Текст книги "Роковая корона"
Автор книги: Эллен Джоунс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 40 страниц)
28
Нормандия, 1130 год.
В начале июля королевский двор переехал в Нормандию, и теперь, спустя три недели после возвращения из Винчестера, им почти не удавалось видеться наедине. Большую часть времени Стефан отсутствовал, занимаясь делами короля или присматривая за своим имением в Мортэйне. Поэтому его не оказалось рядом, когда Мод вдруг обнаружила, что у нее задерживаются месячные.
Вначале она подумала, что это обычная задержка, хотя и знала, что цикл у нее настолько же регулярен, как оповещение церковными колоколами восьми служб канонического обряда. Но когда прошло уже девять дней, Мод с ужасом поняла, что больше не может отрицать вероятность беременности.
– Что же мне делать? – спросила она Олдит однажды утром, когда они находились одни в ее комнате в руанском герцогском дворце. Мод боялась, что сейчас опять последуют упреки.
Но саксонская нянька спокойно поглядела на нее, словно наконец-то сбылись ее ожидания.
– Когда точно у тебя должны быть месячные? – спросила она.
– Восемь или девять дней назад.
– Значит, как я понимаю, – через две недели после твоего возвращения из Винчестера в середине июня. Ты пользовалась травами так, как я тебе говорила?
Мод задумалась на минуту.
– Более или менее. Там не было лохани для купания, и вначале я вообще забыла про травы… то есть воспользовалась ими позже… – Выговаривая эти слова, Мод почувствовала внезапную слабость от охватившего ее страха.
– Хорошо, давай предположим худшее и подумаем, как от этого избавиться. Говорят, что самое действенное – езда в трясущейся повозке… или можно прыгать по ступенькам вверх и вниз. Я слыхала, что хорошо действует дикий чабрец, а также желтый щавель или хрен. Как ты на это смотришь?
Мод подошла к оконному проему и глянула вниз во двор, где королева Аликс со своими фрейлинами наслаждалась утренним воздухом.
– Я… я не могу даже подумать о том, чтобы избавиться от ребенка, – ответила она, не поворачиваясь к Олдит.
– Естественно, это противоречит Священному Писанию, – заметила сама себе Олдит и резко добавила: – Но сейчас, смею сказать, уже, пожалуй, поздно думать об искуплении греха. Разве я не предупреждала тебя о том, что может произойти? Что посеяла, то и пожнешь. Однако сейчас все это очень некстати. У тебя нет другого выбора, кроме как избавиться от нежелательных последствий.
– Нежелательных? Многие годы все вокруг, не исключая и меня саму, думали, что я бесплодна. – Мод повернулась к Олдит. – Ты понимаешь, что я могу иметь ребенка?
Олдит в ужасе посмотрела на нее.
– Иметь ре… ты сошла с ума, дитя? Подумай о последствиях! Стоит только кому-нибудь заподозрить, что ты собираешься родить бастарда, как всем твоим надеждам на корону придет конец, а твоя репутация окончательно рухнет. Жоффруа Анжуйский с полным правом выгонит тебя, заточит в монастырь или… – голос Олдит понизился до шепота, – или еще хуже.
– Хуже?
– Если муж узнает, что его жена забеременела от другого мужчины, кто может сказать, что ему придет в голову? И как ты думаешь, что сделает с тобой король Генрих, если ты навлечешь на королевский дом Нормандии такой позор? Не говоря уже о Святой церкви! Она заклеймит позором супружескую измену…
– Постой! Постой! Звучит убедительно. Я согласна: нужно покончить с этим… затруднением.
Но все же, когда позже Мод спустилась вниз по лестнице в большой зал, она была в растерянности и нерешительности. От нежеланных детей, конечно, избавлялись, невзирая на осуждение Святой церкви. Женщины (главным образом повивальные бабки) часто оказывали помощь согрешившим, для которых уже не было иного выхода. Мод всего этого не одобряла. А сейчас ее передергивало от одной мысли об уничтожении ребенка – доказательства любви Стефана. Как ей хотелось, чтобы сейчас он был рядом и они могли бы обсудить все вместе.
Время обеда еще не настало, и большой зал был наполовину пуст. Слуги устанавливали столы на козлах, несколько баронов вели поодаль пустую беседу, сенешаль проверял счета. В дальнем конце зала на возвышении стоял старинный трон герцогов Нормандских. Мод подошла к возвышению, подняла руку и дотронулась до резной деревянной спинки герцогского трона. Ричард Бесстрашный, герцог Роберт Великолепный, герцог Вильгельм Незаконнорожденный – все ее знаменитые предки сидели на этом троне с незапамятных времен. В один прекрасный день она как герцогиня Нормандская с таким же успехом воссядет на него, а после нее – ее сын, а потом внук.
Ее сын. Мод осторожно коснулась живота. Сможет ли она заставить себя погубить ребенка Стефана? Возможно, это единственное, что останется ей от их любви, – живой плод их всепоглощающей страсти. Уничтожить эту крошечную искру жизни – все равно что уничтожить саму сущность их любви.
Сенешаль дунул в рожок, и зал начал заполняться королевскими придворными и гостями. Вошел Уолерен Мулэн со своей женой, у которой на левой скуле виднелся темный кровоподтек, а один глаз наполовину заплыл. Она была бледна как смерть. Никто не обсуждал ее неприглядный вид: всем было известно, как Уолерен обращался со своей женой, если та вызывала его недовольство, и никто не хотел вмешиваться в осуществление его супружеских прав.
На мгновение Мод забыла о своих волнениях и сочувственно взглянула на графиню Мулэн, а затем со свирепой враждебностью посмотрела на Уолерена. Этот мужчина был просто животным, недостойным человеческого общества, хотя он и имел полное право так обращаться с женой. Таким же был и Жоффруа Анжуйский. Во время обеда Мод едва слышала, о чем шла беседа за столом, полностью поглощенная тем ужасным положением, в которое она попала, и не знавшая, на что решиться.
– Витаем в облаках, кузина?
Мод подняла глаза и увидела улыбающегося Стефана.
– Я думала, что ты остался в Мортэйне, – произнесла она, освобождая ему место рядом с собой. Волна радости затопила ее.
– Я только что вернулся. У тебя все в порядке?
– Я скучала по тебе, – тихо сказала Мод, уклонившись от ответа. Она вертела в руках деревянную дощечку, на которой лежал кусок жареной цесарки.
– Если ты будешь в своей комнате сразу после обеда, мы сможем поговорить, – прошептал Стефан. – Только одну минуту, чтобы не скомпрометировать тебя.
– Я буду там.
Как только окончился обед, Мод сразу же пошла к себе.
– Я ожидаю графа Стефана, – сказала она Олдит, украдкой взглянув на своих фрейлин. – Не могла бы ты ненадолго увести отсюда моих леди?
– Ты будешь с ним наедине в своей комнате? – На лице Олдит появился ужас.
– Только одну минуту. Ради приличий я оставлю дверь открытой.
– Он… уже знает?
– Я собираюсь сейчас сказать ему.
Мод встретилась с озабоченным взглядом Олдит.
– Послушай, я умоляю тебя ничего не говорить. Ни ему, ни кому бы то ни было. – С этими словами она покинула комнату в сопровождении фрейлин.
Настойчивость, прозвучавшая в голосе Олдит, чем-то обеспокоила Мод, хотя она и знала, что саксонская нянька с самого начала испытывала безумную неприязнь к графу Мортэйну.
Стефан появился через несколько минут.
– Я отправляюсь на охоту с Робином и Уолереном, поэтому у нас не так много времени, – быстро сказал он. – Я нашел для нас место, прямо за городскими воротами, в доме богатого фермера, который завтра со всей семьей на некоторое время уезжает в Париж. Нас с близнецами ночью в Руане не будет, поэтому я смогу встретиться с тобой на следующий день, около полудня. Пойдешь к рыночной площади…
– Если я пойду одна, начнутся разговоры.
– Тогда возьми с собой Олдит. Подожди у лавки с шелками. Джервас встретит тебя там и приведет ко мне.
Стефан бросил быстрый взгляд на пустой коридор и сжал Мод в объятиях.
– Так долго ждать… Я весь горю! – Он жадно поцеловал ее. – Ты все уладишь? – спросил он, оторвавшись от ее губ.
– Да, – сказала Мод, все время взглядывая на открытую дверь. Сердце ее гулко застучало, а в горле так пересохло, что она едва могла говорить.
– Стефан… есть другое дело… я должна что-то… – Мод запнулась.
– Да, моя любовь, что должна?
Мод глубоко заглянула в его зеленые глаза, затуманившиеся от желания, и открыла рот, но слова не приходили.
Неожиданно ее взгляд погас, и она высвободилась из объятий Стефана, едва не выпалив, что беременна от него. Но что-то удержало ее от этого. Всей душой Мод страстно желала обо всем ему рассказать, но глубинный инстинкт самосохранения приказал ей сдержаться. У нее возникла абсолютно дикая мысль: она любой ценой должна защитить своего ребенка. Даже от человека, которого любила больше всего на свете.
– Здесь очень опасно находиться… тебе лучше уйти, – наконец, заикаясь, проговорила Мод, когда Стефан опять потянулся к ней.
Он неохотно кивнул и отступил назад. Глаза его сузились, и он склонил голову набок.
– Чувствую, ты не сказала мне то, о чем собиралась сказать. Что-нибудь неладно, любимая?
Мод принужденно улыбнулась. В голову ей пришла вдохновенная мысль.
– Просто женское недомогание. У меня заканчиваются месячные, а ты ведь понимаешь, какими бываем мы, женщины, в это время. Когда мы встретимся в следующий раз, у меня все будет в порядке.
Лицо Стефана прояснилось.
– Сочувствую. Тебе нужно использовать мое чудесное средство от женских недомоганий, которое я с радостью предоставлю тебе послезавтра. – Лукаво подмигнув, он сдернул с головы алую шапку, изысканно поклонился и направился к двери.
– Стефан! – воскликнула Мод, побежав за ним.
– Да?
– Я люблю тебя, – прошептала она, вцепившись в него так, словно от этого зависела ее жизнь. – Что бы ни случилось, ты должен всегда об этом помнить. Обещай мне, что никогда не станешь сомневаться в моей любви.
Лицо Стефана засияло нежностью, и Мод почувствовала, как сердце разрывается от боли.
– Никогда. Какая ты странная сегодня. – Он ласково сжал ее пальцы, вышел из комнаты и исчез в конце коридора.
Зажав руками рот, чтобы не закричать, Мод побежала к окну. Внизу во дворе, верхом на лошадях, окруженные охотниками и грумами, ожидали близнецы де Бомон. «Стефан, – разрывалось от крика ее сердце, – Стефан, любовь моя!» Он сел на лошадь и вместе с близнецами выехал со двора. Было что-то тревожно-знакомое в его удаляющейся фигуре, и внезапно Мод вспомнила: в тот самый первый раз, когда она увидела его еще юным мальчиком, встретившимся с ней по пути в Виндзор, на нем тоже была алая шапочка, так же небрежно надетая набекрень.
Слезы текли по ее щекам, тело пронизывала боль непоправимой утраты. Но Мод решилась: она вернется в Анжу и родит ребенка Стефана.
* * *
Проведя бессонную ночь, Мод придумала, как ей лучше всего вернуться к Жоффруа. Сразу же после окончания утренней мессы она позавтракала в большом зале и отправилась разыскивать отца. Он сидел в зале советов, как всегда, согнувшись у жаровни, несмотря на теплое июльское утро. Напротив него поклевывал носом епископ Солсберийский. «Эти два старика, – подумала Мод, – которых уже мало что привязывает к жизни, держат в руках бразды правления целым государством». Она никогда не любила епископа Роджера, чувствуя, что его преданность может купить любой, кто предложит более высокую цену. И, хорошо зная, что Роджер никогда не одобрял ни того, что она стала наследницей трона, ни того, что вышла замуж за анжуйца, решила, что епископ ничего не должен знать о ее намерениях.
– Могу я поговорить с вами наедине, сир? – спросила она.
Король нахмурился.
– Зачем? Мы доверяем Роджеру, как тебе известно.
– Я знаю, сир. Но все же я предпочла бы поговорить с вами без посторонних. Дело крайне важное.
Генрих недовольно вздохнул.
– Ну, если ты настаиваешь. Навести меня позже, Роджер, – сказал он епископу, который тяжело поднялся со стула и, недобро взглянув на Мод, заковылял из комнаты.
– Итак, дочь?
Мод не смогла придумать никакого особого способа изложить королю свои новости. Лучше всего сделать решительный шаг и одним разом покончить с этим.
– Я решила вернуться в Анжу, – выпалила она.
– Вернуться в Анжу? К Жоффруа? – Король Генрих посмотрел на нее, как на сумасшедшую. – Наверное, я что-то не расслышал!
– Я поняла… да, я поняла, что была очень невнимательна к своим обязанностям… как вы и указывали мне, когда я покинула мужа.
Пресвятая Дева, с какой ненавистью к себе, корчась от стыда, Мод ощущала свое унижение перед отцом! Чувствуя, что теряет мужество, она заставила себя продолжить:
– Вы были правы… как всегда, сир. Я все исправлю, вернувшись к мужу сейчас же.
У короля отвисла челюсть.
– Всего две недели назад я известил тебя, что получил еще одно письмо от графа, и что и он, и Фальк из Иерусалима, и римский папа, – все просят меня отослать тебя в Анжу. Но ведь ты была непреклонна! «Я молю, чтобы свершилось чудо и я могла бы никогда не возвращаться», – вот твои собственные слова. – Генрих выдвинул челюсть вперед. – Во имя Господа, я ничего не понимаю!
Мод вполне ожидала, что король воспримет все именно так, но она не знала, как его успокоить.
– Да, сир, – запинаясь, произнесла она, – я понимаю, как все это выглядит в ваших глазах, но в последние две недели я серьезно обо всем думала, советовалась с моим духовником и с собственной совестью. В глазах Господа нашего я лишь неверная жена, но я чувствую, что еще можно все поправить. Пожалуйста, сир, позвольте мне немедленно вернуться в Анжу.
– Неверная жена? Неверная жена? – Генрих с живостью ухватился за эти слова. – Что ты имеешь в виду?
Пресвятая Богородица, что заставило ее произнести именно это!
– Я имела в виду только то, что вообще не должна была покидать Анжу. Мое место рядом с мужем.
– Разве я не говорил тебе это еще тогда, когда ты сбежала в Нормандию? Разве не умолял тебя вернуться? Избавь меня Господь от капризных женщин! – проворчал король. – Если твое теперешнее поведение – пример того, как ты в будущем станешь управлять моим государством… – Он поднял вверх руки. – Хорошо, твое внезапное рвение исправить свой брак достойно похвалы, но отослать тебя в Анжу немедленно невозможно.
– Почему? – Кровь застыла в ее жилах.
– Как тебе известно, мой совет настаивает на обсуждении твоего возвращения к графу Жоффруа. Ведь баронов совершенно не устраивает анжуйский король, – Генрих пожал плечами. – Необходимо время, чтобы переубедить их. Дай мне два или три месяца, и я уговорю их. В конце концов, нет жизненной необходимости срочно мчаться в Анжу. К чему такая спешка?
– Я чувствую необходимость исправить все немедленно! – неистово закричала Мод.
Генрих поднял брови.
– Какая разница, если это произойдет на несколько месяцев позже?
– Будет слишком поздно! – почти завизжала Мод.
– Слишком поздно для чего? – выпалил король в ответ.
Онемев от ужаса, Мод уставилась на него. Лицо ее помертвело, на глаза навернулись непрошеные слезы. Она почувствовала себя лисицей, которую однажды в лесу видела пойманной в силки лесника. Чем больше лиса старалась освободиться, тем сильнее затягивались силки.
– Ты ведешь себя как сумасшедшая. За всю свою жизнь я не видел такой дикой настойчивости… – Король внезапно умолк и стал медленно подниматься на ноги. Брови его сошлись над переносицей, глаза гневно потемнели, выдерживая долгий взгляд дочери. Он так угрожающе вскинул руку, что Мод в страхе отпрянула назад. – Ты опозорила наш дом? – прохрипел Генрих и стал похож на черного ворона, который сейчас набросится на нее. – Боже всемогущий, мадам, вы осмелились опозорить наш дом?
– Нет, сир, – закричала Мод, крестясь. – Нет! Я клянусь в этом!
Отец глядел на нее с гневом и недоверием. Шагнув вперед, он схватился за рукоять меча. На какое-то мгновение Мод увидела перед собой глаза убийцы. Затем, взяв себя в руки, Генрих отступил назад, опустил трясущиеся руки и опять сел. Дотянувшись до кружки с пряным вином, стоящей на столе, он проглотил ее содержимое одним глотком.
– Я клянусь в этом, сир, – повторила Мод. – Я не навлекла позора на наш дом.
Король ничего не ответил, глаза его ничего не выражали. «Делать нечего, – подумала она в отчаянии, – придется рассказать ему всю правду».
– Сир… позвольте мне объяснить…
Король почти вспрыгнул на ноги – она изумилась, как отец еще мог так быстро двигаться – и предупреждающе поднял обе руки.
– Я не хочу больше ничего слышать. Объяснять здесь нечего, – жестко заключил он. – Ты убедилась в своей ошибке, и долг побуждает тебя вернуться к мужу. Этого достаточно. – Генрих помолчал, тяжело дыша. – При данных обстоятельствах я не вижу необходимости задерживать тебя. Завтра утром ты должна быть готова к отъезду.
Сердце Мод забилось от облегчения. «Благодарю тебя, Пресвятая Мать, благодарю тебя, – молилась она. – Он позволяет мне ехать».
– Ты должна выехать на рассвете, и никому не говори о своих планах. – Король Генрих пристально взглянул на Мод. – Никому.
Мод почувствовала, как к лицу приливает кровь.
– Но совет…
– Предоставь совет мне. – Держа дочь за руку, он подвел ее к двери. – Возьми с собой только самое необходимое. Остальное можно будет прислать позже. Олдит, конечно, должна ехать с тобой, и еще несколько самых преданных фрейлин и эскорт. Я сейчас же пошлю гонца в Анжу, так что Жоффруа будет ждать твоего приезда. Все должно произойти естественно и должным образом.
Генрих остановился перед дубовой дверью комнаты.
– Ты хорошо все обдумала, дочь? Это будет нелегко, и здесь не должно быть… ошибок.
– Я знаю, – ответила Мод. Ее голос звучал ровно. – Я готова к этому.
Их глаза встретились. Король Генрих задумчиво потер щетинистый подбородок и открыл дубовую дверь.
– Что ж, иногда Господь ведет нас неисповедимыми путями. В конце концов, мы все в его руках.
* * *
Не прошло и суток, как в серый предрассветный час Мод стояла во дворе, дрожа от холода. Густой туман, окутывавший пустынный двор, почти скрывал нагруженных вьючных лошадей, вооруженную охрану и паланкин для Олдит и трех фрейлин. Рядом с Мод стояла уже оседланная белая лошадь, а впереди – тяжеловооруженный всадник в одежде геральдических цветов герцога.
Осторожно оглядевшись, Мод убедилась, что, к счастью, разглядеть почти ничего нельзя: клубы густого тумана, поднимающиеся от пролива, затрудняли видимость.
– Вы поедете на рыночную площадь, к лавке, где торгуют шелками, сразу же после сексты, – сказала она всаднику, – и отдадите это письмо в руки Джервасу, оруженосцу графа Мортэйна. Только ему. – Мод протянула свернутый пергамент, запечатанный красным воском. – Вы поняли? Никому, кроме Джерваса.
Всадник засунул пергамент под кольчугу.
– Да, миледи. Никому, кроме Джерваса. Я все понял.
Мод втиснула ему в руку несколько монет, отошла назад и смотрела вслед до тех пор, пока он не скрылся в тумане.
Как она мучилась, раздумывая, посылать ли Стефану письмо! Сердце Мод разрывалось от боли из-за того, что приходится так внезапно покидать его, но ей следовало быть сейчас очень осторожной; нельзя бросать на себя ни малейшей тени подозрений. И все же она не могла заставить себя уехать от Стефана без объяснений. Ее неожиданный отъезд будет для него ударом, и подготовить его к этому нет никакой возможности. В письме же все можно разъяснить.
Она написала, что король внезапно приказал ей вернуться в Анжу, не поставив в известность совет, который он надеялся убедить в мудрости своего решения уже после ее отъезда. Мод подчеркивала, что у нее не было выбора, и отец требовал абсолютной секретности. Она умоляла кузена никогда не забывать ее последние слова.
Мод рассудила, что если это письмо прочтет кто-нибудь еще, она не будет скомпрометирована. А Стефан все поймет.
Убитая горем, с каменной тяжестью в груди, она позволила груму помочь ей сесть на лошадь.
– Подожди!
Мод подняла глаза и, пораженная, увидела, как всего в нескольких футах от нее из тумана выходит отец. Она не разглядела его раньше из-за мглы и навьюченных лошадей. «Давно ли он здесь?» – беспокойно подумала Мод, надеясь, что король не видел, как она говорила со всадником.
– Я не ожидала увидеть вас, сир, – сказала она. Ведь они уже попрощались прошлой ночью.
– Не сомневаюсь, – загадочно улыбнулся Генрих. – Но, к счастью, я здесь. Ехать верхом для тебя слишком рискованно. Анжу находится в шести днях езды отсюда. Лошадь может потерять подкову, что-нибудь напугает ее, – не приведи Господь, – произойдет несчастный случай. Все может быть. – Он помог Мод слезть с лошади и повел ее к паланкину. – Ты должна больше заботиться о ней, – напомнил он Олдит, которая, внезапно онемев, кивнула в знак согласия.
– Держи меня в курсе того… как пойдут дела, – сказал король дочери, осторожно подсаживая ее в паланкин.
Глубоко тронутая, Мод порывисто притянула его к себе и поцеловала в небритую щеку.
– Спасибо, отец, – прошептала она ему в ухо, удивляясь собственной смелости. Никогда в жизни она так не делала и, даже будучи ребенком, не называла его иначе, как «сир».
– Ну, ну, – грубовато сказал Генрих, – в таких неуместных проявлениях нет нужды. – Он отошел от паланкина. – Не беспокойся ни о чем, кроме восстановления отношений с мужем. От этого зависит будущее нашего государства. А я обо всем позабочусь здесь. Счастливого пути, Мод.
* * *
Король Генрих проводил глазами процессию, выехавшую со двора, и побрел назад к герцогскому дворцу. Он вышел в большой зал и, осторожно переступая через ряды спящих людей, нашел маршала, сидящего на соломенном тюфяке возле камина. Генрих ткнул в него носком черного сапога.
Маршал заворочался, взглянул в лицо короля и поспешно вскочил на ноги, протирая сонные глаза.
– Сир?
– Несколько минут назад во дворе был тяжеловооруженный всадник, высокий, крепкого сложения, темноволосый, одетый в одежду герцогских цветов. Найдите его и пришлите ко мне.
Маршал, в подчинении которого находились тяжеловооруженные всадники, поклонился и покинул зал, вскоре возвратившись с нужным человеком.
– Вы посылали за мной, сир?
– Как тебя зовут?
– Жан де Гиот, сир.
– Графиня Анжуйская что-нибудь передала тебе?
Мужчина побледнел.
– Да, сир. Свиток пергамента.
– Кому он предназначен?
Над верхней губой мужчины выступили капельки пота.
– Точно не знаю. Его нужно отдать оруженосцу графа Мортэйна, Джервасу, – произнес он, запинаясь.
– Где?
– В полдень на рыночной площади. Я лишь выполнял приказание графини Анжуйской, сир, – жалобно заскулил всадник.
– Безусловно. – Король поджал губы. – Тебе нечего бояться. – Он протянул руку.
Мужчина быстро выдернул из-под кольчуги свернутый пергамент и отдал его королю.
– Никому об этом не говори. Можешь возвращаться к своим обязанностям.
Когда всадник покинул зал, король окликнул маршала.
– Немедленно отошлите Жана де Гиота из Руана. Пусть несет боевую службу на римской границе. Пошлите его в гущу самых тяжелых сражений. И не позволяйте ему спешить с возвращением… если он вообще возвратится.
– Я понял, сир. – Маршал исчез.
Король посмотрел на шелестящий свиток и похлопал им по ладони. Потом начал было отламывать красную печать, но тут ему в голову пришла мысль получше. После минутного колебания Генрих подержал письмо над тлеющими угольками, швырнул пергамент в камин и проследил, чтобы он полностью исчез в ярко вспыхнувшем пламени.
* * *
В быстро рассеивающемся тумане небольшая процессия, состоящая из лошадей и паланкинов, выехала из городских ворот Руана и отправилась в долгое путешествие в Анжу. Мод не оглядывалась назад. Она с тревогой думала о человеке, который должен доставить Стефану ее письмо, пытаясь представить себе ощущение утраты, которое почувствует ее кузен, и уже разделяла его боль. Вздохнув, она откинулась на подушки, понимая, что сделала все, что могла. Заставив себя не думать о Стефане, Мод переключилась на дело первостепенной важности, которое ей предстояло, дело, от которого зависела ее жизнь: убедить холодного юношу-импотента в том, что она беременна его ребенком.
