Текст книги "Крещение огнем"

Автор книги: Гарольд Койл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 32 страниц)

В ожидании вопросов полковник обвел взглядом собравшихся пилотов. Бласио понял тактический план, однако терялся в догадках: чем отличаются ванильные «Блэкхоки» от обычных. Ну и Бог с ними, сейчас не время задавать столь банальные вопросы. Может быть, удастся как-нибудь выяснить это после интруктажа, не демонстрируя своего невежества.

–        Капитан Керро оставляет пять часов на пятикилометровый марш вверх по склону холма, через седловину и вниз, в долину, где расположены бандитские лагеря. Возможно, так много времени и не потребуется, но путь может оказаться нелегким, тем более, что ночью освещенность будет не больше двадцати процентов. Собственно штурм, который от начала и до конца займет меньше тридцати минут, начнется где-то после 4.00, перед самым рассветом. Поэтому сразу же после 4.00 всем быть в полной боевой готовности. Сейчас план у нас такой: подобрать всех в зоне посадки (ЗП). Однако ситуация и состояние пленных может потребовать, чтобы мы полетели за ними прямо в бандитский лагерь. Если так случится, – еще раз повторяю! – если так случится, проследите, чтобы установки для сбрасывания тепловых отражателей находились во порядке. Здесь, на холме, к северу от базы, у бандитов установлены зенитные ракеты – А-7 и «Редей».

Бласио глубоко вздохнул. На его вертолете не было установки, предназначенной для защиты от ракет с тепловой головкой самонаведения. Если его атакуют такой ракетой, придется положиться только на скорость, ловкость и удачу.

Полковник нервно постучал серебряной указкой по бедру и предостерегающе добавил:

–      Наш единственный запасной козырь – это «Апачи». Они будут действовать независимо: прибудут в район операции незадолго до 4.00 и займут позицию вблизи ЗВ. Там они будут ждать, когда командир отряда попросит их поддержки для подавления огня противника. Это значит, что они могут оказаться в любом месте, так что будьте начеку. Вы должны сами следить, где находятся «Апачи» и что они делают.

Закончив инстуктаж, полковник сложил указку.

–     Если все пойдет по плану, мы успеем вернуться к завтраку. Дамы и господа, есть еще вопросы?

Некоторое время пилоты изучали свои записи и карты, потом переглянулись. Увидев, что никто не собирается задавать вопросы, полковник пожелал всем успеха. Пока все не разошлись, Бласио отыскал глазами стоявшие поодаль вертолеты. Решив во чтобы то ни стало выяснить, что представляют собой ванильные «Блэкхоки», он спросил стоявшего рядом молодого летчика:

–     Прошу прощения, нельзя ли познакомиться поближе с одной из ваших замечательных машин? Я столько о них слышал, а вот вблизи видеть не доводилось.

Офицер вопросительно посмотрел на проводившего инструктаж полковника. Тот окинул Бласио оценивающим взглядом и после секундной паузы сказал:

–      Конечно, Тим, давай, показывай.

Летчик расплылся в улыбке, как ребенок, которому позволили похвастаться любимой игрушкой:

–     Пойдемте со мной, лейтенант. Устрою вам бесплатную экскурсию.

Глава 25

Против натиска штыков в руках храбрецов устоять невозможно.

Генерал-майор Джон Бергойн[10]10
  Английский генерал и драматург, автор популярных в свое время пьес (1723-1792).


[Закрыть]

20 сентябряу 04.15 4 километра к юго-востоку от Эхидо-де-Долорес, Мексика

Марш-бросок вверх по холму, через седловину между двумя вершинами, вниз по холму и, наконец, до лагеря наемников «Восток» оказался тяжелее, чем ожидал Керро. Отведенные на него пять часов казались более чем достаточным сроком, когда он прикидывал маршрут по карте, висевшей на главном КП дивизии. Теперь же, взглянув на часы, капитан понял, что не укладывается в составленный им же самим график. Нужно было еще успеть провести разведку, чтобы обнаружить, где держат заложников, вернуться туда, где его ждет взвод Козак, и до зари вывести его к базовому лагерю.

«Ну и ладно, – подумал он. – В конце концов, спешить особо некуда: ведь на дивизионном КП у меня нет никаких неотложных дел. А потом, начать атаку после рассвета – пожалуй, даже лучше». Капитану не давала покоя мысль о том, как вертолеты-штурмовики в кромешной тьме смогут обеспечить им огневую поддержку. Пусть и пилоты, и стрелки – настоящие асы, пусть на вертолетах установлены специальные ночные прицелы, – все равно в этих прицелах и свои, и чужие ночью выглядят одинаково. А при утреннем свете стрелки смогут воспользоваться дневными прицелами и будут смотреть, прежде чем стрелять.

Перед тем как выбраться из лощины, по которой они пробирались последние полчаса, Гарольд обернулся к полковнику Гуахардо и кивнул. Пришло время полковнику и его проводнику занять место во главе группы.

Сорвав пластырь со рта Лефлера, Гуахардо, глядя на францу за в упор, еще раз шепотом предупредил его – на случай, если тот забыл:

–      Будешь сотрудничать – увидишь солнце. Попробуешь надуть меня – и ты покойник. Все понятно?

Лефлер кивнул, вытирая рот.

Вынув пистолет из кобуры, Альфредо махнул в сторону лагеря:

–      Вперед, мой друг. Мы – следом.

Все четверо выбрались из лощины и направились в сторону задней стены здания, которое Лефлер называл столовой. Первым шел француз, за ним – Гуахардо, далее – Керро, а замыкал цепь Гуляка Эдци. Столовая располагалась на восточном краю лагеря наемников. На южной стороне находились склад и мастерская, приспособленные под жилые помещения. Здание бывшей конторы в западной части лагеря их главарь Делапос использовал как свой штаб. Если Гуахардо интересовало здание конторы, где должен был ночевать Делапос, то Гарольд сосредоточил свое внимание на инструментальной кладовой и гараже, ограничивавших северную сторону двора. По словам Лефлера, именно там держали заложников. В ходе разведки он собирался это проверить, чтобы облегчить задачу Козак. Тогда, если повезет, ее люди смогут освободить пленников прежде, чем начнется заварушка. А все остальное будет предельно просто: выстроить солдат Козак в шеренгу, и пусть прочешут лагерь, расстреливая всех на своем пути.

Добравшись до задней стены столовой, все четверо прижались к ней и, переводя дыхание, прислушались – нет ли поблизости часовых. Выждав минуту, Гуахардо, обращаясь к капитану, произнес:

–      Ну что ж, мой друг, здесь мы с вами расстанемся.

Даже в предрассветной темноте Гуахардо увидел изумленное лицо Керро. Капитан едва сдержался, чтобы не воскликнуть:

–      Что вы хотите этим сказать?

–      Мне, мой друг, нужен их главарь. И я не могу полагаться на волю случая. Навряд ли мы сможем найти его и взять живьем после того, как ваша красотка-лейтенант и ее люди откроют огонь. Поэтому я забираю проводника и вместе с ним отправляюсь на поиски сеньора Делапоса. Так будет надежнее. Да вы и сами это понимаете.

Гарольд не верил собственным ушам. Он понял, что полковник задумал это с самого начала. Вот ублюдок! Вонючий ублюдок! Нет, так легко он не сдастся!

Эпилог

Veni, vidi, vici[11]11
  Пришел, увидел, победил (лат.)


[Закрыть]

Юлий Цезарь

1 октября, 11.05 Паласио Насиональ, Мехико, Мексика

Полковник Молина не спеша вел членов американской делегации по коридорам президентского дворца. Он рассчитывал таким образом позволить гостям обдумать только что сказанное им, а заодно и полюбоваться фресками на стенах. «Может быть – думал Молина, – американцы наконец научатся видеть в нас гордый народ, с достойным уважения прошлым».

Эд Льюис не подозревал о замыслах Молины, но, тем не менее, красота фресок захватила его. Пока государственный секретарь и его помощники, приглушенно беседуя между собой, вслед за Молиной ушли вперед, он задержался, оглядывая яркие, полные жизни настенные росписи. Кроме своей красоты, они пытались передать ему еще что-то, чего он пока не мог понять. Перед фреской, изображавшей множество людей, Льюис остановился. Приглядевшись, он узнал одного из них. Панчо Вилья. Конгрессмен всмотрелся в его лицо, потом – в лица окружавших этого героя людей, и обратил внимание на то, что лицо Вильи – единственное знакомое ему лицо – было лишь одним из множества, и не занимало центрального или вообще сколько– нибудь заметного положения. «Как это страшно, – подумал он, – единственный мексиканец, которого я знаю, считается у нас, в Америке, бандитом».

Прошло несколько мгновений, прежде чем погруженный в свои думы Льюис заметил, что он – не один. Повернув голову, он без особого удивления увидел, что незаметно подошедший сзади полковник Молина остановился рядом и смотрит на ту же фреску. Когда, не глядя на Льюиса, Молина заговорил, голос его звучал тихо, почти благоговейно:

– Эти фрески создал Диего Ривера между 1929 и 1935 года ми. На них прослеживается история нашего народа, начиная с ацтеков и кончая революцией 1917 года. На этой фреске изображены отцы революции – люди, сделавшие Мексику такой, какая она есть сегодня.

Льюис хотел было подробнее расспросить про отдельных персонажей, но решил, что сейчас – не время. Ведь двум правительствам нужно еще решить очень много вопросов. Вывод войск, совместные поиски Аламана и его осведомителей и объединенный пограничный патруль – меры, утвержденные на истекшей неделе, — это лишь временные, самые неотложные решения. Льюис знал: на то, чтобы разрешить все проблемы, осложняющее взаимоотношения обеих стран, уйдут годы. Вздохнув, он обратился к Молине:

–       Нам еще предстоит многое узнать о вашей стране, господин президент. Остается надеяться, что для этого найдутся время и взаимопонимание.

Молина ответил ему улыбкой. Взяв конгрессмена под руку, он повел его по коридору.

–     Мы сами, конгрессмен Льюис, должны позаботиться о том, чтобы для этого нашлось время. В конце концов, мы – мыслящие люди, а не жертвы обстоятельств. И если мы не сделаем все, чтобы жить в мире друг с другом, то это будет наша вина, а не их, – закончил он, указывая на фрески.

1 октября, 14.20 Остров Большой Кайман

Хотя Аламан и не ожйдал увидеть Делапоса, он не скрывал своей радости. Теперь, когда американцы вот-вот уберутся из Мексики, их ждут большие дела. После приветственных объятий оба, в сопровождении двух помощников Делапоса, прибывших вместе с ним, пошли прогуляться по берегу. Спутники Делапоса показались Аламану смутно знакомыми, особенно белокурый американец, но он не обратил на них особого внимания. За редким исключением Аламан не обременял себя запоминанием лиц наемников.

Он выслушал рассказ Делапоса о том, как все закончилось – внимательно, но довольно равнодушно. Прошлое его больше не интересовало. Конечно, он испытывал сильное разочарование после неудачи, особенно, когда успех был так близок, но, будучи деловым человеком, всегда умел принять поражение, и без особых переживаний переключиться на новое дело. Когда Делапос закончил свое повествование, Аламан вкратце познакомил его со своей новой стратегией возвращения в Мексику. Увлеченно беседуя, они незаметно оказались в безлюдной части острова. Остановившись, Делапос спросил Аламана, почему он так стремится вернуться в Мексику, если у него есть возможность жить в таком райском уголке.

Аламан патетично простер руки:

–     Не спорю, это место таит в себе много привлекательного, но первой моей любовью навсегда останется Мексика.

Делапос кивнул:

–     Да, Мексика – неотразимая и требовательная возлюбленная.

–       Полно, – перебил его Аламан. – К чему эта тоска по Мексике? Скоро мы увидим ее снова. Давай вернемся в дом и как следует отпразднуем твое возвращение из царства мертвых.

Повернувшись, он зашагал обратно к дому.

Но Делапос за ним не последовал. Когда Эктор остановился, чтобы выяснить, почему, вперед выступили спутники Делапоса. В последний раз взглянув на бывшего хозяина, Делапос повернулся к нему спиной и пошел дальше, оставив Аламана с двумя незнакомцами. Они долго смотрели друг на друга. Наконец тот, что повыше, сделал еще шаг вперед, снял темные очки и достал откуда-то пистолет с глушителем.

Лицо Аламана исказилось, но не в страхе, а в гневе:

–        Так ты решил предать меня, Делапос? Привел с собой убийц? Но почему?

Делапос не ответил. Вместо него заговорил высокий незнакомец с пистолетом.

–       И ты еще смеешь говорить о предательстве и убийстве? Смеешь говорить о любви к Мексике, после всего того, что с ней сделал?

Глядя на незнакомца, Аламан требовательно спросил:

–     Кто вы, черт возьми, такой, чтобы разговарибать со мной в подобном тоне?

Тот невозмутимо ответил:

–      Когда мне доводилось убивать, я делал это во имя мексиканского народа. В отличие от тебя, у меня не было корыстных целей. Все, что я делаю, – делаю для наших детей, для будущего Мексики.

Аламан все больше распалялся:

–      Назови свое имя, ублюдок!

–      Полковник Альфредо Гуахардо.

Гнев на лице эль Дуэньо сменился изумлением. Не может быть! Сам главнокомандующий мексиканскими Вооруженными Силами? Взяв себя в руки, он указал на стоявшего рядом с полковником белокурого американца:

–     А он?

Американец н a ломаном испанском языке ответил, что он – сотрудник ЦРУ, и прибыл, чтобы его арестовать.

Эль Дуэньо окончательно овладел собой. Сверля взглядом Гуахардо, он с издевкой процедил:

–    Вот теперь мне все ясно. Ты продал честь и славу Мексики американцам, и стал их наемным убийцей.

Эта перепалка наскучила Гуахардо. Зная, что американец не силен в испанском, и познания его ограничены литературным языком, полковник перешел на местное наречие и, обращаясь к Аламану, произнес:

–       Именем республики Мексика и ее народа обвиняю вас в государственной измене и многочисленных убийствах. Как член Совета тринадцати, объявляю вас виновным и приговариваю к смертной казни.

Американец не понял ничего из сказанного Гуахардо, и поэтому для него явилось полной неожиданностью, когда полковник поднял пистолет и всадил три 9-миллиметровые пули Хозяину в живот. Когда Аламан рухнул на колени, обратив на Гуахардо недоумевающий взгляд, представитель ЦРУ возмущенно воскликнул:

–      Вы же сказали, что мы его только арестуем! Что вы передадите его нам!

Глядя на труп Аламана, Гуахардо без тени смущения ответил:

–     Я солгал.

2 октября , 17.25 Международный мост № 2, Ларедо, Техас

Стоя в открытом люке «Брэдли», лейтенант Нэнси Козак обернулась, чтобы бросить прощальный взгляд в сторону Мексики. Как все изменилось за этот месяц! И главное – ее взгляды на жизнь и на себя саму.

Нет, нельзя сказать, что она повзрослела: и до войны, до вступления армии в Мексику, Нэнси уже была взрослым человеком. Наверное, лучше всего выразили эту внутреннюю перемену после первого боя ветераны Гражданской войны – они называли это «нюхнуть пороха». Да, она уже никогда не будет прежней Нэнси Козак.

И хотя нужно время, чтобы целиком осознать произошедшие в ней перемены, хотя кое-что очевидно уже сейчас. Стремление стать первой женщиной-офицером в пехотных войсках, доказать, что женщины могут воевать не хуже мужчин, исчезло без следа. Пусть другие решают вопрос о судьбе женщин в строевых частях, ее он больше не волнует. Возвращаясь во главе взвода на север, в Соединенные Штаты, лейтенант Козак твердо знала: она – на своем месте, и не только заслужила право называться бдевым командиром, но и по-настоящему стала им – душой и телом.

Миновав мост, колонна «Брэдли» сворачивала на автомагистраль, ведущую на север, и Козак заметила стоящий под деревом «хамви». На капоте, поставив ноги на передний бампер, сидели мужчина, в котором она узнала подполковника Диксона, и женщина. Глядя на проходящую мимо колонну, оба пили содовую из огромных кружек. Вытянувшись по стойке «смирно», Козак резко вскинула правую руку, отдавая подполковнику честь.

Козырнув в ответ, Диксон поднес к губам литровую кружку и отхлебнул. Проводив взглядом еще несколько «Брэдли», он обратился к Джен, которая с наслаждением потягивала ледяной напиток:

–     Так, говоришь, наш герой совсем доконал медсестер?

Прежде чем ответить, Джен подождала, пока мимо пройдет БМП.

–      Дорогой, я сказала, что капитан Керро чуть не доконал медсестер, но вчера в город приехала его жена. Старшая медсестра сказала, что теперь она его ублажает с утра до вечера.

Диксон сделал большие глаза:

–      Он уже достаточно окреп для этого?

Джен непонимающе взглянула на него:

–     Для чего – «этого»?

–     Для секса, разумеется!

–      Скотт Диксон, я ни слова не сказала про секс!

–     Как это – не сказала? Ты сказала, что жена ублажает его с утра до вечера. А чем еще можно ублажить настоящего солдата?

Джен состроила гримаску и отвернулась. Наблюдая за проходящими мимо танками, она принялась снова потягивать содо– вую:',,

Так прошло несколько минут, после чего Диксон со вздохом сказал:

–     Кстати, о солдатах. Как ты думаешь, Джен, может известная журналистка быть счастлива, выйдя замуж за отставного танкиста?

Джен отхлебнула еще глоток:

–      Возможно. А что, ты знаешь отставного танкиста, который ухлестывает за журналисткой?

Диксон тоже сделал глоток:

–      Возможно.

Несколько минут оба молча следили за колонной: вскоре танки прошли, их снова сменили «Брэдли». Солнце клонилось к западу, заливая все вокруг красновато-оранжевым светом. Диксон посмотрел на солнце, потом перевел взгляд на Джен:

–      Ну, так что?

–      Что – «что»?

–    Ты полагаешь, журналистка сможет быть счастлива, выйдя замуж за отставного танкиста вроде меня?

Джен посмотрела Диксону в глаза:

–      Это что – предложение?

–      Может быть.

Взяв соломинку, Джен стала помешивать льдинки:

–       Ты заметил, сколько льда они сюда наложили? Просто безобразие!

Диксону, который относился к своему предложению со всей серьезностью, эта игра стала надоедать. Схватив Джен за руку, он притянул ее к себе.

–      Отвечай, черт возьми! Да или нет?

Отлично понимая, что Скотт вот-вот окончательно потеряет терпение, Джен, тем не менее, решила еще немножко помучить его: пусть знает, каково другим, когда с ними играют в такие игры! Напустив на себя невинный вид, она склонила голову к плечу:

–      Прости, так о чем ты меня спрашивал?

–     Джен, ты выйдешь за меня замуж?

Лукаво улыбнувшись, Джен сделала еще один глоток содовой. В глазах ее заплясали озорные искорки.

–      Может быть, – беззаботно ответила она.