Текст книги "Роковая корона"
Автор книги: Эллен Джоунс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 40 страниц)
Один из посетителей, молодой человек с длинными каштановыми кудрями, был весь, от кожаных башмаков до плаща, одет в черное. Карие глаза его, расширившиеся от удивления, когда Мод вбежала в комнату, то и дело обращались на нее вновь и вновь, разглядывая лицо, нежную белую шею, тонкую талию и пышную, выступающую под туникой грудь императрицы.
Под его изучающим взглядом Мод почувствовала себя неловко. О Дева Мария, почему он так смотрит?! Она решила переключить внимание на другого гостя, монаха-бенедиктинца средних лет, тоже одетого в черное и с серебряным крестом на груди.
– Мы обсудим твои дела позднее, – серьезно произнес император. – Сейчас у нас есть более насущные вопросы. Позволь представить тебе наших гостей: аббат Питер из лондонской епархии и граф Обери из Эвре, что в Нормандии. Они посланы твоим отцом, чтобы сообщить нам печальное известие: твой брат-близнец, принц Вильгельм, месяц назад, всего несколько дней спустя после своей свадьбы, утонул в проливе.
Мод от неожиданности разинула рот. Ошеломленная, она переводила взгляд с графа на аббата.
– Да, мадам, белый корабль, перевозивший свадебный кортеж из Нормандии в Англию, бесследно затонул, – подтвердил граф Обери. – Было установлено, что вскоре после отплытия судно слишком близко подошло к смертельно опасным рифам, послужившим причиной гибели многих кораблей. За исключением одного-единственного человека, горожанина из Руана, все, кто были на борту, утонули. – Граф немного помолчал. – Король, ваш отец, пребывает в безутешном горе.
– Мы очень сожалеем о том, что всего два года спустя после смерти вашей святой матери вынуждены сообщить вам столь горестные известия, – добавил аббат, осенив себя крестным знамением.
Мод даже не знала, что на это сказать. Смерть матери в свое время опечалила ее, но Вильгельм, обращавшийся с ней так жестоко, никогда не был в числе ее друзей. Его смерть для нее не значила ровным счетом ничего.
– Да упокоит Господь его душу, – произнесла она наконец, тоже перекрестившись. – Бедный отец. Что он теперь будет делать? Ведь Вильгельм был его наследником.
Гости переглянулись.
– О да, мадам, думаю, что сейчас вся Европа задает себе этот вопрос, – сказал аббат. – Кто возложит на свое чело корону Англии и герцогский венец Нормандии после смерти вашего отца? Да продлит Господь его благословенные дни. – Аббат перекрестился. – Печальнее всего то, что ваш брат был единственным законным ребенком короля Генриха.
– За исключением моей супруги, естественно, – вставил император.
Аббат и граф Обери взглянули на него с легким удивлением: было очевидно, что это обстоятельство в расчет они не принимали.
– Кто же станет наследником? – вслух размышляла Мод. – Мой единокровный брат Роберт не сможет унаследовать корону. Ведь он – побочный сын, и Святая церковь никогда не признает за ним право престолонаследия.
– К несчастью, это правда, ибо граф Роберт из Глостера был бы идеальным кандидатом. – Аббат немного помолчал. – Но еще рано что-либо говорить наверняка. Слишком рано.
– Однако какие-то претенденты наверняка уже упоминались. – Император пристально взглянул на своих гостей. – Или вы хотите сказать, что этот вопрос до сих пор не обсуждался?
Аббат прочистил горло.
– Ну, само собой, не думать об этом невозможно.
– Ну и?.. – прищурившись, подбодрил его император.
– Выбор не очень-то богат. Чаще всего упоминается имя кузена вашей супруги, Стефана из Блуа, графа Мортэйна, – ответил аббат. – Он – племянник короля и его правая рука. Ни один из собственных детей короля никогда не был так верен долгу и так предан ему, ни один не пользовался такой любовью знати и простого народа.
– Стефан пользуется благорасположением короля, – подтвердил граф. – Только недавно его дядя отпраздновал помолвку Стефана с Матильдой, дочерью графа Булонского, которой достанется огромное наследство. Ни один человек в Англии, за исключением единокровного брата госпожи, Роберта Глостерского, не пользуется такими почестями и славой, как граф Стефан.
– Все в один голос утверждают, что из него выйдет превосходный король, – произнес аббат Питер. – Представляете, Стефан уже взошел было на борт того обреченного корабля, но в последний момент… – аббат запнулся и неуверенно взглянул на Мод.
Император приподнял бровь.
– Продолжайте. Можете говорить совершенно свободно.
Аббат снова откашлялся.
– К несчастью, гости на свадьбе были изрядно пьяны, в том числе и принц Вильгельм. Разгорелась какая-то ссора, и Вильгельм со своими товарищами вышвырнул Стефана за борт.
«Как это похоже на братца Вильгельма, – подумала Мод. – Такое безобразное поведение абсолютно в его духе».
– В этом происшествии легко усмотреть руку Провидения, – заключил аббат. – Стефану было суждено остаться в живых, а Вильгельм был обречен на смерть.
– И, судя по тому, что мне известно, это не такая уж большая потеря, – сухо произнес император. – Если матросы тоже были под мухой, то причина кораблекрушения вполне ясна. Из ваших слов можно представить этого племянника короля верхом совершенства, хотя, должен признаться, я никогда не ценил дом графов Блуа слишком высоко. Это порода слабых, ненадежных людей. Я слыхал, что один из сыновей недалек умом; к тому же, разве их отец не покрыл себя позором в каком-то сражении в Святой земле? Да, мне кажется, были какие-то разговоры…
– Я очень рада, что мой кузен Стефан спасся, – поспешно вставила Мод, опасаясь, что император углубится в одну из своих излюбленных тем и начнет вспоминать давний скандал. Генрих был прекрасно осведомлен обо всех грязных тайнах правящих домов Европы и обожал их обсуждать.
Беседа шла своим чередом, а перед Мод неожиданно всплыл образ улыбающегося юноши с зелено-золотистыми глазами, которого она видела лишь однажды, но никогда не смогла бы забыть.
– Само собой, Стефан – всего лишь племянник, а мне кажется, что мой отец предпочел бы наследника от своей плоти и крови, – произнесла она вслух. – Что же делать?
– А что ты посоветовала бы ему сделать? – спросил император, искоса взглянув на гостей.
– Ну конечно, еще раз жениться, – с готовностью отозвалась Мод. – Отцу следовало бы, не теряя времени, подыскать себе новую жену, чтобы успеть вырастить наследника, – пока он еще не состарился… – Мод прикусила язык, боясь снова показаться невежливой, поскольку император был ненамного моложе ее отца.
Аббат кивнул.
– Именно то же самое порекомендовал королю его ближайший советник Роджер, епископ Солсберийский.
– Вот видите! У моей маленькой императрицы великолепное политическое чутье, – произнес император, подавляя зевок. – И если бы вы спросили, она назвала бы вам и лучшую партию для своего отца. Моя супруга прекрасно знает все главные дома Европы. Разве она не прилежная ученица? – Император с гордым видом откинулся на спинку кресла, но улыбка стала натянутой, а морщины в уголках рта более глубокими.
Мод вспыхнула от удовольствия. Поскольку гостям, по-видимому, больше нечего было сказать, а император заметно устал от беседы, она поднялась со скамеечки.
– Моему супругу нездоровится, у него воспаление печени, по словам лекаря. Ему пора отдохнуть. Если вы извините нас, дворецкий сейчас укажет вам ваши покои. Мы надеемся снова увидеться с вами в час вечерни.
Когда слуга проводил гостей, Мод обратилась к Генриху:
– Как вы себя чувствуете? Беседа не слишком вас утомила?
Император вздохнул и потер бок.
– То лучше, то хуже. Какая разница? – Он потянулся и взял ее за руку. – Интересные новости, правда? – Император одарил жену загадочным взором.
– Почему вы так на меня смотрите?
– Я размышляю о том, что недавно произнес вслух: на данный момент ты – единственный законный ребенок короля Англии.
Мод озадаченно улыбнулась.
– Не понимаю, какое это имеет значение.
– Быть может, и никакого. Но твой отец с годами не молодеет, как ты верно заметила, а если он так же болен, как я… – Император снова вздохнул. – Никто не может жить вечно.
Мод упала перед ним на колени и зажала его рот ладошкой.
– Не говорите об этом! Господь милостив, и у вас впереди еще много лет счастливой жизни, как и у моего отца.
Мод не могла понять, почему муж так много говорит о смерти: ведь сама она никогда о ней не задумывалась. По правде говоря, люди вроде императора или отца казались ей бессмертными. Сильные, властные монархи – Мод не могла представить себе мир без этих людей. Она прижала к щеке исхудавшую и покрытую сеткой голубых вен руку мужа. Кожа его казалась сухой и ломкой, как осенний лист.
– Ты хотела бы вернуться в Англию? – спросил Генрих.
– В Англию? – Мод потрясенно взглянула на него. – Конечно, нет. Я там никого не знаю, кроме отца и Роберта. Мой дом – там, где ты, моя жизнь – это путешествия по Европе. Я ничего не хочу менять.
– Все на свете меняется, liebling, такова природа вещей. Если твой отец не подарит жизнь наследнику, в один прекрасный день будущее всего Нормандского королевства может коснуться тебя очень близко.
О Дева Мария! Каким образом ее может коснуться будущее Англии и Нормандии?
4
Германия и Нормандия, 1125 год.
Спустя пять лет Мод стала вдовой. В мае 1125 года император Генрих скончался, и с его смертью внезапно оборвались годы ослепительной славы и власти императрицы Мод. Поскольку у нее не было детей, императорский престол унаследовал кузен Генриха, который вместе с множеством других германских аристократов заверил вдову в том, что все будут относиться к ней с почтением, если она останется жить в Германии.
Ошеломленная смертью мужа, Мод через неделю после похорон отправилась в уединенный баварский замок, который когда-то получила от императора в подарок на свадьбу. Здесь, в окружении женщин и немногочисленной прислуги, она лелеяла свою скорбь. Каждое утро Мод надевала перчатки с обрезанными пальцами и доставала иголки и шелковые нитки. Потом ставила мягкую скамеечку возле узкого окна-бойницы, брала вышивание и обращала взор к заснеженным пикам, четко выделяющимся на фоне ярко-голубого неба.
Мод была почти не в состоянии есть и вскоре стала бледной и вялой. Спала она плохо, ночь за ночью проводила в постели без сна и не могла думать ни о чем другом, кроме своей прекрасной жизни с Генрихом.
В июне Мод пригласили на церемонию коронации нового императора, но она отклонила приглашение. Для нее самой оказалось потрясением то, насколько сильно она привязалась к своему прошлому. Сможет ли она вообще когда-нибудь привыкнуть к новой жизни? Ей всегда нравилось участвовать в значительных событиях, она была счастлива, что на нее падает отблеск могущества ее величественного супруга. И теперь, обнаружив, что она уже больше не участница событий, а всего лишь зритель, Мод затосковала вдвойне и как-то раз сказала няньке Олдит, что в двадцать три года жизнь ее практически окончена.
– Что за чепуха! Ты не ценишь своего счастья, – возмутилась Олдит. – Император оставил тебе в наследство огромное богатство, в Германии все тебя почитают и уважают. Скорбь не может длиться вечно. Быть может, со временем ты найдешь подходящего жениха…
– Никогда, – перебила ее Мод. – За кого я могу выйти замуж после императора?
– В море плавает рыбка получше той, что когда-то попадалась в сети рыбака, – твердо ответила Олдит.
Мод чувствовала себя слишком усталой, чтобы спорить.
Некоторое время спустя она получила письмо от отца с официальными соболезнованиями и с неожиданным требованием немедленно возвращаться на родину. С этой поры, как писал отец, Нормандия должна стать ее домом; король Генрих всегда любил свою дочь, а теперь желал видеть рядом с собой единственного оставшегося в живых ребенка покойной королевы. Он мечтал о том, чтобы Мод скрасила его преклонные годы.
– Любил меня? Что-то я никогда не замечала особых проявлений этой любви, – удивленно произнесла Мод. – Хотела бы я знать, что стоит за его приглашением.
– Когда лиса толкует о морали – береги гусей, – мрачно пробормотала Олдит. В ее жилах текла саксонская кровь, и она никогда полностью не доверяла нормандскому королю. Вся любовь и преданность старой няньки всецело была отдана покойной матери Мод.
Но теперь Мод была готова поспорить с ней. Ведь она не виделась с отцом уже четырнадцать лет, с тех пор, как покинула Англию. Редкие письма от него приходили только в необычных случаях: повторный брак короля Генриха, состоявшийся четыре года назад; принятие Робертом, единокровным братом Мод, власти над графством Глостер, его женитьба и рождение сыновей.
Однако, несмотря на все приятные воспоминания об Англии, единственным родственником, вызывавшим у нее теплые чувства, был Роберт. В настоящее время Мод испытывала не такое уж сильное желание посетить родные края, не говоря уже о том, чтобы поселиться там.
Она поблагодарила отца и объяснила, что не хочет покидать Германию и не видит веской причины, по которой это следовало бы сделать. Очень скоро король прислал ответное письмо, в котором настаивал на необходимости ее срочного возвращения в Англию, но так и не сообщал, почему Мод должна спешить. Как можно тактичнее Мод снова решительно отказалась, написав, что германские друзья не желают отпускать ее и что она удобно устроилась. Отправив это письмо, Мод решила, что с вопросом возвращения в Англию покончено.
Месяц спустя, в начале августа, в маленький дворик баварского замка Мод въехал отряд нормандских рыцарей и лучников.
– Мы прибыли, чтобы сопровождать вас в Нормандию, – объявил командир отряда, вручая Мод свиток пергамента.
Это было официальное послание от короля Генриха, в котором отец напоминал дочери, что бездетная вдова, каковой она в настоящее время оказалась, подпадает под опеку ближайшего родственника мужского пола, каковым в данном случае является он сам. Далее король Генрих сообщал, что в этом вопросе закон на его стороне и ни один германский чиновник, ни даже сам новый император не посмеют противиться его решению. Мод надлежало немедленно отправляться в Нормандию.
Потрясенная, Мод выронила свиток на плиты мощеного двора. Она прекрасно знала законы, касающиеся вдов. Просто ей никогда не приходило в голову, что отец способен так с нею поступить.
– Но я до сих пор соблюдаю траур по покойному мужу, – возразила она. – Отец не имеет права так бесцеремонно вмешиваться в мою личную жизнь. Что будет, если я откажусь?
Командир бесстрастно ответил:
– Мне поручено сообщить вам, что в случае вашего отказа король Генрих уполномочил меня доставить вас к нему силой. – Он немного помолчал. – Но я убежден, что до этого дело не дойдет, госпожа.
Мод была в ужасе. Доставить ее в Англию силой? Голова раскалывалась от внезапной боли, она изо всех сил старалась не уронить достоинства перед посланником отца.
Душа ее была полна бессильного гнева. Для короля не имело значения, что сердце его дочери принадлежит Германии, что в случае отъезда ей придется отказаться от всего имущества, которое досталось ей в наследство от императора. Представив себе, что, если она начнет сопротивляться, ее просто свяжут, как гусыню на рынке, и запихнут в паланкин, Мод поняла, что это даже страшнее того, что теперь она всецело находится во власти отца. Как и прежде, когда ей приходилось иметь дело с королем Генрихом, у Мод не оставалось другого выбора, кроме покорности и послушания. К вечеру голова разболелась настолько, что она не могла заснуть и была вынуждена принять снотворный настой белого мака.
– Как бы ты себя ни чувствовала сейчас, возможно, это – самое лучшее из всего, что с тобой могло бы произойти, – сказала на следующий день Олдит, обрадованная возможности вернуться в родные края. Укладывая коробки и упаковывая седельные сумки, она искоса взглянула на Мод. – Что-то твоя хандра чересчур быстро закончилась!
Мод бросила на нее свирепый взгляд: ведь Олдит сказала правду. Скорбь и чувство утраты в душе вдовы сменились гневом и надеждой на новую жизнь.
В середине августа, в сопровождении отцовского эскорта, служанок, слуг и конюхов, Мод покинула любимую страну. В окружении четырех десятков рыцарей и лучников она чувствовала себя скорее пленницей, чем дочерью, возвращающейся в лоно семьи. Пока процессия двигалась через германские владения, навстречу Мод постоянно выходили местные жители, желавшие выразить ей свою любовь и скорбь от разлуки с нею. Они кричали, что никогда не забудут свою добрую и праведную императрицу. Мод была тронута до слез. Обида на отца стала еще сильнее.
Путешествие по Европе длилось целый месяц. В начале сентября процессия пересекла границу Нормандии, в час вечерни остановилась на ночлег в трактире рядом с церковью, а когда колокола зазвонили к заутрене, снова двинулась в путь. Командир сказал Мод, что если им повезет, то к ночи они доберутся до Руана. Потом она заснула под мягкое покачивание паланкина…
Мод медленно открыла глаза. Некоторое время она старалась не обращать внимания на стук молотков, грохот разгружаемых повозок и стук лошадиных копыт. Потом удивилась: неужели они так быстро доехали до Руана? Мод зевнула, потянулась, по-кошачьи выгнув спину, и отдернула кожаную занавеску, желая полюбоваться на столицу Нормандии. Но ее изумленному взору предстал лишь розовый сентябрьский рассвет, подернутый легкой пеленой тумана.
Повозки, паланкин и вьючные лошади стояли посреди дикого луга, с одной стороны к которому примыкал яблоневый сад. Теплый ветер раскачивал тяжелые от плодов ветви и осыпал траву спелыми красными, как кровь, и нежно-розовыми яблоками.
Командир верхом на гнедом жеребце приблизился к паланкину Мод, и она окликнула его:
– Зачем мы разбиваем здесь лагерь? Это ведь не Руан!
– Да, госпожа, это не Руан. Пока вы спали, мы встретились на дороге с герольдом, завернувшим процессию и направившим нас к этой деревне. Она называется Сент-Клер. Шатер для вас только что установили, и женщины сейчас разгружают ваши вещи.
Неподалеку Мод заметила знакомый зеленый шатер, окруженный повозками и вьючными лошадьми. Двое слуг сгружали с повозок деревянные ящики и тюки, перевязанные веревками, и переносили их в шатер; за ними следовали еще двое, согнувшиеся под тяжестью деревянной лохани с водой. Мод услышала доносившиеся из шатра голоса Олдит и немецких служанок.
– Король здесь? – недоверчиво спросила она.
– Он на том берегу реки, госпожа, – ответил командир.
Мод медленно выбралась из паланкина. Да, действительно, за рекой раскинулся лагерь короля: множество шатров, за ними – приземистая каменная церковь и горстка лачуг с тростниковыми кровлями. Несмотря на теплое утро, Мод задрожала.
– Прошу прощения, госпожа, но мне нужно отдать еще много распоряжений, – сказал командир, склонил голову и поскакал прочь.
Мод ожидала, что ей предстоит торжественный въезд в Руан, а вместо этого она очутилась в какой-то глуши! Что ж, просто еще одно унижение вдобавок ко всем, что она уже перенесла. Обида змеей заворочалась в ее сердце.
Мимо прошли к реке два конюха с четырьмя лошадьми. Один из конюхов дружелюбно улыбнулся Мод.
– Добро пожаловать в Нормандию, госпожа, – произнес он на нормандском наречии.
– Она тебя не понимает, Пьер, – сказал другой. – Думаю, госпожа говорит только по-немецки.
– Что ж, если она хочет остаться здесь, то ей придется снова выучить наш язык, – отозвался первый конюх.
Они уже отошли довольно далеко, и следующей реплики Мод не услышала. Она хотела было объяснить конюхам, что до сих пор прекрасно говорит на своем родном языке, но у нее не хватило духу окликнуть их. Понимание того, что ее положение в землях отца почти ничем не отличается от положения пленницы, легло на сердце тяжким грузом.
– Госпожа? – Из шатра показалось круглое лицо Олдит, мягкое и сморщенное, как сушеное яблочко. – Я как раз собиралась тебя разбудить. Пойдем, ванну уже приготовили. Надо подготовиться: король скоро пошлет за тобой.
Голова ее снова спряталась.
Мод не могла заставить себя войти в шатер и продолжала бродить вокруг, стараясь как можно дольше растянуть последние драгоценные мгновения свободы. Тростниковые заросли у реки задрожали, словно в них кто-то пошевелился. Мод направилась к берегу.
* * *
Стефан из Блуа, граф Мортэйна, внезапно открыл глаза, пробудившись от неосознанного чувства опасности. Он сбросил с себя серое шерстяное одеяло, медленно, словно огромный золотистый кот, расправил затекшие конечности и бесшумно поднялся. Стоя обнаженным на своем тюфяке, Стефан внимательно оглядывал шатер, который он делил с ближайшими друзьями – графом Робертом Глостерским, побочным сыном короля, и Брайаном Фитцкаунтом, лордом Уоллингфордом, одним из доверенных советников дяди Стефана.
Он не увидел ничего необычного: груды сброшенной одежды, мечи, щиты, игральные кости, деревянные чаши, пустой бочонок из-под вина, валяющийся на полу. Наморщив нос, ибо в шатре стоял запах покрепче, чем в палатке виноторговца, Стефан снова потянулся и провел пятерней по спутанной гриве медово-русых волос.
Но чувство опасности не исчезло. Должно быть, источник ее находился снаружи. Осторожно, чтобы не разбудить спящих товарищей, Стефан натянул белую льняную рубаху, доходившую ему до середины бедер, достал кинжал из серебряных ножен с чеканкой, прикрепленных к валявшемуся на полу кожаному поясу, и на цыпочках выбрался из шатра.
Стояло раннее утро; лагерь короля над кромкой холма только-только начинал просыпаться. За ночь выпала густая роса, пропитавшая влагой луговые травы и сучковатые яблоневые деревья, отяжелевшие от плодов. Стефан взглянул влево, но увидел лишь знакомый красно-золотой стяг над шатром короля, а за ним – деревенские хижины и шпиль церкви. По правую руку от него в воздухе лениво клубился дым поварских костров; легкий ветерок доносил пряный аромат дичи, поджаривавшейся над костром из яблоневых веток.
В этой привычной картине определенно не было ничего необычного, но какое-то странное беспокойство по-прежнему не покидало Стефана. За последние годы он научился доверять своему чутью, с гордостью считая его таким же острым и отточенным, как у лесного зверя. Он услышал стук молотков, доносившийся с дальнего берега реки, и немедленно направился к воде. Положив на землю кинжал и стащив с себя рубаху, Стефан окунулся в реку, и холодная вода заставила его проснуться окончательно. Доплыв до другого берега, он раздвинул бледно-зеленые заросли тростника и беззвучно выбрался на сырую почву. Теперь-то он обязательно отыщет источник опасности, если она действительно существует…
Сквозь стебли тростника Стефан разглядел слуг, разгружавших повозки и устанавливавших шатры. Несколько конюхов вели к реке на водопой вьючных лошадей и мулов.
Чувство опасности внезапно исчезло, как только в поле зрения появилась женщина в черном одеянии. Черты ее лица были неразличимы, но Стефан сразу же отметил грациозную шею и матовую бледность кожи незнакомки, гордо поднятую голову и роскошный водопад светло-каштановых волос, ниспадавших на плечи. Женщина сбросила с плеч черный плащ, под которым скрывались изящная хрупкая фигура и высоко вздымающаяся грудь.
Когда она подошла ближе к реке, что-то в ее лице и цвете волос показалось Стефану смутно знакомым, хотя он и не мог понять, где видел ее прежде. «Кто бы это мог быть?» – подумал он и тут же сообразил, что означают эти шатры и повозки и зачем он сам сюда приехал. Это наверняка была его кузина Мод, вдова императора. Из хорошенькой заплаканной девочки, которую Стефан встретил в Виндзоре четырнадцать лет назад и до сих пор не смог окончательно позабыть, она превратилась в ослепительную красавицу.
Раздался внезапный стук копыт по мосту, соединявшему берега реки, и Стефан упал на колени, чтобы спрятаться в тростниках. Мимо проехал отряд знатных всадников; среди них Стефан разглядел близнецов де Бомон, прибывших из Мулэна в крошечную деревушку Сент-Клер на встречу с дочерью короля.
Колокола зазвонили к заутрене, и Стефан обернулся, чтобы еще раз насладиться видом прекрасной Мод. Внезапно у него над ухом раздался голос:
– Чем ты так очарован? Я наделал такого шума, что мог бы разбудить и мертвого, а ты ничего не слышал!
Захваченный врасплох, Стефан обернулся и увидел угрюмое лицо и ироничные голубые глаза Брайана Фитцкаунта, который потихоньку подкрался к нему, пока Стефан рассматривал лагерь своей кузины. Брайан, побочный сын графа Бретани, приехал в Англию почти одновременно со Стефаном, и они воспитывались вместе при дворе короля.
Стефан, не говоря ни слова, раздвинул тростники, чтобы показать Брайану гостью.
– О Господи! – пробормотал Брайан. – Да, теперь понятно. Я понял, что ты тут разглядываешь. Неужели это потрясающее создание – и впрямь та самая немецкая вдовушка?
– А ты чего ожидал?
– Какую-нибудь рыхлую фрау. – Брайан немного помолчал, и брови его нахмурились. – Все же непонятно, зачем король вызвал ее сюда.
Он потянулся и окунул в воду голову, покрытую густыми черными кудрями.
– Ничего непонятного, – лениво отозвался Стефан, не отрывая глаз от Мод, которая в этот момент внезапно наклонилась, чтобы снять туфли и черные чулки. – Король собирается заключить новый союз, а его дочь теперь как нельзя лучше подходит для его целей.
– Тогда почему он не сказал об этом сразу? Зачем такая таинственность? Нормандия сейчас не воюет ни с Францией, ни с Анжу… да продлит Господь этот мир! С кем королю понадобилось заключать союз? Куда разумнее было бы оставить эту госпожу в Германии, где она может принести ему больше пользы. Нет, здесь не все так просто.
Стефан пожал плечами.
– Союзы всегда есть с кем заключать. А потом, возможно, король хочет увидеть единственного оставшегося в живых ребенка покойной королевы. Может быть тысяча разных причин.
Брайан лег на спину на воде и слегка пошевелил ногами.
– За все годы, что я прожил при дворе, не припомню случая, чтобы король Генрих предпринимал что-либо, не служившее в первую очередь интересам государства.
– Неужели на все должны быть политические причины? – раздраженно отозвался Стефан. – Ты так же несносен, как мой любезный братец Анри, который чует запах интриги не хуже, чем моя гончая – запах дичи, – тут Стефан чуть не задохнулся, потому что Мод неожиданно подобрала длинные юбки своего черного платья и туники, открыв взору соблазнительную изящную лодыжку, и побежала по траве прямиком к его укрытию.
Брайан засмеялся.
– Если любопытный нос твоего братца не помог раскрыть тайну короля, то этого уже не сможет сделать никто.
– Что касается меня, – продолжал Стефан, – то сейчас моя кузина находится здесь. И я воспользуюсь случаем, прежде чем она уплывет к следующему мужу.
– О Боже, ты опять берешься за свое! Твои дела с девицами постоянно заканчиваются неприятностями. Послушай, Стефан, одно дело – домогаться леди с сомнительной репутацией или трактирной служанки… но королевская дочь, к тому же твоя кузина! Помнишь прошлогодний случай с женой того барона? Ты едва спасся от мести ее мужа – пришлось удирать через кухню.
Стефан хихикнул:
– Оставив башмаки, штаны и плащ! Как такое забыть! Если бы ты не ждал тогда с лошадьми… – Он притворно содрогнулся, но глаза его пристально наблюдали за Мод.
– Верно. Будь осторожен.
– Не приставай. Если мне понадобится проповедь, я отправлюсь к своему братцу. Анри стал еще более несносным, получив должность аббата Гластонбери. Слышал бы ты его рассуждения по поводу разврата и похоти!
– Представляю себе, – засмеялся Брайан.
Стефан повернулся, усмехаясь товарищу:
– После недавней утраты моя кузина будет скучать в одиночестве, и ей понадобится утешение. У меня есть превосходное средство для тоскующих вдовушек.
– Клянусь честью, теперь я действительно беспокоюсь о безопасности этой леди. Ты неисправим.
Стефан не ответил. Мод исчезла из виду, и он высунул голову из камышей, чтобы посмотреть, куда она ушла. И вдруг увидел всего футах в десяти от их укрытия глядящие на него испуганные дымчато-серые глаза. Лишь на мгновение встретились их взгляды… Стефан почувствовал странную резкую боль в груди, и у него перехватило дыхание, как будто он сорвался с большой высоты. Прежде чем к нему вернулся дар речи, Мод слегка покраснела и побежала по траве назад к лагерю.
– Взгляни, Стефан, ты когда-нибудь видел такое жал кое зрелище? – смеясь, спросил Брайан.
– Что? – Стефан оторвал взгляд от кузины и с удивлением посмотрел на Роберта Глостерского, который стоял на другой стороне узкой реки, укутавшись в одеяло.
Небольшого роста, но крепко сложенный, с копной густых каштановых волос, подрезанных прямо надо лбом по нормандскому обычаю, он был похож на резвого пони с валлийских холмов.
– Зачем ты натянул на себя одеяло? – спросил Брайан, подплывая к Роберту. – Иди к нам.
Роберт сунул ногу в воду и отдернул ее назад.
– Клянусь обедней, вода холодная. – В его голосе послышались мелодичные валлийские интонации – отзвуки особого выговора его матери, дочери вождя, которую король Генрих захватил в плен во время первого похода на Уэльс. – И потом, повсюду люди. Не хочется смущать их своей наготой.
– Подобная скромность сделала бы честь монахине, – сказал Брайан, подмигивая Стефану.
Постепенно приходя в себя от впечатления после неожиданной встречи с Мод, Стефан поплыл за Брайаном, выбрался на противоположный берег и, прежде чем Роберт остановил его, стащил с него одеяло. Громко хохоча, Стефан схватил Роберта за руки, а Брайан – за ноги, и друзья, не обращая внимания на брань и протесты, высоко подняли его и бросили в холодную воду. Роберт вынырнул, отряхнулся, как рассерженная собака, и погнался за Стефаном. Они стали бороться в воде, пытаясь сбить друг друга с ног. Стефан был выше ростом, но Роберт – более плотный, и никто не мог взять верх.
«Так было всегда», – подумал Стефан, пытаясь крепко захватить выскальзывающее тело кузена. Несмотря на то, что они были лучшими друзьями и в равной степени любимцами короля (Генрих женил их на богатых наследницах и наградил землями и властью), они тем не менее постоянно соперничали и, добиваясь королевской привязанности и внимания, состязались в искусстве владения оружием, на охоте и на поле боя. Но незаконнорожденный Роберт не мог считаться претендентом на право наследования трона, и они со Стефаном прекрасно знали, кто в конечном счете окажется победителем.
– А-а-а, теперь мы видим, что приводит в восторг его жену! – кричал Стефан. – Ты не должен прятать свой факел под одеялом! Ему не следует стыдиться своего жеребца, ведь так, Брайан?
– Да, удаль валлийцев хорошо известна, – ответил тот, – они размножаются, как зайцы. Послушай, дружище, у меня есть одна кобыла, которая нуждается в услугах…
Роберт бросился от Стефана к Брайану, и они, отчаянно колотя друг друга, исчезли под водой.
