Текст книги "Роковая корона"
Автор книги: Эллен Джоунс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 40 страниц)
7
Паланкин, везущий Мод обратно в ее лагерь, приблизился к мосту, и тут она услышала позади топот ног. Кто-то бежал по склону холма. Обернувшись, Мод увидела Стефана; голубой плащ развевался по ветру за его за спиной. В одной руке кузен держал императорскую корону.
Он подбежал к паланкину, и лошади встали.
– Кузина, вот ваша корона, – запыхавшись, произнес он. – Вы покинули нас так поспешно, что я не успел возвратить ее вам. – И Стефан вручил ей золотой венец.
– Спасибо, – ответила Мод.
Но когда кузен повернулся, чтобы пойти обратно, Мод огорчилась.
– Вы хотели сказать что-то еще? – Она понимала, что вопрос звучит невежливо, но в тот момент ей это было безразлично.
– Позвольте пройтись вместе с вами до вашего шатра, – вкрадчиво произнес Стефан.
– Пройтись?
– О, всего лишь немного прогуляться, день такой погожий.
«Что ж, для разнообразия пройтись будет приятно», – решила Мод. Ей уже надоело, что ее повсюду возят в паланкине, и она успела соскучиться по ежедневным прогулкам верхом, которые совершала, когда жила в Германии. И все же она колебалась, не зная, почему.
– Значит, договорились, – сказал Стефан, не дожидаясь ответа, и не успела Мод возразить, как он уже взял ее под руку, и в следующее мгновение ноги ее стояли на земле.
Стефан отослал паланкин, и они с Мод остались на мосту вдвоем.
– Вы, вероятно, привыкли навязывать другим свои желания? – спросила Мод, не решившая еще, обижена она или позабавлена.
– Ни в коем случае, – обезоруживающе произнес он. – Я предпочитаю действовать убеждением, так легче добиться желаемого.
– В самом деле? – Мод изо всех сил старалась сохранить серьезность. – А вы высокого мнения о себе.
– Я убежден, что это мнение оправдано. – Улыбка Стефана была очень заразительна.
Ему было просто невозможно противиться, и Мод расхохоталась. Они пошли по мосту. На полпути Стефан взял ее под руку и подвел к каменным перилам. Улыбка исчезла с его лица, и он взглянул кузине прямо в глаза.
– Не огорчайтесь из-за того, что произошло между вами и вашим отцом, – сказал он. – Король не хотел причинить вам зла.
Меньше всего на свете Мод ожидала таких слов. Она почувствовала, что гордость ее уязвлена. То, что Стефан заметил ее обиду, и то, что она выставила напоказ свои чувства, было еще хуже того, что кузен стал свидетелем ее унижения. Она осторожно положила корону на перила и заставила себя засмеяться.
– Почему вы решили, что я огорчилась?
– Со мной вам нет нужды притворяться, кузина, – ответил Стефан. – В свое время каждый из нас ощутил на себе властность короля и остроту его языка.
Мод колебалась, все еще не решаясь обнаружить свою уязвимость. Но голос Стефана звучал совершенно искренне, и она почувствовала, что наконец может излить перед собеседником свое разочарование и горечь.
– Оскорбить меня перед всем двором… – начала она и тут же умолкла, глотая неумолимо набегающие слезы.
– В его намерения не входило оскорблять вас, – возразил Стефан.
Руки Мод сжались в кулаки.
– Зачем же он так со мной обращался? Он даже решил, будто я недостойна того, чтобы принять меня в Руане.
Стефан с искренним изумлением взглянул на нее.
– Но ведь это легко объяснить! Сент-Клер – очень важное место для короля и для всей Нормандии. – Стефан указал принцессе вниз, на воду, бегущую под мостом. – На берегах реки Эпт некогда разворачивались величайшие исторические события. Более двухсот лет назад на этой земле король Франции сделал викинга Ролло первым герцогом Нормандским. Я уверен, что ваш отец хотел оказать вам честь, встретив вас именно здесь!
– Я этого не знала, – медленно произнесла Мод, покачав головой. – Но ваши слова лишены всякого смысла. Какая связь может существовать между мной и первым герцогом Нормандским? Почему он решил, что оказывает мне честь, заставляя снять корону?
– Мне думается, что, кроме всего прочего, он хотел еще и преподать вам урок. Король не терпит неповиновения. – Глаза Стефана забегали. – А то, что вы надели корону, было проявлением непокорности, не так ли?
– А если даже и так? Почему вы защищаете этого деспота?
Стефан отступил от нее на шаг и шутливо прикрыл лицо руками, изображая ужас.
– Господь свидетель, я вовсе не защищаю его! Но за годы, проведенные рядом с моим дядей, я понял, что…
– Нет, вы защищаете его, – перебила Мод. – О Дева Мария, когда его придворные подошли приветствовать меня, никто даже не глядел мне в глаза. Недовольство короля, по-видимому, заразная штука.
Стефан молчал.
– Как мне вас переубедить? – наконец заговорил он. – Что бы ни делал король… а я вовсе не отрицаю, что он может быть жестоким… Так вот, что бы ни делал король, он всегда и во всем действует на благо государства.
Мод в отчаянии отвернулась, махнув рукой. Подойдя к перилам, она наклонилась и стала смотреть на мутную воду. Трудно было поверить, что эта неказистая деревенька когда-то была сценой великих событий.
– Ах, вам-то что за дело, – проговорила она, стоя спиной к кузену. – Король так вас любит, вас любят и ценят все вокруг, разве я могу рассчитывать на ваше понимание? Откуда вам знать, как себя чувствуешь, когда на смену власти и могуществу приходит полное одиночество, когда начинаешь целиком зависеть от милости практически чужого человека?
Сильные руки схватили ее за плечи и повернули к себе. На лице Стефана появилось странное выражение, глаза сверкнули стальным блеском, и Мод вздрогнула от удивления.
– Это я-то не понимаю? Клянусь Христом, мои дела, если вам угодно знать, не всегда шли так хорошо, как сейчас. Моя мать, так же как и ваш отец, – сильная женщина с железной волей. Ни разу в жизни она не сказала мне доброго слова, а в конце концов выслала меня из Блуа, проводив отнюдь не благословением, а предостережением: чтобы я не возвращался, если не стану достойным человеком. Мой отец, трус и предатель, умер, когда я был еще совсем маленьким, и больше двадцати лет я прожил с этим позором. Когда я приехал в Англию, не было человека более одинокого и несчастного, чем я. Мне пришлось как следует потрудиться, чтобы завоевать себе место под солнцем.
Ярость Мод постепенно таяла, сменяясь сочувствием и интересом. Стефан действительно понимал ее, и это было чудесно.
– Я и не думала, что ваша мать так похожа на моего отца.
– Но разве они оба не дети великого Вильгельма? – отозвался Стефан, и в его голосе Мод почудилась нотка горечи. В конце концов, яблоко от яблони недалеко падает, так ведь?
Мод украдкой взглянула в лицо Стефана, внезапно превратившееся в застывшую маску. Она еще немного помолчала, а потом произнесла:
– Император всегда относился к нашему деду как к побочному сыну, нормандскому выскочке и авантюристу, и говорил, что он бы и дня не устоял против тевтонских рыцарей.
Стефан довольно хихикнул.
– Нормандский выскочка и авантюрист, да? Клянусь Господом, мне пришелся бы по душе ваш муж. Должно быть, вы скучаете по нему.
– Да, – прошептала Мод, заметив, что лицо Стефана снова оживилось.
– Ну-ну, я не хотел напомнить вам о вашей утрате, – Стефан протянул руку, прикоснулся к подбородку Мод и приподнял ее голову. – Улыбнитесь! Вы даже не представляете, как вы прекрасны, когда улыбаетесь. Невообразимо прекрасны.
Мод вспыхнула и покачала головой.
– Несмотря на то, что сперва вам пришлось в Англии несладко, вы кое-чего добились, кузен, – произнесла она, торопясь сменить тему. – Говорят, что во всем королевстве не найдется более могущественного и знатного лорда, чем вы, если не считать моего единокровного брата Роберта.
На лице Стефана заиграла озорная улыбка.
– Быть может, с Божьей помощью, я стану еще могущественней.
– В самом деле? – Заинтригованная, Мод ждала продолжения, гадая, что могли бы означать его слова. Но Стефан молчал, и она подбодрила его: – Объясните, что вы имеете в виду, кузен. Я должна знать о том, какие удачи поджидают вас впереди.
Стефан глубоко вздохнул.
– В Германии вы, несомненно, слышали сплетни о том, что королева Аделиция может оказаться бесплодной.
– Да, император упоминал о такой возможности. А вы думаете, что это правда?
Стефан перегнулся через каменный парапет и уставился на бегущую воду.
– После трех с половиной лет супружества что еще можно подумать, если потомства до сих пор нет? А ведь у короля человек двадцать побочных детей, так что обвинять его в бесплодии нелепо.
– Но ведь он уже немолод, – заметила Мод. – Впрочем, в любом случае времени еще много. Мой отец, судя по всему, не собирается умирать.
Стефан помолчал.
– Да. Однако вы должны знать, что в последнее время здоровье его пошатнулось, и я усердно молю Господа продлить дни нашего короля. – Он обвел взглядом безлюдный мост. – Но возникает вопрос: если у нашего дяди так и не родится законный наследник, то кто взойдет на трон после его смерти? Если королева действительно бесплодна… говорят, что самый подходящий претендент – я. Конечно, будь вы мужчиной, вопрос решился бы сам собой… – Стефан обольстительно улыбнулся. – Но я счастлив, что вы не мужчина.
Мод вспомнила двух посланников, которые пять лет назад приехали в Рим, чтобы сообщить о смерти ее брата Вильгельма и о том, что Стефан, скорее всего, станет наследником трона. Но ее отец снова женился, и Мод, как и все остальные, рассчитывала, что у него родится новый сын. Она не раз раздумывала, остался ли ее кузен предпочтительным кандидатом на престол, и вот теперь ей известен ответ на этот вопрос. При сложившихся обстоятельствах Стефан с большой вероятностью может стать королем Англии и герцогом Нормандским.
Кузен выжидающе смотрел на нее, и Мод слегка улыбнулась, не желая показать ему, что обеспокоена такой новостью. Впрочем, она не понимала, почему это ее тревожит. Вероятно, ей просто было очень обидно, что престол отца перейдет к его племяннику, а не к родному сыну. Отбросив печальные мысли, Мод в шутливом реверансе присела перед Стефаном.
– Значит, в один прекрасный день вы можете стать моим королем! Тогда мне следует вести себя с вами как можно обходительнее. Я рада за вас, кузен. Король обсуждал с вами свои планы?
Стефан слегка нахмурился.
– Еще нет. Думаю, он все еще надеется, что королева родит ему сына. Но епископ Солсбери заверил меня, разумеется, конфиденциально, что в положенное время король обо всем скажет мне лично… а также объявит о своих намерениях перед всем двором. В конце концов, кого еще он может выбрать?
– Я не вижу никого, кроме вас, – вздохнула Мод. – Хотелось бы только, чтобы мое будущее было таким же определенным, как ваше.
Немного помолчав, Стефан спросил:
– Как вы думаете, зачем король призвал вас к себе? Он не намекал вам на причину своего приглашения?
– Нет. Скорее всего, отец хочет снова выдать меня замуж, иначе зачем нужна была такая поспешность? Но я не в силах даже подумать об этом.
Мод снова захлестнула волна гнева и обиды, костяшки пальцев, сжимающих перила, побелели.
Стефан сжал ее плечо.
– Быть может, новый муж придется вам по вкусу, – мягко проговорил он. – Молодой, сильный, настоящий рыцарь. Попытайтесь взглянуть на это с другой стороны. – Кузен не разжимал пальцев, и сердце принцессы затрепетало, как пойманная голубка.
– Давайте больше не будем раздумывать о будущем – ни о вашем, ни о моем, – продолжал он, сверкая изумрудными глазами. – Ведь может случиться так, что спустя лишь мгновение нас поразит молния прямо на этом месте. Но пока мы здесь, я намерен сделать ваше пребывание при дворе короля Генриха настолько приятным, насколько возможно. Я буду вашим защитником, не забывайте об этом. – Его глаза встретились с глазами Мод, и словно искра пробежала между ними.
Стефан взял корону с перил моста и вручил ее Мод. В молчании они двинулись дальше. Мод показалось, что небо стало яснее, золотое солнце засияло ярче. Она внезапно ощутила аромат яблоневых деревьев, теплый и сладкий ветер, почувствовала, как во всем пульсирует и бьется жизнь; ей казалось, что она вот-вот оторвется от земли и полетит. Никогда прежде Мод не испытывала ничего подобного. Чувство было головокружительным, но неожиданно пугающим. Мод бросила взгляд на Стефана, идущего рядом с ней, и поняла, что между ними установилась тесная связь.
Как быстро они дошли до шатра!
Олдит стояла снаружи у входа, лицо ее было взволнованным.
– Где вы пропадали, госпожа? Паланкин уже давно прибыл… – Тут она умолкла в изумлении, заметив Стефана.
– Мы прошлись пешком от моста. Это мой кузен, Стефан из Блуа, граф Мортэйна. Стефан, это моя кормилица, Олдит.
Стефан поклонился, подарив Олдит очаровательную улыбку, и что-то сказал ей по-саксонски.
Не сдвинувшись с места, Олдит присела в неглубоком реверансе. В глазах ее появилась настороженность, голова поднялась, как у гончей, почуявшей опасность. Она подозрительно переводила взгляд со Стефана на Мод.
– Вот, – Мод передала Олдит корону и, прежде чем та успела возразить, быстро зашла за шатер, увлекая за собой Стефана.
– Вам уже известно, что завтра мы отправляемся в Англию. Не хотите ехать вместе со мной до побережья? – спросил он. – Я могу также устроить, чтобы мы были вместе на корабле.
– Вы очень добры, но я не уверена, что король… я хочу сказать, у отца могут быть на мой счет другие планы, – ответила Мод.
– Я все устрою, кузина, поручите это мне. – Стефан рассмеялся озорным, веселым смехом. – Я буду рядом с вами в тот момент, когда вы снова увидите родную землю. Ведь я впервые встретился с вами именно в Англии.
– Прекрасно, – отозвалась Мод. Лицо ее вспыхнуло, сердце бешено забилось. Противостоять неукротимому энтузиазму Стефана не представлялось возможным – настолько кузен был убежден, что дела пойдут именно так, как он говорил.
Они медленно обогнули шатер и подошли к входу. Им не хотелось расставаться.
– Ну, тогда до завтра, – сказал Стефан, беря ее за руки. – Я приду за вами к началу утренней службы.
– До завтра, – ответила Мод, высвобождая руки, и побежала по траве к своим шатрам.
Даже когда Олдит прикрыла за нею полог, заменяющий дверь, Мод продолжала ощущать присутствие Стефана. Еще несколько секунд она слышала звуки удаляющихся шагов.
Позже, лежа на пуховой перине, чересчур взволнованная, чтобы заснуть, Мод обнаружила, что почти напрочь забыла об оскорблении, нанесенном отцом. Жизнь снова казалась ей полной надежд. Теперь она даже мечтала как можно скорее вернуться в Англию. Прижав прохладные пальцы к пылающим щекам, Мод вспомнила прикосновение больших, теплых рук Стефана и, сообразив, что она будет рядом с ним в последующие несколько дней, подумала, что это неожиданный и прекрасный дар.
Веки начали смыкаться, но тут она поняла, что над ее постелью стоит Олдит. Мод открыла глаза.
– Я уже почти сплю, – пробормотала она. – В чем дело?
– У меня что-то крутилось в голове об этом напыщенном франте, который так много о себе мнит, – сказала Олдит, подперев руками бока. – А теперь я наконец вспомнила.
– Ты меня из-за этого разбудила?
– Стефан из Блуа женат на твоей кузине, Матильде Булонской, – с довольной улыбкой сообщила Олдит. – Ну разве я тебя не предупреждала? У кого мед в устах, у того в хвосте колючие перья.
Мод широко распахнула глаза, по всему телу пробежала дрожь разочарования. Ах, Дева Мария, ведь она и впрямь совершенно забыла об этом!
8
Поспать ей не удалось. После вечерни Мод опять вызвали в лагерь отца. Ее мысли были заняты Стефаном и его женой, Матильдой Булонской, дочерью сестры ее матери, – еще одной кузиной, с которой Мод никогда не встречалась. Она удивилась, почему отец так скоро опять захотел снова увидеться с ней. Мод устала после долгого путешествия через всю Европу, все тело болело от тряски в паланкине, и она молила Бога, чтобы встреча с королем была короткой и без происшествий.
Стража впустила Мод в темный шатер. Отец сидел за небольшим столиком, доедая остатки вареных миног. Положив голову на лапы и не сводя с хозяина грустных глаз, у ног его лежала лохматая шотландская борзая. Король жестом предложил дочери сесть напротив него на маленькую скамейку.
Мод повиновалась, настороженно приготовившись к любой неожиданности, взглянула на отца и увидела, что тот сидит с закрытыми глазами.
– Ты похожа на мою мать, королеву Матильду, – внезапно сказал он. – Когда мой отец женился на ней, она была самой прекрасной девушкой во всей Фландрии. – Генрих потянулся через стол и прикоснулся к завитку волос, который выбился из-под головного убора Мод и лежал колечком на щеке. – Но твои волосы точно такого же цвета, как у моего отца.
Меньше всего Мод ожидала такое услышать. Она вспыхнула от смущения.
– Значит, я похожа на мою бабушку, которая никогда не плакала.
Король налил янтарную жидкость из кожаной плоской фляги в деревянную чашку и протянул ей.
– Именно так. Ты не забыла.
Мод взяла чашку, выпила и чуть не задохнулась от горечи. Это позабавило короля.
– Нормандский сидр, – пояснил он. – Ты привыкнешь к нему со временем. – Генрих встал и поднял полог, впустив в шатер прохладный ночной ветерок. – Принесите свечи, – приказал он пажу, ожидавшему снаружи, и опять уселся на свою скамью. Последовало долгое молчание, затем он обратился к дочери: – Мы слышали о твоих успехах в империи. Император сообщал мне о твоих достижениях: о твоей образованности, столь необычной для женщины; о тех случаях, когда ты бывала его представителем; о судебных делах, которые ты решала, – обо всем. Он очень гордился тобой.
На глаза Мод навернулись слезы. Генрих молча наблюдал за ней. Вошел паж, неся две зажженные свечи в железных подсвечниках, поставил их на маленький дубовый столик и, поклонившись, удалился.
– Послушай, дочь, – сказал король внезапно охрипшим голосом, – мне небезразлична твоя утрата. Будь у меня какая-нибудь другая возможность, я не вырвал бы тебя из Германии так внезапно. Но положение становится отчаянным, и я должен действовать.
Мод проглотила слезы.
– Какое положение? Почему вы вначале не посоветовались со мной? Почему я была…
Генрих поднял руки, чтобы остановить эту вспышку.
– Довольно. Всему свое время. – Он налил сидра в деревянную чашку и отхлебнул из нее. – В своих письмах ко мне твой муж не упоминал о некоторых вещах, что меня озадачило. Например, он ничего не писал о твоих женских занятиях. Ты, конечно, не пренебрегала ими?
– Конечно, нет. Я умею управлять дворцовым хозяйством, ухаживать за больными при небольших недомоганиях, готовить микстуры из лекарственных трав. Я вышиваю и знаю, как ткут полотно… – Мод остановилась, увидев, что лицо отца расплылось в улыбке.
– Ах, как это понравилось бы твоей фламандской бабушке. Знаешь ли ты, что фламандские ткачи изготовляли самые лучшие в мире гобелены? – Король замолчал, немного нахмурив густые брови. – Твои достоинства очень впечатляют, но ты не упомянула о самом важном: почему у тебя нет детей? – Вопрос был задан так внезапно, что Мод чуть не свалилась со скамьи.
– Детей? – переспросила она, пытаясь прийти в себя.
– Твое образование, обязанности, которые ты выполняла, разумеется, достойны похвалы, но главное назначение женщины – рожать детей. Почему у тебя их нет? – Он несколько угрожающе подался вперед. – Твой муж не пренебрегал твоей постелью?
Мод покраснела. Пораженная и смущенная франкской грубостью вопроса, она не собиралась отвечать отцу. Как он посмел спрашивать ее об этом, будто какую-то ничтожную служанку? В ее присутствии вопрос о детях никто никогда не обсуждал, за исключением Олдит и императорского доктора. На эту тему Мод не осмелилась бы говорить даже с самим императором, который высокомерно игнорировал все плотские дела.
– Ну? Я жду объяснений. – Король внезапно прищурил глаза: – Клянусь всемогущим Господом, ты ведь не отказывала ему в своей постели?
Мод встала.
– Я никогда не нарушала супружеских обязанностей, сир.
– Хотелось бы надеяться, хотелось бы надеяться… Ну?
– Вы не мой духовник и не имеете права задавать мне такие… такие нескромные вопросы. Я не желаю, чтобы меня оскорбляли.
Черные глаза Генриха сверкнули, рука его начала было подниматься, но он сдержался. Мод, стараясь сохранить достоинство, повернулась и шагнула к выходу, но король схватил ее за руку.
– Возможно, я слишком бесцеремонен, – сказал он с усилием. – Я плохой дипломат, говорю без обиняков. Поверь мне, это дело жизненной необходимости, иначе я не задавал бы тебе таких вопросов. – Он подвел Мод назад к скамье. – Кроме всего прочего, я твой отец. Ты можешь совершенно спокойно доверять мне секреты спальни.
Мод опять опустилась на скамейку, и король похлопал ее по руке – первый жест отеческой любви. Прежде чем Мод овладела собой, у нее вырвались слова:
– Он… он не пренебрегал моей постелью… по возможности.
– По возможности? Как часто?
– Редко, – прошептала Мод.
– Редко? Но почему? Ты молода, красиво сложена – это каждый скажет. – Генрих с подозрительностью поглядел на дочь: не скрывает ли она какой-нибудь тайный недостаток? – Нет ли у тебя женских болезней? – Он с отвращением покривился. – Твоя мать, упокой Господь ее душу, часто бывала нездоровой.
Мод покачала головой, не желая слышать такое оскорбительное разглашение тайны ее матери, но отец, казалось, не чувствовал, что нарушил приличия.
– Ты не должна быть щепетильной со мной, дочь. Скромность сейчас излишня. Речь идет о слишком важном деле. Почему он избегал твоей постели?
– Честно говоря, сир, я не знаю. – Позорная тайна открылась. Мод никогда не понимала, почему муж был равнодушен к ее телу, но относила это на счет своих собственных недостатков, отсутствия женской привлекательности. – Я думаю, что императора не очень интересовали плотские дела.
Зная о репутации, которой король пользовался у женщин, и о его многочисленных бастардах, Мод едва не рассмеялась, увидев недоверчивое выражение, появившееся на лице Генриха.
– Может быть, твоего мужа соблазняли другие женщины? – В глазах короля промелькнуло похотливое выражение. – Должно быть, он не первый мужчина, который получал удовольствия там, где находил их, но это не освобождало его от исполнения супружеских обязанностей. – Генрих вдруг замолчал, лицо его помрачнело, как грозовая туча. – Мальчики? Он был содомитом?
– Я уверена, что нет. – Мод посмотрела на свои руки, крепко обхватившие колени. – Никаких доказательств подобных… подобных склонностей у императора не было. А также никаких других женщин.
– Понятно. – Генрих выглядел весьма неудовлетворенным. – Он лишил тебя девственности? Он не был импотентом?
– Да, лишил, но… – Мод сглотнула, с трудом выдавливая слова, – но он не всегда мог… на самом деле он был редко способен…
– Исполнять свои супружеские обязанности, – закончил вместо нее король. – Да, теперь я начинаю понимать. Сколько лет тебе было, когда император первый раз переспал с тобой?
– Шестнадцать, – Мод поднялась, не желая, чтобы отец видел ее лицо, и принялась расхаживать по шатру.
Король был ошарашен.
– Шестнадцать? А до того он ничего не делал? Не ласкал твое тело? Не смотрел на тебя? Ни разу?
Мод покачала головой, и в памяти возник образ императора, одетого в привычную ночную рубашку. За все годы их супружества, следуя предписаниям Святой церкви, он никогда не смотрел и не прикасался к каким-либо частям ее тела, если не считать отеческих объятий или нежного поцелуя в щеку. Близость с ней осуществлялась только через вырез в его ночной рубашке. Мод знала, что ее ум очаровывал императора и вызывал у него уважение, но предполагала, что ее физический облик (а быть может, не только ее, но и всех других женщин) оставлял его безразличным. Насколько аскетическое поведение мужа зависело от его собственных наклонностей, а насколько – от влияния церкви, которая провозглашала все плотские желания, в том числе и супружество, греховными, Мод не могла определить. И никогда не осмеливалась обсуждать с кем-либо эти дела, за исключением Олдит, которая, будучи девственницей, была озадачена подобным поведением так же, как Мод.
Однажды по наущению няньки она попыталась завести разговор об этом со своим исповедником, отцом Себастьяном. Он наложил на нее суровую епитимью, запретив даже думать о блуде. «Подобные мысли греховны!» – предостерегал он ее, но это не мешало ему расспрашивать о самых интимных подробностях и о том, что именно делает император, когда приходит к ней в постель. Прикасается ли он к ее телу? Трогает ли грудь? Интимные женские места? И если да, то как долго? Целует ли он эти места? Рассматривает ли ее обнаженное тело? Какие позиции он использует, чтобы вступать с ней в близость? Мод испытывала отвращение, возмущенная тем рвением, с которым отец Себастьян допрашивал ее. У нее чуть не перехватило дыхание, когда он спросил, не совокуплялся ли император с нею, «как пес». Представить себе своего строгого, стареющего мужа, взбирающегося на нее, как собака, было смешно и дико.
– Итак, ты никогда не знала наслаждений любви, – вторгся в ее воспоминания голос Генриха, и образ императора растаял.
Наслаждения? Вспоминая, как покорно она застывала, подчиняясь безрадостным и неумелым объятиям императора, Мод не могла вообразить себе что-нибудь более неприятное.
– Боже всемогущий! Властитель Священной Римской империи – импотент! – продолжал Генрих. – По твоим словам, не мужчина, а священник! – Он шагнул к Мод, положил руки ей на плечи. – Теперь я понимаю то, что раньше было мне неясно. Прости меня, ради Бога, дочь, что я причинил тебе большое зло, выдав замуж за этого человека, заботясь лишь о чести нашего дома, которую принес бы ему подобный брак. Кто же мог знать, что он опозорит тебя!
– Сир, он никоим образом не опозорил меня… – с жаром начала Мод, но король взглядом остановил ее.
– Нет, опозорил! Безусловно опозорил! – В голосе короля зазвучала жесткая непримиримость. Он отступил назад и подбоченился. – Знаешь ли ты, что вся Европа, не вникая в истинную причину, считает тебя бесплодной женщиной? Разве это не позор? А что позор для вас, мадам, – то позор для королевского дома Нормандии!
Отсутствие детей казалось Мод ее личным делом, касающимся только ее самой и императора. Возможно ли, чтобы весь мир хихикал у нее за спиной, сочиняя грубые остроты в ее адрес? В отчаянии глядела она на отца, являвшего собой воплощенное негодование. Как же объяснить этому человеку, который, очевидно, относился к ней как к племенной кобыле, предмету любовных утех или пешке, которую можно использовать ради политической выгоды, что они с мужем очень любили друг друга? Император не мог дать ей детей, но он воспитал ее разум, наполнил его новыми мыслями, развил способность учиться и думать самостоятельно, предоставляя ей все возможности применить свои способности в жизни.
– Я вижу, ты расстроена. Но кто может тебя упрекнуть? Обещаю, что этот позор будет стерт с нашего дома; скоро люди заговорят по-другому. – К Генриху вернулось его здоровое чувство юмора, и он улыбнулся дочери. – Ты не представляешь себе, дочь, насколько легче мне стало, какой тяжелый камень свалился с моей души. – Он взял ее за руку и открыл дверь. – Я пройдусь с тобой до твоего паланкина. – Они вышли из шатра в сумрак. – Завтра мы покинем побережье и отплывем в Англию.
Перемена в настроении короля придала Мод храбрости, и она отважилась задать вопрос:
– Не собираетесь ли вы, сир, снова выдать меня замуж? Не потому ли спрашивали меня о таких подробностях? Вы хотели выяснить, способна ли я к деторождению? Это и есть то самое «отчаянное положение», о котором вы говорили раньше?
К ее удивлению, король не проявил ни малейшего раздражения.
– Довольно скоро ты обо всем узнаешь. – Он похлопал ее по руке. – Но больше никаких вопросов.
– Есть кое-что еще, сир, – не сумев сдержаться, выпалила Мод. – Почему вы заставили меня снять императорскую корону? Почему унизили меня перед всем вашим двором?
– Унизил тебя? – вопрос прозвучал с искренним изумлением. – Я сделал это только для твоего блага. У меня есть планы на твой счет, дочь, и для их осуществления связи с империей должны быть разорваны раз и навсегда. Ничто не должно напоминать о прежней жизни. – Он опять похлопал ее по руке. – Доверься мне. Я действую в твоих интересах.
– И в ваших, – тихо сказала Мод.
– Конечно, и в моих. У нас общие интересы. Смотри не наделай ошибок, – произнес король, помогая ей забраться в паланкин.
– Если у вас есть планы в отношении меня, то, вероятно, я имею право узнать о них?
– Ты имеешь только те права, которые я тебе предоставляю, – произнес Генрих. – Запомни это. – Его глаза сузились. – Вы должны научиться держать язык за зубами, мадам, и обуздывать свою раздражительность. Если император научил вас таким добродетелям, как послушание, терпение и тактичность, то я еще должен в этом убедиться. Ваши женские уловки здесь не пройдут. Покорность, мадам, покорность!
Мод прикусила губу и промолчала. Император не однажды предупреждал ее, чтобы она училась сдержанности, иначе в один прекрасный день необузданный темперамент доведет ее до беды. И все же Мод не могла избавиться от мысли, что в действительности отец не так уж недоволен ею.
Король наклонился и расцеловал ее в обе щеки.
– Я уже говорил тебе, дочь моя, что здесь ты приобретешь почет и уважение. Так и будет. Только доверься мне.
«Довериться ему? А что он сделал, чтобы заслужить мое доверие?» – спросила себя Мод, когда паланкин тронулся с места и скрылся в темноте.
* * *
После ухода Мод король Генрих послал за своим главным советником – Роджером, епископом Солсбери. Когда епископ вошел в шатер, король изучал пергаментную карту, разложенную на дубовом столике.
– Встреча прошла успешно, сир?
– Превосходно, Роджер. Мод подойдет для наших планов как нельзя лучше. Даже лучше, чем я рассчитывал. Как тебе показалось, она произвела благоприятное впечатление сегодня утром?
Слегка вздохнув, епископ опустил свое грузное тело на скамью.
– Ох… насколько я понимаю, да. Очень красивая женщина. Правда, акцент у нее немного странный.
– Люди привыкнут к нему, а со временем акцент исчезнет.
– Без сомнения. И что же вы узнали, сир?
– Друг мой, ты просто не поверишь в ту историю, которую я только что услышал, – сказал Генрих, поворачиваясь спиной к столу. – Я выдал свою дочь замуж за мужчину, не способного оценить ее в постели. За настоящего импотента, – король понизил голос. – И даже хуже.
– Хуже?
– Не исключено, что он был содомитом.
– Не может быть!
– Может. Я сам едва поверил.
– Какой нечестивец! – пробормотал епископ, перекрестившись. – Да помилует Господь душу этого несчастного. – Он немного помолчал. – Значит, можно предположить, что принцесса Мод не бесплодна?
– Отнюдь, отнюдь не бесплодна. – Генрих энергично потер руки. – Принцесса совершенно нетронута, невинна, как монашка. Настоящая virgo intacta[6]6
Нетронутая дева. (лат.).
[Закрыть].
