Большинство наемников – некоторые из них сражались в партизанских отрядах «левых» – специалисты по антитеррористическим операциям или сами были террористами. И ни один из них понятия не имеет о том, что такое мораль. Они преданы мне душой и телом и скоро поднимут волну паники, которая вернет меня назад, в мою любимую Мексику.

Он без устали рассказывал о своих планах и операциях маленькой «армии» наемников, а женщина молча слушала. Она позволяла Аламану баловать себя и поощряла его сексуальные аппетиты и склонность к бахвальству – ив том, и в другом он был ненасытен. Изредка кивая, Анна слушала, а эль Дуэньо все не унимался:

–       Каждому отряду из шести-восьми человек будет отведен свой сектор вдоль границы с Техасом или Нью-Мехико, где они смогут самостоятельно проводить операции, по собственному усмотрению. Единственное, в чем я их ограничил, – это выбор оружия и средств передвижения. Оружие может быть любого типа и калибра, но только то, которое принято на вооружение в мексиканской армии. Машины тоже должны быть такими, которые используют мексиканцы, или, по крайней мере, иметь шины, как у армейских автомобилей. И никакой связи друг с другом – ни по рации, ни по телефону. Даже в самых экстренных ситуациях отрядам запрещено обращаться к Делапосу – на него я возложил ответственность за руководство боевыми действиями. Напротив, он является ко мне и, получив приказ, объезжает один отряд за другим, собирает сведения о проведенных операциях, утверждает планы командиров и, в случае необходимости, отдает новые распоряжения. Таким образом, только мне и Делапосу известно местоположение каждого отряда и то, что происходит на границе.

Он остановился, любуясь восходом.

–    Здесь красиво, любовь моя. Но все же не так красиво, как в Мексике. Скоро ты сама увидишь.

В ответ на эти слова Анна слегка наклонилась и нежно поцеловала босса в губы, потом стала покрывать поцелуями шею. Скользнув ладонями по его обнаженной спине, она опустилась на колени, легко целуя грудь. Нащупав резинку его купальных трусов, она спустила их ниже коленей. Все это время Аламан продолжал стоять неподвижно, устремив взгляд в океанскую даль. Потом, взяв в ладони голову Анны, нежно привлек ее к себе.

–     Ты сама увидишь, любовь моя. Я тебе обещаю.

8 августа, 07.45 Округ Маверик, Техас

Высунувшись из-под камуфляжной сетки, Чайлдресс быстро осмотрелся. Не заметив ничего подозрительного, он сосредоточил внимание на фунтовой дороге, проходившей метрах в ста от того места, где затаился его отряд. Он окинул взглядом видимый ему отрезок дороги – от бетонной трубы, в которую был заложен шестнадцатикилограммовый заряд, до самого горизонта – и удовлетворенно кивнул: теперь никто не сможет проехать мимо незамеченным.