Текст книги "Роковая корона"
Автор книги: Эллен Джоунс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 40 страниц)
31
Англия и Нормандия, 1131 год.
В середине марта, услыхав новости о том, что Мод родила сына, король Генрих, проведший последние восемь месяцев в Нормандии из-за пошатнувшегося здоровья, собрался с духом вновь вернуться в Англию.
– Ну, племянник, ты будешь рад услышать, что графиня Анжуйская с Божьей помощью благополучно родила мальчика, – сказал король Стефану утром по прибытии в Лондон.
Резкий укол ревности пронзил душу Стефана, но он сохранил невозмутимый вид, хотя сердце его сжалось от боли. Это мог бы быть их с Мод ребенок!
– Превосходные новости, сир, – совладав с собой, ответил он. – Действительно радостное событие. Я даже не думал, что ребенок появится так скоро.
Нахмурившись, Стефан заметил, что король выглядит постаревшим и совсем хилым.
– Хотя ребенок родился на несколько недель раньше, он здоров и хорошо развивается. Сообщения повитухи очень обнадеживающие: мальчик несомненно выживет.
– Рад слышать. А как Мод? У нее все хорошо?
– Очень хорошо. Целиком и полностью. – Король задержал на Стефане немигающий взгляд. – Мальчик – точная копия Жоффруа, надо сказать.
Чувствуя себя все более неуютно под испытующим взглядом дяди, Стефан не сумел придумать подходящего ответа.
– Как только ребенок сможет отправиться в путешествие, – продолжал король, – Мод и Жоффруа привезут его в Руан. Я позабочусь, чтобы вся знать принесла присягу будущему герцогу Нормандскому и королю Англии.
Стефан выдавил улыбку, но весь похолодел. Конечно же! Его внимание было настолько поглощено мыслями о Мод, что он совсем выпустил из виду то обстоятельство, что рождение ею сына дает гарантированное право престолонаследия. Это лишало его всяких надежд на трон.
От необходимости ответа Стефана избавило то, что внимание короля внезапно привлекли бароны, окружившие его. Дядюшку втянули в беседу, и Стефан воспользовался благоприятной возможностью, чтобы ускользнуть.
Поспешно пройдя во двор, он сел на лошадь и направился прямо к Тауэру, сопровождаемый слугами. Он мчался через весь Лондон, и черная накидка развевалась у него за спиной. Все тело била дрожь, голову будто сдавил тяжелый железный обруч. Такие же ощущения он испытывал и прошлым летом.
Впервые услышав, что Мод беременна, Стефан не поверил этому. Охватившие его гнев и ревность тут же вызвали у него подозрения.
Возможно ли, чтобы это был его ребенок?
Мысленно он снова и снова возвращался к последнему разговору с Мод в ее комнате, вникая в смысл каждого слова. Он вспомнил внезапный отъезд кузины, о котором она даже не обмолвилась. Все указывало на необычные обстоятельства. Хотя казалось невозможным, чтобы она могла так искусно все скрыть. Это было совершенно непохоже на Мод с ее открытой, прямой натурой. Стефан пытался убедить себя: если бы кузина была беременна его ребенком, то сказала бы ему, он мог бы поклясться в этом.
Тогда Стефан внимательно выслушал официальные объяснения короля о причине, по которой он так поспешно и в такой тайне отослал дочь в Анжу: Жоффруа угрожал расторгнуть брак, если жена не вернется к нему немедленно; от королевского двора Франции шпионы доносили, что граф объединился с Людовиком Французским, чтобы напасть на Нормандию. И даже сам папа римский принял сторону Жоффруа. Король утверждал, что, как преданный сын церкви, он был вынужден действовать по указанию Рима и, кроме того, защищать интересы Нормандии. Дело требовало немедленного решения, и времени для обсуждения его на совете не было.
Как и всегда, объяснения короля казались разумными и неоспоримыми. Так как новости были не из приятных, никто не осмелился сомневаться в правильности его решения. Никто, кроме Стефана, который чувствовал, что король поступил так лишь в своих собственных целях, хотя было неясно, что это за цели. То, что короля Генриха заставили действовать по чьей-либо указке, хотя бы и папы римского, было очень подозрительно.
После разговора с Робертом, посетившим Мод в Анже, Стефан узнал, что граф Анжуйский вне себя от радости из-за беременности жены. Казалось, Мод без передышки с живостью перескочила из постели Стефана в постель Жоффруа. Стефан был опустошен; ничто в жизни не ранило его так глубоко. Подозрения, что это может быть его ребенок, выглядели беспочвенными. После замечания короля, что ребенок – точная копия Жоффруа, последние остатки сомнений исчезли.
Он скакал галопом по направлению к Тауэру, и с каждым часом горечь его проходила, боль утихала. Ему не было свойственно недоброжелательство, тем более к Мод, которую он так любил. Он должен отнестись к ее отъезду как к неизбежности, вызванной не зависящими от нее обстоятельствами. Несомненно, кузина побоялась оставить ему письмо, чтобы об их связи не узнали.
В душе Стефана осталась только незатухающая обида на своего царствующего дядю, отославшего Мод к мужу, когда в этом не было насущной необходимости. На дядю, одержимого желанием основать собственную династию, который мог так легко сделать его, Стефана, своим наследником.
Он приехал в Тауэр к повечерию и был удивлен, увидев в церкви Анри, совершающего богослужение.
– Когда он прибыл? – спросил Стефан Матильду, становясь на колени рядом с ней.
– Около часа назад. Он покинул Винчестер после заутрени и приехал прямо сюда. Все считают, что это большая честь – услышать мессу знаменитого епископа Винчестерского. Боюсь, теперь они никогда не будут удовлетворены отцом Филиппом.
Наблюдая за братом, Стефан понял, почему. Высокий, элегантно худощавый, драгоценные камни перстней сверкают в огнях свечей… голос, властно звучащий под сводами часовни, будто сам Господь вдохновляет его. Нельзя было отрицать: личность впечатляющая.
После службы епископ Анри присоединился к Стефану, Матильде и многочисленным гостям, чтобы поужинать за высоким столом в большом зале. Разговор сосредоточился вокруг новорожденного сына графини Анжуйской.
– Ну, теперь право наследования гарантировано, – сказал один из гостей, йоркширский дворянин. – Не удивлюсь, если сейчас бароны с большей готовностью признают графиню Анжуйскую своей будущей королевой. Как вы считаете, ваша светлость?
– Проблема, милорд, не только в графине, – ответил епископ Винчестерский и повысил голос, так что его стало слышно во всем большом зале. – В конце концов, то, что нас принуждают иметь королеву, – уже само по себе несчастье. Но одной мысли об анжуйском короле-консорте достаточно, чтобы вселить ужас и внушить гнев сердцу каждого честного нормандца.
Послышался негромкий одобрительный шепот со стороны вассалов Стефана, сидящих за столами. Гости за высоким столом также со сдержанным одобрением закивали головами.
После ужина Стефан и епископ Винчестерский остались вдвоем за кувшином вина и парой кубков.
– Из-за рождения этого ребенка все наше дело в опасности, – прошептал Стефан.
Анри невесело засмеялся:
– Догадываешься, почему я выехал по ночному холоду, как только услышал новости из Анжу?
– Но как ты смог узнать об этом вчера? Король только сегодня утром приехал в Лондон!
Епископ соизволил удовлетворенно улыбнуться.
– Я уже говорил тебе раньше, что моей обязанностью является знать обо всем, что происходит в королевстве. Мои осведомители хорошо работают. – Улыбка сошла с его лица. – Что же касается этого дела, сейчас мы должны определить, кто останется верным желанию короля, а кого можно будет склонить на нашу сторону. – Анри помолчал. – Нелегкое дело, пока жив наш дядя.
– Господи, если бы он умер! – слова вырвались с неожиданной для Стефана страстностью. Он поспешно перекрестился.
– Терпение, брат, терпение, – сказал явно пораженный таким порывом Анри. – Судя по нынешнему состоянию здоровья короля, об этом сейчас можно не заботиться. Предоставим эти заботы нашему Господу.
– Разумеется. Мы договорились избегать кровопролития. Я настаиваю на том, чтобы Мод и ее ребенку не причинили никакого вреда.
– Мать с ребенком будут далеко в Анже. Будем надеяться, что к тому времени, когда они узнают о смерти короля, ты уже будешь коронован или настолько близок к трону, что ничто не сможет помешать этому.
– Хотелось бы разделить твою уверенность. – Стефан наполнил вином свой кубок. – Представь, а если она будет в Нормандии?
– Представляю, представляю. Упаси Господи! Если до этого дойдет, уж лучше пусть нас завтра же обоих поразит молния! – Анри еще больше понизил голос. – У меня есть очень простой план. Сам я останусь в Винчестере, но несколько моих людей все время будут находиться возле короля. Если он серьезно заболеет, я сразу же извещу тебя. А если рядом с нашим дядей в это время будешь ты, то сам сообщишь мне об этом. Подождешь, пока он умрет, и немедленно присоединишься ко мне.
– Достаточно просто… если он будет в Нормандии. А если в Англии?
Анри постучал пальцем с тяжелым перстнем по подбородку.
– Это затруднит проблему. Успех моего плана рассчитан на то, что король будет в Нормандии. Но я все же полагаю, что он останется в Руане, чтобы быть поближе к внуку.
– Вполне вероятно, я согласен. Продолжай.
– Находясь в Винчестере, я буду иметь доступ к казне. Помнишь, как наш дядя захватил власть после того, как подстроил смерть своего брата Вильгельма Руфуса? Кто владеет казной, тот владеет королевством.
– Нам никто не помешает захватить казну?
– Когда король умрет, людей охватит растерянность и смятение. На их памяти не было такого времени, чтобы не правил Завоеватель или кто-нибудь из его сыновей. И простолюдинами, и знатью управлять будет легко, как заблудившимися овцами. Но только не женщине и не анжуйскому пастуху. – Анри положил руку на плечо Стефана. – Ты будешь коронован по требованию народа.
– Глостер станет защищать права сестры, и Фитцкаунт тоже останется верен королю, – сказал Стефан. – Глостер – влиятельный лорд, Анри, и Фитцкаунт пользуется большим уважением. Другие тоже могут последовать за ними.
– Роберт будет находиться у смертного одра своего отца, так же как и другие, и потеряет бдительность. Здесь важна внезапность действий, ведь никто не подозревает, каковы наши истинные намерения. – Епископ пристально посмотрел на брата. – Ты должен быть осторожным, чтобы не возбудить ничьих подозрений. В особенности лорда Уоллингфорда. Этот умный бретонец намного проницательней всех твоих друзей.
Стефан кивнул.
– А тем временем, – продолжал Анри, – мы используем наши связи. Я обеспечу поддержку церкви. Ты должен привлечь на свою сторону близнецов де Бомон и других влиятельных союзников, которые будут готовы на многое, чтобы увидеть тебя королем. Постарайся дать понять – разумеется, осторожно, – что ты не согласен с королевским выбором наследника. Такое сообщение не будет напрасным для тех, кто готов его услышать.
Лицо Стефана потемнело.
– Признаюсь, что чувствую себя неловко, брат. Меня беспокоит, что я отнимаю у ребенка Мод его законные права, – произнес он вслух мысль, начавшую тревожить его.
Епископ с раздражением вздохнул.
– Законные права этого ребенка – владение Анжу и Майном! Позволь напомнить тебе, что обе области – наследство огромной ценности. Во всяком случае, мальчик не останется безземельным или бедным. Не следует быть щепетильным из-за таких пустяков. Лучше думай о благе королевства.
Мерцающий свет факелов отражался в глазах Стефана, полных тревоги.
– Тебе не кажется… что то, что мы делаем, – это измена?
– Измена? – поразился Анри. – Спасение королевства от анжуйского господства – лучшее доказательство нашей верности! В самом деле, Стефан, иногда мне кажется, тебе не хватает определенной жесткости, необходимой для… – Он озабоченно оглядел брата. – Что тебя беспокоит? Ты боишься нарушить клятву, данную Мод и королю?
Вздохнув и пожав плечами, Стефан молча отвернулся.
– И это все? Будь благословен, брат, я обещаю тебе полное отпущение грехов. В конце концов, Рим понимает такие вещи.
* * *
Спустя шесть месяцев, в середине сентября, Стефан стоял в большом зале герцогского дворца в Руане. Весь двор собрался в ожидании приезда графа и графини Анжуйских с их младенцем-сыном. Свет вечернего солнца через открытые двери заливал свежесорванный тростник на полу, превращая его в золотой ковер.
– Черт побери, знать, что придется принести присягу анжуйскому отродью, – это как нож к горлу, – вполголоса пробормотал Уолерен Мулэн.
Роберт Лестерский обеспокоенно взглянул на короля, одетого в пурпурную мантию, который сидел на герцогском троне, стоящем на возвышении.
– Придержи язык, брат. У нас нет выбора.
Уолерен бросил мрачный взгляд в сторону монарха.
– Пока король Генрих жив, мы все под его башмаком. После его смерти все будет иначе.
Близнецы инстинктивно повернулись в сторону Стефана, который коротко кивнул в ответ и отошел от них, направляясь к Роберту Глостерскому, Брайану Фитцкаунту и графу Честерскому. Уолерен не скрывал своей ненависти к анжуйцам, и Стефан предпочел бы, чтобы он был более осторожен.
– Им уже пора появиться, – прорычал граф. – У меня нет желания так долго ждать этих анжуйцев. – Он даже не счел нужным говорить потише и вызывающе выдвинул вперед подбородок.
– Теперь уже скоро, – успокаивающе улыбнулся Роберт.
Старшая дочь графа Глостерского, Сибил, недавно вышла замуж за могущественного Ренальфа, владельца богатого и обширного Честерского палатината, и Роберт всегда вел себя с почтительной вежливостью по отношению к своему влиятельному зятю.
– Мне кажется, наш любезный граф чувствует, что новоприбывшие затмят его, – прошептал Брайан Фитцкаунт Стефану. – Знаю по собственному опыту, что если Ренальф не находится в центре внимания, он воспринимает это как личное оскорбление.
Стефан встряхнул головой, и глаза его невольно обратились в сторону бочкообразной фигуры графа, чьи обвисшие каштановые усы были предметом множества насмешек. Как бы использовать замечание Брайана себе на пользу? Никогда не бывший в близких отношениях с Ренальфом, Стефан понимал, что, если в будущем он добьется поддержки графа, это будет настоящим торжеством.
– Граф и графиня Анжуйские! – возвестил сенешаль.
Бароны двинулись к дверям, поспешно расступаясь и образуя проход. Ренальф Честерский оттолкнул тестя, пробираясь вперед. Почтительно кивнув, Стефан позволил графу стать впереди него, и был награжден за это признательным бормотанием.
Стефан, стоя за спиной Ренальфа, почувствовал, как его сердце забилось быстрее, а ладони стали влажными. Прошло четырнадцать месяцев с тех пор, как они последний раз виделись с Мод. От ожидания все его тело напряглось, как тетива.
Мод появилась в дверях с ребенком на руках и двинулась по проходу между рядами баронов. Те подались вперед, и она замедлила шаг, чтобы бароны могли рассмотреть ее сына. На ней было изящное платье абрикосового цвета, с плеч ниспадал золотой плащ, темно-каштановые волосы были перехвачены золотой лентой – одним словом, Мод выглядела по-настоящему величественно. При виде ее Стефан застыл и затаил дыхание.
– Наконец-то! Наконец! – Король вскочил с трона и поспешил навстречу дочери, чуть не запутавшись в длинном пурпурном одеянии.
Мод подошла к нему, встала на одно колено и протянула Генриху запеленутого младенца.
– Вот, сир, это Генрих, ваш внук, – объявила она и с гордостью передала младенца в руки короля.
Стефан подался вперед вместе с толпой, глядя, как смягчилось и просияло суровое лицо короля при виде крошечного внука. Теперь он был виден совершенно отчетливо. Плотные и густые, как у всех его нормандских предков, каштановые завитки волос обрамляли розовое личико. Большие серо-зеленые глаза внимательно и серьезно вглядывались в лицо деда. Казалось, младенца нисколько не волнует ни непривычное окружение, ни то, что его держит на руках незнакомец; с тех пор как Мод с малышом появились в зале, он не издал ни звука. Внезапно по спине Стефана пробежал холодок. Сыну Мод всего шесть месяцев, а он уже умеет держать себя в руках, как взрослый.
Пышно разодетый в зеленые и алые наряды, Жоффруа вошел в зал следом за супругой и встал рядом с королем. Взглянув на него, Стефан был потрясен: в изящной, подтянутой фигуре графа Анжуйского не было и намека на того невзрачного юнца, которого описывала Мод. Впрочем, то было четыре года назад. А теперь граф возмужал. Стефан поймал себя на том, что с отвращением разглядывает красивое, высокомерное лицо, золотисто-рыжую бороду и желтую веточку, хвастливо торчащую из синей шапки. Он подумал, что если ребенок Мод и был похож на Жоффруа при рождении, то сейчас в нем не осталось никакого сходства с графом. Генрих Анжуйский был нормандцем с головы до ног.
К королю приблизились несколько священников в богатых одеждах, среди которых был и епископ Винчестера; всем им не терпелось взглянуть на младенца.
– Взгляните, милорды! – король возвысил голос, поднимая ребенка над головой, чтобы все могли увидеть его. – Взгляните на своего нового принца. Это Генрих, правнук Завоевателя, и вы должны присягнуть ему на верность.
Когда бароны подошли к Мод, чтобы приветствовать ее, Стефан отступил назад. В их манерах, сдержанных, но учтивых, не было недостатка в уважении. Однако в их отношении к Жоффруа Анжуйскому чувствовалась скрытая враждебность. Замечая неприязненные взгляды, которые бароны бросали в сторону графа, Стефан испытывал своего рода злорадное удовлетворение. Среди собравшихся ни один человек не обращался с Жоффруа так, как подобало бы обращаться с будущим королем-консортом. Стефан задумался: неужели его дядя настолько поглощен внуком, что не обращает внимания на презрительное отношение к зятю?
Стефан расхаживал по залу, порой останавливаясь, чтобы обменяться с кем-либо из гостей улыбкой или перекинуться парой слов. Он старался определить, кто из присутствующих лордов останется верным присяге после смерти короля. Рождение младенца может оказаться на руку анжуйцу. Стефан поднял голову и внезапно встретился глазами с холодным, оценивающим взглядом Жоффруа. Между ними пробежала волна откровенной враждебности. Стефан с потрясением понял, что граф размышляет над тем же самым, что и он, пытаясь ответить себе на вопрос: теперь, когда есть законный наследник, кто еще посмеет возражать против права Мод носить корону?
– Погляди на своего нового родственника, племянник! – окликнул его король.
Стефан подошел к дяде и протянул младенцу палец; малыш вцепился в него, зажав палец в неожиданно сильном кулачке.
– Неплохая хватка для такого возраста, – улыбнувшись, сказал Стефан. – В нем уже чувствуется будущий воин. Это великая честь для Нормандского дома, сир.
– И Анжуйского дома, милорд, не забывайте, – произнес у него за спиной Жоффруа.
– Да, действительно, – отозвался Стефан, но не стал оборачиваться, потому что в этот момент рядом с королем появилась Мод. – Вы прекрасно выглядите, кузина, – сказал он, и сердце его бешено заколотилось.
Мод слабо улыбнулась в ответ. Ее лоб перерезала складка; серые глаза, казавшиеся невероятно огромными на молочно-белом лице, избегали встречаться с глазами Стефана, встревоженно блуждая по всему залу; Мод казалась перепуганной, как загнанная лань. Стефан не сразу понял, что она испугана из-за него. Но почему? Ошеломленный и задумчивый, он отошел в сторону, пропустив графа Честера к младенцу. Может быть, Мод боится, что он откроет слишком многое каким-нибудь лишним словом или жестом в присутствии ее мужа? Но ведь она знала, как он осмотрителен!
Стефан ощущал настоятельную необходимость увидеться с кузиной наедине, убедиться в том, что она все еще любит его, и поведать ей, какой груз лежит у него на сердце. Вскоре ей предстоит возвратиться в Анжу, ему – в Англию. Это, быть может, последняя возможность, предоставившаяся им, прежде чем события развернутся в полную силу, прежде чем… Стефан заставил себя оборвать эту мысль.
32
Двумя днями позже бароны еще раз поклялись в верности Мод и принесли ей присягу. Первым из приведенных к присяге лордов был Стефан. Когда Мод пожала ему руку, ладонь ее была холодной, как лед, лицо казалось мраморным, но Стефану почудилось, что по ее телу пробежала волна легкой дрожи.
Во время праздничного пира, который состоялся этим же вечером в герцогском дворце, Стефан дождался, когда Жоффруа Анжуйский войдет в большой зал, и поймал Мод у самого порога, в тот момент, когда она собиралась проследовать за мужем.
– Ты можешь встретиться со мной сегодня ночью? – прошептал он.
– Это невозможно, – ответила Мод, не глядя на него. – Позволь мне пройти.
– Умоляю, не отказывай мне. Может быть, больше нам такого случая не представится… – Стефан остановился, заметив ее внезапно побледневшее лицо и загнанное выражение во взгляде. – Скоро я уеду в Англию, а ты вернешься в Анжу. Возможно, пройдут годы, прежде чем мы снова увидимся.
Мод заколебалась, затем коротко кивнула.
– Если я смогу ускользнуть незаметно.
– Возле соколиных клеток, когда зазвонят к заутрене.
В это время там никого не будет.
Пир в честь юного Генриха Анжуйского затянулся надолго. Наконец, к облегчению Стефана, все закончилось. Опьяневшие бароны лежали, растянувшись поперек столов, или валялись без чувств на тростнике, а некоторые, шатаясь, кое-как добрели до своих жилищ.
Весь герцогский дворец был переполнен гостями, и Стефана втиснули в одну комнату с Брайаном, Робертом, близнецами де Бомон и Ренальфом Честерским. Он лежал на соломенной постели среди храпа и пьяных отрыжек, почти задыхаясь от зловонного перегара и запаха немытых тел. Воздух был спертым, а темнота гнетущей. Неужели никогда не позвонят к заутрене?
Наконец-то! С колокольни Руанского кафедрального собора донеслось двенадцать отчетливых ударов, возвестивших о наступлении полночи. Стефан поднялся. Пробираясь на ощупь мимо распростертых тел, он вышел из спальни и прошел через спящий дворец во двор. Прохладная ночь была наполнена запахами влажной земли и летних трав; Стефан всей грудью вдыхал этот целебный воздух. Высоко над ним, в ночном бархатном небе, сквозь темные облака скользила полная луна, освещая башни и крепостные валы, заливая серебристым сиянием затененные уголки пустынного двора. Оконные проемы дворца были темными. На зубчатой стене мелькнул и исчез огонек: стражник совершал свой обход. Стефан прошел мимо казарм, кузницы и колодца. Впереди находились соколиные клетки.
– Стефан? – голос Мод донесся из темноты, как звук бесплотного таинственного духа.
Он обнаружил ее возле одного из закрытых деревянными щитами окон клеток. Мод, закутанная с головы до ног в длинный черный плащ, была незаметна в ночной темноте. На лицо ее падала тень.
– Жоффруа напился до беспамятства и свалился, как мертвый, – прошептала она. – Остальные тоже спят, так что я пришла рано.
Постепенно глаза Стефана привыкли к полутьме, и он смог разглядеть бледный овал ее лица под капюшоном плаща. Он потянулся к ее рукам под складками накидки и крепко сжал их, с облегчением почувствовав, что Мод не оттолкнула его.
– Я так рад снова видеть тебя, – сказал он.
– И я тоже, – глубоко вздохнув, ответила Мод.
– Это действительно так? – Стефан крепче сжал ее руки. – Правда?
– У меня нет причины говорить неправду. Ты всегда это знал.
Стефан услышал легкую дрожь в ее голосе, и сердце его забилось.
– Я не был уверен, – сказал он. – Ты показалась мне такой испуганной, когда увидела меня в большом зале. Ты подумала, что я чем-нибудь выдам себя перед Жоффруа?
– Я действительно этого боялась. Жоффруа очень взволнован с тех пор, как приехал в Нормандию. Он знает о том, что бароны не скрывают враждебного отношения к нему, и отвечает на это вдесятеро большей ненавистью.
«Ко мне в особенности», – подумал Стефан, но воздержался от высказываний.
– Я была в страшном напряжении: показ ребенка всему двору, враждебный настрой Жоффруа, трудное путешествие, мысли о том, что снова увижу тебя… – продолжала Мод. – Самое главное – мысли о тебе. Прости, если я тебя огорчила.
– Ты ни в чем не виновата передо мной, любимая, – ответил Стефан с такой теплотой, на которую только был способен, решив не позволять себе никаких упреков. – Даже в том, как ты покинула Руан – внезапно, не обмолвившись ни словом.
– Не обмолвившись ни… что ты имеешь в виду? Разве ты не получил мое письмо?
Он покачал головой.
– Никакого письма не было, по утверждению Джерваса. Я и сам, разумеется, расспрашивал об этом. – Стефан издал короткий смешок. – Я был похож на томящегося от любви пастушка, потерявшего рассудок из-за твоего отсутствия. Мне даже пришла в голову дикая мысль последовать за тобой в Анже.
– Я отдала пергамент одному из стражников. Он честно обещал передать его Джервасу. Не представляю, что могло случиться. – В голосе Мод прозвучало неподдельное возмущение, в глазах появилась тревога. У Стефана упало сердце. Она передавала ему письмо!
– Хотя… у меня есть некоторое предположение, – начала Мод. – Видишь ли, отец…
Стефан положил палец на ее губы.
– Я догадываюсь, что могло случиться. Нет нужды объяснять. Все уже в прошлом. – Его пальцы разгладили складку на ее озабоченно нахмуренном лбу. – Главное – что мы здесь, вместе и по-прежнему те же, что и были. Ты стала еще красивее. Ты счастлива?
Мод взяла его руку и прижала к своей щеке.
– Счастлива? Настоящее счастье осталось с тобой. Но мой сын доставляет мне много радости. Я смирилась со своей жизнью в Анже, покорилась тому, что Жоффруа – мой муж, и жду того дня, когда стану правящей королевой.
Стефан раскрыл объятия, и Мод шагнула к нему. Крепко сжав ее, он поцеловал завиток волос на ее виске, прижался щекой к ее щеке и наконец отыскал теплые и нежные губы, тут же откликнувшиеся на его поцелуй. Знакомая волна возбуждения и желания, смешанная с неизбывной нежностью, захлестнула его.
Они стояли возле соколиных клеток, заключив друг друга в объятия, и Стефан вдруг почувствовал, что погружается в какое-то чудесное состояние, похожее на сон, которого он никогда раньше не испытывал. Не существовало ни времени, ни места, в котором они находились, и в сердце его как будто распахнулась волшебная дверь. Слова, которые он прежде не только не собирался говорить, но никогда даже не мог и подумать о них, вдруг выплеснулись сами собой, будто их произносил кто-то другой.
– Не возвращайся в Анжу, любимая. Останься со мной.
– Если бы я только могла, – с тоской в голосе проговорила Мод.
– Но этому ничто не мешает.
– Ничто не мешает? – Мод запрокинула голову и недоверчиво посмотрела на него. – Какой ты несерьезный.
– Никогда в жизни я не был более серьезным, – возразил Стефан. – Помнишь нашу идиллию в хижине на краю Нью-Фореста? Там был наш Эдем. Мы бежали от мирской суеты, оставшись при этом в миру. Вот так мы и будем жить.
Мод безмолвно глядела на него, будто он потерял рассудок. Стефан улыбался ей, уверенный, что она все понимает и сейчас же согласится, а постепенно примет мысль о простой жизни, жизни, где все естественно: шумит лес, текут ручьи, бродят звери… Сознание Стефана вдруг стало удивительно ясным. Ему нужно лишь инстинктивно следовать своей натуре, той части самого себя, которая находится в гармонии со всем мирозданием. Он скажет брату, что отказывается от всех своих намерений ради любви. Зачем нужны короны, интриги, власть? Они с Мод будут принадлежать друг другу.
– Мы поселимся в каком-нибудь поместье в Блуа, – продолжал Стефан. – Мы будем спокойно жить, растить детей и не беспокоиться из-за государственных дел. – Все яснее ясного – удивительно, почему же он раньше этого не понимал?
– Любимый, – мягко сказала Мод. – Ты знаешь, что эти мечты неосуществимы. Никто из нас не может вернуться к невинной простоте райской жизни. Мы лишимся наших детей, наживем вечных врагов в Анжу, Нормандии и Англии и будем вынуждены жить как отверженные прелюбодеи – если вообще останемся живы. Нас отлучат от церкви, все будут сторониться нас. Такой жизни ты хочешь для себя? И для меня? А как же Матильда? Скандал погубит ее. Ты же видишь, что невозможно…
– Нет, возможно, – остановил ее Стефан, почти возмущенный тем, что в его мечты вторглась такая грубая реальность.
– А что будет с Англией и Нормандией, когда умрет мой отец? – Мод нежно погладила его по лицу. – Ты предлагаешь отречься от нашего рода и нашего наследия? Разве мы можем пренебречь благосостоянием государства? Став королевой, я буду рассчитывать на твою поддержку и руководствоваться твоей мудростью. Королевство нуждается в нас обоих.
– Корона для тебя важнее, чем жизнь со мной, – обвиняюще произнес Стефан. – Ты – раба честолюбия. – Волшебное состояние, в котором он пребывал, начало угасать.
– Это несправедливо! – В глазах Мод заблестели слезы. – Как я могу быть нечестолюбивой, если с самого детства во мне воспитывалось чувство ответственности за королевскую власть? – Она помолчала, стараясь взять себя в руки. – Но честолюбие никогда мною не руководило, и я молю Господа, чтобы этого никогда не случилось.
– Таков твой ответ? – спросил Стефан, ощущая, как пропасть между ними увеличивается. – Ты отворачиваешься от счастья?
Мод заколебалась.
– Что же делать? Разве у нас есть выбор? Самая большая радость, которую я когда-либо испытала, – это когда была с тобой. Ты считаешь, что я не думала об одиноких годах, которые ждут меня впереди? О пустоте в сердце, которая никогда не заполнится? – Мод сжала руками лицо Стефана, вглядываясь в него так, будто хотела, чтобы его облик врезался ей в душу. – Я рождена не для счастья, а лишь для долга.
– Для долга, – безжизненным эхом отозвался Стефан. Ради нее он готов отказаться от всего, а она отвергает его. Открывшаяся было волшебная дверь беззвучно закрылась.
Стефан протер глаза и огляделся, словно внезапно пробудившись. Все вокруг выглядело по-прежнему, но как-то иначе. Что с ним случилось? Он слишком близко подошел к опасной… Стефан не мог дать определения этому состоянию, но ощущение уже прошло, и воспоминание о нем таяло.
– Безусловно, ты права, моя красавица, – сказал он, принужденно улыбаясь. – Это сумасшествие – даже думать о таких вещах. – Он запечатлел поцелуй у нее на лбу. – Нам лучше вернуться, пока кто-нибудь не проснулся и не заметил нас.
Лицо Мод застыло, по щекам струились слезы, но Стефан чувствовал, что не в состоянии утешить ее. Она приняла роковое решение, и теперь оба они должны подчиниться ему до конца своих дней на этой земле.
В памяти всплыли ее слова: «Став королевой, я буду рассчитывать на твою поддержку». Его пронзило резкое возмущение. Неужели Мод искренне считает, что он будет прирученным наперсником, надежным плечом, на которое можно опереться, как на Роберта Глостерского? Неужели она действительно полагает, что он удовлетворится этим? Гордость Стефана была уязвлена. Он никогда не стремился подчинить себе Мод, но и рабом женщины никогда не был.
