Текст книги "Крещение огнем"

Автор книги: Гарольд Койл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

В свою очередь, каждый из шести чрезвычайных планов имелся, по крайней мере, в трех вариантах. Например, «Зелены й-один– 1» задействовал только две бригады действительной службы, входящие в 16-ю бронетанковую. Для плана «Зеленый-один-2» требовалось три бригады – третьей была 173-я пехотная бригада из Форт-Беннинга. «Зеленый-один-З», тоже предусматривающий три бригады, требовал мобилизации и развертывания запасной бригады 16-й бронетанковой – бригады Национальной гвардии из Миссисипи.

В обязанности отдела планирования входило составление всех планов на основе общих замыслов командующего дивизией и конкретных инструкций Диксона. Последнему приходилось следить, чтобы планы получались подробными и разумными, и согласовывать их с другими отделами штаба. Эта задача была не такой простой: Диксон частенько обнаруживал, что разведывательные данные никуда не годятся. Не имея возможности собрать собственную информацию, разведотдел дивизии зависел от данных, которые поставляла ему разведка корпуса. Эти данные, в свою очередь, основывались на сведениях, которые предоставляли главные разведывательные управления страны – ЦРУ и ВРУ. Надо сказать, что у подполковника были веские основания относиться к их работе с большим недоверием. Он не раз говорил, что пользоваться этими данными для создания тактических планов – все равно, что строить дом на навозной куче. Но пока, за неимением лучшего, приходилось работать с тем, что есть.

Диксон собирался познакомить группу прибывших конгрессменов и их сотрудников с принципами «Зеленых» планов, поэтому ему нужно было предварительно освежить их в памяти и сделать кое-какие заметки для доклада. В обычных обстоятельствах он и не подумал бы готовиться к такой встрече, в лучшем случае, отвел бы на это несколько минут: как правило, мало кто из гостей имел хоть какое-то представление о предмете обсуждения. Но на этот раз среди членов делегации будет конгрессмен Эд Льюис из Теннесси. А Льюис, ветеран войны и член комитета Палаты представителей по делам разведки, свое дело знает. Не стоит вызывать на себя его огонь, тем более – при людях.

Задрав ноги на стол и держа в руке чашку с кофе, Диксон пристроил зеленую папку на коленях, а на столе – планшет с тактическими схемами, и стал готовиться к встрече.

11 августа, 18.45 Клуб-столовая для офицеров и членов семей, Форт-Худ, Техас

Джен так редко бывала в гарнизоне, что в поисках офицерского клуба ей пришлось трижды остановиться, чтобы спросить дорогу. Смущенная тем, что опоздала, она решила скрыть причину этого. Войдя в помещение, где собрался штаб 16-й бронетанковой дивизии, Джен, стараясь не привлекать к себе внимания, стала искать Скотта Диксона. Наконец, обнаружив, что он разговаривает с дивизионным начальником разведки, она незаметно подобралась поближе и подошла к нему сзади. Оказавшись совсем рядом, Джен взяла его под руку и нежно сжала локоть.

–      Вот ты где, дорогой! А я тебя везде ищу. Обернувшись к ней, Диксон ухмыльнулся. Он уже собрался было поинтересоваться, не заблудилась ли Джен по дороге, когда к ним подошел Длинный Эл.

Командир дивизии радостно и громогласно приветствовал мисс

Филдс:

–     Наконец-то Скотт позволил вам отойти от плиты и присоединиться к нам!

Возвышаясь над генералом на добрые пол головы, Джен удивленно взглянула на него, потом обратилась к Диксону:

–      Скотти, дорогой, разве у нас в доме есть плита? Генерал расхохотался, а подполковник закатил глаза. Схватив Джен за руку, Длинный Эл потащил ее за собой.

–     Дорогуша, вы просто умрете от жажды, если будете ждать, пока этот недотепа предложит вам выпить. Позвольте грязному старикашке вас угостить.

–      С удовольствием, сэр. Скотт наверняка говорил вам, что старикашки – моя слабость. Только поэтому я и остаюсь с ним.

Генерал снова весело расхохотался.

–       Скотт, эта женщина слишком хороша для танкиста. Ей нужен авиатор, вроде меня.

Диксон шутливо вскинул руки.

–      Сор, вы, как всегда, правы. Длинный Эл довольно улыбнулся.

–     Чертовски верно подмечено. Именно поэтому я и генерал. А теперь, подполковник, с вашего разрешения, я хотел бы кое с кем познакомить вашу даму.

Когда Джен вместе с генералом отошли, Диксон направился к буфету. По пути он столкнулся с капитаном Керро, который нес две бутылки пива. Остановившись, Диксон смерил молодого офицера взглядом и поднял брови.

–      А вы, оказывается, не дурак выпить! Керро взглянул на пиво, потом – на Диксона.

–      Да нет, я – не особенно. Вторая бутылка для приятеля, только он куда-то подевался. – Потом, спохватившись, предложил бутылку Диксону. – Вот, сэр, возьмите, пока пиЬо не нагрелось. Надеюсь, вы не откажетесь от «Короны». Я слышал, что в 16-й – это любимый напиток.

–    Вообще-то, я предпочитаю «Курз лайт», но, поскольку в уставе дивизии записано, что старший по званию не должен отказываться от бесплатной выпивки, придется согласиться на «Корону».

–      Отхлебнув глоток, он окинул бутылку оценивающим взглядом.

–     Конечно, не «Курз», но тоже сойдет. – Обратившись к Керро, Диксон поинтересовался, как идут дела на новом месте.

Начав рассказывать о случае, произошедшем несколько дней назад с женщиной -лейтенантом, Керро вдруг осознал, что, проработав в отделе уже больше месяца, он только во второй раз получил возможность поговорить с подполковником один на один. И дело не в том, что Диксон от него прятался – он всегда был на месте. Порой даже казалось, что он сразу везде. Даже когда тот выезжал с инспекцией или находился на совещании, в отделе ощущалось его присутствие. Многочисленные подчиненные из его штата называли подполковника «эль Хефе», что по-ис– пански означало «начальник». Он же в ответ именовал их «ниндзя– мутанты, они же – майоры-переростки».

Глядя на отдел и стиль его работы, Керро чувствовал, что ему придется пересмотреть свое отношение к штабным офицерам и, в частности, к подполковнику Скотту Диксону. Спокойная, с виду даже ленивая атмосфера, которая так поразила его в первый день и показалась признаком расхлябанности, на самом деле была внешним проявлением работы отлично отлаженного механизма. И механизм этот повторял образ и подобие его творца – подполковника Диксона. Как и он, отдел пребывал в постоянном движении, которое осуществлялось поступательно, целенаправленно и в нескольких направлениях одновременно. Что больше всего поражало капитана, так это эффективность работы коллектива. В его действиях не было ничего лишнего. За месяц, проведенный в штабе, капитан слышал об одном-едии– ственном совещании, которое подполковник проводил для своих майоров, да и заняло оно меньше получаса. И, тем не менее, создавалось впечатление, что именно Диксон стоит во главе всего. Однажды Керро наблюдал целое шествие офицеров через кабинет Диксона. Каждый офицер входил, излагал свое дело и получал от него совет или новые указания. Ничуть не спеша, Скотт выслушивал доклад, обдумывал вопрос, выносил решение и излагал распоряжения таким доступным языком, что они были бы понятны даже начальнику финансовой службы.

Еще Гарольд заметил, что Диксон не терпит людей, не способных мыслить самостоятельно, нерешительных или медлительных. Основной контингент сотрудников отдела составляли шустрые, напористые майоры. А от тех, кто не подходил под эту категорию, – Керро не раз слышал об этом, – быстро избавлялись. И хотя все порой жаловались на непомерную нагрузку, длинный рабочий день и требовательность шефа, тем не менее, каждый знал, что ему крупно повезло: он учится у настоящего аса, а когда настанет время, получит вознаграждение – завидное место в одном из подразделений дивизии.

Разговаривая с капитаном, Диксон почувствовал, что за ним наблюдает высокий мужчина в светло-коричневом костюме. Делая вид, что не замечает его взгляда, подполковник некоторое время продолжал слушать Керро, лишь изредка незаметно косясь на человека в штатском.

Капитан увидел, что внимание собеседника что-то отвлекает, и оглянулся, а потом вопросительно посмотрел на Скотта, но тот, по-прежнему игнорируя присутствие высокого незнакомца, с непроницаемым лицом изображал, что внимательно слушает Керро. Наконец капитан понял, что Диксон намеренно не замечает этого мужчину. Он играл с ним в какую-то игру, ставя его перед выбором: вмешаться в разговор, тем самым проявив неучтивость, или сдаться и уйти восвояси. Поскольку капитан понятия не имел, кто этот человек, он, подыгрывая шефу, продолжал разговор. Диксон же, безмятежно потягивая пиво, продолжал свою игру. Постепенно незнакомец начал нервничать, и Керро, решив, что пора кончать, замолчал и повернулся к нему лицом.

Дальше притворяться было невозможно, и Диксон, обернувшись к мужчине в штатском, наконец соизволил его заметить. С ловкостью умелого актера он сменил непроницаемое выражение лица на удивленное и, как ни в чем не бывало, проговорил:

–      О, конгрессмен Льюис! Как приятно увидеть вас снова. Вы давно здесь?

Пытаясь не показать, что выходка Диксона его задела, Льюис спокойно ответил:

–      Нет, подполковник, совсем недавно.

Диксон представил ему Керро:

–     Вот, познакомьтесь. Мое новое приобретение, капитан Гарольд Керро. Выпускник Виргинского военного института, капитан пехоты воздушно-десантных войск, обладатель медали «За безупречную службу», «Серебряной звезды» и «Пурпурного сердца».

Зная, что сам Диксон тоже заканчивал Виргинский военный институт, Льюис решил фгегка отыграться.

–      Ну, и где же вы заработали свое «Пурпурное сердце», капитан? Может, похитили у какой-нибудь курсанточки в институте?

На миг Гарольд почувствовал себя беспомощным пехотинцем, попавшим под перекрестный огонь двух противников. Он растерялся, не зная, как лучше ответить, и тут на помощь ему пришел Диксон.

–      Черта с два, конгрессмен. Капитан Керро принадлежит к старой гвардии. Тогда мужчины были мужчинами, а девушки – подружками.

Льюис понимающе улыбнулся.

–     Вот оно что! Теперь я вижу, почему вы возложили именно на капитана Керро руководство программой, которая должна оценить возможность использования женщин в качестве строевых офицеров.

Ответ конгрессмена обрушился на Диксона, как удар увесистой дубины. «Что же, поделом мне, – подумал он, – нужно было хорошенько подумать, прежде чем затевать с ним игры. Он, видать, тоже парень не промах».

Изобразив на лице улыбку, подполковник глотнул пива и спросил, чем может быть полезен.

–     Я надеялся побеседовать с вами с глазу на глаз.

–      К вашим услугам.

Отпустив Керро, Диксон провел Льюиса в патио.

–     Так что я могу для вас сделать, конгрессмен?

Эд присел на край стола.

–      Сегодня На встрече у меня создалось впечатление, что вы не особо довольны и разведданными, поступающими из ВРУ, и военными планами, которые вы нам представили. Более того, вы сделали все, чтобы подчеркнуть все отрицательные моменты плана. Меня, по меньшей мере, удивило, как офицер с вашей репутацией мог склонить командира к столь мрачному и пессимистичному изложению ситуации.

Прежде чем ответить, Диксон взглянул на свою бутылку, встряхнул ее и отхлебнул еще глоток. Сначала он хотел ответить уклончиво, но потом передумал. В конце концов, того, кто за милю чует обман, все равно не проведешь, а Льюис принадлежал именно к таким людям.

–      Длинного Эла невозможно склонить к тому, с чем он не согласен. – Скотт сделал паузу и снова глотнул из бутылки, потом посмотрел Эду в глаза. – Вы правы, я вовсе не в восторге от того, с чем нам приходится работать – я имею в виду данные разведки. И еще я не в восторге от наших стратегических задач. Под стратегическими задачами я подразумеваю политические цели и задачи. А особенно мне не по нутру мысль, что есть люди, которые серьезно верят, будто можно воспользоваться американской армией, чтобы исправить ошибки нашей внешней политики.

Захваченный словами Диксона врасплох, Льюис помедлил, прежде чем ответить. Хотя сам он не раз использовал те же доводы и говорил то же самое, только другими словами, обвинение подполковника подействовало на него, как пощечина. Член конгресса и видная фиіура в Вашингтоне, он тоже был косвенно причастен к этому, олицетворяя собой и здравые, и абсурдные призывы, исходившие из этого города.

Диксон постарался скрыть усмешку: он видел, что Эда удивил и смутил его ответ. «Ничего, ты сам на это напросился», – подумал он. И все же не стоит забывать, что Льюис – член конгресса, а он, Диксон, – обычный подполковник, каких много. Льюис – вершитель политики, а Диксон – простой вояка. Поэтому, стремясь ослабить возникшую между ними напряженность, Диксон спросил:

–     Скажите, конгрессмен, вы никогда не изучали кампанию Литтл Биг Хорн?

Довольный, что подполковник сменил тему, Льюис с готовностью поддержал разговор.

–     Читать – читал, но серьезно никогда не изучал. А что?

–     В 1875 году у нас в стране были люди, которые считали, что индейцы представляют «помеху» для осуществления их планов. По их мнению, индейцы напрасно занимали земли, богатые полезными ископаемыми. И вот для того чтобы обеспечить процветание страны и, между делом, нажиться самим, эти действовавшие «из лучших побуждений» сторонники кампании приложили максимум усилий, чтобы такую помеху устранить. Дабы ускорить ход событий, они сделали ставку на слепую ненависть, которую белая Америка питала к краснокожим дикарям. А в качестве орудия использовали армию Соединенных Штатов.

Льюис поднял руку.

–    Ладно, подполковник, можете не продолжать. Вы хотите сказать, что сегодняшние потомки прежних грабителей собираются развязать войну, и что защита своих границ – не оправдание?

–   Вовсе нет, – невозмутимо ответил Диксон. – У меня нет никаких оснований утверждать, будто кто-то в Соединенных Штатах пытается спровоцировать этот кризис. Я только хочу обратить ваше внимание на то, что есть люди, которые, руководствуясь самыми лучшими намерениями, Используют свое влияние, чтобы оказать политическое давление на правительство и вынудить его к опрометчивым действиям, способным привести к самым непредсказуемым и плачевным последствиям.

–         Если это так, подполковник, то почему из всех военных только вы один так резко выступаете против этой операции?

Скотт снова встряхнул бутылку.

–        Можно найти сколько угодно причин, чтобы промолчать. Прежде всего, есть принцип: мы – солдаты, и наше дело – не рассуждать, а подчиняться приказам. Национальную политику вершат президент и Конгресс, а не мы, простые служаки. Вам же знакомо старое правило: получил приказ – выполняй.

–     Вы считаете, что это неверно?

–         Кто я такой, чтобы решать, что верно, а что – нет? Но мой долг сказать, что возможно, а что – невозможно. Видите ли, я верю в американскую военную машину. Но при этом не могу смотреть сквозь пальцы на недостойные' действия некоторых людей в наших вооруженных силах. – По-прежнему держа в руке бутылку, Диксон наставил на Льюиса указательный палец. – Поймите, конгрессмен: каждый раз начиная боевые действия, мы тем самым оправдываем свое существование. Получая очередное задание, мы одной рукой отдаем честь, а другой тянемся за новыми ассигнованиями: ведь пока у Соединенных Штатов нет врага или ощутимой военной угрозы, армия превращается в ненужную и дорогостоящую обузу. А малочисленная армия, не имеющая конкретных боевых задач, означает медленное продвижение по служебной лестнице и сомнительные шансы добиться славы и почестей.

–     Я-то думал, что ваши бравые ребята довольствуются бескорыстным исполнением долга.

Скотт хохотнул:

–       Если вы все еще в это верите, советую по возвращении просмотреть записи программ новостей, сделанные во время операций «Правое дело» и «Буря в пустыне». Тогда немало командиров и офицеров очень старались попасть на экраны телевизоров, дабы «помочь» американской общественности разобраться в военных действиях. А потом, когда все закончилось, они, пожертвовав военной карьерой, вышли в отставку, чтобы разъезжать с рассказами о былых сражениях – не задаром, разумеется. Нет, конгрессмен, от того, что вы наденете военную форму, ни самолюбие, ни личные интересы никуда не денутся. И хотя Мексика – не та империя зла, которой когда-то слыла Россия, получается, что на данный момент – это единственная стоящая добыча.

–      А что предлагаете вы? Сидеть сложа руки? И пусть налеты продолжаются? Ведь даже вы наверняка согласитесь с тем, что не найдется ни одного сенатора из юго-западных штатов, который бы захотел сидеть в Вашингтоне сложа руки, пока его избирателей убивают прямо на пороге дома. Потребность в прямых и решительных действиях становится слишком настоятельной, чтобы ее игнорировать. Такова политическая реальность, подполковник.

Диксон кивнул в знак согласия.

–       Это понятно. Именно так поступил Терри, когда в 1876 году выступил из Форта Авраама Линкольна в погоню за индейцами сиу, и Першинг, который двинулся в Мексику, чтобы расправиться с Панчо Вильей. Мы пойдем, куда прикажут, и сделаем то, что от нас требуют. Однако это не значит, что мы поступим правильно и справедливо.

–      Вижу, вы – сторонник версии Панчо Вильи.

–       Вовсе нет. Правда, на мой взгляд, такой ход мыслей наиболее логичен, хотя никто и не может его доказать. Именно это, мистер конгрессмен, я и хотел бы подчеркнуть. Никто не может ни доказать, ни опровергнуть ни одну из версий, объясняющих рейды в приграничной полосе. Но, несмотря на отсутствие надежных доказательств, все так и грызут удила, требуя, чтобы армия сказала свое слово. А что, если после того, как пальба закончится, выяснится, что мы уложили не того парня? Что будет с нами и с будущим обеих стран? Черт побери, сэр! Даже самому жестокому убийце в Соединенных Штатах сначала предъявляют исчерпывающие и неопровержимые доказательства, а потом уже карают по закону. Разве мы не должны предоставить мексиканскому народу такое право?

–        Мы с вами, подполковник Диксон, сейчас говорим не об уголовном праве. Здесь – не чистенький зал заседаний в каком– нибудь городке. Речь идет о реальной жизни, поэтому давайте посмотрим в глаза реальности. Мы имеем дело с политикой и национальными чувствами. И то, и другое может отличаться безрассудством и непреклонностью. А если добавить сюда страх, да еще и полить этот страх изрядным количеством американской крови, как это делают те, кто совершают налеты на границе, логика окажется бессильна.

Скотт хотел ответить, когда сзади подошла Джен и положила руку ему на плечо. Чмокнув подполковника в щеку, она обратилась к Льюису:

–          Скотти не имеет ничего против нашей стратегии, пока она не забывает об обеде. Правда, милый?

Диксон смотрел на подругу. Ни в глазах, ни в интонации он не уловил никаких признаков тревоги. Взяв руку Джен, он поднес ее к губам, легонько поцеловал и задержал в ладони.

–      Никак, ты набралась, дорогая?

Джен возмущенно вырвала руку.

–        Я? Набралась? Со мной такого не бывает, сэр. Это ваш генерал набрался. Я просто хочу есть, можно сказать, умираю с голода. И требую, чтобы меня накормили, причем немедленно.

Льюис, улыбаясь, смотрел на них, потом заметил:

–     Я и не знал, что вы женаты.

Усмотрев случай отделаться от конгрессмена, Диксон повернулся к нему.

–        Мы – женаты? Никоим образом, конгрессмен. Мы просто спим вместе.

Джен, подбоченясь и гневно сверкая глазами, с притворным возмущением набросилась на приятеля:

–       Скотт Б. Диксон, вы, кажется, позволили себе намекнуть, будто я – продажная женщина? – Потом она обратилась к Льюису. – Знаете, конгрессмен, что означает буква "Б" в его имени? Бесстыдник. И если он сию минуту не поведет меня обедать, чтобы хоть как-то загладить свою вину, то впредь она будет означать «бай-бай», то есть будь здоров, пока, адиос, адью – одним словом, прощай.

Диксон взглянул на Льюиса и беспомощно пожал плечами.

–       Мне ужасно жаль, конгрессмен, но долг зовет. Возможно, мы еще вернемся к этому разговору позже.

Льюис поднял стакан.

–     Да, может быть, позже.

Когда Филдс и Диксон вошли в здание и рука об руку направились в столовую, Джен прильнула к своему спутнику и шепнула ему на ухо:

–          Я видела, что тебя загнали в угол, и решила, что пора прийти на помощь.

Замедлив шаг, подполковник нежно поцеловал ее в щеку.

–      За это, дорогая, я тебя и люблю.

11 августа, 23.55 Пресидио, Техас

Еще не прошла и половина вечерней смены, а уже стало ясно, что ночь будет долгой и утомительной. Сидя за диспетчерским пультом, Том Джеррикс отложил истрепанный журнал и обвел глазами комнату, отыскивая, что бы еще почитать. Он посмотрел на лейтенанта, который, положив ноги на стол, уставился в телевизор, потом перевел взгляд на полку, где помещались кофеварка и кипа журналов.

Они были одни – все остальные ушли в дозор. С начала августа пограничники работали шесть дней в неделю, по двенадцать часов в сутки. Усталость и напряжение начинали сказываться на всех, кто служил на заставе. Насколько было известно, ни у кого не возникло никаких догадок, и никто из бандитов – так прозвали неизвестных налетчиков – не был ни ранен, ни, тем более, убит. Получалось, что они сражаются с невидимками. Но Джеррикс знал, что у этих «невидимок» – острые зубы. На доске, где оставляли инструкции патрулям, красовалась надпись, сделанная вечером и напоминающая всем и каждому об этом печальном факте. Наверху крупными буквами было выведено: «Бандиты убили 14 человек, пограничный патруль – 0. Не стань пятнадцатым!».

Поднявшись, Том подошел к кофеварке, налил себе кофе и принялся рыться в журналах, надеясь найти что-нибудь непрочитанное. Он стоял спиной к рации, когда тишину нарушил громкий голос патрульного, заглушаемый выстрелами и звоном бьющегося стекла:

–     Нас обстреляли. Нас обстреляли. Застава Пресидио, это...

Поставив чашку, Джеррикс резко повернулся и бросился к рации. Схватив микрофон, он нажал на кнопку передачи и торопливо заговорил:

–         Последний пост, говорит застава Пресидио. Назовитесь и дайте свои координаты.

Он приготовился повторить вызов, когда к нему подошел лейтенант. Встав у Джеррикса за спиной, он положил руку ему на плечо и тоже стал слушать. Том повторил еще раз:

–         Это застава Пресидио. Назовитесь и дайте нам свои координаты. Прием.

И Джеррикс, и лейтенант не сводили глаз с динамика, ожидая ответа. Ждали и все остальные патрули, подключенные к этой сети. Так и не дождавшись, лейтенант приказал Тому устроить перекличку всех патрулей – пусть дадут свои координаты и сообщат все, что им известно о произошедшей перестрелке.

Джерриксу показалось, что прошла целая вечность, пока все патрули откликнулись. После каждого ответа следовала пауза на случай, если атакованный наряд сможет выйти на связь. Но больше никаких сообщений о нападении ре поступило. Патрули докладывали о своем местонахождении и отсутствии контакта с противником. Через три минуты отрапортовали все, кроме Эда Кимела и Эрнандо Хуареса. После того как Том, обратившись к ним по именам, не получил ответа, лейтенант подошел к карте и проследил их маршрут. Установив, где должен был находиться патруль в момент выхода на связь, он приказал соседним дозорным направиться в эту точку. На всякий случай он велел патрулям соблюдать крайнюю осторожность, хоть и знал, что необходимости в этом нет.

11 августа, полночь, К югу от Индио, Техас

С расстояния в два километра Делапос увидел «джип» пограничного патруля, который с визгом несся по шоссе № 170 в поисках исчезнувшего наряда. Разумеется, Делапос знал, где находятся пропавшие пограничники: он и четверо его людей убили их час назад. Оттащив трупы от дороги, они вынули из «джипа» рацию, уничтожили машину и, отойдя на север, снова залегли в засаду. Когда его отряд был готов, Делапос настроил рацию своей машины на ту же частоту, на которой работали патрульные, послал отчаянный призыв о помощи и стал ждать ответных действий пограничников.

Теперь, глядя, как патрульный «джип» приближается к тому месту, где его люди установили две мины, Делапос довольно улыбнулся. Реакция пограничников последовала вовремя и именно такая, как он ожидал. Два патруля, уничтоженные в разных местах одним и тем же отрядом, – это только начало. Делапос знал: раньше или позже пограничникам придется признать, что они бессильны справиться с ситуацией. Если двойная засада и гибель второго наряда, откликнувшегося на фальшивый радиовызов, не убедят их в этом, то вряд ли вообще что-нибудь убедит.