Текст книги "Роковая корона"
Автор книги: Эллен Джоунс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 40 страниц)
Вечером после ужина Мод отвела Жоффруа в сторону.
– Я должна извиниться за то, что произошло сегодня днем, – сказала она. – Я не хотела обидеть вас.
Жоффруа коротко кивнул.
– Я не так-то легко прощаю подобные поступки.
– Теперь я это понимаю и прощу прощения за свое легкомысленное поведение.
– У меня нет никакого желания прощать вас. Вы выставили меня дураком! Такое невозможно забыть. Когда вы станете графиней Анжуйской, у вас не будет возможности вести себя столь беспардонно.
Ошеломленная, Мод смотрела, как Жоффруа удаляется прочь по коридору. Снова маска соскользнула с него. Под блестящей внешностью и любезными манерами скрывались тщеславие и гордыня, злоба и ледяное сердце, не умеющее чувствовать. По спине принцессы пробежал холодок ужасных предчувствий.
21
Ле Ман и Анже, 1126 год.
На следующий день король Генрих прибыл в Руан. Закрутилась карусель церемоний: посвящение Жоффруа в рыцари, ритуал обручения, а потом – бесконечные праздники и пиры. Мод играла предписанную ей роль как бы во сне, спрятав отчаяние под напускным спокойствием.
В апреле Жоффруа со своей свитой отбыл в Анжу, чтобы подготовиться к свадьбе, которая была намечена на июнь. Мод радовалась его отъезду, но когда он уехал, к ней вернулось прежнее уныние. Принцесса всем сердцем тосковала по Стефану, который, как она, к своему огромному разочарованию, узнала, не сможет присутствовать на свадьбе. Нужно было приглядывать за делами в Уэльсе, поскольку, как объяснил отец, на границе было неспокойно. Только Стефан смог бы понять, что творится у нее в душе; и Мод рассчитывала на его безмолвную, но полную любви поддержку, которая помогла бы ей пройти через мучительную пытку свадебной церемонии. Воспоминания о кузене мучили ее ежедневно, и в памяти воскресали все новые и новые подробности их недолгого пребывания вместе.
В начале июня нормандская процессия отправилась в замок Фалька Анжуйского в Ле Ман, находящийся в Майне, где должна была состояться брачная церемония.
* * *
В день свадьбы Мод проснулась с тяжелым сердцем. Утро, напротив, выдалось ясным и безоблачным.
– Слава Создателю, дождя, судя по всему, не будет, – сказала Олдит, распахивая узкое окошко навстречу потокам солнечного света. – Сегодня семнадцатое июня, восьмой день после Пятидесятницы. Добрый день для свадьбы.
– Как бы я хотела, чтобы ты оказалась права, – ответила Мод.
Служанка надевала на нее лиловое платье, прекрасно подогнанное по фигуре.
– Ну конечно, я права, дитя мое, – отозвалась Олдит. – Когда ты наконец выйдешь замуж, все твои сомнения и страхи рассеются. Не забывай, в один прекрасный день сын, рожденный от этого брака, станет повелителем Англии, Нормандии и Анжу. Он будет самым могущественным монархом в Европе!
Мод понимала, что Олдит права, но это не приносило ей облегчения: ведь ей все равно предстоит свадебная церемония, первая брачная ночь и долгие мучительные месяцы жизни с нелюбимым мужем.
– Ты просто красавица! Королева с головы до ног, – сказала Олдит, вплетая золотую нить в две каштановые косы, падающие на грудь Мод. – Но я никогда в жизни не видела такой печальной невесты! – Олдит надела ей на голову лиловую вуаль и возложила поверх нее корону Англии, присланную королем Генрихом ради такого торжественного случая. – Надо взять себя в руки, дитя мое. Иначе анжуйцы решат, что они собрались не на свадьбу, а на похороны. Ты готова?
Мод хотела сказать, что она никогда не будет к этому готова, но лишь коротко кивнула.
Восседая на белоснежной лошади, она направилась к кафедральной церкви святого Юлиана, где, по традиции, проходили брачные церемонии графов Анжуйских. Мод старалась изо всех сил. Когда свадебная процессия проезжала по людным улицам Ле Мана, она подняла руку в жесте приветствия, заставив свои непослушные губы улыбаться.
Небо сияло нежной голубизной, сладкий ветер разносил ароматы лилий, бархатцев, роз и левкоев, в изобилии цветущих вдоль дороги. Какой торжественный день – не в пример тем, что предстоят ей в будущем.
Когда Мод доехала до церкви святого Юлиана и спешилась, ее чуть не сбила с ног волна враждебности, исходившая от группы нормандских баронов и прелатов, толпившихся в церкви. Мод знала, что они явились на свадьбу по принуждению и не скрывали гнева, вызванного коварством Генриха, который устроил этот брак, не поставив их в известность. Ей казалось, что она даже слышит их немое осуждение: подчиняться женщине-правительнице ужасно, но еще страшнее этот анжуец-консорт!
Ей попался на глаза толстый епископ Солсбери со взмокшим от пота лицом и высокий тощий брат Стефана, аббат Гластонберийский.
– Сейчас начнется церемония, – прошептал ей на ухо король.
Он взял дочь за руку, и они медленно пошли вдоль прохода между рядами. Огромное помещение церкви сияло сотнями белых свечей, витражи окон вспыхивали, словно драгоценные камни. Хор пел так громко, что Мод едва не оглохла.
Жоффруа, в великолепном сине-зеленом одеянии, в котором он был в день их первой встречи, и с неизменным желтым цветком на синей шапке, едва удостоил невесту взглядом.
До алтаря они дошли, как показалось Мод, чересчур быстро. Охваченная ужасом, она подумала, что не выдержит всего ритуала. «Стефан! – безмолвно вскрикнула она. – Стефан, помоги мне!» Она уже готова была броситься бежать обратно по проходу, но за спиной стоял отец. Мод все еще колебалась, но могучая сила отцовской воли навалилась на нее, требуя исполнить долг. Понимая, что на нее обращены взоры всех присутствующих, Мод заставила себя склонить колени перед сияющим свечами алтарем. Корона на голове задрожала, но тяжесть золотого венца внезапно подействовала на нее успокаивающе. Мод вспомнила, кто она такая: будущая королева Англии. Стараясь не терять эту мысль, ободряющую ее, как маяк среди тьмы, Мод мужественно выдержала торжественную мессу.
Наконец пропели «Agnus Dei»; Жоффруа принял от епископа поцелуй благословения. Стоя у подножия гигантского распятия, он сдержанно обнял Мод и ледяными губами поцеловал ее в щеку, передавая благословение. Церемония окончилась. Мод стала графиней Анжу и Майна.
Только свадебные гости начали усаживаться за пиршественные столы, поставленные в большом зале графского замка, как прибыл посланник к королю Генриху.
– Что случилось? – спросила Мод у Роберта.
– Я сейчас выясню.
Он поднялся; следом за ним тут же встал Брайан Фитцкаунт. Через несколько секунд они вернулись к Мод с побледневшими лицами.
– Король только что получил известие: некоторые нормандские бароны в Англии и Нормандии предложили свои услуги его племяннику Вильгельму Клито, – сказал Роберт.
– Сыну Роберта, бывшего герцога Нормандского? – спросил Жоффруа. – У него нет законных прав на герцогский титул.
– Кое-кто думает, что у него больше прав, чем у короля Генриха, – заметил Брайан.
Жоффруа изумленно взглянул на него.
– Но почему они переметнулись на сторону Клито именно сейчас?
Роберт беспокойно заерзал.
– Советники короля сообщают, что к брачному союзу между Нормандией и Анжу во всей стране относятся неодобрительно. Многие лорды открыто заявляют, что если бы они раньше знали о желании короля навязать им в правители анжуйца, то никогда не принесли бы присягу Мод. Вот потому-то они и становятся на сторону племянника короля.
– Подобные заявления – речи изменников! – воскликнул Жоффруа, и его голубые глаза сверкнули гневом. – Что они имеют против анжуйцев? Мы считались цивилизованным народом еще тогда, когда нормандцы были варварами и разбойниками.
Мод едва удержалась, чтобы не возразить, что такую точку зрения еще надо доказать.
– Нормандцы и анжуйцы всегда были на ножах, – заметил Брайан. – Хотя изначальная причина этой вражды, должно быть, уже забыта.
– Неужели для короля поведение его лордов оказалось неожиданностью? – спросила Мод, бросая через стол взгляд на короля, что-то увлеченно обсуждающего с Фальком Анжуйским. – Это было неизбежно после того, как он нарушил клятву.
– Я надеюсь, что король Генрих наведет порядок в стране, прежде чем я взойду на трон, – вымолвил Жоффруа. – Я не желаю наследовать мятежное королевство!
Мод, Роберт и Брайан в ужасе уставились на него. Мод поняла, что Жоффруа волнует лишь одно: чтобы никто не доставил ему лишнего беспокойства. По-видимому, воля нормандского народа для него ничего не значила.
– Нормандцы немедленно отправляются домой, так что волнения, возможно, удастся унять, прежде чем они широко распространятся, – сказал Роберт.
Из-за неожиданного отъезда короля брачные торжества сократили, к большому облегчению нормандцев, которым удалось ускользнуть из Анжу раньше, чем они смели надеяться. К счастью для Мод, традиционное благословение брачной постели и ритуал раздевания невесты на сей раз не состоялись: жених со своим отцом спешно отправились в Анже приготовиться к прибытию новобрачной.
Все еще тая обиду, Мод попрощалась с отцом с холодной учтивостью. Расставаться с Брайаном и Робертом ей очень не хотелось.
– Когда мы встретимся в следующий раз, надеюсь, я уже буду дядей, – сказал Роберт, нежно целуя сестру в обе щеки.
– Можно мне поцеловать невесту? – спросил Брайан.
Мод улыбнулась в знак согласия. Ее не удивило, что Брайан поцеловал ее с особой теплотой и нежностью, продлив поцелуй гораздо дольше, чем полагалось по законам формальной любезности. За время пребывания в Руане она начала понимать, что под холодными манерами лорда Уоллингфорда скрывается растущая привязанность к ней. Мод ласково обняла Брайана. Ей казалось, что она теряет своего последнего друга. В сущности, так и было.
– Не судите юного Жоффруа слишком строго, – прошептал ей на ухо Брайан. – И не надо больше никаких шуток с соколами и тому подобного. Не забывайте, что на мед слетается больше мух, чем на уксус.
Мод кивнула, сдерживая подступившие к глазам слезы.
Последним к ней подошел аббат Анри, брат Стефана.
– Мне поручили передать вам свадебный подарок, – произнес он отрывистым, суровым голосом и вложил в ее руку ларчик из слоновой кости. – От моего брата Стефана и, само собой, от меня, с наилучшими пожеланиями счастливой и приятной жизни в качестве графини Анжуйской. – Аббат взглянул на нее ледяными глазами.
Мод дрожащими пальцами открыла ларчик. Внутри лежал золотой перстень с изумрудом в форме полумесяца.
– Я никогда не видела ничего подобного, – произнесла она, восхищенно разглядывая перстень. Камень светился живым огнем, напоминая ей глаза Стефана.
– Мой отец, граф Блуа, снял его с убитого сарацина и привез домой из Святой земли. Этот перстень достоин королевской руки.
Мод могла бы искренне сказать, что аббат недооценивает подарок.
– Спасибо вам за столь великолепный дар. Прошу вас, передайте Стефану, что я буду хранить его, как драгоценнейшее сокровище.
Аббат коротко улыбнулся ей, поклонился и ушел. И тут до сознания Мод наконец дошли странные слова, сказанные им: счастливая жизнь в качестве графини Анжуйской! Что это значит? Ведь через год-другой она должна стать королевой! Что он имел в виду? Пожав плечами, Мод выбросила из головы эти слова и снова принялась разглядывать перстень. Она подарила Стефану серебряное кольцо своей бабушки, и вот он сделал ей ответный подарок. Смысл этого дара она понимала безошибочно, и надежды ее возродились.
Когда несколько дней спустя Мод прибыла в Анже, перстень на изящной золотой цепочке покоился у нее на груди.
При появлении Мод жители столицы весьма оживились, радуясь прибытию столь высокородной невесты – дочери английского короля. Она с удовлетворением замечала горожан, размахивающих знаменами среди толпы, заполняющей извилистые улочки, священников в белых одеяниях, несущих распятия и зажженные свечи под перезвон колоколов в церквах и напевы псалмов.
На фоне сумеречного неба Мод увидела Анжерский замок, возвышающийся над широкой рекой на крутом склоне. Решетки были подняты, подъемный мост опущен. Когда процессия проехала по каменному туннелю во внешний двор, озаренный ярко пылающими факелами, Мод обратила внимание на мельницу, полные амбары, конюшни и казармы. Ее поразило, как много здесь толпилось конюхов, кузнецов и оружейников, отвлекшихся от работы, чтобы взглянуть на новую графиню. Никто не предупредил ее, что Анже окажется поистине мощной твердыней. Процессия пересекла двор и подъехала к внутренним воротам. Их встретил дворецкий с множеством слуг. Услышав скрип опускающихся решеток, Мод поняла, как чувствует себя пленник при звуке запирающейся за спиной двери темницы.
Обуреваемый нетерпением жениться на дочери короля Иерусалима, чью корону ему предстояло унаследовать, Фальк Анжуйский, едва дождавшись провозглашения Мод графиней Анжу и Майна, на рассвете следующего дня отправился в Святую землю.
Мод и Жоффруа остались вдвоем.
Поскольку брачные торжества в Ле Мане сократили и Фальк Анжуйский хотел, чтобы сын находился рядом с ним в Анже накануне его отъезда в Иерусалим, у Жоффруа до сих пор не было возможности воспользоваться своими супружескими правами. Хотя предполагалось, что молодожены займут одну комнату, Жоффруа остался в своих прежних покоях и предоставил Мод делить супружескую спальню с Олдит и небольшой свитой нормандских фрейлин. Такой поступок Мод отнесла на счет неожиданно проснувшейся в юном графе чувствительности, на которую она считала его неспособным, что заставило ее испытать прилив благодарности к Жоффруа.
Вечером того дня, когда Фальк уехал к невесте, состоялся свадебный ужин. Епископ Анже благословил брачное ложе, служанки Мод помогли ей раздеться и улечься в постель. Мод прикрылась льняной простыней и распустила волосы, рассыпавшиеся по плечам блестящими каштановыми волнами. Колокола зазвонили к повечерию, и Жоффруа наконец постучался в двери спальни.
– Вам понравились эти покои? – спросил он, обводя комнату взглядом собственника.
Мод кивнула, проследив за его взглядом. Большая спальня, как и все прочие помещения замка, несла на себе печать несколько приземленных вкусов графов Анжуйских. Высокие белые свечи в окованных железом подсвечниках отбрасывали дрожащие тени, освещая резную деревянную кровать с красно-голубым покрывалом, голубой балдахин и занавески, массивные деревянные сундуки с позолотой, дубовую скамью и плотные льняные гобелены на стенах.
Одетый в странноватую голубую шелковую рубаху восточного покроя, покрытую вышивкой из серебряных полумесяцев, Жоффруа, по всей видимости чувствовавший себя неловко, начал расхаживать по комнате. Он взял ларчик из слоновой кости, куда Мод положила на ночь кольцо Стефана, повертел его в руках и, к большому ее облегчению, поставил на место, так и не открыв.
– Не хотите ли выпить немного вина? – спросила она, указав на кувшин и два деревянных кубка, стоявшие на одном из сундуков.
Мод подумала, что ему надо успокоиться: Жоффруа был взволнован и нервничал, словно породистая борзая, которую в первый раз взяли на охоту. Ей стало любопытно, какой опыт он уже успел приобрести в любовных делах, – если вообще успел. В его возрасте трудно было предположить большую осведомленность. И, само собой, она недалеко ушла от него. Олдит сказала бы: слепой слепого ведет. Внезапно перед глазами Мод возник образ тела Стефана, прижимающегося к ее телу.
– С удовольствием выпью, – поблагодарил Жоффруа, наливая вино в кубки и подходя к постели.
– Восхитительное вино, – произнесла Мод, немного отхлебнув из кубка.
– Бордосское. Это свадебный подарок герцога Аквитанского, – отозвался Жоффруа. Он выпил, поставил кубки на пол и, набрав полную грудь воздуха, торжественно заявил: – Я сознаю, мадам, что ни вам, ни мне этот брак не по душе, но мы должны постараться сделать его как можно более приятным, отбросив любые предубеждения. – Он взял ее за руку влажными, потными пальцами. – Предлагаю вам заняться тем, что поможет явиться на свет нашему наследнику. Представьте только, мадам, у наших будущих детей оба деда – короли: один – Англии, а другой – Иерусалима!
– Великолепное наследство, – прошептала Мод, не оставшаяся равнодушной к этой короткой и решительной речи, без сомнения, отрепетированной заранее.
Жоффруа наклонился и стянул с нее простыню. Увидев обнаженную пышную грудь Мод, он на мгновение замер с округлившимися глазами и, придвинувшись ближе, робко прикоснулся ней дрожащим пальцем, словно боясь, что она его укусит. Потом внезапно вскочил, задул свечи и стянул через голову свою голубую рубаху.
– Мне известно, что вы уже знакомы с делами брачной постели, – сказал он, забираясь на кровать. – Но я хочу, чтобы вы знали: и у меня есть кое-какой опыт по этой части.
Мод улыбнулась про себя в темноте.
– Я и не сомневалась.
Она заставила себя покорно терпеть, пока Жоффруа влажными губами целовал ее. Потом он раздвинул ее неподвижные губы языком и, не встретив сопротивления, принялся обеими руками мять ее груди, шумно сопя носом, как утомившаяся от игры собака. Натянув одеяло на голову, Жоффруа свернулся клубочком рядом с ней и с силой впился губами в сосок, словно жадный младенец, ищущий материнского молока. Тело его, хрупкое, худое и еще не вполне сформировавшееся, казалось детским по сравнению с мощным мускулистым торсом Стефана.
Разглядывая тени на потолке, Мод терпеливо лежала, пока Жоффруа щупал и мял ее тело. У нее хватало сил только на то, чтобы не завизжать в голос. В конце концов он взобрался на нее. Благодарение небесам! Скоро все кончится. Мод послушно раздвинула ноги, крепко зажмурив глаза. Жоффруа извивался, ерзал и терся об нее всем телом. Мод начала понимать, что все еще не чувствует его мужского естества – не почувствовала ни разу. После нескольких бесплодных попыток войти в ее тело влажным, мягким членом Жоффруа скатился с нее, встал с кровати и быстро натянул голубую рубаху.
– Вы не готовы для меня сегодня, мадам, – быстро проговорил он, избегая ее взгляда и утирая со лба ручейки пота. – Вам сперва надо привыкнуть к своему новому окружению. Я уверен, что со временем все пойдет на лад.
Жоффруа выбежал из комнаты прежде, чем она успела что-либо произнести. Мод была рада, что пытка наконец окончилась, но она понимала, что ее супружеские обязанности этим не исчерпывались. Похолодев, она вспомнила редкие беспорядочные попытки императора разделить с нею ложе, которые так редко заканчивались успехом. Ах, Пресвятая Богоматерь, неужели ей снова предстоит терпеть такие муки? Как и Жоффруа, она надеялась, что время само позаботится об этих сложностях, ибо единственной целью их брака было рождение ребенка. Иначе… иначе она просто не в силах вообразить последствия.
22
Анже, 1126–1127 гг.
Две недели спустя после прибытия Мод в Анже она обратилась к Жоффруа с несколькими предложениями, рассчитывая помочь ему в управлении графством. Был теплый июльский день. Жоффруа взял жену с собой, объезжая земли, прилегающие к замку. Мод показалось, что момент вполне подходящий.
– Помимо присмотра за дворцовой прислугой, я могла бы оказать вам помощь в юридических и финансовых делах, – нерешительно начала Мод. – Я изучала каноническое право, и император всегда говорил, что я превосходно справляюсь с ролью…
– Поскольку сейчас вы находитесь за пределами Священной Римской империи, мнение вашего покойного супруга едва ли имеет какой-то вес, – перебил ее Жоффруа. – Дворецкий тоже не нуждается в вашей помощи по управлению слугами. Он служил моему отцу, а его отец – моему деду и отцу моего деда. Вы меня понимаете? – Граф смерил ее холодным взглядом.
– Да. Я только хотела приносить какую-нибудь пользу…
– Прислуге не понравится, что в их дела вмешиваются посторонние, – продолжал Жоффруа, пропустив ее слова мимо ушей.
– Но вашу жену едва ли можно назвать посторонней!
– Здесь любой нормандец первым делом вызывает недоверие. Конечно, через несколько лет, когда анжуйцы привыкнут к вам, возможно, все будет по-другому. – Он немного помолчал. – Моя мать научила меня многому, вплоть до поварского искусства. С вопросами канонического права превосходно справляется епископ Анже, и ему будет неприятно ваше вмешательство в его епархию.
– Но чем же мне тогда заняться? – воскликнула Мод, уязвленная подобным отношением. Ей не надо было напоминать, что она находится среди людей, подозрительно относящихся к нормандцам.
Жоффруа нахмурился.
– Моя покойная мать, да упокоит Господь ее душу, всегда находила для себя подобающее занятие. Она прекрасно владела иглой, и гобелены, вышитые ею, стали гордостью графства Анжу. Кроме того, следует надеяться, что вскоре вы будете заниматься воспитанием сыновей.
Произнеся эти слова, Жоффруа едва не прикусил язык.
Мод старалась не смотреть на него, не желая напоминать о том, что их неудачные попытки исполнить супружеские обязанности окончились лишь неприятным чувством полной несовместимости друг с другом. Не желая обсуждать эту тему, Мод прекрасно понимала, что Жоффруа винит ее в холодности, тогда как была убеждена в том, что вся беда в его неопытности.
Повисла напряженная тишина. Мод с отчаянием и гневом подумала, что Жоффруа видит в ней только средство продолжить род. Она вспомнила, как Олдит говорила ей, что молодость Жоффруа – в некотором роде преимущество, поскольку Мод сможет сформировать его характер по собственному усмотрению. Но они с Олдит тогда еще не знали, что Жоффруа уже обладал сильным характером и имел свое мнение по самым различным вопросам.
Мод заставила себя подавить гордость. Она не хотела обижать Жоффруа.
– Но до той поры, когда… мне придется воспитывать сыновей или когда я взойду на трон, мне нужно чем-то занять свое время… чем-то, что помогло бы мне подготовиться к будущей жизни королевы. За свою жизнь я вышила уже достаточно гобеленов и алтарных покровов.
Должно быть, ей удалось тронуть Жоффруа, поскольку его лицо внезапно смягчилось.
– Прекрасно, я замечаю в ваших словах здравый смысл. Несомненно, найдутся обязанности, которые вы могли бы исполнять. – Жоффруа немного подумал. – Если кто-нибудь заболеет, то вы сможете позаботиться о нем. Кроме того, можете заняться приемом и развлечением гостей в замке. Давайте начнем с этого.
Мод благодарно улыбнулась ему. Едва ли такая роль была верхом ее мечтаний, но это уже кое-что.
Два месяца спустя, когда в замок впервые приехали высокопоставленные посетители, Мод вместе с дворецким накрывала столы для пира. Жоффруа вошел в большой зал.
– Клянусь гробом Господним, вы взяли золотые солонки! – в ужасе воскликнул он, взглянув на стол. – А кубки с драгоценными камнями используются только в самых торжественных случаях, когда приезжают королевские особы!
– Но я подумала, что случай достаточно важный…
– Золотые солонки и кубки – только для украшения, а не для того, чтобы ими пользовались. – Жоффруа повернулся к дворецкому. – Уберите их немедленно.
– Но…
– Вы не в императорском дворце, мадам, а в простом анжуйском замке. Подобное хвастовство вызовет только осуждение. Что подумают люди?
Перепуганная до полусмерти, Мод смотрела, как дворецкий и несколько слуг поспешно собирают со стола золотые солонки и драгоценные кубки.
– Какие блюда вы заказали? – спросил Жоффруа.
– Угри с острой приправой, голец в золотистом соусе с зеленью, мясные кубики…
Жоффруа подозрительно взглянул на нее.
– Мясные кубики?
– Этот рецепт я привезла из Германии. Мясо цыпленка или теленка нарезается на кубики, поджаривается и подается в соусе из толченых хвостов лангуста с миндальными орехами и поджаренным хлебом; затем гарнир…
– Совершенно не годится! Моим гостям не понравится германское блюдо. А угри и голец не сочетаются друг с другом. Я помню, как с подобными делами управлялась моя мать, и думаю, что смогу сам отдать нужные распоряжения поварам. Вам нет нужды больше об этом беспокоиться.
– Но если вы никогда не пробовали таких блюд, – ответила Мод, сдерживая раздражение, – то откуда вам известно, что они не подойдут?
– Блюда иностранные, и этим все сказано. – Жоффруа прошелся вдоль стола. – Расскажите мне, как вы собираетесь разместись гостей за столом.
– Я хочу посадить господина де Фокона рядом с лордом д’Андюзом и…
– Что?! Да они же все время ссорятся! Их надо посадить как можно дальше друг от друга. Жерар все это знает. – Он бросил взгляд на заметно побледневшего дворецкого. – Ну, неважно, я сам все устрою.
– Если бы вы мне объяснили… – начала Мод.
– В будущем я намерен сам заботиться обо всех подобных делах, – перебил ее Жоффруа. – Никто и не ожидал, что вы знаете, как надо размещать гостей. Никто не винит вас.
Побагровев от унижения, Мод смотрела, как Жоффруа выходит из зала вместе с дворецким и Жерар взахлеб объясняет своему господину, почему он поступал так, как приказывала ему графиня.
После этого случая она больше не принимала активного участия в управлении замком, оставив все дела на попечение Жоффруа и дворецкого. Разочарованная и обиженная, Мод стала проводить почти все время в прекрасной замковой библиотеке и в обществе старого наставника Жоффруа, мастера Адельхардта, с которым беседовала об истории, праве и литературе. Она играла в шахматы и триктрак, изучала книги из библиотеки и в часы, свободные от мечтаний о Стефане, все чаще и чаще размышляла о том, что будет делать, когда станет королевой, осторожно испытывая свои теории на старом наставнике. Каждый раз, получая весточку из Англии или Нормандии, Мод с удивлением ловила себя на мысли: что, если король заболел и ее вызывают к его одру? Подобные мысли всегда сопровождались раскаянием и угрызениями совести, ибо, несмотря на свою обиду, Мод не желала его смерти. И все же кончина короля Генриха распахнула бы двери темницы, заключением в которой представлялась ей жизнь в Анже.
Однажды, в минуты острой тоски и отчаяния, Мод написала Стефану длинное письмо, излив в нем всю боль своего сердца. Она запечатала послание и уже передала было его гонцу, но в последний момент передумала и вырвала письмо из его рук. Не исключено, что Жоффруа прочитывает все ее письма. В окружении слуг мужа, верность которых принадлежала в первую очередь графу, Мод не чувствовала себя в Анжу в полной безопасности.
Однажды зимним днем она возвратилась в замок после соколиной охоты с главным сокольничьим и несколькими конюхами.
– Почему лорд Жоффруа не поехал с тобой? – спросила Олдит.
– Ты же знаешь, что мой муж выезжает со мной только тогда, когда у нас гости и он хочет создать видимость семейного счастья.
Олдит угрюмо кивнула.
– Я надеялась, что у вас все пошло на лад.
– Жоффруа никогда не простит мне того происшествия в Нормандии, когда мой сапсан обставил его сокола, – сказала Мод. – Он до сих пор не допускает в Анжу ни одной уэльской птицы. Граф все еще таит на меня обиду.
– Ребенок, госпожа моя, ребенок поможет разрешить все эти сложности, – успокоила ее Олдит.
Но, к несчастью, интимные отношения между Мод и Жоффруа только ухудшались. За прошедшие со дня их свадьбы девять месяцев граф так ни разу и не сумел исполнить супружеские обязанности.
– Я сдаюсь. Не знаю, что еще придумать, – в отчаянии сказала она Олдит. – Я уже перепробовала все, что мне известно, хотя, по правде сказать, это не так уж много. Все бесполезно.
– Ты могла бы расспросить кого-нибудь, кто сведущ в таких делах, – осторожно предположила Олдит. – Например, повивальную бабку.
– Но я не могу обсуждать интимные детали спальни с посторонними, – возразила Мод. – А если она проболтается и пойдут сплетни? Представляешь, какой разразится скандал?
Мод подумала, что в Англии можно было бы попросить совета у Аликс, хотя она подозревала, что мачеха еще более невежественна в этих делах, чем она сама. Но в Анже ей было вовсе некому довериться. Женщины, с которыми она встречалась, жены соседних лордов, были простыми, добродушными созданиями, но едва ли следовало считать их ровней и советоваться с ними по таким деликатным вопросам. Вот если бы их любовная связь со Стефаном зашла хоть немного дальше, то она сама могла бы сообразить, что делать в постели с Жоффруа.
Олдит вздохнула.
– Боюсь, что ничем не могу тебе помочь.
И женщины беспомощно переглянулись.
В ту ночь, выпив за ужином несколько кубков вина, Мод решила сменить тактику и ради разнообразия занять активную позицию. Она сама пойдет к Жоффруа. Не исключено, что это поможет… по крайней мере, хуже не станет. Служанки тщательно расчесали ее волосы, заблестевшие, словно янтарь. Тело ее умастили маслом, смешанным с лепестками роз. Мод накинула на голое тело меховой плащ.
Когда колокола зазвонили к повечерию, она вышла из своей комнаты и со светильником в руке направилась вдоль коридора к покоям Жоффруа. Дрожа от холода, она немного помедлила у двери, с удивлением прислушиваясь к доносящимся изнутри странным звукам: пыхтение, возня, а затем громкий визг. Не долго думая, она распахнула дверь и замерла от потрясения: Жоффруа, совершенно обнаженный, лежал на спине, на нем восседала верхом юная девица, а другая девица стояла рядом и смотрела на них. Увлеченные своим занятием, участники этой сцены не заметили появления Мод. Она буквально приросла к месту, не в силах оторвать глаз от открывшейся ей картины. Теперь ей стало ясно, что с мужской силой у ее супруга все в порядке. Мод не стала дожидаться, чем закончится эта любовная игра, и тихо прикрыла дверь, трясясь от возмущения и унижения.
Ей было известно, что мужья нередко позволяют себе развлекаться с женщинами на стороне, и если бы она в настоящее время была беременна, то не придала бы такому обстоятельству никакого значения. Но на карту была поставлена судьба династии Англии и Нормандии. Как бы они с Жоффруа ни были отвратительны друг другу, долг обязывал его не пренебрегать ее постелью, пока она не понесет от него, а потом – вольному воля.
Мод никому не рассказала о своем ужасном открытии, но их отношения резко ухудшились. Супруги постоянно ссорились, не в силах больше скрывать взаимную неприязнь, и Мод снова начала размышлять о близящейся смерти отца. Несмотря на угрызения совести и чувство вины, она ничего не могла с собой поделать, поскольку смерть короля разрешила бы все проблемы. Мод смогла бы вернуться в Англию. Став королевой, она найдет способ разобраться с Жоффруа. Быть может, брак даже удастся расторгнуть, поскольку граф Анжуйский неспособен осуществить супружеские обязанности.
– О вашем браке говорит весь город, – однажды октябрьским утром сказала Олдит. – Весь замок слышит, как вы с графом ругаетесь, словно торговки рыбой на рынке.
– Я не хочу обсуждать эту тему. Собирайся, будешь сопровождать меня на октябрьскую ярмарку.
– Ярмарка? Опять?! – Олдит недоверчиво взглянула на Мод.
– А что еще делать? Я не могу найти здесь применения никаким своим умениям. Должна же я как-то убить время, пока не стану королевой. Прикажи пажу, чтобы для меня приготовили паланкин.
