Текст книги "Крещение огнем"

Автор книги: Гарольд Койл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц)

Койл Гарольд
Крещение огнем

Пролог

 

Карта 1: Мексика и американская граница

27 июня Штат Техас, граница США и Мексики

Над пустыней сгущались сумерки. С наступлением темноты ночные хищники зашевелились в своих норах. Впереди у них было несколько часов, чтобы выследить и сожрать свою добычу, что позволит кому-то из них прожить еще один день в этих суровых условиях. Здесь властвовал жестокий закон: не убьешь – не проживешь. И все живое подчинялось ему, не ведая ни сочувствия, ни жалости. Все решала борьба за существование.

Из небольшой впадины на песчаной поверхности пустыни появился скорпион. Он двигался, как боевая ракета, выходящая из пусковой установки, – бездумно, целеустремленно и непреклонно. Едва покинув тесную нору, скорпион приготовился убивать. И смертоносное жало на его хвосте было уже наготове.

Скорпион шел в густеющие сумерки, будто, еще сидя в темной норе, уже знал, куда держать путь. Внезапно над ним промелькнула распластанная тень орла, но для скорпиона огромная птица не представляла никакой опасности – орлу нет дела до таких мелких тварей. Паря над поверхностью пустыни, он высматривал себе жертву, которая даст ему возможность насытиться и прожить еще день. Маленький, ничтожный с виду скорпион, оказавшийся в широкой тени орлиных крыльев, не привлек внимания птицы.

И пусть пути их пересеклисьхлучайно, цель у них была одна: каждый искал добычу. То, что два этих обитателя пустыни еще когда-нибудь встретятся, казалось невероятным. Но в жестоком мире, где выжить – значит убить, а выживание – единственное, что имеет смысл, каждый, кто мог следовать этой цели, следовал ей без колебаний. Поэтому все было возможно.

А если что-то возможно, оно непременно случится – пусть даже в кошмарном сне.

Глава 1

Нынче служба не та, что была раньше, и так бывало во все времена.

Армейская поговорка

28 июня, 06.45

Гора Мэннинг, Форт-Худ, Техас

Сидя на плоском камне и устремив взгляд на юг, капитан Стэнли Уиттворт лениво жевал завтрак – холодные сэндвичи с курицей и .ветчиной. Худосочный кипарис давал кое-какую защиту от солнца, но не мог спасти от жары. Зной нового техасского дня, которому было меньше часу от роду, уже давал о себе знать: походная форма Уиттворта пропиталась потом. Еще пара часов, и жара станет совсем невыносимой.

Из стоявшего позади вездехода "хамви" донеслось верещание рации. Судя по позывным, докладывал командир второго взвода. Уиттворт перестал жевать и прислушался. Из донесения следовало, что взвод мциовал контрольный пункт один-четыре и, не входя в соприкосновение с противником, продолжает двигаться на север. Склонясь над картой учений в районе Форт-Худа, Уиттворт отыскал синий значок, которым был отмечен контрольный пункт один-четыре: он находился там, где Старая Джорджта– унская дорога пересекала Коровий ручей. Это место, известное в округе как "Джексонов перекресток", сейчас являлось важной стратегической точкой: если второй взвод сумеет добраться до ручья и беспрепятственно пересечь его, он получит решительное преимущество в предстоящем бою.

Сунув остатки завтрака в пакет из коричневой фольги, Уиттворт поднес к глазам бинокль и стал искать машины второго взвода. И хотя обнаружить их капитану пока не удалось, облако пыли, повисшее в неподвижном воздухе, указывало, что они где– то совсем рядом. Если в ближайшие десять минут противник – танковая рота – не появится на высоте, где сидит сейчас Уиттворт, то здесь будет его второй взвод под началом лейтенанта Шипплера. И тогда танкисты примут бой не на открытой местности – между горой Мэннинг и ручьем, – а в кипарисовой роще, на вершине горы. Здесь, среди деревьев, второй взвод сможет в ближнем бою бросить против танков свою пехоту. Именно на это и надеялся Уиттворт. Случись все наоборот, четырнадцать рвущихся с севера танков живьем "съедят" все четыре "Брэд– ли" Шипплера вместе с пехотой.

Уиттворт напряженно следил за Старой Джорджтаунской дорогой, ожидая, когда первая из машин второго взвода выкатится на открытое пространство у подножия горы Мэннинг. Вдали послышался пронзительный вой моторов "Брэдпи". И вдруг этот звук почти стих. Пристально вглядываясь сквозь порыжевшую листву деревьев, скрывающих дорогу, по которой должен был наступать второй взвод, капитан не обнаружил никаких признаков движения. Даже густое облако пыли рассеялось. Это могло означать только одно: Шипплер остановил взвод для перегруп-: пировки. Медленно опустив бинокль, Уиттворт мысленно разразился самыми отборными ругательствами в адрес лейтенанта: вместо того чтобы дерзко ринуться вперед и занять высоту, Шипплер, начитавшийся толстых учебников, проявлял школярскую осмотрительность. Если танковая рота, которая сейчас движется по Старой Джорджтаунской дороге от Роялти-ридж, ка– ким-то чудом не задержится, она успеет добраться до южного склона горы Мэннинг и, заняв высоту, открыть огонь по машинам второго взвода, когда они выйдут на открытое место.

И будто в ответ на невеселые размышления Уиттворта, хруст кипарисовых веток под гусеницами танков возвестили о прибытии танкистов. Обернувшись, капитан увидел "Абрамеы" в чер– но-зелено-коричневых разводах камуфляжной раскраски. Медленно лавируя среди кипарисов, они пробирались к гребню горы. Командир головного танка, по пояс высунувшийся из башни, наклонился вперед: следя за правым передним обтекателем, он подавал команды водителю. Заряжающий, стоя в своем люке, расположенном слева от башни, следил, чтобы левый обтекатель не задевал деревьев. Было очевидно, что командир экипажа уже бывал здесь: он не заглядывал в карту и даже не остановил машину, чтобы дать водителю возможность осмотреться и выбрать путь. Офицеры бронетанковых войск, базировавшихся в Форт-Худе, уже давно поняли: когда маневрируешь на горе Мэннинг, лучше познакомиться с местностью заранее.

Не обращая внимания на Уиттворта и его вездеход, командир выбрал позицию левее того места, где сидел капитан. Пока водитель глушил двигатель и блокировал тормоза, он нырнул в танк, подхватил бинокль, привязанный к вертушке пулемета пятидесятого калибра, и, вновь выпрямившись, стал осматривать окрестности. Башня начала медленно поворачиваться слева направо – наводчик искал цель. И она не заставила себя ждать: показалась первая БМП Шипплера.

Будто охотничья собака, учуявшая дичь, главное орудие танка внезапно дернулось в сторону и замерло. Получив сигнал наводчика, командир мигом исчез в танке, чтобы воспользоваться своим окуляром прицела.

Уиттворт постоял, наблюдая, как танк готовится к боевым действиям. Потом посмотрел в сторону, где исчез взвод Шипплера. "Ну, вот", – обреченно вздохнул он, когда показавшаяся из-за деревьев "Брэдлщ стала поворачивать налево, направляясь к Старой Джорджтаунской дороге. Этот маневр подарил танку, расположившемуся по соседству с Уиттвортом, прекрасную возможность для прицельного выстрела. Но командир не спешил. Он знал, что БМП редко путешествует в одиночку, и если подобьешь одну, это только послужит сигналом для остальных. Поэтому он и другие командиры танковой роты, занявшие боевую позицию вдоль гребня грры, следили в оба и выжидали. Не успела первая машина добраться до дороги, как их терпение и выдержка были вознаграждены: из-за деревьев показалась вторая "Брэдли" и направилась вслед за первой.

Наблюдая за действиями Шипплера, Уиттворт ждал, что танки вот-вот откроют огонь. Было ясно, что лейтенант оставил половину взвода – две машины – за деревьями, чтобы следить за маневрами. И хотя у них было мало шансов устоять против четырнадцати танков, все же была надежда, что две оставшиеся "Брэдли" откроют огонь, и смогут подбить пару машин противника. Но и эта надежда рухнула: Уиттворт увидел, как обе машины выкатились на открытое место, чтобы догнать ушедших вперед.

Танки все еще не стреляли. Да и куда торопиться? Ведь они оборудованы лазерной системой наводки "МАЙЛЗ", позволяющей поразить цель на расстоянии до полутора тысяч метров. А опытный стрелок с тщательно выверенной и пристрелянной системой мог накрыть противника и за отметкой две тысячи метров. Но командир танковой роты не хотел рисковать. Он ждал, когда взвод Шипплера, клино»м выстроившийся вдоль дороги, приблизится, чтобы бить наверняка.

Уиттворт чувствовал себя так, будто смотрит плохой фильм или спектакль, где герои попадают в ловушку, о которой зрителям давно известно. Он покосился на танк, расположившийся справа от него. Командир пригнулся в своей бащне и, следя за приближением "Брэдли", что-то говорил в микрофон внутренней связи: то ли отдавал последние приказания своему наводчику, то ли просто обменивался ничего не значащими фразами, чтобы скоротать последние минуты перед боем.

Краем глаза командир увидел, что Уиттворт следит за ним и, прервав разговор, повернулся к капитану. Вызывающе ухмыльнувшись, он выбросил вперед правую руку и опустил большой палец вниз, показывая, что взводу пришел конец. Капитан почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Он метнул в сторону насмешника яростный взгляд, способный прожечь танковую броню насквозь.

Уиттворт все еще кипел злобой, когда улыбка танкиста внезапно погасла, а сам он подался вперед. Правая рука взлетела к шлему. Несколько секунд он стоял в такой позе, слушая команду по рации, потом перевел рычаг на передачу и прокричал что– то в микрофон. Вернув рычаг в положение внутренней связи, он отдал приказ экипажу. Уиттворт понял, что капитан, скорее всего, получил команду открыть огонь.

И сразу с южного склона горы Мэннинг грянули полдюжины оглушительных залпов, возвестивших о начале боевых действий. Машины Шипплера некоторое время продолжали двигаться вперед. Потом установленные на "Брэдли" приемники системы "МАЙЛЗ" начали регистрировать попадания и разрывы вблизи цели. Еще не зная наверняка, что они "убиты", командиры приказали включить дымовые установки, и мащины стали резко разворачиваться, пытаясь укрыться в дыму.

Уиттворт внимательно прислушивался к рации, настроенной на частоту Шипплера, в ожидании первого донесения. Но его не было. Не было слышно и приказов, отдаваемых лейтенантом. Каждый из командиров "Брэдли" принимал реиї&ния на свой страх и риск. Впрочем, Шипплер был уже бессилен помочь своему взводу. Первый же залп "уничтожил" две "Брэдли". Как только командиры этих двух машин увидели, что на броне замигали оранжевые огоньки – сигналы поражения, – они опустили стволы пушек на задние платформы и стали ждать. Уцелевшие "Брэдли" бешено маневрировали, пытаясь за дымовой завесой прорваться к укрытию. Но танки, которым они были видны как на ладони, уже перенесли на них всю тяжесть удара.

Преследование продолжалось меньше минуты. Следующий же выстрел накрыл левую "Брэдли" – ее сигнальные огни замигали. Последняя ненадолго пережила свою спутницу и, несмотря на резкие виражи и тщетные потуги слабенькой дымовой машины, тоже не избежала печальной участи.

Не в силах больше наблюдать эту сцену, Уиттворт резко повернулся и зашагал к своему вездеходу. На ходу он прикидывал, *іто скажет лейтенанту при встрече. В конце концов, если руководствоваться только учебниками, действия Шипплера надо признать правильными. Миновав Коровий ручей, он перестроил взвод и перешел на режим поочередного наблюдения. Потом, убедившись, что опасности нет, двинул весь взвод вперед в режиме наблюдения на марше. Но Уиттворт все-таки надеялся, что лейтенант предпримет стремительный бросок к горе Мэннинг. Конечно, это было бы авантюрой и, чтобы пойти на нее, требовался опыт, приобретаемый только в сражениях. Не было никакой гс– антии, что такой риск принесет успех: все зависело от действий командира танковой роты – от его оплошности или промедления. А строить планы, исходя из предположений или возможных ошибок противника, – привычка скверная. И все же...

Подойдя к своему "хамви", Уиттворт распахнул дверцу, собираясь сесть. Водитель потянулся вправо и выключил обе рации, чтобы не посадить аккумуляторы в момент включения зажигания. Потом завел двигатель и снова привел рации в рабочий режим. Но Уиттворт велел водителю подождать и пошел обратно, чтобы забрать остатки своего завтрака. Подходя к камню, он заметил, что его пакет атакуют полчища муравьев. Чертыхнувшись, Стэнли пнул его, повернулся и зашагал к машине.

Как ни взбесили капитана истребление взвода Шипплера и потеря завтрака, это были только цветочки по сравнению с тем, что ждало его впереди. Ведь сегодня в роту Уиттворта должна прибыть лейтенант Нэнси Козак – первая женщина, произведенная в пехотные офицеры. Душившая Стэнли ярость сменилась глубоким унынием. Он знал, что в армии уже почти полгода проводится широкий эксперимент по предоставлению женщинам равных с мужчинами возможностей, но морально не был готов, что женщину могут направить в строевую часть, более того – в его роту. В инструкциях, составленных чиновниками и специалистами из Управления по оценке и аттестации кадров (одной из служебных инстанций, которой подчинялся Уиттворт), равно как и в депешах Министерства обороны, подробно разъяснялось, как должен осуществляться десятимесячный план эксперимента. Были даже сделаны попытки помочь его участникам преодолеть предвзятое отношение к женщине-офицеру. Для этого предусматривалась целая серия учебных семинаров, групповых встреч, бесед. Однако эти нововведения, в большинстве своем, потерпели крах. Они не покончили с предрассудками, а только укрепили их – во всяком случае, у некоторых служащих из роты Уиттворта, к числу которых относился и сам капитан.

Несмотря на все свои старания, он так и не смаг подойти к проблеме объективно. "Ну почему, – рассуждал он, – необходимо допускать женщин в строевые части? Теперь отличным пехотным офицерам придется подаваться в "штабные крысы", чтобы заполнить вакансии в частях боевого и тылового обеспечения – в тех подразделениях, где всегда служили женщины. Почему чиновники в Вашингтоне не могут оставить нас в покое, чтобы все шло так, как испокон веков было заведено в американской армии? – брюзжал про себя Уиттворт. – Можно подумать, что какой-то умник из Министерства обороны специально задался целью выяснить, сколько дерьма можно навалить на строевых армейских офицеров, прежде чем служба станет для і "х невыносимой".

Свернув с неровной, ухабистой дороги, машина Уиттворта пересекла главный танковый путь и, выехав на Уэст-Рейцдж– Роуд, устремилась на юг. Уиттворт не заметил этого маневра. Его продолжала терзать мысль о том, как он встретит Нэнси Козак. И эти тягостные раздумья, и отвратительные действия взвода Шипплера, и съеденный муравьями завтрак, и гнетущий зной – все это лишило Уиттворта даже тех остатков тактичности, которые, возможно, были у него с утра. А тактичность – как раз то качество, в избытке которого никто из близко знавших Уиттворта не рискнул бы его упрекнуть.

28 июня, 07.45

Главный гарнизон, Форт-Худ, Техас

Свернув с Худ-Роуд на Хедквортерз стрит, второй лейтенант Нэнси Козак притормозила свой голубой «шеви сабербан», чтобы въехать на стоянку, расположенную на другой стороне улицы, напротив здания № 108. Сказать, что она волновалась, означало бы ничего не сказать о том состоянии, в котором находилась сейчас лейтенант Козак. Наконец, после нескольких лет учебы, настал долгожданный день – день, когда ей предстояло прибыть в свою первую часть. Теоретические занятия по руководству, учебные игры типа «А что, если?» и «Как вы поступите?», которыми была напичкана программа в училище Уэст-Пойн– та и на офицерских курсах, остались позади. Отныне все будет взаправду. Теперь от ее решений и поступков будут зависеть судьбы живых людей. А оценивать работу лейтенанта Козак будут профессиональные солдаты – ее подчиненные, ее начальство и все те, кому предстоит стать ее боевыми товарищами.

Мало того, что впервые прибыть для прохождения службы – дело само пО себе нелегкое, Нэнси Козак предстояло еще одно испытание: стать первой женщиной, зачисленной в армию Соединенных Штатов в чине строевого офицера. Весь следующий год она сама и ее часть будут находиться под самым пристальным вниманием высокого начальства. И от нее, второго лейте– нанта Козак, во многом зависит, будут ли американские женщины служить в строевых частях наравне с мужчинами.

По своему замыслу план был весьма прост. Три подразделения: танковый батальон, батальоны механизированной пехоты и Полевой артиллерии – получат в свои рады несколько женщин– офицеров и военнослужащих рядового состава. Некоторые роты останутся целиком мужскими: это будут так называемые базисные роты. В других, смешанных, будут служить мужчины и женщины. Специалисты из Управления по оценке и аттестации кадров обязаны наблюдать, как протекает служба в тех и других ротах, и делать выводы. Заключительным этапом программы станет перевод экспериментальных рот в Национальный учебный центр в Форт-Ирвине (штат Калифорния), и произойдет это в конце года. В итоге, на основании оценок и выводов наблюдателей будет вынесено решение о целесообразности службы женщин в строевых частях.

Не случайно первыми должны были приступить к службе женщины-офицеры. В "верхах" пришли к выводу, что именно они сумеют лучше справиться с теми трудностями, которые неизбежно возникнут при появлении женщин в строевых частях. И только через три месяца, когда они освоятся с новым окружением, в подразделения начнут прибывать женщины-рядовые.

И в планах, и в инструкциях умалчивалось (однако это подразумевалось само собой) о том, что на женщин-офицеров возлагалась еще одна задача: они должны взять на себя роль буфера между мужским офицерским и сержантским составами и женщинами-рядовыми. Иначе командиры-мужчины, воспользовавшись положением, могут попытаться провалить мероприятие, предъявляя к своим подчиненным-женщинам слишком жесткие требования. Правда, офицеры-женщины, имеющие чин второго лейтенанта, находились в самом низу служебной лестницы, однако все сошлись на том, что не следует использовать в эксперименте женщин-офицеров старше по званию, не имеющих специальной подготовки и строевого опыта. К тому же, в инструкциях из Пентагона неоднократно подчеркивалось, что основное внимание следует сосредоточить на уровне взвода: только там можно по-настоящему ощутить боевую обстановку.

Прежде чем выйти из машины, Нэнси еще раз придирчиво оглядела себя в зеркало. Каштановые волосы, обычно распущенные, были гладко зачесаны назад и заколоты шпильками на затылке. Длина волос была предметом сомнения и ожесточенных споров в Уэст-Пойнте. Многие ее подруги все же предпочли короткую стрижку, чтобы не возиться с прической в полевой обстановке. Другие подстригли волосы так, чтобы они лишь касались нижнего края форменного воротника – это была максимальная длина, допускаемая уставом. И лишь немногие, в том числе и Нэнси, не смогли расстаться с длинными волосами. "В конце концов, – сказала она как-то подружке, – все равно все водят, что ты – женщина. Какой же смысл стараться это скрыть?". Методом проб и ошибок и благодаря помощи других женщин– офицеров Козак постепенно научилась справляться с волосами не только в обычных, но и в полевых условиях. Конечно, она не могла знать, как отреагирует на это ее будущий командир. Строго говоря, пока она подбирает волосы так, что они не спускаются ниже воротника, он ничего не может сказать. Если это все– таки превратится в проблему, Нэнси морально была готова подстричься "под мальчика".

Легкий макияж Нэнси был едва заметен. Как и прическа, он тоже был предметом больших сомнений. Последние две недели она вела долгие споры с собой: нужно ли краситься, когда прибываешь в часть? Но как только девушка убеждала себя, что разумнее отказаться от косметики, почему-то сама же начинала оспаривать свое решение. В конце концов Нэнси решила ограничиться минимумом: нанесла на лицо тонкий слой тона и слегка подкрасила ресницы черной тушью. От румян она отказалась, и только губная помада оттеняла лицо, которое иначе казалось бы чересчур бледным. Чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, Козак на этот раз не стала пользоваться духами. Но она не учла одного: вся косметика, которой она пользовалась – от шампуня до крема для лица, – издавала явно женский аромат, тянувшийся за ней как шлейф.– Сама Нэнси так привыкла к этим ароматам, что давно перестала замечать, но в роте моторизованной пехоты, где царил запах дизельного топлива и ружейного масла, смешанный с едким запахом мужского пота, это неизбежно будет выделять ее из общей массы.

Более или менее удовлетворенная результатами своих трудов, она в последний раз взглянула на себя в зеркальце. Новенькая форма тоже была в полном порядке: красовались две золотые полоски второго лейтенанта, точно посередине между швом рукава и пуговицей, крепившей погон, находилась зеленая фетровая нашивка, свидетельствующая о том, что она – командир строевого подразделения. Нашивку украшала эмблема Тринадцатого пехотного полка. На лацканах отлично сшитого форменного кителя, выше выреза лацкана, располагались медные буквы UvS., а ниже – миниатюрные изображения двух скрещенных мушкетов образца 1842 года.

Если бы не эти надраенные до блеска кусочки меди, нынешнее появление Нэнси Козак в Форт-Худе было бы ничем не примечательным событием. Она выглядела как одна из женщин– офицеров, составляющих четырнадцать процентов воинского состава армии США. Но она не была одной из них. Она, Нэнси Козак, – первая женщина-офицер строевого подразделения. И от того, чего она и пять ее подруг добьются за этот год, во многом зависит будущая судьба женщин, служащих в армии США.

Осознавая историческую важность момента, лейтенант Козак открыла дверцу машины и выбралась наружу. Выпрямившись, она перекинула ремень черной форменной сумки через плечо, одернула китель и направилась к зданию № 108.

28 июня, 07.55

Здание N9 108, Форт-Худ, Техас

Лениво развалясь на стуле в приемной, капитан Гарольд Кер– ро ожидал, когда служащие канцелярии наконец рассядутся по местам, чтобы приступить к своим «нелегким» обязанностям – регистрации новой партии офицеров. Пока клерки рылись в грудах компьютерных распечаток, Керро потягивал кофе из пластикового стаканчика и читал журнал «США – сегодня». Просмотрев заголовки, он пришел к выводу, что вчерашний день выдался на редкость скучным. Главной новостью было сообщение о четырех убийствах в Нью-Йорке. Будучи циником, Керро подивился, чем эти убийства в городе, где каждый день погибает, в среднем, шесть человек, отличаются от прочих смертей. К тому же, по мнению капитана, четыре трупа – это такая малость. Бывали дни, когда лично ему приходилось докладывать о смерти четырех человек, убитых в перестрелке, коротко отрапортовав: «Понесли незначительные потери, продолжаем выполнять задание». «Что за странный народ эти штатские», – размышлял он.

И дело было не в том, что Гарольд был жесток по натуре. Напротив, большинство людей, с которыми он водил знакомство, считали его отличным парнем. Только этому "отличному парню" суждено было стать солдатом и реалистом. Кepрo знал, что людям свойственно умирать. Как и все армейские ветераны, он не только видел смерть, но и сам не раз нес ее другим. Как и любой солдат, он не раз смотрел в лицо собственной смерти, поэтому смерть не таиліа для него никаких загадок. Напротив, он воспринимал ее как один из естественных процессов: люди рождаются, едят, дышат, и., в конце концов, умирают. Все просто, ясно и не оставляет места для каких-то там сентиментов. К тому же, при его жестоком ремесле, такой подход помогал сохранять трезвость мыслей в самых критических ситуациях.

Перестук каблучков по мозаичному полу известил о том, что в комнату вошла женщина. Керро оторвался от газеты; взгляд его засек женщину, второго лейтенанта, которая только что вошла в приемную. Именно "засек", как будто во время боевых действий перед ним появилась новая цель. И ум его, подчиняясь многолетней тренировке, принялся эту цель оценивать.

Судя по ее манере держаться, он сразу установил, что девушка совсем недавно произведена в офицеры. Пока она шла к столу, Гарольд решил, что ей – двадцать два, самое большее – двадцать три года, и определил, что рост ее – метр семьдесят, максимум – метр семьдесят пять, даже с учетом каблучков. Каштановые волосы лейтенанта были собраны в простой узел, туго заколотый шпильками на затылке. Непроницаемый взгляд, устремленный на клерка, к которому она направлялась, подтвердил догадку Керро, что это – ее первая часть. Кроме того, он отметил, что несмотря на равнодушный взгляд и скромный макияж, в лице лейтенанта что-то было. Хорошо вылепленный нос, круглый подбородок, полные губы и большие карие глаза – все это с лихвой искупало недостаточно четкую линию скул.

Подойдя к столу, лейтенант откашлялась и доложила служащей, что прибыла для оформления. Та на секунду оторвалась от работы:

–      Мы начинаем в восемь ноль-ноль, мэм. Прошу вас, присядьте, через пару минут мы – к вашим услугам.

Не ожидая ответа, служащая снова стала перебирать лежащие на столе бумаги. Пока женщины вели этот короткий диалог, Керро, пользуясь тем, что за ним никто не наблюдает, провел более детальную "рекогносцировку". Он пришел к выводу, что размер лифчика лейтенанта – В, а может быть – даже С, объем талии не превышает семидесяти сантиметров, и что у нее прехорошенькая попка.

Гарольд все еще обдумывал это последнее соображение, когда лейтенант повернулась на каблуках и направилась к тому месту, где сидел капитан. Керро, как ни в чем не бывало, снова уткнулся в газету, но все же краем глаза продолжал следить за девушкой. Его размышления быстро свелись к двум словам – лейтенант, женщина. Переходя к сообщению о погоде, он припомнил слова, когда-то услышанные от пожилого сержанта: "Как их ни упакуй, а все бабы...".

Ровно в восемь ноль-ноль одна из служащих назвала фамилию и звание Керро.

–      Мы уже открылись, сэр.

Гарольд аккуратно сложил газету, медленно поднялся и небрежной походкой направился к ее столу. Женщина сообщила ему, что ей нужны два экземпляра его предписаний и всех дополнений к ним. Получив от него бумаги, она принялась сверять их с компьютерной распечаткой. Отыскав фамилию Керро, служащая выписала нужные сведения на чистый бланк и, повернув его так, чтобы капитан мог видеть написанное, стала объяснять, что ему надлежит делать дальше:

–      Вы назначены в штаб бригады, в управление рот, Вторая бригада, 16-я танковая дивизия. Начинайте оформление с постановки на денежное довольствие, это комната...

Но капитан уже не слушал ее: штаб бригады, управление рот... Это означало только одно: Гарольд Керро попал в "штабные крысы". Впервые за всю свою военную карьеру он не будет служить в боевом подразделении. Отныне ему предстоит прозябать в мире, где правит исполнительный служака в чине подполковника, мечтающий о полковничьих нашивках; в мире, населенном шустрыми, пробивными майорами, стремящимися поскорее сделать карьеру; в мире, ще все решают сержанты – либо слишком старые, чтобы служить в линейных частях, либо по какой– то причине уволенные оттуда. Для Керро такое назначение было равноценно ссылке на соляные копи. На ум пришел извечный вопрос: "Почему ты меня покинул, Отче?". А служащая, тем временем!, продолжала сыпать наставлениями.

Погруженный в свои невеселые раздумья, Гарольд услышал, как клерк, сидевший рядом с женщиной, которая все бубнила капитану о правилах регистрации, вызвал второго лейтенанта. Как только прозвучала ее фамилия, Нэнси стремительно встала и подошла к столу. Клерк попросил у нее два экземпляра предписаний и дополнений к ним и стал просматривать компьютерную распечатку, пока не нашел нужной фамилии. После этого он автоматически начал заполнять регистрационный бланк.

Но, дойдя до графы, где была указана часть, в которую назначалась лейтенант Козак, клерк неожиданно остановился и снова заглянул в предписание, которое отдала ему девушка, чтобы проверить, совпадают ли фамилия и номер страхового полиса с указанными там. И только окончательно выяснив, что все в порядке, неуверенно произнес:

–     Прошу прощения, мэм. Здесь, должно быть, какая-то ошибка. Согласно распечатке, вы зачислены в роту А 2-го батальона 13-го пехотного полка.

Лейтенант в первый раз подала голос:

–      Никакой ошибки нет. Я – пехотный офицер, и это именно то подразделение, к которому я приписана.

Прежде чем ответить, клерк на секунду задержал взгляд на девушке:

–      А, так вы одна из тех...

Тут, как в старом рекламном ролике, все, кто находился в комнате, мгновенно оставили свои дела и устремили взгляды на высокую женщину – второго лейтенанта. Даже Керро прервал свои мрачные раздумья и тоже обернулся. Пристально вглядываясь в профиль девушки, он пытался переварить только что услышанное. Лицо, на котором застыло бесстрастное, решительное выражение, выглядело безупречным, ну разве что чуть-чуть бесцветным. Гарольд помедлил секунду, будто опасаясь поверить в то, что сказал клерк. Его глаза остановились на блестящей медной эмблеме пехотных войск, прикрепленной к воротнику лейтенанта. Это действительно одна из тех... Исторический день настал – они начали прибывать.

Такое неожиданное внимание застало Нэнси Козак врасплох. Она-то понадеялась, что заблаговременно проведенная в средствах массовой информации рекламная кампания позволит ей спокойно миновать первые бюрократические барьеры, не становясь объектом всеобщего интереса. Но надежде этой суждено было основательно пошатнуться на первых же порах. Приход женщин в строевые армейские части был слишком волнующим событием, чтобы пройти незаметно.

"Что ж, – решила девушка, – тем лучше". Собрав всю свою выдержку, Козак слегка нагнулась над столом клерка:

–      Да, в предписании й в распечатке ошибок нет. Я, Нэнси Козак, второй лейтенант пехотных войск и, если верить руководящим инстанциям и моему предписанию, должна явиться в роту А 2-го батальона 13-го пехотного полка.

Сделав небольшую паузу, девушка добавила:

–      Все верно, служивый, я – одна из них.

Прошли еще несколько секунд, пока до клерка дошел смысл почти дерзкого ответа лейтенанта. Он извинился, потом пробормотал, что только хотел убедиться, что в распечатке – все правильно. В комнате повисла неловкая тишина, а довольная собой Нэнси Козак выпрямилась и посмотрела на капитана. Когда их взгляды встретились, Керро на миг показалось, что в ее глазах мелькнула насмешка.

Еще мгновение он глядел ей в глаза, потом перевел взгляд на пехотную эмблему на воротничке. И хотя капитан не сказал ни слова, выражение его лица говорило о многом.