Текст книги "Роковая корона"
Автор книги: Эллен Джоунс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 40 страниц)
В голосе его звучала мольба, и Брайан не мог ее не услышать. Однако он заметил и уловку. Ведь в действительности честь была далеко не такой малой, как представлял ее король, и сам Генрих тоже это понимал. Но ни Брайан, ни епископ не могли больше возражать. Продолжать подобный спор с Генрихом Английским означало кратчайшую дорогу в темницу или даже в могилу.
Брайан понимал, что указать королю на его ошибки невозможно, а ошибок было уже немало: сперва сделать Мод наследницей, а затем позволить Роберту принести присягу раньше Стефана, чем еще сильнее оскорбить его и так расстроенные чувства. Если король превратит обоих племянников в заклятых врагов, это повлечет за собой далеко идущие последствия, которые могут дать о себе знать лишь после смерти Генриха, когда настанет время подтвердить присягу и короновать Мод. Кроме того, по-видимому, король-консорт тоже выбран неверно… Одна глупость за другой. Когда же это кончится?
15
На следующее утро Стефан лежал в своей комнате на деревянной кровати на четвертом этаже Белого Тауэра. Под глазом у него красовался синяк, предплечье было перевязано белым лоскутом. Протянув здоровую руку, он нащупал оловянную пивную кружку и отхлебнул глоток. Рядом с ним на мягкой скамеечке сидел Анри и смотрел на него немигающим взглядом.
– Что с тобой произошло ночью? – поинтересовался аббат. – Только не ври.
Стефан рассказал ему, как полночи он провел в бесцельной скачке через Саутворк, затем остановился в прибрежной таверне и в конце концов ввязался в пьяную драку.
– Голова болит, и рука ноет, но могло быть и хуже.
– Ты сможешь выдержать новые дурные известия?
Стефан горько рассмеялся.
– Что может быть хуже вчерашней катастрофы?
Аббат придвинул скамеечку ближе к кровати и небрежно окинул взглядом пустую комнату.
– Я передаю тебе эту новость со слов епископа Солсбери. На церемонии присяги, после того как принесут клятву пэры церкви, первым из светских лордов присягать на верность Мод будет король Шотландии. По всем правилам, следующим должен присягать ты. Однако Роберт принесет клятву раньше тебя.
Стефан ошеломленно уставился на брата. Холодная ярость вспыхнула в его сердце.
– Это – смертельное оскорбление нашему дому! Я не явлюсь на церемонию. За неделю до назначенного дня я отправлюсь в Булонь.
– В пяти портах уже расставлена стража короля. Все лорды, с которыми я говорил, в один голос утверждают, что не станут присягать на верность германской императрице, и грозятся покинуть Англию. Но это – пустые слова. В конце концов все будет так, как желает король. Никому не хочется поближе познакомиться с дядюшкиными подземельями, лишиться своих земель и попасть в руки палача.
– Но ведь мы – его племянники!
– Что это значит в глазах человека, который убил одного брата, а второго пожизненно заточил в темнице!
Стефан взглянул на брата и отвел глаза.
– Да, я тебя понимаю. Что ж, скажусь больным и все равно не явлюсь на церемонию. Что он сможет со мной сделать? – Боль и гнев продолжали кипеть в его душе. – Почему он предал нас, Анри, почему?
– Он не предавал нас. – Аббат поднялся со скамеечки. – Я уверен, что он вовсе не хотел оскорбить нас. Король уже находится в том возрасте, когда люди чувствуют угрозу приближения смерти и небесного суда. Роберт – его любимец, и Генрих надеется, что перед смертью он сумеет воздать ему честь по заслугам. Он сделал Мод своей наследницей потому, что одержим идеей основать собственную династию, вышедшую из его собственных чресел. Чем еще он сможет оправдать совершенные им преступления – и преступления его отца? Желание продлить нормандский род лишило короля присущего ему здравого смысла и рассудительности. И если мы не попытаемся что-нибудь изменить, то нам придется всю жизнь жалеть об этом.
– Все это слишком сложно. Факт остается фактом: он все же оскорбил нас, и я отказываюсь присутствовать на церемонии.
Аббат поджал губы и нащупал на груди украшенный драгоценными камнями крест.
– Конечно, если ты хочешь поставить на карту все свое положение ради оскорбленной гордыни…
– Какое положение?
– Я говорю о твоем будущем, тупица! Прекрати жаловаться на судьбу! Как ты можешь надеяться когда-либо стать королем, если сейчас не хочешь унять жалость к себе и подчиниться королевской воле? Как я могу надеяться помочь тебе, если стану братом изменника? Ведь если ты не явишься на церемонию, король, несомненно, сочтет тебя таковым. Ты должен сохранять верность нашему дяде и оставаться его преданным слугой, если надеешься когда-либо взойти на трон.
Стефан приподнялся с подушек.
– Ты – такой же безумец, как и он. Прошлой ночью я думал, что ты сможешь помочь мне, но теперь-то понимаю, что наше дело проиграно. Лорды присягнут на верность Мод. И если они нарушат присягу, Рим отлучит их от церкви.
– Предоставь мне самому разбираться с Римом. – Аббат заговорщицки улыбнулся. – Неужели ты думаешь, что церковь и лорды в самом деле позволят женщине править Англией и Нормандией, даже если поклянутся в этом перед лицом короля? – Он присел рядом с братом на край постели. – Нам уже обеспечена поддержка знати. И простолюдинов, кстати, тоже. Не станешь же ты отрицать, что в Лондоне тебя любят?
Стефан внимательно всмотрелся в лицо брата.
– Что конкретно ты имел в виду, когда сказал, что мы должны попытаться что-нибудь изменить?
Аббат улыбнулся.
– Ну, будет разыгрывать невинность.
– Прекрати морочить мне голову, Анри. То, о чем ты толкуешь, невозможно! – Стефан не осмеливался надеяться на то, что его мечты еще могут сбыться.
Анри снова поднялся.
– Все возможно… в будущем. Пока король жив, мы ничего не сможем сделать и обязаны подчиняться его желаниям. Но что будет после его смерти? Ах, это же совсем другое дело! Тогда нам понадобятся влиятельные друзья, твердая решимость и отвага, которая поможет нам не упустить шанс. Когда настанет время, – carpe diem[8]8
Carpe diem – букв.: «хватай день», лови момент. (лат.).
[Закрыть], брат, carpe diem! Доверься мне. Пока что никому ничего не говори. Веди себя как преданный слуга короля, добровольно подчиняющийся его воле. Завоевывай себе друзей и не наживай врагов.
– Ты, как всегда, говоришь очень убедительно. Если я все же решусь появиться на церемонии… – Стефан вздохнул и откинулся на подушки, понимая, что уже решился. «Лови момент», – сказал Анри, и сердце его забилось быстрее, окрыленное новыми надеждами. – Но дом Блуа никогда никому не уступал первенства, – продолжал он. – Я не стану присягать после Роберта.
– Никто и не предлагает тебе этого! – Аббат снова бросил взгляд на плотно закрытую дверь. – А теперь слушай внимательно, и я научу тебя, что нужно делать.
* * *
Две недели спустя утро на рассвете дня церемонии выдалось ясным и безоблачным. Когда колокола аббатства зазвонили к сексте, все лорды короля собрались в большом зале Вестминстера.
Роберт Глостерский в великолепной темно-синей мантии и тунике цвета индиго решительно направился сквозь толпу к Стефану. Тот хотел было сделать вид, что не замечает его, но Роберт схватил его за руку.
– Почему ты избегаешь меня, Стефан? Неужели ты затаил на меня обиду из-за того, что я должен принести присягу раньше тебя?
– Осторожнее, у меня рука повреждена. С чего бы мне затаить на тебя обиду?
– Не мне судить. Но порядок принесения присяги придумал не я, поверь мне.
Стефан знал, что Роберт не лжет, но не мог относиться к нему с прежней теплотой.
– Я все понимаю и ничего против тебя не имею. – Он чопорно поклонился, понимая, что причиняет Роберту боль, и направился к Анри, только что вошедшему в зал.
Аббат нахмурился.
– Что от тебя хотел Глостер?
– Ничего. Всего лишь дружеский жест, чтобы удостовериться, что я еще не задрал нос выше неба.
Аббат искоса взглянул на Роберта.
– После того как мы осуществим свой план, он не будет так дружелюбен. Надеюсь, ты не передумал?
– Уже десять раз успел передумать. Это огромный риск.
– Естественно, но… вот и герольды. Будь благословен, брат. – Он слегка коснулся плеча Стефана пальцами, унизанными богатыми перстнями, и присоединился к процессии священников.
Герольды, в торжественных, алых с золотом одеяниях, дунули в серебряные трубы. Пэры церкви выстроились в очередь для принесения присяги; за ними встали светские лорды в величественных придворных одеждах, подбитых мехом, и в сверкающих драгоценных украшениях. Во главе их, возвышаясь над всеми, стоял король Шотландии. Роберт встал у него за спиной, за ним – Стефан; за Стефаном подошли граф Честер, близнецы де Бомон и прочие знатнейшие лорды. Менее знатные, вроде Брайана Фитцкаунта, толпились в конце очереди.
Мод с царственной осанкой сидела на великолепном резном троне, плечи ее покрывала пурпурная, расшитая золотом мантия. Наследница престола готовилась принять присягу на верность от лордов Англии и Нормандии. Драгоценности сверкали на ее груди и пальцах, золотой венец на голове придерживал пурпурную прозрачную вуаль. Рядом с ней стоял король в торжественном церемониальном одеянии.
Стефан не мог оторвать от нее глаз. Никогда прежде Мод не была так красива; никогда не была для него столь желанна. Но она занимала королевский трон – место, предназначенное для него!
После утреннего разговора с братом, последовавшего за речью короля, к Стефану вернулась почти вся его прежняя самоуверенность. Перспектива деятельности – какой угодно деятельности! – всегда оживляла его и вдыхала в него новые силы; сегодня же он намеревался совершить поступок, который послужит его утверждению в качестве возможного главы государства. Воодушевленный неослабевающей поддержкой брата, Стефан почти поверил в то, что корона вовсе не утрачена для него безвозвратно. И, заново обретя веру в свои силы, не позволял, чтобы им овладели только зависть и жалость к себе. Хотя Мод по-прежнему оставалась его соперницей, теперь она представляла собой куда меньшую опасность для его гордости, и в душе начали оживать прежние чувства к ней. Само собой, противоречия были далеки от разрешения: Стефан желал получить и Мод, и корону. Вот она нерешительно улыбнулась ему, и Стефан ответил ей улыбкой. В награду он получил просветленный взор прекрасных глаз принцессы, преобразивший все ее лицо; теплота, внезапно проснувшаяся в этих сияющих серых глазах, растопила его сердце. Быть может, ему удастся осуществить оба своих желания.
Взгляд Стефана упал на украшенную драгоценными камнями шкатулку из слоновой кости, стоящую рядом с Мод. В шкатулке хранились чудотворные мощи святых, на которых он должен будет принести присягу на верность будущей королеве. Ладони его покрылись бисеринками пота. Нарушить данную клятву было бы нелегко, и при одной мысли об этом по всему телу Стефана пробежала волна страха. Он отбросил прочь ужасную мысль об отлучении от церкви. Брат пообещал уладить все неприятности с Римом, а если не доверять Анри, то кому же тогда можно довериться?
Церемония началась. Архиепископ Кентерберийский первым принес присягу, затем – епископы и аббаты. Стефан увидел, как его брат преклонил колени перед Мод и без всяких признаков страха произнес клятву на святых мощах. Сердце Стефана забилось быстрее. Король Шотландии первым из светских лордов склонился перед троном и поклялся почитать свою племянницу как королеву Англии и герцогиню Нормандии после смерти короля в случае, если у того не будет наследника мужского пола.
Внезапно Стефана начали одолевать сомнения, и его решимость пошатнулась. Черт побери, он замахнулся на рискованное дело! А что, если у него ничего не выйдет, вопреки словам брата? Стоило ли затевать… но вот уже шотландский король поднялся с колен, и Роберт сделал шаг вперед. Пора решиться… и немедленно!
Одним мощным рывком Стефан обогнал Роберта и оттолкнул его так грубо, что тот едва не упал. Он услышал, как Роберт отрывисто хватает ртом воздух, как удивленно перешептываются лорды у него за спиной. Глаза Мод расширились от изумления. Король, с лицом чернее тучи, подошел ближе к дочери и стал сверлить Стефана ужасным взглядом. Он поднял руку, указывая пальцем на племянника. Толпа стражников бросилась к Стефану, держа пики наготове. Стефан почувствовал, как Роберт пытается отодвинуть его с дороги; на мгновение оба они встали рядом. Равные друг другу по силе, соперники не собирались уступать первенство.
Стражники уже были в нескольких шагах от них. Высвободившись из мощной хватки Роберта, Стефан с молитвой на устах упал на колени перед королем.
– Сир! Сир! Выслушайте меня, умоляю!
Король заколебался, но все же поднял руку. Стражники отступили.
– Сир, я полагаю, что для дома Блуа, равно как и для дома Нормандии будет бесчестьем, если я не принесу присягу верности сразу же после короля Давида. Господь тому свидетель, и да подтвердят мои слова святые отцы, что я служил вам верой и правдой с первого же дня, как появился при вашем дворе. Я не забыл о великой любви, богатстве и почестях, которыми вы одарили меня. Но даже моя мать, ваша возлюбленная сестра Адель, дочь великого Завоевателя, согласилась бы, что дому Блуа таким образом будет нанесено бесчестье. Позвольте мне занять место, подобающее моему положению, дабы я смог первым среди ваших подданных почтить вашу дочь как мою будущую госпожу.
Стефан тщательно избегал любого упоминания о том, что Роберт – незаконнорожденный сын. Брат предостерег его насчет этого, резонно пояснив, что таким образом он немедленно настроит короля против себя. Стефан услышал за спиной шепот одобрения, прокатившийся в толпе лордов. Все они высоко ценили и уважали Роберта Глостерского, но Стефан, отпрыск великого дома, лишался подобающей ему чести, и лорды понимали это. Замешательство на лице короля свидетельствовало о том, что он попал в затруднительное положение. Король знал, что племянник прав, но сердце его было на стороне сына. Он взглянул на Роберта, затем – снова на Стефана. Тень сомнения появилась на его лице. Он продолжал хранить молчание.
Роберт Глостерский, бледный как смерть, но собранный и решительный, подошел к отцу.
– Сир, я высоко ценю ту честь, которую вы хотели оказать мне, но Стефан из Блуа имеет преимущество передо мной в порядке принесения присяги. Я займу подобающее мне место.
Отец и сын коротко переглянулись, и король медленно кивнул. Всеобщее напряжение начало понемногу спадать. Роберт отодвинулся, и Стефан подошел к трону Мод. Все происходило точь-в-точь, как предсказывал брат: самоотверженный Роберт предпочел уступить, не принуждая короля выбирать между двумя соперниками. Стефан на мгновение испытал жалость к Роберту, который все же был дорог ему как друг, но о совершенном поступке не жалел.
Торжествуя, он преклонил колени перед Мод. Вложив ладони между ее рук, он принес присягу на верность, которую завершил ритуальным поцелуем в уста. Он позволил себе задержать губы на секунду дольше, чем требовалось по церемонии. Затем возложил ладонь на шкатулку со святыми реликвиями, заметив, что его пальцы слегка дрожат.
Ровным голосом, раскатившимся эхом по всему залу, Стефан произнес слова присяги:
– Во имя Пресвятой Троицы и сих многочтимых святых останков, я, Стефан из Блуа, клянусь честно сдержать данное мною обещание и всегда оставаться верным Мод, моей будущей госпоже.
Он улыбнулся кузине и заметил, что в глазах ее блеснули слезы. Радость взыграла в его душе, словно крепкое вино. Он пошел на страшный риск и победил, сохранил честь семьи и выказал себя перед лордами благородным смельчаком. Он сделал первый шаг к трону.
16
Мод, ошеломленная тем, как быстро Стефан признал ее новое положение, все еще чувствуя на губах тепло ритуального поцелуя, почти не слышала слов присяги, произносимых единокровным братом. Она не пришла в себя до тех пор, пока перед ней не предстал Ренальф, граф Честерский, поразивший ее новой неожиданностью.
Мод ожидала, что он встанет на колени, но вместо этого граф обратился к королю:
– Сир, прежде чем я принесу присягу вашей дочери как своей будущей госпоже, мне необходимо ваше подтверждение того, что бароны, входящие в совет, одобрят выбор ее будущего супруга. В конце концов, ведь именно он будет управлять государством.
Ренальф, правивший обширным палатинатом Честера, граничащим с Шотландией и Уэльсом, был одним из наиболее могущественных и влиятельных лордов королевства. Его вассалы повиновались ему и пошли бы за ним всюду, куда бы он их ни повел. И сейчас слова его прокатились по залу, словно мощный порыв ветра над колосьями урожая. После недолгой тишины все лорды принялись громко кричать в поддержку графа Честера.
Мод застыла на троне: ультиматум Честера потряс ее даже больше, чем недавняя выходка Стефана. Это был открытый вызов королю, и Генрих должен был либо пойти на условия Честера, либо смириться со всеми последствиями отказа. И хотя отец не говорил ни слова о ее будущем супруге – разве что в самых общих выражениях, – Мод обладала достаточным благоразумием, чтобы понять: без мужа она не останется. Однако, поскольку ей предстояло стать полновластной королевой, она не знала, какую именно роль будет играть король-консорт в такой необычной ситуации, и решила при ближайшем удобном случае обсудить этот вопрос с отцом.
А сейчас Мод пыталась заглянуть в лицо королю Генриху, который, выпятив челюсть, с откровенной враждебностью смотрел на Честера. Она понимала, что отец напряженно обдумывает сложившееся положение: он не мог причинить графу Честеру ничего дурного, поскольку лорды были на его стороне, и по той же причине не мог ответить на требование Ренальфа прямым отказом. Как же избежать ловушки?
– Само собой, лорд Честер, – ответил Генрих мягким голосом, от которого у Мод тем не менее кровь застыла в жилах. – Если такова воля моих лордов, мне не остается ничего иного, как подчиниться ей. Мод не выйдет замуж без согласия моих советников.
– Можете ли вы поклясться в этом, сир, на священных реликвиях? – Честер указал на шкатулку из слоновой кости.
Лицо короля налилось кровью, но он сдержался, заставил себя улыбнуться и щелкнул пальцами. Дворецкий выступил вперед. Генрих указал на шкатулку с мощами; дворецкий поднял ее и протянул королю. Возложив ладонь на шкатулку, Генрих поклялся не выдавать Мод замуж за того, кто не получит одобрения совета.
Мод вздрогнула от дурных предчувствий. Интуиция подсказывала ей, что король вовсе не собирается советоваться с баронами по поводу ее свадьбы. Но лорды приняли его клятву с шепотом одобрения. Шкатулку снова поставили рядом с Мод, и Честер преклонил колени для присяги. Его лицо, украшенное длинными каштановыми усами, светилось полным удовлетворением.
Дальше церемония шла гладко, без каких-либо проявлений враждебности или гнева, намеки на которые Мод уловила в канун Рождества. Быть может, с Божьей помощью, лорды все-таки признают ее королевой.
* * *
Зима 1126 года выдалась спокойной. Январь сменился февралем, а за февралем наступил март. Мод была так занята, что почти не заметила, как пришла весна. После церемонии присяги она все свое время посвящала обучению: отец каждый день давал ей подробные инструкции относительно управления государством. Готовность овладевать знаниями, хорошая память и понятливость, а также прекрасная осведомленность в том, что касалось состояния дел в Европе, быстро помогли ей завоевать уважение и одобрение отца. Мод понимала, что король доволен – и удивлен. Поэтому время, которое она проводила с ним, оказалось необычно приятным.
Даже лорды постепенно, хотя и с трудом, привыкали к новым обстоятельствам. Мод была чрезвычайно рада изменениям, произошедшим в ее судьбе, и если бы она могла бывать в обществе Стефана хоть немного чаще, ей вообще не на что было бы жаловаться. После церемонии присяги она виделась с кузеном очень редко. Мод гадала, не сердится ли он на нее до сих пор из-за того, что она встала на пути его честолюбивых планов. Может быть, кузен именно поэтому избегает ее? Этот вопрос мучил ее постоянно, и в конце концов она спросила Роберта, не держит ли Стефан на нее зла.
– Не в его привычках долго переживать из-за чего бы то ни было, – медленно ответил Роберт. – Но, естественно, утратить надежду на корону для него тяжело. Впрочем, я не сомневаюсь, что со временем Стефан оправится от этого удара. Потерпи. А вот его брат, по-видимому, принял эту потерю куда ближе к сердцу. Он надеялся, что станет архиепископом Кентерберийским после того, как Стефан взойдет на трон и нынешний архиепископ умрет.
– Неудивительно, что он так холоден со мной, – отозвалась Мод. – Но аббат глупее, чем я думала. В конце концов, что помешает мне одарить его той же самой милостью, если я в свое время взойду на трон? Ему лучше постараться завоевать мое расположение, чем злиться на меня.
Роберт рассмеялся.
– Мне кажется, что принять милость от женщины для него хуже анафемы.
«Как это типично для священника», – подумала Мод. Однако все, что ей оставалось, – ждать, пока оскорбленное самолюбие Стефана исцелится.
Однажды днем в конце марта Мод направлялась через двор Вестминстерского замка к маленькому помещению в юго-восточном крыле, где они с королем ежедневно встречались: Генрих продолжал заниматься с ней, готовя будущую королеву. В потемневшем небе сгущались серые облака, с севера дул сырой ветер. Во дворе кипела обычная бурная деятельность: оруженосцы начищали охотничьи рога и пики, егеря натаскивали лохматых борзых, сокольничьи упражнялись с охотничьими птицами.
Мод уже поднялась до середины узкой каменной лестницы, когда внезапный стук копыт за спиной заставил ее обернуться. Во двор въезжали три всадника. Сердце Мод забилось чаще, когда она узнала Стефана и близнецов де Бомон. Конюхи торопились принять взмыленных лошадей, и всадники спешились. Лицо Стефана раскраснелось от быстрой скачки; он запрокинул золотоволосую голову и расхохотался над какими-то словами Робина Лестерского, а затем по-дружески обнял его за плечи. При виде высокой худощавой фигуры Стефана все в душе Мод перевернулось.
Кузен заметил ее и, что-то сказав близнецам, направился к ней.
– Какая удача, – произнес он. – Я приехал в Вестминстер специально, чтобы увидеться с вами. Мы с Матильдой месяц с небольшим провели в нашем имении в Ланкастере, и только в этом причина моих редких визитов.
Он встретился с ней глазами, и Мод, повинуясь непреодолимой тяге, снова оказалась на нижней ступени лестницы, совсем рядом со Стефаном.
– Я подготовил превосходную оправдательную речь, – доверчиво произнес он, разведя руками, – но когда увидел вас, все слова вылетели у меня из головы.
– Оправдательную речь? – Мод коснулась его руки.
– В канун Рождества я воспринял речь его величества без должного внимания. Мне следовало поздравить вас с тем, что король оказал вам такую великую честь, но, по правде сказать, тогда я был совершенно вне себя. Вам ведь известно, как сильно я стремился к короне. Вы простите мою неучтивость? – Он крепко сжал ее руки.
– О нет, это я должна просить у вас прощения: ведь мне без труда досталось то, к чему вы так стремились.
Стефан был совершенно открыт и искренен, и все страхи Мод быстро испарились – он не переменил свое отношение к ней. Но все же, если вспомнить застывшее лицо кузена и его сверкающие гневом глаза в канун Рождества, не слишком ли беспечны его нынешние слова?
– Я даже представить себе не могла, что у отца на уме, – продолжала она. – Прошу вас, поверьте, для меня это было такой же неожиданностью, как и для вас. – Она умолкла и проглотила комок, застрявший в горле. – Я понимаю, что вы чувствовали в тот момент, когда все ваши надежды рассыпались в прах, и не вправе осуждать вас, но лишь надеюсь, что этот случай не помешает нашей дружбе.
Что-то мимолетное сверкнуло в глубине глаз Стефана.
– Ничто не в силах помешать нашей дружбе, кузина. Не думайте об этом. Я намерен преданно служить вам как своей королеве. – Глаза его забегали. – Это не составит большого труда.
Довольная, но все еще слегка обеспокоенная, Мод благодарно улыбнулась. Она хотела расспросить его о столкновении с Робертом во время церемонии, но потом решила повременить с этим. Здесь все было не так просто: что-то неуловимо переменилось в настроении Стефана, что-то он утаивал от нее; в его характере проявились какие-то новые черты, пробуждавшие в ее душе смутное недоверие. Между ними повисла тончайшая паутина недосказанности, настолько легкая, что при малейшей попытке схватить ее она ускользала без следа.
Но когда Стефан глядел на нее так, как сейчас, когда он сжимал ее пальцы, Мод готова была растаять от наслаждения; и сомнения ее тоже растаяли, словно восковая свеча от пламени.
– Мне надо идти к отцу, – прошептала она, высвобождая руки.
Стефан отступил на шаг.
– Быть может, мы снова увидимся за ужином?
Мод кивнула и двинулась вверх по узкой лестнице в комнату короля.
Войдя в комнату, она сразу же поняла, что здесь что-то произошло. Рядом с королем стояли епископ Солсбери и один из придворных лекарей. Лицо отца было бледным, жесты – резкими.
– Сир, умоляю вас, примите настойку из вина, смешанного с маковым соком, – настаивал седобородый лекарь.
– Не хочу, чтобы моя голова затуманилась на весь день. Убирайся и оставь меня в покое.
– Что случилось? – встревоженно спросила Мод.
– Король расстроен. Он получил дурные вести из Анжу, миледи. Необходимо кровопускание…
– Хватит болтать! Убирайся! – Охваченный внезапной яростью, король вырвал кубок из руки лекаря и выплеснул содержимое на сухой тростник, покрывавший пол комнаты. – Послушать этих плакальщиков, так я уже давно должен лежать в гробу! Вон, вон отсюда, убирайтесь оба! – Он швырнул кубок под ноги лекарю.
Лекарь, закудахтав, как старая курица, поспешно удалился; за ним последовал епископ Роджер.
– Ох, силы небесные, ну просто старые бабы! – ярился король.
– О каких дурных вестях он говорил, сир? – осмелилась спросить Мод. – Неужели между вами и графом Фальком Анжуйским возникли какие-то сложности?
Король несколько секунд молча смотрел на дочь, а потом принялся пощипывать себя за бороду.
– Старые сложности. Ничего нового. – Он глубоко вздохнул. – Нормандия не в ладах с Анжу уже больше века. Но после смерти твоего брата Вильгельма все еще больше запуталось.
Мод не стала напоминать королю, что не стоит удивляться напряженным отношениям между Анжу и Нормандией. Она помнила, что император рассказывал ей, как после смерти Вильгельма король Генрих отправил тринадцатилетнюю вдову сына обратно в Анжу, оставив при себе ее весьма внушительное приданое. Когда граф Фальк, ее отец, потребовал вернуть приданое, Генрих начал тянуть с решением этого вопроса, предлагая одно извинение за другим. Когда для всех стало очевидно, что король не собирается ничего возвращать, граф Анжу поклялся отомстить за нанесенное ему оскорбление.
Король подошел к дубовому столу и склонился над пергаментной картой Европы.
– Анжуйский кризис обострился куда быстрее, чем я рассчитывал. Необходимо, чтобы ты полностью отдавала себе отчет в смысле происходящего, поскольку мне потребуется твоя помощь.
Заинтригованная, Мод подошла к нему и тоже наклонилась над картой.
– Я сделаю все, что в моих силах, сир.
Король указал пальцем на большую черную точку.
– К югу отсюда находится Анжу, к западу – Франция, к северу – Нормандия, а посредине – Вексин. Людовик Французский уже давно положил глаз на Нормандию. По сути дела, дом Капетов зарится на наше герцогство еще со времен первых герцогов Нормандских.
– Я знакома с историей Нормандии и Франции, – сказала Мод.
– Тогда ты должна понимать, какая сложилась ситуация. Вильгельм Клито, сын моего брата Роберта, еще был грудным младенцем, когда я захватил герцогство. Когда этот младенец подрос, он возомнил себя истинным герцогом Нормандским и стал причиной постоянных волнений в моих землях. Находясь между двумя этими враждебными силами, Францией и моим племянником, Нормандия вынуждена терпеть постоянные угрозы.
– В Германии мы слыхали, что Вильгельм Клито и Людовик Французский заключили союз против Нормандии, – сказала Мод, уловив суть дела и живо заинтересовавшись им. – А теперь, как я понимаю, к ним присоединился еще и Фальк Анжуйский.
Король кивнул.
– Ты права, они заключили союз с единственной целью: покорить Нормандию.
– Но с другой стороны, – продолжала Мод, – вскоре после смерти императора графство Анжу встало на вашу сторону, и Людовику пришлось отступить. Все их угрозы окончились ничем. Вот все, что я помню.
Король Генрих постучал по карте указательным пальцем.
– Анжу и Нормандия, объединившись, смогут успешно противостоять любому нападению Франции. Согласишься ли ты, что такой союз нам жизненно необходим?
– О, я целиком и полностью согласна, сир. – Мод обошла вокруг стола и встала рядом с отцом. – Но как вы собираетесь убедить Фалька Анжуйского объединить свои силы не с Францией, а с Нормандией?
– Я заключу с ним сделку, – небрежным тоном произнес король. – Но если я не выполню свое обещание, он лишит меня поддержки.
– И в чем же заключается эта сделка, сир? – Мод напряженно всматривалась в лицо отца.
С загадочной улыбкой король засунул большие пальцы рук за черный пояс и принялся мерить комнату шагами. Мод не сводила с него глаз, заинтригованная больше, чем когда-либо.
– Как жаль, что ты не успела узнать своего деда, – произнес король, внезапно меняя тему.
Мод немедленно насторожилась. Она уже знала, что когда король начинает говорить о своем отце, это значит, что он хочет чего-то добиться. Словно краб, Генрих ко всему подбирался издалека и бочком.
– Какие удивительные истории поведал он мне о наших предках-викингах, – продолжал король. – Какое наследие лежит у нас за плечами, дочь моя! Славное двухсотлетнее наследие, что началось с Ролло, первого герцога Нормандии, передавшего свой титул герцогу Ричарду Бесстрашному, герцогу Роберту Великолепному, герцогу Вильгельму Незаконнорожденному, великому Завоевателю, и, наконец, мне. А мне на смену придет герцогиня Мод, следом же за ней – ее сыновья и внуки.
Сперва охваченная недоверием, в это мгновение Мод почувствовала, как кровь застывает у нее в жилах. Она жадным взором всматривалась в лицо короля.
– Мы начинали как дикие северные воины, и нормандский дух, нормандская отвага и бесстрашие пришли в Англию, добрались до Южной Италии и Сицилии. – Король подошел к подоконнику, повернулся и снова двинулся к столу. – Королева Мод, – произнес он. – Как благородно звучит!
– Королева Мод, – с почтительной поспешностью повторила она, словно пробуя на вкус этот громкий титул, воображая себя полновластной владычицей Англии, пользующейся всеобщей любовью, как ее покойная мать, и всеобщим уважением, как ее отец-король.
– Ничто не должно угрожать нашему государству. Ничто! – твердо повторил Генрих. – Никакая жертва не будет чересчур велика, если она необходима для безопасности нашего рода, для продления нашей славной династии.
