Текст книги "Крещение огнем"

Автор книги: Гарольд Койл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)

–     Хуан, мой администратор, еще не подошел. Нужно подождать его.

Продолжая улыбаться и осторожно, но твердо удерживать ее за плечо, капитан покачал головой:

–       Прошу прощения, мисс Филдс, ваш человек уже ушел. Полковник очень занят, так что пора трогаться.

–    Надеюсь, шофер, который поведет наш фургон, знает, куда мы едем.

Капитан кивнул:

–      Он – очень хороший человек. Прошу вас, мисс Филдс, нам пора. Полковник ждет. Фургон поедет следом.

Желая оставить последнее слово за собой, хотя бы для того, чтобы показать, что она едет добровольно, Джен обратилась к Джо и Теду:

–    Я еду с полковником. Держите камеру наготове и снимайте все, что может оказаться интересным.

Глядя на Джен, Боб пытался понять, что она хочет этим сказать: намекает капитану, что они ведут съемку, на тот случай, если у него на уме что-то недоброе, или просто дает обычные указания. Независимо от тощ, что она имела в виду, Джо Боб пожалел, что оставил свой "магнум" дома, в Остине, и подумал, что нет ничего более жалкого, чем невооруженней ковбой в окружении шайки громил.

–     О'кей, мисс Филдс, мы едем следом, – сказал он вслух, а про себя добавил: "А что нам еще остается?".

Обойдя фургон, капитан подвел Джен к машине, на заднем сиденьи которой их ожидал полковник. Джен надеялась сесть впереди, чтобы между ними было хоть какое-то расстояние и спинка кресла, но капитан подвел ее к задней дверце, которую тут же захлопнул за ней.

Пока Джен усаживалась, Гуахардо молча наблюдал за ней. Холодное, жесткое выражение его лица не изменилось. Даже коща Джен, улыбнувшись, сообщила, что готова ехать, он ничего не сказал, а только кивнул в ответ. Обратившись к водителю, Гуахардо отрывисто отдал ему приказ по-испански.

К удивлению Джен, вместо того чтобы просто ответить "si", шофер внезапно оцепенел. Полученный приказ явно привел его в замешательство, и этот факт никак не мог унять растущее беспокойство Джен. Затаив дыхание, она переводила взгляд с полковника на водителя.

Видя, что капрал не спешит выполнять приказ, Альфредо подавшись вперед, повторил его. На лице Фареса появилось то же испуганное выражение, какое Джен уже видела у Хуана. В ответ на повторный приказ он прошептал что-то похожее на нерешительную просьбу.

Гуахардо резко вскинул сжатый кулак и, ударив себя по бедру, в третий раз отдал приказ. Выдохнув едва слышное "si", капрал механически отпустил ручной тормоз и выжал сцепление. Успокоившись, полковник откинулся на спинку сиденья, даже не потрудившись взглянуть на Джен, которая постаралась забиться подальше в угол.

Машина выехала со двора и помчалась по улицам. Джен старалась не привлекать внимания попутчиков и молча глядела в окно, пытаясь справиться с терзающим ее страхом. Ей и прежде приходилось попадать в переделки, но обычно она оставалась случайным наблюдателем, оставаясь в стороне от события, репортаж о котором вела, или от человека, у которого брала интервью. Сегодня ситуация полностью вышла из-под ее контроля. Мысль о том, что именно она поставила себя и свою группу в такое положение, причем намеренно, не учтя всех возможных последствий, не позволяла Джен сосредоточиться.

Присутствие полковника Гуахардо только усугубляло ее невеселые раздумья. Даже отвернувшись к окну, Джен постоянно ощущала, что он рядом. Еще в просторном помещении Паласио Насиональ, где проходило интервью, она успела заметить грязь на его сапогах и пятна копоти и пыли на форме. Теперь, в тесном пространстве машины, Джен почувствовала странную смесь запахов, пропитавших одежду полковника.

Не глядя на Гуахардо, она пыталась анализировать исходящие от него запахи. Преобладал резкий дух мужчиньї, который много двигался и то ли не успел, то ли не имел возможности помыться. Джен был знаком острый запах мужского пота – так пахло от ее любовника, Скотта Диксона, подполковника американской армии, когда он возвращался с полевых учений. Был в букете исходивших от полковника запахов еще один, подобный тому, который исходил от полевого обмувдирования Скотта, – запах гидравлической жидкости. Будучи начальником оперативного отдела штаба 16-й бронетанковой дивизии, Скотт часто пользовался вертолетом. Третий, самый слабый, и все же отчетливый – запах горелого мяса. Это слепса заинтриговало ее, но она вспомнила, что сидящий рядом с ней человек – не кабинетный политик, способный лишь на пустые разглагольствования. Власть, которой он обладает, – результат определенных и жестоких действий. На какой-то миг Джен захотелось взглянуть на руки полковника: не осталось ли на них следов крови. Но она быстро выбросила эту мысль из головы.

Погруженная в свои размышления, Джен наконец заметила, что машина миновала почти пустынные центральные улицы, и теперь ехала по жилому району, іде было множество магазинов, маленьких киосков и лотков, около которых толпился народ. На улицах вышедшие за покупками люди– рабочие, торговцы и попрошайки – толкаясь, спешили по своим делам, будто в Мексике ничего не изменилось. Осознав это, Джен выпрямилась и стала искать глазами солдат, которые в центре города встречались на каждом шагу. Но не нашла. Даже полицейских, и тех не было видно. Похоже, то, что произошло с правительством, на жизнь этих людей пока никак не повлияло.

Когда машина остановилась у перекрестка, ожидая сигнала светофора, с обочины к ней бросился какой-то молодой мужчина. Он взглянул на Джен и улыбнулся. Озадаченная Джен не понимала, кто перед ней – попрошайка или торговец. И вдруг, без всякого предупреждения, он поднес к лицу зажигалку и выдохнул изо рта огненный шар.

Фокус незнакомца испугал Джен, и она невольно отшатнулась, задев Гуахардо. Полковник, который задумчиво глядел в окно, обернулся посмотреть, что так напугало его соседку. Фокусник, продемонстрировав свое искусство, смотрел на женщину, ожидая вознаграждения. И тут он заметил, что рядом с ней сидит полковник мексиканской армии. Широкая улыбка на его лице сменилась недоуменной гримасой. И все же он продолжал стоять, не двигаясь, пока не зажегся зеленый свет, и машина не рванулась вперед.

Внезапно Джен поняла, что она сидит, прислонившись к полковнику. Она резко выпрямилась и, отодвинувшись в свой угол, провела рукой по волосам. Взяв себя в руки, Филдс посмотрела на Гуахардо. Он молча наблюдал за ней, ожидая, как она себя поведет. Джен натянуто улыбнулась:

–     Извините, полковник. Я не ожидала. Он застал меня врасплох.

–      Их называют "трагафуэго", что значит – огнедышащие.

–    Зачем они это делают? То есть, я хочу сказать, разве это не опасно?

Глядя на Джен, Альфредо насмешливо улыбнулся:

–    Чтобы выжить, дорогая мисс Филдс. Они занимаются этим, чтобы как-то свести концы с концами. В удачный день трагафуэго может заработать восемь-десять тысяч песо.

Быстро произведя в уме подсчет, Джен перевела девять тысяч песо в доллары. Следивший за ней Гуахардо усмехнулся, увидев выражение, появившееся на лице Джен.

–     Но ведь это чуть больше трех долларов США! – удивленно сказала она.

Полковник кивнул, явно довольный собой:

–     Ну да, и все же это больше минимальной заработной платы.

–      Но это опасно, ведь можно обжечься!

Видя, что журналистка попалась на крючок, Гуахардо решил позабавиться:

–       Ну, если вместо бензина или керосина использовать дизельное топливо и соблюдать осторожность, то ничего не случится.

Джен слушала, и на ее лице все явственнее проступало изумление. А Гуахардо беспечным тоном продолжал:

–     Но главное здесь – не ожоги. Это – дело поправимое. А вот ущерб, который трагафуэго наносят своему здоровью, уже ничем не исправишь. Прежде всего, пропадает чувство вкуса: ведь любые нефтепродукты разъедают слизистую оболочку. Постепенно рот трагафуэго полностью теряет чувствительность. Потом выпадают зубы. – Сделав паузу, он беззаботно добавил: – Ну и, конечно, язвы на языке – это обычное явление.

Удивление на лице Джен постепенно уступало место отвращению, а полковник продолжал:

–      Но это, мисс Филдс, только начало. Самое страшное – поражение мозга. Процесс развивается медленно и тянется лет восемь-десять. Речь становится невнятной, и постепенно мозг умирает. Несчастный уже больше не может обеспечивать себе пропитание и, в конце концов, просто исчезает, а его место на перекрестке занимает тот, кто помоложе.

Джен чувствовала себя не в своей тарелке. Гуахардо знал – это отчасти объясняется тем, что она чувствует: ситуация вышла из-под ее контроля. Как и большинство американцев, журналистка привыкла добиваться своего. И теперь, когда ей это не удалось, она ощущала досаду. Но еще больше раздражало Джен другое: она оказалась не готова взглянуть в лицо мексиканской реальности. И это ей совсем не нравилось. Альфредо не скрывал своего удовольствия. Поездка оправдывала себя.

–     А что же делает правительство, полковник? Разве у него нет социальных программ или благотворительных мероприятий? Неужели глава страны не знает, что ему делать?

Гуахардо отвернулся от Джен и, глядя в окно, ответил:

–      Знает, мисс Филдс.

Потом, прищурившись, посмотрел на нее:

–     То, что вы сейчас увидели, – это результат провалившихся или фиктивных программ, которыми прежнее правительство оправдывало свое существование. Не сомневаюсь, что какой– нибудь политик или социальный служащий подыскал бы для трагафуэго, которого мы встретили, жалкую работу. И, в этом я тоже не сомневаюсь, наш трагафуэго работал бы, пока не истощились бы ассигнования или программа не была бы свернута после перевыборов политика. Что же касается благотворительности, думаю, не стоит напоминать вам о том, что мы – люди гордые. Ваша американская благотворительность способна только унизить человека. А трагафуэго скорее умрет медленной, мучительной смертью, чем поступится своей гордостью.

Не успел Гуахардо произнести эти слова, как машина остановилась. Джен огляделась, чтобы понять, где они находятся. Беседа так увлекла ее, что она не заметила, как они оказались в пригороде, который ничем не отличался от трущоб. Столь внезапный переход от чистых широких бульваров городского цент– pa к убожеству нищей окраины выбил Джен из колеи. И хотя журналистские тропы и раньше заводили ее в такие гетто, она так и не сумела привыкнуть к ним. Ей не удавалось смириться с мыслью, что люди обречены жить в подобных условиях, и никто ничего не делает, чтобы им помочь. И когда предстояло отправиться в такое место, Джен нужно было время, чтобы подготовить себя к встрече с отчаянием, грязью и нищетой, которые – она это знала заранее – ожидают ее там. Но на этот раз подготовиться не удалось, и это лишило ее душевного равновесия, хотя она всеми силами старалась восстановить его.

Водитель выскочил из автомобиля, чтобы открыть дверцу перед полковником. Когда Джен посмотрела на Гуахардо, на лице его появилась коварная улыбка. Он напоминал кота, охотящегося за птичкой:

–     Во время интервью в Паласио Насиональ вы, мисс Филдс, спросили меня, что побудило нас сделать то, что мы сделали. Ступайте за мной, и я покажу вам.

Не дожидаясь ответа, полковник отвернулся и вышел из машины.

В открытую дверцу машины ударила резкая вонь: тошнотворная смесь гниющих отбросов и человеческих испражнений. Джен неврльно прикрыла нос и рот ладонью. Альфредо, ожидавший в нескольких шагах от машины, искренне забавлялся, глядя на нее. С его языка уже готово было сорваться язвительное замечание, но он решил выждать: у него будет полно времени, чтобы ткнуть ее носом в реальную жизнь современной Мексики. Взяв себя в руки, Джен вышла из машины, ступив в жижу, покрывавшую неровную мостовую. И снова на ее лице мелькнуло отвращение.

Поймав взгляд полковника, Джен поняла, что не только выставляет себя на посмешище, но и поступает именно так, как он рассчитывал. И поняв это, журналистка внезапно разозлилась. Решив показать Гуахардо, что она – тоже не робкого десятка, Джен глубоко вдохнула зловонный воздух и заставила себя в упор посмотреть на полковника, при этом в ее взгляде появились решимость и вызов.

С лица Гуахардо исчезла ухмылка. Он понял, что журналистке удалось оправиться от первого потрясения, и решил атаковать. Голосом, который в этих обстоятельствах прозвучал неестественно любезно, он пригласил Джен и ее группу последовать за водителем – капралом Фаресоїкі.

Тед и Джо Боб подошли, держа аппаратуру наготове, и встали по обе стороны от Джен. Положив руку ей на плечо, Джо Боб нагнулся и спросил:

–      Все в порядке, мисс Филдс?

Легко сжав ладонь Джо, лежащую у нее на плече, Джен кивнула:

– Все идет отлично. Пойдемте, взглянем, что милейший полковник желает нам продемонстрировать.

Она отпустила руку Джо и шагнула вперед.

При виде странной процессии обитатели трущобного городка останавливались и провожали ее недоуменными взглядами. Шествие возглавлял капрал Фарес, на лице которого застыло загнанное выражение. Он то и дело оглядывался по сторонам, нервно кивая узнававшим его людям. За ним шел полковник Гуахардо. Вышагивая, как на параде, он, казалось, не обращал никакого внимания на происходящее вокруг. Следом, сбившись в тесную кучку, шли Джен, Тед и Джо Боб. У машины остался только солдат, который вел фургон съемочной группы. Время от времени он отгонял чумазых, оборванных ребятишек, подходивших слишком близко к машинам.

Ветхие жилища, выстроившиеся вдоль улицы, представляли собой немыслимое зрелище. Некоторые лачуги были сложены из шлакоблоков, просто наваленных друг на друга или скрепленных неровным слоем раствора. Между ними жались хибары, сколоченные из обрезков фанеры или досок. Высота строений не превышала двух метрах, двери были порой даже без коробок, а окон зачастую не было вообще. Крышами служили либо доски, покрытые рваным толем, либо кое-как соединенные куски рифленого железа.

Постепенно Джен начала обращать внимание на людей. Увидев капрала и полковника, они расступались и спешили укрыться в своих лачугах или темных закоулках между ними. Проходя мимо, Филдс заглядывала туда. На нее смотрели женщины и дети, стоявшие среди куч мусора и обломков строительных материалов. В одной из щелей потрясенная Джен заметила женщину, которая, сидя на корточках спиной к улице, испражнялась в открытую яму. "Вот, наверняка, одна из причин невероятной вони", – подумала Джен. На мгновение она удивилась: почему женщина делает это у всех на виду? Но, оценив размер домишек, поняла, что они слишком малы и примитивны, чтобы в них могли быть ванная или хотя бы уборная.

Над крышами беспорядочно переплетались электрические провода: сбегая со столбов, они исчезали в дверях домишек. По земле, между лачугами, змеились садовые шланги всех цветов и размеров, выходящие из отверстий, просто выпиленных или прорубленных в стенах. Не нужно было обладать особой сообразительностью, чтобы догадаться: именно так те, кому посчастливилось раздобыть нужные материалы, решали проблему водо– и электроснабжения.

По пути Джен ни разу не увидела ни табличек с названием улицы, ни номеров на домах. "Интересно, существуют ли они вообще?" – подумала она. Пока она размышляла над этим вопросом, капрал Фарес остановился у шлакоблочного домика, ничем не отличавшегося от множества других, мимо которых они прошли, и робко посмотрел на полковника. Гуахардо, не моргнув глазом, резко кивнул, то ли разрешая, то ли приказывая Фаресу войти.

Обращаясь к Джен и ее группе, Альфредо, наконец, нарушил молчание:

–      Не так давно, мисс Филдс, вы спросили меня: "Что заставило вас поднять руку на правительство, которому вы поклялись в верности?". Я попытался найти слова, чтобы объяснить вам это, но не смог. Как, думал я, описать всё это словами, чтобы умная и образованная женщина-янки – вроде вас, мисс Филдс, – поняла меня? И тогда я решил: вы должны увидеть воочию, что значит быть мексиканцем, когда у власти стоят равнодушные лидеры ИРП. Поэтому я и привел вас в дом моего шофера, капрала Фареса. Может быть, увидев все это, вы сумеете лучше понять, что заставило не только меня, но и миллионы мне подобных решиться на отчаянный шаг. Можете снимать, если хотите. Возможно, вам удастся подыскать слова, которые я не нашел...

Внезапно все обрело смысл: стычка с водителем, тягостное молчание в машине и смущение капрала Фареса, когда они проходили по улицам. К тому же, Джен начинала понимать, что поступок полковника – не что иное, как грубая попытка использовать ее в целях пропаганды, и все это, вместе взятое, еще больше разозлило ее. Лицо Джен омрачилось, на нем отразились гнев и презрение, которые вызывал у нее Гуахардо. Такое же выражение застыло на лице Альфредо: в нем кипела ненависть к этой женщине, которой нужна была только та правда, что укладывается в ее чистенькие представления о том, как должен быть устроен мир.

Обращаясь к Джо Бобу, Джен произнесла отрывистые указания тоном, который выдавал ее неприязнь к полковнику.

–      Ладно, приступим к делу. Передайте мне ручной микрофон.

Сдвинув назад наушники, Джо Боб включил магнитофон, послушал несколько мгновений, потом достал из бокового кармана микрофон и передал его Джен. Тем временем Тед поднял камеру на плечо, собираясь приступить к съемке.

На этот раз обошлись без долгих приготовлений. Джен быстро привела в порядок длинные темно-русые волосы и дала команду снимать. Увидев, что зажглась красная лампочка записи, и Джо Боб показывает ей большой палец в знак того, что микрофон включен, Джен заговорила, совершенно не представляя, что она вообще собирается сказать:

– Джен Филдс ведет репортаж из Мехико. Примерно час тому назад я брала интервью у полковника Альфредо Гуахардо, члена Совета, ответственного за переворот, произошедший сегодня в Мексике. Я спросила его: «Почему он решился выступить против всенародно избранного правительства страны?». Вместо ответа он привез меня, со съемочной группой, в эти трущобы в пригороде Мехико. Дом, а вернее, лачуга, перед которым мы стоим, принадлежит водителю полковника, капралу мексиканской армии. Поскольку мятежники часто заявляют, что выражают волю народа, или в качестве оправдания своих действий выставляют на всеобщее обозрение бедственное положение народа, я сочла уместным предоставить полковнику возможность изложить свои доводы. И вот мы – у дома Фареса, капрала мексиканской армии.

Дав Теду сигнал продолжать съемку, Джен направилась ко входу. Она почувствовала себя увереннее. Краткое вступление, которое она сделала перед камерой, успокоило ее. На мгновение она ощутила, что снова владеет положением. Теперь нужно постараться не позволить Гуахардо перехватить инициативу. Она чувствовала себя боксером, выходящим на ринг.

Но то, что ожидало их внутри, потрясло Джен. Тренированным глазом телекомментатора она в единый миг охватила все пространство однокомнатной лачуги, уловила все детали и пришла в ужас. Гуахардо, стоя справа от двери, молча смотрел, как капрал Фарес обнимает девочку лет шести-семи. Тоненькая, почти тощая, с угольно-черными волосами, заплетенными в косу, она мертвой хваткой вцепилась в отцовскую ногу, подняв к нему огромные, испуганные глаза.

Слева от Джен, на стене, была укреплена маленькая переносная двухконфорочная плитка. Деревянные ящики, аккуратно поставленные друг на друга и скрепленные по бокам досками, яв* ляли собой импровизированный кухонный шкаф. Его нижнюю часть, то есть нижний ящик, занимали кастрюли и сковороды, верхнюю – другие кухонные принадлежности и коробки. В углу, рядом с плиткой, стоял колченогий кухонный стол в окружении разнокалиберных стульев. У дальней стены, йа полу, лежал матрас. Хотя капрал Фарес стоял между ним и Джен, она все же увидела, что на матрасе кто-то лежит. Движимая любопытством и желанием поскорее узнать, что же особенного ждет их именно в этом доме, Джен стала обходить капрала.

При этом она задела свисающую с потолка лампочку, и та, кружась, начала раскачиваться на длинном проводе. Это отвлекло Джен, и она подошла почти к самому краю матраса, так и не разглядев, кто же на нем лежит. Когда она, наконец, опустила глаза, то чуть не вскрикнула от ужаса.

Лежащее на матрасе детское тельце походило на скелет. Было трудно сказать, сколько девочке лет – лицо уродовали глубоко запавшие глаза, обведенные черными кругами, и ввалившиеся щеки. И все же, судя по росту, ей было десять, может быть, одиннадцать лет. На руках и ногах не было даже намека на мышцы, коленные и локтевые суставы казались неестественно большими. О том, что несчастная еще жива, свидетельствовало только хриплое дыхание, едва заметно вздымавшее впалую грудь.

Оправившись от первого потрясения, Джен поняла, что, несмотря на ужасное состояние девочки, за ней заботливо ухаживают. Волосы, длинные и черные, как у ее сестренки, тщательно расчесаны и заплетены в две косы. Ночная рубашка и покрывавшая матрас простыня, хоть и ветхие, местами протертые, были чистыми.

–      Ее зовут Анжела, ей десять лет.

Вздрогнув от неожиданности, Джен обернулась к полковнику. Справа, в дверях, стояли члены ее группы: Тед снимал, а Джо Боб проверял качество звука и регулировал настройку.

Снова взглянув на Анжелу, Джен спросила, что с ней. Гуахардо хмыкнул:

–      Мехико, мисс Филдс, Мехико и нищета.

Джен перевела взгляд сначала на капрала Фареса и его младшую дочь – оба пристально следили за ней, потом – снова на Гуахардо. Только сейчас журналистка заметила, что в комнате – духота, а сама она обливается потом. В доме не было* окон, только дверь.

В душе Джен понимала: все, что она видит, не могло быть подстроено, и все же почувствовала прилив злости. Она не вполне отдавала себе отчет, почему она злится, и тем более – на кого. Может быть, причина в том, что она вообще не могла смириться с этими картинами нищеты – картинами, составляющими часть реальной жизни, которая, в свою очередь, была частью ее профессии? А может, она зла нк самоуверенного полковника мексиканской армии, который ткнул ее носом в эту нищету? В этот миг, окруженная суровой правдой реальной жизни Мексики, она знала только одно: она зла, и ей не на кого излить свою злость. Решив восстановить утерянное равновесие и добиться хоть какого-то морального превосходства над полковником, она ответила резко, почти с горечью:

–                  Города не убивают детей. Как и правительства. Бедняжка страдает от какой-то болезни, которую, я в этом уверена, при надлежащем уходе можно излечить.

Гуахардо парировал очень спокойным и сдержанным тоном, тщательно подбирая слова:

–      Как вы наивны, мисс Филдс. Наивны и самоуверенны. Вы явились к нам на юг, в Мексику, из своего богатого северного мира, где на все есть ответы, где всегда есть возможность решить любые проблемы. И все же, несмотря на весь свой ум ц образованность, как мало вы знаете! Или вы не хотите знать всей правды? Города, мисс Филдс, могут убивать людей. Выйдите на улицу и оглядитесь, если, конечно, можно назвать это улицей. Это сточная канава, навозная куча. Живущие здесь люди и животные испражняются под открытым небом. В жару все это высыхает и превращается в пыль. Ветер подхватывает микроскопические хлопья фекалий, смешивает с выхлопными газами сотен тысяч легковых машин, грузовиков и автобусов. ЛфДи, живущие здесь, в трущобах, дышат этой смесью каждый день, всю жизнь. Некоторые, вроде Анжелы, оказываются слишком слабы, чтобы выжить.

Альфредо помолчал, переведя взгляд с Джен на исхудавшее тело на матрасе.

–      Пожалуй, бедняжке даже повезло. Болезнь убьет ее раньше, чем она станет женщиной. Смерть избавит ее от необходимости жить в дыре вроде этой, считая каждый грош, поднимая семью, где у детей нет ни надежд, ни радостей. Анжеле не придется увидеть, как ее сын стоит на перекрестке, выдыхая огонь, чтобы заработать несколько долларов в день. Ей не придется увидеть, как ее дочери преждевременно старятся и убивают себя, моя полы и стирая белье в домах богачей. И наконец, Анжеле не придется услышать, что ее мужа или сына застрелили на улице головорезы конкурирующей наркобацды.

Он повернулся и пошел к двери, но внезапно остановился и взглянул на Джен. Говоря, полковник судорожно дышал, стараясь сдержать гнев и подступающие слезы. Его отрывистые слова разили Джен, как удары молота.

–       Нет, мисс Филдс, если вы не утратили способности плакать, то поплачьте лучше над сестрой Анжелы. У этой девчушки нет будущего. Она не может посещать школу, потому что ей приходится ухаживать за Анжелой, пока мать скребет полы за два доллара в день, а отец служит в армии. И я могу спасти не Анжелу, а ее сестру. А если мне это не удастся, если мы допустим возвращение прежнего режима, то она будет обречена жить и умереть в такой же дыре.

Джо Боба. Увидев, что полковник ушел, капрал Фарес быстро наклонился, что-то сказал дочери, обнял ее и поспешил за ним.

На мгновение Джен растерянно застыла у матраса. В ней снова начал закипать гнев. Чувствуя потребность что-то сделать, Джен выбежала из дома вслед за Гуахардо и едва не столкнулась с ним.

–     А вы-то сами, полковник? Чем вы лучше других? Ведь вы знали об этой девочке. Вы – явно человек обеспеченный, имеющий все возможности, чтобы ей помочь. Почему же вы ничего не сделали?

К удивлению Джен, в ответе Гуахардо не было ни торопливости, ни гнева. Напротив, он улыбнулся и молча покачал головой. А когда заговорил; голос его звучал мягко.

–     Понимаю. Вы считаете, что достаточно спасти одного ребенка. И если я, к примеру, это сделаю, то смогу жить спокойно, как и все вы, янки.

Джен, все еще вне себя от злости, продолжала наступать:

–      А что, собственно, в этом плохого?

–     Мисс Филдс, когда я проходил курс подготовки в Канзасе, меня однажды пригласили в ресторан. Там, рядом с кассой, стоял ящичек в виде буханки хлеба. Висевшее рядом объявление гласило: «Пятидесяти центов хватит, чтобы накормить голодающего ребенка из бедной страны в течение двух дней». Увидев это объявление, я разозлился на хозяина и его соотечественников. Я не понимаю людей, которые могут так легко отделаться от бедных и голодных во всем мире и, заплатив столь Ничтожную сумму, создать впечатление, что делают доброе, полезное дело. Отдав пятьдесят центов, они будут целую неделю или даже месяц чувствовать себя спокойно рядом со своими раскормленными детьми, которые ни в чем не нуждаются и никогда не узнают мук голода.

Помолчав секунду, Гуахардо огляделся по сторонам. Джен последовала его примеру.

–        Нет, мисс Филдс, в нашей игре ставки куда выше, как говорят в вашей стране. И я не успокоюсь, пока не положу конец не только этому кошмару, но и системе, которая его породила.

Полковник смотрел на Джен, и лицо его снова приобрело холодное выражение, глаза сузились, превратившись в щелки.

–       Да, вы правы! Я мог бы спасти Анжелу. Мог бы прямо сейчас вернуться туда, забрать девочку и спасти ее. Но кто спасет других, ей подобных? Вы, мисс Филдс, с вашими пятидесятицентовыми пожертвованиями? Нет, – ведь вы живете на севере, слишком далеко, чтобы слышать крики голодных детей или

С этими словами Гуахардо подошел к своей машине. Нако– нец-то интервью закончилось. Но гнев и смятение, переполнявшие Джен, еще не улеглись. Она долго стояла, а в голове у нее все звучали резкие слова полковника, смешанные с картинами, звуками и запахами трущоб пригорода. Когда Тед и Джо Боб присоединились к Джен, она уже обрела способность ясно мыслить. Гуахардо прав. И знает это. И она это тоже знает. Теперь остается одно – выяснить, что делать с этим знанием дальше.