Текст книги "Распечатки прослушек интимных переговоров и перлюстрации личной переписки. Том 2"
Автор книги: Елена Трегубова
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 49 страниц)
– И ты назвал?! – ужасаюсь.
– Нет конечно! – вопит Шломо. – Я, что, сумасшедший-самоубийца?! Я его обманул: обещал назвать, но разумеется, когда он умер, обещания не исполнил. Если бы я даже остался после этого в живых, то фирма бы немедленно разорилась! Бизнес бы рухнул сразу!
– Ну, а так – бизнес пошел в гору? – интересуюсь, на ходу – заметно уже прибавляя шагу, потому что Шломо опять тормозит и оглядывается на безнадежно позади оставленные кафе.
– Честно говоря, бизнес и без этого чуть не рухнул! – хохочет Шломо. – Я ведь это все ненавидел, и совсем не хотел бизнесом заниматься. И в результате я вскоре после его смерти просто продал весь бизнес, и вложил все деньги, на консервативных довольно условиях, в банки. Но несмотря на это – мы до сих пор, вся наша семья, и я, и мать, и сестра – живем на деньги от этой фирмы. Ты же ведь понимаешь, наверное, что продюсерство мое особых доходов не приносит… Давай вот в эти магазинчики маленькие зайдем, а? Смотри, прямо как в каком-нибудь провинциальном британском городке они здесь эти магазинчики сделали, как на главной площади в глухом приморском городке!
А я смотрю: какие уж там магазинчики! Шломо опять к еде, к пиццерии на верфи Гавриила принюхивается! И точно – через секунду говорит:
– А час-то который уже, а? Не пора ли нам перекусить чего-нибудь уже, а?
Я говорю:
– Шломо, тебе полезно поголодать – будешь опять как юный худенький матрос, когда с невестой встретишься.
Шломо посмеивается, потягивается, подтягивается к низкому заборчику (загончику для Темзы). Чайки бесчинствуют: подлетают к окнам верхних этажей жилых зданий, заглядывают в них, хохочут нехорошими фальшивыми голосами трансух-скоморохов – и отлетают.
– Вообще, подозрительная какая-то, действительно, была история с этим Иаковом… – перебросив пальто на заборчик, озабоченно говорит Шломо – все еще с надеждой поглядывая на деревянный домик пиццерии с распахнутыми, дымящимися запахами окнами. – Мой папаша был конечно полоумный, но в одном он был прав: если Иаков правда «боролся с Богом», как следует из его второго имени «Израиль» – то что же здесь хорошего?! Чем же тут гордиться?! Это же позор, это плохо!
– А мне что-то вообще не кажется, – говорю, – судя по тексту, что Израиль там борется с Богом – уж скорее с демоном каким-то! Там же этот «некто», который против Иакова борется всю ночь, в темноте – вдруг, когда рассвет приближается, убегает со всех ног, пугаясь света! Это же явно демон какой-то. Мне кажется, – говорю, – что в те времена… Не обижайся только Шломо!… В те времена вообще царила изрядная путаница: предки твои понимали уже, что есть невидимые духовные силы какие-то – но до осмысленной дифференциации этих духовных сил, для разделения их на добрые и злые, люди в тот момент еще не дошли. И все эти невидимые силы они под одну гребенку называли «богом». То есть обожествляли и демонов, и ангелов – как бы считали, что всё, что невидимо и мощно – всё «бог». Вот тебе и всё объяснение того, что произошло с Иаковым. Боролся с каким-то бесом, по-моему – который мог бороться с Иаковом только в темноте, но сбежал от него, едва начался рассвет. Это, в общем-то типичное, судя по словам всех святых, для нечисти поведение.
Шломо, довольный, смеется:
– А в иврите же там, – говорит, – вообще стоит загадочное слово «Элохим»! Это слово же, – говорит, – еще одна неразрешимая загадка: в начале Торы, когда говорится о сотворении мира, слово «Бог» стоит ведь тоже в этом загадочном множественном числе: «Боги» – «Элохим» – а глагол – в единственном числе. «Боги сотворил». Что за этим стоит? Пережитки языческого многобожия? Или нечто большее? Может быть, это вообще намек на то, что у Бога были какие-то субподрядчики, когда творилась земля?! Или это вообще было коллективное творчество каких-то подозрительных небесных существ? И этим словом же «Элохим» иногда в Торе называют и ангелов тоже!
Я говорю:
– А кстати в русском переводе к эпизоду с Иаковом, в другом месте Библии, применяется как раз слово «ангел», что, мол, Иаков боролся с ангелом. Только мне все равно не кажется, судя по крайне странному, мягко говоря, поведению этого существа, что этот ангел был добрым. Мне так, извини, Шломо, не кажется. Иаков идет как бы по благословению Бога – и тут у него на пути встает в темноте какой-то тип, не представляясь и отказываясь предъявить документы, начинает с ним непонятно почему бороться и препятствовать ему идти дальше, ломает ему кость, да еще и боязливо улепетывает со всех ног, умоляя его отпустить, как только всходит солнце. Мало похоже все-таки поведение на Бога, или на Божьего доброго ангела. Прости, Шломо, но моя версия все-таки проста: неразборчивость людей, которые уже дошли до осознания реальности духовного невидимого мира – но еще не научились различать, где добрые невидимые силы, а где злые.
– А как же, – говорит Шломо с азартом (забыв, судя по выражению спорщицких глаз, даже про гипотетическую пиццу), – как же, когда царь Шауль слушает игру Давида на киноре, и на Шауля, как сказано в Торе, находит вдруг злой дух от Бога, и Шауль из зависти на Давида с ножами бросается?! Здесь же явно говорится, что этот злой дух насылается Богом!
Я говорю:
– Шломо, ну ты послушай сам себя, что ты несешь?! Ну надо же хоть немножечко уважать Бога! Даже если ты в Него не веришь! Зачем же ты Бога в шизофрении какой-то обвиняешь?! Бог добр. От Бога не исходит ничто злое. Злые духи отпали от Бога, они вне Бога и бунтуют против Него.
– А как же это тогда еще объяснить?! – возмущается Шломо, чуть не метнув шляпу от эмоций в окно пиццерии. – Как же тогда это еще объяснить?! Там ведь прямо сказано: злого духа на Шауля насылал Бог! А от кого же тогда приходят искушения, как не от Бога?!
– Никогда, – говорю, – не устану изумляться: людям почему-то легче даже Бога оклеветать и изобразить шизофреником – чем признать свои собственные человеческие интеллектуальные ошибки и заблуждения. Апостол Иаков, например, четко говорит: «Бог никого не искушает». Но людям почему-то удобнее творить Бога по своему образу и подобию! Изображать из Бога какого-то самодура-шизофреника-двурушника, который сам же на зло подстрекает, а потом за зло убивает и карает! Вообще, мало чего в мире есть страшнее, чем людские падшие представления о Боге! Это же кошмар! Бестиарий какой-то! Вместо попыток действительно понять и прочувствовать, каков Бог. Кто-то рисует характер Бога, беря за модель отвратных земных царей с их гордыней, капризами и всевластным самодурством. Кто-то считает, что Бога можно подкупить приношениями, убийствами животных и сожжением их трупов! Кто-то – вот вообще, не буду показывать пальцами, – по сути говорит, что Бог и сатана это одно и то же! Тьфу, пакость какая. Знаешь, мне кажется, что самое точное откровение о Боге, которое звучит в Ветхом Завете, это фраза, пророчески сказанная от Имени Бога: «Я молчал – а вы решили, что Я такой же как вы!»
– Я вообще не верю, что всё это существует! – вопит Шломо. – Я ничего не утверждаю! Я вообще тебе с самого начала говорил: я не верю, что Бог существует! Потому что все это слишком запутанно! И потом – мне совсем не нравится кровожадный портрет Бога, который просматривается местами в Торе! Вот хорошо, что ты сейчас об этом напомнила! Мне, хоть я и не вегетарианец, как ты, – но мне глубоко противно думать, что Бог просит кого-то убивать и сжигать Себе в жертву! Это противно!
Я говорю:
– Не волнуйся, – говорю, – Шломо: Христос, когда исцеляет чудесным образом человека, говорит ему: пойди, покажись священникам и принеси дар, во свидетельство им. Христос не говорит: принеси жертву, потому что это угодно Богу – Христос говорит: принести жертву во свидетельство священникам и людям. Христос таким образом совершенно четко дает понять, что принесение в жертву животных – это не что-то угодное Ему, или Его Отцу Небесному – а это только человеческая традиция. Причем традиция эта – как прекрасно знали уже даже наиболее вдохновенные Богом ветхозаветные пророки – откровенно гнусная. Но Бог эту падшую традицию временно попускал – пока падшие богоизбранные собеседнички хоть чуть-чуть разовьются морально, умственно и духовно – и избавятся от кошмарных хвостов язычества. Я вот, – говорю, – убеждена, что твои предки сыграли действительно огромнейшую богоизбранную роль – они донесли знание о том, что Бог – Единственный, – а на фоне, как ты наверняка помнишь, тогдашнего враждебного окружения из недоразвитых диких языческих народов, которые откровенно поклонялись сатанинским идолам, – единобожие было настоящим подвигом. И то, что Спаситель родился физически из народа твоих предков, это высочайшая честь, дарованная богоизбранному народу Богом. И уж что может быть почетнее для евреев, чем то, что весь мир поклоняется Христу, рожденному из еврейского народа! Но вот честно тебе признаюсь: мне кажется, что все, без исключения, падшие люди, пав, очень сильно ударились головой – и, утратив возможность видеть Бога, не очень вообще себе представляют характер Бога – а пытаются конструировать представления свои о том, каков Бог, из того же падшего, земного, подручного, пронизанного злом материала, из которого, увы, состоит весь зримый падший мир. И неудивительно, что воображаемые, вымышленные картинки «Бога» в Ветхом Завете получаются чудовищными и отталкивающими. Тут ничего оскорбительного для древних евреев нет – на фоне окружавших их мерзопакостных идолопоклонческих народов они достигли высочайшего на тот момент знания о Боге. Но я думаю, что ты и сам ведь прекрасно замечал: в самой же Торе, в Ветхом Завете полно прямых противоречий – и одно из самых ярких – ровно то, о котором ты сейчас упомянул: одни люди, как упертые, талдычат о кровавых жертвах, которых якобы надобно Богу – другие – пророки – кричмя кричат, что не нужны Богу никакие жертвоприношения и что жертвоприношения даже оскорбительны и противны Богу, что Богу нужно только чистое раскаявшееся сердце, добрые дела и прекращение злых поступков! И это не конфликт у вымышленного шизофреника «бога» в мозгах – а просто недопонимание людьми характера настоящего Бога. А то, что древние евреи в отношения с Богом умудрились втащить те же самые атрибуты, которые использовались окружающими народами для поклонения бесам – а именно жертвоприношения животных – это самая яркая иллюстрация этого кардинального, коренного недопонимания людьми характера Бога. Ну, да, допускаю, что Бог, в ситуации, когда надо было продемонстрировать слаборазвитым в духовном смысле людям свою силу, действительно снисходил к людскому мозговому падшему уродству – и воспламенял жертвенник, поставленный Ему – просто чтобы посрамить жертвенник, поставленный бесам. Бог вынужден с нами говорить немножко как с дебилами – чтобы мы хоть что-то поняли! Но это не значит, что из всех этих попущений и снисхождений к людскому уродству мы можем делать вывод о характере Бога: ага, значит, Бог, мол, кровожадный идиот, который любит нюхать сожженные трупы убитых животных. Это не так. Не надо переносить на Бога картинки общения соседних народов с бесами, в Ветхозаветные времена.
– А Исаак! – кричит Шломо. – Исаак! Какой вменяемый Бог будет призывать принести в жертву ребенка?! Авраам хотел зарезать Исаака! И еще считал, что это Бог ему велит убить ребенка! Всё это отвратительно! Всё это просто животные гадкие ритуалы людей. Никаким Богом это всё мотивировано быть не может. Всё это гадкие выдумки, чтобы оправдать свою собственную жестокость! – говорит Шломо.
Я говорю:
– Честно тебе сказать, Шломо: несмотря на все изысканные последующие теологические трактовки, я лично убеждена, что это не Бог говорил Аврааму убить собственного сына, а дьявол. Это было явное искушение. И именно так убивали своих детей соседние племена в жертву лже-богам, то есть бесам, сатане. Все последующие трактовки – я думаю, просто попытка как-то отыграть это сумасшествие и дьявольское наваждение, которое нашло на Авраама, – наваждение и искушение, от которого Божий Ангел Авраама удержал.
– Ну так как же понимать! – кричит Шломо. – Когда в одной и той же книжке Бог объявляется ответственным за всё это! Как же еще я могу понимать характер Бога, как не жестокого и бессмысленного, очень похожего, судя по его запросам, вкусам и действиям, на тех самых кровожадных бесов, которым поклонялись упомянутые тобой соседние племена?!
– Опять ты по новому кругу, Шломо… – говорю. – Думаю, Шломо, что Ветхий Завет – это в огромной степени – отражение характера падших людей, а не Бога. Летопись попыток падших людей осмыслить весь ужас захваченного сатаной в плен падшего земного мира. Отражение поиска этими падшими людьми Бога – и их мысли о Боге, Которого каждый из падших людей представляет в меру своей испорченности и падшести. Мысли о Боге, пропущенные через уродливый фильтр людской падшести. А местами – пронзительные реальные Божьи откровения – отличить которые в тексте от бреда падшего человеческого разума можно только особым резонансом сердца. Мне не кажется случайным, что Христос, когда пришел к своим соплеменникам, которые уже на протяжении пары тысяч лет были убеждены, что давно уже схватили Бога за бороду, прямо сказал им: «Не знаете ни Меня, ни Отца Моего Небесного». В этом нет оскорбления – это констатация: просто Христос пришел ровно для того, чтобы явить живой образ Бога, чтобы из того, как действует и что говорит Христос, мы познали и увидели истинный характер Бога. Крайним неуважением по отношению к Богу было бы считать, что Бог двуличен: что в Христе Бог являет нам Свое доброе и любящее лицо – а на самом деле Бог злой, мстительный, кровожадный шизофреник-двурушник, подзуживающий людей на зло и уничтожающий их потом за это. Нет, не существует лицемерия Бога – Бог по максимуму показал себя именно в Христе. А образ жестокого кровожадного самодура-бога – это вымышленный падшими людьми образ. Иначе Бог пришел бы не как беззащитный Христос, а как вооруженный земной царь, сокрушая всех врагов на своем пути оружием. Но таким, силовым путем, как прекрасно знают все христиане, придет антихрист, а не Бог и не Мессия. Злого, вымышленного Бога не существует – люди рисовали образ Бога с дьявола, захватившего этот падший мир, и с земных царей, одержимых дьявольской гордыней и жаждой власти – в этом весь ужас! Мы просто до сих пор не осмеливаемся этого понять! А некоторые просто сознательно не желают этого признавать – именно потому, что тогда им придется расстаться и со своей земной гордыней, и с любовью ко всем побрякушкам власти, и с идолопоклончеством земным правителям, и с подлым языческим сатанинским поклонением земной физической силе, и с сатанинским идолопоклончеством государству и силовым структурам! Я верю, что Христос не преувеличивает, когда прямо говорит, что нет другого пути к Богу, кроме как через Него, и что никто к Богу не может прийти, кроме как через Него. Это ведь и в смысле интеллектуальном тоже – понять характер Бога можно только через Христа, через то, как действовал Христос в Своей земной жизни, через Его слова и поступки. Христос же прямо говорит: «Видящий Меня – видит Отца Небесного». Бог говорит через Христа – вот, это Я! Я – Такой! Это единственный за всю историю человечества случай прямого и полного откровения Бога о Себе. Все остальное – это поиск Бога людьми и частичные откровения, пропущенные людьми через фильтр своей падшести и грешности. Именно и только Христос – это точный живой портрет истинного характера Бога. Бог максимально выразил Себя в Христе. Христос – это Слово Бога, произнесенное так, чтобы мир наконец-то услышал.
– Слушай, – говорит Шломо тихо. – В этом во всем для меня есть одна очень большая проблема и нелогичность. Подожди, не морочь мне больше голову своей христианской пропагандой! Я вот только-только сформулировал для себя эту проблему… Не перебивай меня, а то я забуду, как вот я ее придумал тебе четко выложить! Не уговаривай меня больше! Я тебе откровенно скажу: конечно мне образ беззащитного доброго героя с любящим сердцем, готового пожертвовать собой, гораздо симпатичней в качестве портрета Бога, чем образ изверга, тут меня не надо убеждать. Но вот я тебе скажу одну простую вещь. Зачем бы Богу потребовалась вся эта земная история – если даже богоизбранные люди представляли себе Бога довольно превратно, если вообще вся земля, как ты говоришь, «лежит во зле»?
– Опять за рыбу деньги, Шломо… – подстанываю уже я.
– Какую рыбу?! – оживляется вдруг Шломо, косясь на ресторанчик по правую руку.
– Никакую. Забудь, – говорю. – Слушай, – говорю, – давай про что-нибудь другое поговорим, а? Про твою невесту например.
– Нет, как это про другое?! Как это про другое, когда это самое интересное?! – орет Шломо.
– Как ее зовут? – говорю.
– Кого?! – вопит Шломо в запале.
– Невесту твою, кого же еще! – говорю.
– Не знаю! – орет Шломо. – Какая разница! Не помню! Забыл! Мама несколько раз говорила, даже записать умоляла, а я забыл! Что ты меня с мысли сбиваешь и от ответа отказываешься!
– А потому, Шломо, что ты уже, по-моему, по десятому кругу меня в бессмысленности земного мироздания попрекаешь! Ну это все цена за свободу, Шломо! Это все результат человеческой свободы, свободного выбора, право которого Бог предоставил всем своим творениям. Видимо, мы просто действительно настолько плохо своими скудными земными мозгами представляем себе Бога, что не можем понять, что свобода – это важнейшее и неотъемлемое свойство Бога, и что предоставлять всем свободу, никогда и никого не заставлять ничего делать насильно – это основополагающее, сущностное свойство Бога – что если бы Бог вел себя иначе – Бог не был бы Богом. Бог в этом – полная противоположность земным узурпаторам и диктаторам. Свобода, которую нам и всем Своим творениям Бог предоставляет – эта свобода не игрушечная, не марионеточная, а настоящая. Бог предоставляет настолько реальную неподдельную и безграничную свободу – что этот Божеский дар свободы включает в себя даже право отвернуться от Бога, отказаться от Бога! Бог даже на этот риск идет – чтобы в конце концов с Ним остались только Божьи неподдельные свободные друзья, сделавшие свободный выбор. И именно и только в Царствии Небесном, после конца видимого земного мира, Бог обещает уничтожение зла. А пока что, в земном преломлении, отсутствие свободы моментально приводит к торжеству зла. Где Дух Господень, там свобода. Где нет свободы – там нет Духа Господня. Карцер и Гулаг Богу не нужны – Богу нужны только свободные друзья, выбравшие свободно, без принуждения встать на сторону Бога. Насилие, принуждение и агрессия – это почерк сатаны. А почерк Бога – это предоставление свободы и безграничное уважение к свободному выбору каждого. Ты вспомни – Христос, обращаясь к душам и интеллекту Своих учеников, до самого последнего момента их переспрашивает: «Не хотите ли отказаться от Меня? Не хотите ли уйти от Меня?» То есть Христос предоставляет ученикам свободу выбора до самого конца. Это поведение Самого Господа ведь навсегда, авансом, клеймит любые акции принуждения к принятию веры, да и любое ущемление земными властями свободы выбора – как крайнее богохульство! Раз Бог предоставляет нам свободу – то кем себя воображают мелкие земные безумцы-царьки и диктаторы, которые эту свободу у всех вокруг маниакально пытаются отнять?
– Интересно… – вдруг смягчается Шломо. – Очень интересно… – говорит Шломо и с блаженнейшей улыбкой припирает пузом поручень и, накренясь, развернувшись лицом к Темзе, следит глазами, как прицелом, за косым, визгливым (и не безопасным с точки зрения бомбардировок) барражированием чаек над головой. – Я много размышлял как раз вот об этом, когда молодым был – как раз об этом странном превращении добра в зло в любом государстве, как только в нем исчезает свобода. Я ведь, когда мой ортодоксальный папаша помер, а я его бизнес сбагрил другим ювелирам, я ведь вернулся сюда в Лондон, и засел в библиотеки – я книжку начал писать, роман, представь! Я перерыл тысячи старинных книг – философия, история! Я пытался найти протагониста для образа своего сумасшедшего ортодоксального отца – уличного проповедника, но и запредельного грешника одновременно, психически больного с маниакально-депрессивным синдромом – оравшего про иудейского Бога, но жравшего свинину, призывавшего каяться, но ходившего к проституткам, оравшего про добро – но бросавшего свою жену и изменявшего ей. И я даже начал писать – не смейся только – написал начало приключенческого романа – угадай, кто там у меня главный герой! Я попытался спроецировать на историческую сцену – а что если бы у такого безумного человека появилась бы вдруг своя аудитория, своя республика, свое государство?! Угадай, в чьем образе я вывел своего ортодоксального папашу-ювелира?!
– Нет, – говорю, – Шломо, ничего я угадывать не буду. Говори сам, если хочешь!
– Никогда не угадаешь, даже если попытаешься! Савонарола! Я начал в молодости писать роман про Савонаролу! Мой отец там выведен в образе молодого Савонаролы! Я провел целые исторические исследования и описываю там молодые, никому не известные толком годы Савонаролы!
– Вот уж ничего похожего, по-моему, – говорю, – судя по тому, что ты рассказываешь.
– В том то и дело… – грустнеет Шломо. – В том то и дело, что ничего похожего. Я и сам это в какой-то момент понял, понял, что это – искусственная конструкция – я пытался как бы разыграть невозможное. Я как-то потонул в той реке архивов, исторических, философских и религиозных книг – и не заметил, что просто зачитался, забылся – и роман так и остался недописанным. Я даже четверти не написал. Мне так сначала было интересно в нем путешествовать, путешествовать во времени. А потом… Потом, когда я вспомнил про реальность, которую я хотел просто приукрасить, вписав ее в исторический образ – так вот, когда я вспомнил про реальность, мне стало вдруг не по себе в этом романе – он сразу отслоился от протагониста, он остался отдельной картинкой – а реальность отдельной. Я писать про реальность не захотел, больно все это ворошить. И – ну вышел из библиотек в мир, и роман так и остался недописанным, никаких ответов на свои вопросы я в книгах не нашел. Хотя, знаешь, я до сих пор немножко скучаю по тем временам, когда я только начинал роман писать и когда я только начинал свои исследования: корешки старинных манускриптов, эта особая молчаливая вакуумная торжественность в зале редких книг! Этот особый запах старых книг!
– Ну да – в вечности не пахнет беконом, – дразню его я. – Пойдем, – говорю, – чего, ты навсегда теперь здесь, у пиццерии, жить решил остаться и нюхать?
– Можешь, – говорит Шломо (жмурясь, не двигаясь с места, развалившись на заборчике, расслабленно подставляя большое личико выплавляющемуся из тонкой полупрозрачной дымки солнцу, явно отодвинув уже эмоционально предмет беседы в комиксы), – можешь, конечно, винить в этом запах бекона, но ты меня не убедила.
– В чем, – говорю, – конкретно я тебя не убедила, Шломо?
– В том, – говорит. – Ну в том… Как Бог оправдывает зло на земле?
– Да ты взбесился, что ли, Шломо, право слово, а?! – ору. – Конечно же Бог никакого зла не оправдывает никогда! Окстись! – говорю.
– Что-что сделать? – заинтригованно переспрашивает Шломо, приподняв белое полное правое веко. – Я, – говорит, – конечно стараюсь русский вывести на высочайший уровень, как ты заметила – ради тебя, ши́кца, между прочим, учу! Но ты все-таки говори помедленнее и поразборчивее. Что, – говорит, – сделать?
– Бог ничего не «оправдывает», – кричу, – никакого зла Бог не оправдывает! Эмпатия ко злу не допустима! Оправдание зла недопустимо! Оправдывающий зло сам становится злом! Бог всегда проклинает зло! Бог ничего не оправдывает, Христос просто спасает, вытягивает, выкупает нас, выдергивает нас из этого мира, одержимого злом. Бог конечно же не оправдывает зло, а наоборот проклинает зло. Если бы Бог «оправдывал» зло, то Бог был бы злом. Есть тысячи версий о том, почему мир оказался захвачен злом. Заметь – ведь у всех народов во все времена всегда было подспудное знание о том, что с миром не все в порядке, что произошла какая-то трагедия, что произошло грехопадение, что мир отпал от Бога. Христос – вот заметь! – никогда почти подробно не рассказывает, как устроены небеса, Христос дает только краткие алгоритмы знания об этом. Христос не рассказывает в подробностях и о том, как произошла катастрофа во вселенной, откуда возникло зло во вселенной, как произошло грехопадение – мы только знаем из слов Христа, что сатана был «первым, кто не устоял в истине». Христос не объясняет никаких деталей! Видимо потому, что люди, в падшем состоянии, не могут этого понять. Но Христос делает нечто гораздо лучшее: Христос спасает из всего этого ужаса! Христос выкупает нас, платит за нас выкуп, какими бы мы грешными ни были – мы принадлежим только Христу с той секунды, как мы Христа принимаем, с той секунды, как мы признаем, что этот страшный выкуп заплачен Христом и лично за нас. Если мы оказались в яме – то самое главное – это из нее выбраться наверх, наружу, спастись – и уже потом узнать о том, почему произошла трагедия, откуда и по чьей вине эта яма вообще появилась во Вселенной. А Христос как раз это и делает: спускается за нами в эту страшную яму и дает нам лестницу, единственную лестницу, по которой из этой ямы можно вылезти. Христос – вот вспомни! – прямо говорит, что бессмысленно пытаться людям объяснить то, как устроено небесное – когда люди Ему даже не верят, когда Он объясняет им про земное. Христос констатирует несколько раз: вы не можете пока что «вместить» эту информацию. То есть то, как устроена истинная жизнь, на небесах, находится за пределами человеческого понимания. И одновременно Христос обещает, что Святой Дух, по мере развития душ, будет от Христа сообщать людям всё новую информацию – творить Upgrade, короче. Нам очень трудно, например, понять соотношения между Божьим мирозданием – и сатанинской порчей; между безусловным злом, в котором лежит мир – и Божьим гениальным даром любые обстоятельства оборачивать во спасение Своим избранным людям. У Бога, насколько я это себе представляю, был очень простой выбор – уничтожить этот впавший в зло мир – или попытаться спасти тех, кого можно. Да, мы оказались в очень плохой, запредельно плохой ситуации – но даже из этой очень плохой ситуации Бог пытается нас спасти – вместо того, чтобы уничтожить. И Бог из любви к нам, даже прокляв этот мир, то есть предав этот мир сатане, предав этот мир человеческим похотям – Бог все-таки вторгается инкогнито в этот мир, все-таки поднимает своих сторонников на бунт против законов этого мира. Хотя Бог прекрасно понимает, что даже избранный человеческий материал, через который Ему приходится действовать – ужасен. Бог действует через Своих людей, через людей, добровольно вставших на Божью сторону, Бог создает – не в территориальном, а в духовном смысле – посреди этого враждебного Богу мира Свои уделы, руги.
– Чего-чего создает?! – вопиет Шломо.
– Забудь, – говорю. – Не знаю этого слова ни на английском, ни на немецком. Короче, – говорю, – Бог исподволь, инкогнито, осуществляет невидимое вторжение в этот мир и начинает здесь Свою, Божественную, невидимую, параллельную, Божью историю – которая абсолютно ничего общего не имеет с человеческой, видимой историей внешней. Суть внешней, видимой, противной Богу человеческой истории – животно-сатанинская: драчка за женщин, за территории, за деньги – и самая основная суть того гнуснейшего процесса, который люди привыкли громко называть своей историей – это удовлетворение сатанинской гордыни – то есть именно того, что Иоанн называет гордостью житейской, которая противоположна и противна Богу. А параллельную, Божью, истинную, внутреннюю историю, мир, как правило, никогда не видит и не замечает – более того, – с точки зрения мира сего, Божья история бессмысленна – потому что провальна в материальном смысле и даже почти всегда обречена на провал во внешне-историческом, материальном смысле.
– Ну-ка, ну-ка? – издевательски переспрашивает Шломо. – То есть ты утверждаешь, что Бог заведомо идет на провал?! Что Бог заведомо ведет на провал Своих избранных людей?!
– Ну а как диссиденты, – говорю, – в советское время шли на заведомый провал? Когда Наталья Горбаневская в 1968-м году вышла с еще семерыми людьми на Красную площадь с протестом против введения советских войск в Чехословакию – ты, что, думаешь, что эти смертники всерьез думали, что их акция заставит Кремль вывести войска из Чехословакии? Или, ты думаешь, что они всерьез рассчитывали, что их акция изменит страну, изменит миллионные массы людей – забившихся по углам в трусливой рабской зевоте?! А тем не менее, вот эти несколько минут, когда благодаря этим восьмерым людям на Красной площади торжествовала бесстрашная истина, были гораздо важнее для Бога, для Божеской, истинной истории, чем вся гнусная гугнивая внешняя история нескольких поколений жизней, смертей, сношений и деторождений миллионов бездумных трусливых покорных советских рабов – мертвецов, которые хоронили своих мертвецов. Потому что как сказал Христос, «нет больше той любви, как если кто положит жизнь свою за друзей своих» – а это именно то, что готовы были сделать Горбаневская и другие диссиденты. Вот так же и Бог, по сути, как и антисоветские диссиденты, на протяжении всей богоборческой человеческой истории, поднимает тост «За успех Нашего безнадежного дела» – зная, что на земле, в условиях падшего мира, Божье дело заведомо обречено на внешне-исторический, видимый, провал, а Божьи люди – заведомо обречены на лишения, изгнание, муки и даже гибель. Но Богу бесконечно важно, чтобы даже здесь, даже в условиях падшего, захваченного сатаной мира, звучала Божья правда – даже если во внешне-историческом или «государственном» плане эта правда и не победит. Истина должна звучать – в этом смысл Божьей истории. Мне кажется, что Бог никогда не вторгается прямо во внешнюю, человеческую, животную историю мира. Вернее, вторгается в нее крайне редко – и именно и только эти удивительнейшие неправдоподобно чудесные Божьи прямые вторжения, эти точки пересечения внешней и внутренней истории, мне и интересны. В жизни каждого человека ведь тоже интересны и важны только такие мгновения вторжения Вечности, взломы горизонтали секулярного падшего автоматизма Божественной объемностью Вечности, сразу переносящей жизнь и душу в вольное Божественное измерение. Более того – именно и только такие мгновения и имеют значение для Бога, для Вечности. Все остальное не стоит ничего.